CC BY
89
ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2014. №3(37)
УДК 811.161.1:37
СУБСТАНТИВНЫЕ ЭКСПРЕССИВЫ В ЯЗЫКОВОМ ПРОСТРАНСТВЕ РУССКИХ ГОВОРОВ ВОЛГО-КАМСКОГО РЕГИОНА РЕСПУБЛИКИ ТАТАРСТАН
© С.С.Сафонова, О.А.Чупрякова
Статья посвящена исследованию экспрессивных субстантивов, функционирующих в русских говорах РТ. В ней предпринята попытка лингвистического описания экспрессивов, характеризующих лицо и предметы неодушевленного мира, исходя из их семантической структуры, деривационных и стилистических особенностей. В статье предлагается классификация субстантивов, обозначающих разнообразные портретные характеристики человека, в языке диалектоносителей Вол-го-Камского региона. В классе экспрессивов, «рисующих» моральный и этический облик человека, рассматривается группа субстантивов, образующих речевой этикет русских говоров РТ. В языке диалектоносителей Волго-Камского региона преобладают наименования с пейоративной коннотацией по сравнению с субстантивными экспрессивами, выражающими мелиоративную оце-ночность.
Ключевые слова: диалект, субстантивы, экспрессивность, эмотивность, оценочность, интенсивность, деривация.
Сегодня в лингвистической науке актуальность и особый интерес приобретает изучение экспрессивно-стилистической дифференциации диалектной речи, поскольку данный слой языка изобилует эмоционально окрашенной лексикой, которая наиболее устойчива и наиболее значительна по составу и словоупотреблению по сравнению с нейтральной.
Интенсивное полиаспектное исследование экспрессивности разных уровней как литературного и разговорного языка, так и русских говоров приходится на последнюю треть XX столетия. «Значительными достижениями в этой области в системно-семантическом аспекте является разработка концепции экспрессивности как функционально-семантической (лексико-семан-тической, семантической) категории (В.Н.Телия, Н.А.Лукьянова, Т.В.Матвеева и др.); в прагматическом аспекте - выявление условий реализации семантического потенциала экспрессивной лексики, диффузности ее семантики и т.п. (Н.А.Лукьянова, Т.А.Трипольская, В.Н.Телия, Л.Н.Храмцова и др.); в лексикографическом аспекте - разработка принципов составления словарей экспрессивной лексики на материале литературно-разговорного языка и говоров Сибири, а также появление первых опытов лексикографического описания отдельных фрагментов экспрессивной лексики (Н.А.Лукьянова, Т.А.Трипольская, Л.Н.Храмцова и др.); в лингвокогни-тивном аспекте - попытки привлечения экспрессивного лексико-фразеологического фонда с позиции актуальной когнитивной парадигмы исследования (В.Н.Телия, Т.А.Трипольская и др.);
в территориально-сопоставительном аспекте -определение ареалов экспрессивной лексики на материале некоторых фрагментов говоров Новосибирской области, в частности глаголов и оценочных прилагательных (Н.Б.Лаврентьева, О.А.Новоселова, Л.Н.Храмцова и др.)» [1: 5]. В связи с этим исследование данных синхронных аспектов на новом диалектном материале (язык русских говоров Волго-Камского региона РТ) с привлечением данных некоторых словарей говоров весьма актуально и своевременно. В современной диалектологической науке социолингвистическое направление, связанное с изучением влияния социальных факторов на развитие семантики диалектного словесного знака и на изменение семантических представлений диалек-тоносителей, разумеется, не является изолированным и разрабатывается с учетом результатов описательно-лексикографических, теоретико-исследовательских, системно-структурных диалектологических исследований.
По наблюдению О.И.Блиновой, диалектный язык - это «вторая по значимости (после литературного языка) форма национального языка» [2: 11]. Диалект от литературного языка отличает территориальный аспект освещения всех его категорий. Устная форма бытования диалектного языка является для него единственной и определяет многие его типологические особенности: приоритет экспрессивно-оценочной лексики, отсутствие внешне нормирующих факторов, огромное количество окказиональных образований, высокую подвижность и проницаемость всех уровней диалектной системы, особенно лек-
сико-семантического, и др. Диалектологи рассматривают современные народные говоры как чрезвычайно сложные языковые образования. Их сложность обусловлена как самими особенностями диалектов, так и специфическими условиями их современного функционирования. «Диалекты в настоящее время, - пишет Р.И.Ава-несов, - уже не вызываются к жизни существующими общественно-экономическими условиями, а напротив, продолжают существовать, несмотря на новые условия, которые вызывают к жизни процессы постепенного разложения, деформации, нивелировки, приближения к нормам литературного языка» [3: 20]. Основным критерием целостности современного территориального диалекта остается целостность языкового сознания носителей говора, представляющее собой форму общественного сознания, совокупность знаний и представлений о языке, его структуре, нормах и закономерностях развития [4: 6]. Именно показания языкового сознания носителей говора являются надежным источником исследования языка диалекта, и в первую очередь лексического пласта.
На уровне компонентов, составляющих семантику диалектного слова, уникальность, свойственная культуре определенного региона распространения национального языка, проявляется по-разному. В денотативной части семантики регионально-культурная специфика диалектного слова обнаруживается, во-первых, в способности обозначать специфические реалии; во-вторых, в особенностях предметно-понятийного членения действительности; в-третьих, в расхождениях в организации близких или тождественных понятий. Собственно-языковой компонент значения диалектного слова формируется на основе своеобразных ассоциативных парадигматических и синтагматических связей внутри семантических полей и стилистических характеристик их составляющих. Регионально-культурное своеобразие эмпирического компонента значения диалектного слова проявляется в уникальности конкретно-чувственного образа-представления, связываемого с определенной реалией. «На уровне эмотивного компонента семантики регионально-культурное своеобразие диалектного слова проявляется в особенностях экспрессивных оценок, связанных в сознании диалектоносителя с определенным словесным знаком и обусловленных как эмоциональной характеристикой обозначаемого явления, так и своеобразием стилистической расчлененности лексики в говоре» [5: 135].
Экспрессивная функция имеет определенную систему языковых средств репрезентации на разных уровнях языка: словообразовательном, лек-
сико-фразеологическом и морфолого-синтак-сическом - и ориентируется «на выражение субъективных аспектов восприятия человеком реального мира» [6: 43]. Экспрессивность является одной из сложнейших лингвистических категорий, поскольку она связана с проявлением субъективного начала в языке, сопровождающего познание объективной действительности и отражающего содержание индивидуального сознания носителей того или иного языка. Однако при сравнительно большом объеме литературы, так или иначе посвященной исследованию круга проблем, ассоциирующихся с понятием «экспрессивность», оно не получило еще общепринятого толкования. О слабой разработанности данной проблемы свидетельствует и неполная репрезентация соответствующей терминологии в словарях. В лингвистической литературе экспрессивность трактуется то как «семантический феномен, выделяющий слово специальным набором денотативных и коннотативных сем с целью более эффективного воздействия на получателя» [7: 47]; то как «совокупный продукт, выражение некоторого итога, создаваемого целым рядом субъективно ориентированных и эмоционально окрашенных отношений субъекта речи к обозначаемому» [8: 6]; то как «определенная функция некоторых языковых единиц - функция воздействия» [9: 11]; то как «внутреннее содержание экспрессивной лексической единицы», отождествленное с коннотацией [6: 44].
Экспрессивность представляют как монокомпонентное и как поликомпонентное явление. Одни исследователи, понимая экспрессивность как монокомпонентное явление, отождествляют ее с эмотивностью [10-12]; другие - с интенсивностью [13-15]; третьи признают экспрессивность более широкой категорией, чем эмотив-ность [6-8]. Таким образом, по вопросу о сущности и соотношении экспрессивности и эмотивно-сти, экспрессивности и интенсивности существуют полярные точки зрения: от их полного отождествления до четкой дифференциации. Однако мы считаем, что эмотивность, как эмоциональность и интенсивность, является составляющей экспрессивности, поскольку последняя способна пронизывать и эмоциональное, и интеллектуальное, и их взаимопроникновение. Что касается категории интенсивности, то она имеет «двойственную природу: с одной стороны, она приобретает онтологический статус как категория, лежащая в рамках количественных отношений, т.е. имеет внеязыковой референт, с другой, получая характер выделенности, переключается на кон-нотативный уровень языка и речи, взаимодействуя с категорией экспрессивности» как частное с
общим [16: 30]. Следовательно, эмоциональность - это психологическая характеристика личности, участвующей в коммуникативном процессе; эмо-тивность - это совокупность языковых средств, способных произвести эмоциогенный эффект и вызвать соответствующие эмоции у реципиента; интенсивность - это степень выраженности, мера количественной характеристики экспрессивности; а экспрессивность - это интегральный результат реализации эмоциональности, эмотивно-сти и интенсивности.
Мы вслед за Н.А.Лукьяновой экспрессивной лексической единицей, или экспрессивом, будем называть «слово (лексему или ЛСВ), языковая значимость которого обусловлена экспрессивной функцией языка» [6: 43]. Большинство ученых единодушно в том, что назначение экспрессивов заключается в выражении субъективного отношения говорящего к предмету речи [6-8; 17]. Субъективным это отношение является потому, что может отражать объективные свойства обозначаемого предмета, а может и не отражать. «Оценочный компонент при употреблении соответствующего слова сохраняется, он объективен и не зависит от референтной "оправданности"» [17: 100].
До настоящего времени дискуссионным остается и вопрос о границах, объеме экспрессивной лексики, на что неоднократно обращалось внимание ученых, занимавшихся этой проблемой. Одной из самых обсуждаемых является вопрос о включении в состав эмоционально-экспрессивной лексики слов, называющих эмоции и объективирующих оценки: любовь, радость, ненависть, милый, красивый, безобразный и подобные. Одни лингвисты склонны включать подобные слова в состав эмоционально-экспрессивной лексики [18-19], объясняя это, как правило, тем, что субъект речи, «употребляющий обозначения эмоций (Я очень огорчен или Мне страшно), одновременно в понятийной форме выражает свое внутреннее состояние» [20: 37]. Однако большинство исследователей не согласны с подобной позицией [6; 8; 14; 17; 21], обосновывая это следующим: «эмоциональная окраска таких слов, как любить, ненавидеть и т.д., целиком определяется их "предметной" направленностью, а именно тем, что данные слова непосредственно обозначают различные эмоции, настроения и т.д.» [21: 105], т.е. данные слова обозначают понятия об эмоциях, что и составляет их денотативное значение [17: 97; 6: 28]. Несомненное присутствие в таких словах семы «эмоция» долгое время не позволяет ученым прийти к единому мнению в плане отнесения / неотнесения их к экспрессивному фонду языка.
Экспрессивные слова и лексико-семантичес-кие варианты образуют единый класс в словарном составе языка и противопоставляются номинативным неэкспрессивным словам и лексико-семантическим вариантам, и одновременно этот класс семантически неоднороден. В связи с этим возникает вопрос о классификации данного множества, то есть выделении типов экспрессивных слов, ибо обнаруживается несходство экспрессивных лексем, обусловленное их частереч-ной принадлежностью, так как общекатегориальное значение накладывает отпечаток на семантику слова. В частности, субстантивы, во-первых, имеют тенденцию к формальной выраженности экспрессивности с помощью субъективно-оценочных суффиксов и других деривационных средств: дурной ^ дурица, плаксивый ^ плакус, пузатый ^ пузран, поэтому в сфере субстантивной лексики наиболее ощутима граница между экспрессивно-окрашенными и экспрессивно-нейтральными словами, между интеллектуальной и эмоциональной оценками. Во-вторых, среди имен существительных яркость образа и резкая контрастность создается и посредством семантического словопроизводства, или метафорического переноса наименований из сферы предметного или животного мира: рвань (о никчемном человеке), поганка (о неряшливом, неопрятном человеке), лайка (о сварливом человеке) и т. д.
Эмпирической базой нашего исследования послужила картотека собранных и систематизированных лексем, характеризующих внешний и внутренний мир человека и обозначающих предметы и явления неодушевленного мира, как результат диалектологической практики 2014 года в Волго-Камском регионе РТ, хотя в процессе лингвистического описания диалектной лексики были привлечены и данные «Словаря русских говоров Волжско-Свияжского междуречья» М.Ф.Моисеенко [22]. Исследуя субстантивные экспрессивы в языковом пространстве русских говоров, мы выделяем два класса субстантивов, внутри которых наблюдаются весьма неоднородные по семантике и эмоциональной оценке группы: 1) субстантивные экспрессивы, характеризующие внешний и внутренний мир человека; 2) субстантивные экспрессивы, называющие неодушевленные предметы и явления.
Рассмотрим первый класс субстантивных экспрессивов, характеризующих человека.
В структуре значений исследуемых субстан-тивов совмещаются денотативный компонент (лицо, названное по некоторому признаку) и кон -нотативные компоненты «эмоциональность» и «оценочность», актуализирующие мелиоратив-
ную и пейоративную эмоциональную оценку. Признаки, по которым называется и характеризуется лицо, весьма разнообразны, это дает нам право выделить следующие «портретные зарисовки» человека:
1) интеллектуальные свойства: уменник, уменница (умный, толковый человек): «Не озорник, хозяйственный такой, уменник» [22: 142];
дурица (придурковатая женщина): «Дурица, мол, она придурит уж маленько»;
побасенщик, побасенщица (человек, рассказывающий забавные истории): «Уж он эдакой побасенщик!»;
песельник, голосена (человек, знающий много песен и поющий их): «Вон наш слепой много песен поет - песельник» [22: 90]; «Голосена песни поет много» [22: 28];
2) черты характера и особенности темперамента: балахрыст, балахрыстка, сорвач, самосуд, хайдук, хайдучка, просмешник, просмешни-ца, галман (озорной, беспокойный, пустой, легкомысленный человек): «Балахрыст не сидит смирно в артеле, ткнет того, другого, рыскает, бегает, больно балахрыст», «Озорник больно, сорвач», «Что придумают, то и делают, не слушают ни отца, ни матери, такие самосуды!», «Как хайдук, что ни скажешь, все ха-ха-ха», «Просмешница, она много знает сказанок», «Эти галманы какие-то, озорники они»;
калмык, промзеля (злой, хитрый человек): «Такой калмык!», «Не гляди что он такой, он настоящий промзеля, не пропадет нигде»;
мистрюк, остолбень (угрюмый, сердитый человек, нелюдим): «Смотри, тебя мистрюк заберет» (пугает ребенка), «Остолбень, неразговорчивый, молчит, как бык, избычился»;
простодыра (простодушный человек): «Про-стодыра, все што не купит, все развеет, раздаст» [22: 109];
сбрех, сбреха (лгун): «Вот я соврала, про меня скажут, сбреха» [22: 122];
хвальбишка (хвастливый человек, хвастун): «Всяку всячину говорит, а у самого ничего нет» [22: 145];
чудила (чудной человек, чудак): «Чудак, все на смех, смеются, а он ишо смешнее. Кака чудила она!» [22: 150];
ужима, зазнайщик, зазнаиха, зазнаишка (высокомерный, заносчивый человек, зазнайка): «Ужима-то жива, што ли? Таке форсят больно, ужимы» [22: 141-142]; «Зазнаиха сама себя высоко несет, с кем хочет говорит, с кем хочет нет. И чего она така?», «Из себя воображат, выкарчиват, зазнаишка» [22: 41];
барма, бормота, бормотун, бормотуха, ба-тыга, бахарник, бахарница, долгоязычник, долго-
язычница, халтома, язычник, язычница, лясник, лясница, подхвостник, подхвостница, полыгала, сплетушник, хабарызка, халтома, таратор, тараторка (болтун/болтунья, сплетник/сплетница): «Барма, бармит без толку»; «Батыга он, Корней Василий, батыжить-то любит»; «Бахарник все знает»; «Соседка наша, которая справа, долгоязычница»; «Вон Корней - лясник, он с каждой бабой лясничит»; «Придет к кому, насплетничает, уйдет, подхвостница!»; «Много зря говорит, у полыгала заболтается»; «Сплетушник, сплетни любит, сплетни собирает»; «Она тут хабарыздит, болтает, хабарызка»; «Халтома, много бормочет»; «Ну таратор, завелся, как граммофон»;
бахалка, бахолда, брязга, хабалка (острая на язык, сварливая женщина): «Бахалка узорничат много, бахалка»; «Наболтала и оправдывается, нахабарыздила бахолда»; «Уж она такая бряз-га, ничего не может тихо говорить»; «Она такая хабалка, не приведи бы с ней связываться»;
горлопан, горлопанка, турлыкалка (тот, кто громко кричит, быстро, торопливо говорит): «Горлопан он, горлопанит вовсю»; «Турлыкалка скоро бормочет»;
лайка (сварливый человек, любящий брань, ругань): «Лайка она больно, со всеми ругается, всех переругает»;
пусташка (пустой, никчемный человек): «Пусташка бормочет, толку нет»;
съедуга (тот, кто придирается к другим): «Что за съедуга, съедает и съедает»;
свобышник, свобышница (своевольный человек): «Тако уж он свобышник уродился»;
наян (назойливый человек): «Такой наян, как оса лезет в глаза, вывертит, что ему надо»;
пыхтун, пыхтунья (медлительный человек): «Пыхтуньей зовут, пыхтит долго, сапунья, нерасторопна»;
отлет (человек бойкий, ловкий, мастер на все руки): «Нарядна, отличается от людей, как отлет, огненна, бойка». При характеристике ловкого в делах человека в русских говорах РТ встречаются и сочинительные сочетания типа угар с чадом: «Вот угар с чадом, бойкий, способный, оторви башка!»;
3) моральные и этические характеристики: бабик, шатун (волокита, бабник, развратный мужчина): «Бабик, тот, кто за бабами ходит» [22: 8], «Дядя был шатун» [22: 151];
бездомовец, неуберуха (плохой хозяин, бесхозяйственный человек): «Бездомовец, не прибре-тает для дому»; «Неуберуха что-то не убрала, не доделала»;
неделовка, обой, шелабольница (лентяй / лентяйка, человек, не умеющий вести домашнее хо-
зяйство): «Не умеет делать, ни сшить, ни прясть, ни носок связать, ходит, неделовка, путается со скотиной»; «Вон он какой обой, ничего не делает»; «Шелабольница по дворьям ходит, а дома грязью подавилась»;
облай, ругательник, ругательница, матер-шинник, помарешинник, поругательник (тот, кто постоянно ругается): «Облай лается и лается»; «Как ни посмотришь, все ругается, ругательница какая!»; «Он такой матершинник»;
пустосмех, пустосмешка, пустосмешница (смеющийся попусту человек): «Пустосмех ни за что смеется, над людьми и так» [22: 111];
халда (тот, кто безобразничает): «Халдит, халда какой-нибудь»;
рвань (опустившийся, никчемный человек): «Озорник, пьяница, он рвань какой!»;
облоп (тот, кто много пьет): «Облоп, лопат вино, воду, пьет много» [22: 79].
В этой группе субстантивных экспрессивов, дающих в основном отрицательную оценку этическому или моральному облику человека, необходимо рассмотреть и группу субстантивов, образующих речевой этикет русских говоров Вол-го-Камского региона РТ. Данные экспрессивы не являются характеристикой лица, и денотативный компонент в их семантике неоднозначен. Однако в сфере этих экспрессивных субстантивов выделяются формы вежливого обращения и эмоциональные ласкательные обращения (особенно к детям): слюняйка, кошурки, кошурочки: «Маленький, слюни текут, слюняйка»; «Кошурки, мои»;
4) физические и физиологические характеристики: буклай, буклайка, буклан, буклашка, пуз-ран (насмешливое наименование толстого человека): «Она такая буклайка!», «Сосед у нас пуз-ран»;
буслай, растармаха, растармашка (неуклюжий человек): «Буслай, тюфяк, несвязной человек!»; «Как растармаха растет, сама себя обрядить не может»;
висляй, вихляй, вялун, дрюпня, дряпня, тютя-вятя, рохля (несобранный, нерасторопный, вялый человек): «Висляй, распустит слюни»; «Вя-лун, и скоро не сходит, и за столом вялится, ест и не ест»; «Поставишь его, а он опять упадет, такой дряпня»; «Такой вялый, несвязной, а другие-то мужики хороши, а ты тютя-вятя, не съем пирог!»; «Когда поворотился, ну, и говорят, рохля»;
5) характеристики внешнего облика человека, нередко коррелирующие с его внутренним миром: поддергай (человек в слишком короткой одежде): «Юбка коротка или штаны коротки, идет поддергай»;
нарядена, нарядник (щеголь): «Такой он на-рядник, или она нарядена» [22: 73];
грязновка, гуня, замухрайка, козарышник, ко-зарышница, мызгуша, поганка, размазня, россо-маха, разгильдяй, разгильдяиха, лашман (неряшливый, неопрятный человек, неряха): «Грязна да неопрятна, вон гуня ходит»; «Какой женишиш-ка замухрайка, больно неопрятный»; «Сноху мою называли козарышницей»; «Мызгуша, опять измызгала одежду-то»; «Вон она поганка кака,не разбират, где чисто, а где погано»; «Размазня кака, на человека не похожа»; «Рос-сомаха, одно все вместе, а то по одной просен-ке»; «Едет, лошадь не ладно запряжена, сам разгильдяй, и лошадь так запрягает»; «Лашман грязный, ходит, как лашман, что есть, в том и идет, на одной ноге лапоть, на другой - калоша»;
блудня, подворница (тот, кто любит бродить без дела по дворам): «Подворница везде заглядывает, и блудней ее зовут»;
рыскун, рыскуша (тот, кто бегает без дела): «Вот у нас девка была, как встанет додни и уйдет, рыскуша» [22: 120];
лызгачка (девчонка бойкая, проворная, любящая бегать, но не работать): «Вот кто ходит, бегает, ты что, как лызгачка, бегаешь?»;
свербежка (непоседа, вертлявый ребенок): «Ни сидит, ни стоит, все ерзат, толкат, вот свербежка!» [22: 122]; забежка, туртыга (торопливый человек): «Вот про сноху мою говорят забежка, то туда, то в другую сторону побежит»; «Уж больно скоро тумашится, как туртыга»;
чумичалка (молчаливый человек): «Чуми-чалка, неговорливый человек»;
чистена (чистоплотный, аккуратный человек, чистюля): «Ба, какая чистена, все убирается и стирает, и чистит!»;
6) общие характеристики, выражающие негативное отношение к человеку: шилохвост, шишига: «Ругают так, а почему шилохвост не знаю»; «Чо ты тут шишига делашь?» [22: 152].
Рассмотрим второй класс субстантивных экспрессивов, называющих неодушевленные предметы и явления. Этот класс весьма неоднороден, в нем различается несколько типов.
I тип - характеристики предметов. Данный тип субстантивов отличается от субстантивов-наименований лица лишь денотативным компонентом.
Во-первых, это характеристики частей тела человека: хайло, кадык (рот, пасть): «Разинул хайло! Хайло у собаки. О человеке похабно так говорить»; «Чего вы разинули кадыки и орете?»; ры-лишко (уменьш.-ласк.) (личико): «Закутай ры-
лишко от холоду»; тезево, брюхо (живот): «Ты что выставил тезево-то?», «Недавно пошли живота, раньше все брюха были»; голяшка, голяш-чонка (голень): «Голяшчонки уставил!»; вершинка (верхняя часть головы, темя): «Переклад упал да прямо ему на вершинку, на темя».
Во-вторых, описания жилого помещения, местности: щемилки (узкое место, тесное место), трущобник (труднопроходимое место, чащоба), растороп, расторопица, дрязг, дрязга (распутица): «Ну, сел ты в щемилках мешать-то мне»; «В кусты залез, не вылезешь, в трущобник залез»; «Вот умрешь в саму расторопицу, кто к тебе придет?»; «Дрязгу-то, не пролезешь в лесу»; свойства материала: потирушка, подмазок, отрепки (тряпка), рыханье, лоскутье, лохмотье (лохмотья): «Все тряпки-потирушки, от стола, от кухни, пол мыть»; «Что ты надела платок, как подмазок?»; «Износила до таких пор, до отрепок»; «Что на нее надето, одно рыханье, одни лоскутки»; «Лоскутье, тряпки, вроде новы, а это ремушки, стары»; «Изорвано на нем рубашка, штаны, одно лохмотье».
II тип - субстантивные экспрессивы, выражающие эмоциональные оценки ситуаций, событий, явлений и т.д.: страм (позор, срам, стыд), лайка (ссора, брань, ругань), завалка (беспорядок), жарынь (жара), дурас, дурасава (дурь): «Вот девушка родит, вот страм, обстрамила наше все родство»; «Между ними лайка, лаются, разлаялись»; «Что у вас в комнате такая завалка»; «В бане жарынь, прямо не взойдешь»; «В ней нагрохано дураса-то, озорница, негодна больно». В семантике подобных субстантивных экспрессивов весьма сильно смещен денотативный компонент в результате доминирующего коннотативного компонента «оценочность».
III тип - субстантивные экспрессивы, связанные с количественными представлениями, в сфере которых выделяются две полярные группы: А) субстантивы, характеризующие малое и большое количество однородных объектов: страх, дюже, дугу, под дугу (много, очень много), крупнина (большой размер, большая величина), груда, го-лям, голяма (большое количество чего-нибудь): «Я их (песен) страх спела!»; «Дюже сильна лошадь, дюже вытерпит»; «Под дугу я сегодня работал»; «После дождя расшвырнешь траву, а там вот эдакой крупнины ягоды-то!»; «Картошки груда», «Наверно много, цела голяма»; Б) субстантивы-оценки, обозначающие совокупность людей: холостежь (холостые парни), девье (девушки): «Холостежь, мальчишки холосты», «Эх, вы, девье, девье , иди сюда!».
Семантическая структура экспрессивов группы А неоднородна. Общее в их семантике - вы-
ражение представления о количестве однородных предметов, явлений. Коннотативный компонент «экспрессивность» в их семантической структуре - «очень мало» и «очень много», в то время как коннотативный компонент «эмоциональность» может иметь лишь речевую реализацию. В коммуникации они могут выражать как положительные, так и отрицательные эмоции, однако не сами по себе, а скорее всем контекстом, в котором употребляются. Субстантивы группы Б занимают особое положение в этом типе характеристик, поскольку являются эмоциональными оценками и по семантике близки существительным-характеристикам человека.
Из изложенного следует, что в сфере субстантивных экспрессивов, функционирующих в русских говорах Волго-Камского региона РТ, преобладают наименования с пейоративной коннота-тивной оценкой внешних и внутренних качеств человека, предметов и явлений неодушевленного мира, причем более разнообразно и широко, ярко и многочисленно по сравнению с субстантивными экспрессивами, выражающими мелиоративную коннотацию. В качестве показателей эмоционально-оценочной характеристики исследованных субстантивов выступают деривационные единицы как единственные средства выражения или в составе других. Однако эмоционально-оценочная коннотация нередко «заложена» в самом производящем слове. Таким образом, лексический пласт нравственно-этического содержания русских говоров РТ, окрашенный эмоциональностью, оце-ночностью, экспрессией, отражает миросозерцание и мировосприятие диалектоносителя Волго-Камского региона.
1. Балакай А.А. Этикетные обращения: функционально-семантический и лексикографический аспекты: дис. ... канд. филол. наук. - Новосибирск, 2005. - 241 с.
2. Блинова О.И. Образность как категория лексикологии // Экспрессивность лексики и фразеологии. - Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1983. - С. 3 -11
3. Аванесов Р.И. О двух аспектах предмета диалектологии // Общеславянский лингвистический атлас: (Материалы и исслед.) / Отв. ред. Р.И.Аване-сов. - М.: Наука, 1965. - С. 24 - 35.
4. Чупрякова О.А. Семантическая глагольная деривация в говорах Волго-Камья: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Казань, 2006. - 18 с.
5. Заговорская О. В. Семантика диалектного слова и проблемы диалектной лексикографии. - М.: Ин-т рус. яз. АН СССР, 1990. - 300 с.
6. Лукьянова Н.А. Экспрессивная лексика разговорного употребления. - Новосибирск: Изд-во Наука. Сибир. отд-ние, 1986. - 230 с.
7. Шаховский В.И. Категоризация эмоции в лекси-ко-семантической системе языка. - Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1987. - 190 с.
8. Телия В.Н. Экспрессивность как проявление субъективного фактора в языке и ее прагматическая ориентация // Человеческий фактор в языке: Языковые механизмы экспрессивности. - М.: Наука, 1991. - С. 5 - 35
9. Крутикова Л.Е. Лексико-фразеосемантическая группа качественных наименований лица в русском языке Х1-ХХ вв.: автореф. дис. ... канд. фи-лол. наук. - Спб., 1995. - 37 с.
10. Балли Ш. Французская стилистика. - М.: Иностр. лит.,1961. - 394 с.
11. Матезиус В. О так называемом актуальном членении предложения // Пражский лингвистический кружок. - М.: Прогресс, 1967. - С. 239 - 245.
12. Якобсон Р.О. Избранные работы. - М.: Прогресс, 1985. - 456 с.
13. Арнольд И.В. Лексикология современного английского языка. - М.: Изд-во лит. на иностр. яз., 1959. - 351 с.
14. Гак В.Г. Теоретическая грамматика французского языка. - М.: Высшая школа, 2004. - 864 с.
15. Болотов В.И. Эмоциональность текста в аспектах языковой и неязыковой вариативности: Основы
эмотивной стилистики текста. - Ташкент: ФАН, 1981. - 116 с.
16. Сафонова С.С. Местоименно-союзные предложения с семантикой интенсивности в языке современной прессы: дис. ... канд. филол. наук. - Казань, 2002. - 184 с.
17. Стернин И. А. Лексическое значение слова в речи. - Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1985. - 172 с.
18. Галкина-Федорук Е.М. Об экспрессивности и эмоциональности в языке // Сб. статей по языкознанию. - М.: Изд-во МГУ, 1958. - С. 103 - 124.
19. Фомина З.Е. Категориальные и семантические типы эмоционально-оценочной лексики в лексической системе языка (на материале русского и немецкого языков): дис. ... канд. филол. наук. -Воронеж, 1987. - 232 с.
20. Калимуллина Л.А. Семантическое поле эмотивно-сти в русском языке: синхронный и диахронический аспекты: с привлечением материала славянских языков: дис. ... докт. филол. наук. - Уфа, 2006. - 556 с.
21. Шмелев Д.Н. Слово и образ. - М.: Наука, 1964. -120 с.
22. Моисеенко М. Ф. Словарь русских говоров Волж-ско-Свияжского междуречья. - Казань: Изд-во Казан. ун-та, 2002. - 158 с.
SUBSTANTIVE EXPRESSIVE PHRASES IN THE SPRACHRAUM OF THE RUSSIAN DIALECTS IN THE VOLGA-KAMA REGION OF THE REPUBLIC OF TATARSTAN
S.S.Safonova, O.A.Chupryakova
The article studies expressive substantive phrases used in the Russian dialects of the Republic of Tatar-stan. It makes an attempt to give a linguistic description of expressive phrases characterizing living beings as well as inanimate world on the basis of their semantic structure, derivational and stylistic features. The paper presents a classification of substantives denoting a variety of characteristics used to describe a person in the dialect of the Volga-Kama Region. In the class of expressive phrases, "depicting" moral and ethical aspects of man, we consider a group of substantives forming speech etiquette of the Russian dialects in the Republic of Tatarstan. In comparison with substantive expressive phrases signifying meliorative evaluation, pejorative connotations dominate in the language of native speakers of the Volga-Kama Region dialect.
Key words: dialect, substantive phrases, expressiveness, emotional breadth, evaluation, intensity, derivation.
1. Balakaj A.A. Jetiketnye obrashhenija: funkcional'no-semanticheskij i leksikograficheskij aspekty: dis. ... kand. filol. nauk. - Novosibirsk, 2005. - 241 c. (In Russian)
2. Blinova O.I. Obraznost' kak kategorija leksikologii // Jekspressivnost' leksiki i frazeologii. - Novosibirsk: Nauka. Sib. otd-nie, 1983. - S. 3 -11. (In Russian)
3. Avanesov R.I. O dvuh aspektah predmeta dialek-tologii // Obshheslavjanskij lingvisticheskij atlas: (Materialy i issled.) / Otv. red. R.I. Avanesov. - M.: Nauka, 1965. - S. 24 - 35. (In Russian)
4. Chuprjakova O.A. Semanticheskaja glagol'naja deri-vacija v govorah Volgo-Kam'ja: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. - Kazan', 2006. - 18 c. (In Russian)
5. Zagovorskaja O.V. Semantika dialektnogo slova i problemy dialektnoj leksikografii. - M.: In-t rus. jaz. AN SSSR, 1990. - 300 s. (In Russian)
6. Lukjanova N.A. Jekspressivnaja leksika razgovor-nogo upotreblenija. - Novosibirsk: Izd-vo Nauka. Si-bir. otd-nie, 1986. - 230 s. (In Russian)
7. Shahovskij V.I. Kategorizacija jemocii v leksiko-semanticheskoj sisteme jazyka. - Voronezh: Izd-vo Voronezh. un-ta, 1987. - 190 s. (In Russian)
8. Telija V.N. Jekspressivnost' kak projavlenie sub#ektivnogo faktora v jazyke i ee pragmaticheskaja orientacija // Chelovecheskij faktor v jazyke: Jazyk-ovye mehanizmy jekspressivnosti. - M.: Nauka, 1991. - S. 5 - 35. (In Russian)
9. Krutikova L.E. Leksiko-frazeosemanticheskaja grup-pa kachestvennyh naimenovanij lica v russkom jazyke XI-XX vv.: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. -Spb., 1995. - 37 s. (In Russian)
10. Balli Sh. Francuzskaja stilistika. - M.: Inostr. lit., 1961. - 394 s. (In Russian)
11. Matezius V. O tak nazyvaemom aktual'nom chlenenii predlozhenija // Prazhskij lingvisticheskij kruzhok. -M.: Progress, 1967. - S. 239 - 245. (In Russian)
12. Jakobson R.O. Izbrannye raboty. - M.: Progress, 1985. - 456 s. (In Russian)
13. ArnoldI.V. Leksikologija sovremennogo anglijskogo jazyka. - M.: Izd-vo lit. na inostr. jaz., 1959. - 351 s. (In Russian)
14. Gak V.G. Teoreticheskaja grammatika francuzskogo jazyka. - M.: Vysshaja shkola, 2004. - 864 s. (In Russian)
15. Bolotov V.I. Jemocional'nost' teksta v aspektah jazykovoj i nejazykovoj variativnosti: Osnovy jemo-tivnoj stilistiki teksta. - Tashkent: FAN, 1981. - 116 s. (In Russian)
16. Safonova S.S. Mestoimenno-sojuznye predlozhenija s semantikoj intensivnosti v jazyke sovremennoj pressy: dis. ... kand. filol. nauk. - Kazan', 2002. -184 c. (In Russian)
17. Sternin I.A. Leksicheskoe znachenie slova v rechi. -Voronezh: Izd-vo Voronezhskogo universiteta, 1985.
- 172 s. (In Russian)
18. Galkina-Fedoruk E.M. Ob jekspressivnosti i jemo-cional'nosti v jazyke // Sb. statej po jazykoznaniju. -M.: Izd-vo MGU, 1958. - S. 103 - 124. (In Russian)
19. Fomina Z.E. Kategorial'nye i semanticheskie tipy jemocional'no-ocenochnoj leksiki v leksicheskoj sisteme jazyka (na materiale russkogo i nemeckogo jazykov): dis. ... kand. filol. nauk. - Voronezh, 1987.
- 232 s. (In Russian)
20. Kalimullina L.A. Semanticheskoe pole jemotivnosti v russkom jazyke: sinhronnyj i diahronicheskij aspekty: s privlecheniem materiala slavjanskih jazykov: dis. ... dokt. filol. nauk. - Ufa, 2006. - 556 s. (In Russian)
21. Shmelev D.N. Slovo i obraz. - M.: Nauka, 1964. -120 s. (In Russian)
22. Moiseenko M.F. Slovar' russkih govorov Volzhsko-Svijazhskogo mezhdurech'ja. - Kazan': Izd-vo Kazan. un-ta, 2002. - 158 s. (In Russian)
Сафонова Светлана Сергеевна - кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и методики преподавания Института филологии и межкультурной коммуникации Казанского федерального университета.
420008, Россия, Казань, ул. Кремлевская, 18. E-mail: sekretstar16@rambler.ru
Safonova Svetlana Sergeevna -PhD in Philology, Associate Professor, Department of Russian Language and Instruction, Institute of Philology and Intercultural Communication, Kazan (Volga Region) Federal University.
18 Kremlyovskaya Str., Каzan, 420008, Russia. E-mail: sekretstar16@rambler.ru
Чупрякова Ольга Анатольевна - кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и методики преподавания Института филологии и межкультурной коммуникации Казанского федерального университета.
420008, Россия, Казань, ул. Кремлевская, 18. E-mail: bezdna2008@rambler.ru
Chupryakova Olga Anatolevna - PhD in Philology, Associate Professor, Department of Russian Language and Instruction, Institute of Philology and Intercultural Communication, Kazan (Volga Region) Federal University.
18 Kremlyovskaya Str., Каzan, 420008, Russia. E-mail: bezdna2008@rambler.ru
Поступила в редакцию 20.08.2014
