CC BY
35№ б (25), 2007
' 'Кул ътурная жизн ь Юга России "
4. Потто В. А. Кавказская война. Ставрополь, 1994. Т. 2. С. 20-21.
5. Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность: Начало XIX - начало XX в. СПб., 2005. С. 41-45.
6. Российский государственный военно-исторический архив. Ф. 38. бп, 7. Д. 351. Л. 3-12.
7. Кияшко И. И. 2-й Таманский, Адагумский и Абинский конные полки Кубанского казачьего войска. Исторический очерк // Кубанский сборник. Т. 14. Екатеринодар, 1909. С. 421.
8. Фадеев Р. А. Кавказская война. М., 2003. С. 133.
9. Ольшевский М. Я. Кавказ с 1841 по 1866 г СПб., 2003. С. 541.
С. М. ХАЧЕТЛ0ВА
ОСНОВНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ МИГРАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ ДЛЯ НАРОДОВ СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО И ЦЕНТРАЛЬНОГО КАВКАЗА В КОНЦЕ XVIII - НАЧАЛЕ XX ВЕКА
Миграционная политика Российской империи на Северо-Западном и Центральном Кавказе в конце XVIII - начале XX века является чрезвычайно важным этапом в этнической истории народов, населяющих данные субрегионы Северного Кавказа, -адыгов, балкарцев, карачаевцев, осетин. Этот период, тесно связанный как с Кавказской войной, так и с пореформенными преобразованиями, проводимыми российской администрацией, характеризуется массовым оттоком горцев на Ближний Восток.
Для горцев, которые остались на родине и лишь отчасти изменили территорию своего проживания, переселившись с гор на равнин}', последствия миграционной политики России заключались в том, что они, во-первых, потеряли многочисленных родственников и соотечественников, во-вторых, лишились своих исконных земель и были вынуждены осваивать новые земли и, в-третьих, испытали кризис всей традиционной системы и уклада их жизни. В значительной степени на Северо-Западном и Центральном Кавказе было приостановлено распространение ислама, исламских ценностей и исламского образования.
Проведение во второй половине XIX - начале XX века российских реформ, направленных на организацию новой системы управления горскими народами путем частичной модернизации их жизни, оказало негативное влияние на сохранение национальных культур народов Северного Кавказа. Культурно-образовательные реформы проводились в русле формирования в горской среде российского сознания и российской идентичности, что также ослабляло бытование северокавказских общественных и семейных традиций.
Для горской знати одним из главных каналов включения в господствующий класс России являлась служба в ее армии. Как правило, военными становились представители высших горских сословий, не имевшие специального образования, производившиеся в офицерские чины российской армии в первую очередь не в силу уже имевшихся заслуг, а в качестве поощрения. Впоследствии дети этой волны горских военных получали специальное военное образование и воспитание в российских учебных заведени-
ях Санкт-Петербурга и Москвы. Горцы служили как в общих российских войсках, так и в специально организованных для них горских военных подразделениях, создание которых началось еще в первой половине XIX века, когда на Северном Кавказе из местного населения был сформирован Кавказско-горский полуэскадрон (Анапа, 1828), позднее переименованный в Кавказско-шрский полк. Многие командиры и младшие офицеры в Анапском полуэскадроне были родом из Кабарды и принадлежали к известным фамилиям. В 1860-е годы был сформирован Терско-горский конно-ир-регулярный полк, который подразделялся на полки, состоявшие из представителей одной этнической группы: ингушский, осетинский, кабарди-но-кумыкский, дагестанский, чеченский. Наряду с ними были образованы сотни Кубано-горско-го иррегулярного полка. Горцев активно брали в конвой российских императоров. Военная служба в российской армии стала престижной, поэтому неслучайно, что не только в руководстве, но зачастую и среди рядовых членов военных подразделений было много лиц из высших сословий. Это нетрудно проследить по списку сотрудников организованной, помимо горских воинских подразделений, милиции - Управления центра Кавказской линии, в руководстве которого было три князя, один уздень, а из ста десяти всадников семьдесят человек были узденями. В тот же период была сформирована Терская постоянная милиция, в которую были приглашены служить многие представители высших сословий, например кабардинский князь Эльмурза Докшукин.
В ходе создания системы управления горцами Северного Кавказа российская администрация на-
^ "Культурная жизнь Юга России "
№ 6 (25), 2007
чала активно привлекать их в новые государственно-административные органы власти (как правило, местного уровня). Первые попытки сформировать корпус местных чиновников были сделаны Россией еще в первой половине XIX века, о чем свидетельствует введение системы приставства, позволившей многим влиятельным горским князьям получить должности. Так, приставом Тохтамышевского общества стал полковник Алкин, ногайцев - ногаец Султан Менгли-Гирей. При отборе претендентов на эту должность российская администрация часто следовала принципу назначения приставом представителя соседнего народа. Так, в 1850-е годы приставом карачаевского народа был назначен осетин Тургиев, закубанских черкесов -кабардинец полковник Абдурахманов. Тем не менее в первой половине XIX века для горцев военная служба была более престижной, чем гражданская. Иногда, как это имело место с должностями приставов, местная знать стремилась совмещать военную службу и гражданские должности.
Во второй половине XIX века наблюдалось увеличение численности представителей местного населения в новых административно-управленческих структурах, введенных Россией. В этот период многие горцы, принадлежавшие к высшим сословиям, стремились получить должность как в центральных, так и региональных (местных) административных органах управления. Престижными были места начальника округа, участка, старшины в сельском управлении. Основными требованиями со стороны российской администрации были знание русского языка и лояльное отношение к России. Тем, кто хотел сделать карьеру в российских государственных или военных структурах, особенно центральных, негласно ставилось и другое условие - принятие православия.
По-прежнему в этот период северокавказские горцы стремились сочетать военные и гражданские чины, что было необходимо им для успешного выполнения своих обязанностей или поддержания престижа. Должности сельских старшин горцы получали не путем назначения, а через систему двухступенчатых выборов, результаты которых утверждались окружной администрацией. В силу этого, как правило, российские чиновники предлагали общинам именно те кандидатуры, которые они готовы были утвердить. Представители высших горских сословий использовали все меры, вплоть до подкупа чиновников, чтобы получить эти должности.
Для формирования пророссийски настроенного местного населения империя использовала со-словно-земельные реформы, которые во многом определяли правовой статус высших сословий горцев Северного Кавказа. Еще в начале XIX века российской администрацией широко практиковалась раздача лояльно настроенным к России горцам всевозможных «охранных листов», грамот, билетов на право владения земельными участками. Во второй половине столетия продолжалась и расширялась практика передачи земель в частное владение горцам, которые поддерживали власть и ее политику на Северном Кавказе.
Важным инструментом для продвижения российской государственности и идеологии в северокавказскую среду стал ислам. Администрация всячески стремилась привлечь на свою сторону местных исламских руководителей, которые в основном ориентировались на сотрудничество не с Россией, а с Османской империей. Проект использования духовенства для колонизации Северо-Западного и Центрального Кавказа был сформулирован еще в 1830-е годы Хан-Гиреем (1). По его мнению, для завоевания горских обществ следовало, прежде всего, привлечь на сторону России черкесское духовенство путем изменения его социального и политического статуса, предоставив ему реальные властные полномочия. На Северо-Западном и Центральном Кавказе одним из пророссийски настроенных мусульманских лидеров стал Умар Шеретлоков. В Кабарде муллы и эфенди по просьбе российской администрации во время совершения пятничного намаза и произнесения хутбы проповедовали необходимость поддержки горцами России, а также ее деятельности по упорядочению горской жизни.
Образовательная политика Российской империи на Северном Кавказе являлась важным инструментом формирования пророссийски настроенного слоя общественной и культурной интеллигенции. Процесс «имперского» воздействия на северокавказское сознание включал в себя и введение для определенного слоя общества системы российского образования и воспитания. Российская администрация стремилась «воспитать» горцев Северного Кавказа как путем приглашения их на учебу в столичные учебные заведения, так и путем формирования за счет средств из государственной казны системы начального, среднего и высшего образования, главным образом светского, но иногда и православного. Мусульманское духовенство Северо-Западного и Центрального Кавказа, ориентированное на Османскую империю, активно противилось распространению светского российского образования.
Особенно активно светское образование развивалось в 1870-е годы. Министерство народного просвещения российской империи подготовило и опубликовало «Сборник документов и статей по вопросу об образовании инородцев» (1869), в котором отмечалось, что конечной целью образования всех инородцев, живущих в пределах Российской империи, должно быть их обрусение и слияние с русским народом. Идеологом русификации народов на национальных окраинах России стал русский ученый-тюрколог, профессор Казанского университета и Духовной акаде-мииН. И. Ильминский (1822-1891). Имбылпредложен следующий метод русификации: на первом этапе создание начальных школ на языках народов империи с параллельным изучением русского языка и на втором этапе перевод обучения полностью на русский язык. Ряд общественных деятелей Северного Кавказа второй половины XIX века поддерживали деятельность так называемых российских «русификаторов» (Крым-Гирей, Коста Хетагуров и др.).
№ б (25), 2007
' 'Кул ътурная жизн ь Юга России " ^
В это же время министром народного просвещения Российской империи Д. А. Толстым был подготовлен план расширения сети начальных школ среди народов Поволжья, Урала, Сибири, Кавказа и Крыма под названием «О мерах к образованию населяющих Россию инородцев».
Первый этап организации школ нового типа на Северном Кавказе прошел неудачно. В середине 1870-х годов в Кабарде были открыты три русские школы в селениях Кучмазукино, Куденетово, Шалушка, но они просуществовали недолго, поскольку горцы отказались их посещать. Второй, более успешный этап создания таких школ относится к концу 1890-х годов, когда на всем Северном Кавказе были организованы аульные начальные школы. Так, по данным на 1914 год, в Кабарде и Балкарии было 50 светских школ (2). Помимо начальных учебных заведений на Северном Кавказе организовывались средние учебные заведения (Владикавказ, Грозный, Пятигорск).
На Центральном Кавказе, в Осетии, активно проводилась православная миссионерская деятельность, внедрялись церкви и система православного образования, ставшая одним из действенных механизмов приобщения горцев (главным образом, осе-
тин, среди которых православие распространилось в большей степени), к российской гражданственности. Православные школы организовывались усилиями «Общества восстановления православного христианства на Кавказе» частично за счет финансовой поддержки Священного Синода и частично за счет российской казны.
В области судебного реформирования Российская империя сохранила традиционную систему горского судопроизводства, основанную частично на адате и шариате. Функционировали адатные и шариатные суды, в которых горцы могли рассматривать спорные дела.
Из всего вышесказанного очевидно, что для этнокультурного развития горцев Северо-Западного и Центрального Кавказа пореформенного времени были характерны процессы аккультурации и целенаправленной русификации.
Литература
1. Жем ухо в С. Н. Мировоззрение Хан-Гирея Нальчик, 1997. С. 45-48.
2. Калмыков Ж А. Установление русской администрации в Кабарде и Балкарии в конце XVIII - начете XX в. Нальчик, 1995. С. 93.
С. В. САМОВТОР
НЕРЕАЛИЗОВАННЫЕ ТОПОНИМИЧЕСКИЕ ПРОЕКТЫ НА КУБАНИ В КОНЦЕ XVIII - НАЧАЛЕ XX ВЕКА
Объектом серьезного топонимического изучения кубанских историков являются ойконимы (названия населенных пунктов), реально существующие в настоящее время или существовавшие в прошлом. Вместе с тем из поля зрения выпадают географические названия, «имевшие место быть» только на бумаге в многочисленных топонимических проектах. Однако «несуществующие топонимы» (равно как и реальные) являются не только своеобразными свидетелями уровня топонимической культуры своего времени, но и ценными историческими источниками, освещающими самые различные стороны жизни современного им общества.
Среди проектов названий, предложенных к имянаречению населенных пунктов, в зависимости от причины их «нереализации» выделяются следующие группы топонимов:
1. Предполагаемый населенный пункт так и не был основан. Например, города Григорьевск (Григорьевский) и Бейсугск (Бейсу) - административные центры одноименных округов в Черноморском казачьем войске (1794 г.) (1). Округа, в свою очередь, были так названы в честь Григория Александровича Потемкина-Таврического и по названию реки Бейсуг.
2. Населенный пункт получил другое название, так как подобное уже существовало на Кубани. Например, в 1911 году жители хутора Кубанский Майкопского отдела предложили наименовать
его Воронцовским. Это название было отклонено, так как в Екатеринодарском отделе уже был хутор Воронцовский (бывший Марьянский). По этой же причине не был переименован в Воронцовский и хутор Новобекешевский Кавказского отдела (2). Первая мировая война внесла свои мотивы в топонимию Кубани. Так, в июне 1915 года сбор выборных станицы Прусской Майкопского отдела, приняв во внимание, что она названа так в честь принца Альберта Прусского, бывавшего в этих краях во время Кавказской войны (3), и что Прусское королевство входит в состав Германской империи, которая объявила России войну, постановил: «признать такое явление нежелательным и просить атамана Майкопского отдела возбудить ходатайство присвоить станице Прусской другое
