CC BY
71
соответствующих духу гудовского подлинника, однако никоим образом не являющихся для него приоритетными, значимыми, ср.: «Look at her garments / Clinging like cerements; / Whilst the wave constantly / Drips from her clothing» [4] [Взгляните на ее одежду, / Облегающую ее как саван; / Тогда как вода непрестанно / Стекает с ее облачения] - «Глядите, покровами, / Как будто суровыми / Могильными тканями, / Покрыта она; / Как будто с рыданьями / К ней льнула волна» [6, с. 578]; «Cross her hand humbly / As if praying dumbly, / Over her breast!» [4] [Сложите ее руки смиренно, / Как будто она молится безмолвно, / На груди!] - «Сложите ей руки: как будто с молением, / Как будто она со смирением / Лежит, утомившись борьбой...» [6, с. 579]. Экспрессивность фрагментов описания более следует из мироощущения К.Д.Бальмонта, нежели из восприятия событий, представленного в английском оригинале, которому близок несколько суховатый, констатирующий перевод Д.Л.Миха-ловского: «На нем <теле> платье как саван лежит / <...> / И, как будто с немою молитвою, / Вы сложите ей руки крестом» [5, с. 58, 61].
В.Д. Костомаров опустил сравнение, сделав картину более реалистичной («С трупа, покрытого грубой холстиною, / Липкою грязью, да смрадною тиною / Струйками льется вода.» [3, с. 52]), после чего использовал сослагательное наклонение: «Сложим на грудь, истомленною битвою, / Руки крестом ей, как будто с молитвою / В вечность она отошла!» [3, с. 55]. В переводе Е.В. Витковского обращают на себя внимание сравнения внутри параллельных конструкций, акцентирующие некотоБиблиографический список
рую жесткость повествования («В платье - как в саване; / В смерти - как в гавани» [7, с. 598]), а также предельная сжатость описания («В жесте мольбы / Сведите ей пясти» [7, с. 600]).
Как видим, переводы стихотворения Томаса Гуда «The Bridge of Sighs», выполненные В.Д. Костомаровым и Д.Л. Михаловс-ким в 1860-е гг. и К.Д. Бальмонтом в начале XX в., в целом характеризуясь несоблюдением размера и строфики оригинала, во многом обусловленным различиями строя русского и английского языков, вполне передавали примирительную филантропическую тональность английского произведения, пронизанного «стремлением вызвать жалость к бездомным, несчастным беднякам, ночевавшим тысячами на улицах, в парках и под мостами и нередко кончавшим жизнь самоубийством» [10, с. 32]. С позиций современных требований к поэтическому переводу наиболее удачной можно считать недавнюю интерпретацию «The Bridge of Sighs» Е.В. Витковского, который наиболее точен не только в воссоздании формы иноязычного произведения, но и в передаче его характерной атмосферы, своеобразного внутреннего духа, сочетающего лаконизм, отточенность каждой фразы, очевидную эмоциональную скупость на фоне удивительного богатства оттенков настроения, передаваемого языковыми средствами, а также музыкальности, гармонии стиха.
* Статья подготовлена по проекту 2010-1.3.1-303-016/5 «Проведение поисковых научно-исследовательских работ по направлению «Филологические науки и искусствоведение» ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» (госконтракт №16.740.11.0296 от 07.10.2009 г.).
1. Костомаров, В.Д. Томас Гуд // Светоч. - 1862. - Кн. 4.
2. Коваленко, Н.П. Поэзия Томаса Гуда: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Горький, 1975.
3. Костомаров, В.Д. Мост вздохов // Избранные поэты Англии и Америки. Г.В. Лонгфелло, Елизавета Баррет Броунинг, Томас Гуд. -СПб., 1864. - №1.
4. Hood, Th. The Bridge of Sighs // The Oxford Book of English Verse. 1250 - 1900 / Ed. Arthur Quiller-Couch. - Oxford: Clarendon, 1919 [Э/р]. -Р/д: http://www.bartleby.com/101/
5. Михаловский, Д.Л. Утопленница // Иностранные поэты в переводе Д.Л. Михаловского. - СПб., 1876.
6. Бальмонт, К.Д. Из Томаса Гуда. Мост вздохов // Ежемесячный журнал для всех. - 1904. - №10.
7. Гуд, Т. Мост вздохов / пер. Е.В. Витковский // Семь веков английской поэзии: Англия. Шотландия. Ирландия. Уэльс: в 3 кн. - М., 2007. -Кн. 2.
8. Жаткин, Д.Н. «Чаша жизни» в русской поэзии // Русская речь. - 2006. - № 1.
9. Жаткин, Д.Н. «Лебедь Авзонии» // Русская речь. - 2008. - № 1.
10. Шиллер, Ф.П. Очерки по истории чартистской поэзии. - М.; Л., 1933.
Bibliography
1. Kostomarov, V.D. Tomas Gud // Svetoch. - 1862. - Kn. 4.
2. Kovalenko, N.P. Poehziya Tomasa Guda: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. - Gorjkiyj, 1975.
3. Kostomarov, V.D. Most vzdokhov // Izbrannihe poehtih Anglii i Ameriki. G.V. Longfello, Elizaveta Barret Brouning, Tomas Gud. - SPb., 1864. - №1.
4. Hood, Th. The Bridge of Sighs // The Oxford Book of English Verse. 1250 - 1900 / Ed. Arthur Quiller-Couch. - Oxford: Clarendon, 1919 [Eh/r]. - R/d: http://www.bartleby.com/101/
5. Mikhalovskiyj, D.L. Utoplennica // Inostrannihe poehtih v perevode D.L. Mikhalovskogo. - SPb., 1876.
6. Baljmont, K.D. Iz Tomasa Guda. Most vzdokhov // Ezhemesyachnihyj zhurnal dlya vsekh. - 1904. - №10.
7. Gud, T Most vzdokhov / per. E.V. Vitkovskiyj // Semj vekov angliyjskoyj poehzii: Angliya. Shotlandiya. Irlandiya. Uehljs: v 3 kn. - M., 2007. - Kn. 2.
8. Zhatkin, D.N. «Chasha zhizni» v russkoyj poehzii // Russkaya rechj. - 2006. - № 1.
9. Zhatkin, D.N. «Lebedj Avzonii» // Russkaya rechj. - 2008. - № 1.
10. Shiller, F.P. Ocherki po istorii chartistskoyj poehzii. - M.; L., 1933.
Статья поступила в редакцию: 17.07.12
УДК 81(075.8)
Zhatkin D.N., Bobyleva S.V. V.A.MERKHURJEVA AS A TRANSLATOR OF P.B.SHELLY’S POEMS. The article considers the peculiarities of the great English poet of the XIX century, P.B.Shelly in the interpretation of V.A. Merkhurjeva exemplified by the poem «The Ode to the West Wind». It points out that despite the fact that some meaningful literary details were omitted, V.A. Merkhurjeva as a translator was able to depict tonality of description in poliyical poems by P.B.Shelly requiring deep thoughtful reading. V.A. Merkhurjeva pays attention to rhythmicity of Shelly's poetry, her ability to reproduce subtly the state of expectation of forthcoming changes as well as the active use of tropes and figures of speech. However, the poem translated by V.A. Merkhurjeva has lost the inherent musicality and expressiveness of the original.
Key words: Percy Bysshe Shelley, poetic translation, English-Russian literary ties, political poetry, rhythmicity, musicality, intercultural communication.
Д.Н. Жаткин, д-р филол. наук, проф., зав. каф. Пензенской гос. технологической академии, г. Пенза, E-mail: [email protected]; С.В. Бобылева, канд. филол. наук, доц. Пензенской гос. технологической академии, г. Пенза, E-mail: [email protected]
В.А. МЕРКУРЬЕВА КАК ПЕРЕВОДЧИК ЛИРИЧЕСКИХ РОИЗВЕДЕНИЙ П.-Б. ШЕЛЛИ*
В статье рассмотрены особенности интерпретации творчества великого английского поэта-романтика П.-Б. Шелли русской поэтессой и переводчицей В.А. Меркурьевой на примере анализа стихотворения «Ода западному ветру» («The Ode to
the West Wind»). Отмечается, что, несмотря на пропуск отдельных значимых художественных деталей, В.А. Меркурьева сумела передать специфику социальной направленности поэзии Шелли, требующей глубинного восприятия. Переводчицей обращено внимание на ритмичность творчества Шелли, его умение тонко передать состояние ожидания предстоящих изменений, а также на активное использование тропов и фигур речи. Вместе с тем «Ода западному ветру» Шелли в переводе В.А. Меркурьевой лишено характерной музыкальности и экспрессивности звучания.
Ключевые слова: Перси Биши Шелли, поэтический перевод, русско-английские литературные связи, политическая поэзия, ритмичность, музыкальность, межкультурная коммуникация.
Начало XIX века отмечено в истории мировой литературы творческими судьбами двух равновеликих по таланту, но различных по художественной манере английских поэтов-романти-ков - Байрона и Шелли, образующих своеобразную пару, подобно Гете и Шиллеру, Диккенсу и Теккерею, Толстому и Достоевскому. В то время, когда континентальная Европа была потрясена революционными событиями во Франции, в Англии совершался промышленный переворот, во многом изменивший социально-экономический облик страны. Независимость убеждений привела Шелли, как и Байрона, к жесткому конфликту с существовавшими общественными представлениями, к поддержке национально-освободительного движения в Ирландии, стремления греческого народа к свободе от османского владычества.
Темы свободы и политического переустройства стали основными в переводах из П.-Б. Шелли, выполненных в 1930-е гг. Верой Александровной Меркурьевой, поэтессой, вершинные достижения которой относятся к Серебряному веку. «Меркурьева приняла революцию как должное и долю своего поколения -тоже как должное, - писал академик М.Л. Гаспаров. - Если новая жизнь не захочет принять ее и товарищей по культуре - она готова была к смерти» [1, с. 512]. И действительно, в письме Меркурьевой библиографу Е.Я. Архиппову можно найти буквальное подтверждение этой мысли ученого: «Вы и я верны себе, измененные, вошедшие в иную жизнь, принявшие ее как свою, верные ей - этой новой жизни» [2, л. 17]. Подобно Шелли, прошедшему испытание одиночеством в семье, с которой впоследствии порвал окончательно, и считавшему поэзию самой верной спутницей общественных перемен, В.А. Меркурьева познала «не только одиночество среди людей, но и одиночество внутри себя» [1, с. 516], будучи смолоду болезненной, страдающей глухотой, нервными приступами, сердечными расстройствами, и находя единственный выход в творчестве.
К моменту появления в 1935 г. книги «Избранных произведений» Шелли в переводах В.А. Меркурьевой творчество английского поэта было хорошо известно в России благодаря ранним интерпретациям Д.Д. Минаева, Д.Е. Мина, Н.В. Гербеля,
А.П. Барыковой, Ф.А. Червинского, П.И. Вейнберга, А.П. Доброхотова, А.А. Курсинского, Н.М. Минского, Н.Г. Брандта, А.Ф. Ли-дова, Б.В. Бера и, в особенности, К.Д. Бальмонта, издавшего трехтомное полное собрание поэтических произведений Шелли в своих переводах. В этой связи В.А. Меркурьевой приходилось не столько открывать новую страницу английской поэзии для русского читателя, сколько вступать в творческое состязание с переводчиками-предшественниками. Результат этого состязания был оценен современниками по-разному: М.Н. Розанову и Г.Г. Шпету переводы В.А. Меркурьевой понравились; В. Александров, напротив, поместил в «Литературном критике» негативный и довольно резкий отклик: «Какая-то кустарная молотьба, цеп, тяпанье тупым топором, - причем здесь Шелли?» [3, с. 69].
Лирические произведения Шелли отличает удивительное многообразие и новизна ритмов, богатство построения английских слов. «При всей верности, тщательности и добросовестности перевода полностью невозможно передать все это богатство. Но и независимо от этого, сгущенная и плотная музыкальность стихов может показаться чуждой нашему читателю. В этом физическом мире музыки и света нет не только осязаемых материальных образов, но нет и живых человеческих чувств», - отмечал Д.П. Мирский во вступительной статье к книге В.А. Меркурьевой [4, с. 13].
Например, образ ветра предстает перед нами в «Оде западному ветру» как символ вечной изменчивости природы и общества и олицетворяет будущее изменение мира. Написанная в окрестностях Флоренции во время сильной бури, ода отразила размышления Шелли о собственной судьбе, о смерти сына, об отъезде из Англии, о событиях в общественной жизни. Здесь в существенной степени проявилось единство личных и общественных чувств поэта, неразрывность для него социальных и природных сил, трагического восприятия настоящего и надежды на грядущее. Стихотворение напоминает монолог, в котором обращение к ветру становится обращением к живой силе: «O wild West Wind, O thou, Wild Spirit» [5, p. 13]. Каждая из пяти частей «Оды западному ветру» состоит из четырех терций
и заключительного куплета, оканчивающегося мольбой «oh hear!» [5, p. 13], переданной В.А. Меркурьевой как «о, внемли!» [6, с. 164], с характерной для нее заменой глагола «услышь» на более архаичный.
В начале оды ветер гонит крылатые семена к зимнему пристанищу, где их вернет к жизни весна: «O wild West Wind, thou breath of Autumn's being, / Thou, from whose unseen presence the leaves dead / Are driven, like ghosts from an enchanter fleeing, / Yellow, and black, and pale, and hectic red, / Pestilence-stricken multitudes: O thou, / Who chariotest to their dark wintry bed / The winged seeds» [5, p. 13] [О, дикий ветер, будучи дыханьем осени, ты, от невидимого присутствия которого увядшие листья как призраки уносятся от чародея, желтые, черные, светло-красные и багровые, пораженные чумой: о, ты, кто гонит к темному зимнему ложу крылатые семена] - «О, дикий Ветер с Запада! Ты, вея, / Срываешь Листья, и они летят, / Как призраки бегут от чародея; / В них - черных, желтых, красных - будто яд / Губительный, дыхание чумы, / И семена заносишь ты, крылат, / Уснуть на ложе сумрачной зимы» [6, с. 164]. Очевидно, с целью усиления эффекта стремительности падающих листьев и достижения лучшей рифменной организации переводного произведения автор вводит сравнение «будто яд», отсутствующее в оригинале. Шелли восхваляет природу, поражается её разрушительной и созидательной силе при помощи противопоставления «Destroyer and Preserver» [5, p. 13], переведенного В.А. Меркурьевой как «губитель и хранитель» [6, с. 164].
Во второй части произведения Шелли описывается буря: ветер срывает облака со спутанных ветвей неба и океана, «ангелы дождей и молний» символизируют безграничную власть бури над природой. Ветер выступает как разрушитель, а его шум подобен погребальной песне умирающего года: «Thou on whose stream, mid the steep sky's commotion, / Loose clouds like earth's decaying leaves are shed, / Shook from the tangled boughs of Heaven and Ocean, / Angels of rain and lightning: there are spread / On the blue surface of thine airy surge, / Like the bright hair uplifted from the head / Of some fierce Maenad» [5, p. 14] [Ты, в чьем потоке среди волнений высоких небес рассыпаются свободные тучи подобно листьям, гниющим на земле, упавшим с переплетенных ветвей небес и океана, ангелы дождя и молний устилают голубую поверхность твоей воздушной высокой волны подобно ярким волосам, вздымающимся с головы свирепой Менады] - «Ты, мчащий там, на высотах смятенных, / Обрывки туч, как дольный вялый лист, / Спадающий с ветвей переплетенных / Небес и океана, выше мглист; / В них - ангелы дождей и молний: бурь / Полет, как волосы Менад, змеист» [6, с. 164]. Развернутые сравнения подлинника «like earth's decaying leaves ...», «Like the bright hair ...» вполне адекватно переведены
В.А. Меркурьевой («как дольный вялый лист ...», «как волосы Менад ...»), но несколько отягощены устаревшими «дольный», «выше мглист», причем легкость и воздушность высокой голубой волны океана уступает место незамысловатому полету бурь, эпитеты «loose clouds» («свободный, неукротимый») и «bright hair» («яркий») - обрывкам туч и змеистым волосам, тем самым сглаживая эффект легкости и неукротимости океана и бури одновременно.
Третья часть оды подводит читателя к мысли, что природный и человеческий (социальный) миры едины. Исходя из идеи единства двух миров, влияние ветра не ограничивается воздействием на природу. Далекое прошлое человечества, спокойное и безмятежное предстает во власти ветра, несущего перемены: «Thou who didst waken from his summer dreams / The blue Mediterranean, where he lay, / Lull'd by the coil of his crystolline streams, / Beside a pumice isle in Baiae's bay, / And saw in sleep old palaces and towers / Quivering within the wave's intenser day, / All overgrown with azure moss and flowers / So sweet, the sense faints picturing them!» [5, p. 14] [Ты, кто пробудил от летних снов голубое Средиземноморье, убаюканноt шумом кристальных потоков у пемзовых берегов бухты Байи, и видел во сне старые дворцы и замки, колеблющиеся в глубинах волны, поросшие лазурным мхом, столь очаровательные, что разум не может описать их] - «Ты потревожил негу летних снов / Равнины Средизе-мья голубой. / У пемзовых, близ Байи берегов / Своей же убаю-
канной волной / И грезившей о башнях и дворцах, / Там отраженных в синеве морской, / Одетых мохом голубым, в цветах, / Чей запах вспомнив - замираешь в нем» [6, с. 165]. Многозначность английских слов приводит В.А. Меркурьеву к иной интерпретации слова «разум» («sense»), помогающего воссоздать картины прошлых лет, сводя его значение к чувствам, ощущению запаха цветов, что в конечном итоге сужает воображение читателя, равно как и отсутствие усиливающего состояние былого спокойствия описания журчания кристальных потоков Средиземноморья.
В дальнейшем автор прямо вмешивается в повествование, перенося акцент с символических образов природы на чувства лирического героя, вызванные его отношением к описываемым событиям. Шелли отождествляет лирического героя с ветром, но человеческие возможности ограничены, а потому к ветру обращена просьба: «Oh, lift me as a wave, a leaf, a cloud! / <...> / Scatter, as from an unextinguish'd hearth / Ashes and sparks, my words among mankind!» [5, p. 14] [О подними меня как волну, листок, облако! <...> Разбросай, как из не потухшего очага пепел и искры, мои слова среди человечества!] - «Как лист, волну и облако иль дым - / Возьми меня! <...> / <...> / Развей мои слова на целый свет, / Как искры и золу из очага» [6, с. 166]. Как видим, русской переводчице удалось достаточно точно передать обращенный к ветру призыв; исключение составляет лишь из-
Библиографический список
быточный мотив золы в очаге, не соответствующий оригиналу, в котором очаг остается не потушенным, символизируя накал страстей и пыл героя, устремленного к переменам.
Как ветер помогает возрождению, обновлению, сея крылатые семена, так и поэт, остро чувствуя разрушение, разложение общества, стремится провозгласить надежду на лучшее, ассоциируя ее с приходом весны, возрождением природы. Но если Шелли риторически спрашивает ветер «O, wind, / If Winter comes, can Spring be far behind?» [5, p. 14] [О, ветер, если Зима придет, может ли Весна быть далеко?], то В.А. Меркурьева восклицает: «Зима идет - Весна за нею вслед» [6, с. 166].
Осенний западный ветер изображен в оде П.-Б.Шелли не столько как разрушительная сила, губящая своим холодным дыханием все живое, всю красоту лета, сколько как хранитель сил новой жизни, заботливо укладывающий ее семена в теплую подснежную постель. Отождествляя себя с ветром, великий английский поэт выражает ставшую близкой В.А. Меркурьевой мысль о том, что поэзия содействует нравственному совершенствованию человека на любом этапе его развития и является самой верной спутницей общественных перемен.
* Статья подготовлена по проекту «Творчество П.-Б.Шелли в контексте истории русского поэтического перевода XIX - начала XX веков» в рамках госзадания Министерства образования и науки РФ (проект 6.1563.2011).
1. Гаспаров, М.Л. Вера Меркурьева (1876-1943). Стихи и жизнь // Меркурьева В.А. Тщета: собрание стихотворений. - М., 2007.
2. РГАЛИ. Ф. 1458. Оп. 2. Ед. хр. 26.
3. Александров, В. Шелли и его редакторы // Литературный критик. - 1937. - №8.
4. Мирский, Д.П. Шелли // Шелли П.-Б. Избранные стихотворения / пер. с англ. В.А. Меркурьевой. - М., 1937.
5. Shelly, P.B. Complete Poetical Works / P.B. Shelly. - L.: G.M.Matthews, 1970.
6. Шелли, П.-Б. Избранные стихотворения / пер. с англ. В.А. Меркурьевой. - М., 1937.
Bibliography
1. Gasparov, M.L. Vera Merkurjeva (1876-1943). Stikhi i zhiznj // Merkurjeva V.A. Ttheta: sobranie stikhotvoreniyj. - M., 2007.
2. RGALI. F. 1458. Op. 2. Ed. khr. 26.
3. Aleksandrov, V. Shelli i ego redaktorih // Literaturnihyj kritik. - 1937. - №8.
4. Mirskiyj, D.P. Shelli // Shelli P.-B. Izbrannihe stikhotvoreniya / per. s angl. V.A. Merkurjevoyj. - M., 1937.
5. Shelly, P.B. Complete Poetical Works / P.B. Shelly. - L.: G.M.Matthews, 1970.
6. Shelli, P.-B. Izbrannihe stikhotvoreniya / per. s angl. V.A. Merkurjevoyj. - M., 1937.
Статья поступила в редакцию 15.09.12
УДК 81-112.2
Kanygina N.V. SEMANTIC CORE AND PERIPHERY OF LEXICAL-SEMANTIC GROUP OF UNDERSTANDING VERBS IN THE ENGLISH LANGUAGE. In this article we defined the content of semantic group of understanding verbs and gave a historical-etymological analysis of these verbs and verbs of other groups of intellectual activity field. The analysis was held for the purpose of revealing a specific character of representation of understanding process.
Key words: lexical-semantic group, historical-etymological analysis, verbs of intellectual activity, verbs of understanding, the English language.
Н.В. Каныгина, аспирант каф. русского языка Волгоградского гос. университета,
г. Волгоград, E-mail: [email protected]
СЕМАНТИЧЕСКОЕ ЯДРО И ПЕРИФЕРИЯ ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКОЙ ГРУППЫ ГЛАГОЛОВ ПОНИМАНИЯ В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ
В данной статье определен состав ЛСГ глаголов понимания современного английского языка и дан историко-этимологический анализ английских глаголов данной группы и смежных с ней ЛСГ поля интеллектуальной деятельности. Анализ проведен с целью выявления специфики средств и способов репрезентации процесса понимания в языке.
Ключевые слова: лексико-семантическая группа, историко-этимологический анализ, глаголы интеллектуальной деятельности, глаголы понимания, английский язык.
В то время как реальная проблема понимания давно стала объектом пристального внимания и глубокого осмысления в рамках философии, герменевтики и других «понимающих» дисциплин, сами глаголы понимания не получили еще своего должного систематического описания на лексико-семантическом, семан-тико-синтаксическом и прагматическом уровнях. До сих пор не уделялось должного внимания вопросу происхождения глаголов исследуемой группы, тогда как, например, почти все единицы лексико-семантической группы (далее ЛСГ) мышления были подробно исследованы с этимологической точки зрения.
Важные мысли об устройстве человеческого понимания содержатся в работах специалистов по истории философии,
логике, прикладной лингвистике, когнитивной лингвистике, эстетике и методологии науки. Следует учитывать, что, по утверждению психологов, нет психологического процесса более важного и в то же время более трудного для понимания, чем понимание. Трудность в определении феномена понимания вызывает дискуссии не только в философских дисциплинах, но и в лингвистической науке.
Глаголы интеллектуальной деятельности являются важным материалом для исследования системных отношений в лексике, что связано с признанием их фундаментальной роли на значимых уровнях языка. Степень участия этих глаголов в описании мировоззрения достаточно высока, они охватывают широ-
