CC BY
91Любовь САТУШИЕВА
Кандидат юридических наук, доцент кафедры конституционного и административного права Кабардино-Балкарского государственного университета
им. Х.М. Бербекова (Нальчик, Российская Федерация).
СУДЬБЫ НАЦИОНАЛЬНЫХ КУЛЬТУР НАРОДОВ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В XIX - НАЧАЛЕ ХХ ВЕКОВ
Резюме
В статье рассматривается история формирования правового статуса национальных культур народов на территориях, присоединенных в разные времена к Российской империи в целом и на Северном Кавказе в частности. В отличие от ислама, который российские власти были вынуждены при-
знать и с которым уже с XVII—XVIII веков начали формировать правовые отношения, национальные культуры далеко не сразу стали объектом российского законодательства. Российская империя лишь в ограниченных масштабах признавала права иноэтничных народов на религию и собственную культуру.
В в е д е н и е
Кавказ — сложный регион, который в исторической ретроспективе всегда выступал пробным камнем политики России в переходные периоды, когда менялись устои российского общества. Право как многофункциональный социальный регулятор было важной составляющей формирования российской политики на Кавказе XVIII—XX веков. Наблюдающийся в последние десятилетия всплеск интереса к проблеме развития правого регулирования на Кавказе происходит в общем контексте переходного периода, переживаемого российским обществом и российским государством. И если государства Южного Кавказа теперь выстраивают свои системы права самостоятельно, то Северный Кавказ по-прежнему составляет часть юрисдикции Российской Федерации.
Сложные национально-религиозные проблемы нынешнего времени свидетельствуют, что вопросы, связанные с формированием режимов контроля национальной и религиозной жизни, до сих пор не потеряли актуальности. Более того, сегодня история утверждения российского права на Северном Кавказе приобретает особый интерес в связи со стремлением исламских радикальных лидеров «заменить» его шариатом — мусульманским правом; они доказывают, что он ближе и понятнее народам Северного Кавказа.
Наиболее острые дискуссии до сих пор вызывает вопрос о правовом статусе национальных культур народов Российской империи. В силу нескольких обстоятельств эти культуры не сразу стали объектом российского законодательства. Во-первых, национальная культура часто была синонимом культуры религиозной (чаще всего исламской).
Во-вторых, как отмечает О.В. Беляева, по сути, «Российская империя исторически сложилась как унитарное централизованное многонациональное государство. Государственное управление в национальных регионах в определенной мере учитывало исторические, социально-экономические, культурные, бытовые и религиозные особенности коренного населения этих регионов». Основанная на учете этих особенностей система государственного управления оставалась неизменной, не отражая ни развивавшихся в российском обществе социально-экономических и политических процессов, ни роста национального самосознания нерусских народов, их возраставшего стремления к национально-государственному самоопределению1.
Правовые основы сохранения национальных культур народов Северного Кавказа во второй половине XIX века
На формальном (официальном) уровне российские имперские власти декларировали сохранение национальных культур присоединенных к империи народов. Так, в 1837 году в распоряжении военного министра командующему войсками на Кавказской линии и в Чер-номории Вельяминову поручалось сообщить народам, подведомственным Сунженской, Кабардинской и Кубанской линиям, «о сохранении прав их на земли, веру и обычаи предков, Государь Император изволил поручать отвечать, что никто не думает их лишать сего, но что награды всегда последуют верной службе»2. Однако стоит обратиться к неофициальным источникам этого периода, например к мемуарам военных офицеров, служивших на Северном Кавказе, как впечатление об уважительном отношении к национальным культурам горцев Кавказа представится обманчивым. Так, военный офицер С.Д. Безобразов в 1842 году описывал культуру горцев Северного Кавказа следующим образом: «.. .весь Кавказский хребет, со многими на нем живущими племенами, не должно принимать ни за крепость, ни за армию, ни за нацию, а так, как я с самого начала этого изложения сказал, — за пристанище гордых закоснелых разбойников»3. Кавказские дикие племена — так называет С.Д. Безобразов в своих мемуарах народы Северного Кавказа4.
Российские чиновники, внедряя в первой половине XIX века основные принципы государственной власти на присоединенных территориях, хотя и называли их часто национальными регионами, все же под национальными особенностями понимали скорее религию и нормы обычного права, а не собственно национальные культуры, в основе которых лежало в первую очередь использование родного языка. В отношении большинства народов окраин проводилась ярко выраженная политика культурной ассимиляции. В русской политической идеологии была широко распространена идея о цивилизаторской роли России в национальных регионах. Многие путешественники в первой половине XIX века описывали, как это происходило. Так, в Нальчике в военной крепости за государственный счет была устроена школа для детей 13—14 лет — выходцев из семей старшин карачаевцев, кабардинцев и пр. Преподавание в школе велось на русском языке. «Правительство, устраи-
1 См.: Беляева О.В. Вопросы государственного устройства в Государственной думе дореволюционной России: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2004. С. 11—12.
2 Российский государственный военно-исторический архив. Ф. 13454. Оп. 2. Д. 281. Л. 1 об.
3 Безобразов С.Д. Рассуждение и мнение о покорении Кавказа 1842 года. В кн.: Кавказский сборник. Т. 2 (34). М., 2005. С. 141.
4 См.: Там же.
вая эту школу, имело в виду весьма мудрый политический расчет. Дети местных жителей, меняя свои первоначальные представления и постепенно отказываясь от своей неприязни к русским, возвратятся к домашним очагам более образованными, более развитыми и приобщенными к европейским нравам»5. При этом «детей вполне прилично содержат и одевают по образу жизни в их стране. Они соблюдают под надзором их магометанского муллы предписанные Кораном посты, и русские далеки от мысли, чтобы обращать их в христианство». «Благодаря стараниям русского правительства их нравы начинают смягчаться, дети князей и узденей воспитываются в России, затем поступают на службу, где начинают понимать все прелести и преимущества цивилизации... Только в горниле цивилизации можно будет изменить нравы этого народа (имеются в виду кабардинцы)»6.
Наиболее ярко отношение имперских властей к культурам народов, проживавших на присоединенных территориях, проявилось в их отношении к традиционным горским элитам. Россия занялась элитами уже на самых ранних этапах своего присутствия на Северном Кавказе. В первую очередь она попыталась включить горскую знать в административно-политическую систему Империи. Без этого российские управленческие структуры было невозможно приспособить к местным условиям. В частности, местные полицейские органы в форме воинской стражи, как правило, создавались на базе местных элит. Е.Г. Битова указывает, что представители всех балкарских владельческих фамилий находились на российской службе. «Фактор постоянного российского военного присутствия в Кавказском регионе, принятие верноподданнических присяг и служба балкарской знати в российской армии не столько разрушали традиционно высокий политический статус таубиев, обладавших значительной административной, военной и судебной властью в своих обществах, сколько изменяли его качество. Теперь на новых, легитимных для российского правительства началах представители горской знати получали привилегии правящего класса, если проявляли лояльность к российскому государю и обеспечивали социально-политическую стабильность в своих обществах. В сферу русской культуры была вовлечена определенная, хотя и немногочисленная, часть балкарского социума, его этническая элита»7.
Вторым фактором, влиявшим на правовой статус национальных культур новых подданных, стало отношение имперских властей к некоторым традициям, которые те сочли возможным включить в систему управления как инструмент легитимизации своей власти на Северном Кавказе. Это подчеркивают многие историки. Так, Е.Г. Битова указывает, что для первого этапа включения Северного Кавказа (XVIII — первая половина XIX в.) было характерно сочетание военного администрирования с формами местного самоуправления, обращение к традициям, подключение существовавших ранее институтов. Это должно было обеспечить более гладкий переход к новой власти и признание ее легитимности8. В годы правления М.С. Воронцова «общей системой» стало назначение на чиновничьи должности представителей коренных народов Кавказа. Они также привлекались к разработке и подготовке законодательных и административных вопросов9.
В.В. Дегоев считает, что русские чиновники, называемые автором «просвещенной «колониальной» бюрократией», на Кавказе отказались от надменного культуртрегерского взгляда на «туземную» духовную жизнь, «от лукавого соблазна сравнивать ее с русско-европейскими ценностями в контексте категорий «выше-ниже», «лучше-хуже». Они уже
5 Бесс Ж.-Ш. де. Путешественник в Крым, на Кавказ, в Грузию, Армению, Малую Азию и в Константинополь в 1829 и 1830 годах. В кн.: Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XШ—XIX веков / Сост. В.К. Гарданов. Нальчик, 1974. С. 337—338.
6 Бларамберг И.Ф. Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа. В кн.: Адыги, балкарцы. С. 415.
7 Битова Е.Г. Балкарская знать в условиях включения в административно-политическую систему Российской империи // Исторический вестник. Т. 2. Нальчик, 2005. С. 152—153.
8 См.: Там же. С. 145.
9 См.: Там же. С. 152.
тогда всем своим образом действий ставили вопрос не о поглощении», как, например, считает другой кавказовед, Е.Г. Битова10, «а о выращивании феномена, который был удачно назван канадским историком Г. Райнлендером национально-имперской культурой. И в конечном счете именно эта, а никакая другая формула — несмотря на массу объективных и субъективных препятствий — восторжествует во второй половине XIX века и, тем более, в XX веке»11. В.В. Дегоев подчеркивает, что русские власти на Северном Кавказе стремились воспитать среди народов региона имперскую надэтничную и надкон-фессиональную идентичность. Эту политику зачастую обозначают не очень корректным, во всяком случае, очень условным, термином «русификация». На самом деле происходил куда более широкий, емкий и сложный цивилизационный процесс, заслуживающий, на взгляд историка, другого наименования. Речь может идти скорее об «имперской самоидентификации» личности, класса, общества, формирующейся под влиянием конкретных материальных и духовных стимулов, определенной культурно-идеологической среды и предполагающей осознанный и добровольный выбор12. В.В. Дегоев утверждает, что «национальный колорит не вытеснялся и не подавлялся, а органично сращивался с имперской культурой, дополняя и обогащая ее»13. «В ходе утверждения России на Кавказе потребовался определенный период трудной взаимоадаптации разных культур. Русские генералы, считая свое «цивилизаторское миссионерство» абсолютным благом, подчас отождествляли его с абсолютным правом нести к кавказским народам «свет разума и просве-щения»14. В.В. Дегоев считает, что, «несмотря на существенные цивилизационные различия между Закавказьем и Северным Кавказом, по отношению к обоим субрегионам Россия осуществляла единый курс, нацеленный на геостратегическую, политическую, социокультурную, идеологическую и экономическую интеграцию их в имперскую систему». Варьировалась только технология реализации15.
Более гибкую позицию по правовому статусу национальных культур присоединенных народов занимает А. Каппелер. В целом, как считает историк, в России не было последовательной национальной политики16. Он обратился к теоретической модели, созданной К. Дойчем, Э. Геллнером, М. Грохом и принятой в настоящее время на Западе, согласно которой народы Европы делились на «малые» и «большие». «Большие» имели свою элиту, высокую культуру и живую традицию государственности. «Малые» характеризовались неполной социальной структурой, отсутствующей или прерванной традицией высокой культуры и государственности. Были и промежуточные типы17. Горцев Северного Кавказа А. Каппелер относил к «малым» народам18. В условиях XIX века не только религия, но и национальные культуры являлись важными стимулами для развития горских обществ. Так, А. Каппелер указывает, что в течение XIX века народы Российской империи были охвачены национальными движениями, которые имперские власти всячески подавляли, сотрудничая лишь с элитами нерусских движений. Он пишет: «Новые национальные элементы были несовместимы с традиционными основаниями империи, и трансформация России в национальное государство по примеру Франции и Германии уже не была возможной»19.
10 См.: Там же. С. 141.
11 Дегоев В.В. Кавказ в составе России: формирование имперской идентичности. В кн.: Кавказский сборник. Т. 1 (33). М., 2004. С. 34.
12 См.: Там же. С. 38.
13 Там же. С. 47.
14 Там же. С. 40.
15 См.: Там же. С. 45.
16 См.: Каппелер А. Национальные движения и национальная политика в Российской империи: опыт систематизации (XIX—1917 г.). В кн.: Россия в XX веке. Проблемы национальных отношений / Под общ. ред. А.Н. Сахарова, В.А. Михайлова. М., 1999. С. 107.
17 См.: Там же. С. 101.
18 См.: Там же. С.104.
19 Там же. С. 101, 105, 108.
История формирования системы правового регулирования национально-религиозных отношений между российскими властями и коренными народами присоединенных территорий — так называемыми инородцами — показывает, что Российская империя, хотя и стремилась быть правовым государством, оставалась страной, в которой превалировали не принципы права, а политическая целесообразность.
Правовая политика Российской империи в сфере национальных и религиозных отношений была весьма специфична. В целом эти отношения регулировались российским светским законодательством. Российское государство, безусловно, стремилось постепенно предоставить всем включенным в нее народам те права, которыми пользовались русские подданные империи. При этом государство само старалось создать юридический механизм, обязывающий его соблюдать эти права, в интересующем нас случае — механизм реализации прав российских мусульман.
В целом правовые нормы затрагивали, главным образом, три группы населения:
■ первая группа норм была направлена на регулирование правовых отношений государства со всем нерусским населением страны;
■ вторая группа была ориентирована на ограничение прав нехристиан (эти нормы действовали преимущественно в отношении евреев и мусульман);
■ третья группа касалась ограничений и изъятий в правах отдельных народностей (преимущественно евреев).
По сути, права и обязанности как мусульманского духовенства, так и остальных российских мусульман определялись через два механизма:
1) путем применения общих норм российского светского законодательства, отчасти учитывавшего и нормы адата (обычного права), и нормы шариата (мусульманского права);
2) путем создания временных инструкций и предписаний.
Исследование факторов, влияющих на формирование национально-религиозной политики по отношению к горцам Северного Кавказа, показало, что решающим событием здесь стала Кавказская война, которая обеспечила установление российской власти в регионе в условиях перемежающихся периодов мира и военных действий. Основным результатом стало то, что в регионе на протяжении XVIII — первой половины XIX веков доминировали военные власти и военные методы воздействия на население, тогда как гражданские власти постоянно стремились на Северном Кавказе в первую очередь к модернизации горской жизни путем правового оформления и правовых реформ. Поэтому правовой статус северокавказских мусульман определялся главным образом военными инструкциями и предписаниями, носившими временный характер, однако не ограниченными каким-то определенным сроком действия.
Правовые основы сохранения национальных культур народов Северного Кавказа во второй половине XIX века
Одной из первых форм проявления политики сохранения национальных культур стало отношение к традиционной системе власти — общинному устройству. X.М. Дума-
нов подчеркивает: «Значительные изменения претерпели и обычно-правовые нормы, связанные с устройством и управлением сельской общиной. Царская администрация, сохранив общину у кабардинцев, организовала ее внутреннее устройство по типу русской общины. Все члены сельской общины были связаны круговой порукой и несли ответственность не только за себя, но и за остальных членов сельского общества»20. Имели место и другие формы использования традиций для усовершенствования системы управления. Так, в 1894 году вышло «Временное положение о мерах для удержания туземного населения Терской области от хищничества и в особенности от всяких насилий против лиц нетуземного происхождения», в котором была легализована горская традиция — принцип коллективной ответственности за каждый случай хищения имущества при необнаружении виновного. Эта традиция широко применялась в случаях кражи имущества у русского населения, проживающего на Северном Кавказе. В.А. Матвеев считает, что благодаря введению военно-народного управления Россия сохранила на Северном Кавказе традиционные управленческие учреждения, с помощью которых и контролировала ситуацию в регионе. В основу военно-народного управления был положен «долговременный политический компромисс», конечной целью которого было гражданское приобщение горцев к России, формирование общероссийского гражданского самосознания21.
О.В. Беляева указывает, что «Российская империя в конце XIX — начале XX века представляла собой континентальное многонациональное государство, обеспечивавшее населению определенную безопасность, внешнюю стабильность и развитие, обладавшее значительным экономическим потенциалом и военной мощью для поддержания баланса сил на мировой арене»22. «По мнению большинства историков права и юристов, Россия в конце XIX — начале XX века представляла собой унитарное государство. Теория конституционного права определяет унитарное государство как единое государство, внутри которого нет государственных образований, а административно-территориальные единицы не обладают политической самостоятельностью»23. Вместе с тем многонациональные унитарные государства имеют некоторую специфику. «В таких государствах, где компактно проживают на своих исконных территориях представители разных национальностей, допускается определенная децентрализация — некоторые народы могут иметь автономные органы управления»24.
Наряду с общинной организацией на Северном Кавказе были сохранены и отчасти легализованы традиционные суды, основанные на нормах обычного права. Нормы обычного права стали применяться в Кубанской и Терской областях в организованных российской властью Горских судах. Эта судебная система была создана вместо введения в регионе Судебных уставов 1864 года. В Указе о введении говорится: «.в местностях, занимаемых горским населением, определение времени введения мировых учреждений на одинаковых основаниях с занятыми русским населением местностями, предоставить наместнику Кавказскому; до этого же времени разбирательство возникающих в сих местностях между горцами дел, отнесенных судебными уставами 20 ноября 1864 года к ведению мировых судей, оставить по-прежнему за Горскими словесными судами, которые имеют быть преобразованы согласно новому их назначению по ближайшему усмотрению наместника Кавказского»25.
20 Думанов Х.М. Обычное имущественное право кабардинцев. Нальчик, 1976. С. 20.
21 Матвеев В.А. К вопросу о последствиях Кавказской войны и вхождении северокавказских народов в состав России. В кн.: Кавказская война: уроки истории и современность: Материалы научной конференции. Краснодар, 1995. С. 196.
22 Беляева О.В. Указ. соч. С. 15.
23 Там же.
24 Там же. С. 16.
25 Рейнке Н.М., Агишев Н.М., Бушен В.Д. Материалы по обозрению горских и народных судов Кавказского края. СПб, 1912. С. 10.
На основании этого Указа для Горских судов были выработаны так называемые «Временные правила», утвержденные наместником Кавказским 18 декабря 1870 года. Горские суды должны были работать до введения судебных уставов 20 октября 1864 года и сохранились вплоть до 1917 года. Подсудность дел Горскому суду определялась тремя условиями: принадлежностью тяжущихся к горскому племени, территориальным районом компетенции Горского суда и самим родом дел26. В ведении Горских судов были уголовные и гражданские дела («По общему правилу, Горский словесный суд решает дела на основании местных обычаев и только по таким делам, для решения которых обычай не сложился, руководствуется общими законами империи»27), а также бракоразводные и наследственные дела по шариату. Помимо Горских судов была введены аульные суды, рассматривающие мелкие уголовные проступки, а также причинение обиды словом в мечети28.
По мнению Д.М. Усмановой, если на более ранних этапах ограничительный компонент в российском законодательстве был в основном религиозно мотивированным, то на более поздних этапах развития российской государственности преобладали ограничения по национальным мотивам29. Как нам представляется, отношение к национальным культурам инородцев было намного проще и отчетливее, чем религиозная политика. Д.А. Милютин, военный министр (1861—1880), в своей статье «О разноплеменности в населении государств», посвященной принципам формирования национальной политики Российской империи (1911 г.), подчеркивал незыблемость «единой и неделимой России» и негативно воспринимал децентрализаторские процессы, все более усиливавшиеся на окраинах империи30. Надо отметить, что к концу XIX — началу XX века открыто выраженная русификаторская политика Российской империи стала приносить свои первые результаты: на национальных окраинах, в частности на Северном Кавказе, наблюдалось ослабление национальных культур и все более активная ассимиляция горского населения. Так, московские юристы писали в начале XX века, что «с течением времени и с проникновением культуры в среду горского населения, а частью ввиду, хотя бы и в слабой степени проявляющейся естественной ассимиляции горского населения с русским, весьма многие обычаи в сфере правовых отношений горцев утратили уже свое прежнее значение»31. Ключевым вопросом в отношении российских властей к национальным культурам инородцев Российской империи стала российская образовательная политика.
В целом, как показывают документы второй половины XIX века, с 1870-х годов имперские власти проводили насильственную образовательную политику среди инородцев — так называемая методика Ильминского, основанная на сочетании русского и местных языков, вначале была опробована в Поволжье, а затем поволжский опыт был распространен и на Кавказ32.
С 1880-х годов основной целью Кавказского наместничества в сфере образования было развитие народного образования, «как наиболее действительного средства к поднятию нравственного уровня местного населения и сближения его с господствующею народностью»33. В начале XX века Кавказский наместник И.И. Воронцов-Дашков счи-
26 См.: Рейнке Н.М., Агишев Н.М., Бушен В.Д. Указ. соч. С. 12—13.
27 Там же. С. 15.
28 См.: Там же. С. 13.
29 См.: Усманова Д.М. Мусульманские представители в российском парламенте 1906—1916. Казань. 2005. С. 91.
30 См.: Милютин Д.А. О разноплеменности в населении государств // Источник, 2003, № 1. С. 51.
31 Рейнке Н.М., Агишев Н.М., Бушен В.Д. Указ. соч. С. 113—114.
32 См.: Сборник документов и статей по вопросу об образовании инородцев. СПб, 1869.
33 Михаил Николаевич, великий князь, наместник Кавказа. Записка «О мероприятиях к возвышению уровня гражданского благосостояния и духовного преуспения населения Кавказского края» (1879 г.). В кн.: Кавказский сборник. Т. 2 (34). М., 2005. С. 154.
тал систему Ильминского абсолютно пригодной для Кавказа34. Он писал, что «...задачею народных школ во внутренней России является поднятие умственного развития населения. Кроме этой задачи, кавказская народная школа имеет перед собою еще другую цель — насадить в иноязычном населении русскую речь, которая является, без сомнения, главнейшим фактором объединения разноплеменного коренного населения края с империею»35. Наместнику крайне не нравилось стремление северокавказских мусульман к развитию образования на местных языках и с фундаментальным преподаванием ислама. И.И. Воронцов-Дашков писал, что «среди местного кавказского общества, под влиянием общих националистических веяний, пробудилось стремление к введению в курс средних учебных заведений обязательного преподавания учащимся коренного кавказского происхождения родных языков.»36 Свою политику российские власти предполагали продолжать и дальше. A.A. Макаров, министр внутренних дел, в своей записке по мусульманскому вопросу предлагал усилить образовательную деятельность в мусульманских регионах именно на русском языке37.
В 1990-х годах в связи с новыми веяниями в исторической и юридической науке в научной среде возникло несколько точек зрения на последствия национально-культурной политики Российской империи среди инородческого населения.
С одной стороны, местные, в частности северокавказские, исследователи считают, что во второй половине XIX — начале XX веков имел место «культурный» геноцид горцев Северного Кавказа. Так, Ж.А. Калмыков подчеркивает, что только в 1990-х годах в исторической науке появилась «возможность освободиться от великодержавного идеологического шаблона царизма и сталинизма». Автор настаивает на том, что в истории горцев Северного Кавказа был «длительный процесс насильственной ломки традиционных общественно-политических институтов кабардинцев и балкарцев и внедрение в их жизнь колониальных порядков»38.
Е.И. Воробьева считает, что Российская империя в XIX веке взяла курс на создание «единого» государства, на принцип государственного единства, единого народа и политику «сближения» народов, в то время как сами народы стремились, наоборот, к национальному развитию39. Особенно эти идеи и политика усилились во второй половине XIX века, когда «.в имперской политике обозначилось стремление к культурной и административной унификации империи. Это подразумевало более значительное, чем прежде, вторжение имперских властей в жизнь нерусских сообществ, культурные особенности которых стали рассматриваться как существенное препятствие политике интеграции». Поэтому, как отмечает автор, «подъем национальных движений, с одной стороны, и изменившийся имперский проект — с другой, поставили перед властью новую проблему — «инородческий» вопрос, который состоял из более мелких «вопросов», как например, польского, финляндского, еврейского, мусульманского» и т.д.40 Решение этих вопросов должно было обеспечить успех стратегии самодержавия, направленной на превращение Российской империи в «единое» государство. Имперская политика — это политика, направленная на объединение империи и поддержание ее
34 См.: Воронцов-Дашков. Всеподданнейшая Записка по управлению Кавказским краем. СПб, 1907. С. 108—109.
35 Там же. С. 103.
36 Там же. С. 115.
37 См.: Макаров A.A. Объяснительная Записка по «мусульманскому вопросу» // Источник, 2002, № 1.
С. 64.
38 Калмыков Ж.А. Административно-судебные преобразования в Кабарде и горских (балкарских) обществах в годы Русско-Кавказской войны. В кн.: Кавказская война: уроки истории и современность. С. 116.
39 См.: Воробьева Е.И. Мусульманский вопрос в имперской политике российского самодержавия: вторая половина XIX века — февраль 1917 года: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. СПб, 1998. С. 5.
40 Там же. С. 6—7.
государственного единства. Е.И. Воробьева считает, что «...в условиях многонациональной Российской империи «слияние» государства в единое целое означало административное, социальное и культурное объединение империи. Хотя на практике эта политика не была последовательной и одинаковой по отношению ко всем нерусским подданным империи, сам принцип «государственного единства» стал определяющим в имперской идеологии и практике»41. «Идеология «сближения» стала той призмой, через которую теперь стали рассматриваться российские мусульмане, культурные особенности которых оказались существенным препятствием политике интеграции»42.
С другой стороны, многие современные российские историки, например A.M. Авра-менко, О.В. Матвеев, П.П. Матющенко, В.Н. Ратушняк, ставят под сомнение саму правомерность такой постановки проблемы. «Очень модным в последние годы стало обвинять Россию в геноциде. Не отрицая огромной трагической роли Кавказской войны в исторической судьбе адыгов, авторы статьи тем не менее сомневаются в правомерности применения термина «геноцид» к политике царизма по отношению к адыгам. Геноцид предполагает наличие сознательной цели истребления отдельных групп населения только за принадлежность к определенным этническим, расовым, религиозным или иным группам... Между тем борьба в ходе Кавказской войны велась лишь против тех, кто не хотел сложить оружие и подчиниться самодержавию. Адыги, которые признали власть царизма и согласились переселиться к Кубани и Лабе, сохранили свой язык, культуру и самоуправление. Еще до революции адыги получали образование в Петербурге, пополняли российскую интеллектуальную элиту. Царизм не пытался рассеять адыгов по России, и они сохранились как этнос, в отличие от Турции, где ставилась задача ассимилировать, отуречить адыгов»43.
Проблема массового выселения горцев Северного Кавказа на Ближний Восток
Из вышесказанного становится ясно, что основным предметом спора является вопрос: было ли массовое выселение многих горских народов Северного Кавказа на Ближний Восток «культурным геноцидом» и смогли ли национальные культуры выжить после этого? Рассмотрим точки зрения различных исследователей 1990-х— 2000-х годов.
По мнению О.В. Матвеева, изучавшего Кавказскую войну, российские военные и гражданские власти на Северном Кавказе во многом способствовали дальнейшему развитию и формированию национальных культур региона. «Изучение этнополитических и социокультурных последствий Кавказской войны приводит к выводу, что российская государственность, державность, имперскость не только сохраняла, но и создавала новые этнические общности. Последние обладали при этом не ограниченно-сепаратистским сознанием, а имперским мышлением и становились носителями, строителями и хранителями российской государственности»44.
В литературе бытует и явно пророссийско-имперская позиция, когда все без исключения действия властей оправдываются и оцениваются позитивно. Так, Ф.П. Тройно
41 Воробьева Е.И. Указ. соч. С. 169.
42 Там же.
43 Авраменко A.M., Матвеев О.В., Матющенко П.П., Ратушняк В.Н. Об оценке Кавказской войны с научных позиций историзма. В кн.: Кавказская война: уроки истории и современность. С. 39.
44 Матвеев О.В. Кавказская война на Северо-Западном Кавказе и ее политические и социокультурные последствия: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Краснодар, 1996.
подчеркивает: «Благотворным оказалось культурное влияние — впервые у горских народов появилась своя национальная интеллигенция. Многие сельские общества просили власти об открытии светских школ, вносили средства на их содержание. Горская молодежь преимущественно из привилегированных слоев обучалась в гимназиях и высших учебных заведениях России. Народы Кавказа стали приобщаться к достижениям мировой цивилизации, внесли свой вклад в развитие российской культуры»45. В.Н. Мальцев подчеркивает, что «традиции управления времени Кавказской войны, выражавшиеся в наличии военно-административных органов, ограничений законодательного характера, неполноправности части населения, сопряженные с колебаниями правительства и его контрреформистским курсом последнего десятилетия XIX века, сдерживали процесс интеграции Северного Кавказа в социально-политическую и экономическую структуру Российской империи, подчеркивали некую его «особость» в этом отноше-нии»46. Другой автор, А.В. Сивер, признает, что аккультурация северокавказских горцев имела место, но, во-первых, она была естественной в рамках поглощения слабой культуры культурой более сильной, а во-вторых, она была позитивной для самих ассимилированных народов. «Аккультурацию адыгов в рамках Российской империи можно проследить по двум магистральным направлениям: естественную, через восприятие инноваций, и целенаправленную, через соответствующую политику русских властей. Но явления эти взаимосвязанные, и разделить их достаточно сложно. Целенаправленная аккультурация устанавливала доминанту и высокий престиж русской культуры, что усиливало естественную аккультурацию»47.
3 а к л ю ч е н и е
Итак, по нашему мнению, Российская империя лишь частично признавала права иноэтничных народов на собственную религию и этническую культуру.
Буржуазно-демократические реформы 1860—1870-х годов вызвали изменения во всей системе гражданского и уголовного права. После 1860-х годов субъектами гражданского права стали все физические лица (за исключением женщин), все подданные империи, формально независимо от их национальности, вероисповедания и сословия. Более пристальный анализ принципов взаимоотношений государства и личности показал, что Российское государство предоставило народам на включенных в империю территориях личные права как подданным империи, наделив их при этом коллективными правами и обязанностями именно как иноконфессиональные и иноэтничные общности.
Правовой статус ислама в различных регионах Российской империи определялся тем, что мусульманские народы включались в состав империи на разных исторических этапах развития российской государственности. Поскольку Северный Кавказ в действительности оказался включенным намного позже, чем другие регионы, там не была введена правовая система регулирования положения мусульман.
В целом, как показывает анализ российского законодательства, не возникало правовых препятствий для получения представителями некоренного населения империи равных гражданских прав с русским населением, однако было много исключений и затруднений (например, получение российского дворянства и т.д.), которые говорят об элементах
45 Тройно Ф.П. Кавказская война и судьбы горских народов. В кн.: Кавказская война: уроки истории и современность. С. 87—88.
46 Мальцев В.Н. Влияние Кавказской войны на административно-судебные реформы на Северном Кавказе второй половины XIX века. В кн.: Кавказская война: уроки истории и современность. С. 265—267.
47 Сивер А.В. Шапсуги. Этническая история и идентификация. Нальчик, 2002. С. 110.
правовой дискриминации мусульман в XVII — начале XX века по вероисповедному или национальному принципу48. Изучение неудач практической реализации российских правовых конструкций на Кавказе, на наш взгляд, позволит в нынешнее время построить грамотные отношения как внутри северокавказского общества, так и между ним и внешним миром, избегая возможных провалов в области адаптации российского права в ином социуме.
Среди рекомендаций и предложений, которые, исходя из историко-правового анализа учета религиозных особенностей в мусульманских регионах Российской империи вообще и Северного Кавказа в частности, можно было бы предложить в ходе современной модернизации российского законодательства, считаем необходимым в Законе «О свободе совести и вероисповеданий» выделить в качестве отдельных статей пункты о специфике правового статуса российских мусульман. Ислам, концептуально содержащий в своей основе как мусульманское право, так и доктрину мусульманского государства, может функционировать в светском государстве ограниченно, и эти ограничения должны быть оформлены в виде отдельных правовых документов.
48 См.: Усманова Д.М. Указ. соч. С. 91.
