CC BY
50
УДК 811.161.1 ББК 81.2Р
Голайденко Лариса Николаевна
доцент кафедра русского языка Башкирский государственный педагогический университет
им. М. Акмуллы г. Уфа
Golaydenko Larisa Nikolaevna
Assistant professor The Department of Russian Language The Bashkir State Pedagogical University of M. Akmulla
Ufa
golaydenko @ mail.ru
Существительное воображение и специфика его функционирования
в художественной прозаической речи The noun imagination and the specificity of its functioning in artistic prose
В качестве средства выражения семантики представления на морфологическом уровне рассматривается существительное воображение - лексико-морфологическая доминанта в ряду имён с частным значением воображения. Данное существительное описывается многоаспектно; особое внимание уделяется его функционированию в художественной прозаической речи и отражению им специфики категории представления.
As a means of expressing the semantics of imagination and recollection at the morphological level the noun imagination, a lexical and morphological dominant among the names with the private meaning of the imagination, is considered. This noun is described in many aspects; special attention is paid to its functioning in the artistic prose and its reflection of specifics of the category of imagination and recollection.
Ключевые слова: представление, существительное воображение, особенности его функционирования в художественной прозе, отражение им специфики категории представления.
Key words: performance, noun imagination, features of its functioning in prose, its reflection of the specifics of the category imagination and recollection.
Уникальной формой отражения действительности в сознании человека является представление - наглядно-чувственный образ, возникающий в памяти или конструируемый в воображении в результате переработки данных ощущений и восприятий [3]. Осуществляя переход от восприятия к понятию, объединяя чувственное и абстрактное познание мира в целостный мыслительный процесс, свя-
зывая прошлое и будущее человека, его опыт и творческий потенциал, представление сочетает в себе свойства образов разной степени отвлечённости. Это обусловливает его динамический характер: представление то максимально проявляет свою предметно-чувственную природу и близость к восприятию, то обнаруживает максимально возможный (но не абсолютный) отрыв от непосредственно воспринимаемых объектов действительности и тяготение к понятию.
Синкретизм представления и его «системообразующая» подвижность в ряду чувственных и абстрактных когнитивных категорий находит непосредственное отражение в русском языке, который располагает широким набором разноуровневых средств выражения семантики воспоминания / воображения [3]. Эти средства экранируют сложную структуру представления: единство и «взаимоперетекание» «следов» памяти и фантазийных картин, вариативность соотношения чувственного и понятийного компонентов, взаимосвязь и взаимодействие всех временных планов, субъективного и объективного начал; особенности репрезентации представления в человеческом сознании как процесса и его результата; модальность, оценочность, эмоциональную окрашенность наглядно-чувственных образов; подчёркивают актуальность представления как способа отражения предмета речи в логико-психологическом суждении [2], основы человеческой мысли и фона для развёртывания внутренней жизни человека.
Носителем семантики представления в русском языке, безусловно, является лексика [4]. Однако специфика рассматриваемого наглядно-чувственного образа передаётся не только словами со значением воспоминания / воображения. Особую значимость приобретает грамматическая природа этих слов: принадлежность к определённой части речи, грамматические категории и формы, а также обусловленная морфологическими свойствами сочетаемость с другими словами. Поэтому очень важным и необходимым видится исследование лекси-ко-морфологических средств выражения семантики представления.
Слова со значением воспоминания / воображения имеют разнообразное частеречное «воплощение»: существительные, прилагательные, глаголы (при-
частия, деепричастия) и наречия. Самый широкий спектр названий с семантикой представления обеспечивают существительные: они номинируют и соответствующие ключевые понятия - наглядно-чувственные образы (образ, грёза), и процессы воспоминания / воображения (припоминание, мечтание), и мыслительные способности человека (память, воображение), и отвлечённые свойства объектов действительности через отношение к представлению (призрачность, иллюзорность), и склонности людей к процессам воспоминания / воображения (памятливость, мечтательность), и самих людей как носителей этих склонностей (фантазёр, утопист).
Отражая сложную внутреннюю структуру категории представления, существительные распределяются по трём группам: 1) с общим, нейтральным значением представления; 2) с частным значением воспоминания; 3) с частным значением воображения.
Третью группу образуют 28 субстантивов: воображение, сон, мечта, фантазия, видение, мечтание, грёза, призрак, привидение, иллюзия, вымысел, мираж, фантом, химера, утопия, фантасмагория и др.
Семантической доминантой в ряду имён с семантикой воображения выступает существительное воображение ("1. Способность воображать, творчески мыслить, фантазировать; мысленное представление. 2. Домысел, плод фантазии (разг.)" [11, с. 100]). Ключевая позиция номинатива воображение в группе субстантивов с семантикой воображения объясняется лингвокогнитивными и собственно лингвистическими причинами.
Во-первых, существительное воображение является когнитивной номинацией: оно называет одну из «составляющих» категории представления, когнитивное поле которой по своей природе синкретично и образуется пересечением двух частных когнитивных областей - воспоминания и воображения, поскольку представление есть наглядно-чувственный образ, возникающий в памяти или создаваемый в воображении на основе переработки и обобщения многочисленных данных восприятия объектов действительности.
Во-вторых, почти все номинативы с семантикой воображения содержат в своих значениях сему "Конструировать в сознании новые образы, мысленно представлять" и непосредственно или опосредованно (через субстантивы мечта, фантазия, видение и др.) толкуются с помощью существительного воображение, которое с языковой точки зрения обеспечивает целостность соответствующей ЛСГ, а с лингвокогнитивной - обозначает понятие, базовое для понимания категории представления, потому что именно воображение всё более «отвлекает» наглядно-чувственные образы воспоминания от воспринимаемой данности объектов действительности, всё более их абстрагизирует, приближая к понятию и осуществляя таким образом переход от чувственных форм познания мира к абстрактным. Поэтому воображение, в отличие от воспоминания, понимается не как процесс и / или результат этого процесса, а как особая мыслительная способность человека ("2. Умение, а также возможность производить какие-н. действия" [11, с. 744]), аккумулирующая в себе и процесс, и его продукт.
Онтологическая связь воображения с воспоминанием и вместе с тем его максимальная приближённость к понятию находят непосредственное отражение в речи, когда коммуникативный контекст актуализирует в семантике имени воображение или наглядно-чувственный, или понятийный компонент. Например, ср.: Внук Чемучина сын Джучи выпил своё вечернее вино и в сладких волнах воображения перебирал различные достоинства жён <... > (В. Чивилихин. Память) и - Да и потом, что за воображенье, что медицина кого-нибудь и ко-гда-нибудъ вылечивала <... > (Л. Толстой. Война и мир).
Без сомнения, в первом фрагменте существительное воображение употребляется в значении памяти ("2. То же, что воспоминание о ком-чём-н." [11, с. 488]), воспоминания ("1. Мысленное воспроизведение чего-н. сохранившегося в памяти" [11, с. 102]) и может быть заменено соответствующим субстанти-вом при сохранении смысла всего высказывания. Во втором предложении имя воображенье, обнаруживая тяготение к лексике со значением интеллектуаль-
ной деятельности, может быть заменено номинативом мнение ("Суждение, выражающее оценку чего-н., отношение к чему-н., взгляд на что-н." [11, с. 347]).
Наиболее отчётливо и ярко наглядно-чувственный или понятийный компонент в значении существительного воображение проявляется на семантической шкале «прошлое - будущее» [4], потому что вспоминаемые образы соотносятся с прошлым, а воображаемые - с будущим. Дифференцировать временные планы и «прикреплённые» к ним наглядно-чувственные картины помогает художественный контекст, обычно содержащий слова со значением прошлого / будущего. Например: <...> В последнее время этого странного одиночества Иван Ильич жил только воображением в прошедшем (Л. Толстой. Смерть Ивана Ильича); В буйно разыгравшемся воображении сама собой сложилась и будущая семейная жизнь (Ф. Абрамов. Алька).
Несмотря на возможную замену существительного воображение в первом фрагменте номинативом память / воспоминание, а во втором - субстанти-вом мнение, авторы всё-таки отдают предпочтение существительному воображение. С одной стороны, воспоминания литературного героя не фотографии, не слепки прошлого, а проанализированные, осмысленные, обобщённые наглядно-чувственные образы. С другой стороны, мысли, думы персонажа о будущем не оторванные от действительности «чистые» абстракции, а сложные, комплексные, ситуативные наглядно-чувственные картины с обязательным элементом новизны и достаточно высокой степенью абстрагированности, поскольку предполагают осуществление таких мыслительных операций, например планирования, проектирования, моделирования, которые свидетельствуют о работе абстрактного мышления.
Очевидно, что существительное воображение, будучи уникальной когнитивной номинацией, характеризуется яркой спецификой в выражении семантики представления - воображения - и поэтому требует отдельного, специального рассмотрения и многоаспектного анализа.
Картотека целостного исследования лексики со значением представления включает 9 608 фрагментов из 647 художественных произведений 102 писателей 19-21 веков. В ней содержится 454 примера употребления субстантива воображение в художественной прозаической речи, что составляет 4,7 % от общей совокупности употреблений лексико-морфологических единиц с семантикой представления, 14 % от общего числа употреблений номинативов с этой же семантикой и 29 % от количества употреблений существительных со значением воображения.
Такая низкая частотность на фоне всех лексико-морфологических средств с семантикой представления объясняется отнесённостью субстантива воображение к психической, ментальной сферам человека, следовательно, абстрактным характером когнитивной семантики данного номинатива, что обусловливает нечёткость, размытость его лексического значения.
«Отсутствие такого денотата, который существовал бы в виде отдельных предметов объективной и непосредственно наблюдаемой действительности» позволяет говорить о том, что размытость значений отвлечённых существительных, в том числе и субстантива воображение, «связана в первую очередь не с предметами окружающего мира, а с человеком, его чувствами и разумом» и прежде всего - «с особенностями мыслительной деятельности человека: мысль испытывает возрастающие трудности на пути от конкретного к абстрактному, от частного к общему всё более высокого порядка, от понятий о вещах к понятиям о признаках, свойствах и отношениях. Её чёткость на этом пути в общем затемняется, а границы понятия как бы размываются» [7, с. 175].
Весьма невысокая частотность существительного воображение в художественной прозе мотивируется ещё и тем, что отвлечённость и поэтому нечёткость его общеязыковой семантики постоянно заставляет говорящего / пишущего конкретизировать эту семантику в речи, заменяя ключевое имя воображение более «конкретными» субстантивами, обозначающими либо процесс конструирования в сознании наглядно-чувственных образов (мечтание, фан-
тазия (в 1 знач.), фантастика (в 1 знач.), предвкушение и др.), либо сами наглядно-чувственные образы как результат этого процесса (мечта (в 1 знач.), иллюзия (во 2 знач.), сновидение, фантазия (во 2 знач.) и др.).
Мало того, в художественной прозаической речи нередко наблюдается приращение смысла: воображение выступает как своего рода место осуществления соответствующего процесса и вместилище созданных в результате этого процесса наглядно-чувственных образов. Например: < ...> В настоящую минуту ржаное поле с жнецами и жницами наполняло моё воображение <... > (С. Аксаков. Детские годы Багрова-внука); <...> Он думал <...> о Наташе, занявшей его воображение (А. Ананьев. Годы без войны).
Новый смысл возникает благодаря художественному контексту, содержащему слова с интегральной семой "Заполнить что-нибудь абсолютно": глагол наполняло (наполнить - "Сделать полным, занятым, насыщенным кем-чем-н. до предела" [11, с. 376]) и причастие занявшей (занять2 - "1. Заполнить собой какое-н. пространство, промежуток времени. 2. Поместиться, расположиться где-н.; вступить куда-н., овладев чем-н." [11, с. 210]).
Сема "Место, вместилище" также появляется в значении существительного воображение, при его обстоятельственном употреблении с предлогом в: «Боже мой, если бы хотя часть этих денег!» - сказал он, тяжело вздохнувши, и в воображенье его стали высыпаться из мешка все виденные им свёртки с заманчивой надписью: «1000 червонных» (Н. Гоголь. Портрет); <...> Плащ, который родился в её воображении, <...>, можно было искать до конца жизни (Л. Улицкая. Искренне ваш Шурик).
Немаловажно, что функционирование словоформы в воображении в значении места возникновения наглядно-чувственного образа обусловливается не только пространственной семантикой предлога в и одним из стереотипных грамматических значений подобных предложно-падежных форм существительных (в книге, в семье, в окружении и т. д.), но и семантикой глаголов-предикатов, управляющих словоформой в воображении. В приведённых примерах обяза-
тельно должно быть место, где высыпаются свёртки с деньгами, рождается плащ, - место «приёма» и «рождения» наглядно-чувственных образов.
Иногда воображение может перерастать в особое состояние погружённости персонажа в мир создаваемых его фантазией наглядно-чувственных картин. Например: <...> Моё пылкое воображение вступало в безграничные свои права (С. Аксаков. Детские годы Багрова-внука); Сколько сцен, сколько сладостных эпизодов создал он, в воображении, на эту соблазнительную и игривую тему, отдыхая в тиши от дел! (Ф. Достоевский. Преступление и наказание).
Сема "Состояние" возникает вследствие использования в первом отрывке прилагательного безграничные (безграничный - "2. перен. Чрезвычайный, чрезмерный (книжн.)" [11, с. 41]) и оформления второго высказывания как эмоционально окрашенного с использованием усилительной частицы сколько, которая, повторяясь, задаёт семантику продолжительности во времени процесса воображения и множественности созданных в воображении наглядно-чувственных картин.
Приведённые примеры показывают, что приращение смыслов не только не конкретизирует семантику воображения, но, наоборот, усиливает её абстрактный характер.
Вместе с тем случаи употребления существительного воображение всё-таки составляют седьмую часть от общего количества употреблений номинативов с семантикой представления и более одной третьей употреблений имён со значением воображения. Это обусловливается, во-первых, отражением в языке логики формирования наглядно-чувственных образов, их движения от восприятия к понятию и, соответственно, роста обобщённости этих образов и их аб-страгированности от непосредственной данности объектов действительности; во-вторых, стратегией языка сохранить синкретичное семантическое ядро категории представления, совмещающее значения воспоминания и воображения. Общеязыковым же носителем значения воображения, общеязыковой номина-
цией понятия, формирующего семантическую область воображения, является соответствующее имя - воображение.
Отглагольное происхождение существительного воображение определяет его богатый потенциал как одного из ключевых (вместе с глаголами воображать / воображаться) лексико-морфологических средств выражения семантики воображения во всех её смысловых аспектах, обусловленных спецификой представления в целом и воображения в частности.
Девербативная природа существительного воображение требует терминологических уточнений, во-первых, в плане правомерности квалификации данного номинатива как отвлечённого или абстрактного; во-вторых, с точки зрения обоснованности применения по отношению к этому имени термина «отглагольное существительное».
Так, Л. О. Чернейко указывает на необходимость дифференциации отвлечённых и абстрактных существительных и к отвлечённым субстантивам (в отличие от абстрактных типа свобода, цель) относит «отадъективные и отглагольные собственно синтаксические дериваты, сохраняющие семантику производящего и имеющие в них семантическую опору» [13, с. 17].
Действительно, существительное воображение опосредовано глаголом воображать и функционирует в ментальном пространстве языка как название действия, «динамического признака объекта» [5, с. 64], выделенного глаголом из целостной ситуации, ибо глагол является «знаком ситуации» [8, с. 38], но перенесённого, «отвлечённого» существительным в область субстанции и приобретающего благодаря опредмеченности ситуативную целостность. «Отглагольное имя обозначает действие, представленное в виде целостной ситуации» [5, с. 68]. Поэтому мы, вслед за Л.О. Чернейко, характеризуем существительное воображение как отвлечённое.
А поскольку существительное воображение обладает отвлечённой процессуальной семантикой и маркировано специфическим суффиксом -нщ-(именно в значении существительных на -ни(е) наблюдается усиление процес-
суальности [1, с. 5]), оно, по утверждению Л.В. Шапошниковой, действительно может быть квалифицировано как отглагольное существительное [14, с. 10].
O.K. Ирисханова считает, что с когнитивной точки зрения «семантику любого отглагольного существительного можно представить в виде некоторого гибридного пространства, возникшего в результате слияния двух исходных когнитивных пространств - глагольного и именного» [5, с. 63]. И если учёный рассуждает о возможности размещения на семантико-грамматической шкале «глагол - существительное» всех девербативов, потому что они занимают промежуточное положение между типичными глаголами и существительными и обладают синкретичной семантикой [5, с. 65], то следует обратить внимание на уникальный характер субстантива воображение, который индивидуально может быть рассмотрен на шкале переходности «глагол - существительное», поскольку терминологически обозначает не только процесс конструирования в сознании новых, «свежих» наглядно-чувственных образов, но прежде всего способность осуществлять этот процесс.
Понятно, что основу такой шкалы составляет грамматическая оппозиция «существительное - глагол», представленная основными лексико-грамматическими классами слов в русском языке, а части речи в целом и существительное / глагол в частности, по словам A.M. Пешковского, есть «не что иное, как основные категории мышления в их примитивной общенародной стадии развития» [12, с. 95].
Как и любое другое отвлечённое отглагольное существительное на -ние, номинатив воображение обладает семантической структурой, которая «представляет собой диалектическое единство субстантивного и глагольного компонентов» и органически сочетает в себе предметное и процессуальное значения [1, с. 5]. Исходя из грамматического противопоставления существительного и глагола, необходимо расширить возможности субстантивного и глагольного компонентов в семантической структуре имени воображение в плане отражения особенностей самой категории воображения.
Глагольный компонент в семантике существительного воображение подчёркивает ситуативный характер, мозаичность воображаемых картин, их достаточно высокую абстрагированность, обусловленную тяготением воображения к понятию. Рост отвлечённости таких наглядно-чувственных образов, особенно при конструировании в воображении нерасчленённых, «монолитных» ситуаций, объясняется особенностью «глагольного денотата - отсутствием чёткого членения ситуаций и их взаимообусловленностью, отличающим предикатную семантику от идентифицирующей» [9, с. 11].
Субстантивный компонент в семантике существительного воображение весьма специфичен и требует специального комментария. В отличие от номинатива воспоминание, в семантике которого субстантивный компонент «выкристаллизовывает» предметно-чувственное начало представления, его связь с восприятием реальных объектов действительности, прошлым чувственным опытом, воспроизведением его в памяти в виде наглядно-чувственных образов, субстанциональная номинация воображение обозначает не наглядно-чувственный образ, а способность в процессе воображения создавать соответствующие наглядно-чувственные картины.
В силу максимально возможной (в рамках когнитивной категории представления) абстрагированности воображения субстантивный компонент в семантике существительного воображение непосредственно не связан с предметным миром, отражённым в сознании человека в виде представлений, - эта связь опосредована воспоминаниями. Поэтому субстанция, категоризуемая именем воображение, есть присущая только человеку мыслительная способность, всё более отвлекаясь от непосредственной данности объектов действительности, комбинировать и преобразовывать «следы» памяти в новые конфигурации, создавать комбинации с «участием» наглядно-чувственных образов не существующих в известной реальности объектов.
Неслучайно многие психологи выводят воображение за пределы представления и определяют его статус не как одной из форм познания действи-
тельности, а как самостоятельной психологической категории, под которой понимается специфическая человеческая комбинаторная и продуцирующая способность, раскрывающая творческий потенциал личности.
Применительно к различному употреблению существительных на -ние / -nie в русском и словацком языках Зденка Новакова отмечает, что всегда возникает противоречие «между сигнификативным значением имени, стимулирующим субстанциональность, и его референциальной соотнесённостью, стимулирующей глагольность». Это противоречие «является совершенно живым и постоянно возникающим в речевом употреблении, разрешаясь то в сторону глагольности, то в сторону субстанциональности, поэтому о лексикализации имён на -ние / -nie в русском и словацком языках можно говорить не столько применительно к словарю, сколько к контекстному употреблению» [10, с. 7]. Поэтому именно коммуникативный - художественный прозаический - контекст актуализирует в семантической структуре существительного воображение или субстантивный, или глагольный компонент. Ср.: <...> Получив известие о смерти Эмили <... >, Юджин винит в её гибели себя, поскольку именно он силой своего воображения накликал на бедную девушку такую смерть <... > (Ю. Буйда. Ер-мо); - Тут я даже и сам мыслями растерялся: точно ли я спихнул Грушу в воду или это мне тогда всё от страшной по ней тоски сильное воображение было? (Н. Лесков. Очарованный странник); Они лгали ни перед собой, ни друг другу: они выдавали то, что говорило сердце, а голос его происходил через воображение (И. Гончаров. Обломов); Распаляясь воображением, Анисимов с трудом преодолевал в себе слабость <... > (П. Проскурин. Судьба).
Приведённая последовательность примеров демонстрирует усиление глагольного компонента в семантической структуре существительного воображение.
Максимально представлен глагольный компонент в семантике девербати-ва воображение при его обстоятельственном - «орудийном» - употреблении в форме творительного падежа без предлога, когда соответствующую словофор-
му без ущерба для смысла высказывания можно заменить глаголом воображать /вообразить или деепричастием воображая /вообразив: <... > Он смутно дополнял воображением то, чего недоставало (Л. Толстой. Утро помещика); Чтобы как-нибудь сдвинуться, попробовал я спросить, как сам он пишет: «с натуры или воображением?» (Б. Зайцев. Москва. Памяти Чехова).
Актуализация субстантивного / процессуального значения в семантике существительного воображение очень часто обусловливается его «изолированным» [10, с. 5] или зависимым употреблением, характером валентностных связей, лексико-грамматическими особенностями «левых» и «правых» распространителей.
Сочетаемость номинатива воображение с другими словами в художественной прозаической речи весьма интересна, специфичны его «левые» и «правые» распространители. Это объясняется такой абстрагированностью воображения от непосредственной данности объектов действительности, которая обусловливает его статус мыслительной способности человека, а не процесса, в отличие от представления в целом и воспоминания в частности, трактуемых в первую очередь как процессы, а потом уже как результаты этих процессов -наглядно-чувственные образы (представление - "1. см. представить, представиться" [11, с. 580], то есть "Воспроизведение в мыслях, в воображении"; воспоминание - "1. Мысленное воспроизведение чего-н. сохранившегося в памяти" [11, с. 102]).
Если доминирование глагольного компонента в семантике типичного де-вербатива обычно мотивируется его употреблением с родительным объекта, предложным падежом существительного или местоимения с предлогом о [1, с. 6], когда реализуются «валентности, унаследованные именем от глагола» [10, с. 6], то при существительном воображение «правые» распространители со значением объекта используются крайне редко. Например: - Да и потом, что за воображенье, что медицина кого-нибудь и когда-нибудь вылечивала <...>
(Л. Толстой. Война и мир); Сорокин горячий, без выдержки, с излишним о себе воображением (В. Кожевников. Пустыня).
В первом фрагменте позицию объекта при субстантиве воображение занимает придаточная часть с изъяснительно-объектным значением что медицина кого-нибудь и когда-нибудь вылечивала <...>; во втором - употребляется предложно-падежная форма возвратного местоимения о себе.
Случаи объектного распространения существительного воображение, можно сказать, уникальны и объясняются «смещением» семантики девербатива в область значений интеллектуальной деятельности, мыслительных процессов и возможностью его адекватной замены (об этом написано ранее) номинативом мнение, в значении которого актуальны семы, потенцирующие объект: "Оценка", "Отношение", "Взгляд" [11, с. 347].
«Правый» распространитель существительного воображение (довольно частотный в художественной прозе) совмещает в своей грамматической семантике значения субъекта и атрибута и является синкретичным: Меж тем красавица всё преподносилась воображению Державина (В. Ходасевич. Державин); Какой-то отравленный перстень недели две мучил воображение Франца (В. Набоков. Король, дама, валет).
Употребление при девербативах беспредложных и предложных словоформ атрибутивной окраски Х.Н. Абдуллаев определяет как «доминанту субстантивного компонента» в значении отглагольного имени [1, с. 7]. Субъектно-атрибутивная семантика «правых» распространителей существительного воображение позволяет отнести их к факторам, обусловливающим доминирование в его значении субстантивного компонента.
Вместе с «правыми» определителями доминированию субстантивного компонента в семантике номинатива воображение, как и других девербативов, обычно способствует его употребление в форме именительного падежа в функции подлежащего, а также распространение «с помощью «левого» определителя - согласованного определения, имеющего указательное, субъектное, темпо-
ральное, качественное значение» [10, с. 6]. Например: Он проснулся, и в самом деле воображение так было разгорячено, что казалось ему - вокруг стен бегает свет (В. Ходасевич. Державин).
Из «левых» определителей существительного воображение самым частотным является указательный, представленный притяжательным местоимением: Федя рассматривал эти рисунки; <...>; некоторые, <...>, будили его воображение <... > (И. Тургенев. Дворянское гнездо); Она изо всей силы, точно сказочное чудовище за верёвку, тащила своё воображение сюда, на эти мелкие предметы, разложенные на столе <... > (А. Толстой. Хождение по мукам).
Наиболее сильно «проявляет» субстантивное значение качественный «левый» определитель. Например: <...> Я избрал замечательные анекдоты, <... >, и старался украсить истину <...> цветами собственного воображения (А. Пушкин. История села Горюхина); <...> Там надо было успокаивать раздражённое воображение, унимать или будить самолюбие (И. Гончаров. Обломов).
Нередко в художественных произведениях наблюдается комплексное употребление указательного и качественного «левых» определителей: - Я почувствовала, что он хочет меня задушить, - отвечала Крольчиха, и по выражению её мордочки было видно, как она усиленно пытается включить своё тупенькое воображение (Ф. Искандер. Кролики и удавы).
Очень распространено в художественной прозаической речи функционирование существительного воображение в качестве подлежащего с одновременным распространением «левым» определителем. Например: Она одевала излияния сердца в те краски, какими горело её воображение в настоящий момент <...> (И. Гончаров. Обломов); - Ка-за-р-рмы! - совершенно определи-тельно подсказывало возбуждённое до героизма воображение (М. Салтыков-Щедрин. История одного города); <...> Моё пылкое воображение вступало в безграничные свои права (С. Аксаков. Детские годы Багрова-внука).
Следует также заметить, что номинатив воображение очень часто употребляется в художественной прозе с обоими - «левым» и «правым» - определителями: Её отношение к художнику тоже немало занимало праздное воображение зрителей (М. Кузмин. Портрет с последствиями); Сорокин горячий, без выдержки, с излишним о себе воображением (В. Кожевников. Пустыня).
Важно подчеркнуть, что в семантике отглагольного имени воображение художественный контекст чаще всего актуализирует субстантивный компонент и существительное обозначает способность, а не «опредмеченный» процесс. Особенно наглядны в этом плане случаи, когда при номинативе-подлежащем воображение одновременно используются и «правый», и «левый» определители. Например: Воспалённое воображение Оболкина, <...>, уже к сорока-сорока пяти его годам трансформировалось в болезнь, в бред (В. Маканин. Андеграунд, или Герой нашего времени); Воображение у него было хорошее, детали он мог присочинить убедительные (И. Ратушинская. Одесситы).
Во втором предложении роль «левого» - качественного - определителя субстантива воображение играет оценочное прилагательное хорошее в функции именной части составного именного сказуемого.
Наблюдение над соответствующим речевым материалом позволяет заключить, что из трёх грамматических факторов, обусловливающих преобладание в семантике девербатива воображение субстантивного компонента, - «изолированного» употребления данного существительного, то есть в функции подлежащего, и его распространения «левым» и «правым» определителями - маркированным является первый.
Воображение как предмет речи получает такую предикативную характеристику, которая всегда квалифицирует его как способность создавать наглядно-чувственные картины. Неслучайно глаголы-сказуемые при существительном-подлежащем воображение обозначают действия, которые презентуют эту способность и определяют её как творческую: может породить, искало, подсказывало, рисовало, действовало, горело и т. п. Благодаря таким глаголам опи-
сания воображаемых картин приобретают метафорический характер, воображение выступает в качестве деятеля (тоже субстанция), что становится важным и весьма показательным для понимания когнитивной сущности воображения: способность как потенциал, совокупность возможностей обнаруживает себя только в деятельности, в конкретных своих реализациях - процессах и их продуктах.
Особенно ярко грамматическая маркированность «изолированного» употребления девербатива воображение проявляется в случаях отсутствия при нём «левого» / «правого» определителя. Существительное-подлежащее воображение оказывается самодостаточным и не требует дополнительных средств актуализации субстантивного компонента в его семантике: Когда воображение уставало и работа задерживалась, он подгонял и подхлёстывал их рисунками на полях (Б. Пастернак. Доктор Живаго); Бурнус упал с её головы, и взором собравшихся предстал юный цветок, красота которого превосходила всё, что может создать воображение (П. Алешковский. Владимир Чигринцев).
Вместе с тем субстантивный компонент может доминировать в семантике номинатива воображение и тогда, когда он употребляется в косвенном падеже без типичных определителей. Наибольшую активность в этом плане обнаруживает форма родительного падежа. Например: Больше всего он боялся воображения. Этого двуличного спутника, с дружеским на одной и вражеским на другой стороне лицом, друга - чем меньше веришь ему, и врага - когда уснёшь доверчиво под его сладкий шёпот (И. Гончаров. Обломов); Но и Турати играл превосходно, <... >, несколько гипнотизируя противника дерзостью воображения <... > (В. Набоков. Защита Лужина).
В приведённых отрывках не используются типичные определители существительного воображение - согласованные «левые» или несогласованные «правые», однако атрибуция воображения очевидна. В первом фрагменте она реализуется благодаря использованию парцеллированного распространённого приложения, а во втором - оценочного отадъективного субстантива дерзостью,
который может быть трансформирован в прилагательное: дерзким (воображением).
Нередко существительное воображение употребляется в форме косвенного падежа без каких-либо определителей или «намёков» на них: Воображение пленяли судки с маслом и уксусом в маленьких графинчиках на серебряных подставках, и живописность дичи и закусок, и даже сложенные пирамидками салфетки, <...> (Б. Пастернак. Доктор Живаго); - <...> Как парашютистке, расскажу о наших десантах, это действует на воображение (Ю. Герман. Дорогой мой человек); Так же тонко и осторожно, как за воображением, следил он за сердцем (И. Гончаров. Обломов).
Ярче всего субстантивный компонент проявляется в семантике номинатива воображение в первом и третьем отрывках: беспредложная форма винительного падежа и форма творительного падежа с предлогом за выражают объектное значение и максимально «высвечивают» субстанцию. Во втором предложении форма винительного падежа с предлогом на обладает синкретичной семантикой, совмещая объектное и обстоятельственное значения. Безусловно, значение объекта доминирует в силу семантической специфики винительного падежа, однако значение образа действия не нивелируется, сохраняя в семантике существительного воображение процессуальный компонент.
Думается, что подобные примеры отчётливо проявляют когнитивное «устройство» воображения: активизированная способность инициирует соответствующий процесс (действует на воображение - "Будит воображение и заставляет воображать"). И вместе с тем именно глагольный компонент в семантике субстантива воображение маркирует высокую степень абстрагированно-сти данной категории: глагольный денотат сложнее именного, а образ действия-ситуации, не имеющий чёткого членения на составляющие, «абстрактнее» образа отдельного предмета, получающего в сознании вполне определённые очертания.
Более специфическая чувственно-понятийная организация и процессуально-субстантивная грамматическая семантика существительного воображение по сравнению с другими ключевыми девербативами представление и воспоминание находит отражение в степени распространённости / конкретизированное™ и редуцированности / размытости описаний наглядно-чувственных образов, возникающих в воображении персонажей художественных произведений.
В художественной прозе одинаково много примеров в разной степени развёрнутых и конкретных описаний воображаемых картин и отсутствия таких описаний вообще при обязательном употреблении номинатива воображение. Максимально вербализованные описания подчёркивают неразрывную связь воображения с чувственными и наглядно-чувственными формами познания действительности, его органичное бытование в рамках синкретичной и переходной по своей природе когнитивной категории представления. Отсутствие же подобных описаний демонстрирует высокую степень абстрагированности воображения и его тяготение к понятию: субстантив воображение в таких случаях фиксирует факт существования у литературного героя соответствующей способности. Ср.: Человек небольшого роста, жёлтый и чопорный, занимает моё воображение (Ю. Тынянов. Смерть Вазир-Мухтара); В воображении его мелькает бесконечный ряд безрассветных дней, утопающих в какой-то зияющей серой пропасти <... > (М. Салтыков-Щедрин. Господа Головлёвы); <...> Он во всём был обманут <...> собственным воображением, которое рисовало ему земные предметы небесными красками (А. Бестужев (Марлинский). Наезды); Он испытал чувство мирной радости, что он с девяти до трёх, с восьми до девяти может пробыть у себя на диване, и гордился, что не надо идти с докладом, писать бумаг, что есть простор его чувствам, воображению (И. Гончаров. Обломов).
В приведённой последовательности фрагментов прослеживается функционирование существительного воображение сначала в описании относительно
конкретного образа, потом - более размытой воображаемой картины; далее - в художественной характеристике обманчивого, всё более отрывающегося от реальности воображения персонажа и, наконец, в не менее выразительной констатации факта наличия у Обломова способности воображать (употребление номинатива простор ("2. Свобода, раздолье" [11, с. 612]) указывает на то, что эта способность у Ильи Ильича не знает никаких ограничений).
В любом случае имя воображение сигнализирует о переводе художественного повествования в область воображения и обращает внимание читателей на конструируемый, воображаемый литературным героем мир, помогая раскрыть внутреннюю жизнь персонажа.
Итак, девербатив воображение (вместе с глаголами воображать / воображаться) образует ядро ЛСГ воображения и входит в ЛСП представления как одно из ключевых наименований, отражающих сложную и неоднозначную структуру когнитивной категории.
Опредмечивая и категоризуя действие как целостную ситуацию, отвлечённое отглагольное существительное воображение называет самую абстрагированную составляющую представления, тяготеющую к понятию.
Многостороннее отражение специфики воображения как одной из форм бытия представления становится возможным благодаря разному соотношению в грамматической семантике номинатива воображение субстантивного и глагольного компонентов, актуализации предметного или процессуального значения, что всегда определяется коммуникативным контекстом.
В подавляющем большинстве случаев в семантике существительного воображение актуализируется субстантивный компонент, что определяется ярчайшей особенностью категоризуемой данным девербативом субстанции -прежде всего способности и только потом процесса как проявления этой способности.
Очевидно, что производное имя воображение, в отличие от других ключевых существительных со значением представления, в семантическом отно-
шении максимально отдалено от производящего глагола. Это постоянно подчёркивается в художественной прозаической речи: при номинативе воображение практически никогда не используются «правые» распространители с объектным значением. «Изолированное» же употребление существительного воображение, его распространение «левыми» и «правыми» определителями, что весьма частотно, - доминанты субстантивного компонента в семантике данного девербатива.
Когнитивная и лексико-грамматическая специфика номинатива воображение свидетельствует о сложности и неоднозначности категории представления в целом, «высвечивает» её промежуточное положение между восприятием и понятием.
В художественной прозе существительное воображение формирует описания (развёрнутые или редуцированные) наглядно-чувственных картин, возникающих в воображении литературных героев, сообщает о наличии у персонажей способности воображать и выступает в качестве текстового сигнала, акцентирующего внимание читателей на внутреннем мире героев.
Библиографический список
1. Абдуллаев, Х.Н. Валентные свойства отглагольных существительных в современном русском языке: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. - Ташкент, 1987. - 22 с.
2. Бабайцева, В.В. Система односоставных предложений в современном русском языке: Моногр. - М.: Дрофа, 2004. - 512 с.
3. Голайденко, Л.Н. Категория представления как структурно-семантическая (на материале художественной прозы) // Вестник Томского гос. пед. ун-та. - Томск: ТГПУ, 2013. -№ 3 (131). - С. 140-145.
4. Голайденко, Л.Н. Лексика со значением представления в современном русском языке (на материале художественной прозы): Моногр. - Уфа: Изд-во БГПУ, 2013. - 142 с.
5. Ирисханова, O.K. Некоторые особенности категоризации отглагольных имён существительных // Когнитивные аспекты языковой категоризации: Сб. науч. тр. - Рязань: РГПУ им. С.А. Есенина, 2000. - С. 62-69.
6. Калинина, Л.В. Лексико-грамматические разряды имён существительных как пересекающиеся классы слов (когнитивно-семасиологический анализ): Автореф. дисс. ... д-ра филол. наук. - Киров, 2009. - 44 с.
7. Когнитивный анализ слова / Ковалёва Л.М., Агаркова Н.Э., Александрова Л.Г., Глы-зина В.Е., Гуревич Л.С., Кравченко A.B., Кульгавова Л.В., Яскевич Т.В.: Коллект. моногр. -Иркутск: Изд-во ИГЭА, 2000. - 282 с.
8. Кустова, Г.И. Типы производных значений и механизмы языкового расширения: Моногр. - М.: Языки славянской культуры, 2004. - 472 с.
9. Лебедева, Н.Б. Полиситуативность глагольной семантики (на материале русских префиксальных глаголов): Автореф. дисс. ... д-ра филол. наук. - Томск: ТГУ, 2000. - 55 с.
10. Новакова, Зденка. Сопоставительный анализ имён на -ние / -nie в русском и словацком языках: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. - М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 1986. -19 с.
11. Ожегов, С.И. Словарь русского языка: 70 000 слов / Под ред. Н.Ю. Шведовой. - 23-е изд., испр. - М.: Рус. яз., 1991. - 917 с.
12. Пешковский, A.M. Русский синтаксис в научном освещении: Учебное пособие. -Изд. 9-е. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. - 432 с.
13. Чернейко, Л.О. Абстрактное имя в семантическом и прагматическом аспектах: Автореф. дисс. ... д-ра филол. наук. - М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 1997. - 48 с.
14. Шапошникова, Л.В. Семантико-словообразовательная типология отглагольных имён на -ние (-ание, -ение) в современном русском языке: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. - Саратов, 1988. - 19 с.
Bibliography
1. Abdullayev, H.N. Valence properties of verbal nouns in modern Russian: Author. diss. ... Cand. Philology. Sciences. - Tashkent, 1987. - 22 p.
2. Babaytseva, V.V. The system of single-composition sentences in modern Russian: Monograph. - Moscow: Drofa, 2004. - 512 p.
3. Golaydenko, L.N. The category of imagination and recollection as a structural-semantic (based on fiction) // Bulletin of Tomsk State Pedagogical University. - Tomsk: Tomsk State Pedagogical University, 2013. - № 3 (131). - P. 140-145.
4. Golaydenko, L.N. Lexicon with the meaning of recollection and imagination in modern Russian (based on fiction): Monograph. - Ufa: Izd BSPU, 2013. - 142 p.
5. Iriskhanova, D.C. Some features of categorization of verbal nouns // Cognitive aspects of language categorization: Coll. scientific. tr. - Ryazan: RSPU. S.A. Esenin, 2000. - P. 62-69.
6. Kalinina, L.V. Lexical and grammatical category of nouns as crossing classes of words (cognitive semasiological analysis): Author. diss. ... Dr. Philology. Sciences. - Kirov, 2009. - 44 p.
7. Cognitive analysis of the word / Kovaleva L.M., Agarkova N.E., Alexandrova L.G., Glyzi-na V.E., Gurevich L.S., Kravchenko A.V., Kulgavova L.V., Yaskevich T.V.: Collect. monograph. -Irkutsk: Publishing House of the ISEA, 2000. - 282 p.
8. Kustova, G.I. Types of derived meanings and mechanisms of language extensions: Monograph. - M.: Languages of Slavic culture, 2004. - 472 p.
9. Lebedeva, N.B. Polisituationality of verbal semantics (based on the Russian prefixed verbs): Author. diss. ... Dr. Philology. Sciences. - Tomsk: Tomsk State University, 2000. - 55 p.
10. Novakova, Zdenka. Comparative analysis of names -nie / -nie in Russian and Slovak: Author. diss. ... Cand. Philology. Sciences. - M.: MSU. M.V. Lomonosov, 1986. - 19 p.
11. Oshegov, S.I. Russian dictionary: 70 000 words / Ed. N.Y. Shvedova. - 23 th ed., rev. -M.: Rus. lang., 1991. - 917 p.
12. Peshkovski, A.M. Russian syntax in a scientific light: Textbook. - Ed. 9th. - M.: Book House «LIBROKOM», 2009. - 432 p.
13. Cherneyko, L.O. Abstract name in the semantic and pragmatic aspects: Author. diss. ... Dr. Philology. Sciences. - M.: MSU. M.V. Lomonosov, 1997. - 48 p.
14. Shaposhnikova, L.V. Semantic-derivational typology of verbal names -nie (-anie, -enie) in modern Russian: Author. diss. ... Cand. Philology. Sciences. - Saratov, 1988. - 19 p.
