CC BY
52
НАРОДЫ КАВКАЗА: ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
ББК 63.3.(24)
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА ПО ВКЛЮЧЕНИЮ ГОРЦЕВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА В ОБЩЕРОССИЙСКОЕ КУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО В КОНЦЕ ХУШ - НАЧАЛЕ ХХ века
И.Л. Бабич
Общественно-политическое и культурное развитие Северного Кавказа на протяжении XIX в. в немалой степени определялось вовлечением северокавказских горцев, главным образом местной военной и мусульманской духовной элиты, в общероссийское культурное и политико-правовое пространство. Российское правительство вело целенаправленную политику по формированию среди горцев имперской идентичности и сознания. Власти располагали различными "рычагами" для осуществления этой задачи, предпочитая во многом заниматься формированием "мирных" форм, позволяющих способствовать укреплению российской власти в регионе. Поэтому инструментами деятельности Российской империи в этом направлении стали разные сферы горской жизни: 1) военная; 2) административно-управленческая; 3) судебная; 4) земельные и сословные отношения; 5) образовательная; 6) религиозная; 7) культурная.
Наряду с созданием трех уровней государственного аппарата на Кавказе российские власти применяли и другие методы для процесса государственного строительства в регионе, а именно: формирование ряда государственных мер по социализации населения Северного Кавказа, по созданию нового поколения российских граждан.
ФОРМИРОВАНИЕ "НОВОЙ" МЕСТНОЙ ЭЛИТЫ
Военное и гражданское руководство осознавало, что процесс социализации местного населения был невозможен без установления
плотного взаимодействия между ними и народами, населяющими Северный Кавказ вообще, и местными элитами в частности.
Именно на горскую элиту прежде всего обратило свое внимание российское руководство. Это было связано с тремя причинами. Во-первых, до присоединения горских обществ Северного Кавказа к Российской империи представители привилегированных сословий и мусульманского духовенства составляли местную "бюрократию", занимая посты в системе общинного руководства. Тем самым привлечение их на российскую сторону автоматически означало привлечение на свою сторону основной массы горского населения региона. Во-вторых, российские власти осознавали, что в процесс государственного и правового строительства следовало включить и процесс идеологического воздействия, с помощью которого могли бы проникать идеи российского единства, равенства и гражданства. Наиболее успешно это можно было осуществлять через горскую элиту. Наконец, в-третьих, князья, уздени и мусульманское духовенство, как правило, являлись руководителями или инициаторами национально-политических движений на Северном Кавказе "антироссийского" характера, поэтому нейтрализация местной элиты была важным фактором формирования "миролюбивого" процесса государственного строительства в регионе.
Следует заметить, что привилегированные сословия были не во всех горских обществах, а лишь в так называемых "аристократических", т.е. в тех, где имелась сословная иерархия, где было сословие общинников и высшее сословие, состоявшее из князей, узденей первой, второй и третьей степеней,
Бабич Ирина Леонидовна - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник отдела Кавказа, Институт этнологии и антропологии Российской Академии наук, 119109, г. Москва, Ленинский проспект, 32 А, e-mail: [email protected], т. 8(495) 9381883.
Babich Irina - doctor of history, senior research fellow of Caucasus Department of the Institute of Ethnology & Anthropology Russian Academy of Science, 32-a Leninsky pr., Moscow, 119109, e-mail: [email protected], ph. (007 495) 9381883.
которые принадлежали к высшему сословию по праву рождения или по праву получения данного статуса за службу. До появления российских властей представители высших сословий являлись главами местных (горских) общинных систем власти.
Взаимодействие российской власти и местной элиты началось задолго до включения Северного Кавказа в состав Российской империи. Еще во второй половине ХУ1 в. Иван Грозный ввел институт официального пожалования царем "начальных" и "больших" князей Кабарды. По мнению Б.Х. Бгажнокова, "в Москве надеялись, что институт царского пожалования будет способствовать укреплению власти и стабилизации обстановки в Кабарде. Поэтому он продолжал действовать по самого конца ХУ11 в." [1] Этот метод российского руководства должен был начать формирование пророссийского слоя горской элиты на Северном Кавказе. Позже был введен и институт аманатства, когда кабардинские князья выезжали на службу в Россию, одновременно получали там образование и занимали высокое социальное положение.
В первой половине Х1Х столетия российские власти отдельной статьей расходов выделяли финансовые средства для "работы" с горцами. Так, согласно Указу Его Императорского Величества (13.06.1807 г.) "Об Астраханской и Кавказской губерниях" были определены специальные расходы, которые могли быть потрачены российской администрацией для горцев: расходы "для употребления в подарки из горских народов, коим усердием и приверженностью к службе заслуживать будут, а также на жалование и пенсии разным женам из кабардинцев и других горских народов и на прочие пограничные расходы" [2].
Таким образом, практически с самого начала создания российского государственного аппарата на Северном Кавказе горские элиты оказались в центре внимания российских властей. Эту работу начал еще первый наместник Кавказа генерал П.С. Потемкин в конце ХУШ в. Он предложил осуществлять контроль и руководство регионом именно через привилегированное сословие горцев.
В нормативном акте - Рескрипте Императрицы Екатерины II на имя князя Г.А. Потемкина (26.08.1786 г.) "О содержании войск из горских народов", направленном на "приближение горских народов к Российской
империи", определялись правила организации войск из горских народов, что "будет служить к утверждению их в верности и привязанности к нам". Для достижения поставленной цели Екатерина II повелела: "От Большой Кабарды должно было быть шесть сотен, при них князей - двенадцать, узденей - двадцать четыре. От Малой Кабарды - три сотни, при них шесть князей и двенадцать узденей. Всем им определялось различное жалование" [3].
На данном этапе государственного строительства на Северном Кавказе этого не удалось сделать, поскольку в указанный период в Чечне началось радикальное мусульманское движение шейха Мансура, которое было поддержано остальными горскими народами Северного Кавказа. П.С. Потемкину не удалось с помощью привилегированных горских владельцев удержать горцев от участия в движении. Военный историк Х!Х в. Н.Ф. Дубровин в своем труде приводит слова наместника: "Сожалею, что слабое ваше чиноначалие не может удержать подвластных ваших, кои прилепляются не к имаму, но к бунтовщику и разбойнику Ушурме" [4].
Во второй половине Х!Х - начале ХХ столетия продолжалось активное включение горцев на должности государственной или военной службы. Кавказский наместник И.И. Воронцов-Дашков в своем отчете за 1913 г. отмечал, что "представители всех национальностей Кавказа стремятся поступить на государственную службу, как на военную, так и на гражданскую" [5].
Военное руководство на Северном Кавказе стало создавать своего рода "военный фундамент", опираясь на местную горскую элиту. Представители высших привилегированных сословий активно поступали на службу в российскую армию, создавая тем самым новое "российско-горское военное сословие". Адыгские князья и дворяне превращались в служилое сословие Российского государства.
В 1837 г. появилось Распоряжение военного министра командующему войсками на Кавказской линии и Черномории, начальника Кавказской области, генерал-лейтенанта Алексея Александровича Вельяминова. В документе поручалось сообщить народам, подведомственным Сунженской, Кабардинской и Кубанской линиям, "о сохранении прав их на земли, веру и обычаи предков, Государь Император изволил поручать отвечать, что никто не думает их лишать сего, но что
награды всегда последуют верной службе" [6]. Таким образом, российские военные власти жестко увязали получение горцами Северного Кавказа дворянских привилегий с наличием военной или государственной службы. В результате горцы стали стремиться устраиваться на российскую службу, поскольку это был единственный путь сохранения или получения каких бы ни было привилегированных прав. Так, в первой половине Х!Х в. пристав Осетии А.Г. Константинов назначил себе помош-ников из авторитетных представителей местного населения: Эль-мурзу Дударова (Курта-инское общество), Сафука и Вару Тулатовых (Тагаурское общество) [7]. К середине ХК в. представители всех балкарских владельческих фамилий находились на российской службе.
Одним из главных каналов, по которым происходило вовлечение значительной части горской военной знати в состав правящей элиты Российской империи, была служба в русской армии.
В первой половине Х!Х столетия для горцев военная служба была более престижной, чем гражданская. Иногда (как это имело место с должностями приставов) местная знать стремилась совмещать военную службу и гражданские должности. Как правило, военными становились представители высших горских сословий, не имевшие специального военного образования, производившиеся в офицерские чины русской армии прежде всего для поощрения. Впоследствии дети этой первой волны горских военных получали специальное военное образование и воспитание в российских учебных заведениях. Горцы служили как в русской армии, так и в созданных специально для них военных подразделений.
Формирование местных военных подразделений стало одним из ключевых аспектов формирования государственного строительства на Северном Кавказе. На Кавказе была создана Кавказская армия [8]. Ее роль и функции были чрезвычайно широки в течение всего Х!Х в.
В первой половине Х!Х в. на Северном Кавказе из местного населения был сформирован Кавказско-горский полуэскадрон (Анапа, 1828 г.), позднее переименованный в Кавказско-горский полк. В Полном собрании законов Российской империи есть Указ Его Императорского Величества (6.10.1837 г.) "Положение о Кавказско-горском полуэскадроне" [9]. Согласно данному указу, право
комплектовать названный полуэскадрон было дано главнокомандующему Кавказской армией. Причем были определены критерии подбора людей: половина лейб-гвардии Кавказско-горского полуэскадрона следовало комплектовать "людьми из... Горских фамилий, преимущественно таких, кои имеют влияние на народ свой" [9].
Многие командиры и младшие офицеры в Анапском полуэскадроне были родом из Кабарды и принадлежали к горской знати. Среди них значилось 4 князя, 11 узденей первой степени, 4 узденя второй степени. Военная служба в российской армии стала очень престижной, поэтому неслучайно, что не только в руководстве, но зачастую и среди рядовых членов военных подразделений было много лиц из военной элиты. Это нетрудно проследить по обнаруженному нами в Центральном государственном архиве Кабардино-Балкарской Республики списку сотрудников милиции Управления центра Кавказской линии, в руководстве которого было 3 князя, 1 уздень, а из 110 всадников 70 человек были узденями [10].
Кроме того, в первой половине XIX столетия началось формирование Отдельного Кавказского корпуса в соответствии с Указом Его Императорского Величества (5.02.1836 г.) военному министру "Положение о формировании Отдельного Кавказского корпуса" [11].
В первой половине Х!Х в. для военной службы были привлечены и горцы-мусульмане. Так, известен Указ Его Императорского Величества военному министру (11.02.1840 г.) "Положение о комплектации команды мусульман собственного Его Величества конвоя". Команда Его Императорского Величества должна была комплектоваться чинами от конно-мусульманского полка, находящегося в Варшаве. Прослужившие в конвое установленный срок должны были быть отправлены на службу в Грузию [12].
Российские власти продолжили эту деятельность и во второй половине Х!Х столетия. Так, в 1865 г. был издан нормативный акт - "Положение о Терской постоянной милиции", которая со временем подверглась значительной реорганизации [13]. На основании этого документа, во-первых, учреждалась постоянная милиция для охраны внутренней безопасности, во-вторых, высшее заведование милицией вверялось командующему войсками в Терской области, и наконец, Терская
милиция должна была комплектоваться из местных туземных жителей Терской области. В Терскую постоянную милицию, как показывают архивные материалы, были приглашены служить многие представители высших сословий, например кабардинский князь Эльмурза Докшукин [14].
В 1860-е гг. был сформирован Терско-Горский конно-иррегулярный полк, который имел этническое деление: был ингушский, осетинский, кабардино-кумыкский, дагестанский, чеченский полки. Наряду с ним были образованы горские сотни Кубано-Горского иррегулярного полка. В конвой российских императоров также привлекали горцев.
Высшее военное руководство издало в 1858 г. "Положение о Кавказской армии", согласно которому в составе Главного штаба армии было образовано особое специальное отделение "По управлению горскими народами, не вошедшими в состав гражданского управления" [15].
Важной опорой российской администрации на Северном Кавказе стало казачье офицерство. Еще в первой половине XIX в. российское государство приняло постановление, которое в значительной степени изменило статус казака: ему была предоставлена возможность благодаря отличной службе получать офицерские чины и соответствующие им привилегии и социальный статус. Согласно положению о Кавказском линейном войске (14.02.1845 г.), урядники, прослужившие 12 лет в строю или 20 лет в гражданских должностях, стали получать чин хорунжего. Во второй половине XIX столетия детей кубанских и терских казаков стали принимать в кавказские военные училища, по окончании которых они также получали офицерские чины (постановление 1862 г.).
Управление горскими народами представляло для русских властей определенную сложность. Поэтому, кроме опоры на местных феодалов, русское командование использовало кавказскую милицию - местное ополчение, которое формировалось по феодально-сословному принципу. Милиция не имела постоянной организации, однако милицейская конница искусно действовала в условиях горной местности. Вначале русское командование использовало ее только для службы "разведки и охранения" во время военных действий на Кавказе. Но затем милицию стали привлекать к обеспечению безопасности коммуникаций
на Кавказе, а также использовать в борьбе с горцами, помогая, таким образом, русским войскам вести против них военные действия.
Во второй половине XIX в. наблюдалось увеличение численности доли коренного населения в введенных Россией новых административно-управленческих структурах. В этот период многие горцы высших сословий стремились получить должность как в центральных, так и в региональных (местных) административных органах управления. Престижными должностями были места начальника округа, участка, старшины в сельском управлении. Основными требованиями со стороны российской администрации было знание русского языка и лояльное отношение к России. Тем, кто хотел делать крупную карьеру в российских государственных или военных структурах, особенно центральных, негласно ставилось и другое условие - принятие православия. Некоторые горцы соглашались на это; к примеру, балкарец Умар Шакманов, служивший в русской армии, был крещен [16].
По-прежнему горцы совмещали военные и гражданские должности. Так, кабардинский князь, полковник Султанбек Клишбиев в течение ряда лет занимал должность Начальника Нальчикского округа (1910-1917 гг.) [17].
Многие горцы, получившие высшее образование на юридическом факультете С.-Петербургского университета, на Северном Кавказе занимали должность юристконсуль-тов, которые были введены не только во всех Горских словесных судах Северного Кавказа, но и в органах власти и управления. Например, балкарский таубий Басият Шаханов работал юристконсультом при Съезде доверенных сельских обществ Большой и Малой Кабарды и Пяти горских обществ, который проводился периодически с 1890 по 1910-е гг.
Данный орган общественного самоуправления рассматривал наиболее важные для жизни горцев вопросы устройства их жизни и представлял собой в значительной степени собрание лиц высших сословий Кабарды и Бал-карии. Для подписания Съездом доверенных "Общественного приговора" об учреждении в Кабарде окружных и участковых судов было выбрано 86 человек, 54 из них принадлежали к высшим привилегированным сословиям [18]. Кабардинский уздень Магомет-Гирей Шипшев работал юрисконсультом при Горском Словесном суде Нальчикского округа (1910-1914 гг.). Должности сельских старшин горцы получали
не путем назначения, а через систему двухступенчатых выборов, результаты которых утверждались окружной администрацией. В силу этого, как правило, именно российские чиновники сами предлагали общинам те кандидатуры, которые они готовы были утвердить. Представители высших сословий использовали все меры, вплоть до подкупа российских чиновников, для того чтобы получить эти должности.
В рассматриваемом процессе наиболее сложным и спорным - и так до конца не решенным - стал вопрос о предоставлении горским элитам Северного Кавказа статуса российского дворянства со всеми вытекающими из данного статуса правами и обязанностями, а мусульманским лидерам - статуса духовенства, равного статусу православного духовенства. Как отмечают Д.В. Васильев и Н.А. Нефляшева, "на Кавказе имперская администрация пыталась обрести социальную опору в среде родовой знати, ассимилировав ее и предоставив ей привилегии российского дворянства. Не ставя обязательным условием государственную службу новой аристократии, империя косвенно расширяла ряды своих союзников в среде неблагонадежных инородцев" [19].
Европейский историк А. Каппелер указывает, что "Российская империя была построена на донациональных основах. Самыми важными факторами взаимоотношений между Центром и периферией была лояльность нерусских элит к императору и сотрудничество правительства с этими элитами. Если социальный статус верхних слоев соответствовал модели русского дворянства, владеющего землей с крестьянами, они включались в российское дворянство и получали его привилегии" - таким образом дворянство получили верхние слои православных грузин, григорианские армяне [20]. "Верхним слоям нерусских народов, не соответствующим русскому дворянству, обычно были гарантированы их привилегии, но они не были включены в российское дворянство (элиты башкир, казахов и др.)" [20, с. 101].
Вопрос о признании Россией сословных привилегий адыгского дворянства был довольно острым и однозначно не решался. Как подчеркивает М.В. Покровский, горцы могли получать эти привилегия только через получение военных чинов [21].
Тем не менее северокавказские горцы так и не были формально приравнены
к российскому дворянству, права которого каждый отдельный мусульманин мог получить по службе или по высочайшему соизволению. Причем в Закавказье сложилась иная ситуация. В 1843 г. Николай I объявил о признании закавказскими мусульманами прав высших сословий в России. В 1846 г. земли этих сословий были признаны потомственной собственностью. Как описывает С. Эсадзе, "при присоединении Грузии к России по делам гражданского судопроизводства оставлено было в действии грузинского уложение царя Вахтанга VI и местные обычаи", в том числе высшие сословия Грузии были причислены к статусу русского дворянства с полным признанием их прав на собственность [5, с. 31, 99].
Главным вопросом при получении горскими элитами статуса дворянства было признание на Северном Кавказе частной земельной собственности. Н.Д. Гаибов в начале ХХ в. писал, что "несмотря на аристократический склад общественного устройства и влияние, которым пользовались в народе высшие сословия, частной поземельной собственности в строгом смысле в Кабарде не существовало, но тем не менее издавна князья и уздени, и в особенности некоторые более выдававшиеся из них личности, мало-помалу присвоили себе право распоряжаться распределением земель в пользовании народа, и, нередко, выбрав и захватив в свою пользу лучшие участки, остальную затем землю предоставляли аульным обществам распределять между своими членами пропорционально достатку и рабочим средствам каждого"[22].
Еще в конце ХУШ столетия российские власти подтвердили права горцев Северного Кавказа на землю. Это отразилось в двух нормативных актах: Высочайшей грамоте Императрицы Екатерины II, данной кабардинскому народу 17 августа 1771 г., и Высочайшей грамоте Императора Александра I, данной кабардинскому народу 20 января 1812 г. [15, с. 302-305], в которых подтверждались права и преимущества кабардинских владельцев.
Была введена система выдачи присягнувшим на верность России (как правило, представителям высшего сословия) открытых листов, позволяющих им получать ряд привилегий (в том числе и земельных). Российская администрация начала вводить и билетную систему, согласно которой для передвижения по Северному Кавказу горские народы
обязаны были получать разрешение от местных властей [23].
Земли в собственность от российских властей получала лишь те, кто активно служил России, занимая военные или иные государственные должности, например, отдельные представители кабардинской аристократии, в частности Ф. Бекович-Черкасский, Xату Анзо-ров, которые отличились "по царской службе" с предоставлением им "полного русского помещичьего права".
Местные российские власти получали многочисленные просьбы от народов Северного Кавказа сохранить нормы земельно-сословного права. Первые такие обращения датируются второй третью XIX в. В 1830 г. кабардинские князья, служившие в Горском полуэскадроне, обращались к шефу жандармов Бенкендорфу с просьбой "укрепить их в российском дворянстве", но поддержки не получили. В архивном деле есть прошение черкесов Кубани в российскую администрацию на имя Вельяминова с просьбой сохранить им их права на землю [24]. В 1838 г. в Кабарде встал вопрос о наделении кабардинцев землей и утверждении Российской империй их "древних обычаев" [там же]. В 1840 г. дигорцы, балкарцы и чеченцы обратились к российским властям с просьбой о сохранении их древних обычаев и родовых прав и преимуществ [там же].
Представители высшего сословия опасались потери своих прав на владение и пользование землей и зависимыми крестьянами. Отметим, что в этот период Россия не решилась на модернизацию обычного земельного права горцев, что видно из архивных материалов по переписке об утверждении прав горцев на землю [25].
До 1860-х гг. горская аристократия сумела сохранить за собой весь комплекс привилегий, связанных с земельной собственностью: право наделять подвластных и покровительствуемых землей, право свободного переселения в границах закрепленных за ними территорий.
Право на земельную собственность высшего сословия Россия использовала для формирования проросийского слоя населения, выдавая наиболее лояльным представителям горской аристократии охранные листы, которые гарантировали сохранность принадлежавшей им земельной собственности. Для некоторых горцев было введено "потомственное
владение", что позволило им получить право закрепить за собой отдельные участки земли в качестве безусловного владения на основе договоров, утверждаемых кордонным начальством (генерал-лейтенантом Рашпилем).
Право на земельную собственность Россия использовала в качестве воздействия на ослабление антироссийских настроений. Так, в Осетии наиболее активные борцы с Россией теряли свои фамильные земельные участки, которые передавались в российскую казну. Об этом свидетельствует одно архивное дело РГВИА "О лишении прав на землю тагаурца Дударова", в котором рассматривается судьба Инуса Дударова. В 1810-х гг. Инус занимался воровством лошадей и скота, в том числе и у жителей Владикавказа, а потом участвовал во взятии в плен инженера барона Фиркса (к сожалению, нет подробностей об этой истории). За это он был предан военному суду, по которому в 1819 г. был отправлен в Моздокскую крепость на принудительные работы в течение полугода. В 1830 г. он стал одним из инициаторов организации антироссийского выступления тагаурцев. После подавления восстания Абхазовым, во время которого аул Дударова был полностью истреблен, сам Инус Дударов был сослан в Сибирь. Земли аула были переданы в казенное ведомство и в пользование аулу Ларскому. Инус Дударов вернулся в 1850 г. и обратился к властям с просьбой о возвращении принадлежащих ему ранее земель. Ему отказали [26].
Продолжение легитимизации прав и обязанностей горцев Северного Кавказа, связанной с сословиями и их правовым статусом, имело место в 1860-е гг., когда в связи проведением сословной реформы на Северном Кавказе работали различные государственные организации для регулирования сословных и иных прав: Комитет для разбора личных и поземельных прав кабардинцев, 1861-1863 гг.; Комиссия по разбору личных и поземельных прав туземцев Терской области (председатель - Д.С. Кодзоков), 1863-1869 гг., Особый комитет по крестьянским делам Кавказа (23.12.1869 г.). Благодаря сословно-земельной реформе привилегированным сословиям горских обществ были предоставлены земли в частную собственность, а крестьянам - земли в общинное пользование (тогда пастбища были объявлены казенными).
Во время проведения сословно-земель-ной реформы горцы вновь подняли вопрос о
получении представителями привилегированных сословий правового статуса российского дворянства.
В пункте 11 Положения о Кубанской и Терской области (1869 г.) говорится следующее: "За неимением в Кубанской и Терской областях дворянских депутатских собраний, ведение родословных книг, выдачу грамот и все прочие распоряжения, относящиеся до сословных прав дворянства, оставить на обязанности Ставропольского дворянского депутатского собрания, с тем, чтобы записанные в его родословные книги дворяне Кубанской и Терской областей имели право принимать участие в дворянских выборах. Существующую в Терской области комиссию для разбора личных и поземельных прав туземного населения Тер -ской области, преобразовать в комиссию для разбора сословных прав горцев Кубанской и Терской областей, с подчинением ее главному управлению Наместника Кавказского" [27].
Отмена крепостного права затронула и обычно-правовые нормы кабардинского феодального землевладения. Она коренным образом изменила земельное право. Все кабардинские земли были разделены на частнособственнические, общинные, что соответственно определило и формы владения. Многие представители привилегированных сословий в ходе земельно-сословных реформ получили значительные земли в потомственную собственность. Известен список почетных лиц высшего кабардинского сословия, "коим пожалованы земли в потомственную собственность, на основании журнала Кавказского комитета 28 декабря 1869 г." [22, с. 306-311].
После проведения социально-экономических и сословных реформ представители привилегированных сословий часто обращались к генерал-лейтенанту, Начальнику Терской области князю Михаилу Тариеловичу Лорис-Меликову с просьбой о получении ими правового равенства с русским дворянством. Тем не менее российский чиновник так и не принял такого решения, ссылаясь на отсутствие у них частной поземельной собственности.
В 1860-х гг. столичные чиновники (М.Т. Лорис-Меликов и др.) поддерживали стремление горцев получить дворянство, а местные - были против, в частности, начальник Кубанской области генерал-лейтанат Кар-малин, считавший, что высшие сословия горцев следует приравнивать не к российскому дворянству, а к российскому крестьянству.
В ходе сословно-земельных реформ, проводимых в 1860-е гг. на Северном Кавказе, созданная для этого Комиссия по сословным правам (1863 г.) поддержала проект Лорис-Меликова о признании права высших сословий горцев на дворянство. Однако Министерство юстиции России не утвердило данный проект.
В 1880-х гг. этот вопрос возник вновь. В 1887 г. Совет главноначальствующего гражданской частью на Кавказе во главе с Глав-ноначальствующим гражданской частью на Кавказе, генерал-адъютантом кн. А.И. Донду-ковым-Корсаковым подготовил проект о присвоении высшему сословию горцев Кубанской и Терской области сословных прав (1888 г.) и представил его в Министерство юстиции Российской империи, которое, как и прежде, отказалось утвердить его.
В 1890-е гг. Главноначальствующий гражданской частью на Кавказе генерал-адъютант кн. Голицын подготовил очередной проект по указанному вопросу, предлагая менее радикальное решение (1897 г.). Согласно проекту Голицына, сословные права сохранялись только за князьями, а уздени всех трех степеней приравнивались к российскому крестьянству. Но и этот проект Министерство юстиции отказалось утвердить. После предоставления в Минюст России нового проекта Голицына о правах высших горских сословий министр юстиции И.В. Муравьев принял постановление о прекращении рассмотрения правового статуса северокавказской знати. Единственная уступка, на которую Муравьев согласился, было предоставление за особые заслуги перед Россией некоторым лицам высших горских сословий потомственного российского дворянства. В 1910-е гг. наместник Кавказский Воронцов-Дашков дважды безуспешно пытался пробить данный вопрос в Минюсте России (проекты 1913, 1916 гг.).
Горцам так и не удалось получить этот статус. В результате в книге о российском дворянстве, изданной в 1901 г., нет сведений о горцах Северного Кавказа [28].
Подчеркнем, что военное и гражданское руководство уделяло внимание и изменению государственного и правового сознания горцев Северного Кавказа. В этом регионе распространялись основы цивилизации и понятий о гражданской жизни, бытующие в России. Историк Н.Ф. Дубровин отмечает, что, "признавая полезным и единственным средством к
обузданию горцев введение среди населения цивилизации и правильных понятий о гражданской жизни, Екатерина поручила генералу П.С. Потемкину заводить исподволь города по близости подгорных народов, подданных России... <....> Мы удостоверены, писала императрица, что в краткое время и сами они ощутят пользу из сего заведения и найдут собственную их выгоду в причислении их под управление нами учрежденное, участвуя в оном выбором судей по званию и состоянию их. Но для сего нужно, чтоб они в торге, промыслах и прочих позволенных упражнениях имели полную свободу и чтобы военные и гражданские начальники не стесняли их в том ни под каким видом, но паче всяким благодеянием и помощью их подкрепляли" [4, с. 24]. «В большей части городов Кавказского наместничества существовало исключительно военное управление, но теперь признано было более удобным применить к этим городам изданное в апреле 1785 года "Городское положение"» [там же]. Было разрешено на Кавказе возле этих городов селиться иностранцам, и им предоставлено преимущество наравне с русскими подданными на свободное отправление веры [4, с. 225].
Более того, как нам представляется, к концу XIX в., когда уже были созданы и модернизированы органы российской государственной власти на Северном Кавказе, целью государственного строительства стало развитие гражданственности и цивилизации среди горцев региона. Так, великий князь Наместник Кавказский Михаил Николаевич оставил важный документ - Записку "О мероприятиях к возвышению уровня гражданского благосостояния и духовного преуспения населения Кавказского края" (1879 г.), предоставленную для утверждения в Кавказский комитет. В Записке Михаил Николаевич писал: "Система состояла в том, чтобы постепенным распространением между горцами и другими кавказскими племенами гражданственности и цивилизации ослабить их фанатизм и воинственность, смягчить их нравы, приучить к мирным занятиям" [29]. Среди главных целей деятельности российской администрации на Северном Кавказе великий князь Михаил Николаевич отмечал "высокое значение развития народного образования, как наиболее действительного средства к поднятию нравственного уровня местного населения и сближения его с господствующею народностью" [29, с. 154].
Михаил Николаевич подчеркивал, что сформулированные им в его Записке циви-лизационные меры должны были привести к изменению сознания горцев по отношению к российскому государству. По его мнению, "сознание преимуществ этого положения, обеспеченного существующим государственным строем, побуждало бы их самих стоять на страже интересов этого строя" [29, с. 161].
Во второй половине XIX в. российские идеологи государственного строительства на национальных окраинах Российской империи ввели такое понятие, как "интеграция" народов, которая должна была привести к национальному единству. Для российских идеологов важно было обеспечить идеологический фундамент создания "единого" государства, единого народа - россиянина. Поэтому в российской политике второй половины XIX столетия было акцентировано внимание на культурной унификации империи. Решение этих вопросов должно было обеспечить успех стратегии самодержавия, направленной на превращение Российской империи в "единое" государство. Как справедливо подчеркивает Е.И. Воробьева, «в условиях многонациональной Российской империи "слияние" государства в единое целое означало административное, социальное и культурное объединение империи. Xотя на практике эта политика не была последовательной и одинаковой по отношению ко всем нерусским поданным империи, сам принцип "государственного единства" стал определяющим в имперской идеологии и практике» [30].
ЛИТЕРАТУРА
1. Бгажноков Б.Х. О специфике и динамике военно-политического союза России и Кабарды (симмахия и ее ассимметризм) // Исторический вестник. Вып. 2. Нальчик: Эльфа, 2005. 202 с. С. 65.
2. Полное собрание законов Российской империи (далее - ПСЗРИ). Собр. 1. Т. 29. 1830. № 22553.
3. Черкесы и другие народы Северо-Западного Кавказа в период правления императрицы Екатерины II: Сборник документов: В 4 т. Т. 3. Нальчик: Эль-фа, 1996. 332 с. С. 231-232.
4. Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе: В 6 т. Т. 2. СПб.: Тип. Дел. Уделов, 1886. 456 с. С. 231.
5. Всеподданнейший отчет за восемь лет управления Кавказом генерал-адъютанта Воронцова-Дашкова. СПб.: Тип. Канцелярии наместника Е. И. В. на Кавказе, 1913. 36 с. С.15.
6. Российский Государственный военно-исторический архив (далее - РГВИА). Ф. 13454. Оп. 2. Д. 281. Л. 1 об.
7. РГВИА. Ф. 13454. Оп. 2. Д. 14. Л. 1а-2.
8. РГВИА. Ф. 14257. Оп. 3. Д. 210. Л. 2.
9. ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 12. 1838. № 10570.
10. Центральный государственный архив Кабардино-Балкарской Республики (далее - ЦГА КБР). Ф. И-6. Оп.1. Д.15.
11. ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 11. 1837. № 8844.
12. ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 15. 1840. № 13155.
13. ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 40. № 41734.
14. ЦГА КБР. Ф. И-6. Оп. 1. Д. 17.
15. Эсадзе С. Историческая записка об управлении Кавказом: В 2 т. Т. 1. Тифлис: тип. "Гуттенберг", 1907. 616 с. С. 56.
16. Документы по истории Балкарии (40-90-е гг. XIX в.) / Сост. Е.О. Крикунова. Т. 1. Нальчик: Кабардино-Балкарское изд-во, 1959. 262 с. С. 17-18.
17. ЦГА КБР Ф. И-2. Оп. 1. Д. 15.
18. ЦГА КБР Ф. И-6. Оп. 1. Д. 56.
19. Васильев Д.В., Нефляшева Н.А. Конструируя империю: исламские периферии России (вызовы, практики, участники) // Восток: история, политика, культура: Науч. тр. Инст-та бизнеса и политики. Вып. 1. М.: Наука, 2006. 299 с. С. 23.
20. Каппелер А. Национальные движения и национальная политика в Российской империи: опыт систематизации (Х!Х-1917 год) // Россия в ХХ веке. Проблемы национальных отношений / Под общ.
ред. А.Н. Сахарова, В. А. Михайлова. М.: Наука, 1999. 350 с. С. 100.
21. Покровский М.В. Из истории адыгов в конце XVIII - первой половине XIX века. Социально-экономические очерки. Краснодар: Кн. изд-во, 1989. 319 с. С. 172.
22. Гаибов Н.Д. О поземельном устройстве горских племен Терской области. Исторический очерк (составлен на основании официальных документов). Тифлис, 1905. 57 с. С. 20.
23. РГВИА. Ф. 13454. Оп. 2. Д. 74. Л.10.
24. РГВИА. Ф. 13454. Оп. 2. Д. 281. Т. 1. Л. 1-2.
25. РГВИА. Ф. 13454. Оп. 2. Д. 435. Л.10; Оп. 1. Д. 5. Л. 1-10.
26. РГВИА. Ф. 13454. Оп. 2. Д. 507. Л. 1-1а.
27. Положение о Кубанской и Терской областях. СПб., 1869. С. 13-14.
28. Сборник законов о российском дворянстве / Сост. Г. Блосфельдт. СПб., 1901.
29. Михаил Николаевич, великий князь, наместник Кавказа. Записка "О мероприятиях к возвышению уровня гражданского благосостояния и духовного преуспения населения Кавказского края" (1879 г.) // Кавказский сборник. М.: Русская панорама, 2005. Т. 2 (34). 334 с. С. 147.
30. Воробьева Е.И. Мусульманский вопрос в имперской политике российского самодержавия: вторая половина XIX в. - февраль 1917 г.: Дис. ... канд. ист. наук. СПб., 1998. С. 169.
1 сентября 2008 г.
ББК 66.5(0)'7
ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ РЕЛИГИОЗНО-ПОЛИТИЧЕСКОГО ЭКСТРЕМИЗМА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
И.М. Сампиев
Северо-Кавказский регион исторически сложился как уникальное многонациональное и поликонфессиональное сообщество. Распад Советского Союза вызвал к жизни деструктивные процессы на постсоветском пространстве, в том числе такие, которые долгие десятилетия не были характерны для региона. Речь идет, в первую очередь, о явлении религиозно-политического экстремизма, поскольку межэтническая напряженность на Северном Кавказе имела место и ранее, хотя редко принимала открытые формы. В конце 80-х годов XX в. резко возросла общая
этнополитическая напряженность, что в ряде случаев проявилось в открытых столкновениях. С этого же времени в регионе постепенно внедряется явление религиозно-политического экстремизма. Исходя из положения о взаимосвязанности региональных этнополитических и религиозно-политических процессов, целью анализа ставится выявление основных этнопо-литических аспектов религиозно-политического экстремизма на Северном Кавказе. Полагаем, что исследование и учет этнополитических аспектов религиозно-политического экстремизма позволит лучше понять его природу и,
Сампиев Исрапил Магометович - кандидат философских наук, доцент, заведующий кафедрой социологии и политологии Ингушского государственного университета, 386132, г. Назрань, Гамурзиевский муниципальный округ, ул. Магистральная, 17, e-mail: [email protected].
Sampiev Israpil - candidate of philosophy, associate professor, head of the Sociology and Polytology Department of the Ingush State University, 17 Magistralnaya Street, Gamurzievskiy district, Nazran, 386132, e-mail: [email protected]
