CC BY
39
4. Nikishenkov, A. Tradicionnihyj ehtiket narodov Krayjnego Severa, Sibiri i Daljnego Vostoka // Tatarskiyj mir. - № 21 [Eh/r]. - R/d: http:// www.tatworld.ru/article.shtml?article=646
5. Ehlert, A.Kh. Alkogolj i gallyucinogenih v zhizni aborigenov Sibiri (Po materialam Vtoroyj Kamchatskoyj ehkspedicii) // Nauka iz pervihkh ruk.
- 2007. - № 6.
6. Shapovalov, A.V. Magicheskiyj grib mukhomor. K voprosu ob ispoljzovanii psikhotropnihkh sredstv v shamanskoyj praktike // Sibirskaya zaimka [Eh/r]. - R/d: http://zaimka.ru/culture/shapovalov1.shtml
7. Kuzjmina, E.N. Ukazatelj tipicheskikh mest geroicheskogo ehposa narodov Sibiri (altayjcev, buryat, tuvincev, khakasov, shorcev, yakutov). -Novosibirsk, 2005.
8. Altayjskiyj ehpos «Kogutehyj». - M.; L., 1935 [Eh/r]. - R/d: http://www.dmitriyzhitenyov.com/load/kogutehj_altajskij_ehpos_ m_l_quot_academia_quot_1935_205_str_tirazh_5_30o_ehkz_pdf/1 -1 -0-57
9. Ochi-Bala // Pamyatniki foljklora narodov Sibiri i Daljnego Vostoka: v 60 t. Altayjskie geroicheskie skazaniya. Ochi-Bala. Kan-Altihn. - Novosibirsk, 1997. - T. 15.
10. Erenseyj. - Ulan-Udeh: Buryatskiyj kompleksnihyj nauchno-issledovateljskiyj institut SO AN SSSR, 1968.
11. Buryatskiyj geroicheskiyj ehpos. Alamzhi Mehrgehn molodoyj i ego sestrica Aguyj Gokhon // Pamyatniki foljklora narodov Sibiri i Daljnego Vostoka: v 60 t. - Novosibirsk, 1991. - T. 2.
12. Abayj Gehsehr-khubun: v 2 ch. Ehpopeya. Ehkhirit-bulagatskiyj variant.- Ulan-Udeh: Buryatskiyj kompleksnihyj nauchno-issledovateljskiyj institut SO AN SSSR, 1961. — Ch. 1.
13. Abayj Gehsehr. - Ulan-Udeh: Buryatskiyj kompleksnihyj nauchno-issledovateljskiyj institut SO AN SSSR, 1960.
14. Abayj Gehsehr-khubun: v 2 ch. Oshor Bogdo i Khurin Altayj. - Ulan-Udeh: Buryatskiyj kompleksnihyj nauchno-issledovateljskiyj institut SO AN SSSR, 1966. - Ch. 2.
15. Ayjdurayj Mehrgehn. - Ulan-Udeh, 1979.
Статья поступила в редакцию 12.09.12
УДК 820
Zhatkin D.N., Kholodkova J.V. ORIGINALITY OF THE RUSSIAN TRASLATIONS OF THOMAS HOOD2S POEM «THE BRIDGE OF SIGHS» (V.D.KOSTOMAROV, D.L.MIKHALOVSKY, K.D.BALMONT ETC.). The article deals with the comparative analysis of the original version of Th. Hood2s poem «The Bridge of Sighs» and its Russian translations made in divers years by V.D.Kostomarov, D.L.Mikhalovsky, K.D.Balmont, E.V.Vitkovsky. The analysis results that early translations, generally characterized by different size and strophes of the original version are determined by differences in both the Russian and English languages that depicted the conciliatory philanthropic tonality of Hood2s poem with its sympathy with the poor, pity for their tragic fate. According to the modern requirements to poetic translation, the most successful interpretation was made by E.V.Vitkovsky. He depicted the characteristic atmosphere of the foreign work, the originality of its inner spirit that comprised laconicism, accuracy of each phrase, obvious emotional greed in comparison with gorgeousness of the spirit expressed by language means.
Key words: Thomas Hood, poetic translation, English-Russian literary ties, comparativistics, literary detail, tropes and figures of speech, intercultural communication.
Д.Н. Жаткин, д-р филол. наук, проф., зав. каф. ПГТА, г. Пенза, E-mail: [email protected];
Ю.В. Холодкова, ст. преп. ПГТА, г. Пенза, E-mail: [email protected]
СВОЕОБРАЗИЕ РУССКИХ ПЕРЕВОДОВ СТИХОТВОРЕНИЯ ТОМАСА ГУДА «THE BRIDGE OF SIGHS» (В.Д. КОСТОМАРОВ, Д.Л. МИХАЛОВСКИЙ, К.Д. БАЛЬМОНТ И ДР.)*
В статье осуществлен сравнительный анализ оригинального текста стихотворения Томаса Гуда «The Bridge of Sighs» («Мост вздохов», 1844) и его русских переводов, выполненных в разные годы В.Д. Костомаровым, Д.Л. Михаловским, К.Д. Бальмонтом, Е.В. Витковским. В результате анализа установлено, что ранние переводы, в целом характеризовавшиеся несоблюдением размера и строфики оригинала, во многом обусловленным различиями строя русского и английского языков, вполне передали примирительную филантропическую тональность произведения Гуда с его характерным сочувствием беднякам, сожалением по поводу их трагической участи. С позиций современных требований к поэтическому переводу наиболее удачна интерпретация Е.В. Витковского, который точен в воссоздании характерной атмосферы иноязычного произведения, его своеобразного внутреннего духа, сочетающего лаконизм, отточенность каждой фразы, очевидную эмоциональную скупость на фоне богатства оттенков настроения, передаваемого языковыми средствами.
Ключевые слова: Томас Гуд, поэтический перевод, русско-английские литературные связи, компаративистика, художественная деталь, тропы и фигуры речи, межкультурная коммуникация.
Стихотворение «The Bridge of Sighs» («Мост вздохов», 1844), созданное в самом конце творческого пути Томаса Гуда, относится к числу его наиболее известных гражданских лирических произведений сатирической направленности. Этот «горький плач над бедной утопленницей, убитой нищетой и безумием общественных нравов» [1, с. 16], сочетавший специфику бытового жанра и высокую гуманность, отвечал требованиям демократического искусства середины XIX в. По наблюдению Н.П. Коваленко, «Мост вздохов» в художественном отношении являлся лучшим из социальных произведений Томаса Гуда, поскольку выдвигал на первый план не «разящие приемы критического искусства», а «мягкое и лирическое выражение сострадания и сочувствия» [2, с. 18].
На русский язык стихотворение «The Bridge of Sighs» было впервые переведено В.Д.Костомаровым, чья интерпретация была опубликована сначала в «Современнике» в 1861 г., а затем в сборнике «Избранные поэты Англии и Америки. №1. Г.В. Лонгфелло, Елизавета Баррет Броунинг, Томас Гуд» (1864) [см.: 3, с. 51-55]. Впоследствии произведение Гуда привлекло внимание Д.Л. Михаловского («Утопленница», 1864; републико-
вано в 1875 и 1876 гг.), К.Д. Бальмонта («Из Томаса Гуда. Мост вздохов», 1904; републиковано в 1918 и 1992 гг.), Е.В. Витковского (2007). Если у Гуда «The Bridge of Sighs» состоит из 18 строф, содержащих от четырех до девяти стихов, то русские переводы (за исключением новейшего перевода Е.В. Витковского) не сохраняют эту структуру: В.Д. Костомаров организует текст в 17 строф из 4 - 10 стихов каждая, К.Д. Бальмонт - в 15 строф из 4
- 13 стихов, Д.Л .Михаловский - в 22 катрена. Другая формальная особенность оригинала - эпиграф «“Drown'd, drown'd”», заимствованный из «Гамлета» В. Шекспира и позволяющий Гуду провести параллель между образами его утопленницы и шекспировской Офелии, - нашла отражение только в переводах В.Д. Костомарова («“Утонула! утонула!”») и Е.В. Витковского («Да, утонула, утонула»), причем последний привел шекспировский стих в одном из лучших его прочтений, принадлежащем М.Л. Лозинскому.
Среди повторов, характерных для гудовского стихотворения, следует особо отметить повтор второй и четырнадцатой строф оригинала, подчеркивающий бережное, трепетное отношение к умершей: «Take her up tenderly, / Lift her with care; /
Fashion'd so slenderly, / Young, and so fair!» [4] [Возьмите ее нежно, / Поднимите ее с заботой; / Сложенную так стройно, / Молодую и такую красивую!]. Учитывая значимость данного повтора, русские переводчики постарались максимально полно сохранить его в своих интерпретациях, причем если у В.Д. Костомарова можно видеть определенные синтаксические несоответствия во второй и четырнадцатой строфах, а у Д.Л. Михаловско-го - даже небольшое лексическое несоответствие (появление частицы ж), то переводчики более позднего времени при повторе буквальны, ср.: «Бережно выньте страдалицу бедную, / Горя тяжелого жертву несчастную<, ->! / Тише бери ее<,> - мертвенно бледную, / Девственно<->стройную, детски прекрасную...» (В.Д. Костомаров; [3, с. 51, 55]); «Окажите <ж> усопшей внимание, / Подымите ее поскорей<!>; / Это хрупкое было создание -/ Прикасайтеся бережно к ней!» (Д.Л. Михаловский; [5, с. 58, 60]); «Ее равнодушною / Не троньте рукой; / Такую воздушную / Берите с мольбой» (К.Д. Бальмонт; [6, с. 578, 579]); «Так ли мучительно? / Миг - забытье. / О, как пленительно / Тело ее!» (Е.В. Витковский; [7, с. 597, 600]).
Желая показать людское равнодушие, Гуд прибегает к анафоре, которая оказывается более звуковой, нежели смысловой, в силу различия используемых значений предлога «from»: «With many a light / From window and casement, / From garret to basement» [4] [Много было света / Из окон и оконных створок, / От чердаков до подвалов]. Среди русских переводчиков лишь В.Д. Костомаров не только обратил внимание на эту анафору («Здесь, у моста с этой черною аркою, / Где полосою то тусклой, то яркою / Блещут огни с чердака до подвала: / Здесь, над рекой неприветливо-мутною» [3, с. 54]), но и дополнил свою интерпретацию анафорами, отсутствовавшими в английском подлиннике: «Выньте ж скорей ее, но не с проклятьями / Выньте из волн, - и тогда - / Встретьте с любовью, и будьте ей братьями.» [3, с. 52]; «Дайте дорогу развратнику низкому! / Пусть прикоснется к челу ее склизкому, / Пусть он наклонится к ней..» [3, с. 54]. У Д.Л. Михаловского анафора оригинала опущена, однако использован ряд параллелизмов с характерным едино-начатием стихотворных строк («Не с холодностью сердца жестокого, / Не с презреньем сухим на лице; / Но подумайте с скорбью глубокою» [5, с. 58-59]), а также с отрицательной конструкцией «ни. ни.» («Но ее эта ночь непроглядная / Не пугала уж тьмою своей; / Не пугала ни арка громадная, / Ни холодная бездна под ней» [5, с. 60]). Специфика переводов К.Д. Бальмонта и Е.В. Витковского, также опустивших гудовскую анафору, состоит в использовании анафоры в экспрессивных целях в предпоследних строфах: «Сквозь плесень холодную, / Сквозь грязь эту водную, / Так страшно глядит неотступный тот взор; / И нет в нем раскаянья, / В нем только отчаянье, / В нем дерзкая смелость и горький укор» (К.Д. Бальмонт; [6, с. 579]); «Той, что измаялась, / Той, что отчаялась, / Дайте не мщение - / Дайте прощение» (Е.В. Витковский; [7, с. 600]).
Существенно большее значение для Гуда имели эпифоры, среди которых - как одинаковые окончания смежных стихов («Think of her. / <.> / Not of the stains of her, / All that remains of her / Now is pure womanly» [4] [Подумайте о ней. / <.> / Не о позоре ее, / Все, что осталось от нее, / Теперь чистое, нежное]; «.her limbs. / <.> / <.> / Smooth and compose them; / And her eyes, close them» [4] [.ее руки и ноги. / <.> / <.> / Расправьте и сложите их; / И ее глаза, закройте их]), так и эпифоры в стихах, стоящих через один («Still, for all slips of hers, / One of Eve's family - / Wipe those poor lips of hers / Oozing so clammily» [4] [Все же, ради всех ошибок ее, / Одной из семьи Евы - / Вытрите эти бедные губы ее, / Сочащиеся чем-то липким]; «Loop up her tresses / Escaped from the comb, / Her fair auburn tresses» [4] [Уберите ее волосы, / Выбившиеся из-под гребня, / Ее прекрасные каштановые волосы]). Эти эпифоры в большинстве своем либо полностью утрачивались переводчиками, либо заменялись параллельными конструкциями, например: «Все ей оставилось, все ей простилося; / Если пятно на ней было, так смылося» (В.Д. Костомаров; [3, с. 52]); исключением стала интерпретация образа каштановых волос («auburn tresses») В,Д. Костомаровым и Е.В. Витковским: «Да обовьем ее голову косами, / Иль обвернем полотном - / Голову бедную с русыми косами» (В.Д. Костомаров; [3, с. 53]); «Спутанным локонам / Ласка нужна, - / Виться бы локонам!» (Е.В. Витковс-кий; [7, с. 598]).
Параллельные конструкции, содержавшие риторические вопросы о родственниках утопленницы («Who was her father? / Who was her mother? / Had she a sister? / Had she a brother?» [4] [Кто был ее отец? / Кто была ее мать? / Была ли у нее сестра? / Был ли у нее брат?]), были близко к оригиналу повторены в переводе В.Д. Костомарова, который, впрочем, посредством вполне
прозрачного по смыслу резюме постарался нивелировать их значение, подчеркнуть всю их несущественность: «Кто был отец ее? кто была мать ее? / Кто ее сестры? кто ее братья? / Но, -кто бы не были, где б они не жили, / Да вот помочь-то они не могли же ей!» [3, с. 53]. Риторика Д.Л. Михаловского в данном случае несколько иная, имеющая, пожалуй, большую связь с гражданскими мотивами поэзии Н.А. Некрасова и авторов его круга, нежели с гудовским стихотворением: «Кто она? над печальной могилою /Слезы есть ли кому проливать? / У ней были ль родные иль милые / Братья, сестры, отец или мать?» [5, с. 59]. Отдельные находки можно видеть в более поздних переводах, в частности, у К.Д.Бальмонта произвольно появился образ подруги («Кто был ей отец? Кто родимая? / Иль, может быть, брат был у ней? / Сестра? Иль подруга любимая?» [6, с. 578]), а у Е.В. Витковского описание было расширено за счет новых художественных деталей: «Где вы, родители / Брат иль сестрица? / К телу склоните ли / Скорбные лица?» [7, с. 598].
Использованный В.Д. Костомаровым оборот «.кто бы не были, где б они не жили» [3, с. 53] обыгрывается им позже при переводе стихов с повтором «Anywhere, anywhere / Out of the world!» [4] [Куда угодно, куда угодно / Прочь из мира!]): «Где бы то ни было -/Что бы то ни было, / Только б из мира-то прочь!..» [3, с. 54]. Повторы можно видеть также в переводах Д.Л. Михаловского и К.Д. Бальмонта, акцентировавших таким образом ключевую мысль оригинала о желании героини покинуть жестокий мир: «Как-нибудь- все равно - как-нибудь!» [5, с. 60]; «Куда бы то ни было, / Скорее, скорее куда бы то ни было, / Но только из мира ужасного прочь!» [6, с. 579]. Е.В. Витковский, отказавшись от повторов, поставил рядом противоположные по значению глаголы внутри восклицательных конструкций в повелительном наклонении («Люди, прощайте! / Здравствуй, вода!» [7, с. 599]), что позволило переводчику показать не столько неистовое желание героини уйти из жизни [об этих мотивах в русской поэзии см.: 8, с. 9-13; 9, с. 3-6], сколько легкость осуществления трудного решения о самоубийстве.
Использование английским поэтом прилагательных в сравнительной степени для характеристики возможного возлюбленного («Or was there a dearer one / Still, and a nearer one / Yet, than all other?» [4] [Или был кто-то более дорогой / Еще, и более близкий кто-то / Еще, чем все другие?]) получило отклик практически во всех русских интерпретациях: «Или, быть может, был кто-нибудь ближе ей, / Сердцу милее, желаннее, нежели / Все эти сестры, родители, братья?..» (В.Д. Костомаров; [3, с. 53]); «Иль другой кто-нибудь, еще более / Близкий сердцу, чем дом и семья, / Погорюет над грустною долею, / Над несчастной кончиной ее?» (Д.Л. Михаловский; [5, с. 59]); «Иль кто-нибудь ближе, тесней / С ней связанный, / Сердцем указанный, / Кто всех был желаннее ей?» (К.Д. Бальмонт; [6, с. 578]). Вместе с тем в позднейшем переводе Е.В. Витковского описание строится на метафорической параллели между героиней и обрубленной ветвью: «Или возлюбленный / Выйдет -с обрубленной / Ветвью проститься?» [7, с. 598].
Из русских переводчиков только В.Д. Костомаров конкретизирует место действия интерпретируемого произведения, четырежды упоминая Темзу, главную реку Лондона: «В городе людном была она лишняя - / Так приютилася в Темзе холодной! / <.> / Что же? страшна ли ей Темза холодная, / Темза с тяжелыми, мрачными барками, / Мост исполинский с тяжелыми арками? / <.> / <.> припомни утопшую / В Темзе холодной.» [3, с. 51, 54]. В английском оригинале нет названия реки, однако под «мостом вздохов», в соответствии с традицией, бесспорно, подразумевается мост Ватерлоо, открытый в 1817 г. и вскоре получивший множество «народных» наименований, среди которых, в частности, «утес влюбленных», «мост печали», «арка самоубийц». Как видим, суровый образ лондонского моста, на котором внезапно завершалась дарованная свыше человеческая жизнь, стал в европейской литературе середины XIX в. своего рода символом неизбежности конца, утраты иллюзий, безбрежности разочарования; именно на этом мосту кончает свой земной путь и героиня Томаса Гуда.
Особенностью перевода Д.Л. Михаловского можно считать широкое использование приема персонификации («И вода этот труп напоившая, / С него капля по капле бежит, / <.> / И, дрожа, в темной влаге купается / Дальний отблеск ночных фонарей» [5, с. 59, 60]), причем не только там, где в оригинальном тексте имеется олицетворение («Where the lamps quiver / So far in the river» [4] [Где лампы дрожат / Так глубоко в реке]), но и там, где оно не подразумевается («Whilst the wave constantly / Drips from her clothing» [4] [Тогда как вода непрестанно / Стекает с ее облачения]). У К.Д. Бальмонта ощутимо нагнетание сравнительно-условных конструкций с союзом «как будто», вполне
соответствующих духу гудовского подлинника, однако никоим образом не являющихся для него приоритетными, значимыми, ср.: «Look at her garments / Clinging like cerements; / Whilst the wave constantly / Drips from her clothing» [4] [Взгляните на ее одежду, / Облегающую ее как саван; / Тогда как вода непрестанно / Стекает с ее облачения] - «Глядите, покровами, / Как будто суровыми / Могильными тканями, / Покрыта она; / Как будто с рыданьями / К ней льнула волна» [6, с. 578]; «Cross her hand humbly / As if praying dumbly, / Over her breast!» [4] [Сложите ее руки смиренно, / Как будто она молится безмолвно, / На груди!] - «Сложите ей руки: как будто с молением, / Как будто она со смирением / Лежит, утомившись борьбой.» [6, с. 579]. Экспрессивность фрагментов описания более следует из мироощущения К.Д.Бальмонта, нежели из восприятия событий, представленного в английском оригинале, которому близок несколько суховатый, констатирующий перевод Д.Л.Миха-ловского: «На нем <теле> платье как саван лежит / <.> / И, как будто с немою молитвою, / Вы сложите ей руки крестом» [5, с. 58, 61].
В.Д. Костомаров опустил сравнение, сделав картину более реалистичной («С трупа, покрытого грубой холстиною, / Липкою грязью, да смрадною тиною / Струйками льется вода.» [3, с. 52]), после чего использовал сослагательное наклонение: «Сложим на грудь, истомленною битвою, / Руки крестом ей, как будто с молитвою / В вечность она отошла!» [3, с. 55]. В переводе Е.В. Витковского обращают на себя внимание сравнения внутри параллельных конструкций, акцентирующие некотоБиблиографический список
рую жесткость повествования («В платье - как в саване; / В смерти - как в гавани» [7, с. 598]), а также предельная сжатость описания («В жесте мольбы / Сведите ей пясти» [7, с. 600]).
Как видим, переводы стихотворения Томаса Гуда «The Bridge of Sighs», выполненные В.Д. Костомаровым и Д.Л. Михаловс-ким в 1860-е гг. и К.Д. Бальмонтом в начале XX в., в целом характеризуясь несоблюдением размера и строфики оригинала, во многом обусловленным различиями строя русского и английского языков, вполне передавали примирительную филантропическую тональность английского произведения, пронизанного «стремлением вызвать жалость к бездомным, несчастным беднякам, ночевавшим тысячами на улицах, в парках и под мостами и нередко кончавшим жизнь самоубийством» [10, с. 32]. С позиций современных требований к поэтическому переводу наиболее удачной можно считать недавнюю интерпретацию «The Bridge of Sighs» Е.В. Витковского, который наиболее точен не только в воссоздании формы иноязычного произведения, но и в передаче его характерной атмосферы, своеобразного внутреннего духа, сочетающего лаконизм, отточенность каждой фразы, очевидную эмоциональную скупость на фоне удивительного богатства оттенков настроения, передаваемого языковыми средствами, а также музыкальности, гармонии стиха.
* Статья подготовлена по проекту 2010-1.3.1-303-016/5 «Проведение поисковых научно-исследовательских работ по направлению «Филологические науки и искусствоведение» ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» (госконтракт №16.740.11.0296 от 07.10.2009 г.).
1. Костомаров, В.Д. Томас Гуд // Светоч. - 1862. - Кн. 4.
2. Коваленко, Н.П. Поэзия Томаса Гуда: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Горький, 1975.
3. Костомаров, В.Д. Мост вздохов // Избранные поэты Англии и Америки. Г.В. Лонгфелло, Елизавета Баррет Броунинг, Томас Гуд. -СПб., 1864. - №1.
4. Hood, Th. The Bridge of Sighs // The Oxford Book of English Verse. 1250 - 1900 / Ed. Arthur Quiller-Couch. - Oxford: Clarendon, 1919 [Э/р]. -Р/д: http://www.bartleby.com/101/
5. Михаловский, Д.Л. Утопленница // Иностранные поэты в переводе Д.Л. Михаловского. - СПб., 1876.
6. Бальмонт, К.Д. Из Томаса Гуда. Мост вздохов // Ежемесячный журнал для всех. - 1904. - №10.
7. Гуд, Т. Мост вздохов / пер. Е.В. Витковский // Семь веков английской поэзии: Англия. Шотландия. Ирландия. Уэльс: в 3 кн. - М., 2007. -Кн. 2.
8. Жаткин, Д.Н. «Чаша жизни» в русской поэзии // Русская речь. - 2006. - № 1.
9. Жаткин, Д.Н. «Лебедь Авзонии» // Русская речь. - 2008. - № 1.
10. Шиллер, Ф.П. Очерки по истории чартистской поэзии. - М.; Л., 1933.
Bibliography
1. Kostomarov, V.D. Tomas Gud // Svetoch. - 1862. - Kn. 4.
2. Kovalenko, N.P. Poehziya Tomasa Guda: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. - Gorjkiyj, 1975.
3. Kostomarov, V.D. Most vzdokhov // Izbrannihe poehtih Anglii i Ameriki. G.V. Longfello, Elizaveta Barret Brouning, Tomas Gud. - SPb., 1864.
- №1.
4. Hood, Th. The Bridge of Sighs // The Oxford Book of English Verse. 1250 - 1900 / Ed. Arthur Quiller-Couch. - Oxford: Clarendon, 1919 [Eh/r].
- R/d: http://www.bartleby.com/101/
5. Mikhalovskiyj, D.L. Utoplennica // Inostrannihe poehtih v perevode D.L. Mikhalovskogo. - SPb., 1876.
6. Baljmont, K.D. Iz Tomasa Guda. Most vzdokhov // Ezhemesyachnihyj zhurnal dlya vsekh. - 1904. - №10.
7. Gud, T Most vzdokhov / per. E.V. Vitkovskiyj // Semj vekov angliyjskoyj poehzii: Angliya. Shotlandiya. Irlandiya. Uehljs: v 3 kn. - M., 2007. - Kn. 2.
8. Zhatkin, D.N. «Chasha zhizni» v russkoyj poehzii // Russkaya rechj. - 2006. - № 1.
9. Zhatkin, D.N. «Lebedj Avzonii» // Russkaya rechj. - 2008. - № 1.
10. Shiller, F.P. Ocherki po istorii chartistskoyj poehzii. - M.; L., 1933.
Статья поступила в редакцию: 17.07.12
УДК 81(075.8)
Zhatkin D.N., Bobyleva S.V. V.A.MERKHURJEVA AS A TRANSLATOR OF P.B.SHELLY’S POEMS. The article considers the peculiarities of the great English poet of the XIX century, P.B.Shelly in the interpretation of V.A. Merkhurjeva exemplified by the poem «The Ode to the West Wind». It points out that despite the fact that some meaningful literary details were omitted, V.A. Merkhurjeva as a translator was able to depict tonality of description in poliyical poems by P.B.Shelly requiring deep thoughtful reading. V.A. Merkhurjeva pays attention to rhythmicity of Shelly's poetry, her ability to reproduce subtly the state of expectation of forthcoming changes as well as the active use of tropes and figures of speech. However, the poem translated by V.A. Merkhurjeva has lost the inherent musicality and expressiveness of the original.
Key words: Percy Bysshe Shelley, poetic translation, English-Russian literary ties, political poetry, rhythmicity, musicality, intercultural communication.
Д.Н. Жаткин, д-р филол. наук, проф., зав. каф. Пензенской гос. технологической академии, г. Пенза, E-mail: [email protected]; С.В. Бобылева, канд. филол. наук, доц. Пензенской гос. технологической академии, г. Пенза, E-mail: [email protected]
В.А. МЕРКУРЬЕВА КАК ПЕРЕВОДЧИК ЛИРИЧЕСКИХ РОИЗВЕДЕНИЙ П.-Б. ШЕЛЛИ*
В статье рассмотрены особенности интерпретации творчества великого английского поэта-романтика П.-Б. Шелли русской поэтессой и переводчицей В.А. Меркурьевой на примере анализа стихотворения «Ода западному ветру» («The Ode to
