Тематическое своеобразие жанра «Воспоминание» в русских говорах Приамурья Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 800.86/87; 800.879

ТЕМАТИЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ЖАНРА «ВОСПОМИНАНИЕ»

В РУССКИХ ГОВОРАХ ПРИАМУРЬЯ

Оглезнева Елена Александровна доктор филол.н.,

профессор кафедры русского языка Амурского государственного университета,

г.Благовещенск Е-mail: [email protected]

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА:

русские говоры Приамурья, диалектное высказывание, речевой жанр, жанрово-тематическое своеобразие, антропоцентризм

АННОТАЦИЯ:

В статье рассматривается тематическое наполнение записанных в Приамурье диалектных высказываний разных жанров, содержание которых передает персональный опыт освоения Дальневосточного региона и судьбы дальневосточников.

Теория речевых жанров берёт свое начало в трудах выдающегося отечественного филолога М.М.Бахтина. «Каждое отдельное высказывание, конечно, индивидуально, но каждая сфера использования языка вырабатывает свои относительно устойчивые типы таких высказываний, которые мы и называем речевыми жанрами» - писал он в работе «Проблема речевых жанров» в 1953 г. [1, с.249]. Также он указывал на богатство и многообразие речевых жанров, поскольку «неисчерпаемы возможности разнообразной человеческой деятельности и в каждой сфере деятельности вырабатывается целый репертуар речевых жанров» [1, с.249-250].

Большой интерес к речевым жанрам возник у исследователей в последние два десятилетия, которые характеризуются антропоцентризмом лингвистической парадигмы [См. 2; 3; 4; 5]. Доминантой научных исследований становится человек как творец языка и язык как отражение мировоззренческих установок человека.

Речевые жанры являются продуктами человеческого общения, его текстовым воплощением и представляют собой особого типа тексты [3, с.23-24]. К жанрообразующим признакам речевых жанров относятся «общность содержательно-тематической структуры; композиционная упорядоченность; специфический набор языковых средств и характер их использования [3, с.24].

Жанр «Воспоминание» относится к монологическому жанру нарративного типа [3, с.40] и представляет собой повествование о событиях человеческой жизни. Рассказ-воспоминание как жанр речи подробно охарактеризован М.В. Китайгородской и Н.Н. Розановой на примере рассказов-воспоминаний о Москве и москвичах [3]. На диалектном материале этот жанр рассматривался Т.А Демешкиной [5]. Она подчёркивает, что в жанре «Воспоминание» вербализуется прошлый опыт, и это является важнейшим компонентом диалектного речевого общения, а также указывает на то, что этот жанр выступает «средством сохранения и передачи наиболее значимой в когнитивном, культурном, эстетическом, социальном отношении информации»[5, с.101].

В разделе «Речевые жанры» представлено 24 обработанных устных текста, записанных в амурских сёлах в 2000-2003 гг. Эти тексты по жанровой принадлежности являются

рассказами-воспоминаниями (или их фрагментами). Кроме того, анализу в настоящей статье подвергнуты тексты, представленные в разделе «Речевые портреты», которые по жанровой отнесённости также являются рассказами-воспоминаниями. В общей сложности пранализировано 37 текстов [См. указатель текстов ].

Тексты записаны в ситуации непринужденного общения незнакомых до момента общения и записи текста людей. Общение, как правило, происходило дома у рассказчика, иногда в присутствии родственников и соседей, которые могли дополнять и корректировать рассказчика. Адресат и адресант являлись представителями разных социальных и возрастных групп, кроме того, они представляли разные типы культуры. Инициатором общения выступал адресант, который мог направлять в случае необходимости течение рассказа вопросами, оценочными, ободряющими и т.п. репликами. В большинстве случаев информанты охотно шли на контакт и делились воспоминаниями о прошлом, видя искренний интерес к нему. Показательным в этом отношении является высказывание одного из наших информантов, жительницы с.Красный Луч Архаринского района: «Да куда я Вас проуоню, уосподи! Ко мне нихто не ездя, нихто не ходя, ни что».

При отборе материала мы стремились охватить основные текстовые темы, характерные для этого жанра в амурских говорах. И таким образом мы получили в результате своего рода народные мемуары, запечатлевшие жизнь нескольких поколений амурчан. Эти «мемуары» имеют большую историческую и культурную ценность, поскольку в них представлена история амурского края (и шире - страны) глазами простого человека, который имеет свою правду и приобретённую жизненным опытом мудрость, свою систему ценностей и шкалу оценок.

Как справедливо отмечают М.В. Китайгородская и Н.Н. Розанова, центральной темой непринужденного общения является человек во всех своих связях с миром [3, с.33]. В рассказах-воспоминаниях рассказчик повествует о событиях жизни своей семьи в прошлом, об устройстве быта и труда, о праздниках и обрядах, о взаимоотношениях между людьми. Повествование может сопровождаться выражением оценки к предмету речи, часто сквозь призму антиномии «раньше и сейчас» [6, с.66].

К основным текстовым темам рассказов-воспоминаний амурских старожилов относятся:

- жизнь и судьба человека;

- заселение дальневосточного края;

- забайкальские казаки - гураны;

- говор;

- крестьянский быт;

- крестьянский труд;

- вера в бога;

- природа и красота амурского края;

- промыслы: охота и рыболовство;

- праздники и обряды;

- Китай и китайцы

Рассмотрим некоторые из них.

ЗАСЕЛЕНИЕ ДАЛЬНЕВОСТОЧНОГО КРАЯ

Одной из тематических доминант рассказов-воспоминаний амурских старожилов является тема заселения дальневосточного края. Жители современных амурских сёл - потомки тех, кто переселился в Приамурье из других регионов России в одну из переселенческих волн. «Подавляющую часть первых амурских засельщиков составляли забайкальские казаки,» -

указывают авторы Словаря русских говоров Приамурья, акцентируя внимание на том, что образовавшиеся на территории Приамурья говоры представляли собой сплав забайкальских говоров, в которых преобладали севернорусские черты [7, с.6]. Территориальная миграция забайкальцев пришлась на середину XIX в. Конец XIX - начало ХХ в. - время освоения дальневосточных земель крестьянами из европейской части России, а также из Украины и Белоруссии [8, с.92; 9, с.267; 10, с.52-53]. В это же время в Приамурье основывают свои селения молокане и старообрядцы, прибывают донские и кубанские казаки [11]. В советское довоенное и послевоенное время по плановому переселению и в результате естественной миграции из различных регионов европейской части России, Украины и Белоруссии приезжали крестьяне. Необходимо помнить и о значительной внутренней миграции в Приамурье, о молоканах и старообрядцах, проживающих здесь. Пестрота населенческого ландшафта нашла своё отражение в рассказах-воспоминаниях:

«Я с западу прыехала. Нас трое у матери - тры сястры, уот, и мы с западу. Мы Брянщинаусё, сБряньску» (Текст 25: Позднякова Л.Г.);

«Родился в Воронежской области, Воробьёвский район, Никольский сельсовет. В тридцать девятом году отец записался на плановое переселение сюда, на Дальний Восток. Двадцать четыре семьи в эшелонах ехали. Коров, кошек, собак, чё хочешь с собой брали. Приехали сюда, в Москвитино» (Текст 23: Горлов И.П.);

«Дальний Восток заселён хохлами и белорусами. В основном, да. И вот с центральных областей. Тамбовская, Орловская, Брянская, вот это вот. Всех областей народ. Уже вот молодёжь щас - местные. Ну как вот я» (Текст 1: Хлыстов М.В.);

«А мать с Забайкалья приехала, её родители привезли. Вот отовсюду ехали, не только из Белоруссии и Украины. Ехали, раз он (царь) дал приказ. Где было тесно, где земли, а он разрешил иметь и по две, по три коровы, и коней, и земли, сколько ты можешь разработать. Ну, люди работящие и рванули все, все сюда ехали» (Текст 18: Наконечникова Е.А.);

«Коуда суда приехали, я ешшо маленькая была, потому точно не знаю, почему родители суда поехали. Уоворят, тода ауитировали усех, мол, земли здеся мноуо, вот усе и поехали» (Текст 13: Пинтусова М.А.)

ЗАБАЙКАЛЬСКИЕ КАЗАКИ - ГУРАНЫ

В обследованных нами сёлах по Амуру - Иннокентьевке, Касаткино, Сагибово -проживают потомки первопоселенцев Амурского края - забайкальских казаков. Одна из них -Мария Григорьевна Булавина из с. Касаткино - вспоминает: «И деды тут родились...

бабушка, материна мать, тоже здесь родилась... они ниоткуда, они коренные все тут были. А вот ес(л)и предки, это, наверно, с этого, Люба, ка-ак?.. С Байкала, наверно, это я н-не знаю, вот. А знаю, что бабушка здесь родилась, и дедушка здесь, деды тоже. А-а деда звали Филипп, Филиппом деда, вот. А отец у нас был чистый казак» (Текст 2: Булавина М.Г.).

Первопоселенцы края - забайкальские казаки - гураны. Гуранами называли потомков от смешанных браков русских и забайкальских аборигенов [12, с.172]: «Это знаете, когда вот в царское время в Сибирь, в Восточную Сибирь ссылали, wот, ну... кто против царя выступал, они там женились на этих, на бурятках на этих, и вышло племя такое - гураны. Их прозвали гураны, потому что они чернявые такие, самые вот якуты все, вот смесь наших русских мужчин-казаков с северными народностями» (Текст 3: Гринь П.Е., Алимова А.И.).

Казаки помнятся местным населением по самобытным реалиям, характеризующим их жизнь, и речь:

«Были уураны. Yураны - ну просто люди, уот. Ну ёны ня русские, уот. Yураны: «Парь, чай. Парь, давай варенье. Парь, давай. Парь, садись кушать. Парь, садись». Ёны усё по-свойму уоворыли, усё «парь» у (н)их. Пахали, оны сеяли и усё, а потом их раскулачили, и им дали

двацать чатыре часа, и их с Инокентеwки усех. Я по-ихнему ня знаю. Я не ууранка, я по-ихнему ня знаю. А ня знаю, бох здесь знае, у (н)их заведёнка своя. Оны по-свойму-то разуоваривають. Оны нас и не любили, коды мы прыехали, не любили, уот. «О-о, прыехали русские сюда на озёра ети» (Текст 29: Позднякова Л.Г.);

«.А мама местная. Как гуранка. Мама так же, как гураны, ча-ай этот сильно густой пила... он «сливанчик» называется, по-моему.» (Текст 24: Григорьева Е.Н.)

На протяжении XX в. население казачьих сёл пополнялось крестьянами-переселенцами из западных регионов России, Украины, Белоруссии. Некоторые из сёл стали многонациональными. Так, в с.Касаткино в настоящее время проживают представители 19 национальностей: в основном русские, а также украинцы, белорусы, мордовцы, татары, единично немцы, коми-пермяки, камчадалы. Об изменении качественного состава населения свидетельствуют старожилы:

«Вот именно Борзя, переселенцы были в основном, вот Украинка, там жили хохлы. Скабазино (Албазино - ?) - уураны вот, забайкальские казаки, в Красном Луче - белорусы там, а здесь, в Иннокентьевке, тоже в основном сначала большинство ууранов жило, ну там украинцы были между ними» (Текст 3: Гринь П.Е., Алимова А.И.)

ГОВОР

Как следствие неоднородности населения - языковое многоголосие восточнославянских диалектов, взаимопроникающих друг в друга. Говор, сложившийся в амурских сёлах, безусловно, - русский. Русская диалектная система оказалась доминирующей и поддерживалась литературной формой языка, распространявшейся повсеместно [13, с.31].

Языковая тема в рассказах-воспоминаниях возникала как по инициативе исследователей, так и случайно. Она не является центральной в рассказах-воспоминаниях, а скорее дополняющей тему «Заселение дальневосточного края». Постоянное обращение к ней вызвано сугубо филологическим интересом к весьма оригинальной языковой ситуации, имевшей место в Приамурье в XX в., когда контактировали различные говоры восточнославянских языков. Метаязыковое сознание старожилов представлено такими высказываниями:

«Ну так-то понимаю (украинский язык). И у белорусов разбираюсь. И газету читаю белорусскую. А они то же самое, понима(е)шь, ну маленько изменяй, чего нет. И что мы го(в)орим «картошка», они «бу-ульба», как они, как она у них там... Родители приехали, а я-то тут-то, что ж, родился, вырос. Уже к тому времени тут... только вот так всё смешано разговор большинство был. Мордву понимали, вот жили мы, четыре семьи мордвы... пять было, чувашей три семьи было, значит, рус-ских четыре семьи, белору-усов пять семей. Вот в деревне начили, значит, постепенноразмножа... ну. Все же на... общим языком, кто как... понимали друг друга, и вот один от одного. И всё! И пошло! <...> В школе учился. Та-ам всё на ру-усском языке. Чё ж! Все на русском языке. Нихто ж не делил, ничё, общий язык. (Текст 1: Xлыстов М.В.);

«Ярусськая. У менёпаспорт, чисто русская. <... > А ты знаешь, моя Уала училась у одиннадцатом классе, так ей оценку снижали. От пятоуо класса. Як я уомоню, такь ёна и пиша. Понял? И учитель менё wызывал. Ну шо, я уж уоwорю, с№оей рэчи не изменю. Wот таки, деточки, дяла (Текст 17: Плакса М.К.).

КИТАЙ И КИТАЙЦЫ

Территориальная близость с Китаем в разные периоды времени на протяжении полутора веков порождала различные формы отношений между двумя народами,

взаимовыгодные в житейском смысле. Русские ходили в Китай, китайцы - к нам, обменивались товарами и услугами.

«(Китайцы) зимой-то ходили, зимой ходили, уот. Перяхддили и, ета, жили оны, как перёйдуть. Оны оттуда нясуть спирт, нясуть, ета, самоуонку, и усё такия банки пудовые на плячах, уо, нясуть. А куды? У Казаноwку. Отсюда у (н)их тропочка была до Казаноwки. У Казаноwки там шкуры бяруть аучинные, лисие, барсучие, тама, ета, набирають, нясуть у китайщину. Конечно, солдаты поймають, ета, усё отбирають, уот, а куда, хто их знае, куда? Уот.» (Текст 31: Позднякова Л.Г.).

Кроме того, китайцы в начале XX века работали в России и нанимали к себе на работу российское население. Так, в Чагояне на берегу Зеи до сих пор сохранились печи для обжига известняка, построенные сто лет назад китайцами:

«.эти печи с извёсткой они делали, и извёсточку сплавляли. Они ж такие ж работящие, китайцы. Вот маленький лес, лесу ж много было раньше, паромик сделают, извёстку выжгут, и везут туда извёстку. Но им здесь помогают которые рабочие, они рассчитываются очень хорошо, всё честно, такие довольные ими были. Даже моя мама у них, вот они выращивали здесь, поля садили, плантации, мак и опиум собирали. Девчонка, ей было четырнадцать лет, сестрёнка, двенадцать лет, и мы, го(во)рит, всё хвалили. Привозили духи, платочки, материю... ну и все шли к ним девчонки. Особенно брали девчонок, потому что девчонки честно работали, вот и брали девчонок на работу» (Текст 18: Наконечникова Е.А.).

В памяти амурских старожилов хранятся многие любопытные детали, связанные с жизнью и бытом соседнего народа.

Это устройство дома:

«Там китайскыя дома были, зямлянки. Ну как под зямлёй. Как вам рассказать? Уот копаеть, так уот яму выкопаеть, сюды становяца брёвны, там те доски, тады закрывають зямлёй, так уот крышу делае, просто уот так (показывает), а тут настилаеть так ета дома ети. И живуть. Хванза [фанза], хванза - это у (н)их дом» (Текст 31: Позднякова Л.Г.);

это своеобразная кухня:

«Стряпали оны ляпёшки: на колене - раз, раз. Тут такая плита, на плите стоить бак, вода кипить у етом баке, уот на етом баке уот сетка такая положена, и пар идёть, и пампушки на петшиуот какиерастуть. Да белые. <... > У (н)их первая закуска -лягуши, уот. Тут есть не онё - то что жаба (в)от больша, что «ква-ква», уот. А ляуушек, которы (в)от прыуают, длинные ети ноуи, уот, у (н)их первая ета закуска. Мы ня ели» (Текст 31: Позднякова Л.Г.);

это необычный язык:

«Оны по-своему уируочать, оны не разуоваривали. Yр-yр-yр - уот и понимай, как хочешь» (Текст 31: Позднякова Л.Г.).

Нередки были браки между русскими и китайцами:

«И у трэтий раз и пошла моя сестра-покойница, и она уже, ета, познакомилась. Китаец хотел её взять, уот, с собой. Дак мы уже не боялися. Иваном яуо звать былд, уот дак мы не боялися, у яуо мать русскыя, отец китаец быу» (Текст 31: Позднякова Л.Г.)..

Подробнее о китайской теме в рассказах амурских старожилов см.[14].

ЖИЗНЬ И СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА

Главной темой любого рассказа-воспоминания остаётся жизнь человека, протекающая на фоне исторических событий и весьма зависимая от них. Жизнь амурских старожилов, как и жизнь миллионов простых селян, не была лёгкой. Она была полна испытаний, тягот и лишений:

«Тяжёлая жисть была, щас жисть леуче» (Текст 13: Пинтусова М.А.).

Амурский край - это не только край, который осваивали переселенные крестьяне, но и место высылки ненадёжных и опасных, как казалось государству, личностей. Сами дальневосточники не меньше других пострадали от репрессий:

«Вот колонну гонят этапом по Зее вверх, они-то сидят, милиционеры, на лошадях! А мы-ы... шли пешочком. По Зее. Соунали нас, отвезли туда. А потом уже привозили летом, всё везли-везли-везли баржами. Вот баржа идёт с Украины, украинцев привезли. Один раз баржа шла, и-и народу там на барже, белые... Ну, напууались, думаем чё такое? А это белорусов везли. А у них-то одежда вся белая. Ой, и мужчины и женщины, всё белое полотно, белое» (Текст 24: Григорьева Е.Н.);

«Бабушку помню... П(о)тому что нас, когда выслали, мы репрессированные же, и в тайге жили, бабка всё больше... Мама, отец работали, уоняли на работу. А бабка-то с нами была. <...> Папа не пошёл в колхоз. А-а соседи все вот и-и, с этой веры, они знали, ну, папа ии дед, у них книги были, они читали эти книги церковные, во-от. Ну, мама малограмотной была. А они что? Раз Нестор не идёт в колхоз, значит, он знает, он вычитал, он знает - и мы не пойдём. И всю эту, всех (смеется) и выслали, и всё. <...> За неделю всё забрали, ничё, ничё не дали, ничё! Ребятишек - на! В телеуу посадили и повезли» (Текст 24: Григорьева Е.Н.);

«Отец... в тридцать седьмом арестовали. Да тогда же подряд, много взяли ... Не понравилась ты мне, я на тебя кляузу написал - и всё. Ну какой он был? Неграмотный, когда вот так только крестиком расписывал, свою роспись ставил. Какой он был контрреволюционер? Можете представить?» (Текст 1: Xлыстов М.В.).

«Всегда нас дразнили, всегда нас... Ну как? Кулак, буржуй. Всяко. Враг, враги народа. А дети - они дети. Знаете, как дети... где-то от родителей услышат, а потом-м очень ядовитые такие» (Текст 24: Григорьева Е.Н.).

Удивительно, но не осталось зла на тяжелую долю. Пережив страшное, человек принимает его как испытание судьбы, которое необходимо пережить:

«Но что характерно, что у меня не осталось зла никакого. Вот это как-то видно, папа вот, он говорил: «Это так и на-адо. Что дано, то надо пережить». И как-то вот так вот. Что положено, то и терпи, переживай. И оно видно мне, на меня это сказалось, и я-а никакого зла ни на кого не имела (Текст 24: Григорьева Е.Н.).

Народная память амурских старожилов хранит и рассказы о трудных годах гражданской и Отечественной войны, пережитых ими на своей первой малой родине (См. рассказы Шмендель М.Я.., Горлова И.П., Пинтусовой М.А.).

ВЕРА В БОГА

Очень сложно в целом определить отношение к богу и религии, представленное в рассказах на эту тему, поскольку вера и безверие - это те состояния души, которые являются психологическим отражением жизненных событий каждого конкретного человека.

С одной стороны, сильна традиция соблюдения различных религиозных ритуалов в соответствии с православным календарём («Я ж каждый уод паски пяку. Красиwые. Косами. Хрэстамы. На Западе у церк№у ходили, а тута не-е-е... Далёко» (Текст 6: Плакса М.К.), а с другой - понимание того, что в жизни нужно надеяться только на себя ( «Вот у церкву щас ходят токо в одьну-у, лобами в пол стучать. Ну што толку? Што оно даёт ето? А? Оно ж ничё не даёт. Денеу оно ж не даёт. Дожьжя оно не даёт. А бьются старики уоловами, лоб ами вот. Ну? На шо на еуо надеяться, ни на чё я не веру в ету. Не веру ни ураму вот это во(т)» (Текст 20: Баркова А.П.).

Православные храмы, призванные поддерживать веру в народе, в сёлах отсутствовали: либо они были варварски разрушены после революции, как, например, в Иннокентьевке, либо их там просто никогда не было. Более того, верующие люди подвергались гонениям, а хранимые в семьях религиозные символы часто были предметом поругания для власть придержащих:

«Иконы... у нас сильно комендант был такой, придурок-гитлер. Вот. Он мог топта-ать эти ... Женщину если захватит, старушку за-а моленьем, о-ой! Издевался как хотел. Сажал в баню. А это одну старушку, дак отселил совсем отдельно, в тайге. В землянку её. Так крадучи беуали» (Текст 24: Григорьева Е.Н.).

Очень странное спасение находили верующие для своих святынь:

«Мама нам отдала иконы, взяла, кирьпич, к иконе привязала кирьпич, обмотала тряпочками, верёвочкой, сказала: «На середине Зэи опустите. И пусть там лежит. Там нихто хоть не будет их топтать, не будет никто шевелить». Вот и мы их там уде-то сохрани(ли). Yде они теперь?» (Текст 24: Григорьева Е.Н.).

Спасая свои реликвии, люди спасали и веру, потому что, по мнению одного из амурских старожилов, «нету бога, нету и нас».

ПРИРОДА И КРАСОТА АМУРСКОГО КРАЯ.

ПРОМЫСЛЫ: ОXОТА И РЫБОЛОВСТВО

Амурский край - благодатное место для жизни: плодородная земля, богатые птицей и зверем, ягодами и грибами леса, полноводные реки. Всё это является и предметом гордости селян, и источником пропитания. Сельские жители хорошо знают, что может дать им лес и река, и хорошо ориентируются в этом:

«Да, у нас здеся красиво. Yрыбоу мноуо, яуод, уолубица есь, земляника. И урыбы всяки разны: и рыжики, и вовянки, ешшо сухой уруз(д)ь есь. Вовянки такие маленькие, жёлтенькие урыбочки. А сухой уруз(д)ь такой же, как и обычный, токо у простоуо уруз(д)я шляпка влажная такая, склизкая, а у сухоуо - сухая, а по виду они одинаковые. Ещё у нас опята растут, проскочки. Проскочки - это маслята. А проскочки потому, что их как поешь, так понос нападает. Ещё у нас синявки растут, сыроежки по-другому, лисички, оленьи рожки, урибы такие без шляпок, а как кустик с многими отросточками. Yрыбоу у нас мноуо, и яуоды много. В речке рыбы мноуо: ленок, карась, харюсь, налим. Харюсь - это такая рыбёшка, сантиметров пятнадцать-двадцать, не больше» (Текст 13: Пинтусова М.А.);

«А косачи это чё-орные. Краси-ивы, красивые, гребешки красные, больши-ие такие, как... как ку-уры. Их в заре, на берёзках, тоже стаями, по полсо-отни штук, бо-ольше, где-то в одном месте усядутся. И вот их охотники и стреляют и-и, и пётлями ловят, и всяко. КуропатЫ беленькие, как курочки. А мясо вкусное из них, хорошее» (Текст 7: Кизилова А.В.).

Охота и рыболовство - любимые темы рассказов мужчин, занимающихся этими промыслами. В воспоминаниях об охоте и рыбной ловле встречается много специальной охотничьей и рыболовецкой лексики, присутствуют описания не только ситуаций, связанных непосредственно с поимкой зверя, птицы или рыбы, но и описания ловушек и приспособлений для ловли добычи. В этих рассказах поднимается целый пласт профессиональной охотничье-рыболовецкой культуры. Вступая в поединок со зверем человек должен оказаться умнее, хитрее, смекалистей и выиграть:

«Лиса ес(т)ь, я ловил лису, и Алёшка у меня ловил. <... > Капкан такой же вот, токо поменьше надо ешшо. Поставят где-нибудь или нора, или это. Ну поставил, привязал палку каку-нибудь. Она идёт в гнездо, если в гнездо попала, всё, она сидит.

- Она ж хитрая, как вам удаётся её обмануть?

- Обмануют люди. Я, кода ходил, одну поймал. Пошёл, ставлю я на лису, прихожу -нету лисы. Смотрю, по кустам стяу, поташшыла прямо от сопки на ярник, поломала, веник я таскаю, выметаю оурадины. Она в кусты зашла, уже ей некуда ходить, она закрутила эту петлю и лежит. И собака заскочил, да за шею и задавил сразу» (Текст 9: Симоненко К.А.).

КРЕСТЬЯНСКИЙ БЫТ К микротемам, входящим в тему «Крестьянский быт», можно отнести следующие: пища, одежда, дом. Рассказы о крестьянском быте подразделяются на рассказы о современном быте и рассказы об устройстве быта в прошлом. Последние имеют характер этнографических зарисовок. Остановимся более подробно на содержании рассказов-воспоминаний, в которых речь идёт о пище.

Самым важным и почитаемым продуктом, по мнению амурских старожилов, является хлеб, что находится в полном соответствии с традиционным народным представлением о хлебе. Информанты рассказывали о процессе выпечки хлеба, называя хлеб и другие сопутствующие выпечке предметы уменьшительно-ласкательными именами, подчёркивая своё особое отношение к хлебу:

«А помажешь wодичкой, wо такая была у кружке, wо такая, метёлочка, чтоб корочка мягкая была, чтоб мягко, чтоб на крыже... эту метёлочку макаешь у wодичку и wот по хлебушку, а тода накроешь полотенцем... потом друуим чем-нибудь накроешь, полотенцем чистеньким, и усё, хлеб мяуенький, укусный, wо так. А теперь, а теперь у каких упадёт кусочек хлеба, перекрёстисся да подымешь хлебушко, поцалуешь, и на стол положишь. Да-а, чтобы... это урешно хлебушко (ронять). Это теперь хлебушко ни wо что считают, а раньше-то хлебушко дороуой был. Уронишь кусочек - перехрестися, подыми, поцалуй хлебушко и положи на место» (Текст 4: Чеушева М.С.).

Xлеб пекла обычно мать, потому что «хлеб-то, (з)наешь, оно-то божес(т^енное... раньше так считалось... это божес(т^енное» (Текст 4: Чеушева М.С.).

К основным продуктам питания относились картошка и молоко, а также всё то, что можно из них приготовить:

«Да какие блюда? Картошка да молоко, вот и усе блюда <...> Коноплю сушили, толкли и из конопляной муки уотовили. Мак с молоком мешали, хлеб туды макали и ели. А щас ни конопли нету, усю наркоманы повырвали, и мак больше не сеют. Из картошки ешшо деруны да бабку делали. На деруны картошку тёрли да жарили. А шшоб бабку сделать, надо картошку натереть да крахмал смыть, потом её у чууун ложишь, жиром заправляешь, и она там тушится. Укусно, за уши не отташшишь. А мы у войну из картошки тошнотики делали. Это типа драников, только драники из свежей картошки делают, а тошнотики из мёрзлой картошки, её весной по полям собирали, мяли и жарили» (Текст 13: Пинтусова М.А.).

В рассказах амурских старожилов встречаются названия блюд, которые представляют кухни разных славянских народов:

«Ну, суп с уалушками делали. Тесто замешивашш, а потом кусками просто берёшь и у суп кидашш» (Текст 13: Пинтусова М. А.);

«А раньше мама напяке бульбяникоу у пёчи. Ну с картошки ладки. Толчёная. С крохмалом толчёная. И на под, мама на под, на уолый под» (Текст 5: Плакса М.К.).

Крестьянский обед в прошлом проходил с соблюдением определенных канонов: первым начинал есть старший, за столом не принято было разговаривать. Во всём этом также проявляется уважительное отношение сельского жителя к хлебу насущному, дающему силы для нового труда:

«Нас у мамы було шестеро, постаwе мама, и уси ешьте шесть, мама сё(дь)мая. Сидим мы, як нямые, уси молчим. Хто чуть зауоwорыл - мама ложкой по уолове - раз!» (Текст 6: Плакса М.К.).

Даже краткий обзор тематики рассказов-воспоминаний позволяет составить представление о памяти народной, хранящей в своих глубинах незаметные на первый взляд детали, которые в совокупности воссоздают картину недавнего прошлого.

В рассказах амурских старожилов о днях минувших - история нашего края. Историкокультурная ценность записанных устных рассказов крестьян бесспорна. Они не уступают по значимости мемуарам выдающихся людей своего времени, а лишь представляют другой угол зрения на события, показывая происходящее изнутри и давая возможность изучить самих себя как народ.

Выражение «Народные мемуары» обозначает перспективу начатой работы: написать и издать народные мемуары - одна из целей работы с диалектными текстами

ЛИТЕРАТУРА

1. Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. - СПб.: Азбука, 2000.

2. Жанры речи. Саратов, 1997.

3. Китайгородская М.В., Розанова Н.Н. Речь москвичей: Коммуникативно-

культурологический аспект. М.: 1999.

4. Эмер Ю.А.Отглагольное имя в информативных речевых жанрах // Проблемы лексикографии, мотивологии, дериватологии. Томск, 1998.

5. Демешкина Т.А. Теория диалектного высказывания. Аспекты семантики. Томск: Изд-во Том.ун-та, 2000.

6. Оглезнева Е.А. Диалектные высказывания с ключевыми словами «раньше» и

«сейчас»: лингвокультурологический анализ // Вестник Амурского государственного

университета. Благовещенск: АмГУ, 2003. Вып.20.

7. Словарь русских говоров Приамурья. М.: Наука, 1983.

8. Архипова Н.Г. Принципы жизненного устройства крестьянина-переселенца (на материале амурских говоров) // Материалы региональной научно-практической конференции «Приамурье от первопроходцев до наших дней». Благовещенск, 2003.

9. Власова Л.В. Из истории переселения в Амурскую область (по материалам музейных коллекций) // Материалы региональной научно-практической конференции «Приамурье от первопроходцев до наших дней». Благовещенск, 2003.

10. Кауфман А.А. По новым местам: Очерки и путевые заметки. 1901-1903. СПб, 1905.

11. Коваленко А.И. История дальневосточного казачества (вторая половина XIX -начало XX вв.). Благовещенск, 2002.

12. Аникин А.Е. Этимологический словарь русских диалектов Сибири: Заимствования из уральских, алтайских и палеоазиатских языков. М.-Новосибирск: Наука, 2000.

13. Оглезнева Е.А. К вопросу об устойчивости диалектных систем в современных условиях //Филология.Сборник работ преподавателей и аспирантов АмГУ и Пекинского университета. Вып. 2. Благовещенск: АмГУ, 2002.

14. Галимова Д.Н. Рассказы о китайцах, записанные от старожилов Амурских сел // Приамурье от первопроходцев до наших дней. Материалы региональной научно-практической конференции Благовещенск, 2003.

Текст 1. «Дальний восток заселен хохлами и белорусами...»

Текст 2. «Они тоже здесь родились, они ниоткуда, они коренные все тут были...»

Текст 3. «И вышло племя такое - гураны.»

Текст 4. «^леб-то, знаешь, оно-то божественное.»

Текст 5. «^леб пекли знаешь як? Як у песне пеится.»

Текст 6. «^то чуть заговорыл - мама ложкой по голове - раз!»

Текст 7. «А косачи это чё-орные. Краси-ивы...»

Текст 8. «Мы самы ткали, самы пряли.»

Текст 9. «А кабана я, да, пошёл уже сам добивать.»

Текст 10. «Раньше ловили, а чичас чего-то и-и. и рыбы не стало...»

Текст 11. «Подгорну» как начну наяривать, токо пых идёт!»

Текст 12. «Мама говорила мне много, какие у них в деревне свадьбы были.»

Текст 13. «Щас песен не поём, раньше пели.»

Текст 14. «У меня мама жила, она всё травамы пользовалася.»

Текст 15. «Ты можешь сама-а своими словами вылечить человека.»

Текст 16. «Это дедушка меня учил вот «месяц молодой.».

Текст 17. «.Я уж говорю, своей речи не изменю»

Текст 18. «Чагоян - это назвали китайцы.»

Текст 19. «Нас пять в семье.»

Текст 20. «Вот у церкву щас ходят.»

Текст 21. «И прышли, это-о, беляки.»

Текст 22. «Твою сямью всю живьём немцы забрали, увязли.»

Текст 23. «И ничего не поделаешь.»

Текст 24. «Раз Нестор не идёт в колхоз, значит, он знает.»

Тексты из раздела «Речевые портреты»

Позднякова Л.Г.

Текст 25. «Мы Брянщина.»

Текст 26. «Ты должна напрясть и принесть утром матери етаю катушку ниток»

Текст 27. «Такие свадьбы, дак ой-ёй-ёи были!»

Текст28. «Сеяли, пахали, и работали, и жили.»

Текст 29. «Я не гуранка, я по-ихнему ня знаю»

Текст 30. «Усё к нулю идёть и идёть, хуже, и хуже, и хуже, и хуже, уот»

Текст 31. «Оны чёрные. Оны по-своему гиргочать»

Текст 32. «А чо пьяные, а с чаго пьяные - ня знаю»

Сергиенко А.К.

Текст 33. «Всё надо было терпеть.»

Соловьёва М.А.

Текст 34. «Маруська, ты смотри не обижай Данька. А ты, Данько, не обижай Маруську» Текст 35. «Он так у меня какой красивый! Он летал стрелком-радистом на самолёте.» Текст 36. «Вот такие имена: Лямка, Климка.»

Текст 37. «Раньше от болезней сами лечили.»

«Дальний Восток заселен хохлами и белорусами...»

Хлыстов Михаил Власович, 1923 г.р.

С. Черновка Свободненского района Амурской обл.

Беседовали Архипова Н.Г., Оглезнева Е.А., 2001 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004

— Я жил по соседству в деревне, в Чудиновке. Родился ажно в Казанке, потом сюда переехал. Эт(о) в Серышевском районе, за Зеей, на той стороне. А родители с Белоруссии приехали. В десятом году.

— Так вы белорус, получается?

— Да. Да.

- И отец, мать белорусы?

- Так, а бабушка была, материна мать, ну как (в)от, ну метис, половина полячка, половина белоруска.

- А здесь в деревне вообще, наверно, русских-то нет?

- Дальний Восток заселён хохлами и белорусами. В основном, да. И вот с центральных областей вот. Тамбовская, Орловская, Брянская, вот это вот. Всех областей народ. Уже вот молодёжь щас - местные. Ну как вот вот я.

- А как вы записаны в паспорте? Белорус?

- Не-ет, русский.

- Ну вот...

- Это вот видишь, как сельсовет что напишет, то и . в паспорт запишут. Ну вот фактически, я вот . до-о-о . или не до этого . вот до восемьдесят девятого года, я не имел, значит, места никакого. В паспорте записано: жил в Чудиновке. А сельсовет был Юхтйнский. Вот его так вот называли. Как сельсовет выдал паспорт, так юхтинский, юхтинский, и жил в Юхте, и считался, родился в Юхте. А когда коснулось, значит, у меня, у нас так всё, отец. в тридцать седьмом году арестовали.

- А почему арестовали?

- Да тогда же подряд, много взяли . Не понравилась ты мне, я на тебя кляузу написал

- и всё. Ну какой он был? Негр(амотный), когда вот так только крестиком расписывал, свою роспись ставил. Какой он был контрреволюционер? Можете представить?

- А сколько ребятишек осталось в семье?

- Двенадцать. Да мы в общем, всего было девять. Да тогда уж взрослые, те по . замуж повыходили. Нас четверо осталось при матери, кода его арестовали. Ну вот. я уж вот я искал . начал искать концы всё-таки. Ну вот, реабилитация кода в пятьдесят шестом году-то была, я и стал концы везде, всё писал, писал. С Благовещенска прокурор отвечает: чтоб подтвердить вам действительность, надо копии с метрической выписки. Я пошел искать эти метрики себе, вот, значит, в архивы в Свободный пришел, все книуи подняли, все! Значит, что: старше меня вот, начиная с двенадцатого года, значит это, там с шесто. двое старше меня, все есть. Меня нигде нет. В районе вырос, в районе, знаю, откуда, где есть, а потом дошурупил. А-ай! А мать говорила, что я в Казанке родился. И там крещёный в Пиканове, ну это в Серышеве щас, а тогда Пиканом назвали. Угу. Ну я-то. Она тода говорит: о-о, ну, тода, г(ово)рит, бланку заявления сама заполнит эта женщина там. (В)от пошлём. Через две недели и сообщение.

Приезжать получить выписку. Так я вот это и узнал, понимаешь, что потом эту копию да аж в прокуратуру, вот мне прислали такую бумагу из прокуратуры. Да. А что, Ежов. значит, арестован тогда-то, расстрелян девя. двадцать девятого марта. Как за контрреволюционную деятельность.

- Да, отец девятерых детей, да. За контрреволюционную деятельность. Хорошо.

- Девять было у него. У отца с матерью. Вот так вот это. Ну и всё. Чё сделаешь? Вот, значит, прислали, что, действительно, значит, пострадавший от репрессии. Вот, выписали мне удостоверение: «пострадавший от репрессий».

- А родители сюда с детьми приехали? Из Белоруссии?

- Одна, одна сестрёнка, старшая самая, у нас родилась в Белоруссии. (О)ни уже сюда в десятым уоду вот её, четырёхлетнюю, перевезли. В шестом году родилась она. А в десятом они уже сюда приехали.

- А где в Белоруссии жили?

- В Могилевской губернии, там такая деревня, уже всё позабывал, дай вспомню, Папратки.

- Папратки?

- Па-прат-ки. Ну, папоротник. Вот, значит, папратки, деревня Папратки, Могилевская ууберния, Краснопольский уезд.

- А вы какого года?

- Я двадцать третьего.

- А родители по-белорусски разговаривали?

- Да сначала-то, а потом же всё ж, смешалось.

- А непонятно, Михаил Власыч! Смотрите, все приехали с Украины, с Белоруссии, а говорят тут все по-русски. Почему?

- Ну потому всё же от русских! Ну смесь же идёт!

- Михаил Власыч, смотрите, десятый год, Советского Союза никакого нет. Приезжают украинцы, белорусы и начинают говорить по-русски?

- И . и находили все общий язык! Вот они приехали, шесть семей, вот сюда вот это, вот как начиналось токо, ну было там просеками, снесёно просеками, ну, поняли? Деревня намеченная. Шесть семей. Летом чёго дашь? Строиться? Не построишься. И тогда решили выкопать, понима(е)шь, общую землянку и зимовать. И выпиливать лес под поля, значит, под огороды, да под постройки. Тут же пилили, тут же и строили. Каждый на своём, где кто высадьбу выбрал. Вот так было.

- Ну вот вы украинский язык понимаете? Если по-украински с вами буду разговаривать?

- Ну, так-то понимаю.

- А белорусский?

- И (у) белорусов разбираюсь. И газету читаю белорусскую.

- А говорите по-белорусски?

- Не. А они то же самое, понима(е)шь, ну маленько изменяй, чего нет. И что мы го(в)орим «картошка», они «бу-ульба», как они, какая разница.

- Ну а вы её как: «картошка» или «бульба»?

- А ну всякое, как назову, так и пойдёт.

- А ещё какие белорусские слова говорите?

- Да ну! Уже попривыкли, я тут ж . как г(ово)рится обрусел, и тут родился, тут и вырос на Амуре, и уже тут .

- Так а русских же мало было, что ж вы говорите «обрусел», может, «обукраинился», например.

- Ну я-то не прие. Родители приехали, а я-то тут-то, что ж, родился, вырос. Уже к тому времени тут. пошло вот так всё смешано разговор большинство был. Мордву понимали, вот жили мы, четыре семьи мордвы. пять было, чувашей три семьи было, русских четыре семьи, белору-усов пять семей. Вот в деревне начилй, значит, постепенно размножа. ну. Все же на. общим языком, кто как. понимали друг друга, и вот один от одного. И всё! И пошло!

- А в школе? Вы же учились в школе?

- В школе учился. Та-ам всё на ру-усским языке. Чё ж! Все на русском языке. Нихто ж не делил, ничё, общий язык.

- А школу в Чудиновке заканчивали?

- Ну там четвёртый класс, четыре класса было, пятый класс в Бузули ходил.

- А родители хотели чтобы дети учились ?

- Угу.

- А родители сами образованные были?

- Не-ет. Не-е.

- А чем занимались, Михаил Власович?

- Ве-ечные батраки были, понял? Мать вот с таких возрастов сиротой росла. Так какая ей поветь. образования быть? Отец тоже.

- Их насильно переселяли или они сами поехали?

- Не-ет. Они са-ами. Ту. тут самый старший брат из этой, с отцовской семьи, так? Служил вот в это, в отряде Невельского. Вот он с ём сюды и добра-ался. Когда отслужил, срок-то кончился, раньше-т(о) по семь да по восемь лет, вот, верну-улся туда опять, в Белоруссию, посмотрел что там совсем которые идёт хуже в пятьдесят раз, а тут приво-олье было, го-олые ж места были, голые всё. Земля полупустующая пустовала. Вот он и собра-ал их. И трёх бра-атьев, понимаешь, и сестру, и сюда вот, в два года перекочевал вроде. С Белоруссии сюда.

- Так вы всем родом сюда переехали.

- Н-да. И вот, разрешили, значит, сразу поселиться в Казанке всем. Всё-о, и отец, значит, там усадьбу, и честь по чести. Пришла депеша полицейская, что он (брат отца), значит, участвовал в пятым уоду в забастовке в Донбасе. Он шахтёром работал. Значит, подозри-ительный был. За него его сюды и в тайгу. Вот так вот. А-а, нанима-ались сезонные. Летом коров пасли, а в зиму, понимаешь, брё-овны на доски пи. распиливали, отец с матерью. Вот, значит, а потом опять, в двац(а)ть четвёртом уоду, весной, выехали.

- Усы у вас казацкие, бравые...

- Борода. Это я вот, бороду стал носить вот как на пенсию пошёл, эт(о) когда вот узнал, что отец расстрелянный, отец с бородой ходил, вот и я отпустил, отростил бороду.

- А вы на кого, на отца похожи?

- Показать вам?

- Покажите!

- Э-эх! Пойдё-омте в ха-ату!

«Они тоже здесь родились, они ниоткуда, они коренные все тут были...»

Булавина Мария Григорьевна, 1934 г.р.

Власова Любовь Ивановна, 1950 г.р.

С.Касаткино Архаринского района Амурской обл.

Беседовали - Архипова Н.Г., Оглезнева Е.А., 2003 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004 г.

М.Г.: .отец семисят восемь лет прожил, мать семисят пять, тоже здесь все.

- А отец с матерью, они уже приехали сюда?

М.Г.: Нет, тут родились.

- Это деды ваши уже приехали?

М.Г.: И деды тут родились.

Л.И.: Дедушка с какого года?

М.Г.: Тятя-то?

ЛИ.: Да.

М.Г.: С тыща восемьсот девяносто четвёртого, а мама тысяща восемьсот девяносто пятого. А деды тоже. у-у. бабушка, материна мать, тоже здесь родилась.

Л.И.: Вот так что это коренные.

- А её как звали, помните, вот вашу бабушку?

М.Г.: Нашу бау. бабушка Матрёна, а маму, эта, Глафира Тимофеевна.

- Имена такие!..

М.Г.: А отца Г ригорий.

Л.И.: А девичья фамилия матери вашей?

М.Г.: Девичья? Не знаю. Тоже говорят, вроде она Фёдорова была.

- А вот деды приехали зачем сюда? Не рассказывали?

М.Г.: Нет. Они тоже здесь родйлись, они ниоткуда, они коренные все тут были.

- А предки... кто-то ж всё равно сюда приехал...

М.Г.: А вот ес(л)и предки, это, наверно, с этого, Люба, ка-ак?..

Л.И.: С Байкала.

М.Г.: С Байкала, наверно, это я н-не знаю, вот. А знаю, что бабушка здесь родилась, и дедушка здесь, деды тоже. А-а деда звали Филипп, Филиппом деда, вот. А отец у нас был чистый казак.

«И вышло племя такое - гураны.»

Гринь Пётр Егорович, 1928 г.р. Алимова Анна Ивановна, 1928 г.р. С.Иннокентьевка Архаринского района Амурской обл.

Беседовала Базарова С., 2003 г. Обработала Оглезнева Е.А., 2004 г. П.Е.: Борзя населялась я расскажу как. Вот именно Борзя, переселенцы были в основном. Вот Украинка - там жили хохлы. Скабазино (Албазино - ?) - уураны вот, забайкальские казаки, в Красном Луче - белорусы там, а здесь, в Иннокентьевке, тоже в основном сначала большинство ууранов жило, ну там украинцы были между ними.

А.И.: Wот я чё-то не помню про казакоw, wот казаки, чем они занимались здесь?

П.Е.: Казаки пахали, сеяли и охраняли ураницу полностью от китайцеw, они wот как если уде-то нарушения, дак жёны тут с лошадьми со усем управляются, а они на лошадях беуут спасать ураницу.

- А гураны-то - кто такие?

П.Е.: Забайкальские казаки, да они тут в основном населяли вот Бурятия, вот это всё. Прохожая: Это знаете, когда вот ещё в царское время в Сибирь, в Восточную Сибирь ссылали, wот, ну. кто против короля (царя?) выступал, они там женились на этих, на бурятках на этих, и вышло племя такое - гураны. Их прозвали гураны, потому что они

чернявые такие, самые вот якуты все, вот смесь наших русских мужчин-казаков с северными народностями.

«Хлеб-то, знаешь, оно-то божественное.»

Чеушева Мария Степановна, 1929 г.р.

С. Грибовка Архаринского района Амурской обл.

Беседовали Архипова Н.Г., Галимова Д.Н., 2003 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004 г.

- Хлеб как делали?

- Xлеб? Деwчата, лопата wо такая wо, wо такая лопата, токо побольшы, с длинной ручкой, лунку делаешь. Лист сюда, э, ну с капусты или с дуба лист подскладишь, а тада - фить туды! Она туды слазиет.

- А лист остаётся?

- С листом уместе слазиет и усё, как уже спеклася.

- Так лист пригорит?

- Ну и пусть приуорает, пускай. Wо(т) так насыпешь, соль кинешь, трещит соль, значит, сажай.

- Нагрелась, значит?

- Да, уже усё, сажаешь хлеб. Тада хлеб. такие же были. дереwянные. как кочеруа, wытаскиwаешь бу^и оттуда.

- Деревянные?

- Да. Это такая тряпка, метла называется. Wыметешь, чистенько тама-то, ни золиночки.

- Тряпка метлой называлась?

- Да, wот метла такая, тряпка порезана часто кусками, на палку наматанная, и етой мочишь. И етой метлой усё там wыyребаешь, wыметаешь. Чистый под. Тада туды сажаешь, хлеб этот. спёкся, оттуда уже wытаскиваешь этой деревянною как wот кочеруа, токо деревянная. Wытаскиwаешь еуо. А ета лопата хлеб сажать. Лопата. Кочеруа. Xлеб, значит, wот слушай. Стелешь на лауку полотенце, хлеб складаешь, помочишь, сwерьху друуим полотенцем накрываешь(?).

- А чем помажешь?

- А помажешь wодичкой, wо такая была у кружке, wо такая, метёлочка, чтоб мягкая корочка была, чтоб мягко, чтоб на крыже. эту метёлочку макаешь у wодичку и wот по хлебушку, а тода накроешь полотенцем. потом друуим чем-нибудь накроешь, полотенцем чистеньким, и усё, хлеб мяуенький, укусный, wо так. А теперь, а теперь если упадёт кусочек хлеба, перекрестисся да подымешь хлебушко, поцалуешь и на стол положишь. Да-а, чтобы. это урешно хлебушко (ронять). Это теперь хлебушко ни wо что считают, а раньше-то хлебушко дороуой был. Уронишь кусочек - перехристйсся, подыми, поцалуй хлебушко и положи на место.

- Почему дорогой?

- Потому что ж беднота, хлеба мало было, сеяли сами, а скоко уродило или не уродило. Wот хлебушко как был дорог, а теперь хлеб ни к чому.

- А хлеб какой был?

- Да-а. под. протиwеньки не было, под, на под садили, так и назы^алося «на под».

- А какой хлеб, ржаной?

- Да, ржыной, чисто ржыной.

- Не тяжёлый ржаной?

- Такой укусный хлеб, запашистый и не чижёлый.

- Не тяжелый?

- Нет-нет. Рыхлый, мягкий. Буwку вот так, знаешь, другой раз вытащишь, положишь буwку сюды (показывает на предплечье), если она подпрыyаwает (ударяет себя по плечу), значит, хлеб спёкся.

- А месили как у вас?

- Да, теперь слушай сюды. Xлеб кода спёкся, wо так кусочек и остаwляешь, у деже кладёшь.

- Куда?

- У деже тут же. Дежа така дереwянная, такая wот дежа, такая wо широкая, а там место, и wот эту закwаску остаwляешь.

- Кусочек спёкшегося хлеба?

- Wот нет, теста. Wот это спекли, а этот кусочек оставили. Значить, муку сыпешь, это тесто убираешь оттудоwа, у wодичку кладёшь и разwодишь, муку сыпешь, wода кипит, запариwаешь. Муку. Да, да, запариwаешь, опара назыwается, опара. Да, да, wот опара. На опаре хлеб заки. усё, усё, усё, размешал усё, хлеб ужо остаётся, тако как молоко делает(ся) и эту закwаску туды, размешал всё, поставил. дежа и. накрывается такая. дежа тоже деревянная. Туда этот. поулядишь, оулоб (?) начинает подходить, тада месишь еуо, хлеб. Муки добаwляешь, месишь, месишь, чтоб к рукам не пристаwало.

- Надо класть соль, сахар?

- Так сахар никто не клал. Соль, обязательно солишь.

- Солишь? И молоко не льёшь?

- Не-е, wода, wот усё. Да, да, и солюшка. Да, да, wот wымешаешь его, потом wот буwки wыкатыwаешь, на эту лопату их, и на под туды.

- Тесто руками месили?

- Руками, wо. Месёлкой только разwодишь, кода опару делаешь, кwашню wот эту. Да, и кwашнёй назыwали, wот этой месёлкою, а потом вже, кода месить начинаешь, завязуешь платочек, умываесся, перекрестисся. И пошёл месить. Да, (в)спотеешь. Потеешь ещё как! Если плохо wымесил, хлеб плохой, если wымесил хорошо, хлеб рыхлый, укусный.

- С каких лет пекли?

- Не-е, уже поздно. Мама не доwеряла-то хлеб, хлеб-то (з)наешь, оно же божес(т^енное... раньше считалось. это божес(т^енное.

- Только мама пекла?

- Мама пекла.

«Хлеб пекли знаешь як? Як у песне пеится...»

Плакса Мария Кузьминична, 1920 г.р.

С. Черновка Свободненского района Амурской обл.

Беседовала Оглых И., 2001 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004 г.

- Шо з молока делали? Твороу делали. Смятану. Кашу wарили.

- Как каша называлась?

- Каша? Из пшана. Картошку тёрли: крохмал усадили. И это усё пякли самы. Лапшу. Яйцо бьём, напякём от души. Блиноу напякём, твороуу назаwорачиwаем, сметанкой или маслицем полиу усё. Щас за коноплю уоняют да за мак, а раньше мама напяке бульбяникоу у печи.

- Бульбяники?

- Ну с картошки ладки. Толчёная. С крохмалом толчёная. И на под, мама на под, на уолый под.

- А под - это что?

- Под у печи. Иде топится, уоряча, тады ж не уазов не було, ничё. И wот напяке мама, натолке маку, маку натолке, кипятком заwаре, ладок намочае. Wот так мы жилй и ели, и поwзросли усе. А щас за мак у тюрьму содють. А щас уже ку-урють яуо. Да коно-опли, буwало, як набье мама масла целый битон. Подсолнечного.

- Из конопли масло, да?

- Из конопли. Ой укусное, деуки!

- Как ставить опару?

- Ну як опара? Молоко закипело, или на wоде, отариуешь, остывая, тады туды дрожжи. Wот и паску учиняешь там. И муку. На пяску не сделаешь. Простыне, и начинаешь дрожжи добавлять. Як то(ль)ки стане подходить опара, так и паску учиняй. Я ж каждый уод паски пяку. Красиwые. Косами. Xрэстамы. На Западе у церкwу ходили, а тута не-е-е. Далёко.

- Косами фигуры вот так заплетали, да?

- Запляту. Ещё яйцом помажешь, и посыпешь.

- А как называли кислое молоко?

- Саракwаша (простокваша). Кто простокwаша, кто саракwаша. Xлеб пекли знаешь як? Як у песне пеится:

Yоворят, шо неуодяйка,

не умею хлеба печь,

wо дикоwина какая:

на лопату да у печь.

Лопата была у нас такая, деревянная. Капусты лист сушили, широкий, на миску. Ну wот, на лопату размочила я, на лопату застялила, и на ету-у wот капустйну - тесто wо, положила. Xлеб бойкий wЫростя. А тады дубовый лист ходили низать. Тады ж нечем было ни сковороды помазать, ничёуо.

- А зачем дубовый лист?

- Ну дык, он же на поду спекётся быстро, а лист тады обчистится. И корочка укусная и красивая. Да. Wот та-ак раньше жили.

«Хто чуть зауоwорыл - мама ложкой по уолове - раз!»

Плакса Мария Кузьминична, 1921 г.р.

Приходько Татьяна Алексеевна, 1951 г.р.

С. Черновка Свободненского района Амурской обл.

Беседовала Оглых И., 2001 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004 г.

- А какие блюда ещё из мяса готовили?

М.К.: А тауды не було. Сwадьба, и ууляли сwадьбу. Кусок сала положили на стол -рэжте, холодно, оуурцоу, помядор - усё. Тады не було у старыну, шобы по сто(ль)ки, сто(ль)ки блюд уотоwали. Тады кусок сала, мяса отварыли, ску(ль)ки надо, рэжь и ешь. Щас каждому тарэлку, а тады одну постаwять, wот такую wо, и сюуайте уси, с той миски. Нас у мамы було шестеро, постаwе мама, и уси ешьте шесть, мама сё(дь)мая. Сидим мы, як нямые, уси молчим. X™ чуть зауоwорыл - мама ложкой по уолове - раз!

Т.А.: Все с одной чашки ели. Вокрух стола садя-атся, это и я помню, маленькая была. Вокрух стола все сели, чашка - и-и с чашки, и деревянные ложки, и деревянными ложками. Миска такая большая, (э)малярованная. И туды насыпали.

М.К.: А у нас булы черепЯные, уоршки делали дак черепяные, черепянки, керамические.

Т.А.: Как вот уоршки. Выжиуают (в)от.

М.К.: У нас чуууны, чушкам токи wарыли, а у уоршках себе wарыли.

- Какие были печи?

М.К.: Печи русские, у ету печь стаwишь шесть чуууноу чушкам. По тэй бок - три, по тэй бок - три. А спереду яда wарытся. Так и блины пякли.

- А блины какие пекли?

М.К.: Yречаные, Яшние, усякие учиняли, на етых на дрожьжях. И простые.

- С начинками делали?

М.К.: Тwороу заматывали, мясом заматывали. Шо у коуо було. Xочешь уарбузом.

«А косачи это чё-орные. Краси-ивы...»

Кизилова Анна Васильевна, 1917 г.р.

С. Черновка Свободненского района Амурской обл.

Беседовали Белуха Н., Кузнецова И., 2001 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004

А косачи чё-орные. Краси-ивы, красивые, гребешки красные, больши-ие такие, как. как ку-уры. Их в заре, на берёзках, тоже стаями, по полсо-отни штук, бо-ольше, где-то в одном месте усядутся. И вот их охотники и стреляют и-и, и петлями ловят, и всяко. Куропаты беленькие, как курочки. А мясо вкусное из них, хорошее.

У нас Виталя пока не женатый был, здеся-а ставил петли под Новый год, поймал два зайса, и-и два этих, э-э, рябчика, какие-то такие, как курисы эти, принёс куропаты. И фазана. И вот на Новый год, и-и это, принёс сюды. «Мамка не хочет!» И белочку. Белочку я ободрала ии взяла шкурку эту, это, посолила, просушили, и я её набила и-и. прямо как живая. Э-э, ватой набила её, зашила всё, она прямо живая и жива стояла. Фазана тоже ободра. обдирала. Тожа его также сделала. Краси-ивый такой он, стоит прямо-о приятный. А зайцев уже так ободрали их и нажа-арила. Новый год встречали, поприходили, е-ели па. зажарила. Им вкусно показалось.

«Мы самы ткали, самы пряли.»

Плакса Мария Кузьминична, 1920 г.р.

С. Черновка Свободненского района Амурской обл.

Беседовала Оглых И., 2001 г.

- А зимой в чём ходили раньше?

- У лаптях, у драных кухфайках.

- А на ноги?

- Ну лапти. Онуч наматывали, ходили у лаптях.

- Онуч?

- Да. Портянки. То носки, то портянки wот до сюда заматуешь. Раньше штаноу не было на жопе. Юбки - wо.

- А юбки тёплые?

- Самотканные, с сукна. Wечер пряли, ткали. Полезешь на wоз, сено налажиwать короwе, как задуу wетер, дак усю тебя просwетя, приедешь домой, усе ляжки синие, позаморажиwаешься.

- Нижнее бельё было?

- Було, у нас було, усё було, мы пряли, ткали, знаешь, у нас усё було алляное (льняное). Усё с полотна, мы самы ткали, самы пряли, самы бялили, самы усё.

- А стирали чем?

- А стирали. Така бочка была, складывали туды бельлё, а потом золы насыпали, и wоду туды уорячую у чуууны . И оно там и парылось. А потом на рэчку, и праником.

- А праник - это что такое?

- А такая wот доска, и з ручкой. И праником. Деревянная, из дерева. Шоб выбить хорошо эту и золу и усё. Як wымыешь, дак беленичное усё, колинкор. А зимой як поедешь на рэчку буwало, я уже замужем була, сwёкор пробье палонку.

- Палонка - это что?

- Ну-у, лёд пробье, иде бельлё мыть.

- Прорубь, да?

- Прорубь, да, пробьеть, палонкой называлась. Як пробьеть, дак приедешь домой, уесь обмерзнешь. А сейчас красота, науреу wоды, крути. Ой, деточки, ну ладно. Пойду, а то уже уремя боуато.

«А кабана я, да, пошел уже сам добивать»

Симоненко Константин Александрович, 192(?) г.р.

С. Ураловка Шимановского района Амурской обл.

Беседовали Архипова Н.Г., Галимова Д.Н., Оглезнева Е.А., 2002 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004 г.

Кабан

. А кабана я, да, пошёл сам уже добивать. Бил, бил - жир толстый был на ём, заряды не берут. Сколько вот я стрелял, не берёт, он идёт, хоть бы что, вперевалку. Он уже от меня уходил. Три раз стрелил по шее - идёт кабан. Ну куда ты! Стоял, стоял, три раза стрелил - ему хоть бы что, идёт. Зашёл за валёжину, ложится - уже меня караулить (смеется). Лежал, лежал, над им прут зашевелился, кабан подымается, вышел, и за мной. Я уже начал тикать (смеется), потом повернулся. Всё, думаю, не убежать, по голове ему сейчас. По голове его осадил. Подхожу - лежит, но ешшо дышит. Пошёл, коня привёл ближе, давай его обдирать, а там сало вот такое во на ём. В шкуре здесь застряла вся картечь в шее, где она пробьёт? Она ж не пробила, она в шее. Ну пока ободрал, темнеть стало, а мене в зимовьё идти надо. Весь мешок

сложил, кобылу в повод, и пошёл. До бугра дошёл, она как спотыкнулась - там медведь бурундуков понарыл, ямка. Как упала! Вьюкй слезли, мне опять подымать эти вьюки надо, привязывать. Но всё же сделал, хоть темнело уже. Смотрю: по сопке след. Спичку зажёу, посмотрел: о-о, так это я шёл за кабаном, (в)след, мне счас надо туда идти в зимовьё спать. Я по этому следу обратно в зимовьё шёл, а там уже я ляжки отрезал, на коня и поехал за остатками. Поехал, остатки забрал.

Медведь

- Константин Александрович, есть такая ловушка на зверей - наступник, делали?

- Есь, есь, медведя ловят. Я раз прихожу на зимовьё, пятнадцать километров, смотрю, что-то (нрзбр.) бежит. Стоял, стоял - туман. Смотрю, впереди два медвежонка, сзади медведйца. Беуи! А я ещё взял да мат заунул: «Куда тебя хер несёт?!» Как она рявкнула! Оне один на одну листвянку, второй на вторую - моментом там! Она ко мне подбежала, вот так до двери, пасть открыла и стоит: «А-а-а.». Ну куда стрелять? Токо в рот. У меня как была централка заряжена, я прямо в рот. Она пасть открыла - я в пасть ей, в затылок вылетело. Как сноп упала и не дрыунула. Медвежата попрыуали, одного я успел стрелить, в крови побился, побился, смотрит, тот побежал и тоже за тем убежал. А эту я как убил, привёз, ободрал, шкуру сынок Лёшка увёз где-то в Шимановск, там выделал, под ноуи, говорит, стелить хороша будет.

- А наступник как сделан?

- Ну там делают, окружают всё это, городьбу делают, чтоб его поймать. Загородят

всё.

- Чем загородят?

- Да колья забьют туда, сделают задвижку.

- Высокие, большие?

- Да медведь-то здоровый бывает.

- То есть в рост медведя эти колья?

- Ну, вот он идёт, и он обойдёт всё, посмотрит, где ес(т)ь задвижка, лапой раз - она открылась, дверь. Он заходит, начинает колотить там всё.

- А как ловить?

- А ловить, он закрытый, приходишь и бей его прямо тут.

- Так он же открыл задвижку.

- Ну он открыл, зашёл, она закрывается опять, на пружинах

- А вот в этом месте ему почему туда хочется зайти? Там приманка лежит?

- Да, есь, есь приманка, а есь не приманка. Есь дохлую какую-нибудь кинут туда, запах унюхает - пошёл туда.

- А если ничего нет, он зачем пойдёт туда?

- За ягодой, если есть ягода. Он голубицу здорово ест. Он щас уже, вот я позавчера шёл оттудова, на марй, ключ перейдёшь, марь, голубица. Мне вчера этот сказал, встретился: «Смотри, там, - г(ово)рит, - медведь здоровый», - г(ово)рит, Колька Xмельков. Ну я не стал, это, ходить, ну его, пускай пасётся. Голубица ещё зелёная.

Лиса

- А кроме медведя, Константин Александрович, кто есть? Лиса есть?

- Лиса есь, я ловил лису, и Алёшка у меня ловил. Алёша тут за базой поймал.

- Специальная какая-то ловушка есть?

- Капкан такой же вот, токо поменьше надо ешшо. Поставят где-нибудь или нора, или это. Ну, поставил, привязал палку каку-нибудь. Она идёт в гнездо, если в гнездо попала, всё, она сидит.

- Она ж хитрая, как вам удаётся её обмануть?

- Обмануют люди. Я, кода ходил, одну поймал. Пошёл, ставил я на лису, прихожу -нету лисы. Смотрю, по кустам стяу, поташшыла прямо от сопки на ярнйк, поломала, веник я таскаю, выметаю оурадины. Она в кусты зашла, уже ей некуда ходить, она закрутила эту петлю и лежит. И собака заскочил тут, за шею и задавил сразу.

«Раньше ловили, а чичас чего-то и-и. и рыбы не стало...»

Горев Алексей Макарович, 192(?) г.р.

С.Юхта Свободненского района Амурской обл.

Беседовали Архипова Н.Г., Оглезнева Е.А., 2001 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004 г.

- Речка? А Пёра вот.

- Рыбу ловите?

- Раньше ловили, а чичас чего-то и-и. рыбы не стало. Ну закиду-ушки ставили, закидушка - ето, э-э, четыре-пять крючков на бечёвке, и вот забрасывашь её, а здесь в берег втыкашь колушок, привязывашь, вот она и за. называется закидушка. Во-от. Неско(ль)ко раз ездил я в Xабаровск, х дочке. А-а зять. зимой на зимнюю рыбалку ездили. Вот, садимся, машина у него была, садимся на машину и поехали ловить шшук, э-э, сазанов вот этих вот, на ето. Сделана такая, наподобие. жук, как жук всё равно металлический. Вот, крепят его, ето, а тут приделаны крючки такие, припаяны. Ну и вот, на леске его пускаешь её в лунку, ну и вот потихоньку, ето, мотаешь. Шшука хватает, сазан вот это(т) хватает, эту приманку. Как схватит, так чуссвуешь. Тянешь, смотришь: сазана вот такого вот выташшишь. А у нас здесь так нет не. не ловятся.

- Поему так называется - «краснопёрка»?

- А потому что у неё вот эти вот, плавники, красные. Вот она называлась краснопёрка.

- Щука, краснопёрка, ещё что?

- Так. Налим. Со-ом.

- С усами, да?

- Да, с усами, каса-атка тоже само. с усами. И-и кода ее на удочку вытягиваешь, дак она пишшит, касатка.

- А у нее, говорят, кости какие-то очень острые, у касатки.

- Да-а.

- Она большая, касатка?

- Не-ет, она большая не бывает. Гальян, пескарь.И ершши. Мно-ого названий же рыб.

- А вот такие рыбы на змей похожие?

- Ну это вьюны. Е-ес(т)ь, е-ес(т)ь...

- Они, наверное, невкусные.

- Да чёрт ё знает! Вобшэ, где принято их, э-э, кушать, значить, кушали, а где не принято, дак их не употребляли. Вот, Китай, Япония. Лягушек же едят. Да ещё какой деликатесно, говорит, мясо. А мы ж им брезгаем.

«Подгорну» как начну наяривать, токо пых идёт!»

Глазкова Вера Николаевна, 1927 г.р.

С. Черновка Свободненского района Амурской обл.

Беседовала Назарова Т., 2001 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004 г.

- . А плясала раньше, девчонки! Вот и ноги щас почему болят? Я любого гармониста перепляшу. Играет-играет, г(ово)рит «Ну тебя к чёрту, Верка!» И вот сядет сидит, говорит «Перекур». Вот так. Ну чё ещё?

- А на балалайке вы какие играли?

- На балалайке «Подгорну», «Саратоу», вальс. Да много чё! Я и на гитаре играла хорошо. Вот это-о, у дедушки с бабушкой школа была, доча тут у меня старша, котора у Канске, училася. Вот она-а, это там, взяла гитару. это. сломали ученики, и балалайку. Как я её берегла! П-потом купила балалайку. О-пять сломали. А тут у нас у Черноуке у одних есть. Вот всё думаю «Ну вот она ж им не нужна, никто не играет». И не отдают. Не то что я, дурочка. Да на-а, бери-и, тащи-и, сломали и всё. Ну вот, другой раз думаю, в городе смотрю, мож(е)т, купить? Под старость лет (смеётся). «Подгорну» как начну наяривать, токо пых идёт! Пляшут и старики и усе на свете. А щас уже о-ой, уже семь(де)сят третий год, девочки, на-а я уже ни сёдни завтра дум. умру-у, уже скоро умру. Ну чё ж, две операции. Одну операцию зоб перенесла, да вот эту-у, это чё? Ещё вот, сердце держит, телепается. А компанию сообразить, это мне хлебом не корми. Вот сидят но-оют. Да иди вашу мать, чё вы ноете?! Давай стол! Раз-раз, соберу стол, по-шло. Во-мен-тально (моментально) у меня получается. Вот так вот и потихонечку и идёт. (Поет песню).

«Мама уоворила мне мноуо, какие у них в деревне свадьбы были.»

Мошегирова Мария Терентьевна, 1920 г.р.

С. Черновка Свободненского района Амурской обл.

Беседовала Назарова Т., 2001 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004 г.

У меня свадьбы-то не было, а мама уоворила мне мноуо, какие у них в деревне свадьбы были. Сначала невесту надо сосватать. Выбирали сватов. Брали духовных родителей жениха, или хто шустрый в селе. Связували в доме жениха ножки стола, чтобы свадьба лучше вязалась, брали кочеруу, уоворится «выурести девку». Потом токо ехали сватать, но не по дороуе, а оуородами. Потом невеста даёт жениху залох: платочак, хлеб. Потом обрученье. Молодых блауославляли. Иноуда называли боуомолье. Менялись тама кольцами. И начинали запой, пировали. А жениха с невестой в чулан запирали, пошептаться. Перед венчаньем у невесты девишник. Поют тама, уадают. Молодёжник у мужиков. Они пировали. Вечером коробейники - родные невесты - отвозили приданое. Мама так пела шутки: «Приежжяли меня сватать на унедой кобыле, всё приданое забрали, а меня забыли». Само венчание вечером на друуой день. Одевали невесту в самая нарядная платья. Подружки песни пели. Дружко выходит с повозки и брату невесты уоворит:

- Ты зачем здесь?

А он:

- Сестру свою береуу .

- А она не твоя, а наша.

- А если она ваша, то заплати то, что я на неё употребил.

Дружко платил. Потом жениха испытывали, он откуплялся. И они ехали к венцу поврозь. Невесту коуда обвенчают, окручивали. Заплетали две косички, очйпок на уолову.

Молодые ехали в дом жениха уже не поврозь, вместе. И пировали. Если невеста непорочная, то долуо пировали, а если порченая... На родителей надевали хомут и вино давали в дырявом стакане. На утро топили баню молодым. И все вместе катались на повозке по деревне.

А мои-о не так вечались. Помните, я уоворила, что отец помещичью дочку взял без приданого, и они ушли в село Ливада. У них была беулая свадьба без родительского блауословенья. Мама через тётку справила вещи папе. Папа священника долуо искал, не соулашались. Знали отца маминого. Он суровый был. А один соуласился. Потом они отправились к маме домой. Упали в ноги и просили прощения. Так тоуда принято было на беулой свадьбе. И тоуда её отец их по спинам плетью побил, простил их. И блауословил иконой и хлебом-солью. Но приданого не дал. Мама обиделась, и они ушли. А венчанье назвали, потому что дружки, коуда священник уоворит, держали над уоловами венцы, веночки.

«Щас песен не поём, раньше пели.»

Пинтусова Мария Алексеевна, 1926 г.р.

С. Черновка Свободненского района Амурской области Беседовали Мельникова О., Зайцева Д., 2001 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004 г.

У меня и хозяйство было: коровы, чушки, дажы козы был и. Токо я их зарехлася держать. Помню, как за ими уонялася как бешена, а они за козлами по сопкам беуали, а ешшо жрали шо попало. Как-то коза мой платок съела, он на верёуке во дворе висел. Я во двор вышла, смотру, у ей во рту какой-то кусок. Подошла я к ей, приуляделась, а это она мой платок доедает. Я её так за то лупила, кричала на её. Не подавилась же ты, падла! Да, хозяйство у меня было, а щас ничёуо нету, даже собаку не дёржу.

Коуда война началася, мне пятнадцать уодоу было. Тода налоуи усе платили: и старые и малые. Надо было масло сливошное с молока набить, натопить и сдать. Такой вот налоу был. А у самих у войну и хлеба-то не было, с оуорода токо и кормились. У дереунях токо женщины, дети да старики оставались, вот они-то на полях да на оуородах и батрачили. Тяжёлая жисть была, щас жисть леуче.

Коуда суда приехали, я ешшо маленькая была, потому точно не знаю, почему родители суда поехали. Yоворят, тода ауитировали усех, мол, земли здеся мноуо, вот усе и поехали. А суда приежжали, расстраиваться начинали, оуороды корчевали, деревья раскорчёвывали. Обкопашш дерево, подрубашш еуо и вручную вытаскивашш, трахтороу-то не было.

Не, свадеб раньше не было. Может, боуатейшшие себе и делали, а у нас не было. Мы с мужиком так сошлись. Вечером мой брат на урузовике за мной приехау, матрас с соломой да подушки у кузоу побросау и к мужику у хату отвёз.

А мужик плохой был, пил мноуо, драуся постоянно. Любоуница у неуо была. И шо обидно, старая совсем, пенсионерка. Он из-за её руки потерял. Он тода тринадцатую зарплату получил и выпиуши к ей пошёу. Токо она еуо выунала, и он по улицам шарахауся. А как раз зима была, он у сууроб упау и там уснул. Так руки и обморозил. Еуо утром мужики нашли да домой привели. Руки у еуо чёрные стали. Чёрную кожицу сымеш, а под её розовая-розовая, она потом тоже чернела. Ему потом руки отрезали, так он ешшо больше злиться стау, пил мноуо и от водки умер.

Щас песен не поём, раньше пели. На покос едешь на телеуах с песнями, усе поют, усем весело. Ешшо на праздники собиралися, мужик мой на баяне наяривал, а мы песняка давали. А щас не поём. Жисть не та, шоб петь.

Мы коуда суда приехали, на куруане поселились. Тут то(г)да два колхоза было, их потом объединили. Токо наши не схотели председателя тоуо, плохой он был, орал на усех.

Мама у нас хлеб сама пекла. Крутёлкой муку молола и пекла. Крутёлка - это таких два круулых колеса каменных, одно лежит неподвижно, а друуое крутить надо, и мука получается. Её потом просеивать надо было. А ешшо муку у ступе толкли. Токо это дольше и труднее, крутёлкой прошше.

Одёжа кака была? А кака одёжа? У уод одно токо платье пошьют и носют, не шшеуо (не с чего) было наряжаться. Я раньше пряла, а щас не пряду. А мама усю жисть пряла, у её прялка была. Две палки ставятся, снизу станок круулый на четырёх ножках. Есь ешшо шпуля такая на железном мостике. Отсуда скубёшь и на шпулю наматывашш, а потом можно у моток смотать. А потом из этой пряжи носки да руковички вязали. Чем вязали? Ну, рукавички да носки прутиками вязали, а кружева да салфетки - крючком. Прутики - это иуолки такие длинные. Ешшо я вышивала и крестом и уладью. На сорочках вышивала, на рушниках, это полотенца. Вышивала на кайме, она как марля, на ей вышивать удобней. Ешшо постилки шили из кружочкоу ткани, ими кровати заправляли.

Да, у нас здеся красиво. Yрыбоу мноуо, яуод, уолубица есь, земляника. И урыбы всяки разны: и рыжики, и вовянки, ешшо сухой уруз(д)ь есь. Вовянки такие маленькие, жёлтенькие урыбочки. А сухой уруз(д)ь такой же, как и обычный, токо у простоуо уруз(д)я шляпка влажная такая, склизкая, а у сухоуо - сухая, а по виду они одинаковые. Ещё у нас опята растут, проскочки. Проскочки - это маслята. А проскочки потому, что их как поешь, так понос нападает. Ещё у нас синявки растут, сыроежки по-другому, лисички, оленьи рожки, урибы такие без шляпок, а как кустик с многими отросточками. Yрыбоу у нас мноуо, и яуоды много. В речке рыбы мноуо: ленок, карась, харюсь, налим. Xарюсь - это такая рыбёшка, сантиметров пятнадцать-двадцать, не больше.

Да какие блюда? Картошка да молоко, вот и усе блюда. Ну, суп с уалушками делали. Тесто замешивашш, а потом кусками просто берёшь и у суп кидашш. Мама ешшо уамулы жарила, это лепёшки такие. Шшоб их пожарить, надо сначала муку обжарить, потом её у ступу ссыпешь, но не усю, затем картошку отваренную, а потом остальную муку сверху. Потом усё это кулаком берёшь из ступы, лепёшку делашш и жаришь. Укусно получается. Коноплю сушили, толкли и из конопляной муки уотовили. Мак с молоком мешали, хлеб туды макали и ели. А щас ни конопли нету, усю наркоманы повырвали, и мак больше не сеют. Из картошки ешшо деруны да бабку делали. На деруны картошку тёрли да жарили. А шшоб бабку сделать, надо картошку натереть да крахмал смыть, потом её у чууун ложишь, жиром заправляешь, и она там тушится. Укусно, за уши не отташшишь. А мы у войну из картошки тошнотики делали. Это типа драников, только драники из свежей картошки делают, а тошнотики из мёрзлой картошки, её весной по полям собирали, мяли и жарили.

А мы у войну чай из тыквы заваривали, пластами её режешь, сушшишь на солнце, затем можно и у печи подсушшить, а потом чай из её заваривали. Ешшо из тыквы повидлы делали, или её так чишшэну сваришь, или у печи спечёшь, а потом токо так наяривашш.

Печка была как стена. Там вот такое отверстие, туды дрова кладутся, запаливаются, а дым уверх идёт, и из трубы валит. Так вот, казанкй у это отверстие ставили и у ём уотовили. Казанки - это чууунки. А дрова во дворе в скирды складают, это поленницы такие, там дрова ровно складают, шоб не разваливалились. Ешшо навес делают, шшоб дожжь дрова не посмочил.

Мы у детстве любили, кода мама боршш варила. Зимой боршш со свёклой варила, а весной ешшо шшавель с курочками рвала у боршш. Курочки - это травка такая, берёшь её, ешь, а она такая кисленькая. Кода короу держали, так сметану заквасишь и у боршш, такое объеденье. Молоко ешшо переуоняли в масло, твороу, сыр делали, варенец. Шшоб варенец

получился, надо молоко прокипятить и сметаной заквасить. Смолоду усё было, а щас ничёуо нету. Мы и пахту ели. Укусно. Это молоко перерабатывают у масло, а пахта остаётся. Масло у маслобоечке делают, это ступа такая, тама палочка, на ей кружочек небольшой, ступу закрывашш и бьёшь, и масло получается. Ешшо тюру ели, хлеб молоком заливали. Это и есть тюра.

У чём уотовили? Я ж уоворила: в казанках, чууунах по-другому, каструль-то тода не было, у казанках и варили, и тушили. Еуо из печи роуачами выташшишь, на стол еуо поставишь и прям из еуо и ешь. Вот так картошки у казанке сваришь, на стол поставишь, ешшо молоко в крынке на стол поставишь, потом еуо по кухолям разольёшь, деревянную ложку возьмёшь и наяриваешь, аж за ушами трэшшит. Кухаль - это наподобе кружки или коушика, еуо тоже из дерева делали.

«У меня мама жила, она всё травамы пользовалася, и она не знала как ету таблетку проулотить...»

Галицкая Мария Степановна, 1933 г.р.

С. Черновка Свободненского района Амурской обл.

Беседовала Назаренко О., 2001 г.

Обработали Оглезнева Е.А., Галимова Д.Н., 2004 г.

- У меня мать знала, и я сама кое-какия. Я у яуо маленький цветочек взяла, он такой большо-ой был. Я уо(в)орю: «Вы знаете, от чего етот цветок? Вы мне скажите». А он уоворыть: «Так я тебе скажу». Мне, уоворыть, скока я живу, стока я яуо дяржу. Я, уоворыть, один, он у мене уже вырос, у мене уже старый, яго уже надо было раза два пересадить, ето, отростками хорошо прынимается. Срэзать и посадить. Yоворыть, как придуть, уоворыть, женщины с операции, так и ко мне, уоворыть, и идуть. За этим цветком. Ранки заживая.

А я ко(г)да, ето, зубы болели, дак зубы лечила. Пожую, пожую, и он утихая. Вымою яуо чистенько. А щас у меня нету ни одного зуба того, я с месяц как поставила, только всё я прыучаю, прывыкаю. А-а уод без зубоу ходила.

- А за другими травами в лес ходите?

- В лес? В лес хожу. Есть боуородская траука, есть еты.

- А богородская от чего?

- А боуородская - это-о и пить хорошо, её от нервоу.

- Её заваривать ?

- Ауа, заваривать, как чаёк. Шиповник - ето-о от сердца, он как чаёк, это хров(ь) разбивая, во-от. Теперь какой же вам ещё, ето. Есть кровохлёбка, эт(о) от поносу. Есть борэц, эт(о) от усех болезней он. Безбаливающий.

- А как он выглядит?

- А-а он корэнь, борэц. Щас я вам покажу, если мы не. должен быть. Xоть он один, да есть.

- А это корешок, да?

- Да. Борэц. Борэц. Xоть один, да есть у меня.

- Тоже заваривать?

- А их. не(т), это не заваривать, это настаивать. Во(т), видите? Вот, на-а, откуси маленько, так он и связывае. И выплюнешь потом. Вот видишь, у мене настояно? Я сюды-ы, берёзовых почек суды положила, и яуо, корешочек, и ето вот, растираю, а если пить яуо, токо надо семь, семь капелек. Ууу. Семь капэлек, он безбаливающий, он всё снимае, всю болезнь снимае. И сердце, и почки, и от печени березовые почки, во-от, это всё снимая. А-а ето где-то вот нашла его, растирала. Индийскаю луковинку настаивала, дак уже вон скоко, увсё, увсё уже повытерла, а это достаю, иуолочкой, и чем етим было, хоть етим бы, да всё равно. Это ж надо же всё покупать это. Или самоуонку, первячка, или-и ето, или крэпкую водку покупать. Вот. А так, на воде-е, на воде тока трауку пить, на воде. А-а вот корень такие, это вот растира-аться, ноуа-а у тебя там, рука-а заболела. А ето вот, это-о пить, траука такая. От нервоу. Ко(г)да успокаиваться.

- Это лучше валерьянки даже?

- Да-а, варерьянки, так спишь потом хорошо!

- А что это за трава?

- А-а она, постой, где она? Кажется, где-то в лесу.

- А как называется?

- Щас посмотрим. Пустырник. Ай, она так хорош(о). хорошо, ко(г)да её попьёшь, так споко-ойно! Спишь. Вот, спишь и спать охота. И щас вам, покажу ету, боуородская траука.

- А это тысячелистник, да?

- Ауа-а, это, знаете, по женскому ко(г)да чего. Посмотрим. Вот это боуородская траука, вот понюхайте, как она пахнет. Она тоже .

- Ой как вкусно!

- И она от нервоу хорошо, от усего и она хорошо. И ноуи, её, ето, парить, у коуо ноуи болять, парять. А-а ето вот у мене ети, зверобой. А-а зверобой, он от жалудка. Зверобой. Это у мене бабы траву просили, я не знаю. Вот, вот ето вот зверобой. Нет, это не зверобой. Это ромашка. А ромашка - ето от етоуо, от уеморо-оя. Во-от. Ромашка. А ето у мене зверобой. Тут двухсортовый, вон видите, какой он, желтенькие цветочки? Вот, цветочки тут, двухсортовый. Есть маленькие цветочки, есть большие. Щас покажу вам. И ето, и коряшки хорошо, тоже яуо пить. Я ходила под Юхту. А-а ету, ромашка я тута, недаляко от нас, (о)коло Пёры, а-а ету, как её, боуородскую трауку, вот сюды, на сопку ходила. А ето, две сумки прынесла. А ето, а почки - весной, как только стануть раскидаться . а почки, оны-ы от ето, и от печени хорошо, и в общем усё, усё у в ет. в оруанизме очищае. Всякие болячки. Мы во врэмя войны тока этимы почкамы и пользовалися. Мы яуо настаивали на самоуонке. У нас у каждого, ето, бутылка была. И (г)де ранка, это почку. Щас вам покажу. Это почки. Это я прошлом уоду ходила, а нынче мене не прышлося. Смотрю -а-а, думаю, хватить мне етих. А ето - на бутылку ложку столоваю. Суши. у в этом, у теньку сушила.

- Так это они только-только начинают появляться, и вы их собираете?

- Да-да-да, токо чуть-чуть. Ко(г)да оны вон липкие. Ко(г)да липкие, то(г)да их и рвать. А уже-е раскинуться, та-а то уже, то для питьтя не идёть, то только для нох. Ноуи парыть. Ко(г)да оны раскинутся, майские ето называются лист. Ну и ето, помоуая хорошо.

Оны-ы етые листочки, их мылом намылилить и прикладыуать. Не дай бох, тфу-тфу. Щас же больше бабы мучаятся ето, урудямы. То шишки, то ще что-нибудь наскакыуает, так ето, этымы майскамы листочкамы этым, напариуайте, с мылом, и прикладыуаете. И оно всё рассасывается. И ето вот, здесь, у школе, у нас у двух учительниц было. Я им тоже советовала. Деуки плакали, что, ну ети, шишки у урудях. Так и так, уоворю, делайте. А еты, камфурные ети таблетки, ето бесполезно вобще. Я больше трауки: то той попью, то той попью. Недельку той, недельку той, недельку той. А потом прыкрати-ить. Месяц, два, тры, потом опя-ать. Вот и так и усё. А-а еты, ну раньше проти(в) были ети урачи, ну сьсяс уже не проти(в), а у нас, я ко(г)да жила на Западе, дак у нас даже был сердечник, корни. Мы ходили в мае месяце с мамой, и копали. И верьяноука. Аверьяноуку тоже клали у ету, у самоуонку, у перваю, и пили. У мене мама-а жила, она всё травамы пользовалася, и она не знала как ету таблетку проулотить. Ну, и она восемьсят восемь лет прожила. Она б ещё жила, но приехала сюды, в село. Да, а на Западе б она ещё жила.

«Ты можешь сама-а своими словами вылечить человека.»

Наконечникова Елена Анисимовна, 1940 г.р.

С. Чагоян Шимановского района Амурской обл.

Беседовала Архипова Н.Г., 2002 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004 г.

- А церкви не было никогда здесь?

- Мама наша ни раз в церкви не была.

- Не верила в бога?

- Нет, она детишек лечила со сглазу, с испугу лечила детей. Она и щас лечит с испугу, от сглазу она лечит. Она помнит. Вот щас как-то у Веры заболела тёлочка, она: «Мам, полечите с сглазу, её кто-то сглазил наверно». Она берёт кружечку с водой, зачерпнёт, пошептала, пошептала, слышу, чё-то шепчет и говорит: «Уйди, болезь, в топкие болота, в леса, в горы крутые». А в церкви ни разу не была, и никогда. Она как в бога верит? Она просто лечит, а чтоб в церкви была. Ну, говорит, когда гроза: «О господи! О господи!» Кочергу бросит, потом это, кочергу и чё-то ещё, ухват какой-то, чтоб гроза бешеная перестала. Её парализовало семь лет назад, она у нас после парализации слабенькая-слабенькая, ну ничё, помнит.

У меня Галинка родилась, и месяц кричит и кричит, и когда послушаю в животе у ней: у-у-ур-р-р. Я позвала маму и позвала Катю. Мама сама её лечила. Галинке тридцать семь лет, дочери меньшей. Они срезали волоски, вот я что помню, вот в пороге поставили, месяц ей было, маленькая. Одна ножки держит, чтоб вытянуть. И вот срезали ей ногти, нокоточки, чу-уть-чу-ть, помаленечку там, и всё в бумажечку сложили, волосиков срезали, смерили её, ниточку, и ниточку туда, и всё это в бумажечку, и просверлили свёрлышком, скоко росту, смерили, скоко ростом была, и всё, это дырочку просверлили, всё туда затолкали и сверху осиновый. А почему осиновым колышком? Потому что осину, как они считают по Евангелию, осина - проклятое дерево, бог вроде его проклял, и оно трепещется всё время. И вот оно лечит, забирает болезнь. У каждого человека. Вот ты подойдёшь к берёзе. Вот я недавно читала в «Зоже»*, в газете: заболел, чё-то недомоуание, подошёл к берёзе и говоришь: «Берёза, берёза.» Нет! Ну да, к осине, к осине сначала подходишь, обнимаешь: «Осина, дерево богом проклятое, забери мою болезнь там, недомогание, туда-сюда». Постоит, поразговаривает обыкновенным русским языком, хочешь на армянском разговаривай. От осины уходишь,

подходи к берёзе: «Берёза, берёза, ты такая вот красавица на Руси». И берёзовые почки собирают, и сок берёзовый, целительница получается, да? Подходишь к берёзе, обнимаешь берёзу и говоришь: «Дай берёза мне здоровья». А болезни сначала отдаёшь, а потом здоровья просишь у берёзы. Когда приболею, иду ищу. Раз спотыкнулась, упала между берёзой и сосной, еле поднялась, пошла, не могу - нога болит, опухла, это опухает из-за этой ноги, здесь вены все вон, варикозное расширение вен. Ну, пошла, осины там нашла между сопок. У осины постояла.

(о заговоренной воде)

- На улицу эту воду выливают знаешь где? Дверь открывается или калитка, столбик, калитка держится за чё, вот сюда, где вертится. Ещё говорят: «Сколько через эту калитку перешло народу туда-сюда, чтоб каждый вот по полмаковки здоровья прибавил твоему Никите». Ты можешь сама-а своими словами вылечить человека, если ты молитву не знаешь, одно слово помнишь, ты сама свои слова говори, верь сама в них и всё, ты вылечишь его, поняла?

* Г азета «Зож» - «Здоровый образ жизни»

«Это дедушка меня учил вот «месяц молодой.»

Шаринкина Людмила Самойловна, 1915 г.р. с.Кухтерин Луг Шимановского района Амурской обл.

Беседовала Архипова Н.Г., 2002 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004 г.

- Что лечили, только ячмень и чирики, больше ничего не лечили?

- Больше нет. Ещё зубы могу. «Месяц молодой», когда месяц молодой появится, «месяц молодой, у т(еб)я рог золотой, у твоего отца Абрахима (?) зубы не ныли, дёсны не болели, вот у Людмилы чтобы зубы не ныли и дёсны не болели. И вот три раз нужно поговорить перед месяцем, потом на левое плечо вот так тьфу, тьфу, тьфу - плюнуть. И всё. А потом, девчонки, безо всякого разговору, вот у тебя левая нога, всегда обуй её вперёд и разуй вперёд - у тебя никогда зубы болеть не будут.

- Примета такая есть?

- Не примета, я тебе говорю. Вот.

- А кто учил?

- Кто учил? Мама. Вот. И так у людей спрашивала. Это дедушка меня учил вот это зубы, «месяц молодой.»

- А вот ребятишек, бывает, сглазят, испугается, что делали?

- Вот я этот, девчонки, отдала, у меня было списано, я отдала.

- А кому?

- А они уехали отсюдова.

- Вы не помните?

- Не-а, я не помню.

- А чем ребятишки болели, какими болезнями?

- Какими болезнями? Вот начнут реветь и реветь, сглазють его. Вот. Возьмёшь, вот это прочитаешь, сбрызнешь, и всё.

- А чем сбрызнешь?

- Чем? В рот наберёшь воды, да и сбрызнешь.

- Святой водой?

- Можно и святой, можно и такой водой, обязательно. У вас, можеть, ребятишки будут. Вот начнёт ребёнок у тебя реветь, вот это вот, возьми его вот так, язычком полижи, а потом этим вытри... (Показывает).

- Своим подолом?

- Своим подолом. Язычком вот так вот, а потом по этому, чтобы этот.

- По рту...

- Не по своёму рту, по ребёнку.

- Сколько раз надо сделать?

- А хоть три, хоть четыре

- А говорить надо что-нибудь?

- Ничё не надо. Я тебя родйла, я тебя вылечила, больше ничё не надо, вот прямо (показывает)... Вот языком лизнул. Вот я тебя родйла, я тебя вылечила, и возьмёшь вот так вот, по его рту, где лижешь, там и вытираешь.

«.я уж уоwoрю, сwоей рэчи не изменю»

Плакса Мария Кузьминична, 1920 г.р.

С. Черновка Свободненского района Амурской обл.

Беседовала Оглых И., 2001 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004 г.

- А я з wами ыддыхну wот трошки. А то як wыйдешь, усе работа и работа. Бяз оддыхи работа. Мужик-от хоть покуря, посядить, а баба щё-то. Та баба щаслива, шо куря, посидйть. А если ня курить. уляди (о)дну работу. Wон тучка идеть, хоть ба дощ линул, боже мой, ну сухо-сухо на оуороде. Yурцы помёрзли, булы большие, щас подохли. И будя баба без уурцоу. Посейть, коли оны уже wырастуть. Сейчас перядача ийшла по телеwизяру, я у хату уйшла, украинский язык и русський. Дак wот усё раwняли. Один каже: русський нравится, а друуй -украина. Один мужик уоwоря: яны ж ти самые, токи о це wы языки, о це кры^аете.

- Что делаете?

- Наши . русские гоwорят по-русськи, а ето по украински: «о це, хаце, маце»^от оны там спорыли. Wыпиwали там, сядели за столом.

- А вам больше русский или украинский нравится?

- Я русськая. У мене паспорт, чйсто русская.

- А в языке много такого украинского.

- А ты знаешь, моя Yала училась у одиннадцатом классе, так ёй оценку снижали. От пятоуо класса. Як я уомоню, такь ёна и пйша. Понял? И учитель мене wызывал. Ну шо, я уж уоwорю, сwоей рэчи не изменю. Wот таки, деточки, дяла.

«Чагоян - это назвали китайцы.»

Наконечникова Елена Анисимовна, 1940 г.р.

С. Чагоян Шимановского района Амурской обл.

Беседовали Архипова Н.Г., Галимова Д.Н., Оглезнева Е.А., 2002 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004 г.

- Тут, наверно, семей само мало десять, вот так и получилось. Вот тот большой Чагоян, новый, а этот старый.

- А почему «Чагоян»?

- Чагоян - это назвали китайцы. Мой Николай знает, его родители жили здесь. А на этой стороне, выше полтора километра - Крондштадт, там жили у него дедушка с бабушкой, вот, и дедушка там похоронен.

- А почему так называется?

- Там ключ Крондштадт течёт, кто назвал, чего назвал? И Николай родился там. Сиваглй - это раньше, вперёд вот этих наших поселенцев, когда царь. в каком году? По-моему, в девятьсот четвёртом, разрешение дал, десять лет. А когда японцы да китайцы стали все переползать, и уже золото мыли, ходили пешком, всё. Но до него слух-то дошёл, что Дальний Восток уже не пустой, а заселяют иностранцы, вот. Он дал по всему нашему Союзу, дал такой приказ, чтоб все ехали, что десять лет налогов брать не будут. И как рванули, откуда, из Читы, вот Николаева мать из Читинской обл(асти). Отец, правда, русский был, здесь, в верховьях жил, тоже неизвестно откуда они приехали, но тоже мож люди откуда-то приехали. А мать с Забайкалья приехала, её родители привезли. Вот отовсюду ехали, не только из Белоруссии и Украины. Ехали, раз он дал приказ. Где было тесно, где земли, а он разрешил иметь и по две, по три коровы, и коней, и земли, сколько ты можешь разработать. Ну, люди работящие и рванули все, все сюда ехали. Вот это уже и бабушка рассказывала, и Николаевы родители.

Это название сделали китайцы. Чагоян - это значит «белый камень». «Чаго» - это «белый», а «ян» - это «камень», это по-ихному. И Сиваглй, вот на карте написано Сиваглй -не Сиваглия, а люди так звали, вообще весь народ, - Сиваглия, а на карте вот Амурской области написано Сиваглй.

- А что это значит?

- Вот что значит «Сивагли», я не знаю даже. А вот где Крондштадт, маленько ниже Крондштадта, эти печи с извёсткой они делали, и извёсточку сплавляли. Они ж такие ж работящие, китайцы. Вот маленький лес, лесу ж много было раньше, паромик сделают, извёстку выжгут, и везут туда извёстку. Но им здесь помогают которые рабочие, они рассчитывались очень хорошо, всё честно, такие довольные ими были. Даже моя мама у них, вот они выращивали здесь, поля садили, плантации, мак и опиум собирали. Девчонка, ей было четырнадцать лет, сестрёнка, двенадцать лет, и мы, го(во)рит, всё хвалили. Привозили духи, платочки, материя. ну и все шли к ним девчонки. Особенно брали девчонок, потому что девчонки честно работали, вот и брали девчонок на работу. И никто ж и не знал, что надо какой-то мак курить, и ничё, даже понятия не было, всё из-за рубежа пришло.

- Китайцы приезжали сюда работать?

- Всё китайцы, и нанимали, и наши у них работали.

- Это в какие времена?

- Это после революции. до революции они это были, а после революции уже никого не было. До семнадцатого года, ну ещё мож в семнадцатом, в восемнадцатом году.

«Нас пять в семье.»

Глазкова Вера Николаевна, 1927 г.р.

С. Черновка Свободненского района Амурской обл.

Беседовала Назарова Т., 2001 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004 г.

Нас пять в семье. Мама родила мальчика, последыша. Он два месяца прожил и умер. Мы ему люльку повесили, кормили, он усё отрыуивал. Потом выкопали ямочку и закопали. Осталось чётверо. Кода маму хоронили, народу мноуо було. Их с отцом как-то звали на крестины. Она не пошла и ему не разрешила идти. Но он ушёл тода. Мама рассердилась на неуо. А у нас така черёмуха була. Она под черёмухой леула, её так и парализовало. Уже у больнице её распёрло, уруди полопались, как щас помню. На следующий день хоронили. Мать звали Аксинья, отчества не знаю. Я побоялась, ушла к тётке жить из-за отца. Звали еуо Николай Еуорович. Уредный, строуий. А дед плотник был боуатый. Отец ни разу не помох дом строить, еуо мачеха не пустила. Я собралась на Запад. Yалушки мои, дети, выходят из дома. Видим, отец и мачеха новая. Он нам ничё не сказал, что женился. Билеты на руках уже, и ноуи подкосились. Два часа побыли с ними, я им твороуу ведро оставила, яйцев ведро, усё им оставила. В Воронежску облас(т)ь съехала, потом жалела, что дочу оставила. Мачеха долбала её сильно, дочу-то.

Там был сад, алеечки таки, а яблок вороха, мноуо очень. Скоко добра, дом оуромный, двух(э)тажный пропадае. Мы обратно приезжаем, а мачеха в ква(р)тиру мух мильён напустила. Мы кода уезжали, урожая семнадцать ведер насобирали: и свёклу, и моркоуку, они поели усё за два месяца, всё ж таки пять душ семья. Коуда они купили дом, я усё туда отдала, стулья усе. Помоуали им от усей души.

Я ей (мачехе) чужой чёловек. Пожили они, отец заболел. Такой он нехороший человек был. Зверь, пил безбожно, бил меня и деда. Почему, уоворит, ты не называ(е)шь её мамой. Побил сильно, ударил у улаз, волосы выдер. Шла с женщинами, боялась еуо. Мне уезжать с Марыночкой. Суседка зашла, уоворит: «Зайди к отцу, он плохой совсем, болеет сильно». Пошли мы у баню. После бани дай, думаю, пя(тьде)сят урам выпью. Ну, думаю, пойдём к нему с дочей. Мне отец уоворит: «Что, дочь, пришла на моё труп посмотреть?» Я села на стулик, а у неуо слёзы руч(ь)ём, помирает. Я уоворю: «Найди там маму, расс... и расскажи, как ты издевался надо мной, обскажи ей усё». Yоворит, что к моему приезду снех заметёт дорожки. И точно: умер.

«Вот у церкву щас ходят.»

Баркова Анна Павловна, 1921 г.р.

С. Черновка Свободненского района Амурской обл.

Беседовала Назаренко О., 2001 г.

Обработали Оглезнева Е.А., Галимова Д.Н., 2004 г.

- Вот у церкву щас ходят токо в одьну-у, лобами в пол стучать. Ну што толку? Што оно даёт ето? А? Оно ж ничё не даёт. Денеу оно ж не даёт. Дожьжя оно не даёт. А бьются старики уоловами, лобами вот. Ну?

- Ну всё равно люди надеются же .

- На шо на еуо надеяться, ни на чё я не веру в ету. Не веру ни ураму вот это во(т). Я знаю, что человэку ви дайте работу, и он тода пойдёт у церкву. Это я понимаю там. Поют краси-иво - да, постоять - да, очень красиво там, у церкви. Но кода уолодный человэк пойдёт он, уоловою. Пацаноw наберуть - оны там хрэстятся, а оно уолодный, хлеба не видит, куска хлеба. Вы дайте рабо-оту, откро-ойте всё: хфабрики, заводы. Вот люди будуть работать и в церкву будуть ходить. Ну это, конечно, я не уоворю . не отказываться от церкви, от этого. Ну что, ви их и заставляйте и бейте лобами - оно ничё не даёт это. Ну? А то люди вот как страдають. Xлеба нету, а? Куска хлеба нету. А чё эту булочку, если она возьмёт, да я вон сразу чуть не съем! Как щас страпають, ой-ёй-ё! Наливають жидкое в форму. Она спечёт, а там

вдави - в этом ничё нету. Xорошему мужику и зараз даже нечего исть. Ещё друуой раз хорошего привезуть, друуой раз - ой! Нечего исть там.

Это как один парэнь тожа передавал. В книжке было. В войну ето. Вот отца забрали, вот мать его как, э-э, вечер, так и хрэститься надо. И хрэстится, и меня заставляла. И я хрэстился и хрэстился, и она ж лобом бьёт, уоворит, пол. Ну? Чтоб папка вернулся ис фронта. А потом уоворит: «Мне уже так надоело, мамка, мне уже надоело». А вона - всю ночку. Как она терпит? С вечера и до утра. И хрэстится: «Да папка вернётся, надо, ето-о, проси-ить боуа, надо хрэститься». Ну и вы чё ли думаете? Да, уоворит, я уже взрослый стал. Пошли они с деwчонкой купаться, куда-то он уехал, учи-ился, и (г)де-то там познакомылись и пошли купаться. С девушкой. А у ее хрест. То он сам носил хре. хрест, а то, уо(в)орит, я и снял. Ну, когда я поулядел: у ее хрестик. «Сними. Ничего ето не верь». А она уо(во)рит: «Почэму?» «А знаешь почему? Как я молился, шоб папа вернулся, а папа и не вернулся, а мама, бедная, четыре уода лобом била пол. С утра, то ес(т)ь с вечера и до утра. И папа не вернулся». И вот я, уо(в)орит, за ето. И снял я, уоворит, я тоже, уо(в)орит, таскал, я и молился, а щас, уовор’(и)т, ничему не веру. Yоворит, не тас-кай, это всё-о, уоворит, ложь. Уже как мне, уоворит, своей семьёй я посмотрел, что мама делала, бедная, и вот, уоворит, ничего. Уже война кончилась, кода один, говорит, дойшёл человек с хронта, а они вместе воевали. И оны, уоворит, доуоворилися: если ты, уоворит, будешь живой, заходи, заходи в первий, кода в деревню зайдёшь, первий домок мой. Если я поуибну, скажешь моей семье, что я поуиб. А если я буду живой, а ты поуибнешь, ты скажи, где ты живёшь. А он уо(в)орит: «А тоже, уоворит, живу, в одной деревне, большая ш’ибко деревня, аж на самым краю, еще, уо(в)орит, туда да-альше, там хуторок такой маленький. Там я живу». Ну-у, уоворит, я тода-а, уоворит, пойду да р(ас)скажу. Ну, а етоть, тот, который парень-то хрэстился, он поуиб.

«И прышли, это-о, беляки»

Шмендель Марфа Яковлевна, 1917 г.р.

С. Красный Луч Архаринского района Амурской обл.

Беседовала Архипова Н.Г., 2003 г.

Обработала Н.Г.Архипова, 2004 г.

- Я wот такая уже была, wот такой wота девотшкой, как щас знаю. Xоть и-и, конетшно, уже старая, тшуть-тшуть знаю, как была с беляками wойна*.

- А из-за чего война была?

- А тшорт (черт) их душу знае! Кауо они дялили? Не знаю. Не знаю даже. И вот тады с белыми наши (воевали). И мой отец как ушеу на хронт тады, пять лет wоевау там. А кады уже это-о, как-то закончилася wойна, пришёу. И он быу у нас каваляристом, мой отец.

- Ну, рассказывайте, как отец с беляками воевал.

- А-а. Ну вот, он пошёу на еты-ый. Ну как? На хронт. Тады как-то wоевали по сялу-у усюду, тшёрт яуо знае! Так беляки зашли в дом. Wот как шитшас знаю: у нас быу такой стоу, круулый-круулый, wот так стояу посерёд хаты. И прышли, это-о, беляки. Баба подуотовила wсё, а мать уехала как-то за солью куда-то - не было соли соwсем. И-и она-а уехала. А тады ж ни са-ахару, нитшаво нету. А яны же что, етые, мордовороты етые? Посадились wокрух стола, а я была wот ма-аленькая wот - по стоу - wо(т) так wота. Я wот

так бородой по стоу только доставала. Бородой. Ей-боуу, wот як шитшас знаю. Да. А яны тшай пьють и так цукерку-то насыпали. Дак яны-ы w етый, wот w такой носовой платотшэк насы-ыпали, и на стол так wот. Один уоворить: «Давай рябёнку отрэжем хлеба кусотшек». А я wот - о-о-ой! - wовек не видела са-ахару. У нас быу сахарын какой-то, тшорт яуо душу знае! А я уляду думаю: <^осподи! Yосподи! Миленькие!» Какие у мене мысли! «Как я, -уовору, - вас накормлю wсих!» Xватану за етый платотшэк и по полу рассыплю! Это что ето такой ум, это сказать! Один уоворыть: «Давай рябёнку отрэжем». «Нет!» Друуой -«Нет!» Такой страшный. Борода wо(т) ет-такая. Страшный. «Нет!» Ну, нет, так нет. Так и пьють чай, да пьють чай, да пьють. Я стояла-стояла, за етый платотшэк цап! тр-р-р! и сама. Беуом и под, wо(т), петш. Я под петш туды далёко залезла и сяжу тама. И он: «Застрялю тую деwку!» А той уоворыть: «Не троуай. Я уоворыу, дай рябёнку! Не троуай!».

Беля-ак, беля-ак! «Я уоворыл, дай рябёнку». А ён тады уоворыть: <^от и не(т) - не троуай!» Так и в доме ёны жили.

Семья была у некоторых домах по десять, а у нас было у сямье двадцать тшаловек. Нераздялённая семья, пока уже кончилась эта wойна. Сами делали ме-ельницу у нас мужики ветряную. Сами сделали ме-ельницу после етоуо, и-и мельница эта была тады. Сына отдялили тады, через дороуу отдялили уже. С дятьми. И с детя-ами wсе уже отдялились. Нас на посё-олок. Уже посёлки резать стали, на посёлки. Тоже давай, это, и нас с сямьёй туда. А тады что, стала как бы опять wойна, wот. Кулаки были. Деда мояуо w двадцать деwятом уоду выселили w Сибирь с сямьёю. И было нас мноуо, а тада остауся только отец мой. Отдялились. Так и сын отдялиуся. Мы на посёлку жили, нас не тронули, а сын напротиw жиу деда, и тоже выунали с дятьми. Wсе попомёрли в Сибири. На Колыме их у лес. Там лес. И wсе попомёрли. Одноуо змея укусила. Бабу змея укусила. (С)пярва писали, а потом перестали. Wот. И wот та-ак тады. Уже wойна стала, мельницу попожули, wсё попожули. Отца убили, и wот так wот и пошло, и пошло, и пошло.

* Вспоминает о жизни на Брянщине.

«Твою сямью wсю живьем немцы забрали, увязли.»

Шмендель Марфа Яковлевна, 1917 г.р. С. Красный Луч Архаринского района Амурской обл.

Беседовала Архипова Н.Г., 2003 г. Обработала Н.Г.Архипова ноябрь 2004

- У мяне отца убили и мужа у мяне убили. У мяне, правда, дятей не было от перwауо мужа. Мужа убили. Ой! Wойна эта всех.Да-а як была wо(т) wойна и з немцами*.

Наше сяло wсё было ж под немцами там, увсё. Wсё-wсё. Бряньск это ж ув самых лесах, там же етые wсё у нас, партиза-аны.

- А немцы у вас в домах жили?

- Не-ет. У нас яны не жили, а яны боялися. Знаешь, у нас wо(т) так заросли были. Боялися. Ну wот кусты wо(т) так. Кусты. Яны боялися, что партизаны есть. «Партиза-ан надо! Партиза-ан!». Боялися отшэнь, что они с кустоу палили. Яны у друуой дяревне стоять и вот мотаюца ту-уда - сю-уда.

Одну дяучонку взяли сабе. Взяли партизаны деуку сабе, ну, как знаешь, живуть в лясу партизаны и-и взяли сабе вот такую деуку, ну ужо wзрослую, конетшно, не пацанку. И-и доyоwорились, как (в)он уже так, чтобы она wот ездила по сёлам, разузнавала, уде немцы. И дали ей лошадь, дали ей возок ус санями. Возок. Понимаешь, какой? Сани з возком. Чтоб она ездила и передавала етым партизанам. А яна-а взяла разузнала партизан да передала немцам. Як давай тама их лупасить. Ско-олько партизан попогибло-а, ай^ай^ай^ай! А там один, самый улавный был. И ён сколько (о)хотиwся за этой деwкой! Сколько (о)хотиwся. А wсё-таки поймал яе. Поймал ету деwку. Ён не бил, не бил. А-а так же самое, как яна ездила, wот на етом же wозку, ну-у, конетшно, не на том, а на друуом уже, ето-о, привязал яё за ноуи сзади, wот так wо(т) за ноуи привизал, уолова по зямле. И во wсю пору, и по кустам, и по лясу, а ёна трепется за ноуи к сани привязанная. И разьб-бил на куски, только (о)дни ноуи осталися.

А у етоуо партизана сямью попобили. Там же такой лясок. У льляску жану яуо взяли w тюрьму. А ён-н такой, часто забеуал домой w окно открыто. И сделали окно открытое. Думають, ночьчу прыбяуить потом. Он выскотшыу w окно и пошёл, пошёл. Ну-у, жану забрали, и жаны сястру забрали. Дятей кинули одных. Четверо. Чатыре девотшки.Ну-у. Кинули дятей в доме, а-а жён побрали. Немцы. Немцы..

Ладнэнькие были девотшки, и из друуой сямьи их взяли. Это, мол, девотшки, так сказали, чтоб улядели. И вот ёны, немцы, жану ету забрали, и сястру яе забрали, посадили w тюрьму. Потом зь етой тюрьмы подъехали немцы, забрали етых дятей, и-и баб тих забрали под Клинцы туда. У нас Клинцы, там лес такой, уосподи. Такой лес! Здоро-овый, под Клинцами. Самая там, это, лоуля была. (В)от. И-и оны туда, немцы, забрали ету жану, сястру яе, дяте-ей етых четверо. Девочки wсе были. Одной где-то лет тшатырнадцать, одной тшуть поменьше. И, о уосподи, что они издевались. А етому, улавному, уо(в)орять: «Твою, - уоворить, - сямью wсю живьём немцы забрали, увязли». Yлавный партизан был, улавный. И ён-н на коня и туда, под Кли-инцы. Нарядиуся, знаешь, как то(г)да - нищим, уо-осподи! И ёны дажа яуо ни ууадали. Ёны там стоять, там хо-одуть, топчуца. А нельзя ж стрялять, там их уйма! Не(ль)зя стрялять. Что ёны делали! Ой! Милые! Что ёны, ой-ой-ой-ой. Жану ету в отшэрэдь положили. Жану. Сястру тоже. Девотшку ету большую тоже. А етот wсё улядел. И стау, знаешь, какой. от нервоw. От нервоw такой стау, от нервоw. (Вздыхает). Ой, уосподи! И тады там же они wсих и расстреляли. А маленькой, самой маленькой было пять лет. Да wедь ну ма-аленькая, нитшо не понимаеть. Дають немцы конхве-етотшэк, тое-друуое. Там же дяревья во! Два бяри тшэлоwека, тры - дереwо не (о)бхватить. Там такия дяревья! Ну wот у wойну одны етые пни пооставалися, а, ета-а, макушек не было. Нитшёуо не было. Снарядами wсё посбивали. И wот етой девотшке дали конхфет, дали wсё. Бяреть немец, бяреть (в)от так на руки яё, (в)от так. К сабе wот ета-а ноуи и-и рутшки, к сабе wот так, а спина wот. Спинка. Бяре(т) и к дереwу wо(т) так wот хрясь! Пополам! И ён то(г)да як сядел, так и ошалапел и ничёуо ни помн(ит). (Плачет). Один, а подойти нельзя! Яуо ж . ой! Yосподи! Ой! Ой! Ой, уоре. Потом ён оттуда вярнууся, девотшки, миленькие, вярнууся (от)тудова. Ой, как давай же ён ловить! Как давай ён ловить! Yосподи! Не щ-щадиу ни сямей, (в)от, ни дятей, таких, что идуть к немцам. Как их? Ну, предатели етые. Полицаи. Каждоуо, каждоуо, каждоуо wл6виу, каждоуо wл6виу, ско(ль)ко полоwиу! Так он, як wойна кончилась, уосподи, быу у посёлку, ён у селе тама жиу. И сделали як уже дом яму, дом спали-или, и стау он так: тшаловек, уляди на еуо, хороший, стане(т) (в)от разуоваривать, ему (в) уолову, наwерно, (в)от так толк! Потом давай яму в лясу вырязати лес, дом яму построили, чтоб ён у нём жиу после wойны. Так wсё попалили. Ой! И ето, на каждом пни ^от подрезають дерево - wот так - пень), и на каждом пни: «Строй - жить не придёцца». На каждом ножом повырезато на этом пни: «Строй - жить не придёцца». Строй дом. Жить не придёцца. Он пожил-пожил, даже жаниуся, девотшка родилася, учителку взяу, хорошо жили. Поминау девотшек своих, что у яуо побили. Одна, друуая. А уже он сам от нервоw, от

нервоw умер. Умер. Яуо похоронили. Там у нас уород Сураж, уород тоже. Знаете, что тока не делали, ко(г)да памятник поставили. Повесили собаку на памятник. А обуороди-или яуо wсё. И сторожа стоять и ничёуо нихто никак не поймають Это ж так было столько предателеу, уосподи! Предателеу так ловили, топили, як собак.

* Вспоминает о жизни на Брянщине.

«И ничего не поделаешь.»

Горлов Иван Петрович, 1921 г.р.

С. Москвитино Свободненского района Амурской обл.

Беседовала Мальцева Е., 2001 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004 г.

Родился в Воронежской области, Воробьёвский район, Никольский сельсовет. Три класса не окончил - пошёл на работу. Была возможность учиться, но потянуло, пошёл в бригаду, в колхоз быков обучать. Не один я, многие ребятишки обучали. А потом стали работать на них. Уборка - снопы возили, скирдовали. Сенокос - стога возили. Государству на бычках хлеб возили сдавать, свеклу. Пацаном был - сноп на вилах поднимал в двадцать-тридцать килограмм. Когда поменьше был - воду носил во время уборки, косарей поил, погонщиком был. Тогда же были лобогрейки (?) и водоноски, так вот мы на водоносках. Один пацан верьхом сидит, управляет, другой воду разливает. А в школу-то ходил в лаптях, несмотря на то, что возле Москвы жил. Это после революции стало легче. Стали строить деревни, колхозы, совхозы. В церква ходили, так просто, интересовались. По малолетству залезешь на колоколен другой раз: поп молебен читает, пацанам-то интересно. В двенадцать лет я в комсомол вступил. Колхозы возрождались, а были диверсанты. Это сыновья кулаков и богатеи на вредительство перешли, жгли скирды, хлеба. А мы на охране. Начальник говорит: «Ребята, жгуть нас, жгуть!». Вот и ходили, подкарауливали в ночное время. Так в школу я и не вернулся, работал. С тридцать восьмого года я четыре пары быков обучил и работал на них. Отец - инвалид первой империалистической войны, потерял ногу в Германии. Мать, да нас я и ещё трое сестёр, и отец-инвалид, так и жили.

В тридцать девятом году отец записался на плановое переселение сюда, на Дальний Восток. Двадцать четыре семьи в эшелонах ехали. Коров, кошек, собак, чё хочешь с собой брали. Приехали сюда, в Москвитино. Москвитина была пустая. Все ненавистники Советской власти работали на золотых приисках, им лучше жилось. Это только обида у них, что их выслали, репрессировали. Мы-то на трудодни работали, а они хорошо зарабатывали. Здесь нам всем дали дом навечно, закрепили бесплатно всем семьям. Мы хоть оттуда корову привезли, а тут были бедные-бедные. Из-под Иркутска, из-под Читы, староверы назывались. К ним в дом не зайти. Воды попросишь - они свою кружку не дадут. Ну, мы все по-настоящему, как взялись работать. Лес сплавляли. Я стал работать прицепщиком на тракторе, боронил, сеял. Во время уборки штурвальным работал. Послали меня потом на курсы, в Бурейскую школу комбайнёров. Шесть месяцев там учился, в сороковом году закончил. Приехал, дали мне комбайн. Отремонтировал его, и стал работать во время уборки. Нас два человека училось, вот мы вдвоём и работали.

С половины сентября меня стали тягать на призыв, в октябре призвали. Попал в пехоту, тридцать четвертая стрелковая дивизия, сто тридцать четвертый стрелковый батальон. Как попал - и до конца. Война началась, мы по тревоге с Еврейской автономной области, и вверх по Амуру по-над берегом шли. Шли только ночью, суток двое, трое пешком в полном снаряжении до деревни Благословенной. А там взгорье каменистое. Ну, мы накопали

землянок, стали их перекрывать, стены жердями и пиреем закладывали. Рвали пирей, резали и им перекрывали. Окопы, траншеи, доты строили. Война идёт, а мы укрепляемся, готовимся. Сопки каменистые, а мы их все изрыли кайлом и ломом. В это время Япония ждала победу на западе, в Германии, чтобы отхватить Дальний Восток по самый Байкал. Вот мы и готовились воевать с Японией. Тяжело было, ели через край с котелка чумицу китайскую, ходили в обмотках. Как зима, уходили в дальний край. Японцы могли ходить по Амуру бесшумно. Зимовали в землянках, копали и зимовали. От Биробиджана по хребту проводили дорогу. Писали заявления, чтобы на фронт отправили. Я был командир отделения, третий разведвзвод, первый батальон. Амур форсировали на американских средствах, амфибии назывались. Ни одного выстрела со стороны Японии не было. Они уже чувствовали, что мы готовимся воевать с ними, вот и отошли.

А у нас направление на Xарбин. В дождь, на лошадях, лошади были с Монголии, маленького роста, и мы на них по горам, а с этих гор как дадуть-дадуть из артиллерии, чтобы сдержать нас. А тут ещё смертники появились, японцы. Весь обвешанный гранатами, и вот бросается или под танк, или в окоп. Иной раз в колонну роты тихонько проберётся и ножом в спину, полроты вырезали. А в деревню не зайдёшь, там диверсанты, опасно. Если бы немцы так сопротивлялись, как японцы, нам бы не жить. Где-то с неделю мы вели наступление. Отстали мы. Меня командир роты вызывает и говорит: «Вот, отправляем тебя на подкрепление». Четыре пары лошадей и четыре ящика боеприпасов дали, и отправился я с отделением назад. Ну, встретил я наш взвод и пошли мы догонять своих. Продовольствие кончилось. Один раз был внезапный обстрел. Мы шли на Xарбин, и вот город на той стороне реки Сунгари. Там переезд был, дорога-то грунтовая. Солнце уже на закате, а кукуруза там двухметровая, и по сей день вспоминаю эту кукурузу. Сколько мы пытались - не вырастили такую. И вот нас обстреляли, но у нас ни одного поражения. Стемнело, лежим, а комары-то жучат. И ударить нельзя. Ударишь, а каска - «дзинь»! Нельзя обнаруживать себя. Лежим, смотрим: в темноте силуэт. Приказано не стрелять. Вот он поровнялся с нами, и тут взрыв около его. Оказывается, бросили гранату наши под него. И тут второй взрыв, и так только слышу - осколок мимо меня, а потом огонь три раза, и всё затихло. Через некоторое время с левого фланга видим: кони, конница идёт. Но командир войска не допустил их. Крикнул: «Стой!». Они стали, потом опять дальше. Он опять: «Стоять!». Затем слышим приказ: «Огонь!». И началась перестрелка, но они убежали, мы их упустили. Затихло. Сзади появилась колонна машин. Ну, думаем, нам сейчас и дадуть. Только свет их машины стал нас достигать, а по ним сзади как дадуть, и так и замерла их колонна. Солнце взошло, нас послали в разведку обшарить кукурузу. Ничего мы не нашли. Только наш один убитый и один гражданский японец. Стали его обыскивать, у него рюкзак, полный всего: материала, сукна, часы, припасы. Командир приказал добить, и убили его. Всё забрали; друг хотел часы забрать, а я сказал, что не надо. Коней видели перебитых, вещмешки на них навешаны были, мы всё поснимали. Вот и поджились продовольствием. У китайцев иногда продовольствие забирали. Смотрим: два кабанка ходют. Стали на руках китайцам объяснять, они поняли, сказали -забирайте. Мы их застрелили, опалили на палочках и съели, подкрепились. Кабанки-то килограмм под сорок были. Через несколько дней нагнали мы свой батальон. У китайцев позабирали коней, у них-то лучше. Нам комбат потом дал жизни. Сказал: «Зачем мародёрством занимаетесь?». Мы сказали, что беспризорные были лошади. А он говорит: «А вдруг заразные?». Потом пошли мы вместе с батальоном. Меня в одной перестрелке контузило, после взрыва у меня шум образовался в ушах. Языком не мог шевелить. Врач посмотрела, сказала, что это временно. Речь восстановилась, а шум остался: звенить, шумить. Я и на курорт потом ездил в Одессу, там и промывали, и продували, и электричеством -ничего не помогло. На Украине, говорят, есть профессор, всех лечит, только себя не может, к

нему бы меня. Двухсторонний неврит слуховых нервов. После демобилизации меня комиссовали. Я там в военном госпитале провалялся, вернулся оттуда.

Старики тут, в деревне, отец без ноги, одна сестра замуж вышла, вторая на выданье. Тяжело. Сестра говорит: «Отправляйся на флот». И вот я после демобилизации в «Эпрон»*. Меня приняли на подводный катер. Когда я обратился, чтобы уволиться, меня не пустили: понравился я. Уже коммунист был. Не пускают меня: «Вот давай мы тебе дом и стариков перевезём».

Однажды иду с Малой Сазанки, машина американская едет. Я поднял руку, она остановилась. Ну, сел, разговорились, поехали до Москвитино. А это, оказывается, был заместитель райсполкома. Он меня звал к себе. Я сказал, что подумаю. И вот вызывают меня в райсполком. Говорят: «В деревне тяжело, ты же коммунист, переходи сюда со стариками, направляем тебя по партийной линии». Вот так и пошёл. В сорок седьмом году меня избрали председателем сельсовета в Москвитино. Стали работать, а что толку? Сила-то вся осталась на фронте, а те, кто остался в селе - больные и раненые. Вот колхоз: кругом одни женщины и мужики хромые. Нас одновремённо три человека коммуниста было, а меня секретарём избрали, и с меня и спрашивали за колхоз. Потом совхоз начался. И уборщица больше меня, секретаря парторганизации, председателя сельсовета, получала зарплаты. А мне охота поднять это село. Тут один клуб был, церквушка, я говорю: «Клуб надо настоящий, культуру надо поднять». Стал договариваться. Так и так, говорю, денег надо, всё разваливается. А мне говорит начальство: «Собирай налоги, начинай». Я два человека дикарей нанял. Они за два дня мне лес нарубили, оконные переплёты, потом дверь, всё сделали, пол, потолок. И всё, отстроился. Я им за это за селом кочки на покос отдал. Они накосили сена на этих кочках, и рады ещё были. Школу потом построили, сельсовет, медпункт, дом для учителей, и всё за три года. Колодца, кладбища - всё огородили, поправили. Потом я договорился, навозили мне граверу, грейдер пустили. Такую дорогу сделали! А вот зарплата низкая была. Уже и женился, жену перетащил, а стыдно перед ней. Решили бросить всё, хоть и поощрения мне тут, и награды, и на выставку. И вот в шестидесятом году пошёл я в райком партии. Написал заявление: освободить меня со всех должностей. Пойду на комбайн, я же механизатор. Долго меня освобождали, своих кадров нету. Трижды пришлось приниматься заново за должности. Потом, когда меня сняли, предложили управляющим. Я говорю: «Да я на самую низкую, бригадиром пойду». Нет, говорят, давай управляющим. Но я всё же убедил, пошёл бригадиром комплексной бригады. Жена главным бухгалтером устроилась. Уборка кончилась, и я на расчёт подал заявление. Ушёл я в город, в мастерские. Сколько работы мне предлагали, любую работу выбирай. А я говорю «Пойду в столярки слесарем». Пошёл, а там шум, не могу в цеху работать. Я, говорю, простой работы не боюсь. Пошёл плотником. Поработал, но всё тянет в деревню. Потом вызывают меня в горком и говорят: «Всё хотим мы тебя вытащить из этой деревни». Председателем колхоза в Сычёвку предлагали, я наотрез отказался. Тогда мне предложили в свою деревню. Вернулся я туда. Мне квартиру три раза давали в городе. Потом, в последний раз уже, сказали: «Дом достраивается пятиэтажный, дадим квартиру». Я говорю: «Пойду туда, где самое трудное, я не пойду в управляющие, буду бригадиром животноводства». Стали строить типовые коровники. Я, значит, подсказываю как лучше, а они говорят: «У нас проект». Я говорю: «Проект проектом, а где удобства?» Стал делать по-своему, и тут ко мне делегация за делегацией. У них там вся документация предвыборная пропала, стянул кто-то. За это всех председателей, секретарей исключили. А кому работать-то? И опять ко мне: «Пошли председателем, ты уже в годах, авторитет имеешь». Я говорю, что не пойду, сейчас уже не то, что раньше. Я в четыре утра наравне с доярками встаю, уже сердечко пошаливает. Зарплату обещали повысить, а я не согласился всё равно. А тут ещё в аварию попал, ногу сломал, ампутировали, вот с протезом теперь. И ничего не поделаешь. Это

мы с Валеркой, зятем, ехали в деревню, а навстречу выскочил на «Ниве». Ну мы перевернулись, меня придавило, и отрубился. Когда очнулся, смотрю: «Нива»

разворачивается, и наутёк думают. Я кричу Валерке: «Беги, не дай удрать». Он вылез, догнал, а там председатель горкома. Они с друзьями на даче гуляли, ну и водитель поддатый. И ничего мы не сделали. Валерка говорит: «Всё целое?» Да я вроде ничего, только ногу придавило. Xвать за ногу, а она болтается. Ну всё, перелом. Шестой год с протезом. В сельсовет не в состоянии уже по инвалидности. Пошёл инженером по технике безопасности, вот работаю, несмотря на группу, несмотря на инвалидность.

* «Эпрон» - Экспедиция подводных работ

«Раз Нестор не идёт в колхоз, значит, он знает.»

Григорьева Екатерина Нестеровна, 193(?) г.р.

С.Юхта Свободненского района Амурской обл.

Беседовали Архипова Н.Г., Оглезнева Е.А.,2001 г.

Обработала Оглезнева Е.А., 2004 г.

- Бабушку помню. П(о)тому что нас когда выслали, мы репрессированные же, и в тайге жили, бабка всё больше. Мама, отец работали, уоняли на работу. А бабка-то с нами была. Две семьи вот. Дяди Xарапона. Xарапоном, мы не Ферапонт называли, а Xарапон, дядя Xарапон. А это. трое детей, и нас четверо было, и всех бабка досматривала.

- А откуда выслали, откуда репрессировали?

- Ви(д)ите, это. Папа не пошёл в колхоз. А-а соседи все вот и-и, с этой веры, они знали, ну, папа и-и дед, у них книги были, они читали эти книги церковные, во-от. Ну, мама малограмотной была. А они что? Раз Нестор не идёт в колхоз, значит, он знает, он вычитал, он знает - и мы не пойдём. И всю эту, всех (смеется) и выслали, и всё. С колхо. не с колхоза, ещё в колхозы только начали организовывать.

- А с собой всё хозяйство везли?

- Ну!.. Забрали! (С иронией). За неделю всё забрали, ничё, ничё не дали, ничё! Ребятишек - на! В телеуу посадили и повезли. В Свободный привезли, потом в Мазановский район нас увезли. А тут в три(д)цать третьем году, с Мазановского района нас приехали, забрали. То же самое: родители на работе, а нас, детей, с бабушкой, всех на пароход, родителей с работы на пароход, мы ничё не взяли ни одеться, ни поесть, ничё. Ещё один милиционер на-а бабку нашу. А у нас, это, бабка мне дала, я-а. мне восемь лет было, дала мне в руки одного-о мальчишку, это моего брата Костю, ему пять лет было. Назарке. Назар -второе, видите, имя. Назарке было-о тоже пять или шесть лет. Она дала мне их в руки, сказала: «Не выпускай!» А идти надо километров пять до-о. по Селемдже, до-о пристани. Вот. А-а одного взяла сама так на руки, другого на руки, а-а Нюрочке сказала: «Ты вот этих держи». Ну, в общем.

- Одни дети?

- Одни дети. А уж милиционер говорит: «Бабуля ! Ты возьми хоть кусок хлеба, хоть в чё-то заверни. Они же за-а. вот отойдёте, они заорут есть. Так она хлеба к. взяла и мене завязала, это я уже постарше была, восемь лет, постарше. А-а брат старший, было ему десять лет, он уже на работе был с родителями, на покосе. Во-от. И разрешили только хлеба вот взять немножко. Остальное всё. скот на па. на пастбище был, а-а вот это мелкий скот, свиньи, э-э, и эти куры, это всё осталось. Кому это осталось? Нас отвезли сорок километров по-о Селемдже, до Норы, до Норска, а потом по Норе туда в тайгу уунали, и до декабря. А в

декабре коней подоунали - и везти. А-а нам даже одеться не в чё, ну ходили мы там. Так собирались, милостыну просили. Кто мог дать чё. Какую одежонку какую. Ну, в общем, как могли. А-а. на сани посадили, соломой в основном укрывали в декабре. А чё нас?

- А дети все выжили?

- Нет. У нас двое умерло. И бабушка. Бабушка воспалением, пока мы доехали, и всё она ж больше их держала меньших, собой грела, а сколько она могла их науреть. И они простыли, и она простыла. Где ж, где же выживешь? А мы восемь лет вот, десять лет мы бежали. Вот колонну гонят этапом по Зэе вверх, они-то сидят, милиционеры, на лошадях! А мы-ы. шли пешочком. По Зэе. Соунали нас, отвезли туда. А потом уже привозили летом, всё везли-везли-везли баржами. Вот баржа идёт с Украины, украинцев привезли. Один раз баржа шла, и-и народу там на барже, белые. Ну, напууались, думаем чё такое? А это белорусов везли. А у них-то одежда вся белая. Ой, и мужчины, и женщины, всё белое полотно, белое.

- Некрашеное, да?

- Некрашеное. Лапти. а мы-то не знали лапти. Наши все-е, вот жили у нас, носили моршни. Так называли вот кусок кожи, вырежут вот такой круг, эти дырочки наделают, ногу поставишь, шнурок затянул, и обув. Вот на лето эта обув называлась моршни. Вот это самое и нам всем выр. из кожи, кусочек всё-о или с какой плотной тряпки, и-и мы уже обуты (Смеётся). Ни тапочки, ничё не знали, а-а так бегали. А они в лаптях приехали, ну первый раз вот я увидела, лапти эти все. Ну не знаю, как их высылали, ну, привезли. Белорусов, потом украинцев привезли, потом привезли э-э, это, с Владивостока. Там Манзовка есть. Ну, в общем, сёла которые побогаче тоже так, кругом подбирали. Очень много молотили людей, бараков настро-оили, и-и мы жили. Вот стол посёредине барака один, дли-инной, там нары, там нары, семьями. Если есть занавесочка, ещё занавесочкой семья от семьи отгородится, если есть тряпка какая. Ну потом стало всё-таки, это, тридцать пятый год уже, кой-где и-и матерьял появляться, где-то купи-ить можно было чё-то. (Вздыхает). Но плохо было.

- То есть это вот тридцать пятый год. А начали выселять вас с Гурана, это какой год был?

- Это. двадцать восьмой год, тридцатый год. Вот с села выуоняли. А с Мазановского района в тридцать третьем году. Вот осенью. Токо привезли сюда в Мазановский район, токо начали обживаться немножко, вот понастроили не землянки, уже кой-(к)то домики построил, ну в землянке в основном жили, вот, и тут опять высылать. Опять переуонять надо, ну в леспромхоз, нужны были рабочие на-а лесовалы. Лес валить. В тайуе. И вот туда унали.

А мы уже подростки сучья рубили, носили. наши-то раньше только на лошадях вот. Дерево повалят, обрубить надо сучья, мальчишки уже были, подростки обрубали сучья, а нас туда зауоняли, мы эти сучья носили на. в кучу, и сжига-али. Вот сейчас же лес нисколько не береуут, а тогда-а. строго с нас спрашивали. Свалил дерево - убери. Чтоб не было завалов таких в лесу. Ну а . то дрова пилили, то ещё что. Паромили же лес, сплавляли. Вот эти, плоты идут. Их связывали берёзовыми. эти, кусты рубили берёзовые, по два метра, по три, тонкие, а потом их грели на костре, и крутили. Это мы вокруг столба. Идёшь, его крутишь, это уже тоже подростки делали. Вот, скручивали этот, и ими сдерживали этот лес. И потом плот . щас-то всё крууом канаты, да всё, а тогда ничё не было. Вот этими дерев. этими прутьями и связывали плоты. И от нас оттуда возили сюда, в Свободный. В Благовещенск. На сплавные конторы, уде лес нужен был. Да и торговали же лесом с Китаем. Продавали плоты.

- А отец уже и не верил в бога?

- Отец не верил. Д-да и мама. Иконы. у нас сильно комендант был такой, придурок-гитлер. Вот. Он мог топта-ать эти . Женщину если захватит, старушку за-а моленьем, о-ой! Издевался как хотел. Сажал в баню. А это одну старушку, дак отселил совсем отдельно, в тайге. В землянку её. Так крадучи беуали. Это белоруска. Нет, полячка была. И она лечила.

Как змея укусит, значит, скорей к бабке. Мы беуали к ней. Прибежи-им, она напоит нас травками (смеётся), у неё травки все. Xлеба ей принесём. Чё? А как же? Ядвига она была, бабка Ядвига. А-а Бронька, её сын, был как раз ровесник мне, а Станйслав, тот постарше был. Стасик. Вот. Такие имена у них польские.

- А откуда они взялись здесь?

- Да везли всех. Везли с Запада, везли эшалонами, везли. А вот сюда в у-у. эту в Юхту, тоже привозили, вот привезут а-а на-а. эшалон вон там, на станции, сгрузят, а потом старались здесь где-то пристроить. И вот Юхта началась в тридцатом году заселяться, вот тут наше место, тут был сосновый бор. Потом стали строиться. Сильно много людей погибло здесь, на БАМе. И боле-ели. Привезут, сотню привезут, а останется тридцать-двадцать. Остальные умирали. Xоронили в братских могилах. Просто в могилу складывали и всё, даже гробов не было. Не успевали. Столько людей! Из Белоруссии сюда везли-и, и с Волги везли-и, и с Украины везли-и, и с Молдавии везли-и. Отовсюду везли. Из-под Владивостока, то со Спасска.

- То есть можно говорить о том, что здесь не переселение, а поселение было, да? Сосланные люди?

- Сосланные люди, да. Сосланные люди были. Селились. Но были и переселенцы. Это седьмой год, восьмой-девятый год.

- Раньше, да?

- Раньше, ауа. И они заселялись, приехали и заселялись вот туда дальше вон, колхозы вон, Дмитриевка, они там. Но там тоже приехали эти, белорусы и-и украинцы. Они приехали по переселению. Когда Амурская область заселялась. А-а, это такие как Шевче-енко, Жачко-о. Кто ещё? Я-ащенко.

И они заселялись вот там, село рядом. И когда-а переселенцы были, вот, эти репрессированные здесь, им нельзя было ходить туда, к вольным. Ни в коем случае.

- Почему?

- Ну-у нельзя было, и всё. Не разрешали. Мы первое время учились отдельно, потом стали нас вместе учить с вольнонаёмными, п(о)тому что школ не было там, в тайге. Всегда нас дразнили, всегда нас.

- А дразнили как?

- Ну как? Кулак, буржуй. Всяко. Враг, враги народа. А дети - они дети. Знаете, как дети. где-то от родителей услышат, а потом-м очень ядовитые такие. И поэтому часто драки у нас были. Мальчишки отбой давали. Девчонки поплачут, а мальчишки подерутся. А чё ты сделаешь?

У нас сильно был комендант, Гусев. очень жестокий, не дай бох, кто вольнонаёмный. К нам э-э. мамины родители. они были не репрессированные. Они были. уехали на Сахалин, на Сахалине жили, потом оттуда приехали и хотели нас навестить. Мамин брат приехал. Так он дрался с ним, с комендантом, чтоб до мамы. он так и не пустил его. С наганом стрелял, но не пустил дядю Тиму к маме. А потом уже я ночью маму провела по тайуе, туда, к дяде Тиме, чтоб она хоть увидела. И утром же привела, это километров десять, двенадцать вокрух давали. И он всё равно комендант пришёл утром проверить, мама дома или нет. Не уехала ли с этим, с братом со своим. Это уже мамины. Ну, мамина родня была.Отец (матери) остался, жена у него умерла, восемь детей. Двойнят она родила и умерла. И восемь детей. Он-н занимался охотой. Xлебопашеством не занимался, как мой отец.

- А он кем был по происхождению, мамин отец?

- Ну кто, ну как? Крестьянин.

- Нет, он русский был?

- Рус. ну вот, э-э. знаете, какие они вот, местные, гура-аны, можно так назвать, из местных вот мама и. Местная. Местная. Папа-то приехал оттуда, с Забайкалья, а мама местная. Как гуранка. Мама так же, как гураны, ча-ай этот сильно густой пила.

- А как называется? Просто чай?

- Так нет, он «сливанчик» называется, по-моему.

- Почему сливанчик?

- А-а потому что там сливочки сливали, там-м маслица туда, э-э. вот солили этот чай. И чай заваривали очень густой. А чаю такого не было ещё вот как сейчас чай, а-а собирали местный чай, местную траву. Вот, э-э. называли её в народе ещё как-то «молочай», а я вот э-

э. услышала как-то передавали из Сибири, и назвали её так, как называла мама и бабушка: «багажан».

- Багажан?

- Какой-то багажан. Но-о это как молочай щас называют. Мы этот чай собирали мешками. Токо это. лист. Нам листочки. А он цветёт малиновыми э-э. метёлками какими-то. Вот. И только листья. Мы вот обрывали листья и вот. А заросли были раньше, полно, а щас вот кое-где только увидишь его и всё. А то большие заросли были этого багажана, а-а мама как-то его запаривала, обрабатывала, и он получался вот как действительно чай, такой мелкий, до того вкусный! Душистый! Вот мне всё время думаю, если попадёт я зап. сорву. Нарву. Но ме. (сей)час не стал попадать, нету. Заваривался густо-ой такой чай, заваристый! Заваривали этот ча-ай, туда сливки, маслице, со-оль, и вот. А дядя ещё. тётка, у нас одна сильно любила этот чай. А он его называл «жеребчик» (смеётся).

- А почему?

- «Ты, го(во)рит, и не знаю, почему он его. Ты мне налей там жеребчика» Не знаю. Я то(ль)ко слышала. Ну а так знаю «сливанчик». Тётка называла его «сливанчик».

- Екатерина Нестеровна, вы ведь учитель истории были?

- Я географ. А историю вела, потому что э-э. школы маленькие, нагрузка небольшая, географию нагружают обычно.

- Никогда детям не рассказывали настоящей нашей истории?

- Ну настоящей. а настоящую историю-у учили мы, с ребятами.

- А вот ту, которую вы видели, историю? Не ту, которую в книгах писали.

- А-а. Все молчали. Да. Молчали. Потому что.

- Страшно, наверно, было?

- И страшно. И кто знал вот, я же местная, знали. Вот. И-и я член партии была. Меня приняли. Я в комсомоле была, член партии. Меня приняли. В Гуран ездили, проверяли это всё. Ну, приняли. Я была членом партии. Но. Когда встал вопрос, учителя собираются ехать по путёвкам за границу. Мне сразу не говорили, а только так. Разные.

- Предлоги искали?

- Предлоги искали, чтоб то(ль)ко не пустить. И вот я так хотела в Болгарию, ко(г)да ехала группа наша и наши учителя, так я не попала, в Польшу хотела, так я тоже не попала. Как географ, как историк. хотелось. Вот. А потом мне уже муж говорит: «Чё ты рыпаешься? Чё ты не понимаешь, почему тебя не пускают? И не лезь ты на рожон». И всё. Это одно. Второе. Когда я-а была, вот работала в Маркучах, в Бузулях, вот здесь, в Разливной, и когда выборы местные мес. мес. местко-ом вот местные выборы, меня выбирали крууом. Здесь меня ни разу не предложили даже в сельский совет. Ни разу. Никто. Почему?

- Прошлое?

- Потому что прошлое так жили. А. вот я уже здесь директором была, там-то я заведующей начальных классов была, а-а здесь-то уже директором была, и членом партии, и обязанностей у меня сколько. Нет, пожалуйста. Зав агитпунктом ты можешь, быть

пропагандистом ты можешь быть, раньше же-э обязательно всех надо обойти избирателей, всё рассказать, вот. А выбранной ты не можешь быть. Ну как же, враг народа и вдруг выбирать.

- А как всё-таки вы получили образование?

- (Вздыхает). У нас школа была начальная. Потом э-э. да. А за сорок километров школа была семилетка. И так мне хотелось учиться, очень хотелось. И собралось нас несколько человек в эту семилетку, сорок километров. Xодить пешком, в школу. Ну вот мы-ы неделю там проучимся, а воскресенье бежим домой, чтоб взять что-то попитаться. Никаких интернатов, никаких питаний там, что мы с собой принесём, то мы и с собой брали. А потом начали строить у нас школу. Было четыре, пятый класс, построили, и я вот пошла в пятый. Вот. Я там не доходила, мама заболела, и я стала здесь в пятый. Потом шестой, седьмой. Закончила седьмой, как раз закончила седьмой, из Юхты перевезли семей десять или пятнадцать к нам. А девчата-то здесь уже жили, в Юхте. Они город знали, я-то не видела ни этого поезда, ничего этого, в тайге жили. Вот. И-и они: «Давайте учиться». И они увлеклись тоже, что будем учителями. В седьмом классе учились и захотелось нам учителями. Приехали-и молодые, раз школа только образовалась, молодые учителя. И-и девчата русский язык, немецкий язык вели у нас, математику парень вёл, и ещё что-то он вел у нас один, литературу вёл тоже. И такие были интересные люди. Такие они энергичные, они с нами всё устраивали, мы столько. и игры, и таки кружки разные вели, мы всё время были заняты. Чем-то заняты. Нам было очень интересно с ними, мы в походы ходили, и все эти ручьи, речки, всё это изучали, ещё и в географию меня потянуло. Во-от. И решили учиться. А как учиться? Нам-то нельзя никуда ехать. Вот. И в сорок третьем году этого коменданта у нас убирают, и приезжает другой парень э-э. с войны. Раненая у него рука была, и комендантом. Он говорит: «А вы почему сидите все? Вся молодёжь? Позаканчивали семь классов и сидите. Сейчас нужен. война идёт. Нужны люди на фронте! Если вы учиться куда не поедете, ежьжайте в фэзэо (ФЗО), ежьжайте в эмтээс (МТС), рабочие нужны крууом. Я вам дам справки. По этим справкам вы поедете». Только выдавал нам справки и говорит: «В Шимановск можете, в Свободный можете. В ФЗО. В Благовещенск не рыпайтесь. Белогорск тоже, и больше никуда. Вот в эти». Ну и мы поехали. Пое-ехали уже последним паро-омом, ой, ехали как! Ну доехали. В Свободный как вышла я на бууор, первый раз поезд увидела, аж села! Первый раз увидела поезд! А уже мне было лет, наверно, пятнадцать-шестнадцать. Во-от. Ну и справки нам дали. Мы куда? Где-то в Свободном надо искать, куда поступать нам. Нас человек десять девчат. А потом, ну это, одна говорит: «Знаете что? А чё мы будем тут ходить искать? Поехали в Биробиджан. А-а там у меня тётка, и мы там устроимся». Ну-у мы садимся и зайцами едем. Зайцами. А раньше-э вагоны были такие, вот эти-и сплошное вверху, нары, вот эти нары сплошные, если туда залезешь, не каждый проводник там н-найдёт тебя, так мы зайцами там наверху и проехали. В Биробиджан приехали, подали документы, нас сразу приняли. Сразу приняли и-и в колхоз направили. Мы быстренько почему-то экзамены все ру. два экзамены всего сдавали, русский и математику, и-и сразу нас в колхоз. Так мы и уехали в колхоз, первый курс закончили, потом второй курс закончили, второй курс немного не закончили, нас ночью милиция вызывает: «Кто такие? Откуда? Как? По каким документам?» А у нас документов-то не было. Кто нам даст документы? Нам не разрешали. Нельзя нам выезжать было из села. Ну вот, вот этот, комендант, парень этот, он был более каким-то человечным. Он разрешил, и мы уехали. И вот учились. И когда нас милиция-то вызвала, и-и директор был у нас э-это. он то же самое еврей. С Ленинграда он был, эвакуированный, и как-то он тоже прогрессивным человеком таким был, и заступился за нас, и выхлопотал, нам дали паспорта. Нам разрешили доучиться, дали паспорта, но в паспортах показали статью, что мы враги народа п. политическую. Статью пиисят . Писалось На. паспорт выдан на основе э-э статьи такой-то пункта такого-то. Всё. И мы понимали, что-о

нам свой паспорт нельзя нигде показывать. Нас никуда не примут. Нигде нас не возьмут. Во-от. Ну и мы закончили. А-а билеты дают тоже по документам, у нас документов нет. Только приказ у нас был что, мы закончили педучилище и направляемся туда. Но меня направили, я очень хорошо училась, меня направили а-а в воинскую часть, на границу. Есть такое там Ленинское село, по Амуру. Вот туда. А куда я поеду с этим паспортом? В какое-э пограничную? Кто меня туда пустит? Я чё? Вот. И-и поэтому вышла на вокзал с узелочком, никаких у нас чемоданов не было, раньше не было. А с чего? Сложишь свои тряпки в узелочек. И стояла. Подошёл военный э-э эшалон, ехали э-э солдаты, груз везли, ну видно военный груз, потому что у нас же тут много военной этой делали, и в Комсомольске снаряды, и всё, ну и-и два солдатика едут, вагоны сторожат. В каждом вагоне видно. Ну и чё-то разговорились мы, я стою и они: то, другое. Молодёжь к молодёжи тянет. А он говорит: «Поехали. До Свободного мы довезём».И я так ехала. Если они проежьжают какую станцию, они становятся э-э в этих, в проходах туда и туда, чтоб не видели меня, и я там села (смеется) и сижу. Говорят, э-э а-ай военные там издеваются или что, ну вот, и я об этом не подумала, и они, видно, не подумали, парни, такие хорошие парни попались. Кормили меня. Два дня мы ехали. Два дня. Потому что состав, где-то оста. остановят, потом опять переуоняют. Вот так я доехала. А потом съездила получила аттестат. И сразу же поехала в это(т), в институт. Летом. Думаю, поеду поступлю. Приехала-а, испууалась этого, ну, института, походила-походила, побродила-поглядела.

- В Благовещенске?

- В Блауовещенске. Испууалась токо, что меня поймают там , ходила как этот, заяц. Боялась, что поймают, паспорт у меня такой, и засадят. И я быстренько вернулась, и стала работать, а потом заочно в этот же год подала документы, заочно документы. Меня приняли, и я начала учиться заочно в институте.

(Смеется). А ещё. Заканчиваем мы педучилище, нас десять человек в комнате этих всех, переселенцев-то. Враги народа. Но переда. нам кто-то передал, что весь курс, наш выпуск, будет направлен э-э на Чукотку. От и начинаем думать, как бы не поехать. Ну в чём ехать? Нам последний курс, вот нам экзамены скоро сдавать государственные, нас обокрали. Нашу комнату. А мы девчата чё? Стол у нас в середине стоял, были э-э в кино, пришли, сняли всё, на стол положили, спать леули. Спали в одних рубашечках, встали, ничего нет, всё вытащили, стекло вытащили, у нас всего нету. У нас ничего не было на себя одеть. Мы вот также, что могли на себя натянули, кто там из других комнат девчата простыни дали, мы посидели, пока директор уже тут коми-иссию, да нам выдали солдатские юбки, солдатские ботинки и дали-и, тогда ещё помощь была американская, помощь - джемперочки такие э-э лё-огенькие, черненькие, ре-едкие, вот такие дырки. Ну ничё, всё равно. Всё-таки какая-то одежда. Всё. Мы заканчиваем, нам ехать у. работать, а у нас нет одежды ни у кого. Всё! Из чемодана вытащили .Сняли с нас даже одеяло! Вот простыночки.

- Как же вы так спали?

- А наверно, усыпили чем-нибудь. Не могли мы так, что все, вот все десять человек, все десять человек так спали. Чё-то нам сделали. Мы только так и говорим, не иначе. Всё вытащили, вот. Поехали к директору, директор уоворит: «Ну-у, давай» сразу.Нам дали и купили по ситцевому платью, ситцевое платье пятьсот рублей, нам пятьсот рублей дали, пятьсот, платьюшки ситцевые. Вот и всё. И ехать. Ну большая часть уехали на Чукотку. И не зря. Они там отработали, у них там за год два года шло, и там они-и и-и приоделись, и замуж повыходили удачно, там столько людей было, и хороших людей, грамотных, и образованных, и всё. А мы (смеется) по деревне, кто тракториста, кто колхозника, за колхозника, кто за кого (смеется) повыходили. И вот такая жизнь. Больша-ая и интересная, и уолодом нажились, как надо, и хорошего... Всё-таки вот работала я уже учителем зде-есь, в Разливной. Ну, знала я,

что я-а репрессированная, я н-не выпячивалась, поэтому я не могла говорить на уроках. Как я могла сказать, что я вот такая же? Я старалась эт(от) вопрос обойти, а как историю. есть какая, такую её и рассказываем. Какая она есть, такую и рассказывала. Но что характерно, что у меня не осталось зла никакого. Вот это как-то, видно, папа вот, он говорил: «Это так и на-адо. Что дано, то надо пережить».

И как-то вот так вот. Что положено, то и терпи, переживай. И оно, видно, мне, на меня это сказалось, и я-а никакого зла ни на кого не имела.

- А когда Вас выселяли, книги, иконы бросали, да?

- Ну иконы забирали. Мама, э-э когда вот он (комендант?) начал рвать которы бумажки там, топта-ать. Бабки прятали (иконы), зарывали в землю.Мама нам отдала иконы, взяла кирьпич, к иконе привязала кирьпич, обмотала тряпочками, верёвочкой, сказала: «На середине Зэи опустйте. И пусть там лежит. Там нихто хоть не будет их топтать, не будет никто шевелить». Вот и мы их там уде-то сохрани(ли). Yде они теперь?