CC BY
8DOI 10.47643/1815-1337_2022_10_20 УДК 340.15
СУДЕБНАЯ ЭКСПЕРТИЗА В УГОЛОВНОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ (1830-1850-е ГОДЫ) JUDICIAL EXPERTISE IN THE CRIMINAL LEGISLATION OF THE RUSSIAN EMPIRE (1830-1850s)
ЦЫГАНКОВА Евгения Владимировна,
аспирант кафедры теории и истории государства и права
Уральского института управления (филиала) РАНХиГС при Президенте Российской Федерации. 620000, Россия, г. Екатеринбург, ул. 8 Марта, 66. E-mail: sherstennikova_e@mail.ru;
TSYGANKOVA Evgeniya Vladimirovna,
Postgraduate student of the Department of Theory and History state and law
RANEPA Ural Institute of Management.
66, 8 Marta str., Yekaterinburg, Russia, 620000.
E-mail: sherstennikova_e@mail.ru
Краткая аннотация: Предметом статьи является российское законодательство 1830-1850-х годов, регулировавшее использование в уголовном судопроизводстве специальных знаний «сведущих людей» (экспертов). Автором проанализировано содержание экспертных статей в составе Свода законов Российской империи 1832, 1842, 1857 гг. (т. XIII и XV) и сделан вывод, что в 1830-1850-е гг. была разработана законодательная база использования специальных медицинских знаний в уголовном судопроизводстве. Но общие правила участия сведущих людей в уголовном судопроизводстве разработаны и систематизированы не были, что потребовало нового обращения к этому вопросу при создании Устава уголовного судопроизводства 1864 г.
Abstract: The subject of the article is the Russian legislation of the 1830-1850s, which regulated the use of special knowledge of «knowledgeable people» (experts) in criminal proceedings. The author analyzed the content of expert articles in the Code of Laws of the Russian Empire 1832, 1842, 1857 (volumes XIII and XV) and concluded that in 1830-1850s the legislative base for the use of special medical knowledge in criminal proceedings was developed. But the general rules for the participation of knowledgeable people in criminal proceedings were not fully developed and systematized, which required a new appeal to this issue when creating the Charter of Criminal Procedure of 1864.
Ключевые слова: уголовное судопроизводство, сведущие люди, судебная медицина, Свод законов.
Keywords: criminal proceedings, knowledgeable people, forensic medicine, Code of Laws.
Для цитирования: Цыганкова Е.В. Судебная экспертиза в уголовном законодательстве Российской империи (1830-1850е годы)// Право и государство: теория и практика. 2022. № 10(214). С. 20-23. http://doi.org/10.47643/1815-1337_2022_10_20.
For citation: Tsygankova E.V. Judicial expertise in the criminal legislation of the Russian Empire (1830s-1850s) // Law and state: theory and practice. 2022. No. 10(214). pp. 20-23. http://doi.org/10.47643/1815-1337_2022_10_20.
Статья поступила в редакцию: 07.08.2022
По своей значимости для развития российского общества судебная реформа 20 ноября 1864 г. может быть поставлена в один ряд с отменой крепостного права. К концу правления Николая I, отмечают российские историки права, «ни один из органов государственного аппарата не находился в столь скверном состоянии, как судебные органы» [12, с. 24]. Поэтому практическая реализация крестьянской и других реформ 1860-1870-х гг. была невозможна без создания новой судебной системы и нового судопроизводства.
В основополагающие законодательные акты судебной реформы - Уставы уголовного и гражданского судопроизводства их создатели включили немало новых для российского права норм. Многие из них даже превосходили аналогичные судопроизводственные нормы ведущих западноевропейских государств, а Уставы в целом были направлены на создание «суда, мощного своей независимостью, обладавшего действительными средствами служить осуществлению законности» [10, с. 488].
Но создатели Уставов понимали необходимость, обновляя право, одновременно сохранять его преемственность с правовой традицией, соотнося вносимые в законодательство изменения с российской реальностью. На каждый процессуальный институт, подчеркивал виднейший юрист, автор одного из лучших в дореволюционной России курсов уголовного судопроизводства И. Я. Фойницкий, «легла печать самобытности, каждый из них имеет самостоятельную русскую физиономию, приноровленную к русским нуждам, непонятную без изучения русских условий» [11, с. 43]. Такая самобытность обеспечивалась, среди прочего, рациональным и корректным отношением к законодательству предыдущего времени, использованием его позитивного потенциала.
Сказанное вполне может быть отнесено к Уставу уголовного судопроизводства 1864 г., в частности, к 56-ти его статьям, заложившим основы создания в России института судебной экспертизы или, в соответствии с принятой тогда в законодательстве терминологией, института «сведущих людей». Многие из норм, включенных в эти статьи, обнаруживали преемственность с нормами уголовного судопроизводства, содержавшимися в Своде законов Российской империи 1832 г. и его переизданиях 1842 и 1857 гг.
В настоящей статье на основе анализа российского законодательства 1830-1850-х гг., регламентировавшего участие сведущих людей в уголовном судопроизводстве, автором реконструируется нормативная основа этого участия, позднее использованная при разработке соответствующих статей Устава 1864 г.
Систематизация российского уголовного материального и процессуального права происходила в рамках общей систематизации российского права в первой трети XIX в. К этому времени уже сложилась отечественная традиция применения специальных знаний и владевших ими
сведущих людей в судопроизводстве. Центральное место в ней заняло использование медицинских («лекарских») знаний в решении уголовных дел, особенно связанных со смертоубийствами. Законодательная разработанность этой части деятельности сведущих людей существенно превосходила разработанность общих правил, регулировавших эту деятельность.
В результате в Своде законов Российской империи 1832 г., как и в изданиях 1842 и 1857 гг., уголовное процессуальное право было распределено между двумя томами Свода. Общая регламентация судопроизводственной функции сведущих людей вошла в состав книги II. «О судопроизводстве по преступлениям» Свода законов уголовных (т. XV), а регламентация собственно судебно-медицинской деятельности - в Устав судебной медицины в книге III в составе ч. II. «Учреждения и Уставы врачебные по гражданской части» Свода уставов благочиния (т. XIII).
Однако формальное разделение законодательства об участии сведущих людей в уголовном судопроизводстве не означало разделения содержательного. Общие правила и Устав судебной медицины составителями понимались как две части одного судопроизводственного процесса. Поскольку же уголовный процесс регулировался именно Сводом законов уголовных, то следует считать Устав судебной медицины своего рода дополнением к экспертным статьям этого Свода.
Такой вывод доказывается наличием прямых отсылок в статьях Свода законов уголовных 1832 г. к Уставу судебной медицины. Например, в ст. 826 (глава II. «Об исследовании происшествия и осмотре» в разделе II. «О предварительном следствии») указывалось, что «во всех случаях, когда причина смерти неизвестна и есть признаки, заставляющие подозревать, что она приключилась от насилия или отравы», надлежит провести медицинский осмотр «по правилам, предписанным в Книге III Свода учреждений и Уставов врачебных» [7, с. 255].
Из других статей Свода законов уголовных вытекало, что законодатель рассматривал медицинское заключение одним из доказательств в уголовном процессе, значит, считал судебную медицину средством, применяемым в этом процессе, а врачей - сведущими людьми. Так, в ст. 1042 четко указывалось, что «свидетельство медицинских чиновников приемлется совершенным доказательством, когда сие свидетельство, быв учинено на законном основании, содержит ясное и положительное удостоверение об освидетельствованном предмете и не противоречит достоверным обстоятельствам дела» [7, с. 309].
Общие положения, регламентировавшие привлечение сведущих людей к уголовному судопроизводству, в Своде законов уголовных вошли в главу III. «О собрании доказательств» (раздел III. «О формальном следствии»).
Во-первых, «показания сведущих людей», согласно пункту 4 в ст. 929, были включены в число приемлемых доказательств по уголовным делам [7, с. 282].
Во-вторых, в ст. 943 содержалось нормативное определение показаний сведущих людей как источника доказательств: «Если точное узнание встречающегося в деле обстоятельства предполагает особенные сведения или опытность в какой либо науке, искусстве или ремесле: то надлежит истребовать о том показание и мнение сведущих людей, соображаясь с правилами, изложенными в главе об исследовании происшествия и осмотре» [7, с. 285].
Следует заметить, что в этой статье отсутствовали ссылки на Полное собрание законов Российской империи, хотя, согласно одному из правил, установленных при создании Свода законов М. М. Сперанским, такие ссылки должны были обязательно использоваться, служа источ-никовым обоснованием нормативного содержания каждой статьи. Значит, данная правовая норма впервые вводилась в российское уголовно-процессуальное законодательство, у нее не было предшественников. Но у нее был почти полный аналог в Своде законов 1832 г. - ст. 1774 в книге VI. «О судопроизводстве» в Своде законов гражданских. К этой статье были сделаны ссылки на предшествующее законодательство [2, с. 412]. Поэтому можно заключить, что норма ст. 943 вводилась в уголовное законодательство по аналогии с гражданским законодательством, и это должно было обеспечить единообразие судебных процедур в обоих видах судопроизводства.
В других статьях Книги II непосредственных указаний на участие сведущих людей в судопроизводстве не встречалось. Однако содержание ст. 935-937, где сведущие люди формально не упоминались, свидетельствовало, что, по сути, речь шла именно о них.
В данных статьях устанавливались правила проверки подписей в документах в случае возникновения сомнений в их достоверности. Указывалось, что необходимо «стараться удостовериться чрез сличение почерка» и обнаружение «подлинности или подложности документа чрез соображение его содержания и внешних признаков», но ничего не было сказано о лицах, исполняющих эти функции [7, с. 283-284]. В современной терминологии статьи были посвящены проведению «почерковедческой экспертизы».
Лица, ее проводившие, не конкретизировались и в ст. 1040, где сличение почерка должно было производиться в связи с определением уровня доказательности проверяемого документа (совершенное или несовершенное доказательство) [7, с. 309].
Очевидно, что здесь составителями был допущен юридический пробел, который правоприменительная практика не замедлила бы обнаружить. И, действительно, в издании Свода законов 1842 г. было произведено соответствующее изменение: к ст. 1074, 1075 и 1077 (изменение нумерации объяснялось увеличением общего объема Свода законов уголовных), полностью повторившим содержание ст. 935, 936, 937, была добавлена ст. 1076: «Почерк руки, в случаях сомнения, предоставляется сличать секретарям присутственных мест» [8, с. 213]. Тем самым законодатель в качестве сведущих в определении достоверности почерков людей определил чиновников присутственных мест (судов).
В издании Свода законов уголовных 1857 г. (название книги II было изменено на «Законы о судопроизводстве по делам о преступлениях и проступках») формулировка ст. 205, по расположению в главе и содержанию соответствовавшей ст. 1076 в издании 1842 г., была еще раз уточнена: «Сличение почерка руки, в случаях сомнения, предоставляется тем же лицам, которыми на основании Законов гражданских такое сличение производится в гражданских делах» [9, с. 39].
В ст. 350 Свода законов о судопроизводстве и взысканиях гражданских 1857 г., регулировавшей сличение почерков, такими лицами
определялись «сведущие в том языке, на коем писаны и подписаны сличаемые длкументы», а именно секретари присутственных мест, учителя чистописания или другие преподаватели и вообще лица, «которые по заключению надлежащих присутственных мест могут в сем случае быть признаны сведущими» [5, ^ 73].
Следовательно, в законодательстве 1857 г. произошла унификация почерковедческой экспертизы в уголовном и гражданском судопроизводстве на основе признания лицами, ее проводящими, сведущих в этой процедуре людей.
Однако, за исключением этих изменений, более власть в 1840-1850-е гг. общие правила об участии сведущих людей в уголовном судопроизводстве как-либо не редактировала.
В результате содержание ст. 929, 943, 1042 Свода 1832 г. было полностью воспроизведено в изданиях 1842 г. (ст. 1068, 1083, 1192) [8, с. 212, 214, 232-233] и 1857 г. (ст. 197, 212, 328) [9, с. 38, 40, 59].
Регламентировавший судебно-медицинское использование знаний сведущих людей Свод Уставов судебной медицины (чаще - просто Устав судебной медицины) был включен составителями Свода законов 1832 г. в состав т. XIII (ч. II).
Устав судебной медицины не являлся оригинальным для российского законодательства документом, так как основывался на «Наставлении врачам при судебном осмотре и вскрытии мертвых тел», утвержденном именным указом Николая I от 19 декабря 1828 г. [1].
Именно в этом документе, подготовленном по указанию императора Медицинским советом Министерства внутренних дел, впервые на законодательном уровне подробно регламентировалась деятельность врачей при проведении экспертизы, устанавливающей причины смерти. За исключением первой в Уставе судебной медицины ст. 1024, остальное его содержание состояло из «Наставления о производстве судебно-медицинского исследования в случаях уголовных» (ст. 1025-1201), с небольшими изменениями воспроизводившего все 177 параграфов Наставления 1828 г. [3, с. 258-325].
Некоторые изменения имели чисто технический характер. Например, латинские буквы, использовавшиеся при нумерации пунктов в отдельных параграфах Наставления 1828 г., в аналогичных статьях Наставления 1832 г. заменялись русскими буквами. Другие изменения носили уточняющий характер. Так, в ст. 1046 (1832 г.) в норму о принесении присяги врачами, на государственной службе не состоящими, было добавлено, в сравнении с § 22 (1828 г.), что присяга необходима в случаях, когда «истинная причина смерти еще не доказана и сомнительна» [3, с. 264].
В ст. 1024 Устава судебной медицины определялась его конкретная предназначенность: «Судебно-медицинские исследования требуются или по делам управления, или по делам гражданским, или наконец по делам уголовным. Здесь излагаются правила о производстве судебно-медицинского исследования в случаях уголовных» [3, с. 258]. Значит, Устав относился только к уголовному законодательству.
Он состоял из 10 глав.
В главе I. «Введение» (ст. 1025-1047) регламентировался общий порядок назначения и проведения медицинского исследования мертвых тел [3, с. 258-264]. Принципиальную важность, на наш взгляд, представляли статьи, в которых функции врача, проводившего исследование, де-факто характеризовалась как функции судебного эксперта (в современном понимании). Например, в ст. 1033 устанавливалось, что «врач, производящий судебное исследование, яко чиновник, долженствующий по сему предмету иметь особенные сведения, считается в сем случае первым лицом», а в ст. 1037 конкретизировалось, что акт осмотра тела или свидетельство «есть обстоятельный ответ на сделанный Присутственным местом вопрос, относительно всего того, что оказалось и открылось при осмотре мертвого тела и от чего смерть последовала». В ст. 1039-1043 регламентировались требования к врачебному свидетельству (акту осмотра тела): оно должно было состоять из введения, исторической части, мнения и заключения, причем подробно перечислялись требования к их содержанию и специально подчеркивалось, что во мнении должно «различать то, что никакому сомнению не подлежит, от того, что только вероятно». Наконец, в ст. 1047 допускалась возможность переосвидетельствования тела «при возникшем подозрении о несправедливости сделанного осмотра».
В главе II. «О судебном осмотре мертвых тел вообще» (ст. 1048-1069) подробно характеризовались правила проведения такого осмотра и требования к действиям врача [3, с. 265-272].
Основное содержание последующих глав сводилось, по сути, к правилам патологоанатомического исследования (в современном понимании) мертвого тела на предмет определения причин смерти.
Так, главы Ш^П (ст. 1070-1127) были целиком посвящены изложению правил исследования отдельных частей тела и внутренних органов [3, с. 272-295]. В двух главах устанавливались требования к медицинским действиям (и используемым в них средствам), производимым в случаях подозрения на отравление: глава VIII. «Правила, как поступать при исследовании мертвых тел, когда имеется подозрение об отравлении» (ст. 1128-1139) и глава IX. «О противудействующих средствах (reagentia), употребляемых для открытия ядов» (ст. 1140-1189) [3, с. 295-320]. Можно предположить, что значительный объем этих двух глав свидетельствовал о сравнительной распространенности данного вида насильственных смертей в тогдашней России.
В заключительной главе Х. «Об исследовании повреждений вообще» (ст. 1190-1201) центральное место было отведено определению роли медицинской экспертизы в случаях, когда телесные повреждения могли стать причиной смерти [3, с. 320-325]. Содержание некоторых статей также свидетельствует, что функции врача были аналогичны функциям судебно-медицинского эксперта. Так, от врачей требовалось предоставление суду точного знания, было ли нанесенное повреждение смертельным, именно оно явилось причиной смерти, или оно только могло, но не у всех, а у некоторых людей и при определенном их состоянии, повлечь смертельный исход (деление на «неизбежно смертельные и случайно смертельные» повреждения). Именно врачебное заключение рассматривалось законом в качестве средства «привести судью в возможность судить о намерении преступника, то есть, было ли убийство умышленным или неумышленным» (ст. 1194-1195). Отсюда вытекало основное тре-
бование закона к врачебному заключению «о причинах особой смертельности повреждений»: оно должно было иметь столь убедительный характер, «дабы чрез объяснение сие привести судью в состояние судить о намерение виновника смерти и определять ему наказание, соразмерное преступлению» (ст. 1200).
Таким образом, Устав судебной медицины фактически зафиксировал роль судебно-медицинской экспертизы (хотя она так и не называлась) в уголовном судопроизводстве как важнейшего источника доказательств, используемых в суде при принятии решений. С этой точки зрения на врача, выполнявшего функции судебного эксперта, налагалась особая ответственность, поскольку на его мнении, как подчеркивалось законодателем, «не редко основывается приговор, решающий честь, свободу и жизнь подсудимого» (ст. 1025) [3, с. 258].
Устав судебной медицины 1832 г., что, безусловно, свидетельствовало о его высоком качественном уровне, в основной своей части был воспроизведен в изданиях Свода законов Российской империи 1842 и 1857 гг.
Технические изменения в Уставе были связаны с изменением нумерации статей в силу увеличения объема других входивших в состав XIII-го тома уставов. Единственное существенное содержательное изменение заключалось в исключении в этих двух изданиях прежней главы IX. «О противудействующих средствах (reagentia), употребляемых для открытия ядов». По всей видимости, было признано нецелесообразным законодательно регламентировать вопрос, имевший для медицинской экспертизы второстепенный или вспомогательный характер.
В результате Устав стал состоять из 9 глав, где содержание главы IX соответствовало содержанию главы Х из Устава 1832 г. Общее число статей в Уставе судебной медицины изданий 1842 и 1857 гг. составило 132 статьи: ст. 1303-1434 в Уставе судебной медицины 1842 г. [4, с. 236-270] и ст. 1735-1866 в Уставе судебной медицины 1857 г. [6, с. 323-358]. Кроме того, следует отметить, что в издании 1857 г. изменилось наименование всего т. XIII, он стал называться «Уставы о народном продовольствии, общественном призрении и врачебные».
Таким образом, резюмируя итоги анализа экспертных статей российского уголовно-процессуального законодательства 1830-1850-х гг., следует заключить, что центральное место в действующем законодательстве 1857 г. отводилось судебно-медицинской экспертизе. Но если Устав судебной медицины, разработанный на передовом для медицинской науки того времени уровне, вполне можно было без каких-либо изменений инкорпорировать в реформируемое при Александре II законодательство, то экспертиза как составная часть всего уголовного судопроизводства должной системностью и полноценной разработанностью еще не обладала. Значит, перед создателями судебных уставов 1864 г., помимо всех остальных задач, вставала и задача обеспечения в рамках планировавшегося ими перехода к смешанной системе уголовного судопроизводства необходимого уровня системности и взаимосвязи всех правовых норм, предназначавшихся для регламентирования экспертной деятельности в рамках уголовного судопроизводства.
Библиогра фия:
1. Наставление врачам при судебном осмотре и вскрытии мертвых тел // Полное собрание законов Российской империи, повелением государя императора Николая Павловича составленное. Собрание второе с 12 декабря 1825 года. СПб.: Тип. Второго Отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии, 1830. T. III. № 2531. С. 1167-1205.
2. Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Павловича составленный. СПб.: Тип. II-го Отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии, 1832. T. X. Законы гражданские и межевые. 1215 с.
3. Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Павловича составленный. Издание 1832 года. СПб.: Тип. II-го Отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии, 1832. T. XIII. Уставы благочиния. 1148 с.
4. Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Первого составленный. Издание 1842 года. Отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии, 1842. T. XIII. Уставы благочиния. 771 с.
5. Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Первого составленный. Издание 1857 года. Отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии, 1857. Т. Х. Ч. II. 525 с.
6. Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Первого составленный. Издание 1857 года. Отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии, 1857. T. XIII. Уставы о народном продовольствии, общественном призрении и врачебные. 996 с.
7. Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Павловича составленный. СПб.: Тип. Второго Отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии, 1832. T. XV. Свод законов уголовных. 560 с.
8. Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Первого составленный. Издание 1842 года. СПб.: Тип. Второго Отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии, 1842. T. XV. Законы уголовные. 490 с.
9. Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Первого составленный. Издание 1857 года. СПб.: Тип. Второго Отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии, 1857. T. XV. Законы уголовные. 964 с.
10. Судебные уставы 20 ноября 1864 г. за пятьдесят лет: в 2 т. Пг.: Сенат. тип., 1914. Т. I. XI, 786 с.
11. Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Изд. 4-е. СПб.: Тип. Т-ва «Общественная польза», 1912. T. I. XII, 566 с.
12. Чистяков О. И., Новицкая Т. Е. Реформы Александра II // Реформы Александра II. М.: Юрид. лит., 1998. С. 5-36.
References:
1. Instruction to doctors during the judicial examination and autopsy of dead bodies // The Complete Collection of laws of the Russian Empire, compiled by the order of the sovereign im-perator Nikolai Pavlovich. The second meeting from December 12, 1825. St. Petersburg: Type. The Second Department Of Its Own E.I.V. Chancellery, 1830. T. III. No. 2531. pp. 1167-1205.
2. The Code of Laws of the Russian Empire, compiled by the order of the Sovereign Emperor Nikolai Pavlovich. St. Petersburg: Type II of the Department of Its Own E.I.V. Chancellery, 1832. T. X. Civil and boundary laws. 1215 p .
3. The Code of Laws of the Russian Empire, compiled by the order of the Sovereign Emperor Nikolai Pavlovich. Edition of 1832. St. Petersburg: Type. II of the division of Its Own E.I.V. Chancellery, 1832. T. XIII. The statutes of the deanery. 1148 p .
4. The code of Laws of the Russian Empire, compiled by the order of the Sovereign Emperor Nicholas the First. Edition of partment Of Its Own E.I.V. Chancellery, 1842. T. XIII. The statutes of the deanery. 771 pp .
5. The code of Laws of the Russian Empire, compiled by the order of the Sovereign Emperor Nicholas the First. Edition of partment Of Its Own E.I.V. Chancery, 1857. T. H. Ch. II. 525 p.
6. The code of Laws of the Russian Empire, compiled by the order of the Sovereign Emperor Nicholas the First. Edition of partment Of Its Own E.I.V. Chancellery, 1857. T. XIII. Charters on national food, public charity and medical. 996 p.
7. The Code of Laws of the Russian Empire, compiled by the order of the Sovereign Emperor Nikolai Pavlovich. SPb.: E.I.V. Chancery, 1832. T. XV. The code of criminal Laws. 560 pp .
8. The code of Laws of the Russian Empire, compiled by the order of the Sovereign Emperor Nicholas the First. Edition of partment Of Its Own E.I.V. Chancellery, 1842. T. XV. Criminal laws. 490 pp .
9. The code of Laws of the Russian Empire, compiled by the order of the Sovereign Emperor Nicholas the First. Edition of partment Of Its Own E.I.V. Chancellery, 1857. T. XV. Criminal laws. 964 p .
10. Judicial statutes of November 20, 1864 for fifty years: in 2 t. Pg.: Senate. type., 1914. T. I. XI, 786 p.
11. Foynitsky I. Ya. Course of criminal proceedings. Ed. 4-E. SPb.: Type. T-va "Public benefit"', 1912. T. I. XII, 566 p.
12. Chistyakov O. I., Novitskaya T. E. Reforms of Alexander II // Reforms of Alexander II. Moscow: Yurid. lit., 1998. pp. 5-36.
СПб.: Тип. Второго СПб.: Тип. Второго СПб.: Тип. Второго
1842. St. Petersburg.
1857. St. Petersburg.
1857. St. Petersburg.
Type. Of the Second
1842. St. Petersburg.
1857. St. Petersburg.
Type. The Second DeType. The Second DeType. The Second DeDepartment of Its Own Type. The Second DeType. The Second De-
