CC BY
61
и иранских спецслужб на месте курируют силовые структуры “партии Аллаха”. Помимо военных и политических структур, “Хезболлах” обладает тремя больницами, 17 медицинскими центрами, а также сетью коммерческих структур, включающей супермаркеты, бензозаправочные станции и строительные компании. “Хезболлах” пытается представить себя общенациональной организацией и призывает в свои ряды мусульман-суннитов и даже христиан, однако пока подобные призывы остаются без ответа. Более того, в 1985—1989 гг. на юге Ливана произошли вооруженные столкновения между представителями “Амаль” и “Хезболлах”. А ныне “амалевцы” утверждают, что подлинной целью “Хезболлах” является вовсе не охрана приграничных с Израилем территорий, а укрепление собственного политического влияния. Кстати, в последние пять лет финансирование этой организации из Тегерана сильно сократилось. И “Хезболлах” все более пытается адаптироваться к ливанским реалиям. Представители партии уже не акцентируют внимание на необходимости единоличного политического правления по хомейнистскому образцу.
Сегодня суннитские религиозно-политические организации не оказывают столь серьезного влияния на события, как шиитские. Из них наиболее заметной можно назвать “Исламское общество” (аль-Джамаат аль-Исламийя), возникшее в 60-х годах и насчитывающее около 5 тыс. членов. По идеологии оно близко к небезызвестным “Братьям-мусульманам”. В настоящее время уже менее вероятным представляется жестокий и затяжной конфликт между общинами внутри страны. Но существует другая, может быть, даже и более серьезная опасность: страна может оказаться втянутой в водоворот арабоизраильского конфликта, который в случае его эскалации, очевидно, приобретет межрелигиозную окраску.
“НГ-религии”, М., 26мая 2004г.
С.Манукян,
историк
ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИСЛАМ СИРИИ: ВОЗНИКНОВЕНИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ
Феномен политизации ислама является одним из самых интересных и актуальных проблем современных международных отношений. Основанная в начале второй четверти XX в. в Египте идеологом
Ассоциации “Братья-мусульмане” Хасаном аль-Банной как форма протеста против всесилия колониальных властей, растущего влияния Запада во всех сферах жизни и попыток модернизации ислама, идеология политического ислама вышла за рамки одной страны и организации и приобрела поистине планетарный характер. Особенно большое влияние оказала она на новейшую историю почти всех стран Ближнего Востока. В Сирии этот феномен имеет свою специфику, характерные черты и историю.
Первые организации сирийских “братьев-мусульман” были основаны в конце 30-х годов. Они были филиалами египетской Ассоциации “Братья-мусульмане” и опирались на ее структурную модель и теорию. Инициатива их создания принадлежала выпускникам университета Аль-Азхар, которые вернулись в Сирию после учебы в Египте и основали ряд клубов и обществ, пропагандировавших взгляды братьев-мусульман: Общество молодых мусульман в Дамаске; Клуб аль-Аркам в Алеппо; Общество братьев-мусульман в Хаме; Общество Союза в Хомсе; Клуб сторонников в Дейр-аз Зоре. В 1938 г. большинство этих разрозненных групп объединились в организацию “Молодежь Мухаммеда”. Причиной послужили, как ни странно, французские власти, которые настояли на необходимости обсуждения проблемы исламского образования в школах с единой национальной организацией. Примерно на это время приходится и возвращение после учебы из Каира молодого сирийца Мустафы аль-Сибаи, на которого большое воздействие оказали речи Хасана аль-Банны, отца-основателя египетского движения “Братья-мусульмане”. Возглавив “Молодежь Мухаммада”, Сибаи наладил контакты с египетским отделением и создал реальную политическую силу, которая позволила ему избраться в сирийский парламент в 1949 г. В 1946 г. в Сирию, приехал сам аль-Банна. Он встретился с лидерами местных организаций, и это послужило стимулом для создания “Общества братьев-мусульман”, которое соединило членов всех клубов и групп. Параллельно были созданы Арабский институт ислама и типография. Стала выходить газета “Аль-Манар” (Маяк). Лидером сирийских исламистов стал Мустафа ас-Сибаи. Тенденция политизации религии и связанная с ней опасность радикального ислама в Сирии в период обретения независимости проявлялись особенно остро по причине предельно напряженной ситуации в стране и неопределенности в разрешении такого чрезвычайно важного вопроса, как пути дальнейшего развития.
Сирия в первой половине XX в. представляла собой страну с несложившейся территориальной целостностью и сепаратизмом различных этнорелигиозных групп. Границы между арабскими странами были очерчены колониальными властями произвольно и, по сути, не выражали территориальную идентичность сирийцев как нации. Кроме того, само население, проживающее на этой территории, не сложилось как нация. Самоорганизованные и довольно сильные этно-конфессиональные группы (алавиты, друзы, шииты, исмаилиты, курды-сунниты, туркмены) компактно проживали в небольших, обычно в горных, районах, где они были надежно защищены от посягательств суннитского большинства и были фактически полунезависимы от центральной власти. Все это наследство было получено от Османской империи, в состав которой страна входила в начале века. Местные и племенные шейхи, лидеры больших кланов и другие феодалы платили налоги, признавали верховенство султана и получали неограниченную власть в своих вотчинах, а самоидентификации населения с территорией своего проживания не было.
Происходил фактически процесс формирования сирийской нации. В период действия французского мандата (1920—1946) он сознательно тормозился колониальными властями, которые углубляли раздробленность страны, выделяя несуннитские этноконфессиональ-ные меньшинства и отдавая им явное предпочтение. Данные о так называемой “Вспомогательной армии” подтверждают факт конфессионального дисбаланса в сирийской армии в период его формирования. Так, число алавитов и христиан составляло около 46%, а в суннитской доле большую часть составляли черкесы и курды. Это несоответствие в определенной мере заложило основу той роли, которую играют меньшинства в современной сирийской политике. После обретения независимости в 1946 г. на повестке дня встал вопрос о путях развития Сирии. И идеология исламизма была одним из возможных вариантов такого развития и выступала альтернативой идеологии национализма, которая побеждала в большинстве арабских стран. В течение всей последующей истории САР можно проследить борьбу, с разной интенсивностью протекающую между идеологией светского национализма, своеобразным центром которого был Дамаск, и исламизмом, с центром в Хаме.
До образования Объединенной Арабской Республики в 1958 г. “Братья-мусульмане” действовали на политической сцене Сирии легально и были довольно сильными игроками на политической сцене
Сирии. Они участвовали в выработке Конституции 1959 г. и в выборах. На выборах 1947 г. трое представителей “Братьев-мусульман” были избраны в парламент, в 1954 г. их число достигло пяти. Объединение Сирии с Египтом, где после покушения на президента Насера в 1954 г. организация “Братьев-мусульман” была разгромлена и запрещена, привело к существенному ограничению их влияния и в Сирии. Но после выхода Сирии из ОАР исламисты вышли из подполья, и их деятельность была восстановлена. Среди последователей “Братьев-мусульман” были очень влиятельные политики, такие как, например, генерал Нахлаби, руководитель переворота 1961 г. против унии с Египтом, и доктор Давалиби, премьер-министр Сирии в начале 60-х. На выборах 1961 г. в союзе с генералом Нахлаби сразу десять их последователей получили места в 150-местном парламенте. Приход к власти в 1963 г. партии “Баас” изменил ситуацию. Политика по отношению к “Братьям-мусульманам” стала более жесткой, и давление на исламистов возросло. Баасистские идеологи делали упор на преимущественно национальную светскую программу развития для смягчения центробежных тенденций в многоконфессиональной стране. Ислам сохранялся лишь как наследие, способ самоутверждения и неотделимая часть арабской нации. Кроме того, ислам отделялся от государства. А национализация крупнейших предприятий и земель вкупе с жестким контролем над частным предпринимательством ударила по финансовым возможностям исламских институтов и как следствие привела к уменьшению влияния в общественной жизни.
Естественно, все это было негативно воспринято оппозицией, и такое положение дел не могло оставить бездеятельными радикально настроенных исламистов. Серия забастовок 1964, 1965 и 1967 гг. против правительства прошла под руководством именно исламистов, которые после прихода к власти партии “Баас” перешли в подполье. Все эти выступления были жестоко подавлены сирийской армией. Артобстрелу была подвергнута даже Большая мечеть в Хаме (в 1964 г.). Уже к этому времени запрещенные в САР “Братья-мусульмане” были представлены тремя группировками, которые, видя своей целью свержение баасистского режима и установление исламского государства, однако расходились в путях достижения этой цели. В Алеппо в 1963 г. шейх Абд аль-Рахман Абу Джидда основал тайное Движение Исламской свободы, которое выступало за вооруженную борьбу против правительства, но после тщательной подготовки, а в Хаме лидер антиправительственных выступлений 1964 г. Марван Хадид начал с
1965 г. собирать тайные бригады, которые назвал “Катаиб Мухаммад” (Фаланги Мухаммеда), и немедленно предлагал приступить к свержению ненавистного режима. Однако политическая активность исламистов не замыкалась в подполье. Исам аль-Аттар, который не был допущен в страну после паломничества в Мекку в 1964 г., обосновался в Аахене, где с 1968 г. проводил кампанию против официального Дамаска в своем журнале “Аль-Раид” (путеводитель). Он считался лидером дамасской организации и выступал за длительную политическую борьбу с режимом. Более жесткую позицию занимал другой печатный орган — “Аль-Надир”, который представлял взгляды более радикальных групп. Материальная помощь для деятельности этих организаций получалась от центра Аттара и филиалов “Братства” в соседних странах через международные организации, такие как, например, Федерация мусульманских студентов Европы. 16 ноября 1970 г., после очередного, 24-го по счету в истории независимой Сирии, переворота, власть перешла к военному течению “Баас”, возглавляемому тогдашним министром обороны Хафезом Асадом, которое взяло верх над радикально-социалистическим течением в партии, возглавляемым главой правительства Салехом Джадидом. Четыре месяца спустя (12 марта 1971 г.) состоялся референдум, в результате которого Асад подавляющим большинством был избран президентом САР. В мае того же года 5-й региональный съезд “Баас” избрал его генеральным секретарем регионального руководства партии.
После прихода к власти Асада, в Сирии начала формироваться новая властная элита, состоящая из алавитов, к которым принадлежал сам президент. Он в свою очередь попытался смягчить существующий антагонизм к правящему меньшинству (составляющему 10— 12% населения страны) со стороны суннитского большинства, которое считало алавитов еретиками. Асад снял ряд ограничений, введенных своим предшественником С. Джадидом (тоже алавитом), учредил пост министра по делам религии. При нем вновь стало развиваться активное строительство мечетей. Он даже предпринял малый хадж и лично участвовал в публичных молитвах. Таким образом, Асад сразу постарался придать себе образ истинного мусульманина для нейтрализации суннитской оппозиции и использования ислама как орудия мобилизации масс. Так было и в войну 1973 г., когда был объявлен джихад против неверных. Кроме того, в 1973 г. под его личным давлением лидер ливанских шиитов, Аль-Садр Имам Муса издал фетву, признающую шиитское бытие алавитов. Антагонизм к алавитам и светскому правлению ясно
112
скому правлению ясно проявился в 1973 г., когда религиозная оппозиция потребовала объявления Ислама в новой Конституции государственной религией и религией президента. Однако в проекте Конституции, принятой Народным Советом в конце января 1973 г., ничего подобного не было. Хотя и оговаривалось, что ислам неотделим от арабизма, арабской нации, ее целей и задач. Ответом на подобную политику властей стали демонстрации, вылившиеся в столкновения с полицией в феврале 1973 г. в консервативных суннитских городах Хама и Хомс. Власти жестко подавили очаги недовольства исламистов. Многие лидеры “Братьев-мусульман” были арестованы или просто убиты. Несмотря на применение силы, Асад пошел на компромисс и включил в Конституцию одно из условий, требуемых оппозицией, о том, что президент Сирии должен быть мусульманином. Проект Конституции САР был одобрен на общенародном референдуме, проведенном в середине марта 1973 г.
Летом 1976 г. исламисты вновь оживились, после того как в Ливане Асад поддержал христиан-маронитов в конфликте против мусульманских радикалов и ООП. В отличие от прежних выступлений, на этот раз “Братья-мусульмане” предстали организованной силой и навязали правительству настоящую войну. Лидер исламистов Аднан Саад ад-Дин фактически создал войско из хорошо вооруженных и прошедших отличную подготовку в палестинских и иорданских военных лагерях 20—30-летних бойцов, которые были полны решимости и веры в праведное дело. Иордания и Ирак предоставили финансовую и военную помощь антиправительственным формированиям. По стране прокатилась волна терактов. Объектами убийств братьев-мусульман стали не только правительственные служащие, но и не имеющие прямой связи с властным аппаратом люди. В большинстве своем они принадлежали к алавитскому сообществу.
Первым шагом, предпринятым президентом, была попытка “изолировать “Братьев-мусульман” от народа, дискредитировав их, одновременно представив себя публике набожным мусульманином”. В его речах появляется все больше исламских терминов и выражений. 8 марта 1980 г. в Дамаске он заявил: “Я был мусульманином и остаюсь мусульманином. Сирия продолжит быть мощной крепостью, над которой развевается исламский флаг, а эти вражеские элементы исчезнут, так как они являются врагами Родины, врагами народа, так же как врагами ислама являются те, кто спекулирует на нем”. А 7 июля 1980 г. сирийский парламент принял указ № 49, предусматривающий
11з
смертную казнь за принадлежность к “Братьям-мусульманам”. Политика правительства также стала более решительной и жесткой. Были устранены неугодные режиму журналисты и политики, брат президента Рифаат Асад уничтожил более 500 арестованных “Братьев-мусульман” в тюрьме в Пальмире (1980, 27 июня). Сирийские коммандос совершили рейд по базам боевиков в Иорданию (1980, июль).
В марте 1980 г. исламисты предприняли шаги к превращению выступлений против правительства во всенародное восстание, поскольку стало ясно, что попытка свергнуть правительство собственными силами не удалась. К этому были все предпосылки, поскольку движение против “Баас” вышло за пределы сугубо религиозной борьбы и вобрало в себя более широкие слои общества. Кроме воинственной мусульманской оппозиции существовала светская оппозиция, состоящая из интеллектуалов и профессиональных ассоциаций, чьей целью было не свержение режима, а его преобразование. Невоинственные группы сформировали Национальный демократический союз и выдвинули следующие требования: восстановление свободы прессы, свободы политических действий, предоставление гражданских прав и свободные парламентские выборы. Союз не имел контактов с радикальными “Братьями-мусульманами” и рассматривал себя мирной альтернативой им.
В конце 1980 г. был сформирован “Исламский фронт”, в который вошли, кроме “Братьев-мусульман”, Партия исламского освобождения и ряд суфийских группировок. Руководящую роль в нем заняла наиболее воинственная и активная группировка организации “Братьев-мусульман”, руководимая Аднаном Саадом ад-Дином, Ад-наном Укле, объединившаяся с более консервативным крылом во главе с Саидом Хаввой и шейхом Мухаммадом аль-Баянуни. 10 октября 1980 г. было опубликовано первое заявление “Исламского фронта”. В нем декларировалась готовность исламских сил взять всю полноту власти в свои руки, поскольку ислам единственное средство, возможное для улучшения положения страны. В основе заявления лежали популистские лозунги о воплощении принципов конституционной демократии и многопартийной системы. Все это диктовалось необходимостью создать более прочную и широкую платформу для сотрудничества с другими антибаасистскими организациями и широкими массами. Для этого необходимо было идти на некоторое уменьшение радикализма в идеологии, что хотя и принесло свои плоды, но отвратило от руководства значительную часть членов органи-
зации, что привело к расколу внутри движения. Раскол произошел в конце 1980 г. на съезде Ассоциации в Германии, когда во время обсуждения вопроса о форме борьбы за достижение конечной цели сторонники политических методов борьбы остались в меньшинстве и тогдашний глава сирийских “Братьев-мусульман” Иссам аль-Аттар оказался практически отстраненным от власти так называемыми “внутренними “Братьями-мусульманами””. А сирийских исламистов возглавили Саид Хавва, Аднан Саад ад-Дин и аль-Баянуни, которые заявляли, что только насильственными методами возможно достижение успеха в деле свержения режима Асада.
Однако и новому лидерству не удалось избежать последующих расколов. Уже весной 1981 г. произошло размежевание на “политическую тенденцию” с Аднаном Саадом ад-Дином и Саидом Хаввой во главе и “боевую тенденцию” (“Сражающийся авангард”). Причиной нового раскола стало принятие Аднаном Саадом ад-Дином некоторых уступок в угоду новым союзникам. Недовольные новой политикой и создали “Сражающийся Авангард”, лидером которого стал Аднан Укле. В конце 1981 г., после многочисленных неудачных попыток объединиться, течения превратились в самостоятельные организации. Решающее столкновение между противниками режима Асада и властью произошло в городе Хама, который являлся оплотом пуританского суннизма и самым ярым противником баасистского режима. Число погибших в результате столкновений по разным оценкам составило от 3 тыс. (по оценкам правительственных источников) до 20 тыс. (по данным критиков режима). Террор “Братьев-мусульман” прекратился. Еще некоторое время продолжались взрывы машин, которые уносили жизни случайных людей, но было очевидно, что военная мощь исламистов сломлена, и лишь в феврале 1990 г. “Исламский фронт” вместе с насеристами, социалистами и проиракскими баасистами сформировал новый антиасадовский блок, названный Национальный фронт освобождения Сирии.
Хотя после событий в Хаме не было каких-нибудь серьезных выступлений со стороны исламских фундаменталистов, но в сирийском руководстве осознавали, что рост религиозных настроений в стране невозможно повернуть вспять, и главной целью стало направление этого процесса в управляемое русло. Одним из шагов в этой политике стала объявленная в ноябре 1995 г. президентом Асадом амнистия политических заключенных. Тогда из тюрем были освобождены 1200 человек, в основном “братья-мусульмане”. Амнистия
совпала с указом о помиловании верховного наставника братьев Абделя Фаттаха Абу Гуды, возвращении из 13-летней ссылки и признании им ошибок. Он согласился убедить представителей зарубежных филиалов “Братьев-мусульман” прекратить борьбу против властей и вернуться на родину. Результатом стали заявления иорданского филиала “Фронта исламского действия” (лидер Исхак Фархан) об осуждении взрывов в Дамаске и согласие на возвращение в Сирию на условиях, предложенных Дамаском (отказ от создания собственной партии, печатного органа, неучастие в публичной политике, покаяние за террористическое прошлое). Были налажены контакты и с Хасаном Хувейди, представителем “братьев” в Саудовской Аравии. Удалось провести переговоры с М.Аттаром и А.Саадом ад-Дином, возглавляющими организации в Германии и Франции.
Еще в последние годы правления Асада наблюдался рост исла-мизации общества и политизации верующих, в первую очередь суннитов, несмотря на все меры, предпринятые для сдерживания подобной тенденции. Это выражалось в участившихся в мечетях случаях завуалированной критики курса властей и создании новых вооруженных исламских организаций. Так, в начале 1996 г. в Дамаске и Алеппо была вскрыта подпольная организация так называемых исламских ваххабитов, действующая с 1995 г., финансируемая некоторыми представителями торговой суннитской буржуазии Дамаска. А 30 декабря 1999 г. сирийские силы безопасности произвели массовые аресты в Дамаске, Хомсе и близлежащих деревнях лиц, подозреваемых в принадлежности к исламистам и проникших, по сведениям, из Иордании и Саудовской Аравии, после того как четыре офицера службы безопасности были убиты вооруженными исламистами.
После прихода к власти Башара Асада со всей остротой встал вопрос о возможности новой волны политизации ислама и активизации радикальных исламских движений. И к этому есть несколько возможных предпосылок.
1. Идеологическая. Нужно согласится с Ю.Л.Тегином, который замечает, что серьезной проблемой для большинства руководителей в мусульманских странах является тот факт, что после спада националистических движений им так и не удалось выработать сколько-нибудь привлекательной идеологии, что создает угрожающий вакуум для существующего положения вещей и используется исламистами для предложения собственной модели развития. Революционные движения, создавшие в бывших колониях независимые государства,
развивались не только под демократическими и социалистическими лозунгами, но и под знаменем ислама, и если первые были изначально чужеродными для исламского общества, то совершенно естественно, что на фоне разочарования от не совсем удачного построения государственных моделей главенствующую роль должна была занять и занимает исконно мусульманская идеология. (На выборах в 1994 и 1998 гг. большинство независимых депутатов были поддержаны улемами и суннитской торговой буржуазией Дамаска.) Это понимал и сам Асад, который предпринял неудачную попытку создания исламской партии, преимущественно из числа суннитов, во главе с виднейшими представителями религиозной элиты М.Шейхо и Р.Бути, с дальнейшей целью интегрировать ее в ПНФ для придания исламизму контролируемой формы.
2. Экономическая. Сирия десятилетиями является прифронтовым государством. Ее расходы на оборону составляют чуть не половину бюджета, а это ложится тяжелым бременем на экономику, ухудшение состояния которой является катализатором недовольства против действующей власти, которое очень часто выливается в исламские волнения, возникновение идеи создания “справедливого, исламского правления”. А процесс либерализации экономики, который может помочь выходу из стагнации хозяйства страны, сознательно тормозится правящей алавитской прослойкой, опасающейся усиления суннитской буржуазии. Интересы этой предпринимательской группы (ремесленников и владельцев маленьких магазинов) всегда мало волновали “Баас”, которые делали основной упор на интеллигенцию, военных, сельских жителей, рабочих промышленных заводов и этнорелигиозные меньшинства. По суннитскому среднему слою и ударили в свое время сильнее всего национализация и создание торговых и сельских кооперативов. И именно они стали опорой для исламистов в периоды их активизации.
3. Демографическая. Стремительный рост населения способствовал резкому омоложению населения страны. В связи с этим возникали проблемы трудоустройства. В этой сфере ситуация разряжается оттоком рабочей силы за границу, однако и это не решает проблемы безработицы. А молодежь является наиболее мобильной частью человечества, наиболее легко попадающей под влияние, и именно ей больше всего нужны цели и вера в будущее. Именно поэтому в составе исламистов подавляющее число членов составляют молодые люди в возрасте 17—26 лет. Причем, чем на более экстремистских позициях
стоит движение, тем меньше возраст ее членов. Исследователь Айуби даже называет исламский экстремизм “типичным молодежным бунтом”.
4. Конфессиональная. Антагонизм к алавитам, как к еретикам и низшему слою, захватившему власть в стране и установившему баа-систскую диктатуру, является серьезным фактором, способным дестабилизировать ситуацию в стране. Радикальная светскость общества и размежевание ислама с властью хотя и привлекли в свое время на начальном этапе деятельности в ряды “Баас” представителей религиозных меньшинств, но отвращала от нее суннитскую общину. Сегодня представители суннитского большинства сконцентрировали в своих руках значительные экономические позиции и занимают ключевые посты в правительстве, однако на деле они далеки от непосредственных рычагов управления страной. Так, хотя около 60% министров, членов Национального собрания и руководителей партии ПАСВ сунниты, около 90% военных офицеров, командующих главными военными формированиями и занимающих высшие посты в различных службах безопасности, являются алавитами. И хотя суннитская элита на первый взгляд крепко срослась с алавитами, однако религиозную вражду не надо недооценивать. Как справедливо замечает А. Александров, причиной столь жестокого подавления бунтов 1964 и 1982 гг. было именно антиалавитское содержание выступлений, а не исламская компонента в чистом виде. И поэтому Дамаск никогда не нагнетал чрезмерную истерию вокруг исламского экстремизма, а клеймил противников как “банду преступников” не вдаваясь в религиозную подоплеку. Но противоречие между алавитским правящим лагерем и суннитским большинством остается перманентно висящим над Сирией дамокловым мечом, его нельзя изжить, и трудно изъять из него взрывоопасный потенциал.
5. Внутриполитическая. В ситуации, когда в стране отсутствует свобода выбора, неудивительно, что фундаменталистские организации, выдвигающие популистские и в большинстве своем понятные простым людям лозунги социальной справедливости и гармонии, имеют столь сильную опору в массах. Ведь именно религия превращается в этих странах в единственный способ самовыражения чаяний и настроений народа в условиях отсутствия легальной оппозиции, и религиозная окраска политических лозунгов и программ обеспечивает лидерам поддержку значительной части населения, превращаясь в средство пропаганды. Например, после тайной встречи в июле 2000 г.
Верховный совет сирийских “Братьев-мусульман” обнародовал заявление с требованием к властям выпустить из заключения всех политических заключенных и отменить режим чрезвычайного положения, заменить военное положение политическим плюрализмом. Сирийские исламисты фактически взяли на себя роль единственной оппозиции режиму Х.Асада. По словам Л.Биндера, “исламский фундаментализм, по-видимому, неизбежен там, где нет иной партии или организации, которые могла бы использовать оппозиция”. Можно отметить следующую закономерность: в странах, которые предоставляют исламским движениям политические возможности, угроза возникновения радикального “ислама насилия” не такая острая. Самый подходящий пример показывает Иордания, где деятельность “ Братьев -мусульман” и их политического крыла, Исламского фронта действия, не запрещена. В странах же, использующих репрессивные методы в отношениях с исламистами, опасность радикализации движений реальна, поскольку репрессии неминуемо ведут к консолидации оппозиции, расширяя социальную базу исламистов. Однако опыт некоторых стран показывает, что ослабление внутриполитического напряжения может быть результатом только комплексных реформ, процесса формирования основ гражданского общества, поскольку проведение неподготовленных свободных выборов, возможно, даже усугубит положение. Наиболее драматично вышесказанные опасения проявились в Алжире. Причем процесс политической либерализации также тормозится алавитской элитой, которая ясно представляет себе, что может уступить власть в стране доминирующим в экономическом и демографическом планах суннитам.
6. Внешнеполитическая. Переговоры о мире с Израилем каждый раз приводят к тому, что в стране начинает формироваться комплекс поражения и недовольства политикой правительства. Нельзя забывать, что именно поражение арабских стран в войне с Израилем в июне 1967 г. стало одним из катализаторов экстремизации исламизма. И именно поэтому многие политологи, изучающие сирийско-израильские мирные переговоры, приходят к выводу, что Асад и его ближайшее окружение на самом деле не стремились к миру, так как соглашение могло стать причиной возникновения радикальной оппозиции. И Асад, ведя переговоры с 1991 г., по существу никогда серьезно не рассматривал возможность подписания соглашения с “Еврейским образованием”, несмотря на волну оптимистических предсказаний сделанных западными академиками, журналистами и
политическими деятелями. Существенное влияние на ситуацию внутри страны имеют и отголоски событий в Египте, Алжире, а также воздействие иранской и саудовской пропаганды.
7. Психологическая. Стремление незападных народов вернуться назад, в период расцвета своей цивилизации, и вновь обрести утраченную опору в религии недооценивалось учеными, а это чувство всегда было очень сильным, что подтверждается многими современными тенденциями. Болезненное восприятие культурного влияния Запада всегда было присуще арабским народам, однако в эру глобализации оно стало более обостренным. Все это в совокупности и может стать движущим механизмом для новой активизации политизации ислама. Но в целом сирийская власть проводит политику неконфронтационной адаптации исламского фактора к правящему режиму.
“Арабские страны Азии и Северной Африки”, М., 2004г., вып. 5, с. 247—258.
Владислав Иноземцев, доктор экономических наук БОГАТСТВО “ВЫБОРА” НЕ ИСЧЕРПЫВАЕТСЯ ПРЕДЛОЖЕННЫМИ ЗБ.БЖЕЗИНСКИМ ВАРИАНТАМИ
Взгляды любого, даже самого авторитетного, ученого время от времени меняются — так было раньше, так случается и сегодня, и в этом нет ничего необычного. Однако серьезный пересмотр доктрины, которую десятилетиями выстраивал и обосновывал один из самых известных политических экспертов, заслуживает особого внимания. Именно такому пересмотру концепции современного мирового порядка и места в нем Соединенных Штатов посвящена новая книга Збигнева Бжезинского — “Выбор. Глобальное доминирование или глобальное лидерство”1. Родившийся в Варшаве 28 марта 1928 г., выросший в Канаде и получивший образование в США Збигнев Бже-зинский стал американским гражданином вскоре после получения им докторской степени в Гарвардском университете в 1953 г. Он быстро завоевал репутацию социолога, имеющего необычайно широкий
1 Zb. Brzezinski. The Choice. Global Domination or Global Leadership? N.Y., “Basic Books”, 2004, XI + 242 p. (далее ссылки на эту работу даются непосредственно по тексту статьи).
