CC BY
76
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 31 (212).
Философия. Социология. Культурология. Вып. 19. С. 11-16.
С. С. Логиновский
СВЯТИТЕЛЬ ИОАНН ЗЛАТОУСТ О ЗНАЧЕНИИ ЛЮБВИ ДЛЯ СОЦИАЛЬНОЙ ЖИЗНИ (НА ПРИМЕРЕ ТОЛКОВАНИЯ 1 КОР. 13,1-8)
В статье рассматривается учение св. Иоанна Златоуста о социальном значении любви. Настоящая любовь, по мнению Златоуста, есть забота о благе ближних. Поэтому любовь является главным элементом социальной жизни. Только любовь способна сделать социальную жизнь нормальной, обеспечив истинное единство и благоденствие общества.
Ключевые слова: христианство, свт. Иоанн Златоуст, социальная жизнь, любовь, спасение.
В социальной мысли нового времени любви уделялось чрезвычайно мало внимания. Такое отношение к этому явлению обусловливалось его пониманием в данной культуре. Во-первых, любовь понималась как явление частной жизни, как относящееся исключительно к сфере межличностных отношений. Во-вторых, любовь понималась как природное, естественное влечение, природа которого «глубже всех социальных установлений»1 и, стало быть, не является объектом изучения социальной мысли.
Иное понимание любви, её значения для жизни общества свойственно социальной мысли отцов Церкви. Для христианства, пишет В. В. Бычков, характерен «идеал всеобъемлющей любви как основы человеческого бытия»2, в том числе социального. Выяснению подробностей этого идеала на примере толкования свт. Иоанном Златоустом первого послания апостола Павла к Коринфянам и посвящена данная статья.
Прежде всего, святитель считает необходимым определить истинную любовь, отделив то, о чём он будет говорить, от различных ложных представлений, весьма распространенных и поэтому вдвойне опасных. Делает он это, рассматривая то, что случилось с праведным Иосифом, в бытность его рабом у египетского вельможи.
Как известно из первой книги Библии, молодого и красивого Иосифа полюбила жена его хозяина, египетского вельможи. Анализируя чувство и поведение египтянки, святитель показывает то, что он называет любовью «вульгарной и низкой, которая [есть] скорее болезнь, нежели любовь»3. Более того, святитель считает даже, что египтянка любила Иосифа дьявольской любовью. В самом деле,
говорит Златоуст, об этом говорят все её действия, каждое из которых нарушало и правила, установленные людьми, и заповеди, данные Богом: нерушимость семейных уз, верность, целомудрие. Всё указывает на то, что в действительности не любила не только Иосифа, но и себя. Говоря так, святитель указывает на то, что действия египтянки имеют самые пагубные последствия для её будущего в вечности, прямо ведут в геенну огненную, чего. конечно, ни один человек, любящий себя, себе не пожелает. Египтянку, продолжает святитель, не остановили и увещевания Иосифа, в которых он привел самые разные доводы (как человеческие, так и «божественные»), женщина все равно «влекла его к себе. Она делала это, - подчеркивает святитель, - не потому, чтобы любила его, но желая удовлетворить своей неистовой страсти, как видно из того, что она сделала после. Она требует суда, обвиняет, лжесвидетельствует, предает зверю невинного и ввергает его в темницу; или, лучше, сколько от неё зависело, уже убила его, вооружив против него таким образом судью... Она не любила, - заключает святитель, - но неистовствовала. Да, она не любила Иосифа, а хотела только удовлетворить своему сладострастию»4. Таким образом, резюмирует святитель, то, что люди часто называют любовью, в действительности есть не более чем сладострастие, похоть, греховная страсть, которая пагубна как для окружающих, так и для её носителя.
Праведный Иосиф, в противоположность египтянке, являет собой живое воплощение истинной любви, о которой говорит апостол Павел. Он, отмечает святитель, не только отверг её предложение, но и, заботясь о спасении одержимой страстями хозяйки, произнёс
увещание, достаточное для того, чтобы искоренить любую страсть. Он напоминает ей
об их неравенстве: он раб, она знатная дама; напоминает о благодеяниях её мужа и самом факте наличия у неё мужа, указывает, в конце концов, на Бога. Таким образом, он заботился, прежде всего, не о себе, а о ней, о её благе, как здесь, на земле, так и в вечности. Даже после того, как она ложно обвинила его, он не изменился в худшую сторону. Иосиф не стал ни оправдываться (хотя, подчеркивает Златоуст, такая возможность была), ни обвинять египтянку. Это и есть истинная любовь. В самом деле, «если даже люди, виновные в грехе, не воздерживаются от обвинения, хотя само дело подвергает их стыду, то как не удивляться Иосифу, который, будучи чистым, не говорил о страсти жены, не объявлял греха её, и даже, когда достиг власти и сделался правителем всего Египта, не помнил зла и не мстил. Но что я говорю об его расположении к ней, - восклицает святитель, - когда он был таков же к братьям, которые едва не убили его, и никогда не говорил о них ничего худого ни дома, ни на стороне»5. В этом праведный Иосиф был подобен Богу, Который явил наилучший пример истинной любви. Бог, пишет святитель, «будучи царём всего и существом блаженным, не отвратился от людей, . которые оскорбляли Его и плевали на Него, но сделался для них человеком, обращался с блудницами и мытарями, исцелял бесноватых и обетовал небо. После всего этого люди, взяв Его, ударяли по ланитам, связали, били, осмеяли и наконец распяли; но Он и тогда не отвратился от них и, будучи повешен на кресте, говорил: Отче, отпусти им грех их (Лк. 23, 34)»6.
Таким образом, истинная любовь долго-терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит (1 Кор. 13, 4-7). Одним словом, истинная любовь имеет своей целью пользу тех, на кого она направлена. При этом забота о других, по мысли святителя, оказывается и заботой
о себе, поскольку «польза каждого заключается в пользе ближнего, а польза ближнего в его пользе»7. Это утверждение справедливо для любого случая. Рассматривая его на примере политической сферы жизни общества, святитель говорит: «судья судит не для себя
самого, а для пользы ближнего; подчиненные угождением, послушанием и всеми другими способами доставляют пользу начальству; воины для нас берут оружие, потому что за нас подвергаются опасностям; а мы трудимся для них, потому что от нас они получают содержание. Если ты скажешь, что каждый поступает так, ища собственной пользы, то и я говорю то же, только собственная польза достигается посредством чужой»8. В противоположность Б. Мандевилю святитель хочет сказать, что даже если человек преследует исключительно свою собственную выгоду, он неизбежно нуждается в других людях. При этом его выгода тем больше, чем больше выгода других людей, т. е. чем больше благодеяний он им оказывает. Поэтому, если человек действительно хочет достичь максимальной выгоды для себя, он должен максимально способствовать благу окружающих, а это возможно только при истинной любви к ним. Бог, подчеркивает Златоуст, специально устроил всё таким образом, для того чтобы люди были привязаны друг к другу и привязанность эта не ощущается как тягостная, только когда истинно любишь людей.
Такую истинную любовь свт. Иоанн Златоуст, следуя за апостолом Павлом, называет вершиной и матерью всех добродетелей. Если я говорю языками человеческими и ангельскими, - пишет апостол, - а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всякую веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви,
- то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы (1 Кор. 13, 1-3). Превосходство любви над другими добродетелями объясняется тем, что ко всем другим добродетелям может примешиваться зло (например, нестяжательный часто гордится своей нестяжательностью, красноречивый впадает в болезнь честолюбия, смиренномудрый нередко в своих мыслях превозносится) в то время как любовь этого не может допустить, поскольку истинно любящий никогда не будет превозноситься перед любимым.
Особенно важно, по мнению святителя, то, что истинная любовь, имеющая целью пользу любимых, есть одновременно любовь к Богу. «Любовь человеческая, - говорит он, - исполнена зависти и злобы, а любовь Божия свободна от всякой страсти. Поэтому Бог и ищет
сообщников любви. Люби вместе со Мной, говорит Он, тогда и Я буду больше любить тебя. Если ты любишь любимых Мною, тогда я вижу, что и Меня ты любишь усердно. Поэтому будем любить друг друга и таким образом возлюбим любящего нас Бога»9. Не случайно Христос указал в качестве главного две заповеди: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же - подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Мф. 22, 37-40). И в другом месте: Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга (Ин, 15, 12). Христос, говорит свт. Иоанн Златоуст, требует от человека любви самой сильной, говоря: Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих (Мф. 20, 28), указывая этими словами на то, что необходимо так любить, чтобы быть готовым отдать жизнь за любимого.
Получается, что истинная любовь изначально социальна, поскольку направлена на других людей (именно на людей, а не на одного отдельно взятого человека). По мнению Златоуста только истинно любящие люди могут составить правильное, нормальное общество, поскольку только истинная любовь делает людей подлинно социальными существами. Все остальные Божьи дары, отмечает святитель, «не только не соединяли их [коринфян, которым пишет Павел; впрочем, это относится и ко всем остальным людям. - С. Л.], но и разделяли соединенных, а она, напротив, сама собою может соединить разделенных и сделать их одним телом»10; «любовь такова, что любящий и любимый составляют уже не два отдельных лица, а одного человека, чего не может сделать ничто, кроме любви»11.
Это становится возможным, потому что по мнению святителя любовь способна изменять само существо вещей, причем всегда в лучшую сторону, принося с собой все возможные блага. В самом деле, говорит святитель, «раздавать своё по-видимому прискорбно, но любовь делает это приятным; брать чужое по-видимому приятно, но любовь не позволяет считать это приятным, а заставляет убегать, как преступного; худо говорить о других для всех кажется приятным, но любовь представляет это низким, а хорошо говорить - при-
ятным... Ещё: гнев имеет в себе некоторую приятность, но при любви его не может быть; если любимый и оскорбит любящего, то гнева не будет, а будут слезы, увещания, просьбы: как далека (любовь) от раздражения!»12.
Любовь не только устраняет и преображает неправильные чувства, но и наделяет человека всей совокупностью благ, крайне необходимых для социальной жизни. Именно их перечисляет апостол в 1 Кор. 13, 4-7. При этом, как подчеркивает святитель, только у любящего все перечисленные блага приобретают совершенный вид. В самом деле, «долготерпеливый не всегда ещё милосерд; если же он не будет милосердным, то его доброе качество становиться пороком и может обратиться в памятозлобие; но любовь, доставляя врачество, т. е. милосердие, сохраняет добродетель чистою. Также милосердый часто бывает легкомыслен, но любовь исправляет и этот недостаток. [одним словом] любовь совершенно очищает всё»13.
Таким образом, истинная любовь преображает человека, делает его ещё здесь, на земле, подобным ангелам, превращает из ветхого человека, рабствующего греху, в новую тварь во Христе (2 Кор. 5, 17). Это вовсе не случайно, поскольку Сам Бог есть любовь (1 Ин. 4, 8) и причастный любви причастен самому Богу, с Которым не может соединиться ничто нечистое.
Вообще, по мысли святителя, любовь не есть что-то сверхдолжное, внешнее для человека. Напротив, только любящий и есть подлинно человек, человек же, который не имеет любви строго говоря даже называться человеком не может. Скорее он подобен неодушевленным предметам и даже хуже их, поскольку неодушевленные предметы не имеют любви, поскольку по своей природе не способны на это, в то время как человек способен любить. Поэтому если человек не имеет любви, то единственная причина этого - его собственное нежелание её иметь. Именно по этой причине человек не имеющий любви хуже даже неодушевленных предметов.
Если бы все люди были такими, истинно любящими, то общество преобразилось бы до неузнаваемости. «Представь, - говорит святитель, - человека не такого, который любил бы одного, но - всех равно, и тогда увидишь достоинство любви; или, лучше, если хочешь, представь наперёд одного любимого и одного любящего, любящего так, как должно любить.
Он живет как бы на небе, наслаждаясь всегда спокойствием и сплетая себе тысячи венцов. Такой (человек) сохраняет душу свою чистой от ненависти и гнева, от зависти и гордости, от тщеславия и порочного пожелания, от всякой постыдной любви и всякого порока. Такой (человек) еще находясь на земле, будет стоять наравне с (архангелом) Гавриилом»14. Если бы люди был такими, истинно любящими, то, восклицает Златоуст, «сколько было бы добра»! В самом деле, если бы все люди были истинно любящими, то «не было нужды ни в законах, ни в судилищах, ни в истязаниях, ни в казнях и ни в чем подобном. Если бы все любили и были любимы, то никто никого не обижал бы, не было бы убийств, ни ссор, ни браней, ни возмущений, ни грабительств, ни любостяжания, никакого зла и самое имя порока было бы неизвестно»15. Если бы все люди точно исполняли заповедь Бога: возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 22, 39), «то не было бы ни раба, ни свободного, ни начальника, ни подчиненного, ни богатого, ни бедного, ни малого, ни великого, и сам дьявол не был бы известен, и не только один, но и другой, и хотя бы было их сто и даже тысячи, они не могли бы сделать ничего, если бы была любовь. Скорее трава может перенести силу огня, нежели дьявол - пламень любви. Она крепче стены, она тверже адаманта, и, если бы ты указал на другое еще более крепкое вещество, твердость любви превзойдет всё. Её не побеждает ни богатство, ни бедность, или лучше, не было бы ни бедности, ни излишнего богатства, если бы была любовь, а было бы только добро, проистекающее из того и другого. От богатства мы имели бы довольство. от бедности беззаботность, не терпели бы ни беспокойств, неразлучных с богатством, ни опасений от бедности»16. Все означенные элементы эмпирически наблюдаемого общества, казалось бы, неотъемлемо присущие обществу как таковому, в действительности необходимы только там, где отсутствует истинная любовь, как её неполноценная замена. Точнее даже не как замена, ибо любовь невозможно ничем заменить, а как средство приостановить тот хаос, ту «войну всех против всех», которая неизбежно возникает с оскудением любви. Именно приостановить, поскольку искоренить всё это зло (убийства, грабежи, любостяжание), а также то, что возникает в связи с ним, либо как последствие (бедность, богатство), либо как способ приостановить
его распространение (законы, суды и т. д.) может только истинная любовь. Только когда каждый человек возлюбит ближнего своего, как самого себя, зла не станет, ведь как никто, находясь в здравом уме, не делает зла самому себе, так и человек, истинно любящий всех не сделает зла окружающим его людям. И наоборот, отсутствие любви является причиной всех зол, искажающих социальную жизнь. Именно потому, с горечью отмечает святитель, что на деле мы нигде не видим истинную любовь, правильное устройство общества не существует в окружающем нас мире.
Может показаться, что социальное устройство, основанное на истинной любви вообще неосуществимо. В самом деле, кажется, что особенности природы ветхого человека, независимо от его личных волевых усилий, ставят объективное и потому непреодолимое препятствие социальному устройству, основанному на любви. Сам апостол Павел говорит: мы знаем, что закон духовен, а я плотян, продан греху. Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с законом, что он добр, а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак, я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое (Рим. 7, 14-21). Однако, по мнению Златоуста, сказанное вовсе «не уничтожает свободной воли и не вводит какую-то насильственную необходимость. Ведь если мы грешим не произвольно, а по принуждению, то наказания, прежде бывшие, не имели бы основания»17, ибо абсурдно даже предположить, что Бог наказывает невиновных (каковыми были бы люди, если бы они совершали грех по необходимости). Не является виновными в грехе ни душа, ни тело (как заключают некоторые, неправильно понимая апостола), но воля человека. «Душа, тело и воля, - поясняет святитель, - в сущности не одно и то же, но первые суть творения Божии, а последнее есть движение, рождающееся из нас самих, которое мы направляем, куда хотим. [Конечно] воля сама в себе есть природная способность, данная от Бога, но та же
воля есть нечто и наше собственное и зависит от нашего разума»18. Власть греха не является абсолютной, хотя она и чрезвычайно сильна, что и хочет подчеркнуть апостол в Рим. 7, 14-21.
Однако и это утверждение относится преимущественно к периоду до Боговопло-щения. После же Боговоплощения ситуация принципиально изменилась. Не случайно апостол говорит далее, что закон духа жизни во Христе Иисусе освободил меня от закона греха и смерти (Рим. 8, 2). После Боговопло-щения человек имеет всё необходимое для успешной борьбы с грехом. Конечно, человек не стал всемогущим, но ему помогает всемогущий Бог. Пределы Его помощи как Всемогущего не ограничены даже свойствами естества (природы) человека. Как коротко и четко, практически формулируя закон человеческой жизни, говорит об этом Златоуст, «благодать сильнее природы»19.
Впрочем, одно, хотя и преодолимое, ограничение Божьей помощи существует: это сам человек. Без собственных усилий человека благодать не действует, не потому, что Бог не может, а потому что Он считает необходимым условием оказания благодатной помощи наличие собственных усилий человека. И хотя на практике не все люди реализуют возможность правильной жизни, есть она у всех. Это означает, что социальное устройство, основанное на любви, не есть утопия, но реально осуществимая возможность. Более того, по мнению святителя, социальное устройство, основанное на любви, уже реально существует: Церковь и монашеское движение - это реальные примеры успешного осуществления в социальной жизни христианского идеала любви, который, при определенных усилиях со стороны всех людей, может стать всеобъемлющей реальностью.
Особенно интересно, что средством достижения нормального общественного устройства, основанного на любви, сама же любовь и является. «Любовь, говорит [апостол Павел.
- С. Л.], все покрывает по своему долготерпению и кротости, что бы ни случилось прискорбное и тяжкое, хотя бы то были обиды, хотя бы побои, хотя бы смерть, или что-нибудь подобное... потому и (говорит апостол): все покрывает. Этими словами он выражает силу любви, а дальнейшими доброту её: всему, говорит, верит, всего надеется, все переносит. Что значит: всего надеется? Не отчаиваясь,
ожидает от любимого человека всего доброго, и хотя бы он был худ, не перестает исправлять его, пещись и заботиться. Всему верит; не просто надеется, но с уверенностью, потому что сильно любит; и хотя бы сверх чаяния не происходило добра, и даже любимый становился ещё хуже, она переносит и это: все, говорит, переносит»20.
Святитель не считает убедительным возражение, указывающее на врагов, язычников и еретиков как достойных якобы не любви, а ненависти. Да, соглашается Златоуст, да, человек должен и ненавидеть, но не людей, грех, порочную жизнь и развращенную волю. Всё это - изобретение дьявола, поэтому достойно ненависти. Человек же, даже если он еретик, является творением и образом Бога и поэтому может быть объектом (скорее, даже субъектом) исключительно любви. Впрочем, не следует понимать любовь как попустительство: в конце концов, человек добровольно участвует в грехе дьявола, по причине чего его развращенная воля подлежит исправлению. Исправление же это возможно только любовью, которая долготерпит, милосердствует, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
Конечно, Златоуст понимает, что есть люди, на которых подобное отношение не действует, или действует в обратном от необходимого направлении, лишь ухудшая ситуацию. Но святитель не считает и это возражение серьёзным аргументом против указанных свойств любви. «Не говори мне, - восклицает он, - что люди потерянные, делая (долготерпеливому) зло и не претерпевая за то зла, становятся хуже; это происходит не от его долготерпения, а от тех самих, которые пользуются им не так, как должно»21. Это позволяет предположить, что и жесткое отношение к таким людям, воздаяние им злом за зло (которое святитель вовсе не исключает для таких, как он выразился, «потерянных людей») так же вряд ли исправит ситуацию к лучшему, оставив их при своём зле, и даже скорее ещё больше озлобит их. «Потому, - продолжает святитель, - не говори мне о них, а вспомни о людях более кротких, которые получат от этого великую пользу; когда они, делая зло, не претерпевают за то зла, то, удивляясь терпению страждущего, получают величайший урок любомудрия»22. Особенно важно, что это не
словесный урок, от которого мало пользы, но урок делом, показывающий, что идеал истинной любви вполне осуществим, может быть основой социальной жизни.
Наконец, самое важное, по мысли Златоуста, в том, что любовь никогда не перестает (1 Кор. 13, 8). «Видишь ли, - говорит святитель, - чем он завершил и что особенно превосходно в этом даре? Что именно значит: любовь никогда не перестает? Не прекращается, не ослабевает от того, что терпит, потому что любит всё. Кто любит, тот никогда не может ненавидеть, что бы ни случилось: в этом величайшее благо любви»22. Почему же Златоуст называет именно непрестанность любви величайшим её превосходством над остальными добродетелями? Думается, потому, что непрестанность, неизменность - это признак Бога, признак, очень важный для человека, особенно в его социальном бытии. Еще Архимед говорил (пусть и в другом контексте): дайте мне точку опоры, и я переверну мир. Что такое точка опоры? Это что-то стабильное, неизменное, непреходящее. Святитель вслед за апостолом говорит, что такой точкой опоры в социальной жизни человека, способной перевернуть её, изменить до неузнаваемости, является любовь. В самом деле, строить что-то долговечное без уверенности в надежности окружающих невозможно. В ситуации неуверенности, неопределенности неизбежно возникает психология «халифа на час» и соответствующая ей безжалостная и к окружающим, и к себе социальная жизнь. Только уверенность в социальном окружении, уверенность, которую способна дать лишь любовь, делает возможным совершенно другое, нежели эмпирически наблюдаемое общественное устройство.
Таким образом, по мнению свт. Иоанна Златоуста, любовь, целью которой является преследование интересов окружающих человека людей (как ближних, так и дальних), является
главным элементом правильной социальной жизни. Только любовь способна сделать социальную жизнь человека нормальной, обеспечить истинное единство и благоденствие человечества на долгое время, в христианской перспективе переходящее в вечность.
Примечания
1 Нарский, И. С. Тема любви в философской культуре нового времени // Философия любви : в 2 ч. Ч. 1. М., 1990. С. 356.
2 Бычков, В. В. Идеал любви христианско-византийского мира // Там же. С. 68.
3 Иоанн Златоуст, свт. Беседы на первое послание к Коринфянам // Иоанн Златоуст, свт. Полное собрание творений : в 12 т. Т. 10. Кн. 1. М., 2004. С. 325.
4 Там же. С. 326-327.
5 Там же. С. 327-328.
6 Там же. С. 329.
7 Там же. С. 333.
8 Там же. С. 334.
9 Иоанн Златоуст, свт. Беседы на послание к Римлянам. М., 1994. С. 780.
10 Иоанн Златоуст, свт. Беседы на первое послание к Коринфянам. С. 319.
11 Там же. С. 333.
12 Там же. С. 325.
13 Там же. С. 331.
14 Там же. С. 324.
15 Там же. С. 323.
16Там же. С. 324-325.
17 Иоанн Златоуст, свт. Беседы на послание к Римлянам. С. 637.
18 Там же. С. 639.
19 Иоанн Златоуст, свт. Беседы на первое послание к Коринфянам. С. 315.
20 Там же. С. 335.
21 Там же. С. 330.
22 Там же. С. 335-336.
