CC BY
85
УДК 81'282
Андреева Елена Павловна
кандидат филологических наук, доцент Вологодский государственный университет ep-andreeva@bk.ru
КОННОТАТИВНО ОКРАШЕННАЯ ЛЕКСИКА ВОЛОГОДСКИХ ГОВОРОВ: К ВОПРОСУ О СРЕДСТВАХ ВЫРАЖЕНИЯ ЭКСПРЕССИВНОСТИ*
В данной статье рассматриваются способы и средства выражения экспрессивности в лексической системе вологодских говоров. Предметом исследования являются коннотативно окрашенные слова, входящие в состав различных лексических групп. Описание семантики, словообразовательной структуры, парадигматических и синтагматических связей анализируемых экспрессивов позволяет выявить языковые средства, за счет которых создается коннотативная окраска диалектного слова. Привлеченный к анализу языковой материал показывает, что соотношение предметно-понятийного и коннотативного компонентов лексического значения неодинаково проявляется в различных лексических группах. В лексическом значении слов, входящих в состав бытовой лексики, доминирующую роль играет денотативный компонент, осложненный семами эмоциональной оценки. В семантике экспрессивных агентивов не менее важными оказываются семы коннотативного блока. В значении бранных слов предметно-понятийный компонент может быть равен нулю. Анализ экспрессивной лексики вологодских говоров представляется важным как в семасиологическом, так и в когнитивном и аксиологическом аспектах, поскольку обнаруживает особенности восприятия окружающего мира диалектоносителями, систему их ценностей.
Ключевые слова: вологодские говоры, диалектная лексика, коннотация, эмоционально-оценочные слова, средства выражения экспрессивности.
Многоаспектные исследования
Н.С. Ганцовской в области диалектологии, ее преданная любовь к народной речи, скрупулезное изучение костромских говоров на протяжении многих десятилетий заставляют вспомнить вологодские экспрессивы, которые характеризуют человека, любящего и умеющего работать, целиком отдающегося делу: за-дорник, искипильница, петаник, ломик, деловица.
В данной статье предметом описания являются эмоционально окрашенные слова, входящие в состав разных тематических групп. Основным источником материала служит «Словарь вологодских говоров» и его картотека (КСВГ), привлекаются данные картотеки «Словаря режского говора» (КСРГ) [3].
Не ставя перед собой задачу дать обзор разным подходам к таким понятиям, как экспрессивность, эмоциональность, оценочность, интенсивность и образность, отметим, что придерживаемся традиционной точки зрения, рассматривая их в качестве компонентов единого коннотативного блока. Сложным представляется рассмотрение этих категорий применительно к территориально ограниченной лексике. С одной стороны, по словам Т. С. Коготковой, «в диалектной системе как бы сосредоточивается максимальный набор средств экспрессивного выражения» [1, с. 80]. С другой стороны, восприятие, оценка диалектного слова исследователями, авторами региональных словарей, то есть носителями литературного языка, может не совпадать с его подлинной эмоционально-оценочной окраской в говоре.
Многие исследователи отмечают повышенную эмоциональность и экспрессивность народной
речи. По словам Т.В. Матвеевой, «диалекты, языковые нормы которых не кодифицированы, более свободны в использовании разнообразнейших ресурсов родного языка с целью усиления выразительности речи» [2, с. 7]. В обычном разговоре носители вологодских говоров используют большое количество деминутивов, выражающих уменьшительные, ласкательные, уничижительные значения, что придает речи эмоциональность, характеризует определенное отношение к окружающему миру, коммуникативные качества говорящего, умение создать благожелательную, доверительную обстановку при общении. Выразительность речи придают образные слова с прозрачной внутренней формой: Цетушоцькю принесут, полумерок-то, а мне бы, рявкуну, дак и мало. Сямж. Надо бы поманить: синий-то огошочек прогорит, тогда и скутаем, как раз угар пройдёт. Сямж. [КСРГ].
Факты вологодских говоров позволяют описать различные языковые средства, эксплицирующие коннотативные семы. В группе экспрессивных суб-стантивов, обозначающих неодушевленные предметы, широко представлены слова с эмоционально оценочными суффиксами. В СВГ они имеют пометы ум.-ласк., ласк. Определить наличие или отсутствие уменьшительного значения у подобных слов помогает употребление в контексте: Которые большие, дак те пестери, а детские поменьше -пестероцьки. Кир. [3, вып. 7, с. 49]. На праздники раньше надевали ситцевицки с тёсёмоцкам, долгие. В фартуцках идём, и весело нам. Баб. [3, вып. 10, с. 13].
Бытовая лексика, тесно связанная с материальной культурой диалектоносителей, занимает центральной положение в словарном составе говоров.
* Работа выполнена при финансовой поддержке Российского научного гуманитарного фонда. Проект № 15-0400205/15 «Режа и режаки: этнолингвистическое описание севернорусского идиома».
12
Вестник КГУ ^ Специальный выпуск, 2017
© Андреева Е.П., 2017
Коннотативно окрашенная лексика вологодских говоров: к вопросу о средствах выражения экспрессивности
ТГ «Названия посуды, различных емкостей» содержит такие слова, как белушечка ум.-ласк. устар. 'ярко расписанная чаша для пива', рыльничек ум.-ласк. 'глиняный горшок с носиком, для сбивания масла, перетапливания масла, сала', кашничек ум.-ласк. 'глиняный сосуд для варки пищи', квасничок ласк. и квасничка ласк. 'кадка для приготовления и хранения кваса, пива, киселя', дупелька ум.-ласк. 'долбленая кадка, изготовляемая обычно из дуплистого дерева', дёнышко ум.-ласк. 'дно сосуда' и др. В составе этой группы выделяются единичные наименования, которые получают экспрессивную окраску за счет семантической деривации. Так, основное значение слова окатуха 'большой ковш, используемый преимущественно в бане' мотивирует шутливое производное значение 'любой большой сосуд для питья': Окатухой окатывались в бане: вымьюцця и окатяцця. К-Г. Уж котору окатуху пью! К-Г. [3, вып. 6, с. 41].
К ТГ «Названия пищи» относятся лексемы кро-шенинка ласк. 'похлебка с накрошенным хлебом', алелюшечка ласк. 'лепешка из сдобного теста', вершечки, мн., ласк. 'отстой на молоке, сливки', сметашка ласк. 'сметана' и др. Деминутивы бобочек, жеребеёк, лопоточек имеют общее значение 'кусочек': Ой, нет, не буду супа ись, а вот колбаски лопаточек дак съем. Сямж. [КСРГ]. Интерес представляют такие сложные слова, как голожопи-ца 'картофельное пюре без молока и масла', голо-мутка 'похлебка, приготовленная из молока, яиц, лука и картофеля'. Экспрессия этих наименований возникает за счет мотивировочных отношений, прозрачной внутренней формы. Высокая степень экспрессивности слов-композита объясняется полной идиоматичностью их семантики, которая развивается на ассоциативно-метафорической, а не на логической основе. Синтагматические связи слов в контексте усиливают образность, актуализируют эмотивные семы: Молока и масла не было товды, дак голожопичи наедимся и рады. Ник. [КСВГ]. Эмоциональную оценку могут приобретать слова в результате семантической деривации: барда 'густой осадок, остающийся после приготовления домашнего пива' ^ 'кушанье, состоящее из смеси хлеба, картофеля и молока'. У однокоренного слова бурдамага 'плохо приготовленное кушанье или напиток' отрицательная оценочность усиливается за счет экспрессивного суффикса.
В составе ТГ «Названия тканей, одежды» преобладают отсубстантивные лексемы: тканинка ласк. 'домотканое полотно', клетчатинка ласк. 'вид домотканого полотна с особым рисунком -в клеточку или полоску', вороточек и воротушеч-ка ласк. устар. 'верхняя часть женской рубашки', брючошки 'брюки', сбориночка 'мелкая складка на одежде', кондырёк ум.-ласк. 'стоячий ворот с разрезом сбоку у мужской рубашки' и др. В названиях головных уборов отметим слова с общим значени-
ем 'кепка': кепица и кемелёк. На фоне этих слов лексема заломишечка ласк. 'шапка, лихо сдвинутая набок' обладает повышенной экспрессией, благодаря оценочному суффиксу, образностью за счет мотивационных связей с глаголом заломить (шапку) 'сильно сдвинуть шапку на затылок или набок'. Слов с пейоративной окраской в составе группы немного, в их числе собирательные существительные латанишко и лопотёнко в значении 'одежда, белье', в СВГ фиксируются с пометой пренебр.
ТГ «Названия обуви» представлена большей частью словами с положительной оценкой: например, обуточка ласк. 'обувь', кожаничек ласк. 'кожаный сапог', катаничек ласк. 'валенок', туфель-ца ласк. 'туфля', котики ласк. 'кожаная женская обувь наподобие башмаков или туфель'. Исключение составляет небольшой ряд слов: например, бахилы, боталы пренебр. 'грубые ботинки, сапоги'.
Группа «Названия построек и их частей» включает такие эмоционально окрашенные слова, как зимовочка ум.-ласк. 'небольшая, хорошо утеплённая изба, в которой жили зимой', баенка 'баня', денничок ум.-ласк. 'сеновал', рундучок ум.-ласк. 'крыльцо', западничка ум.-ласк. 'дверца, калитка', заборочка ум.-ласк. 'дощатая перегородка, обычно не доходящая до потолка' и др.
Эмоционально окрашенные слова образуются и от названий орудий труда: косулька ласк. 'коса', бабочка ласк. 'наковальня для отбивки косы', гра-бельцы, мн., ласк. 'грабли' и др.
Экспрессивы, обозначающие предметы и явления быта, в вологодских говорах обычно выражают положительную оценку, которая сочетается со значением ласкательности. Таким образом в речи диалектоносителей отражается особое, доброе отношение к привычному укладу их жизни, к родному миру. Заметим, что даже при характеристике неблагоприятных для крестьянина явлений может использоваться деминутив с мелиоративной оценкой: Окладницёк будёт, дак какой сенокос! Сямж. Монаст. [3, вып. 6, с. 42]. Такое употребление слова окладничок 'продолжительный, затяжной дождь' помогает смягчить оценку возможных отрицательных последствий. Т.В. Матвеева, отмечая подобные общерусские экспрессивы, пишет, что в речи «отработана энантиосемическая модель, в которой отрицательное эмоционально-оценочное отношение к явлению природы выражается с помощью лексического обозначения этого явления с суффиксом положительной субъективной оценки. <...> Таким образом, предметы и явления, существующие объективно и вне прямой зависимости от человека, т. е. природные явления, в русском языке трактуются в экспрессивном отношении очень осторожно» [2, с. 71].
Средством выражения коннотативных сем: 'мелиоративная оценка', 'ласка', 'шутка', 'одобрение', реже 'пейоративная оценка', 'пренебрежение' -
Специальный выпуск, 2017 Вестник КГУ
13
служат общерусские суффиксы субъективного характера. Экспрессивы мужского рода образуются при помощи продуктивных суффиксов -ок (-ёк), -ек, к непродуктивным относится суффикс -еньк. У существительных женского рода продуктивным является суффикс -к, употребляются также суффиксы -аг, -ашк, -иц, -ишк, -очк, -ц, -шечк. В образовании оценочных слов р1игаИа tantum участвуют суффиксы -ечк, -ик, -ошк, -ц.
Как видим, при образовании коннотативно окрашенных слов нередко используются вторичные суффиксы. Явление вторичной суффиксации в языке диалекта, по мнению Л.Г. Яцкевич, может объясняться усилением морфологической нагрузки суффиксов, например, в процессе грамматикализации рода. Это приводит «к распространению в говорах вторичной суффиксации тех имен существительных, которые первоначально не имели в структуре основы морфологически маркированных по роду суффиксов (беседа - беседка 'вечернее будничное собрание молодежи в доме')» [5, с. 41]. Явление вторичной суффиксации экспрессивов требует, на наш взгляд, иного комментария. Обратим внимание на ряды слов с общим денотативным содержанием: бас - басуля - басулька - басулинка 'резные украшения на фасаде дома', гриб - грибок — грибочек 'оборка на платье, кофте, юбке'. Возникновение подобных многочленных парадигм объясняется явлением десемантизации эмоционально окрашенных суффиксов во время длительного использования деминутива, что наблюдается, например, в парах: иссерьга, иссерёжка (ср. в общерусском употреблении серёжка 'то же, что серьга'), гриб - грибок. Вследствие этого на следующей ступени словообразования вновь добавляется суффикс с тем, чтобы «реанимировать» эмоционально окраску слова: грибок - грибочек.
Коннотативная составляющая экспрессивных агентивов отличается своеобразием. По словам И.С. Урманчеевой, «экспрессивные лексические единицы не просто характеризуют человека, но и оценивают его с точки зрения определенной социальной нормы. Эту норму образуют положительные наименования людей, поэтому таких слов гораздо меньше (норма и не должна быть разветвленной и дифференцированной, это точка отсчета). Слов же с негативной оценочностью намного больше, семантика их сложнее, отношения и связи между ними богаче» [4, с. 203]. Опишем средства выражения экспрессии некоторых агентивов, которые не попали в поле зрения исследователя. Так, в значении слов веньгун, веньгало, верескун, верещага 'человек, который ноет, стонет, выпрашивает что-либо' есть такие коннотативные семы, как отрицательная оценочность, неодобрительная эмоциональная окраска, образность, интенсивность. Следует отметить экспрессивный характер как производящей основы (веньгать 'назойливо
выпрашивать что-либо, клянчить', верещать 'издавать без умолку резкие, визгливые звуки'), так и суффиксов (-ун, -л, -аг). Фонетический образ, положенный в основу номинации, имитирует звуки надоедливой, ноющей речи. В ЛЗ анализируемых экспрессивов содержатся скрытые понятийные семы: 'назойливо', 'часто', 'постоянно', которые в свою очередь актуализируют сему 'интенсивность'. Как видим, у слов данной группы повышенная экспрессия создается за счет комплексного использования коннотативных сем.
При образовании экспрессивов со значением лица гораздо чаще, чем у слов бытовой лексики, используется семантический способ номинации. В результате семантической двуплановости экспрессия возрастает: скобель 'орудие в виде ножа с ручками на концах для сдирания коры с бревен' ^ 'человек с неправильной осанкой'.
Следует обратить внимание и на слова-композита. Сопоставление синонимичных лексем ску-дырня и скуподерина 'скупая, жадная женщина' показывает более высокую степень экспрессивности второго слова. Характер мотивированности значения сложных слов может быть разным, что обусловлено ассоциативно-образным представлением денотата: ср. сладкоминник 'человек, который любит сладкое', растащидомка 'человек, готовый все унести из дома' богорадище 'человек, который просит милостыню, нищий', силихвост-ник 'человек, ложно обвиняющий других'. В СВГ помету экспр. имеет только последнее слово с затемненной внутренней формой. Т.С. Коготкова подчеркивает, что «наиболее экспрессивны либо слова с прозрачным словообразовательным строением, либо, наоборот, образованные на основе неясных с этимологической точки зрения корневых морфем» [1, с. 93].
Отдельную группу составляют бранные слова, основной функцией которых является внешнее выражение отрицательных эмоций. Эти слова нередко употребляются как ругательство по отношению к человеку: аред жорло, сатора, раздурак и др. Более обобщенное значение имеют лексемы про-падина бран. 'о ком-, чем-либо плохом, скверном, дурном', прохан 'выражение отрицательного отношения к кому-, чему-либо' и др.
Проведенный анализ показывает, что соотношение предметно-понятийного и коннотативного компонентов ЛЗ неодинаково проявляется в различных ТГ. В семантике слов, входящих в состав бытовой лексики, доминирует денотативный компонент, осложненный семами эмоциональной оценки. В значении экспрессивных агентивов, которые выполняют не столько номинативную, сколько характеризующую функцию, важную роль играют семы коннотативного блока. В значении бранных слов предметно-понятийный компонент может быть равен нулю.
14
Вестник КГУ ^ Специальный выпуск, 2017
Диалектно-просторечный лексикон шуянки (на материале письменных текстов 1939-1940 гг.)
В заключение отметим, что анализ экспрессивной лексики вологодских говоров представляется важным как в семасиологическом, так и в когнитивном и аксиологическом аспектах, поскольку обнаруживает особенности восприятия окружающего мира диалектоносителями, систему их ценностей.
Библиографический список
1. Коготкова Т.С. Русская диалектная лексикология. - М.: Наука, 1979. - 332 с.
2. Матвеева Т.В. Экспрессивность русского слова. - Саарбрюккен: Palmarium Academic Publishing, 2013. - 173 с.
3. СВГ - Словарь вологодских говоров. Вып. 1-12 / под ред. Т.Г. Паникаровской, Л.Ю. Зориной. - Вологда: ВГПИ / ВГПУ, 1983-2007.
4. Урманчеева И.С. Экспрессивы со значением лица в говорах Вологодской области: дис. ... канд. филол. наук. - Вологда, 2003. - 292 с.
5. Яцкевич Л.Г. Очерки морфологии вологодских говоров. - Вологда: ВГПУ, 2013. - 244 с.
УДК 81'282
Батырева Лариса Петровна
кандидат филологических наук, доцент Шуйский филиал Ивановского государственного университета
batlarisa@mail.ru
ДИАЛЕКТНО-ПРОСТОРЕЧНЫЙ ЛЕКСИКОН ШУЯНКИ (на материале письменных текстов 1939-1940 гг.)
В статье характеризуются особенности устной речи работницы одной из фабрик города Шуя Ивановской области. Источником исследования послужили материалы частной переписки - письма женщины, адресованные на фронт мужу. Внимание акцентируется на фонетических, морфологических, синтаксических диалектных чертах ее речи, выявляется состав диалектной и просторечной лексики. Специфическое речевое поведение автора исследуемых писем, в том числе состав её словаря, диктуется уровнем образования и культуры, ситуацией общения, её жизненными приоритетами и устремлениями. Тексты, принадлежащие перу простой жительницы провинциального города, можно рассматривать не только как лингвистический материал - своего рода «автопортрет» диалектной языковой личности, но и как источник информации о повседневной жизни русской провинции в середине XX в.
Ключевые слова: естественная письменная речь, частная переписка, орфография, фонетика, морфология, синтаксис, диалект, просторечие, лексика.
Одним из источников, содержащих указания на особенности шуйских говоров середины XX в., могут служить приватные тексты 1939-1940 гг. жительницы г. Шуи Ивановской обл. (В. С.). Всего в нашем распоряжении 6 писем женщины. Их автор - человек, недостаточно овладевший нормами орфографии. У В. С. не сформирован в должной мере навык передачи мягкости согласного перед гласным: придотса, всо, шлом, живом (живём), лубиш, васу, явсу ноч неспала, в бану; деньег, мальенькую1. Предлоги и частицы она пишет слитно: внеи, комне, ниуходи, отминя, снеи, выгрушки, непросится, нипоговорил, спапаи, закоторое, нафронт, нафильянску, нару-башки, и тобы и т. п.; встречаются гиперкорректные написания, например, из весна (известная), из доровы (и здоровы), и грает (играет), и ду, и дет. Отсутствуют дефисные написания: вопервых, ка-който, чтото, чево нибуть, чемто, как нибуть, каково небуть и т. п. Письма фиксируют разные случаи ассимиляции (серьдечно, серьдитой, конь-чаю, расьтет, возьдержатся, нафроньте, лась-тику, унесьти, накорьмила, насьтя, возьмош, невыкорьмим, тагже, тудже, шипко, ретко, Рош-кова, соопчить); диерезы (ниизвесно, ес (есть), чу-ствует, здрастуите). Иначе говоря, орфография В. С. в большой степени фонетическая. Поэтому
в её текстах довольно широко отражены языковые черты шуйских говоров.
Так, для речи нашего информанта характерно неполное оканье, проявляющееся в редукции гласного после твердого согласного во втором предударном и в заударном слоге (см.: краснаармейцф, начевал, абязательно, ребенак, кресненак геначка, засенам, 40 градусав, спапаи, белаи муки, напервай май, сильнай мороз, чисто сердечнай поклон, но-вава, седьмова, любимава, вышла задругова, дело и дет сработай плохо, здровами идет дела небольно; при этом отсутствуют написания, отражающие редукцию гласного первого предударного слога). Во втором предударном в абсолютном начале слова произносится [у]: нафроньте убили Рошкова Шуру миня как ушарашило; соня взяла убещание. Отмечается заударное яканье (снашай наболевшай душой, с Соняи, засоняи, Соняй)2; ёканье (но все жо, можо, тожо, сердцо); твердость согласного возвратного суффикса (наснилса, небиспокоиса, поругаемса, посердимса, недождаласа, тронулса, бояласа и хотелос, проснулис, старалис, попра-вилас, подружилис, осталас, осталис, кончилос); стяжение гласных (разговаривам, перву смену, каки (какие), кланица, сып наней заравниватса, спра-шиваш, промово любимава брата васу, из весна тебе супруга); начальный [н'] у личного местоиме-
© Батырева Л.П., 2017
Специальный выпуск, 2017 ^ Вестник КГУ
15
