CC BY
54
В. А. Береснеба. Теория всеединства Л. П. Карсавина как философский фон.
Языки мира
Лексико-грамматические и семантико-синтаксические аспекты
языковых единиц
УДК 141.338
В. А. Береснеба
ТЕОРИЯ ВСЕЕДИНСТВА Л. П. КАРСАВИНА КАК ФИЛОСОФСКИЙ ФОН ЛИГВИСТИЧЕСКОГО СИНКРЕТИЗМА
В статье рассматривается теория всеединства известного русского философа Л. П. Карсавина. Особое внимание уделяется «закону развития исторической индивидуализации». Показывается, что онтологическое единство находит отображение в языке. Делается вывод о том, что учение о всеединстве Карсавина составляет философский фон лингвистического синкретизма.
The article is dedicated to consideration of the theory of total unity of L. P. Karsavin. A special attention is given to "the law of development of historical individuality". It is shown that ontological unity finds reflection in the language. The author concludes that Karsavin's doctrine of total unity forms the philosophical background for linguistic syncretism.
Ключевые слова: язык, мышление, лингвистический синкретизм, онтологический синкретизм, закон развития исторической индивидуализации.
Keywords: language, thinking, linguistic syncretism, ontological syncretism, the law of development of historical individuality.
Лингвистический синкретизм (греч. sygkretismos = соединение, объединение) понимается нами в двух значениях. Во-первых, как синкретизм языкобых форм. Синкретизм в данном значении мы трактуем как собмещение дбух и более функций одним языкобым знаком и отличаем это языковое явление от явлений контаминации, игры слов, омонимии и полисемии [1]. Второе значение представляет научно-лингбистическое понимание синкретизма. Лингвистический синкретизм как языковое явление, конечно, существует объективно. Но к его установлению, выяснению его природы и лингвистического статуса мы приходим именно вследствие научно-лингвистического истолкования данного феномена.
Развитие языка как формы проявления мышления непосредственно связано с развитием нашего мышления. Для объяснения лингвистического синкретизма мы, несомненно, можем и должны использовать законы мышления, развивае-
© Береснева В. А., 2009
мые, к примеру, в рамках теории всеединства. В качестве философских оснований лингвистического синкретизма в настоящей работе рассматривается идея всеединства выдающегося отечественного мыслителя Л. П. Карсавина, прежде всего его закон развития исторической индивидуализации.
Лев Платонович Карсавин (1882-1952) формирует свою концепцию всеединства исходя из христианского догмата троичности, которому он придает исключительное значение. В своей первой философской книге «Ко^еБ Ре1горо1капае» (1922) Л. П. Карсавин пишет, что «Бог - одна и единая сущность» [2]. «Божество как Сверхсущность Единая, - читаем далее у Карсавина, -<...> сверхвременно разъединяется на Отца, Сына и Духа Святого и сверхвременно соединяется вновь, всегда разъединенное и всегда единое, сразу - единое, разъединенное, триединое» [3].
«Воссоединенное», «восстановленное» [4] единство как триединство, указывает мыслитель, «не может быть "первым" или сущностным единством Божества» [5]. Он подчеркивает, что «сущность Божья исконно и неизменно едина (не многоедина), и связуются не сущности, а ипостаси» [6], «Божьи личности, лица», «единосущные» [7] ипостаси Отец, Сын и Дух Святой.
Бог для Карсавина - «истинное Всеединство» [8], мир же - «Богоявление, теофания» [9]. Он говорит: «Существо, совершеннее коего нет ничего и помыслить нельзя, все в себе заключает. Оно - Всеединство. Рядом с ним я - ничто: я -нечто лишь в Нем и Им. Иначе Оно не всесовер-шенно, не Всеединство. И все же я мыслю, приемлю Его; ничто вне Бога, в его излиянии я -нечто. Воспринимаю я Бога как Всеединое Совершенство, но воспринимаю Его мне противостоящим» [10]. «Богу, - читаем в другом месте, - я иносущен, и нет во мне ничего моего, никакого моего свойства: все - явление Божье во мне иносущном» [11].
«Бог есть <. > всеединое и единственное Бытие, совершенное, самодовлеющее» [12]. «Мир, - убежден Карсавин, - стремится <...> к полноте Бытия» [13]. «Все стремится быть, <...> вбирает в себя иное, хочет <...> слиться с иным» [14]. «В объединении себя с иным, - замечает он, - являет себя единство, некогда распавшееся на одно и иное, на многое» [15]. «Но во времени и пространстве, - полагает Карсавин, - не
достигает воссоединение цели своей <...>. <...> Не совершенно временно-пространственное единство, не восстановляется вполне целое, оставаясь недосягаемой целью» [16]. «И все же, - заключает он, - мир начал быть, и единство в нем первее множества, а множество разрешится в единстве» [17].
Л. П. Карсавин - историк по специальности. Отличительной особенностью его учения о всеединстве является применение идеи всеединства к волнующим его вопросам исторического развития.
«Эмпирическое тварное бытие» [18], «иное» [19] Абсолютного, определяется Карсавиным как «стяженное всеединство» [20]. В тварном стя-женном всеединстве он выделяет «собственно-историческое бытие» как «наименее умаленное» [21]. Собственно-историческое бытие есть человечество, рассматриваемое исследователем в качестве «всеединого, всепространственного и все-временного субъекта» [22].
Человечество как «всеединая личность <...>, противостоящая Абсолютному Бытию и иному тварному бытию» [23], представляет, согласно концепции Карсавина, всеединство всех «индивидуализирующих ее личностей» [24] (Л. П. Карсавин говорит о «личностях» «в силу акта Абсолютного, которое есть Абсолютная Личность» [25].). Характеризуя личности-индивидуализации, мыслитель отмечает: по причине того что любая личность есть «материальное всеединство своих моментов» [26], «индивидуализирующая высшую личность низшая является всею ею материально и противостоит прочим индивидуализирующим ее личностям в своей специфически-личной качественности» [27]. «Всякая <...> низшая личность <...> специфически, по-своему, раскрывает, индивидуализирует и дифференцирует» [28] всеединую личность. С другой стороны, каждая такая личность, поскольку она есть «момент всеединства» [29] и поэтому должна быть также всеединством, и сама является всеединством индивидуализирующих ее личностей, «и этот процесс дифференцирования или раскрытия всееди-ной личности нисходит в бесконечность» [30].
Как всеединые, а именно «в своих (вторичных) качествованиях или моментах» [31], рассматриваются Карсавиным и «качествования». Каче-ствования присущи всеединому субъекту [32], и к ним исследователь относит, например, мышление [33], чувства, стремления [34] личности.
Высшая реальность и идеал для человечества в теории Карсавина - его «усовершенность» [35]. «Усовершение» человечества, считает он, осуществляется «сверхэмпирическим актом: в эмпирии чрез Абсолютное», «есть процесс Богочеловечес-кий» [36]. Л. П. Карсавин учит нас далее: «Усо-вершенная историческая действительность - полнота Абсолютного в тварном субъекте, противо-
стоящем Субъекту Божественному, который созидает свободно возникающую тварь, всецело отдает ей Себя и всецело приемлет в Себя и делает собою ее, свободно Ему отдающуюся. Усо-вершенная историческая действительность чрез свободную самоотдачу себя Богу и чрез обоже-ние ее Богом есть момент Божественной Полноты» [37]. История в своих онтологических основаниях «телеологична» [38]: Бог является источником и целью исторического бытия человечества как всеединого субъекта истории. В основе учения Л. П. Карсавина о становлении человечества обнаруживается, таким образом, вышеозначенная триада «первое единство - разъединение - воссоединение (восстановление)».
«Тварность», с точки зрения мыслителя, «есть становление, т. е. созидание Абсолютным нечто из ничто и ("в то же самое время") свободное приятие этим нечто Абсолютного» [39]. А поскольку «Абсолютное возможно лишь в том случае, если нечто, ставшее Им, Ему себя отдает, в Нем перестает быть» [40], то становление нельзя мыслить без «погибания». «В несовершенстве своем, -пишет Карсавин, - тварное всеединство и каждый его момент могут выразить себя лишь как становление в погибании или погибание в становлении» [41]. Так он приходит к установлению «общего закона развития исторической индивидуализации или исторического момента, индивидуальности и качествования» [42] и усматривает его «в силу принципа всеединства» [43] в любой индивидуальности. Самая общая формулировка этого закона такова: «всякая историческая индивидуальность возникает как нечто новое и единственное, становится и погибает в целостности своей и в каждом своем моменте» [44].
Конкретизируя данную формулу, Карсавин называет четыре момента, определяющих эмпирическое развитие исторической индивидуальности (всеединого человечества в целом и во всех его индивидуализирующих личностях). Началом развития он считает «потенциальное всеединство исторической личности» [45]. Оно «лежит за пределами истории, на грани времени и исторического бытия» [46] и непознаваемо. «Потенциаль-но-всеединая личность, начиная быть и отделяясь от всеединого человечества, едина в себе самой, не дифференцирована, не многообразна» [47].
Следующий период развития - «первично-дифференцированное единство» [48]. Оно уже разъединилось на моменты и «тем самым умалило свое единство» [49]. Но моменты, «противостоя друг другу», еще «взаимно связаны реальною связью» [50], легко возникают и исчезают, переходят друг в друга, взаимозаменяемы. Для бытия этого периода характерна «синтетичность» [51].
Третий момент развития определяется Л. П. Карсавиным как «период органического единства» [52].
В. А. Береснева. Теория всеединства Л. П. Карсавина как философский фон.
Отличительные черты этого периода - функциональная ограниченность и относительная стойкость ин-дивидуализаций. «Чисто-органическое бытие индивидуальности, - указывает исследователь, - есть умаление ее единства, а следовательно, единства и целостности каждой его индивидуализации, ибо она, утверждая исчерпанность всеединства в системе множества, тем самым отрицает единство как принцип бытия» [53]. Органическое единство, по мнению автора, обязательно «вырождается в систематическое и затем погибает в распаде» [54], что и составляет четвертый момент развития.
Итак, опираясь на учение об Абсолютном как о Триединстве, которым, по словам самого Л. П. Карсавина, «даются последние основания понятиям бытия и небытия, становления и погибания, личности, Богочеловечения и Боговоплощения» [55], исследователь выдвигает идею триады «первое единство - разъединение - воссоединение (восстановление)», где первое единство есть сущностное единство, а воссоединенное единство представляет единство единосущных ипостасей, которая (идея триады) обнаруживается в его концепции становления человечества как развития всеединого субъекта истории. Анализ «стяженного» субъекта развития приводит Карсавина к установлению «общего закона развития исторической индивидуализации или исторического момента, индивидуальности и качество-вания». С учетом принципа всеединства данный закон распространяется мыслителем на всякую индивидуальность.
Проблема лингвистического синкретизма исследуется автором статьи на материале грамматической категории времени немецкого языка. В ходе изучения языкового материала были выявлены два этапа развития синкретизма в становлении системы временных форм немецкого языка. Первоначальный, или первородный, синкретизм, характерный для ранних этапов развития языка, выражался в смешении, вынужденной слитности содержательных элементов грамматической категории времени и являлся отражением ее неразвитого состояния. Так, например, в древневерхненемецком языке отсутствовала специальная форма для выражения будущего времени. Будущее время могло обозначаться пре-зенсом [56].
Примечательно, что первоначальный синкретизм в рамках грамматической категории времени в немецком языке можно наблюдать не только на ранних этапах развития языка. Также и межкатегориальный синкретизм временных форм современного немецкого языка может быть обозначен первородным синкретизмом.
Под межкатегориальным синкретизмом в настоящем исследовании понимается совмещение грамматической категориальной формой в ее денотативном содержании, помимо темпоральной
семы, также сем других грамматических категорий. В результате последовательного разграничения характера протекания события / бытия и его существования во времени, учета различной маркировки характера протекания, а также рассмотрения временных форм как глагольных комплексов, представляющих единое грамматическое целое при сохранении семантической значимости их компонентов обнаруживается совмещение в денотативных функциях всех временных форм грамматических категорий темпуса и аспекта. С точки зрения темпоральной дифференциации формы презенса и перфекта могут быть определены как презентные, формы претерита и плюсквамперфекта - как претеритальные, формы футура I и II (в которых наблюдается синтезирование семантики глагола «werden» и грамматического значения формы презенса) - как фу-туральные относительно момента актуального Теперь. С точки зрения аспектуальной дифференциации формы презенса, претерита и футура I могут быть определены как неперфективные (неперфективный аспект представлен в формах пре-зенса и претерита их нулевыми компонентами, в форме футура I - формой инфинитива I), формы перфекта, плюсквамперфекта и футура II -как перфективные (перфективный аспект во всех формах представлен формой причастия II). В связи с отсутствием верификации ожидаемого говорящим будущего события / бытия денотативные функции форм футура пополняются еще и модальной семой [57]. Временные формы в современном немецком языке являются би- или поликонцептными. Поскольку размежевания содержательных элементов исследуемых объектов еще не произошло, мы называем межкатегориальный синкретизм первородным синкретизмом.
Как показывает анализ фактического материала, синкретизм свойственен не только неразвитому состоянию грамматической категории времени, но может рассматриваться и как результат ее эволюции. Возвращаясь к вышеприведенному примеру с выражением будущего времени пре-зенсом, заметим, что в ранненововерхненемец-ком языке формируются футур I и II [58], но также и в современном немецком языке имеет место использование презенса в функции будущего времени (денотативное темпоральное содержание формы презенса есть обозначение настоящего времени).
Совмещение временной формой в ее парадигматическом содержании нескольких сигнификативных функций, одна из которых совпадает с денотативной функцией данной временной формы, а другие отражают ее транспонирование в первичную временную сферу употребления других временных форм, есть проявление бнутрика-
meгоpиaлъного синкретизма и свидетельство по-ликонцenmноcmи временных форм. Презенс и перфект транспонируются в первичные временные сферы функционирования претеритальных и фу-туральных временных форм, претерит и плюсквамперфект - в первичные временные сферы функционирования презентных и футуральных временных форм, футур I и футур II - в первичные временные сферы функционирования презентных и претеритальных временных форм [59].
Сигнификативные функции, обнаруживакщи-еся при употреблении временной формы в областях, традиционных для других форм парадигмы, не тождественны денотативным функциям этих форм, поскольку денотативные функции представляют объективное содержание форм, а смысловые признаки, возникаюmиe при транспозиции временной формы в первичную временную сферу функционирования других временных форм, проявляются на уровне являюmихся фактом коллективного языкового сознания коннотаций. Под коннотацией автор понимает смысловое содержание языковой единицы, выступа-юmeй во вторичной для нее функции наименования, формируемое ассоциативно-образным представлением об обозначаемой реалии на основе осознания внутренней формы наименования. Если мы, например, сравним бyдymee, выражаемое футуром I, и бyдymee, выражаемое футураль-ным презенсом, то заметим, что они не идентичны. Благодаря презентному денотативному предназначению презенса замemeниe футура I пре-зенсом производит стилистический эффект псевдоактуализации. Бyдymee событие изображается так живо, как будто бы оно уже сейчас проходило перед нашим взором. То, что eme не имеет места, приобретает видимость настояmeго, актуального, ср.: Nächste Woche spielen sie Im Westen nichts Neues. <...> Chef, wir sehen uns zusammen den Remarque-Film an und geben Rückendeckung (Agricola E. «Tagungsbericht oder Kommissar Dabberkows beschwerliche Ermittlungen im Fall Dr. Heinrich Oldenbeck»). В случае футу-рального презенса речь идет, таким образом, о выражении не просто бyдymeго, а синкретичного nceвдоакmyализиpованного бyдymeго.
Использование уже имеющихся в языке номинативных средств в новой для них функции наименования обозначается в лингвистике термином «вторичная номинация». О сигнификативных функциях грамматических категориальных форм, отряжяющих использование этих форм в сфере функционирования других форм противопоставления, говорить как о вторичных функциях вполне правомерно, поскольку эти функции опосредуются денотативными функциями этих форм, которые являются для форм первичными. Необходимо, однако, подчеркнуть, что вторич-
ная номинация ни в коем случае не приводит к образованию омонимов, как это иногда утверждается [60]. Все употребления каждой временной формы объединены общностью денотативного содержания. Речь идет о разных сторонах одного объекта существующей реальности. Единство денотативного (вещественного) содержания обеспечивает тождество временной формы. Форма остается единой, не расщепляется на омонимы [61].
Внутрикатегориальный синкретизм в системе временных форм современного немецкого языка может быть охарактеризован как внутреннее свободное единство различных сигнификативных функций в рамках одной единой грамматической формы. Наблюдаемое нами развитие грамматической категории времени в немецком языке сводится, таким образом, к следующему: от смешения ее содержательных элементов на ранних этапах развития (первоначальный синкретизм) к их обособлению и дальнейшему свободному синтезу.
Можно заключить, что развитие системы временных форм немецкого языка созвучно установленной Л. П. Карсавиным триаде «первое единство - разъединение - воссоединение (восстановление)», что подобно мышлению как одному из «всеединых качествований», язык, объективируя его работу, претерпевает в своем развитии несколько стадий. На основании того, что синкретизм в языке (смешение содержательных элементов - их свободное единство) вызывается синкретичностью мышления (первое единство -воссоединение), онтологическое единство находит отображение в языковых формах, учение о всеединстве Л. П. Карсавина может рассматриваться в качестве философского фона лингвистического синкретизма.
Примечания
1. См. об этом в: Береснева В. А. Синкретизм временных форм современного немецкого языка. Киров: Изд-во ВятГГУ, 2008. С. 3 и след.
2. Карсавин А. П. ]Кос1е5 Ре^ороШапае // Карсавин Л. П. Малые сочинения / сост., науч. подгот. и коммент. С. С. Хоружего. СПб.: АО «АЛЕТЕЙЯ», 1994. (Сер. «Памятники религиозно-философской мысли Нового времени»). С. 165.
3. Там же. С. 166.
4. Ср.: Там же. С. 167.
5. Там же. С. 166.
6. Там же.
7. Там же. С. 165.
8. Там же. С. 156.
9. Там же. С. 164.
10. Там же. С. 157-158.
11. Там же. С. 156.
12. Там же. С. 164.
13. Там же. С. 152.
14. Там же. С. 151.
15. Там же.
16. Там же.
А. Т. Кукушкина. Синкретизм коммуникативных видов предложений в современном немецком языке
17. Там же. С. 152.
18. Карсавин Л. П. Философия истории / отв. редактор С. С. Хоружий. СПб.: АО «Комплект», 1993. (Сер. «Памятники религиозно-философской мысли Нового времени»). С. 331.
19. Там же. С. 330.
20. Там же. С. 331.
21. Там же. С. 332.
22. Там же. С. 88.
23. Там же. С. 104.
24. Там же.
25. Там же. С. 103.
26. Там же.
27. Там же.
28. Там же. С. 104.
29. Там же. С. 103.
30. Там же. С. 104.
31. Там же. С. 70.
32. См., напр.: Там же.
33. См.: Там же. С. 36 и след.
34. Там же. С. 37.
35. Там же. С. 89.
36. Там же. С. 90.
37. Там же. С. 247-248.
38. Ср.: Там же. С. 255.
39. Там же. С. 199.
40. Там же.
41. Там же.
42. Там же. С. 200.
43. Там же.
44. Там же.
45. Там же. С. 204.
46. Там же.
47. Там же.
48. Там же.
49. Там же.
50. Там же.
51. Там же. С. 205.
52. Там же.
53. Там же.
54. Там же.
55. Там же. С. 329.
56. Ср., напр.: Жирмунский В. М. История немецкого языка. М.: Высш. шк., 1965. С. 293; Москаль-ская О. И. История немецкого языка. М.: Высш. шк., 1977. С. 113.
57. См. об этом подробнее в: Береснева В. А. Указ. соч. С. 13 и след.
58. Ср., напр.: Москальская О. И. История немецкого языка. М.: Высш. шк., 1977. С. 180.
59. См. об этом подробнее в: Береснева В. А. Указ. соч. С. 31 и след.
60. См., напр.: Болдырев H. Н., Бабина Л. В. Вторичная репрезентация как особый тип представления знаний в языке // Филологические науки. 2001. № 4. С. 81.
61. Ср.: Коротков H. Н., Панфилов В. 3. О типологии грамматических категорий // Вопр. языкознания. М., 1965. № 1. С. 40; Кураков В. И. Явление синкретизма в трудах советских и зарубежных лингвистов // Теоретические вопросы немецкой филологии (Лексикология, стилистика): республиканский сб. Горький: Изд-во ГГПИИЯ им. Н. А. Добролюбова, 1974. С. 62-63.
УКД 811.112.2'367
А. Т. Кукушкина
СИНКРЕТИЗМ КОММУНИКАТИВНЫХ
ВИДОВ ПРЕДЛОЖЕНИЙ В СОВРЕМЕННОМ НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКЕ
Статья поднимает вопрос о синкретизме на уровне синтаксических модусов и иллюстрирует совмещение их функций. Одновременно автор считает необходимым упорядочить терминологию, характеризующую явление синкретизма.
The article tackles the problem of syncretism at the syntactic mode level and delineates the ways the functions of syntactic modes can be combined. Alongside with this the author considers it important to rearrange the terms describing the phenomenon of syncretism.
Ключевые слова: синкретизм, транспозиция.
Keywords: syncretism, transposition.
В последние десятилетия возрос интерес к диспропорциональному отношению между двумя сторонами языкового содержания - планом содержания и планом выражения. Увеличилось число исследований, посвященных асимметрии формы и содержания, синкретизации в одной формальной единице двух и более значений. В работах последних лет (А. А. Бабайцевой, В. А. Бересневой, А. Т. Кукушкиной, В. И. Куракова, А. А. Среб-рянской, О. А. Шпака) синкретизм понимается как совмещение функций в одном языковом знаке, как явление, присущее всем структурным уровням языка, в том числе уровню предложения (высказывания). Высказывание, совмещающее несколько иллокутивных функций, в лингвистической науке определяется в зависимости от того или иного подхода как косвенное, как транспонированное в сферу функционирования своего прагматического про-тивочлена, как употребляющееся в своем вторично номинативном значении.
Рассматриваемые в статье модусы предложения выступают одновременно как результат и как средство для овладения всеми теми потенциями, которые предусмотрены структурой предложения-высказывания. Личная форма глагола, совмещая грамматические и синтаксические функции, синкрети-зирует также признаки других категорий предложения (межкатегориальный синкретизм).
Общий формальный маркер - например, первая позиция спрягаемого глагола - некоторых структур, находящихся друг с другом в генетическом родстве, создает благоприятные условия для константного внутрикатегориального совмещения двух и более иллокуций в одной форме в
© Кукушкина А. Т., 2009
