CC BY
337
A.B. Иванчин
Иванчин Артем Владимирович — кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного права и криминологии Ярославского государственного университета им. П.Г. Демидова
Сущность юридических конструкций (на примере уголовного и иноотраслевого правотворчества)
Соглашаясь с мнением H.H. Тарасова (высказанным на конференции) о том, что нельзя познать юридическую конструкцию без изучения генезиса данного понятия, обратимся к учению Рудольфа Иеринга. Именно юридическую конструкцию, наряду с юридическим анализом и логической концентрацией, он причислил к основным приемам юридической техники. Под юридической конструкцией ученый понимал «обработку правового материала в смысле естественноисторического метода»1. Чтобы уяснить смысл этого метода, нужно упомянуть о различении Р. Иерингом низшей и высшей юриспруденции. Деятельность низшей состоит в толковании — извлечении наружу полного содержания законодательной воли. Чтобы конструировать, юриспруденция, по мнению названного ученого, должна сначала интерпретировать. Но юриспруденция не должна останавливаться на этой низшей ступени. Высшей ступенью является естественноисторическое понимание права. «Естественно-исторический метод знаменует собою возвышение правового материала в состояние высшего агрегата. Это возвышение материала есть в то же время и возвышение самой юриспруденции»2.
«Юридическая конструкция, таким образом, является пластическим искусством юриспруденции, — писал выдающийся немецкий правовед, — предмет и цель ее — юридическое тело. Каждая работа, касающаяся его, поскольку она работа созидающая, подходит под понятие юридической конструкции — независимо от того, имеет ли она своим объектом тело, в его целом виде, вызывая его к жизни, или является только со свойством вспомогательным, объясняя отдельные происшествия в жизни тела, устраняя кажущиеся противоречия частностей с основным понятием — словом, какова бы такая работа ни была, лишь бы она имела своим предметом строение тела»3 (курсив наш. — А.И.).
Правовыми телами Р. Иеринг именовал правовые институты и понятия (в числе последних и права в субъективном смысле). Заострим внимание, наконец, на ключевом слове в приведенной выше дефиниции — строение (тела). За примерами строения правовых тел Р. Иеринг обращался к субъективным правам, называя среди их «анатомических моментов» (как бы мы сказали, элементов) субъекта, объект, содержание, действие, иск. В установлении такого рода конститутивных элементов какой-либо правовой субстанции (вида договора, законодательного понятия и т. д.) Р. Иерингу, по сути, и виделась сущность юридической конструкции.
Р. Иеринг осветил также вопрос о том, как юридическая конструкция относится к главной задаче техники — «облегчению субъективного овладения правом». В результате обработки права конструкцией оно, на взгляд Р. Иеринга, возводится в систему — самую выгодную форму позитивного материала4. Это означает, что, анализируя правовое тело путем установления его конститутивных элементов, исследователь собирает разрозненные законодательные постановления в одно целое, в систему. Данные элементы служат своего рода вопросами, которые он задает позитивным правоположениям. «Пусть они и будут только вопросы, которые мы предлагаем материалу, но вопрос представляет собой шаг к познанию, он не редко есть и самое познание»5, — не без оснований отмечалось ученым. Р. Иеринг в данном случае ведет речь исключительно о научном познании, понимании права и вовсе не касается законодательной техники. И второй момент примечателен в силу своей глубины: это понимание носит системный характер.
Изложенное свидетельствует, что Р. Иеринг довольно широко понимал юридическую конструкцию. Особенно заметен данный факт на примерах, которыми он иллюстрирует ее законы. Здесь конструкциями называются и понятия, и теории, и законодательные положения, и тому подобные далеко не конструктивные явления. В то же время Р. Иерингом была высказана ключевая, на наш взгляд, идея о познании права путем анализа строения правовых тел или их системы. Ее-то все более поздние исследователи и стремились довести до логического завершения.
1 Иеринг Р. Юридическая техника / Пер. с нем. Ф.С. Шендорфа. — СПб., 1905. — С. 80.
2 Там же. — С. 68.
3 Там же. — С. 80.
4 Там же. — С. 96
5 Там же. — С. 99.
Среди отечественных дореволюционных ученых обстоятельному анализу юридическую конструкцию подверг Н.М. Коркунов, также относивший ее к приемам, но уже не технико-юридическим, как Р. Иеринг, а к общим приемам научного исследования. Свое видение юридической конструкции Н.М. Коркунов изложил в параграфе, посвященном научной обработке права, следующим за параграфом о толковании. Такая схема изложения материала была избрана им не случайно. «Одно толкование не может дать полного понимания права. Прежде всего, толкование как объяснение смысла только данной нормы слишком непосредственно связано с правом данной страны, данного времени. Как только нам приходится иметь дело с применением иностранного закона или хотя бы и нашего, туземного, но вновь изданного, толкование, выработанное нами для объяснения нашего или старого закона, оказывается ни к чему не пригодным»1, — писал Н.М. Коркунов (опять, заметим, речь идет не о законодательной технике, а о научной обработке права).
Поэтому видный русский правовед предложил сфокусировать внимание не на законах, а на постоянных или, по крайней мере, более устойчивых элементах, не меняющихся с каждой переменой законодательных определений, — юридических отношениях. Тогда, по его мнению, можно получить более прочные и устойчивые выводы. «Только изучение юридических отношений, а не толкование отдельных законодательных постановлений дает обобщенное и систематическое знание права, знание научное»2. Н.М. Коркунов выделял три приема такого научного изучения права — анализ, конструкцию и классификацию.
«Основной прием юридической конструкции, — указывал профессор Н.М. Коркунов, — заключается в том, что отношения юридические, существующие между людьми, объективируются, рассматриваются как самостоятельные существа, возникающие, изменяющиеся в течение своего существования и, наконец, прекращающиеся. Затем в организации, в структуре этих отношений различают их субъекты, то есть тех лиц, между которыми происходят отношения, и их объекты, то есть те силы, пользование которыми служит поводом установления отношений. Наконец, в содержании отношений различают всегда два элемента: право и соответствующую праву обязанность»3. «Подобно тому, — пояснял Н.М. Коркунов, — как определением числа, соотносительной длины и положения осей определяются все свойства кристалла, так и определение всех свойств различных юридических отношений сводится к определению их субъекта и объекта, содержания и условий установления и прекращения. Конструкция юридических отношений выполняет совершенно ту же функцию, как и конструкция кристаллографических схем. Это есть приноровленное для целей юридического исследования идеальное построение»4.
Таким образом, Н.М. Коркунову удалось развить взгляды Р. Иеринга: его суждения о юридической конструкции отличались заметно большей определенностью. Он более внятно сформулировал и центральную идею Р. Иеринга — о познании правовых явлений посредством последовательного анализа их структурных частей. Эта мысль, заметим, содержит что-то близкое платоновскому учению об идеях. Платон, как мы знаем, обнаружил общие структуры, формы, находящиеся в истоке чувственных вещей как их замыслы, идеи, противопоставив им сами вещи — дома, деревья и т. д. Для него всеобщие формы и классы, виды неорганической природы и живых существ имели свои идеальные прообразы. Во всех них Аристокл усматривал некую норму, структуру, именуя ее идеей. Юридическая конструкция как раз и предстает перед нами своего рода структурной идеей определенного вида правовых явлений. Именно в находке и развитии указанной идеи применительно к праву и состоит, как нам кажется, главная заслуга Р. Иеринга и Н.М. Коркунова.
Уже в советское время теорию юридических конструкций развил А.Ф. Черданцев, причислив их к моделям, что в настоящее время является общепризнанным в отечественной доктрине5. Действительно, им присущи все свойства моделей, поскольку любая юридическая конструкция: 1) служит формой отражения действительности; 2) создается в результате абстракции; 3) находится с отражаемым объектом в отношениях соответствия, аналогии (а не тождества); 4) является средством отвлечения и выражения внутренней структуры сложного явления; 5) выступает заменителем объекта, дает о нем информацию6. При этом А.Ф. Черданцев признал юридическую конструкцию средством юридической техники: «Важная роль моделям, в особенности юридическим конструкциям, принадлежит в процессе нормотворчества. В этом процессе юридические конструкции выступают в качестве средства построения нормативного материала, средства юридической техники»7. Тем самым идея
1 Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. — 9-е изд. — СПб., 1914. — С. 553—554.
2 Там же. — С. 354.
3 Там же. — С. 359.
4 Там же.
5 См., например: Теория государства и права: Учебник / Под ред. В.К. Бабаева. — 2-е изд., перераб. и доп. — М., 2006. — С. 375.
6 Черданцев А.Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике. — Екатеринбург, 1993. — С. 124—125.
7 Там же. — С. 149.
существования общей структуры однородных правовых явлений была перенесена в законодательнотехническую плоскость.
Подчеркнем, что А.Ф. Черданцев на первый план выдвигал познавательную функцию юридических конструкций: «Во-первых, конструкция выступает в качестве метода познания права и правовых отношений, в качестве гносеологического инструмента правовой науки; во-вторых, в качестве средства юридической техники, средства построения нормативного материала...»1. Здесь хорошо заметно влияние на позицию А.Ф. Черданцева учений Р. Иеринга и Н.М. Коркунова.
С.С. Алексеев юридическим конструкциям отвел место в главе своего учебника, посвященной юридической технике, причислив их к средствам данной техники (юридической техникой он именовал, прежде всего, технику законодательную2). «Юридические конструкции представляют собой специфическое построение нормативного материала, соответствующее определенному типу или виду сложившихся правоотношений, юридических фактов, их связи между собой. ... Юридические конструкции представляют собой как бы готовые типовые «образцы», «схемы», в которые облекается нормативный материал. Их использование облегчает формулирование юридических норм, придает нормативной регламентации общественных отношений четкость и определенность, обеспечивает, следовательно, необходимую формальную определенность права»3. Тем самым С.С. Алексеев четко определил место юридических конструкций в правоведении, признав за ними статус средств законодательной техники, не делая никаких оговорок об их гносеологической роли (хотя вообще отрицать последнюю было бы, по нашему мнению, неверным). Представляется, что такая — законодательнотехническая — трактовка юридических конструкций заслуживает поддержки и нуждается в дальнейшем развитии.
В этой связи мы считаем также в полной мере оправданной расстановку акцентов в названии проводимой конференции («Юридическая конструкция в правотворчестве, реализации, доктрине»). Действительно, именно правотворческая функция юридических конструкций представляется доминирующей и предопределяющей все иные их функции (гносеологическую, интерпретационную и пр.).
На наш взгляд, правильным является причисление юридических конструкций к средствам, а не приемам законодательной техники. Такое понимание соответствует этимологии слова «конструкция» — это строение, устройство, взаимное расположение частей какого-либо предмета, сооружения и т. п., определяющееся его назначением4. Юридическую конструкцию, как и другие средства законодательной техники, можно представить в виде устойчивой субстанции, мысленно «пощупать». С приемами же, как известно, проведение таких мысленных экспериментов невозможно. Поэтому, на наш взгляд, юридическая конструкция является не приемом законодательной техники (и тем более приемом научной обработки права, общим приемом научного исследования, как считали дореволюционные юристы), а законодательно-техническим средством. Отрадно, что это мнение получает все большее признание в правовой теории5.
Однако следует отметить, что применение какого-либо технического средства выступает способом построения нормативного материала. Отсюда использование юридической конструкции должно «квалифицироваться», на наш взгляд, как законодательно-технический прием. Так, использование уголовно-правовой конструкции преступления возможно путем конструирования в уголовном законе составов по типу материальных, формальных либо формально-материальных (это и есть технические приемы).
Результатом использования юридических конструкций являются всевозможные законодательные конструкции. Например, на базе конструкции преступления создаются составы преступлений, на основе конструкции наказания — законодательные конструкции наказаний, на основе гражданско-правовой конструкции договора — всевозможные договоры, известные ГК РФ, на основе конструкции налога — все виды налогов и т. д. Последние также имеют конструктивную природу, поскольку состоят из взаимосвязанных элементов. Следовательно, юридические конструкции служат прообразами, на основе которых «тиражируются» единичные законодательные конструкции. Вот здесь-то и возникает чисто лингвистическая проблема — полисемия (многозначность) термина «конструкция». Этот термин приемлем в равной мере для наименования и средства законодательной техники, и результата его работы. Чтобы избежать подобной двусмысленности, термин «юридическая конструкция» желательно употреблять только в одном значении — в смысле средства зако-
1 Черданцев А.Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике. — Екатеринбург, 1993. — С. 151.
2 Понятием юридической техники С.С. Алексеев охватывал законодательную технику и технику индивидуальных актов (см.: Алексеев С.С. Общая теория права. — М., 1982. — Т. II. — С. 272). Однако в большинстве своих рассуждений под юридической техникой он понимал законодательную технику.
3Алексеев С.С. Проблемы теории права: Курс лекций: В 2 т. — Свердловск, 1973. — Т. 2. — С. 145—146.
4 См.: Современный словарь иностранных слов. — СПб., 1994. — С. 303.
5 См., в частности: Карташов В.Н. Теория правовой системы общества: В 2 т. — Ярославль, 2005. — Т. I. — С. 251 (отметим, что автор относит юридическую конструкцию в средствам правотворческой техники).
нодательной техники. Для наименования результатов применения этого средства вполне допустимы, по нашему мнению, выражения «законодательная конструкция», «нормативная конструкция», «законодательное построение» и т. п.
Для дальнейшего анализа юридических конструкций обратимся к конструкции наказания. На базе этой конструкции законодатель регламентировал все виды наказаний, предусмотренные УК РФ (ст. 46—57, 59). Системный анализ данных наказаний приводит к выводу, что уголовно-правовая конструкция наказания включает следующие элементы: 1) характер ограничений или лишений прав; 2) пределы наказания, то есть минимум и максимум его срока (размера); 3) способ применения; 4) преступления, за которые возможно применение наказания; 5) субъект, подлежащий наказанию; 6) факторы, учитываемые при назначении наказания; 7) последствия уклонения от наказания. Набор и наполнение данных элементов и предопределяют полноту регламентации соответствующего вида наказания. Таким образом, юридическая конструкция представляет собой обобщенную структурносистемную модель однотипных юридический явлений.
Названные элементы конструкции наказания пусты, поскольку не заключают в себе никакого информационного заряда (они играют роль ярлыков). При регламентации соответствующего вида наказания законодатель отбирает необходимые ему элементы конструкции наказания, а после наполняет их юридически значимой информацией. Так, при обрисовке наказания в виде лишения специального, воинского или почетного звания, классного чина и государственных наград законодатель задействовал такие элементы, как «характер ограничений или лишений прав», «преступления, за которые возможно применение наказания», а также «факторы, учитываемые при назначении наказания». А затем наполнил их правовым содержанием: в статье 48 УК РФ в итоге говорится: о лишении осужденного его специального, воинского или почетного звания, классного чина или государственных наград; о том, что данное наказание применяется только за тяжкие или особо тяжкие преступления; и, наконец, о том, что оно назначается с учетом личности виновного.
Юридическая конструкция, следовательно, выступает своего рода каркасом, состоящим из элементов, который в ходе правотворческого процесса обрастает юридически значимой информацией. Она может включать и такие элементы, которые вообще не присущи определенной разновидности моделируемых явлений. Например, в законодательной конструкции вышеприведенного наказания (лишения «регалий»), равно как и смертной казни, нет указания на пределы наказания, поскольку этот элемент им не присущ. Также как неосторожные преступления, совершаемые без определенной цели, строятся на базе конструкции преступления, включающей элемент «цель». Получается, что юридическая конструкция является отражением структуры не отдельно взятого явления, а их группы. При этом данные явления характеризуются однородностью, общностью структурных частей (хотя не обязательно и всех). Данный факт не случаен, ведь юридическая конструкция — не просто модель, а модель, «отданная на службу» законодательной технике. Отсюда смысл в создании такой модели есть лишь тогда, когда регламентируется целая группа жизненных явлений. При их описании в УК РФ конструкция и выступает в роли трафарета, каркаса, элементы которого (все или, что чаще всего, комбинацию) остается заполнить информацией. Юридическая конструкция в итоге выступает формой отражения однотипных (однородных), сложных структурных явлений, подлежащих регламентации в законодательстве.
Следовательно, юридическая конструкция не может создаваться для регламентации одного типового явления, каким бы сложным оно не было. К примеру, неоконченного преступления, эксцесса исполнителя или порядка определения сроков наказаний при их сложении.
Юридическая конструкция является моделью, а потому ее структура может выглядеть искусственно. Так, в числе элементов конструкции наказания названы, к примеру, последствия уклонения от наказания. Последние, по логике вещей, не должны входить в структуру, пусть и общую, самого наказания. Но перед нами лишь кажущееся противоречие, поскольку юридическая конструкция — это модель. Модель, в свою очередь, есть абстрактное искусственное образование, соединяющее в одно целое явления, в жизни существующие порой раздельно. Точно так же и в структуре уголовноправовой конструкции преступления представлены и субъект преступления, и объект преступления, в реальности не являющиеся частью одного целого. Такое моделирование удобно и в научном, и в практическом отношении. И если эта модель удовлетворяет потребности и науки, и практики, критика, бьющая в ее искусственность, по меньшей мере, несправедлива (поэтому несостоятельна, на наш взгляд, критика состава преступления за объединение разнородных элементов).
Обобщим изложенное. Юридическая конструкция есть средство законодательной техники, представляющее собой структурную модель группы однородных правовых явлений, определенную комбинацию элементов которой законодатель наполняет юридически значимой информацией, регламентируя тем самым в законодательстве соответствующую разновидность данных явлений.
Из теории законодательной техники известно, что применение ее средств и приемов регулируется определенными правилами. Полагаем, что основным правилом применения юридической конструкции должно выступать следующее требование: при регламентации определенного жизненного
явления правотворец обязан рассмотреть (обсудить) вопрос о включении или невключении отдельного элемента юридической конструкции в законодательную конструкцию этого явления. Соблюдение этого правила способствует последовательному и беспробельному правовому регулированию.
Юридические конструкции, представляя собой как бы «готовые типовые образцы, схемы, в которые облекается нормативный материал»1, облегчают формулирование предписаний нормативных актов. Без них построение законодательства носило бы весьма хаотичный, бессистемный характер, что можно видеть на примере ранних памятников права. С помощью юридических конструкций достигается логическая стройность предписаний нормативного акта, их последовательность и взаимосвязь. «Специфической функцией юридических конструкций является именно введение в комплекс правовых норм элемента логической связанности...»2, — справедливо указывала А. Нашиц. Творец закона должен непременно рассмотреть каждый из элементов юридической конструкции на предмет включения его в соответствующее законодательное построение. Таким образом, они, по верному замечанию А.Ф. Черданцева, «способствуют полному, беспробельному, четкому урегулированию тех или иных общественных отношений или их элементов»3 (добавим, что лишь при условии их умелого использования).
Юридическая конструкция, выступая формой, бессодержательным «остовом» регламентируемого явления, активно вмешивается в процесс выработки содержания нормативного акта. Ее элементы вынуждают правотворца волей-неволей задуматься об их использовании при регламентации какого-либо явления (здесь нелишне следовать поговорке «семь раз отмерь — один раз отрежь»). Тем самым подтверждается истинность философского положения об активности формы, ее способности оказывать значительное воздействие на содержание.
Из изложенного выше следует, что процесс использования юридической конструкции включает, по нашему мнению, два этапа (выделяемых условно, ведь по времени они совпадают): на первом законодатель отбирает интересующие его элементы, а на втором — наполняет их содержанием. При этом ошибки, свидетельствующие об издержках законодательной техники, могут быть допущены как на первом, так и на втором этапе. Результатом ошибок на первом этапе являются «переборы» и «не-доборы» элементов в создаваемых нормативных построениях.
Так, примером «недобора» выступает, на наш взгляд, уже упоминавшаяся законодательная конструкция наказания в виде лишения «регалий». В нее не включен элемент «субъект, подлежащий наказанию». В статье 48 УК РФ отмечается лишь, что данное наказание назначается с учетом личности виновного. Думается, что подобная формулировка весьма пространна и в результате создает условия для широкого судебного усмотрения, разумное ограничение которого, по нашему убеждению, есть «святая обязанность» современного законодателя. Другой пример подобного рода — это отсутствие в законодательной конструкции лишения права указания на последствия несоблюдения осужденным запрета (ст. 47 УК РФ), во многом объясняющий его неэффективность и мизерную долю в структуре применяемых к осужденным мер (менее 1%).
Акцентируем внимание на том, что, играя в правотворчестве роль средства законодательной техники, юридические конструкции напрямую не участвуют в выработке правовых предписаний с точки зрения их существа. Поэтому если ошибки допущены на стадии формирования законодательной воли, «конструкциями» ситуацию не исправить. Можно, например, до бесконечности «шлифовать» предписания уголовного закона об аресте, но применяться данное наказание от этого не начнет (ведь «шлифовка» закона все равно не добавит средств федеральному бюджету). По-видимому, нужно было повременить с его регламентацией в УК РФ, о чем обоснованно говорилось некоторыми учеными в период разработки Кодекса. В равной мере можно совершенствовать составы ряда преступлений в сфере экономической деятельности, а практического эффекта по их применению не добиться.
Подчеркнем еще раз, что юридические конструкции следует отличать от законодательных (нормативных) конструкций. Последние — «продукт» правотворчества, а первые — его средство. Все содержащиеся в законодательстве нормативные конструкции можно разделить на две группы: а) построенные на базе юридических конструкций и б) сконструированные без их применения. К первой группе относятся, к примеру, законодательные конструкции тех или иных гражданско-правовых договоров, нормативные конструкции определенных видов налогов, составы определенных преступлений и составы определенных административных правонарушений и т. д. Во вторую группу входят правовые нормы, их структурные элементы, законодательные конструкции элементарных правовых образований и т. д.
Принадлежащие к первой и ко второй группе образования могут быть рассмотрены как конструкции, исходя из этимологии этого слова, поскольку они имеют определенное устройство, состоят из
1 Алексеев С.С. Общая теория права. — М., 1982. — Т. II. — С. 276.
2 Нашиц А. Правотворчество: Теория и законодательная техника. — М., 1974. — С. 216.
3 Черданцев А.Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике. — Екатеринбург, 1993. — С. 149.
элементов. Но поскольку они представляют собой результаты правотворчества, его конечный продукт (фрагменты «готового» права), средствами законодательной техники, а следовательно, и юридическими конструкциями, они не являются1. Именовать их, на что уже обращалось внимание, можно, например, такими терминами, как «законодательная конструкция» или же «нормативная конструкция». Заметим, что употребление словосочетания «законодательная конструкция» в этом, приемлемом, на наш взгляд, значении довольно распространено2. Т.А. Костарева, в частности, пишет о законодательных конструкциях основного и квалифицированного составов преступления, законодательных конструкциях типов квалифицированных составов3.
В свете сказанного трудно согласиться с подходом Т.В. Кашаниной к юридической конструкции. Она относит ее к техническим приемам, хотя тут же подчеркивает, что конструкция — это модель, состоящая из элементов4, то есть определенное средство. Но не это главное. Юридическими конструкциями Т.В. Кашанина называет прямую демократию, легитимность, гражданство, прямые и косвенные налоги, пошлины, нейтралитет, состояние войны, алиби, смягчающие об-стоятельства5. Думается, что указанные явления могут быть обозначены таким образом только в том случае, если термин «юридическая конструкция» употреблять в бытовом, но не специальноюридическом смысле. При таком подходе, когда конструкциями именуют относительно простые по структуре либо вовсе неконструктивные правовые образования, стирается грань между правовым понятием и конструкцией. Конечно, и понятие легитимности можно попытаться «замоделиро-вать», но в итоге получится весьма неестественная субстанция. Как уже отмечалось, юридические конструкции — это типовые модели сложных по строению явлений. По этой же причине мы не можем поддержать и К.К. Панько в том, что «с помощью юридических конструкций законодатель образует типизированные законодательные модели: нормативные правовые акты, примечания, презумпции, фикции, которые соответствуют своеобразной разновидности общественных отноше-ний»6. Употребление термина «юридическая конструкция» для наименования либо законодательных построений, либо — зачастую — и вовсе неконструктивных правовых феноменов характерно для специалистов в области различных отраслей права7, но такое словоупотребление не может, как мы отмечали, считаться приемлемым.
Юридические конструкции играют важную роль в толковании законодательства, поскольку синтез разрозненных моментов в одно целое облегчает выяснение сущности того или иного феномена. До революции, напомним, на первый план при характеристике юридических конструкций выдвигали их интерпретационную функцию. Рассмотренная выше конструкция наказания позволяет исследовать каждый вид наказания системным образом. Такой подход позволяет избежать поспешных выводов, получаемых при изучении лестницы наказаний. К примеру, А. Трахов, по сути дела, поддержал некоторых представителей «старой профессуры», характеризовавших исправительные работы как замаскированный штраф, взимаемый в рассрочку 8, сосредоточив внимание лишь на материальной составляющей этих наказаний. А затем, произведя соответствующие подсчеты, пришел к выводу, что штраф — более суровое наказание, нежели исправительные работы9.
Действительно, если заострить внимание лишь на правоограничениях собственности, присущих каждому из упомянутых наказаний, то сделанный вывод не вызовет возражений. Однако анализ всех элементов каждого наказания убеждает в обратном. Во-первых, наказание в виде исправительных
1 По этой же причине мы не согласны с В.Б. Исаковым, причислившим к юридическим конструкциям норму права (см.: Исаков В.Б. Фактический состав в механизме уголовно-правового регулирования. — Саратов, 1980. — С. 29).
2 См., например: Коржанский Н.И. Объект посягательства и квалификация преступлений. — Волгоград, 1976. — С. 9.
3 См.: Костарева Т.А. Квалифицирующие обстоятельства в уголовном праве (понятие, законодательная регламентация, влияние на дифференциацию ответственности). — Ярославль, 1993. — С. 102, 104, 107 и др.
4 См.: Кашанина Т.В. Юридическая техника: Учебник. — М., 2007. — С. 177—178.
5 См. там же. — С. 180—181.
6 Панько К.К. Методология и теория законодательной техники уголовного права России. — Воронеж, 2004. — С. 163.
7 См., например: Алпатов А.А. Юридическая конструкция корпорации с трудовой собственностью // Современное право. — 2011. — № 8. — С. 34—39; Болдырев В.А. Становление конструкции юридического лица — несобственника // История государства и права. — 2011. — № 19. — С. 30—34; Сандырев Г.Г. Особенности юридических конструкций налогов с физических лиц // Финансовое право. — 2012. — № 2. — С. 26—30; Третьяков С.В. Формирование юридической конструкции автономии воли в международном частном праве // Вестник гражданского права. — 2008. — № 2. — С. 56—61.
8 См.: Исаев М.М. Основы пенитенциарной политики. — М., 1927. — С. 165; Меньшагин В.Д. О принудительных работах по месту работы // Социалистическая законность. — 1938. — № 12. — С. 16—17.
9 См.: Трахов А. Бессистемная система наказаний в УК РФ // Российская юстиция. — 2000. — № 9. — С. 48—49. С позицией А. Трахова солидаризировался и А.Е. Шевченко (см.: ШевченкоА.Е. Прогрессивно-регрессивная система исполнения уголовных наказаний: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Ставрополь, 2002. — С. 16).
работ, в отличие от штрафа, поражает трудовую правоспособность осужденного. «Исправительные работы, — отмечал H.A. Стручков, — характеризуются не только и не столько тем, что осужденный подвергается известным ограничениям материального порядка, а главным образом тем, что на него в процессе исполнения наказания оказывается исправительно-трудовое воздействие»1. Во-вторых, часть серьезных правоограничений, присущих исправительным работам, изложена в статье 41 УИК РФ (запреты и обязанности, налагаемые уголовно-исполнительными инспекциями). В-третьих, работы в отличие от штрафа — всегда срочное наказание, следовательно, все правоограничения, им свойственные, ущемляют правовой статус осужденного в течение определенного времени. Штраф же обладает таким свойством лишь при его уплате в рассрочку (либо при отсрочке). И, наконец, исправительные работы таят в себе «заряд» значительной репрессивной силы — они могут быть заменены лишением свободы (ч. 4 ст. 50 УК РФ), тогда как штраф — любым наказанием, кроме лишения свободы (ч. 5 ст. 46 УК РФ). После изложенного нельзя не согласиться с утверждением, что «содержательная сторона правоограничений в исправительных работах значительно шире, чем в штрафе»2. Этим, как представляется, опровергается мнение A. Трахова и A.E. Шевченко и подтверждается позиция законодателя, обоснованно поместившего исправительные работы после штрафа в системе наказаний (ст. 44 УК РФ).
Необходимо отметить, что при создании каждой отрасли российского права использованы те или иные юридические конструкции. Поэтому логично, по нашему мнению, деление искомого понятия по отраслевому признаку на гражданско-правовые, трудоправовые, административно-правовые, уголовно- правовые и тому подобные отраслевые юридические конструкции.
Так, в налоговом праве центральной является конструкция налога, что общепризнано среди специалистов в данной области права3. К тому же существование этой конструкции подтверждено самим законодателем, на что справедливо обращает внимание И.Ф. Харисов, указывающий, что «в части 1 статьи 17 НК РФ содержится общая юридическая конструкция налога»4. В силу данного предписания налог считается установленным лишь в том случае, когда законодательно определены следующие шесть элементов с совокупности: объект налогообложения; налоговая база; налоговый период; налоговая ставка; порядок исчисления налога; порядок и сроки уплаты налога. Все виды налогов, регламентированные в налоговом законодательстве (НДФЛ, НДС и пр.), построены на базе этой общей их модели. Поэтому еще раз подчеркнем, конструкцию того или иного вида налога по избежание полисемии целесообразно именовать законодательной (нормативной), а не юридической.
В гражданском праве на первом плане находится конструкция договора, включающая такие элементы, как «стороны договора», «предмет договора», «срок исполнения обязательства», «цена договора», «последствия неисполнения договора» и т. д.5 В оперативно-разыскном праве логично оперировать, прежде всего, конструкцией оперативно-разыскного мероприятия, на основе которой регламентированы в законодательстве опрос, наведение справок, сбор образцов для сравнительного исследования, проверочная закупка, исследование предметов и документов, наблюдение, прослушивание телефонных переговоров и иные мероприятия. В трудовом праве центральной является конструкция трудового договора (стороны, место работы, трудовая функция, момент начала работы, оплата труда, режим рабочего времени и времени отдыха, компенсации и др.). В уголовнопроцессуальном праве можно выделить, в частности, конструкцию стадии уголовного процесса (круг субъектов, их права и обязанности, условия производства, форма процессуальной деятельности, итоговое решение и др.).
Среди уголовно-правовых конструкций главенствует, безусловно, конструкция преступления. Именно конструирование основания уголовной ответственности по праву называют наиболее известной сферой применения юридических конструкций в уголовном праве6. Очевидно существование и конструкции наказания, уже не раз упомянутой в настоящей статье. Вообще, для обнаружения юридической конструкции необходимо отыскивать в нормативном акте «следы» сознательного или интуитивного использования законодателем модели. Иными словами, распознаются юридические конст-
1 Курс советского уголовного права. Часть Общая. — М., 1970. — Т. III: Наказание. — С. 90.
2 Орлов В.Н. Проблемы назначения и исполнения исправительных работ: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Ставрополь, 2000. — С. 10.
3 См., в частности: Кучеров И.И. К вопросу о юридических конструкциях налогов и сборов // Финансовое право. — 2010. — № 1. — С. 22—27; Суляева Д.Д. Налоговые вычеты в системе элементов юридической конструкции налога // Финансовое право. — 2012. — № 2. — С. 36—40.
4Харисов И.Ф. Основание возникновения, изменения и прекращения обязанности уплаты сборов // Финансовое право. — 2009. — № 11. — С. 37.
5 Подробнее см.: Гражданское право: Учебник: В 3 т. — 6-е изд., перераб. и доп. / Отв. ред. А.П. Сергеев, Ю.К. Толстой. — М., 2004. — Т. 1. — С. 584—619.
6 См.: КругликовЛ.Л. Юридические конструкции и символы в уголовном праве / Л.Л. Кругликов, Л.Е. Смирнова. — СПб., 2005. — С. 81—83.
рукции с помощью системно-структурного подхода к познанию правовых явлений1. В результате данных познавательных операций, помимо конструкций преступления и наказания, мы обнаружили, например, еще три вида уголовно-правовых конструкций: 1) деяния, совершенного при обстоятельствах, исключающих его преступность; 2) освобождения от уголовной ответственности; 3) освобождения от наказания. Таким образом, в сфере уголовно-правового «строительства» задействовано, на наш взгляд, пять поименованных юридических конструкций.
Нетрудно видеть, что основанием деления конструкций выступает объект конструирования. Этот факт не случаен, ведь сущность юридической конструкции заключается в том, чтобы посредством общей модели сначала отразить сложное по структуре явление, а затем его регламентировать в нормативном акте. Отсюда становится ясным, что именно «объект отражения» генетически призван играть роль ключевого критерия подразделения юридических конструкций на виды. Он и позволяет выделить конструкции договора, преступления, административного правонарушения, налога и т. д.
Предложенное деление юридических конструкций носит характер «горизонтального». Вместе с тем, А.Ф. Черданцевым была предпринята попытка классификации юридических конструкций, условно говоря, «по вертикали». Так, наряду с юридической конструкцией состава правонарушения, он счел возможным выделить конструкции материальных и формальных составов правонарушений, конструкцию сложной вины2, то есть более мелкие конструкции. Думается, что отнесение такого рода конструкций к юридическим небесспорно. Все дробные конструкции являются комбинацией элементов общей конструкции, производны от нее. Поэтому при обрисовке, например, определенного вида налога законодателю будет вполне достаточно обращения к одной только юридической конструкции налога. С другой стороны, «мелкие» конструкции, образуясь на основе какой-либо юридической конструкции, нередко представляют собой типичные виды законодательных конструкций (например, формальные, материальные и формально-материальные типы составов). В этой связи регламентацию какого-либо явления с использованием элементов юридической конструкции по определенному типу мы считаем логичным оценивать в качестве приема законодательной техники.
1 О специфике данного метода см.: Аверьянов А.Н. Системное познание мира: Методологические проблемы. — М., 1985; ТуленовЖ.Т. Взаимосвязь категорий диалектики. — М., 1986. — С. 22—27, 47—55 и др.
2 См.: Черданцев А.Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике. — Екатеринбург, 1993. — С. 151 — 152.
