CC BY
16УДК 343.1 © А. П. Лыга, 2021 РО!: 10.24412/1999-625Х-2021-3-82-243-248
Тенденции развития мер уголовно-процессуального принуждения имущественного характера по УПК РСФСР
А. П. Лыга, Омская академия МВД России И lygaaleksei@rambler.ru
Определены тенденции общественно-государственного развития, оказывавшие влияние на преобразование концепции имущественного принуждения в уголовном судопроизводстве. Исследованы позиции ученых о теоретических основах залога, наложения ареста на имущество, штрафа и денежного взыскания, предусмотренных УПК РСФСР.
Ключевые слова: залог; арест имущества; денежное взыскание; штраф; меры имущественного принуждения.
Mtfl
Trends in the Development of Measures of Criminal Procedure Coercion of Property Nature according to the Code of Criminal Procedure of the Russian Soviet Federative Socialist Republic
А. P. Lyga, the Omsk Academy of the Russian Ministry of Internal Affairs El lygaaleksei@rambler.ru
The tendencies of social and state development that influenced the transformation of the conception of property coercion in criminal proceedings are determined. The positions of scholars on the theoretical foundations of pledge, imposing arrest on property, fines and monetary penalties provided for by the Code of Criminal Procedure of the Russian Soviet Federative Socialist Republic are under investigation.
Keywords: pledge; seizure of property; monetary redress; fine; measures of property coercion.
Меры уголовно-процессуального принуждения имущественного характера — залог (ст. 106 УПК РФ), наложение ареста на имущество (ст. ст. 115, 1151 УПК РФ) и денежное взыскание (ст. 117 УПК РФ) имеют глубокие историко-правовые корни. Впервые они возникли в Уставе уголовного судопроизводства 1864 г. (далее — Устав 1864 г.). Обеспечивая достижение целей уголовного процесса, они в практически неизменном виде существовали более полувека.
После Великой Октябрьской социалистической революции 1917 г. Устав 1864 г. упразднен не был. Напротив, положениями ст. 8 Декрета № 2 от 20 февраля 1918 г. устанавливался императив: «...судопроизводство по гражданским и уголовным делам производить по правилам судебных уставов 1864 года, в той мере, в которой они не противоречат правосознанию трудящихся классов.» 1.
На фоне указанного идеологического аспекта поручительство перестало быть имущественной мерой, стало личным и приобрело классовый характер. Оно применялось с первых дней существования Советского государства [1, с. 110] и служило альтернативой ареста для тех, за кого представят письменное поручительство два члена Коллегии Комиссариата или два члена Городского или Губернского Комитета РКП(б) 2, иными словами, для лиц, заслуживающих доверия.
Залог упразднен не был, но свое былое значение утратил. Обобществление собственности в эпоху военного коммунизма и отсутствие у населения излишков частного имущества, а также отношение к мерам имущественного принуждения как к «суррогату тюремного заключения», выгодного буржуазии, покупавшей свободу на период следствия [2, с. 53, 71], привели к неприменению залога вплоть до 1922 г.
1 Декрет «О суде» от 20 февраля 1918 г. № 2 // Вестник Университета имени О. Е. Кутафина. 2018. № 4. С. 216.
2 Постановление Совета обороны от 14 декабря 1918 г. № 94 «О производимых Всероссийской Чрезвычайной комиссией арестах ответственных служащих и специалистов» // Собрание Узаконений РСФСР за 1917-1918 гг. М., 1942. С. 1341.
Укрепление диктатуры пролетариата, развитие идеи «экспроприации экспроприаторов», коррелирующей с концепцией революционной целесообразности, проявились в положениях Декрета СНК РСФСР от 16 апреля 1920 г. «О реквизициях и конфискациях» 3 и дополняющем его положении Декрета СНК РСФСР от 17 октября 1921 г. «О порядке реквизиции и конфискации имущества частных лиц и обществ» 4. Регламентируя порядок предварительного ареста имущества, заключавшийся в составлении особого акта, содержащего сведения об основаниях конфискации и перечне изымаемого, декреты, не предусматривая положений о возмещении имущественного вреда потерпевшим, стали скорее средством пополнения материальных запасов государства, чем разрешали вопросы применения имущественного принуждения к участникам уголовного судопроизводства и обеспечения стоявших перед ним задач.
По мнению современных исследователей, например И. В. Головинской, последовательно принятые Уголовно-процессуальные кодексы РСФСР 1922 и 1923 гг. (далее по тексту — УПК РСФСР) продемонстрировали институциональную преемственность ранее урегулированных Уставом 1864 г. мер пресечения к уклонению обвиняемого от суда и следствия [3, с. 12-15], проявившуюся в таких мерах, как имущественное поручительство (ч. 2 ст. 144, ст. ст. 152, 154 УПК РСФСР), залог (ч. 3 ст. 144, ст. ст. 153-156 УПК РСФСР), и в аресте имущества (ст. ст. 121 и 121а УПК РСФСР), выполнявшем обеспечительную функцию. Данная позиция автора заслуживает поддержки в силу общеизвестного факта об участии в разработке первой советской кодификации юристов, получивших образование и воспитывавшихся на дореволюционном законодательстве и правопонимании.
Стоит отметить, что для мер имущественного принуждения настали не лучшие времена. Противоречивое отношение к ним не способствовало формированию стабильной правоприменительной практики. Например, М. С. Строгович, высказываясь о залоге, отмечал: «Пользы и добра от этой меры пресечения никогда не было и не будет, а недоразумений и неувязок всегда сколько угодно...» [4, с. 30]. Статья 10 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1924 г. гласила: «Замена лишения свободы залогом не допускается.» 5.
Указанные высказывания, на наш взгляд, не вполне объективно отражают реальные по-
требности государства в регулировании процессуального принуждения в 1920-е гг. Поэтому прав В. М. Корнуков, заявивший, что «восстановление залога и поручительства в УПК РСФСР 1923 г. следует рассматривать как прогрессивное явление, так как в годы нэпа эти меры не являлись суррогатом тюремного заключения, как это было при Уставе 1846 года. Они применялись к представителям частного капитала при совершении преступлений, за которые нельзя было применить заключение под стражу» [5, с. 54].
Наложение ареста на имущество (ст. ст. 121 и 121а УПК РСФСР) располагалось в главе IX «Общие условия предварительного расследования», в одном ряду со следственными действиями. Указанные нормы не содержали императивных предписаний, вследствие чего не всегда применялись своевременно [6, с. 202-203]. С позиции содержания нормативного материала цели ареста состояли в обеспечении возмещения имущественного вреда и уголовного наказания в виде конфискации имущества.
На завершающем этапе нэпа (в 1927 г.) и в преддверии грядущей политики коллективизации, высказываясь относительно вектора развития судебной системы, нарком юстиции Н. В. Крыленко на страницах издания «Еженедельник советской юстиции» отметил: «Основными источниками права должны выступать здравый смысл и правильно выраженное классовое чутье» [7, с. 1333], тем самым он открыто обозначил формирование тенденции развития советского судопроизводства в направлении перегибов (вплоть до середины 50-х гг. XX в.) в сторону личного неимущественного принуждения к «классово чуждым элементам» (первоначально к «нэпманам» и «кулакам», позднее — к «врагам народа») и неприменения мер имущественного принуждения, при том что соответствующие изменения в УПК РСФСР внесены не были.
Критически высказываясь о применении залога и рассматривая его как институт буржуазного судопроизводства, Ю. Д. Лившиц писал: «Если по закону можно было применить заключение под стражу и применение этой меры диктовалось обстоятельствами дела, то никакой размер суммы залога или имущественного поручительства не мог изменить этой меры. По этой причине залог не находил применения на практике» [2, с. 72].
Вырождению практики применения залога и имущественного поручительства также способствовали такие тенденции общественно-государственного
3 Декрет СНК РСФСР от 16 апреля 1920 г. «О реквизициях и конфискациях» // Собрание Узаконений РСФСР за 1920 г. № 29. М., 1943. С. 143.
4 Декрет СНК РСФСР от 17 октября 1921 г. «О порядке реквизиции и конфискации имущества частных лиц и обществ» // Собрание Узаконений РСФСР за 1921 г. № 70. М., 1944. С. 564.
5 Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1924 г. М., 1960. С. 18.
развития, как: 1) отсутствие у населения излишков имущества вследствие политики коллективизации (1929-1937 гг.); 2) ликвидация представителей зажиточных социальных групп, сформировавшихся в годы нэпа, в отношении которых эта мера широко применялась [8, с. 362-363]; 3) непредусмотрен-ность в Конституции СССР 1936 г. 6 и УПК РСФСР положений о защите частной собственности (такого вида собственности в праве попросту не существовало); 4) превалирование правовой охраны социалистической собственности и средств производства (ст. 4 Конституции СССР 1936 г.); 5) формирование партийно-бюрократического аппарата и руководящей роли ВКП(б) с характерными для них методами внеэкономического принуждения, искоренившими начала имущественных гарантий, обеспечивавших надлежащее поведение [9, с. 337, 338; 10, с. 210; 11, с. 35].
Начиная с 1927 г. и до конца 1940 гг. применение ареста имущества регулировалось постановлениями ЦИК, СНК и ведомственными актами Прокуратуры СССР и Наркомата юстиции [12, с. 6; 13, с. 24-25]. Арест налагали по делам о преступлениях, связанных с хищениями социалистической собственности и о политических преступлениях, предусматривавших дополнительное наказание в виде конфискации имущества, обращавшейся не только на имущество осужденных, но и на имущество членов их семей. Посредством данной меры вновь стало обеспечиваться пополнение материальных запасов государства 7. Все перечисленные аспекты сделали невостребованным применение в уголовном процессе мер имущественного принуждения как средства обеспечения должного поведения подозреваемого, обвиняемого [14, с. 11, 17].
Либерализация общественно-государственных отношений и усиление демократических начал в политике и праве, происшедшие после 1953 г. [8, с. 457, 458], потребовали изменения отношения к мерам имущественного принуждения в уголовном процессе. В перечень мер пресечения, предусмотренных ст. 33 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г. 8 (далее — Основы 1958 г.), меры уголовно-процессуального принуждения имущественного характера включены не были. Однако в ст. 13 Основ 1958 г. специально подчеркивалась необходимость обеспечения имущественных
прав обвиняемого. Импульс развитию правового регулирования данного вида мер придало принятие УПК РСФСР 1960 г. 9
Залог по УПК РСФСР (ст. ст. 89 и 99) являлся единственной мерой пресечения, обладавшей имущественным характером. От аналогичной меры по УПК РСФСР 1923 г. его отличал расширенный перечень залогодателей, к которым стали относить «подозреваемого» и «общественную организацию».
Еще более серьезный импульс развитию теоретических начал мер имущественного принуждения в уголовном судопроизводстве придало принятие Конституции СССР 1977 г. Ее положения устанавливали принципиально новые гарантии, а именно: личной собственности, обеспечения материальных потребностей граждан (как одной из высших ценностей) и судебной защиты имущественных прав (ст. ст. 10, 11, 15 и 57). Данные установки требовали развития механизмов их реализации.
Вместе с тем отношение научного сообщества к залогу сохраняло биполярность. Одни ученые продолжали воспринимать его как институт буржуазного права, чуждый советской идеологии и правосознанию граждан. Подвергая залог жесткой критике, оценивали его как неприемлемую меру [5, с. 54]. Регулирующие его правовые нормы назывались мертвыми [2, с. 72-73], низкоэффективными [15, с. 41] или сложноприменимыми в силу излишней формализо-ванности процедуры [16, с. 240]. Редкое применение залога на практике развивало точку зрения о целесообразности полного отказа от имущественных мер пресечения [17, с. 19]. Другие ученые, осознавая явную необходимость адаптации залога к существовавшим идеологическим установкам, основательно разрабатывали его доктринальные начала. Например, З. Ф. Коврига и А. Д. Буряков, по аналогии с Уставом 1864 г., считали целесообразным применение залога для обеспечения гражданского иска в уголовном судопроизводстве [18, с. 277; 19, с. 122].
О необходимости расширения целей залога писал Б. Б. Булатов: «Если обвиняемый (подозреваемый) совершал новое преступление, препятствовал производству по делу, но не скрывался и являлся по вызову следователя, дознавателя, залог не обращался в доход государства, поэтому цель залога была более узкой, нежели цели других мер пресечения, предусмотренных ст. 89 УПК РСФСР.» [20, с. 11-12]. По-
6 Конституция СССР 1936 г. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».
7 О мерах по усилению борьбы с хищениями и растратами в государственных и кооперативных торговых предприятиях : постановление СНК СССР от 16 февраля 1933 г. ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 15. Д. 83а. Л., 127-128 ; О порядке изъятия, хранения и сдачи вещественных доказательств, ценностей и иного имущества органами расследования и судами : инструкция Прокуратуры СССР и НКЮ СССР от 17 ноября 1943 г. № 90/86. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».
8 Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик. М., 1965. С. 19.
9 Об утверждении Уголовно-процессуального кодекса РСФСР : закон РСФСР от 27 октября 1960 г. // Ведомости Верховного Совета РСФСР. 1960. № 40. С. 591.
хожей позиции придерживался И. Л. Петрухин [16, с. 116]. Указанные ученые совершенно обоснованно обращали внимание не только на важность законодательного расширения целей этой меры пресечения, но и на необходимость модернизации механизма ее исполнения.
Предмет залога, ввиду неясности формулировки понятия «ценности», был сильно заужен (ст. 99 УПК РСФСР). Отмечается, что «правоприменители шли по пути его самостоятельной „расшифровки", а в теории уголовного процесса названный термин получал различную, порой своеобразную интерпретацию» [21, с. 117]. Под ценностями предлагалось понимать: «не изъятое из гражданского оборота имущество, в том числе ценные бумаги» [22, с. 85]; «иностранную валюту, государственные ценные бумаги, изделия из драгоценных камней и металлов, предметы искусства и антиквариата, движимое и недвижимое имущество» [23, с. 6]; «различное движимое имущество, вещи и ипотеку» [24, с. 20]; «деньги, полученные от заклада имущества в ломбарде и государственные ценные бумаги» [25, с. 136-137, 139].
Следует признать, что реализация указанных позиций в правовом регулировании сделала бы залог мерой крайне сложной в применении. В то же время предложение, сформулированное еще в начале 1980-х гг. о производстве «своеобразной экспертизы вещей на предмет отнесения их к ценностям» [26, с. 51] (оценочной экспертизы), нужно воспринимать как легальное уголовно-процессуальное средство преодоления существовавшей коллизии, не утратившее своей актуальности и сегодня.
Научной разработке подвергались вопросы о сумме (размере) залога [21, с. 119; 23, с. 15; 27, с. 79], порядке его избрания и исполнения [16, с. 241; 25, с. 86-87; 27, с. 93-95; 28, с. 277-286; 29, с. 101-103], возможности отказа залогодателя от исполнения обязательств и возврате предмета залога, наличии права взыскания залогодателем убытков с обвиняемого при обращении залога в доход государства [16, с. 243; 25, с. 89-91] и другие вопросы, вызывавшие затруднения.
С одной стороны, наличие развитой полемики позволяет сделать вывод о теоретической неразработанности концепции залога в советском уголовном процессе. С другой стороны, это говорит о большом интересе исследователей к обозначенным проблемам, а также об их стремлении к детальной разработке теоретических основ залога через развитие его целей, пределов применения, выполняемых функций и задач, решаемых в уголовном судопроизводстве.
К числу мер уголовно-процессуального принуждения, обладавших имущественным характером, со-
гласно УПК РСФСР 1960 г. следует также относить: 1) наложение ареста на имущество, 2) штраф и 3) денежное взыскание.
Цели ареста имущества по УПК РСФСР 1960 г. остались те же, что и по УПК РСФСР 1923 г. Однако порядок его применения и исполнения (ст. ст. 141, 142, 169, 170, 176 и 175-177) стали регламентироваться более детально. Вместе с тем концепция ареста имущества не была лишена недостатков.
В силу схожести его процедуры с осмотром, обыском и выемкой в научной среде широкое распространение получила точка зрения о принадлежности данной меры к институту следственных действий [30, с. 110, 117-127; 31, с. 31; 32, с. 50; 33, с. 297], ошибочно воспринятая и некоторыми современными исследователями [34, с. 59; 35, с. 52].
На несостоятельность такого подхода обратили внимание З. З. Зинатуллин, Б. Б. Булатов и В. В. Каль-ницкий, отметившие следующее: «Помещение норм об аресте имущества в главу 14 УПК РСФСР не определяло их целевой принадлежности, а лишь являлось недостатком юридической техники» [15, с. 63; 36, с. 105; 37, с. 59]. Данная позиция представляется правильной, поскольку арест имущества по УПК РСФСР 1960 г. являлся мерой обеспечительной и превентивной, не выполнявшей познавательную функцию, свойственную следственным действиям [38, с. 18-24].
Арест имущества имел сквозной характер [39, с. 10]. При решении вопроса о применении конфискации он мог применяться и после приговора суда. Действовавшее правило обеспечивало первоначальное удовлетворение частных имущественных интересов потерпевшего, а во вторую очередь — исполнение приговора в части конфискации 10.
Штраф по УПК РСФСР (ст. ст. 263 и 323) обладал административно-правовой природой (в связи с этим данная мера нами рассмотрена лаконично). Он применялся к лицам, присутствующим в зале судебного заседания, нарушившим его порядок. К участникам судебного процесса (подсудимому, председательствующему обвинителю, защитнику, гражданскому истцу, гражданскому ответчику, потерпевшему, переводчику, эксперту и специалисту) штраф не применялся (им выносилось предупреждение, а при повторном нарушении их удаляли из зала суда либо судебное разбирательство откладывалось).
Денежное взыскание, будучи мерой, предусматривающей применение уголовно-процессуальной имущественной санкции, по своей правовой природе отличалось от штрафа. Оно налагалось на участника уголовного судопроизводства, не выполняю-
10 О судебной практике по конфискации имущества (с изменениями и дополнениями) : постановление Пленума Верховного Суда СССР от 29 сентября 1953 г. № 7 // Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР. 1924-1973 гг. М., 1974. С. 389.
щего должным образом возложенные на него процессуальные обязанности. Данная мера после Устава 1864 г. возродилась в положениях ст. ст. 57, 73, 94, 1331, 323 и 394 УПК РСФСР 1960 г. Базовые нормы, определяющие содержание этой меры, порядок ее применения и исполнения, не предусматривались. Дифференцированность подхода к размеру денежного взыскания и его зависимость от процессуального статуса участника продемонстрировали преемственность подхода, примененного при формулировании норм Устава 1864 г. Однако, в отличие от последнего, положения УПК РСФСР относили решение о применении этой меры к исключительной компетенции суда.
Денежное взыскание было малоприменимой мерой. Такое явление связывалось с: 1) исключительностью полномочий суда на его применение [40, с. 77;
41, с. 131]; 2) законодательной неурегулированностью порядка составления протокола о нарушении участником дела процессуальных обязанностей [41, с. 131;
42, с. 118-119]; 3) неуточненностью в законе стадии уголовного процесса, на которой возможно его применить (на предварительном расследовании или только в ходе судебного разбирательства) [43, с. 206]; 4) длительностью временного промежутка от факта нарушения до наложения денежного взыскания [41, с. 131]; 5) сложностью процедуры и длительностью срока непосредственной реализации данной меры [21, с. 214-215; 44, с. 124-125].
Важно подчеркнуть, что меры уголовно-процессуального принуждения имущественного характера в исследованных источниках права и посвященных им теоретических разработках развивались соразмерно целям и задачам, ставившимся государством перед уголовным судопроизводством. Подводя итог, можно сделать вывод о том, что существенное изменение правовой парадигмы мер имущественного принуждения, сформированной в Уставе 1864 г., произошло под влиянием коренных изменений государственного строя, политических
и идеологических установок, вызванных Великой Октябрьской социалистической революцией 1917 г. Классовый характер общественно-государственных преобразований и отрицание соответствия имущественных мер революционному правосознанию следует считать причинами отказа в годы Гражданской войны (1917-1921 гг.) от применения данной группы мер. Отдельные имущественные меры эволюционировали в средство обеспечения публичных имущественных интересов, другие утратили имущественный характер или не применялись вовсе.
Переход к новой экономической политике потребовал создания правовых преференций для представителей частного капитала. Благодаря этому УПК РСФСР 1922 и 1923 гг. продемонстрировали институциональную преемственность мер имущественного принуждения с Уставом 1864 г. и возродили практику их применения к отдельной категории населения. Однако это явление носило кратковременный характер — до начала реализации политики коллективизации.
Становление в 1929-1937 гг. специфических идеологических, социально-экономических, политических и правовых установок повлекло возврат к преобладанию публичных интересов в праве и утрате (вплоть до начала 1950-х гг.) значимости имущественного принуждения как средства обеспечения надлежащего поведения подозреваемого, обвиняемого и частных имущественных интересов в уголовном процессе.
Курс на либерализацию общественно-государственных отношений, выбранный в 1953 г., повлек разработку второй кодификации советского права и новых источников уголовно-процессуального права (Основы 1958 г. и УПК РСФСР 1960 г.). Теоретические концепции, развивавшиеся в 60-90-х гг. XX в. и посвященные совершенствованию отдельных мер принуждения имущественного характера, легли в основу системы мер процессуального принуждения, предусмотренной УПК РФ 2001 г.
Список литературы
1. Голунский С. А. История законодательства СССР и РСФСР по уголовному процессу и организации суда и прокуратуры. М., 1955.
2. Лившиц Ю. Д. Меры пресечения в советском уголовном процессе. М., 1964.
3. Головинская И. В. Генезис мер пресечения в отечественном уголовно-процессуальном законодательстве // Российский следователь. 2008. № 11.
4. Строгович М. С. Избранные труды: гарантии права личности в уголовном судопроизводстве. М., 1992.
Т. 1.
5. Корнуков В. М. Меры процессуального принуждения в уголовном судопроизводстве. Саратов, 1978.
6. Лавдаренко Л. И. Возникновение, становление и развитие уголовно-процессуального законодательства, регулирующего предварительное следствие как форму предварительного расследования // Очерки развития российского уголовно-процессуального законодательства. М., 2011.
7. Крыленко Н. В. На рубеже // Еженедельник советской юстиции. 1927. № 43.
8. Титов Ю. П. История государства и права России. М., 2006.
9. Чельцов М. А. Уголовный процесс. М., 1948.
10. Чельцов М. А. Советский уголовный процесс. М., 1951.
11. Царева Ю. В. Залог как мера пресечения в уголовном процессе России: доктрина, юридическая техника, правоприменительная практика : дис. . канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2018.
12. Вышинский А. Я. Расследование дел о хищениях, предусмотренных постановлением ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. // Советская юстиция. 1933. № 4.
13. Михайлова О. Е. Иные меры уголовно-процессуального принуждения в уголовном судопроизводстве России : дис. . канд. юрид. наук. Калининград, 2009.
14. Давыдов Л. М. Меры пресечения в советском уголовном процессе : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Л., 1953.
15. Зинатуллин З. З. Уголовно-процессуальное принуждение и его эффективность. Казань, 1981.
16. Петрухин И. Л. Неприкосновенность личности и принуждение в уголовном процессе. М., 1989.
17. Гуткин И. М. Меры пресечения в советском уголовном процессе. М., 1969.
18. Буряков А. Д. Залог как мера пресечения в советском уголовном процессе // Вопросы борьбы с преступностью по советскому законодательству. Иркутск, 1969.
19. Коврига З. Ф. Уголовно-процессуальное принуждение. Воронеж, 1975.
20. Булатов Б. Б. Вопросы эффективности мер пресечения, не связанных с лишением свободы, и их применения органами предварительного расследования : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1980.
21. Булатов Б. Б. Государственное принуждение в уголовном судопроизводстве. Омск, 2003.
22. Буряков А. Д. Меры пресечения в советском уголовном процессе. М., 1967.
23. Медведева О. В. Залог и поручительство в системе мер уголовно-процессуального принуждения по законодательству Российской Федерации : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Волгоград, 1998.
24. Михайлов В. А. Залог — мера пресечения в советском уголовном судопроизводстве. М., 1993.
25. Вершинина С. И. Залог в системе мер пресечения : дис. канд. юрид. наук. Самара, 1998.
26. Булатов Б. Б. Эффективность мер пресечения, не связанных с содержанием под стражей. Омск, 1984.
27. Величко А. В. Правовое регулирование применения залога как меры пресечения в уголовном процессе : дис. . канд. юрид. наук. М., 2001.
28. Буряков А. Д. Залог как мера пресечения. Иркутск, 1969.
29. Баландюк О. В. Исполнение мер уголовно-процессуального принуждения : дис. ... канд. юрид. наук. Омск, 2015.
30. Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. Т. 2. М., 1970.
31. Никулин Е. С. Возмещение ущерба, причиненного правонарушением. М., 1983.
32. Газетдинов Н. И. Деятельность следователя по возмещению материального ущерба. Казань, 1990.
33. Божьев В. П. Уголовный процесс : учебник для вузов. М., 2000.
34. Ионов В. А. Наложение ареста на имущество при производстве предварительного расследования по уголовным делам об экономических преступлениях : дис. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2010.
35. Соколова М. В. Деятельность следователя по наложению ареста на имущество : дис. . канд. юрид. наук. М., 2018.
36. Булатов Б. Б. Решения и действия в правоприменительной деятельности органов расследования в уголовном судопроизводстве // Проблемы повышения эффективности деятельности органов внутренних дел. Омск, 1990.
37. Кальницкий В. В. Следственные действия. Омск, 2001.
38. Булатов Б. Б., Дежнев А. С. Место наложения ареста на имущество в системе уголовно-процессуального законодательства: история и современность // Научный вестник Омской академии МВД России. 2016. № 2(61).
39. Безлепкин Б. Т. Имущественные отношения в стадии предварительного расследования. Горький, 1976.
40. Ветрова Г. Н. Санкции в судебном праве. М., 1991.
41. Громов Н. А., Полунин С. А. Санкции в уголовно-процессуальном праве России. М.; Городец, 1998.
42. Родин А. Ф. Об обеспечении законности вызова и допроса свидетелей на предварительном следствии // Укрепление законности предварительного расследования в условиях перестройки. Волгоград, 1990.
43. Рыжаков А. П. Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР. М., 1999.
44. Булатов Б. Б., Николюк В. В. Меры уголовно-процессуального принуждения (по главе 14 УПК России). М., 2003.
