партией было известно о намерении заговорщиков-исламистов совершить на нее покушение после приезда в страну. Власти, в частности президент Мушарраф, отговаривали ее от возвращения, предупредив об угрозе. Тем не менее они не смогли принять меры по обеспечению безопасности на пути следования кортежа бывшего премьер-министра из аэропорта Карачи до места предполагаемого митинга. Бхутто успела описать в книге свои переживания по поводу отключения в тот день уличного освещения и отсутствия полиции на перекрестках.
* * *
В завершение хочу подчеркнуть, что данный материал не претендует на право ознакомить со всеми интересными аргументами и подробностями текста Б. Бхутто. Героическая смерть этой красивой и мужественной женщины - яркий пример служения своему народу и идее улучшения его судьбы на путях современного, демократического развития. В Пакистане, как считается, ныне установился политический вакуум, ему не хватает такого лидера, каким могла бы быть Бхутто. Потеря усиливается тем, что устранен не просто руководитель крупнейшей партии, но и человек, четко представлявший цели своей политической деятельности.
Можно сказать, шансы на демократию в Пакистане по-прежнему невелики. Более того, как замечает в своей книге Бхутто, ее иногда посещала мысль о возможном конце - распаде страны. Тем не менее в заключение хочется привести слова, которые, как пишут в послесловии к книге муж и дети Беназир, она любила повторять: «Время, справедливость и силы истории на нашей стороне».
«Свободная мысль», М., 2008, № 9, с. 5-16.
Владимир Ахмедов,
кандидат исторических наук
СВЕТСКОЕ И РЕЛИГИОЗНОЕ НАПРАВЛЕНИЯ
В АРАБСКОМ НАЦИОНАЛЬНОМ ДВИЖЕНИИ
Исторически развитие арабского национализма осуществлялось в процессе взаимодействия светского и религиозного (исламского) направлений. Превалирование одного над другим было свя-
зано с конкретными историческими условиями развития арабских стран и складывающейся политической конъюнктурой. Арабский национализм второй половины XX в. представлял собой модификацию идеологии политических движений конца XIX в., основанных на представлениях об арабах как единой нации и служивший знаменем борьбы арабских народов азиатских провинций Османской империи. Зародившись как элемент арабского культурно-просветительского движения (Ан-Нахда) в конце XIX в., арабский национализм не сразу стал ведущим течением в общественно-политическом сознании арабов, идеологическим авангардом их политических движений. На рубеже XIX-XX вв. многие арабские политические деятели весьма скептически относились к идеям арабского национализма, полагая, что они подрывают силу Османской империи - единственно мощного исламского государства, способного противостоять экспансионистским устремлениям христианского Запада. Поэтому идеи арабского национализма развивались в тот период в основном в рамках панисламизма и османизма, а требования представителей арабских националистов редко выходили за рамки автономии в составе Османской империи. И только восстание 1916 г., в ходе которого арабы выступили против Османского господства за создание собственной арабской империи, явилось переломным моментом в процессе эволюции идей арабского единства.
Определенное доминирование светского направления в арабском национальном движении после Первой мировой войны было во многом связано с тем, что основу его последующего развития формировали арабы-христиане азиатских провинций Османской империи, которые были особенно подвержены влиянию европейских идей секулярного национализма. В своих теоретических изысканиях и подходах к определению панарабизма они делали упор на общность арабского языка, культуры и истории, исходя из того, что нация объединяет людей в рамках политической и гражданской общности, а не религиозной. Они плохо представляли себе, как в условиях многоконфессионального арабского общества можно достигнуть арабского единства исключительно на базе ислама. С другой стороны, многие арабские интеллектуалы и национальные лидеры той поры видели в арабском единстве не столько цель, сколько средство «догнать» секулярный Запад в его военном и техническом превосходстве, что также служило укреплению светской линии в национальном движении арабов. В Магрибе идеология
арабского национализма формировалась в основном на базе идей исламской солидарности, что было связано с традициями и характером движущих сил национально-освободительной борьбы в этом регионе. Однако уже к концу 30-х - началу 40-х годов XX в. исламская составляющая арабского национального движения стала заметно усиливаться. Во многом это было связано с чувством глубокого разочарования значительной части либеральных светских арабских сил «цивилизаторской» миссией секулярного и просвещенного Запада.
В результате ближневосточной политики западных держав арабы не смогли создать свое единое государство. Их земли попали в колониальную зависимость от западных держав, которые активно поддержали процесс создания в Палестине национального еврейского очага. Используя антизападнический политический потенциал ислама, исламскую религию как основу культурного арабского наследия, арабские националисты пытались таким образом придать своему движению самобытный, отличный от Запада характер. К тому же начавшийся в этот период подъем антиколониального движения в арабских странах вывел на политическую авансцену Ближнего Востока новые социальные силы, чье мировоззрение и поведенческие стереотипы в значительной мере определялись исламом. После Второй мировой войны процесс продолжился и получил свое выражение в развитии концепции уруба (дух арабского самосознания) в направлении укрепления связи арабского национального начала с исламом. Развернувшаяся на рубеже 50-60-х годов XX в. политическая борьба за выбор пути развития, в условиях начала процессов строительства независимых национальных государств и современных обществ, привела к власти в ряде ключевых стран арабского мира представителей светских арабских националистов (баасисты, насеристы), которые пытались осуществить развитие на путях идей социализма.
Подобные трансформации существенно укрепили секуляр-ные тенденции в арабском национальном движении и повысили роль панарабизма в политике арабских государств. Однако исламское направление в арабском национализме не исчезло, а лишь временно отошло на задний план. Даже самые прогрессивные и светские руководители арабских стран были вынуждены искать легитимность своего правления в приверженности к исламу и учитывать интересы исламизированных слоев населения в процессе формирования социальной базы для поддержки своей власти. На
институциональном уровне это выражалось в том, что практически во всех существующих арабских конституциях ислам провозглашался государственной религией, а ряд положений шариата рассматривались как источник права.
Несмотря на непримиримую борьбу, которую арабские правители вели с исламской оппозицией, они, как правило, не трогали религиозные учреждения, в отличие от институтов светских политических оппозиционных движений, которые подвергались полному разгрому в случае прямого столкновения с властью. Устранив угрозу выступления наиболее радикальных отрядов исламского движения, власти обычно не покушались на остальную, куда большую часть финансовой и экономической инфраструктуры исламских институтов общества, их печатные издания, собственность, кадры. Наоборот, они зачастую поощряли их развитие нередко за государственный счет в обмен на лояльность властям и легитимацию правящего режима. Поэтому в отличие от оппозиционных политических групп светского характера, исламские оппозиционные движения, даже уйдя на время в подполье, всегда сохраняли потенциальные возможности возврата к активной политической работе. Используя в качестве агитационных пунктов и руководящих штабов мечети и медресе, они могли в короткие сроки обеспечить мобилизацию значительных масс населения и организовать финансовую поддержку своей деятельности через сеть исламских банков и экономических учреждений, чья собственность находилась на положении вакуфов. Нередко некоторые запрещенные властями леворадикальные группы в ряде арабских стран весьма успешно использовали эти возможности, чтобы таким образом удержаться в политической ткани общества. Со своей стороны, представители не легализованных исламских движений активно участвовали в работе таких светских по характеру общественных институтов государства, как профсоюзы, различные общественные ассоциации, творческие объединения, используя там свое членство для проникновения в представительские органы власти. Хорошим примером подобного взаимодействия может служить деятельность некоторых отрядов левых политических сил и организации «Братья-мусульмане» (БМ) в Сирии и Египте.
Частично этому способствовал тот факт, что правительство Египта в период начала 70-х годов XX в. стало проводить политику «исламизации сверху», пытаясь вывести за рамки политического процесса радикальных исламистов и одновременно взять под кон-
троль деятельных умеренных представителей исламского движения. Существенно расширилась сфера влияния государства на деятельность министерства вакуфов, мечетей, медресе. В рамках этой политики власти выстраивали свои отношения с самым влиятельным исламским движением Египта «Братьями-мусульманами» («БМ»). Несмотря на то, что в Египте деятельность «братьев» была запрещена, власти фактически закрывали глаза на благотворительную, просветительскую и социальную работу членов организации. Они печатали книги и брошюры, налаживали широкую сеть социальной помощи по всей стране. В глазах правительства тактика сближения с «братьями» была оправдана стремлением властей удержать настроения египетской «улицы» в определенных рамках. Это было особенно важно в условиях растущего социального напряжения в связи с войной в Ираке и нерешенностью палестинской проблемы. В то же время все попытки лидеров организации добиться легализации наталкивались на неизменный отказ властей. В декабре 2003 г. в ходе довыборов депутатов парламента представители «БМ» не были допущены к выдвижению своих кандидатур в ряде округов. В январе 2004 г. к руководству организацией пришел М. Акеф. Он считался одним из наименее консервативных лидеров организации. Многие его высказывания и действия наглядно свидетельствовали о его «реформаторской ориентации». Сразу же после своего избрания М. Акеф взял курс на сближение с правительством. Новый лидер организации хорошо осознавал, что добиться поставленных задач в условиях конфронтации с властью не удастся и это неизбежно приведет к репрессиям. В организации усилились «либерально-реформаторские» позиции молодого поколения «БМ». За последние 30 лет социальный облик египетских исламистов сильно изменился. В рядах исламистов значительно увеличилось количество молодых людей в возрасте до 29 лет. Из них почти половина имели высшее образование. Они выступали против применения насилия, за проведение радикальных реформ внутри организации, отказ от ставки на «старшее поколение» и привлечение в организацию молодежи, усиление активности «БМ» в профсоюзном и молодежном движениях, в первую очередь в университетах и мечетях, и расширение социальной сферы деятельности организации. Деятельность организации приобрела более активный и наступательный характер. «БМ» стремились обеспечить себе легальные условия для ведения политической борьбы. Укрепляли свои позиции в профсоюзах, государственных учреждениях, универси-
тетах, местных органах власти в качестве политического плацдарма для проникновения в парламент и правительство, силовые структуры. К концу 1990-х годов исламисты составляли большинство в руководстве ведущих профсоюзов и общественных ассоциаций Египта: адвокатов, врачей, инженеров, преподавателей университетов и т.д. Прошедшие в 2003 г. выборы в правления профсоюзов адвокатов и журналистов показали, что исламисты пользуются большим авторитетом среди рядовых членов профсоюзов. Очевидно, не без согласования с правительством в августе 2004 г. организация выступила с инициативой проведения реформ в Египте. По крайней мере, их инициатива активно рекламировалась в официальных СМИ и была поддержана различными партиями Египта. На этой основе лидеры организации выразили готовность сотрудничать с властями. В свою очередь, власти посредством организации так называемого «национального диалога» стремились расширить социальную базу режима и одновременно добиться большей подконтрольности исламской оппозиции. X. Мубарак и его ближайшее окружение, возможно, рассчитывали, что «БМ», получив места в парламенте, окажут поддержку президентскому курсу, в том числе и в вопросах преемственности власти. Тем более, что один из вероятных претендентов на пост президента АРЕ сын X. Мубарака Га-маль уже дал недвусмысленно понять, что придерживается в этом вопросе сходных позиций. В то же время египетское руководство по-прежнему рассматривало «БМ» как своего основного политического соперника и сдержанно относилось к перспективе трансформации организации в политическую партию. Одновременно власть опасалась, что в борьбе за власть «БМ» не остановятся перед использованием насильственных методов. Поэтому в отношениях с «БМ» власть стремилась проводить политику «кнута и пряника»: то делая шаги навстречу исламистам, то периодически проводя аресты. Так, в октябре-декабре 2003 г. полиция и силы безопасности ликвидировали несколько группировок исламистов и арестовали активистов организации в Александрии, ряде других городов Египта.
Развитие политических процессов в Египте и регионе в целом повлияло на изменение взаимоотношений в треугольнике: власть, исламисты, армия. Значительный успех представителей «БМ» на парламентских выборах в ноябре-декабре 2005 г. открыл перед исламистами новые возможности для участия в управлении государством. В случае легализации «БМ» они смогут реально вли-
ять на изменение законодательства и выдвигать своего кандидата на будущих президентских выборах. Это существенным образом может изменить военно-политический баланс, особенно в условиях обострения вопроса о смене и преемственности власти.
История взаимоотношений власти и исламских организаций в современной Сирии носила неоднозначный характер. Общий вектор развития отношений ислама и власти, а также алгоритм их взаимодействия определялись совокупностью политических, экономических, социально-культурных и исторических факторов. Предпринимавшиеся в Сирии первыми гражданскими правительствами, пришедшими к власти после Второй мировой войны и обретения страной политической независимости, попытки создать новую социально-политическую систему по либеральным образцам прежней метрополии оказали определенное воздействие на традиционный консерватизм сирийского общества, усилив в нем светскую идеологию. В то же время политические реформы и культурные преобразования периода 40-50-х годов XX в. не подрывали основу традиционного общества. Наряду с созданием «светских» партий религиозные организации пользовались значительной свободой в выражении своих политических взглядов. Несмотря на усиливающийся авторитаризм власти, после серии военных переворотов и прихода к власти в стране партии Баас в марте 1963 г., в этот период в стране существовала национальная платформа, на которой происходило объединение светских и религиозных политических сил и движений. В 50-е годы XX в. в демократически избранном сирийском парламенте работали представители религиозной организации «БМ». Однако к середине 70-х годов мирное сосуществование власти и «БМ» завершилось. Между 1976 и 1982 гг. часть отрядов «БМ» пыталась вооруженным путем добиться свержения действующей власти, и была разгромлена. В этот же период был принят не отмененный до сих пор закон № 49, согласно которому сама принадлежность к «БМ» карается смертной казнью. Свою деятельность сирийские «БМ» продолжили в ряде соседних арабских стран и западноевропейских государств.
Однако по мере того как идеологические скрепы (социализм и арабский национализм в баасистской трактовке) созданной Хафе-зом Асадом мобилизационной модели общества стали давать сбои, власть решила приспособить «умеренный» ислам в качестве одной из идеологических подпорок для манипуляции общественным сознанием, в котором все заметнее усиливались консервативные на-
строения. В 80-90-е годы XX в. в сирийском политическом дискурсе все чаще начинает появляться религиозная риторика. Все более заметным становится религиозный элемент в социально-культурной деятельности государства. Росло число вновь построенных мечетей и медресе, общее количество которых в 90-е годы приблизилось к трем тысячам. В условиях постепенной исламизации общественной и культурной жизни светская составляющая национальной идеологии все больше отходила на задний план. В практическом плане это выражалось в заметном увеличении числа одетых в хиджабы женщин в общественных местах и сочинений религиозного характера на полках книжных магазинов. Религиозные дисциплины стали шире внедряться в образовательные программы высших учебных заведений страны, особенно на гуманитарных факультетах. В качестве обязательного элемента оформления аппарата научных работ становится цитирование трудов исламских богословов. Крупнейшим государственным центром обучения являлся шариатский факультет Дамасского университета. Во второй половине 1990-х годов на его курсах училось около четырех тысяч студентов. Основными причинами активизации деятельности исламистов послужили ухудшающееся экономическое положение в стране, снижение жизненного уровня населения и, как следствие, рост социальной напряженности. Сыграли свою роль и начавшиеся в 1990-х годах переговоры о мире с Израилем, что привело к формированию определенного «комплекса поражения» среди широких сирийских масс. Свое влияние оказал и внешний фактор - события в Алжире, Египте, Иране и Саудовской Аравии.
В сирийском руководстве осознавали, что рост религиозных настроений в стране невозможно было повернуть вспять, и главной задачей в связи с этим становилось придание процессу исламиза-ции контролируемого характера, не несущего в себе угрозы режиму. Одновременно сирийским спецслужбам была поставлена задача - усилить работу в национальных и зарубежных исламских центрах с целью нейтрализации их усилий, контроля над их деятельностью и предотвращения провокаций. Режим в большей степени был обеспокоен не столько радикальной внутренней исламской оппозицией, которая контролировалась органами безопасности, сколько ее связями с зарубежными исламскими экстремистскими организациями и активно развивающимся процессом массовой исламизации сирийского общества. Освобождение из тюрем около 2400 политзаключенных в середине 1990-х годов, боль-
шинство из которых принадлежало к группировке «БМ» и обвинялось в причастности к незаконной деятельности, стало значимым явлением в отношениях между властями и исламской оппозицией. Одновременно сирийское руководство стремилось окончательно закрыть досье «БМ» за рубежом, урегулировав отношения с ними в рамках единого процесса по приобретению все большего числа союзников для решения внешнеполитических задач, укрепления стабильности и достижения общественного согласия в стране.
Активную посредническую роль между Дамаском и «БМ» за рубежом выполняли возвратившиеся в САР верховный контролер сирийских «БМ» Абу Гуда и один из лидеров организации Амин Якин, которые не раз обращались к обеим сторонами с призывом урегулировать свои отношения. Удалось также наладить контакты с представителями «БМ» в Саудовской Аравии и их лидером Хаса-ном Хувейди, известным своей умеренной позицией в религиозных вопросах. Однако после ухода в 1996 г. со своего поста X. Хувейди сирийский режим утерял важный канал воздействия на саудовских «БМ», к руководству которыми пришли экстремистски настроенные элементы в лице Али Садруддина Аль-Байнуни, которые согласны были вернуться в Сирию при условии, что им будет разрешено заниматься политической деятельностью. В сирийском руководстве полагали, что страна не находится в таком положении, когда можно было бы рисковать, разрешив деятельность исламских радикалов. Дамаск считал, что в случае каких-то осложнений или катаклизмов в стране «БМ» могли бы вновь оказаться по другую сторону баррикад. В то же время режиму при посредничестве тогдашнего министра культуры САР Наджах Аттар (нынешнего вице-президента САР) удалось договориться с ее братом М. Аттаром, возглавлявшим зарубежный филиал «БМ» в ФРГ, об отказе от враждебных режиму политических акций внутри САР и за ее пределами. Определенные подвижки наметились и в переговорах с лидером созданного в феврале 1990 г. в Париже проиракского Национального фронта спасения Сирии Аднаном Саад эд-дином. Серьезное внимание сирийское руководство уделяло работе по каналам внешних связей (МИД, ПАСВ, спецслужбы) с радикальными исламскими организациями в арабских странах, прежде всего в Алжире и Судане, а также в Иране и Турции. Однако предпринимаемые режимом усилия по созданию так называемой исламской партии, преимущественно из числа суннитов, во главе с известными представителями религиозного истеблишмента САР М. Шейхо
и Р. Бути, окончились неудачей. Власти планировали в дальнейшем интегрировать ее в существующую политическую структуру и таким образом направить исламские настроения в официальные юридические каналы. Выражая полную лояльность режиму и лично президенту, верховный муфтий САР А. Кефтару, а также М. Шей-хо и Р. Бути высказались против подобной идеи, мотивируя свою позицию тем, что, во-первых, большинство членов Прогрессивного национального фронта - мусульмане, а следовательно, выражают интересы большинства населения страны, во-вторых, создание подобной партии при наличии в стране представителей других религий неминуемо привело бы к их стремлению создать собственные партии и, как следствие, возможному обострению конфессиональной обстановки.
(Окончание в следующем номере)
«Социально-политические процессы в арабских странах Ближнего Востока», М., 2008 г., с. 73-82.
Георгий Мирский, доктор исторических наук ИСЛАМСКИЙ ФУНДАМЕНТАЛИЗМ, СУННИТЫ И ШИИТЫ
«XXI столетие будет для ислама веком шиитов», - такие предсказания можно слышать в наши дни, когда шиитский Иран превращается в державу мирового класса, шииты доминируют в Ираке, а шиитская «Хизбалла» оказалась единственной вооруженной силой арабского мира, сумевшей устоять перед армией Израиля. Иорданский король Абдалла с тревогой говорил о «шиитском полумесяце», врезающемся в сердцевину суннитского массива Арабского Востока. А известный ирано-американский ученый Вали Наср пишет, что характер нового Ближнего Востока «будет формироваться в плавильном тигле шиитского возрождения и суннитского ответа на него... Когда пыль уляжется, центр тяжести будет находиться не в арабских суннитских странах, а в шиитских. Этот центр тяжести будет перемещаться к востоку, от Египта и Леванта к Ирану, Ираку и Персидскому заливу».
Что же это за новый феномен - «шиитское возрождение»?