CC BY
255Ирина БАБИЧ
Доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник отдела Кавказа Института этнологии и антропологии Российской академии наук (Москва, Россия).
ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ РЕЛИГИОЗНОЙ ПОЛИТИКИ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ (КОНЕЦ XVIII - НАЧАЛО XX ВВ.)
Резюме
Статья посвящена исследованию так называемых «мирных» форм укрепления российской власти на Северном Кавказе, одним из инструментов которой стало выстраивание определенных отношений с мусульманскими горцами региона, включая и проведение православной миссионерской деятельности, где это было возможно. На основе архивных документов, нормативных актов, относящихся к концу XVIII — началу XX веков, и других письменных источников рассмотре-
но правовое оформление религиозной политики России в регионе. Автор приходит к выводу, что основным содержанием религиозной политики Российского государства на Северном Кавказе было создание, с одной стороны, благоприятных условий для проживания присоединенных к империи народов, с другой — системы государственной безопасности, позволяющей ослабить сопротивление групп инородцев, стремившихся к государственной независимости.
В в е д е н и е
На протяжении XIX века общественно-политическое и культурное развитие Северного Кавказа в немалой степени определялось вовлечением горцев региона, главным образом местной военной и мусульманской духовной элиты, в общероссийское культурное и политико-правовое пространство. Царское правительство вело целенаправленную политику по формированию среди горцев имперской идентичности и сознания. Власти располагали различными рычагами для решения этой задачи, предпочитая во многом заниматься формированием «мирных» форм, позволяющих способствовать укреплению российской власти в регионе. Поэтому инструментами деятельности империи на этом направлении стали различные сферы горской жизни:
1) военная,
2) административно-управленческая,
3) судебная,
4) земельные и сословные отношения,
5) образовательная,
6) религиозная,
7) культурная.
Наряду с горской элитой власти обратили внимание как на горское мусульманское духовенство, так и на народы Северного Кавказа, среди которых можно было проводить христианскую миссионерскую деятельность. На архивном материале Северо-Западного и Центрального Кавказа в данном контексте рассмотрим правовое оформление религиозной политики России в регионе.
XVIII — первая половина XIX веков: начало формирования статуса ислама и мусульманского духовенства на Северном Кавказе
Ислам становится объектом российского законотворчества с середины XVI века. Однако первым (и наиболее плодотворным) периодом формирования правовой политики в сфере религиозных отношений и создания ее организационных форм можно считать период с XVIII века по первую половину XIX века.
Ко времени вхождения в состав Российской империи значительная часть горских народов региона придерживалась ислама, хотя в предшествующий период прошла стадию православного вероисповедания (например, известны многочисленные следы православия в Кабарде). Исключение составляли осетины, где православная миссионерская деятельность сначала Грузинского государства, а затем и Российской империи имела частичный успех: произошел отток осетин из ислама и их переход в православие.
Надо отметить, что до появления царских властей на Северном Кавказе так называемое «мусульманское духовенство» имело определенный правовой статус, сформулированный в нормах обычного права — горского адата1. Рассмотрим материалы сборника горских адатов, составленный войсковым старшиною Кучеровым в 1845 году: материалы полного собрания кабардинских древних адатов (1844 г.), адаты малкарцев, уруспиевцев и карачаевцев. Для их сбора Кучеров обратился к образованнейшим горцам региона: Шоре Бек Мурзину, Давлет-Гирею и др.
Решение о сборе норм горских адатов российские власти приняли в 1841 году. В переписке между гражданскими и военными чиновниками приводятся следующие аргументы необходимости этого мероприятия: «Вашему Превосходительству известно, что все дела горцев, кроме уголовных, разбираются и решаются адатом, т.е. судом, основанным на обычаях, и шариатом, как называют его, судом по Алкорану. Сомнения нет, что правила как адата, так и шариата во многих случаях могут быть недостаточны, односторонни и даже противоречащими между собою, но, не имея ясных и положительных сведений об них, нельзя утвердительно сказать, адат или шариат охотнее бы можно было допус-
1 См.: Адаты черкес бывшей Черноморской кордонной линии. В кн.: Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа / Составитель Ф.И. Леонтович. Вып. 1. Одесса, 1882. С. 116.
кать в управление между горцами. Первому можно отдавать преимущество потому только, что об нем и теперь существуют некоторые сведения из расспросов, что же касается до шариата, то можно сказать, что до сих пор он остается для нас совершенною тайною, а не совсем охотно допускается только потому, что введенный между горцами с магометанской религией он оставался и теперь остается в руках мулл и вообще их духовенства, которое, толкуя по произволу предписанное шариатом и понимая весьма хорошо, что с ослаблением шариата и введением другого законоположения уничтожится политическая, можно сказать, власть их на народ, стараются всячески удержать ее в своих руках»2. «Нет сомнения, что если бы представлялась возможность в непродолжительном времени ввести между горцами русские узаконения, то не было бы и надобности изыскать все способы ознакомить себя ни с одним из вышеуказанных законоположений, между горцами принятых, но так как правительство, считая справедливо меру эту рановременною, допускает разбор дел между ими по правилами адата и шариата.. .»3
В Докладной записке Бибиков в 1842 году подчеркивает, что «изменить существующий у горцев порядок судопроизводства в настоящее время было бы преждевременно и даже опасно, ибо изменение это несомненно вооружило бы против нас одно из сословий — князей и дворянство или духовенство.»4
Таким образом, мы видим, что правовой статус мусульманского духовенства на Северном Кавказе жестко увязывался, во-первых, с судебными преобразованиями, которые планировались в регионе; во-вторых, исключительно с политическими и военными целями, сформулированными тамошними военными и гражданскими властями. Содружество военных и гражданских начальников на Кавказе привело к тому, что в первой половине
XIX века было сделано много формальных и лицемерных заявлений, инструкций, прокламаций, а также тайных предписаний, тогда как правовых документов, регулировавших жизнь северокавказских мусульман, было крайне недостаточно.
В сборнике горских адатов есть раздел «О разных родах сословий, различии и преимуществе прав, им присвоенных, обязанности и взаимные отношения сословий». В нем, в частности, указывалось: «Все оные племена исповедуют религию магометанскую и в сущности не признают никакой власти над собою, но, живя обществами, следуют более правилам аристократического и демократического правлений, почему ни одно сословие у них не имеет, так сказать, в сущности своей твердых основных прав, преимуществ и обязанностей, но таковые некоторым образом усвоены каждому из них народными преданиями, принятыми издревле в руководство в общежитии их, — посему все лица, принадлежащие к одному из сих сословий, пользуются правом, оному присвоенным, с нижеследующими ограничениями.». В третьем разделе «О духовенстве» важны пункты 26—37, в которых определялся внутренний статус мусульманских лидеров. Так, в пункте 29 зафиксировано: «Эфенди и муллы, несмотря на их происхождение, пользуются особенным уважением и доверием не только простого свободного народа и крестьян, но и самих дворян и князей, они даже имеют право вместе с князем сидеть и кушать, какого права не имеют дворяне, когда не будет сие дозволено им особенно от князя». В шестом разделе рассматривались правила суда по обычаям горцев5, в седьмом — «О наследстве и духовных завещаниях» — согласно Своду ада адатов горцев Северного Кавказа (1847 г.), определялись права и обязанности духовенства (72—85 пункты)6.
2 Переписка Кавказского горского управления по собиранию сведений об адатах кавказских горцев в 40-х годах настоящего столетия. В кн.: Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа. С. 87—88.
3 Там же. С. 88.
4 Там же. С. 91.
5 См.: Адаты черкес... С. 138.
6 См.: Свод адатов горцев Северного Кавказа 1847 г. В кн.: Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа. С. 242—243.
Нормативные акты, в целом регулирующие правовой статус ислама в России в XVIII веке, представлены в виде указов, во-первых, царей, во-вторых, Сената, в-третьих, православного Синода (что важно). Эти документы закрепляли права мусульман Российской империи вообще и Северного Кавказа в частности.
В 1767 году впервые был поставлен вопрос о веротерпимости и о праве народов империи на свободу вероисповедания7. Был подготовлен нормативный акт, в ст. 494 которого отмечалось: «В том великом Государстве, распространяющем свое владение над столь многими разными народами, весьма бы вредный для спокойства и безопасности своих граждан был порок, запрещение или недозволение их различных вер».
Таким образом, российские мусульмане получили право на охрану и защиту исламской веры. В 1783 году был издан манифест «О принятии полуострова Крымского, острова Тамани и всей Кубанской стороны под Российскую державу»8. В нем декларировалась свобода веры мусульман, вошедших в состав империи. В документе говорилось: «.. .обещаем свято и непоколебимо за Себя и Преемников Престола Нашего, содержать их наравне с природными Нашими подданными, охранять и защищать их лица, храмы и природную веру, коей свободное отправление со всеми законными обрядами пребудет неприкосновенно».
Ранее, в XVII веке, не было собственно нормативных актов, закрепляющих права горцев Северного Кавказа на свободу вероисповедания. Более активная позиция России по отношению к мусульманам региона проявилась лишь к концу XVIII столетия, когда по указу Екатерины II Сенату было учреждено Кавказское наместничество (1786 г.). В 1792-м было подготовлено постановление Екатерины II для кабардинцев, в котором говорилось: «.безначалие, вкореняющее беспорядки, наглость и хищничество, есть причиною, что сей подданный нам народ до сих пор не мог быть обращен ни к какой пользе Империи... Уверены мы, что свирепые нравы оного укротить удобовозможно, последуя правилам, свойственным известному человеколюбию нашему и попечению о благе каж-дого»9.
«Не единою силою оружия предлежит побеждать народы, в неприступных горах живущие и имеющие надежные в оных от войск наших убежища, но паче правосудием и справедливостью нужно приобрести их к себе доверенность, кротостию смягчать нравы, выигрывать сердца и приучать их более обращаться с русскими, для и нужно.
1) Всячески ласкать и привлекать к себе лучших людей народа сего, жаловать их чинами, деньгами и иными отличностями по благоусмотрению нашему; наипаче же изливается монаршая щедрота и милость наша на приемлющих добровольно веру христианскую. А таковые щедроты послужат и для прочих ободрением подражать тем, кои оказываться будут к нам приверженными.
2) Твердо наблюдать, чтобы ни от войск наших, ниже от казаков, на линии обретающихся, не было чинено ни малейшее притеснение и обиды горцам, приезжающие в крепости наши, наистрожайше подтверждая, чтобы начальники военные, полевые и гарнизонные не попускали подчиненных своих ни на какие своевольства против кабардинцев и иных горских народов, отгнанием табунов, хищением и тому подобным образом, подвергая под суд и жесточайшее наказание всякого, кто станет поступать сему противо, яко преступника.»
Далее в документе говорилось: «Для лучшего и удобнейшего убеждения и поощрения к принятию подобных учреждений порядка и подчиненности за благо признаем, что-
7 См.: Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) / Составитель, автор вводной статьи, комментариев и приложений Д.Ю. Арапов. М., 2001. С. 44.
8 Там же. С. 47.
9 Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. Т. 2. СПб, 1886. С. 292.
бы вы заведения сии и внушения ваши чинили способом единородца их генерала-майора Горича или кого иного по усмотрению вашему к тому способного, дабы и веру их обратить к тому же предмету, нужно бы придать ему в помощь несколько мулл из наших казанских татар, коим бы и мечети заводить в Большой и Малой Кабарде мы позволить не отреклись. Для сильнейшего же впечатления и утверждения привязанности к нам горских народов не найдете ли нужным, чтобы отправлен был к вам на некоторое время находящийся в Оренбурге муфтий, который с пользою употреблен был для спокойствия тамошнего края и для ведения устройства между диких киргизских народов»10.
Это одно из первых административных распоряжений императрицы, в котором рассматривается статус ислама в кабардинском обществе. Оно показывает, что, с одной стороны, российские власти признают за кабардинцами, одним из крупных горских народов Северного Кавказа, право на свободу вероисповедания, право на религиозную жизнь, право на ислам, но с другой — считают кабардинцев «народом с дикими нравами», отказывая им, таким образом, в наличии своей этнической культуры и морали.
Данный документ свидетельствует и том, что (наряду с правом на свободу вероисповедания) уже с конца XVIII века исламская религия становится инструментом воздействия российской имперской власти на горские общества с целью формирования государственных мер по социализации горцев Северного Кавказа. Как нам представляется, именно с того времени возникает тенденция использования нормативных актов, закрепляющих права горцев региона на свободу вероисповедания (впоследствии и на этническую культуру) в качестве метода решения своих собственных разнообразных задач.
Кроме того, этот документ свидетельствует, что с самого начала оформления правового статуса ислама на Северном Кавказе Россия определяла не только права горцев, но и их обязанности. Наконец, из приведенных материалов видно, что признание за горцами права на мусульманское вероисповедание было, безусловно, скорее вынужденной мерой, нежели осознанным шагом имперской политики. В то же время Россия в отношении не только Осетии, но и других регионов Северного Кавказа проводила миссионерскую православную деятельность. В частности, в 1760—1770-х годах в Кизляре проживало много крещеных кабардинцев и других горцев Северного Кавказа11.
В конце XVIII — первой половине XIX веков царские власти начали издавать различные нормативные акты, определявшие положение мусульман в составе Российской империи. Эти правовые документы практически сразу подразделялись на два основных вида: общие, касавшиеся всех ее мусульман, и локальные, в которых определялся статус мусульман отдельных частей России. Северный Кавказ являлся специфической территорией, что связано, безусловно, с проведением в регионе в первой половине XIX века военных действий. В первой половине XIX века на Кавказе (как и в конце XVIII) «локальным» регулированием положения мусульман занимались военные власти. Например, указ императора от 1805 года «О правилах для Магометанского Духовенства Елисаветпольского округа»12 был подготовлен на основе представленного доклада главноначальствующего Грузии и Астраханского военного губернатора князя П.Д. Цицианова.
Как нам представляется, важнейшим источником, характеризующим исламскую жизнь горцев Северного Кавказа первой половины XIX века, является составленная русским генералом А.П. Ермоловым молитва за Царя для мусульман Кавказа. Ее должны были зачитывать во время мусульманских пятничных служб13. В 1820-х годах генерал
10 Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 294.
11 См.: Документы по взаимоотношениям Грузии с Северным Кавказом в XVIII в. Тбилиси, 1968.
12 См.: Ислам в Российской империи. С. 62—63.
13 См.: Арапов Д.Ю. Система государственного регулирования ислама в Российской империи (последняя треть XVIII — начало XIX вв.). М., 2004. С. 70.
Ермолов подготовил проект по преобразованию мусульманского духовенства на Кавказе, включавший в себя семь пунктов.
1. Обеспечение за правительством средств надзора и контроля за действиями «лиц, которых их религиозные убеждения часто ставят во враждебные к нему отношения».
2. Противодействие укреплению корпоративного духа в среде сословия.
3. Воспрепятствование проникновению духовных лиц из Персии и Турции.
4. Ограничение по возможности круга влияния духовенства в среде мусульманского населения, не посягая при этом на его религиозные убеждения.
5. Постановка влиятельной части духовенства в непосредственную зависимость от правительства, вернейшим способом чему служит связь его материальных интересов со служением правительству.
6. Создание, насколько возможно, надзора за духовными училищами.
7. Выяснение духовного имущества, которое используется на поддержание заграничного духовенства14.
В то же время в Прокламациях, данных кабардинскому народу бывшим главнокомандующим, тем же генералом Ермоловым, от 26 июня 1822 года говорится: «Сохраню свободное отправление веры и прежние обычаи, принимаю выселившихся из гор владельцев и узденей в прежнем их достоинстве и звании. Установлю суд из самих владельцев и узденей на правах российских и назначу, в каких случаях надобно будет призывать власть духовных людей. Желающих принять христианский закон я не могу отклонять от оного, но отнюдь не допущу приглашать к тому обольщениями»15.
В 1837 году появилось издание «Распоряжения военного министра командующему войсками на Кавказской линии и Черномории, начальнику Кавказской области, генерал-лейтенанту А.А. Вельяминову». В документе поручалось сообщить народам, подведомственным Сунженской, Кабардинской и Кубанской линиям «о сохранении прав их на земли, веру и обычаи предков.»16 В документе, озаглавленном «Правила для управления покорными горцами Кавказа», А.А. Вельяминов писал: «Покорным горцам предоставляется совершенная свобода следовать Магометанской или другой какой-либо вере. Никто не должен принуждать их к перемене веры или делать за веру какие-нибудь притеснения при полном контроле со стороны российского военного начальства»17. Таким образом, российские власти официально признали право горцев на отправление исламского культа. Тем не менее и в этих условиях власти, с одной стороны, пытались привлекать на свою сторону местное мусульманское духовенство, с другой — вести активную миссионерскую христианскую деятельность.
Для решения первой задачи правительство стремилось создать особое сословие — мусульманское духовенство. По примеру православной иерархической структуры были введены такие понятия, как «мусульманское духовенство», и начаты мероприятия по легитимизации его правового статуса на всех национальных окраинах империи вообще и на Северном Кавказе в частности.
14 См.: Российский государственный военно-исторический архив (далее — РГВИА). Ф. 821. Оп. 78. Д. 610. Л. 4—5.
15 Прокламации, данные кабардинскому народу бывшим главнокомандующим генералом Ермоловым. В кн.: Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа. С. 259.
16 РГВИА. Ф. 13454. Оп. 2, Д. 281, Л. 1об.
17 Вельяминов А.А Правила для управления покорными горцами северных покатостей Кавказа. Публикация Д.Ю. Арапова // Источник, 2003, № 5. С. 17—18.
В первой половине XIX века мусульмане Кавказского края получили ряд прав и одновременно на них возложили определенные обязанности.
■ Право почетных мусульман Кавказского края посылать своих детей на учебу в кадетские корпуса. В 1834 году император принял указ о таком праве для мусульман Кавказа18.
■ Право муллы военной крепости Анапы на государственное жалованье. В 1842 году император издал указ «О назначении мулле крепости Анапа жалованья»19. В крепости работала русская школа, в которой обучались горские мусульманские аманаты. Для сохранения лояльности к исламской вере русские власти построили в Анапе мечеть, в которой стал служить мулла, получавший российское государственное жалованье.
■ Право северокавказских горцев на муллу при прохождении обучения в российских военных учебных заведениях. В 1829 году были введены Правила для обучения горцев, подготавливаемых для службы в Дворянском полку, согласно которым учащимся-мусульманам для совершения обрядов предоставлялся мулла20.
■ Право военных-мусульман на получение муллы и лекаря для Дагестанского конноиррегулярного полка. В 1850 году был издан указ императора, по которому российские военные власти предоставляли военным-мусульманам, служившим в Дагестанском конно-иррегулярном полку, право на получение муллы и мусульманского лекаря. Согласно данному указу, эти люди определялись по усмотрению Главнокомандующего из лиц аварского племени, «известных усердием и преданностью Правительству»21.
Первая половина XIX века — время, когда российская администрация формировала основные органы надзора за жизнью мусульман России. В 1810 году было сформировано Главное управление духовных дел разных исповеданий. В 1817-м его преобразовали в Министерство духовных дел и народного просвещения (глава А.Н. Голицын)22. В 1824-м Министерство просвещения вышло из этого объединенного органа, который в 1832 году преобразовали в Департамент духовных дел иностранных вероисповеданий (в составе Министерства внутренних дел), просуществовавший вплоть до 1917 года. Важно подчеркнуть, что этот департамент содержал штат экспертов — специалистов по исламу и исламскому праву (Казем-Бек, этнический азербайджанец, известный востоковед, возглавлявший факультет восточных языков в Петербургском университете, а также русский этнограф С.Г. Рыбаков)23.
В 1857 году уже при императоре Александре II утвердили «Устав духовных дел иностранных вероисповеданий», в который вошел раздел по организации жизни российских мусульман и контролю над ними. Были созданы региональные духовные правления (Оренбургское духовное правление, Таврическое магометанское духовное правление, объединяющее мусульман Крыма), началось формирование Шиитского и Суннитского управлений закавказских мусульманских духовенств24. Наибольших результатов в этом плане Россия достигла в поволжском регионе, создав там Оренбургский духовный муф-
18 См.: Ислам в Российской империи. С. 111.
19 См.: Там же. С. 132.
20 См.: Там же. С. 262.
21 Там же. С. 150—151.
22 См.: Арапов Д.Ю. Ислам на территории Российской империи. М., 2005. С. 21.
23 См.: Рыгбаков С.Г. Устройство и нужды управления духовными делами мусульман России. Петроград, 1917.
24 См.: Ислам в Российской империи... С. 210—246.
тият, посредством которого активно поддерживало и пропагандировало российскую власть среди мусульман Поволжья.
На Северном Кавказе власти стремились контролировать содержание и характер мусульманских проповедей, произносимых во время пятничных хутб в аульных мечетях. Если в них имелись прямые или косвенные намеки, критикующие деятельность правительства в регионе, то имамы, их произносившие, в дальнейшем не получали поддержки со стороны местной администрации.
Не всякий горец мог стать имамом или муллой. Для получения звания кандидата муллы следовало предварительно получить свидетельство местной полиции о нравственных качествах и благонадежности, а также свидетельство от кадия о наличии знаний. Богослужения в частных мечетях, не соблюдающих правила, запрещались. Муллы могли произносить проповеди только в главной мечети и в присутствии старшин, которые следили за тем, о чем шла речь. В частности, с конца 1840-х годов в Кабарде ввели экзамены для желающих получить должность эфенди или муллы. Экзамен принимала комиссия из трех человек: главного кадия (т.е. судьи Кабардинского временного суда) и двух постоянных эфенди, избранных, как сказано в одном архивном документе, «из более ученых и знающих закон мусульманский». Экзамен предусматривал проверку знаний об исламе и присягу в верности Российскому государству. Затем испытуемому выдавали документ на право занимать должность сельского эфенди или муллы25.
Многие предписания по делам мусульман Кавказа были инициированы военными властями. Так, в 1859 году вышел указ императора по представлению наместника Кавказского (А.И. Барятинского, 1856—1862 гг.) «О порядке продажи сиротских имений магометан, находящихся в заведывании магометанских шариатов за Кавказом»26.
Религиозная политика во второй половине XIX — начале XX веков
Как и в первой половине XIX столетия, в целом нормативные акты второй половины XIX — начале XX веков закрепляли уже ранее определенные права и обязанности российских мусульман, а также предоставляли им новые права и формулировали новые обязанности.
Многие нормативные акты возникали (как и прежде) при обсуждении конкретной ситуации, то есть на основе прецедента, что позволяло распространить данное положение либо на значительную группу, либо на всех мусульман России.
Помимо собственно специальных нормативных актов, касающихся правового статуса мусульман (например, Свод учреждений и уставов Управления Духовных Дел иностранных вероисповеданий Христианских и иноверных (1896)27, Закон о веротерпимости (17 апреля 1905 г.), Устав иностранных исповеданий (1912 г.), были и общероссийские законодательные документы, в которых положение российского ислама и мусульман рассматривались лишь косвенно, например, Свод губернских учреждений, Устав о воинской повинности или Строительный Устав (1900 г.)28. Наряду с нормативными актами во второй половине XIX — начале XX веков было много предписаний,
25 См.: Центральный государственный архив Кабардино-Балкарской Республики (далее ЦГА КБР). Ф. 23, Оп. 1, Д. 48, Л. 125, 151.
26 Ислам в Российской империи... С. 161—162.
27 См.: Там же. С. 190—254.
28 См.: Там же. С. 254—260.
исходящих из различных ведомств: Министерства внутренних дел, Министерства просвещения и др.29
Нормативные акты второй половины XIX — начала XX веков по-прежнему предоставляли российским мусульманам ряд сословных прав, социальных льгот и привилегий при осуществлении всестороннего контроля над их жизнью. Специалист по исламу начала XX века С.Г. Рыбаков отмечал: «Русский закон создал мусульманское духовенство как сословие, мулл с правами и обязанностями»30. Тем не менее, подчеркивал он, «на Северном Кавказе — в Кубанской и Терской областях и Ставропольской губернии — также в Дагестанской области система заведывания духовными делами мусульман установлена практикой и распоряжениями местной администрации. Муллы избираются населением и утверждаются областным и губернским начальством»31.
■ Право единственного сына на освобождение от воинской службы. Согласно Уставу о воинской повинности (1897 г. Свод законов Российской империи) «в семействах, исповедывающих магометанский закон, допускающий многоженство, все дети одного отца считаются нераздельно, как родные, и единственным сыном признается лишь тот, кто во всем отцовом семействе находится единственным». Такой сын освобождался от обязательной воинской службы32.
■ Обязанность выплаты воинского налога. Кавказский наместник Воронцов-Дашков указывал, что на Северном Кавказе «мусульманское население края, кроме всех перечисленных налогов, несет особый воинский налог, взамен отбывания воинской повинности»33. Налог был введен в 1887 году на всех мусульман Закавказья, Терской и Кубанской областей, Ставропольской губернии и христиан абхазцев Сухумского округа.
■ Право военных мусульман на исполнение мусульманских треб. Согласно положению Военного совета «О производстве погонных денег Муллам и Раввинам, командируемым в войска для исправления духовных треб, а также для приведения к присяге нижних чинов из магометан и евреев» (1855 г.) было введено обслуживание военных мусульман — в Отдельном кавказском корпусе в плане исполнения мусульманских треб с оплатой из российской казны34.
■ Право на судебную деятельность по нормам шариата. Российская администрация, создав на Северном Кавказе судебную систему в виде Горских народных судов, предоставила мусульманам региона рассматривать бракоразводные и наследственные дела согласно нормам шариата35.
Среди документов, определяющих судьбу мусульман региона, была Записка Кавказского наместника великого князя Михаила Николаевича «О мероприятиях к возвышению уровня гражданского благосостояния и духовного преуспения населения Кавказского края» (1879 г.)36. Документ был предоставлен для утверждения в Кавказский комитет
29 См.: Сборник законов о мусульманском духовенстве в Таврическом и Оренбургском округах и о Магометанских учебных заведениях. Казань, 1902. С. 1.
30 Рыбаков С.Г. Указ. соч. С. 267.
31 Рыбаков С.Г. К вопросу об устройстве духовного быта мусульман в России. Обзор русского законо-
дательства и правительственной политики в отношении мусульман. Вопросы управления их духовными делами. Апрель 1917 г. В кн.: Арапов Д.Ю., Ларина Е.И. С.Г. Рыбаков и его «Обзор организации духовной
жизни мусульман России (апрель 1917 г.)». М., 2006. С. 13.
32 См.: Ислам в Российской империи... С. 184.
33 Воронцов-Дашков И.И. Всеподданнейшая Записка по управлению Кавказским краем. СПб, 1907. С. 99—100.
34 См.: Ислам в Российской империи... С. 159—160.
35 См.: Бабич И.Л. Правовая культура адыгов. М., 1999.
36 См.: Михаил Николаевич, великий князь, наместник Кавказа. Записка «О мероприятиях к возвышению уровня гражданского благосостояния и духовного преуспения населения Кавказского края» (1879 г.) // Кавказский сборник. Т. 2 (34). М., 2005. С. 147.
(1845—1882 гг.), созданный для управлении Закавказским краем и Кавказской областью, который подчинялся императору, но имел законосовещательные и административные функции. Комитет учредили вместе с наместничеством Кавказским в качестве связующего звена между местным правлением (в лице наместника), высшими государственными структурами и лично императором. В него входили чиновники, занимавшие министерские посты и другие высокие должности. Ключевые формулировки из записки наместника и выписки из резюме Комитета: цивилизационные действия на туземное население, прочное слияние с империей, гражданское преуспение края37.
По предписанию начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска от 30 июля 1892 года определялись (наряду с уже действовавшими общими для всех российских мусульман принципами организации новых мусульманских общин и новых мечетей) дополнительные правила строительства мечетей в одном из регионов Северного Кавказа — Кубанской области. Согласно этим инициативам, построение новых мечетей допускалось при соблюдении ряда условий: требовалось наличие прошения от прихожан определенного населенного пункта, наличия согласия губернского начальника. Дело в том, что в Кубанской области на практике общие правила построения мечетей часто не соблюдали: мечети строили частные лица без согласия на то аульного общества. «Такие лица, завербовав при посредстве своих родственников и знакомых в свою мечеть прихожан, совершают богослужения, говорят проповеди в духе, нередко, весьма нежелательном для правительства, возбуждают раздоры, сеют смуту среди обществ и тому подобное». Начальник Кубанской области потребовал соблюдения правила о строительстве мечетей и контролировал данный процесс38.
Власти контролировали и посещение горцами Северного Кавказа святых мест. В ЦГА КБР нами обнаружены прошения на арабском языке на имя начальника Кабардинского округа от жителей с просьбой о разрешении поездки в Турцию или совершения паломничества к святым местам в Мекку и Медину39.
В Терской области Нальчикский горский словесный суд ввел экзамены для претендентов на духовные должности. С этой целью создавали комиссию, которую возглавлял кадий суда. В одном из архивных источников есть информация о свидетельствах на право отправления должностей сельского и квартальных эфендиев 1—3-й степе-ней40. Были введены правила утверждения духовных лиц российской администрацией. Согласно проекту Правил по управлению аулами в Терской области от 1862 года, главой сельских священнослужителей был аульный мулла. Его должен был избирать начальник округа из «людей, наиболее преданных правительству, известных своим умом, честностью и справедливостью и обязательно обнаруживших «достаточное знание правил шариата»41. Окончательно же их утверждал начальник отдела Кавказской линии. В начале 1890-х годов это правило было вновь подтверждено: 8 января 1893 года начальник Терской области издал распоряжение, «чтобы сельские муллы в магометанских селениях на будущее время назначались не иначе как по выбору окружного кадия и мною утверждались»42.
В Кубанской области проводили экзамены для получения должности муллы в соответствии с предписанием начальника области от 30 июля 1892 года «О производстве испытаний на звание мулл». Кадий выдавал свидетельство о знаниях магометанских ве-роучений43. Были определены два уровня испытаний: теоретическое и практическое
37 См.: Там же. С. 161.
38 См.: Рейнке Н.М., Агишев Н.М., Бушен В.Д. Материалы по обозрению горских и народных судов Кавказского края. СПб, 1912. С. 63—64.
39 См.: ЦГА КБР. Ф. И-2. Оп. 1. Д. 564.
40 См.: ЦГА КБР. Ф. И-6. Оп. 1. Д. 841. Л. 44—44об.
41 ЦГА КБР. Ф. И-2. Оп. 1. Д. 656. Л. 2—3.
42 ЦГА КБР. Ф. И-6. Оп. 1. Д. 271. Л. 45—45об.
43 См.: Рейнке Н.М., Агишев Н.М., Бушен В.Д. Указ. соч. С. 21.
(духовные молитвословия и песнопения). Как и в горных районах, о чем мы упоминали выше, для получения звания кандидата муллы следовало предварительно получить «свидетельство местной полиции о нравственных качествах и благонадежности», а также свидетельство от кадия о наличии у претендента знаний. Местные гражданские власти имели право запретить богослужения в частных мечетях, не соблюдавших правила получения мусульманских должностей, а также осуществляли контроль над службами мулл. Последние могли произносить проповеди только в главной мечети и в присутствии старшин.
В начале XX века российские власти на Северном Кавказе продолжали контролировать и регулировать исламскую жизнь. Важно подчеркнуть, что при формировании отношения к исламу царская администрация стремилась ограничить доисламские верования и традиции, основанные на адате, отдавая предпочтение шариатским установлениям. Так, в 1911 году состоялось совещание под председательством атамана Екатеринодарского отдела (Кубанской области) о принятии мер к отмене обычая похищения невест горцами (согласно норме обычного права). На совещании присутствовали кадий местного горского суда, старшие эфендии (т.е. муллы) всех горских обществ Екатеринодарского отдела, горцы, обладавшие знаниями о шариате. «Обсудив всесторонне указанный вопрос и принимая во внимание, что практикующийся зачастую способ женитьбы похищением невест не основан ни на шариате, ни на обычае и совершается с целью обладания понравившейся, полюбившейся девушки, против ее или родителей согласия, постановили применять к виновным законы Российской империи»44.
Формирование мусульманского духовенства, настроенного к России лояльно, не всегда увенчивалось успехом. Среди исламского духовенства Северного Кавказа были и антироссийские настроения. Так, в 1883 году эфенди малокабардинского селения Xапце-во Тари Мельхаунов возглавил в обществе силы, оппозиционные пророссийски настроенному старшине Мисосту Бориеву. Непримиримая позиция представителя духовенства привела к серьезным волнениям и привлечению к внутриобщинным делам военных властей. В результате расследования были выявлены факты самоуправства Мельхаунова: незаконный созыв сельского схода и подстрекательство его участников к неподчинению старшине и распоряжениям русских властей. Мельхаунова сместили с должности аульного муллы45.
Вершиной процесса определения правового статуса мусульман в империи явился принятый 17 апреля 1905 года документ, регулирующий правовой статус российских мусульман начала XX века, — Закон о веротерпимости, провозглашавший свободу религии и быта лиц иноверных исповеданий. Согласно этому документу, власти приняли решение об унифицировании правил для мусульман всех регионов России. До того несогласованностей, несоответствий, противоречий в правовых статусах мусульман различных регионов Российской империи сохранялось значительное количество46.
Общие нормативные акты второй половины XIX — начала XX веков касались положения мусульман в области создания системы управления и контроля над российскими приверженцами этой веры через систему духовных правлений. В 1896 году был издан Свод учреждений и уставов Управления Духовных Дел иностранных вероисповеданий Христианских и иноверных47, согласно которому определялась сфера властных полномочий мусульманского руководства (или, как говорилось в русских источниках, мусульманского духовенства): «местное управление духовными делами Магометан принадлежит их
44 Рейнке Н.М., Агишев Н.М., Бушен В.Д. Указ. соч. С. 68—69.
45 См.: ЦГА КБР. Ф. 6. Оп. 1. Д. 25. Л. 252об.—253.
46 См.: Ислам в Российской империи... С. 176—182.
47 См.: Свод учреждений и уставов Управления Духовных Дел иностранных вероисповеданий Xристи-анских и иноверных (1896 г.). В кн.: Ислам в Российской империи. С. 190—254.
духовенству, высшему и приходскому» (ст. 1342)48. К тому времени активно функционировали два духовных правления: Таврическое и Оренбургское. Ключевой проблемой для мусульман Северного Кавказа было создание единого исламского руководящего учреждения по примеру Оренбургского духовного муфтията. В этом же документе указаны основы функционирования Закавказского духовного правления (1872 г.), которые, в отличие от правил Таврического и Оренбургского правления, имели свои особенности, связанные с ярко выраженными политическими задачами. В основе принципов бытования Кавказского духовного правления, с одной стороны, был положен более жесткий контроль со стороны государства над деятельностью мусульманского духовенства (раздел 3, глава 1—2), с другой — для мусульман Закавказья был сохранен ряд льгот, в частности освобождение местного духовенства от платежей (для мусульман Оренбургского и Таврического управления эту льготу отменили), от телесных наказаний. Наконец, в правилах для Закавказского управления был раздел, который отсутствовал в Таврическом и Оренбургском разделах: «Об обязанностях закавказского мусульманского духовенства шиитского учения».
Мусульмане Северного Кавказа долгое время оказывались вне управления созданных Россией духовных учреждений. Сотрудник МВД С.Г. Рыбаков подчеркивал, что «на Северном Кавказе — в Кубанской и Терской областях и Ставропольской губернии — также в Дагестанской области система заведывания духовными делами мусульман установлена практикой и распоряжениями местной администрации. Муллы избираются населением и утверждаются областным и губернским начальством»49. С.Г. Рыбаков так описывал порядок управления делами мусульман в областях, подведомственных магометанскими духовными управлениям в Кубанской и Терской области, принятый на 1912 год: «Сельские муллы выбирались сельскими общественными приговорами и утверждались Наместником на Кавказе или Начальником области»50. С разрешения начальника области открывались мусульманские вероучительные школы: мектебе и медресе. С.Г. Рыбаков указывал, что «согласно данным обследования, изложенная, установленная практикой система заведования духовными делами мусульман, по удостоверению местной военно-административной власти, является в общем удовлетворительной и представлялось бы только желательным оформить в законодательном порядке ведомственную подчиненность этих горцев одному из существующих в государстве мусульманских духовных учреждений»51. В начале XX века вопрос о создании собственного духовного управления мусульман Северного Кавказа активно обсуждали на заседаниях Государственной думы52.
Первые предложения появились еще в конце 1880-х годов, когда командующий войсками Кавказского военного округа А.М. Дондуков-Корсаков предложил учредить управление духовными делами мусульман в Кубанской и Терской области, для чего, по его мнению, можно было использовать уже готовый правовой документ — «Положение об управлении в степных областях» (1891 г., ст. 97—100). Однако все центральные военные учреждения (Генеральный штаб, МВД и Военное министерство) возражали против этого. Впоследствии было много других подобных попыток, в частности в начале XX века новый Кавказский наместник неоднократно предлагал реализовать эту инициативу.
В 1907—1910-х годах аналогичные попытки предпринимали и депутаты Государственной думы. Так, в 1913 году 39 депутатов подготовили законодательное предложение
48 См.: Законы об управлении духовных дел магометан. В кн.: Свод Законов. Т. XI. Ч. 1. СПб, 1896.
С. 1.
49 Рыбаков С.Г. К вопросу об устройстве. С. 13.
50 Рыбаков С.Г. Устройство и нужды Управления духовными делами мусульман в России. С. 276.
51 Рыбаков С.Г. Устройство и нужды. С. 277.
52 См.: Там же. С. 283.
об учреждении духовного управления для мусульман Северного Кавказа53. Правительство и на сей раз отказались сделать это. Описание многочисленных проектов по переустройству духовной жизни мусульман Северного Кавказа в начале XX века дано в монографии Д.Ю. Арапова54. Причиной затягивания создания муфтията на Северном Кавказе стало движение панисламизма. Об этом свидетельствует записка Кавказского наместника И.И. Воронцова-Дашкова «О распространении идей панисламизма на Кавказе» (1912 г.)55, составленная им совместно с чиновниками особого отдела его Тифлисской канцелярии для Департамента духовных дел иностранных исповеданий МВД и отражающая значительные опасения российских властей перед исламом начала XX века.
В целом на Северном Кавказе идеи панисламизма были распространены довольно слабо. Как отмечал И.И. Воронцов-Дашков, «прямых указаний на пропаганду панисламизма среди мусульманского населения Терской области нет, но что среди видны следы агитации, на это указывают агентурные сведения.»56 Он писал: «.нам следует в будущем бояться сепаратизма отдельных народностей на Кавказе»57.
Наиболее ярко об этом говорилось на проводимом в Санкт-Петербурге в 1914 году мусульманском съезде, что отражено в принятом им проекте «Положения об управлении духовными делами мусульман Российской империи»58. В частности, одним из главных пунктов реформирования правового статуса российских мусульман, с точки зрения самих мусульман, было создание новых духовных управлений с институтом муфтиев, в том числе Управления Северного Кавказа (Северо-Кавказское управление: Ставропольская губерния, Кубанская и Терская области). Однако с точки зрения МВД институт уже существующих муфтиев был признан «одним из способов, ведущих к возвышению ислама, свидетельствуя о признании государством как бы особого положения этой религии, так как Муфтии назначались Высочайшей властью. Учреждение новых муфти-ятов создало бы новые центры мусульманства, главы которых не гарантированы от подчинения прогрессивным влияниям, несовместимым с интересами русской государ-ственности»59.
Христианская миссионерская деятельность Синода
Наряду с формированием определенных отношений с мусульманским духовенством Северного Кавказа Россия еще в XVII—XVIII веках начала христианизацию горцев региона. Так, известен указ Сената Коллегии иностранных дел (21 января 1752 г.) «О христианизации горских народов Северного Кавказа», согласно которому планировались меры по христианизации осетинского народа, в частности награждение старшин, уговаривавших своих односельчан принять святое крещение; а новокрещеным предоставляли льготы при организации торговли с русскими60.
В первой половине XIX века царское правительство значительно активизировало эту деятельность, что имело в своей основе несколько важных целей: ограничение рас-
53 См.: Рыбаков С.Г. Устройство и нужды. С. 312.
54 См.: Арапов Д.Ю. Система государственного регулирования ислама в Российской империи (последняя треть XVIII — начало XIX вв.). С. 219—220.
55 См.: Воронцов-Дашков И.И. О распространении идей панисламизма на Кавказе (1912 г.) // Кавказский сборник. Т. 2 (34). М., 2005.
56 Там же. С. 183.
57 Всеподданнейший отчет (наместника Кавказа) за восемь лет управления Кавказом. СПб, 1913. С. 9.
58 См.: Рыбаков С.Г. К вопросу об устройстве. С. 31.
59 Там же. С. 29.
60 См.: Русско-осетинские отношения в XVIII в. Орджоникидзе. Т. 1. 1976. С. 332—335.
пространения проникающего из Кабарды в осетинские селения ислама, приобщение осетин к российскому подданству, активизацию процесса русификации народов Северного Кавказа.
В то же время в ходе миссионерской деятельности на Северном Кавказе Россия активно внедряла систему православного образования, ставшую одним из действенных механизмов приобщения горцев, главным образом осетин, среди которых православие распространилось в большей степени, к российской гражданственности. Православные школы создавали усилиями «Общества восстановления православного христианства на Кавказе» частично за счет финансовой поддержки Священного Синода, частично за счет российской казны.
До середины XIX столетия православное миссионерство в Осетии не затрагивало систему начального образования. Лишь со второй половины XIX — начала XX веков в этом регионе начали строить начальные православные образовательные школы и учреждения среднего образования.
Для координации деятельности ученых, православной церкви и миссионеров именно наместник Кавказский А.И. Барятинский, когда он начал формировать систему военно-народного управления, в 1860 году создал «Общество восстановления православного христианства на Кавказе» с центром в Тифлисе.
В 1861 году во Владикавказе было открыто Ольгинское женское училище. Осетинские начальные школы того времени делились на три типа: земские, министерские и церковно-приходские. Соответственно они принадлежали земствам, Министерству народного образования и Священному Синоду. Успешнее всего работали церковно-приходские школы, в которых осетинские и русские учителя, выпускники Тифлисской александровской учительской семинарии, преподавали Закон Божий, а также начала христианского учения, Евангелие на русском языке, историю Ветхого и Нового Завета. В осетинском селении Ардон была образована Миссионерская духовная семинария. Ее преподавателями стали известные осетинские священники: Алексей Гатуев, Алексей Колиев и др. Активно функционировало и Моздокское духовное православное училище. Работу православных школ контролировал осетинский епископ Леонид Алавердский. Наряду с учреждением этих школ во второй половине XIX — начале XX веков началась активная издательская деятельность (Осетинское издательское общество «Ир») православных книг на осетинском языке и работа по созданию осетинской азбуки (1891 г., «Осетинский букварь», составитель Инал Кануков).
В начале XX века идеологи распространения православного миссионерства на национальных окраинах империи, в том числе православного образования (Н.И. Ильминс-кий, Р.П. Остроумов), предложили реформировать этот процесс. Методы нового миссионерства, необходимость которых была связана со слабостью и непопулярностью церковно-приходского образования по всей стране, обсуждались на православных и миссионерских съездах, проходивших в конце XIX — начала XX веков (Казань, 1897 г. Третий всероссийский миссионерский съезд; Нижний Новгород, 1907 г., Миссионерский съезд; Киев, 1908 г., Четвертый всероссийский миссионерский съезд; Казань, 1910 г., Миссионерский епархиальный съезд). Появились сторонники разделения церковного и светского образования, выступавшие с идеей развития на базе церковно-приходских народных школ. В начале XX века эта идея возобладала. В 1910-х годах в Осетии организация системы начального образования полностью перешла от Священного Синода в Министерство народного просвещения. Вместо церковно-приходских школ появлялись министерские. Учителей-священников заменяли осетины со светской педагогической подготовкой, выпускники Тифлисской александровской учительской школы (позже ее преобразовали в Александровский институт). Вместо «Общества восстановления православия на Кавказе» в Осетии возникло и приобрело популярность «Общество распространения образования и технических знаний среди горцев Терской области» (1883 г.).
Мусульманская духовная элита Северного Кавказа с опасением следила за распространением русскоязычного светского образования. Царская администрация не очень поддерживала попытки мусульманских духовных лидеров создать (на свои средства и по своей инициативе) школы при мечетях. Для учреждения таких школ проводили сельские сходы, на которых принимали решение об их создании. Затем эти решения направляли для утверждения и финансовой поддержки в Министерство народного просвещения, которое формально не возражало против создания школ, но денег на их организацию и последующее содержание не выделяло.
3 а к л ю ч е н и е
Основным содержанием религиозной политики царской России на Северном Кавказе было создание, с одной стороны, благоприятных условий для проживания присоединенных к Российской империи народов, с другой — укрепление системы государственной безопасности, позволяющей ослабить сопротивление групп инородцев, стремившихся к государственной независимости. Проведя анализ основных векторов государственной политики царизма по отношению к мечети и церкви, мы можем заключить, что главными задачами государственных и синодальных столичных структур были формулирование основных прав и обязанностей мусульман Северного Кавказа как подданных российского государства, а также активные попытки «переориентировать» религиозность горцев региона, что во многом удалось в Осетии. Религия как инструмент формирования российской идентичности на Северном Кавказе, по нашему мнению, была полностью использована правительством для укрепления его власти в регионе.
Исследование факторов, влияющих на формирование религиозной политики по отношению к горцам Северного Кавказа, показало, что во второй половине XIX — начале
XX веков, когда Кавказская война была окончена (1864 г.), военные власти по-прежнему стремились доминировать в процессе установления российской государственности в регионе, применяя более жесткие меры, чем это могли бы сделать гражданские власти, действовавшие в рамках светского законодательства. Поэтому правовой статус северокавказских мусульман определялся главным образом путем военных инструкций и предписаний, носивших неопределенно временный характер.
По сути права и обязанности как мусульманского духовенства, так и остальных российских мусульман определялись через два механизма: на основе российского светского законодательства, учитывавшего отчасти и нормы адата (обычного права), и нормы мусульманского права (шариата); путем создания временных инструкций и предписаний. Правовой статус российских мусульман определялся согласно общегражданскому праву, однако в сфере брачных и семейно-наследственных вопросов признавалось и действие мусульманского права.
Собственно, само светское законодательство, регулирующее правовой статус мусульман в России, эволюционизировалось в длительных рамках: от создания отдельных документов, отражающих решение конкретного дела (правовой прецедент), до формирования общих правовых основ, распространявшихся на всех мусульман империи, включая Северный Кавказ. В целом этот процесс не был завершен. Вплоть до 1917 года горцы региона оставались под непосредственным руководством местных военных властей, а мусульмане других национальных регионов империи имели собственные духовные правления, которые являлись посредниками между российской властью (преимущественно гражданской) и исламскими общинами.
