CC BY
21
Notes
1. Bykov D., Basinskij P. Dva mneniya o romane Viktora Pelevina "CHapaev i Pustota" [Two opinions about the novel by Victor Pelevin "Chapaev and Emptiness"] // Literaturnaya gazeta - Literaturnaya Gazeta. 1996, May 26, pp. 11-14.
2. Pelevin V. O. CHapaev i pustota [Chapayev and emptiness]. M. Eksmo. 2002. P. 38.
3. Ibid. P. 48.
4. Ibid. P. 45
5. Ibid. P. 56.
6. Ibid. P. 138.
7. Ibid. P. 7.
8. Ibid. P. 5.
9. Gurin S. Pelevin mezhdu buddizmom i hristianstvom [Pelevin between Buddhism and Christianity]. Available at: http:// www.pelevin.nov.ru (accessed 15.12.16).
10. SHohina V. K 10-letiyu vyhoda v svet romana V. Pelevina «CHapaev i Pustota». Zametki dlya putevoditelya [For the 10th anniversary of the publication of the novel of V. Pelevin "Chapaev and Emptiness". Notes for the guide]. Available at: http://pelevin.nov. ru/stati/ ogurin/1 html (accessed 13.12.2013).
11. Pelevin V. O. Op. cit. P. 131.
12. Ibid. P. 3.
13. Ibid. P. 13.
14. Ibid. P. 15.
15. Ibid. P. 34.
16. Ibid. P. 43.
17. Ibid. P. 34.
18. Ibid. P. 54.
19. Ibid. P. 45.
20. Ibid. P. 34
21. Ibid. P. 32.
22. Ibid. P. 36.
23. Ibid. P. 43.
24. Ibid. P. 53.
25. Ibid. P. 55.
26. Ibid. P. 26.
УДК 81.366
Э. Р. Замалютдинова, С. С. Сафонова, Д. Э. Рахматуллина
Субстантивы-характеристики внутреннего мира героя в произведениях Г. Манна и их переводах на русский язык
Статья посвящена исследованию семантико-стилистических и словообразовательных особенностей суб-стантивов, обозначающих черты характера героев, их социальное положение, профессиональную деятельность, родственные отношения в языке романов Г. Манна и их переводах на русский язык. Субстантивы распределены по лексико-тематическим группам с учетом непроизводности, морфемной производности и семантической про-изводности и проанализированы с точки зрения их эмоционально-экспрессивной наполняемости.
The article is dedicated to the investigation of semantic-stylistic and word-formative noun peculiarities denoting the men's personal qualities and character, their social position, professional activity, blood relationship in works by H. Mann and their Russian translations. Nouns are divided into lexic-thematical groups according to their nonderivativeness, morphological derivation and semantic meaning transformation, also they are analyzed in terms of their expressive meaning.
Ключевые слова: антрополексемы, морфемное словообразование, семантическая трансформация значения, лексико-тематическая группа, отрицательная коннотация, семантико-деривационная особенность, оценочный компонент.
Keywords: anthropolexemes, morphological derivation, semantic meaning transformation, lexic-thematical group, negative connotation, semantic-derivative peculiarity, evaluative component.
На современном витке развития научной мысли возникает целый ряд новейших дисциплин: лингвокультурология, социолингвистика, этнолингвистика и пр., акцентирующих внимание на проблеме 'человек в языке', что ярко свидетельствует и о «переходе к лингвистике антрополо-
© Замалютдинова Э. Р., Сафонова С. С., Рахматуллина Д. Э., 2017
гической, предполагающей изучать язык в тесной связи с человеком, его сознанием, мышлением, духовно-практической деятельностью» [1]. Одновременно антропоцентризм является содержательной сущностью языковой ткани художественного дискурса, в связи с чем актуальность приобретает исследование не только образа человека как одного из важнейших составляющих текста, но и совокупности тех языковых средств, которые черпаются писателем из общенародного языка для создания яркой, эмоциональной характеристики внутреннего мира героев.
Наименования лиц - это огромный в количественном отношении и разнообразный в семантическом плане пласт лексики, широко применяемый Г. Манном и приобретающий особое звучание в его романах, являющихся «бичующей сатирой на вильгельмовскую Германию, которую автор высмеивал путем шаржа и гиперболизации образа» [2]. И если у Гофмана гротескный диссонанс и контрастность связаны со сказочно-волшебным и романтическим осмыслением действительности, то у Г. Манна гротескность раскрывается через духовный мир героев, через противоречивость внешнего и внутреннего, видимого и подлинного: «Романы Г. Манна, написанные в духе критического реализма, изображают человека в реальной историко-экономической среде кайзеровской Германии, где господствуют верноподданническая тупость, высокомерие, человеконенавистничество, беспощадно критикуемые и высмеиваемые писателем» [3].
С учетом деривационных особенностей субстантивов, характеризующих внутренний мир героев, можно выделить несколько групп: 1) непроизводные имена существительные; 2) мор-фемно производные имена существительные, во-первых, не содержащие в своем семантическом объеме оценочного компонента и, во-вторых, образующиеся осложнением основы суффиксами субъективной оценки, посредством которых «выражаются самые разнообразные оттенки экспрессии: сочувствие, ирония, пренебрежение, злоба, пестрая и противоречивая гамма эмоций и оценок» [4]; 3) имена существительные, представляющие собой сложные слова, в составе которых одна из частей - приложение, сливающееся с определяемым компонентом; 4) семантически производные имена существительные, возникшие в результате различных ассоциаций.
Рассмотрим семантико-деривационные особенности субстантивов-характеристик внутренних качеств человека каждой из представленных групп.
Среди непроизводных субстантивов, составляющих первую группу, можно выделить следующие лексико-тематические классы: 1) субстантивы, обозначающие лицо по роду профессиональной деятельности, причем русские наименования являются полными эквивалентами немецких лексем (вор, шпион, адвокат и др.): «Этот вор скупает все вино в округе и вздувает цены» (М. Г.) / "Dieb, der allen Wein aufkauft, so dass niemand ihn bezahlen kann..." Эти существительные приближены к нейтральным единицам, так как зачастую представляют собой терминологическую лексику, не способную, как правило, обладать дополнительными оценочными значениями;
2) субстантивы-наименования лица по социальному положению (барон, барин, рыцарь и др.): «Истинный аристократ никогда не изменяет себе» (В.) / "Ein wirklicher Edelmann verleugnet sich doch nie" (нем. дворянин). Однако интересен тот факт, что в языковом пространстве Г. Манна подобные лексемы выступают не только как прямые наименования, нейтральные по своей стилистической окрашенности, но и как эмоционально-экспрессивные единицы, как правило, с отрицательной коннотацией: «Простодушный интриган, он разжигал в ней зависть, завлекал её в свои сети, приучая свысока относиться ко всему человечеству и искать опоры только в нем одном -неизменно верном рыцаре» (У. Г.) / "Er reizte, ein naiver Intrigant, ihre Eifersucht und zog sie naher an sich, dadurch, dass er sie dazu verfuhrte, aller Welt Geringschatzung zu zeigen; dadurch, dass er sie notigte, sich auf ihn zu stutzen, als ihren unbedingten Ritter". Еще В. В. Виноградов отмечал, что существуют контексты, в которых «слово не называет предмета или явления, а образно его характеризует»;
3) субстантивы, обозначающие родственные отношения (супруг, зять, золовка и др.): «.зять должен добиваться производства этого учителя в старшие надзиратели...» (В.) / „Dagegen forderte die Frau Hauptmann von ihrem Schwiegersohn, er solle den Oberlehrer zum Professor nennen". Русские лексемы являются полными эквивалентами немецких существительных, отличаются строгой номинативностью при отсутствии дополнительных коннотаций; 4) субстантивы, обозначающие моральные качества и черты характера человека, причем в соответствии с жанрово-стилевой принадлежностью романов Г. Манна преобладают экспрессивно окрашенные разговорные и просторечные лексемы, дающие отрицательную характеристику героям (изверг, трус, олух, ханжа, лодырь, оболтус, тиран и др.): «Убит человек только потому, что этот деревенский оболтус не понимает шуток!» (В.) / "...nur weil dieser Bauerntolpel keinen Spass verstanden hat?"Немецкая лексема Bauernjtolpel (деревенский болван) - окказионализм, не зафиксированный ни в одном из переводных и толковых словарей немецкого языка, представляет собой композит, образованный автором путем определительного словосложения, что, как известно, чрезвычайно широко представлено в немецком словообразовании. Для адекватной передачи данной немецкой лексемы 88
переводчик употребил семантически равноценное непроизводное слово оболтус с ярко выраженной экспрессивной негативной оценкой в сочетании с прилагательным деревенский. Или «...этот несчастный болван сидит здесь и ревет из-за какой-то актрисы» (М. Г.) / "...jammert dieser Unglückliche um eine Komodiantin!" (нем. субст. прил. несчастный). Стремясь придать больше эмоциональной экспрессии русскому тексту, переводчик актуализировал семантику немецкого нейтрального субстантивированного прилагательного der Unglückliche (несчастный) посредством существительного болван, хотя в русском языке имеется подобное субстантивированное прилагательное.
На фоне характеристик персонажей с отрицательной коннотацией представлены единичные примеры слов-характеристик с положительной оценкой: «Вы гений! - и старый певец бросился на шею адвокату» (М. Г.) / "Welch schönes Genie ist das Ihre! - und der alte Sanger fiel dem Advokaten um den Hals". Оригинальная лексема das Genie и употребленное переводчиком заимствованное слово гений полностью совпадают.
Вторую группу формируют те же лексико-тематические классы существительных, что и у непроизводных наименований. При этом в рамках первой подгруппы в качестве продуктивных словообразовательных аффиксов выступают суффиксы -ник-/-ниц-, -тель-, -ец-, -чик-/-щик-, образующие достаточно частотные наименования лица от трех основных типов мотивирующих основ: глагольных, адъективных и субстантивных (шутник, бездельник, клеветник, предатель, поджигатель, соблазнитель, опекун, болтун, хвастун, кормилец, писец, приверженец, бунтовщик, обманщик, зачинщик, безбожник, берлинец и др.): «...он направился было к столу крамольников» (В.) / "Er. schickte sich an, zu den Vertretern des Umsturzes zu stossen"; «Эй, вы, озорники! Что вы там поете?» (М. Г.) / "Ah! Ihr Schweinigel, was singt ihr da?" (нем. груб. свиньи, похабники). Отметим, что суффиксально производный субстантив крамольники обладает емким лексическим значением и, на наш взгляд, является удачным для русского текста эквивалентом немецкого словосочетания die Vertreter des Umsturzes (нем. представители переворота). Хотя нельзя назвать адекватным перевод немецкого слова Schweinigel, характеризующегося принадлежностью к разговорному словоупотреблению и имеющего помету «грубое слово», посредством русской лексемы озорники, соотносимой с литературным языком и обладающей определенной ласкательностью.
В контексте «Мучитель! - прошептала она» (М. Г.) / "Wie Sie mich qualen, murmelte sie" отглагольный субстантив мучитель адекватно передает немецкую синтаксическую конструкцию wie Sie mich qualen (как Вы меня мучаете) и при этом обладает большей эмоциональностью и конкретизированной семантикой, нежели немецкое глагольное словосочетание, поскольку в данном высказывании «имя существительное "сгущает", "спрессовывает" ситуацию» [5].
Отглагольные субстантивы с суффиксом -ец- переводчик употребляет в самых разных ситуациях, например заменяя местоимение die Seine (нем. книжн. свои) производным существительным приверженец: «Крепалини юркнул в гущу своих приверженцев» (М. Г.) / "Crepalini verschwand rasch zwischen den Seinen"; инфинитивную конструкцию haben + zu + ernahren (нем. должен кормить) морфемным производным кормилец: «Я же все-таки кормилец матери и сестер» (В.) / "Schliesslich habe ich Mutter und Geschwister zu ernahren" и т. д., которые образуют нейтральные по своей стилистической окраске лексемы и тем самым в полной мере передают лексическое значение немецких наименований.
В русских переводах романов Г. Манна отыменные субстантивы с суффиксом -ец-, характеризующие лицо по месту жительства, функционируют достаточно регулярно и являются полными эквивалентами немецких кайтоконимов, образующихся посредством суффикса -er-: «Неожиданно явился мекленбуржец» (В.) / "...kam der Mecklenburger dazwischen".
Субстантивы, образованные от прилагательных с помощью суффикса -ец-, характеризуют героев по признаку или качеству, определяющему характер, и в основном адекватно передают семантику немецких непроизводных существительных с идентичным значением (хитрец, подлец, глупец и др.): «Какой же я глупец, и как же я смешон» (М. Г.) / "Ich bin ein ein Narr, bin lacherlich".
Русские производные лексемы с суффиксом -щик- адекватно передают семантику немецких отглагольных существительных, образованных посредством продуктивного суффикса -er-. Хотя, с одной стороны, в русских переводах нередки случаи семантико-функционального расхождения русско-немецких субстантивов. В частности, в предложении «Ах, обманщик!» (М. Г.) / "Ah! Lugner!" существительное обманщик имеет стилистическую окраску разговорности и называет лицо более мягко, чем существительное der Lugner (нем. лгун), носящее оттенок категоричности и книжности. С другой - весьма удачен лаконичный и адекватный перевод немецкого распространенного словосочетания das Geld haben (нем. иметь деньги) русским суффиксально производным существительным пайщик: «Клюзинг ведь один из пайщиков" (В.) / "Aber der alte Klusing, der in der "Netziger Zeitung" Geld hatte".
Вторая подгруппа представлена отсубстантивными лексемами, образованными посредством суффиксов субъективной оценки -ушк-, -ишк-, -(а)ка, -ан-, -ач- и др. (хозяюшка, вояка, адвока-тишка, учителишка, интриган, смутьян, папаша, мамаша и др.), которые весьма частотны в переводных текстах: «Я мог бы пойти домой, к моей маленькой хозяюшке синьоре Камуцци» (М. Г.) / "Ich konnte zu meiner Hausfrau, der kleinen Camuzzi, gehen" (нем. хозяйка); «Старый вояка сразу сник и даже как будто стал меньше ростом» (М. Г.) / "Ihr Blick liess sich so schwer auf den alten Krieger nieder, dass er darunter kleiner ward" (нем. высок. устар. воин). В русских контекстах эмоциональная оценка передается за счет производных субстантивов, тогда как в немецких - только благодаря контексту. В частности, русская лексема вояка, выделяющая в своем составе усеченную основу и суффикс -(а)ка, благодаря которому она приобретает негативную оценочность и становится стилистически сниженной, противопоставлена существительному высокого стиля воин. Хотя немецкая лексема der Krieger (воин) и русский перевод вояка относятся к диаметрально противоположным функциональным стилям и, казалось бы, должны обладать различной оценочностью, но ирония и пренебрежение, присущие русской лексеме, актуализируются в немецком высказывании благодаря употреблению высокого слова воин в подобном контексте.
Особый интерес вызывают примеры: «...кривобокийучителишка на кафедре не сводит с него ядовитого взора» (У. Г.) / "...weil der hochschulterige Schwachling auf dem Katheder ihn giftig anschielte und dazu pfauchte" (нем. слабак); «Бургомистерчик, - сказал Вулков и прищелкнул языком» (В.) / "Burgermeisterchen, - sagte Wulckow und schnalzte" (нем. бургомистрик), где суффиксальные образования, во-первых, представляют собой наименования профессий, которые достаточно редко могут присоединять суффиксы субъективной оценки, и, во-вторых, с большой степенью адекватности передают иронию, уничижительность, презрение, содержащиеся в семантике немецких лексем.
Экспрессивный суффикс -ан- придает русским отсубстантивным лексемам разговорно-неодобрительную окраску, благодаря которой язык русского перевода эмоционально насыщен и в полной мере передает дух немецкого контекста: «Такому смутьяну не следует давать работу» (М. Г.) / "Wir werden dem da nichts mehr zu tun geben" (нем. ему).
В пределах данной подгруппы можно выделить ряд субстантивов, обозначающих родственные отношения, хотя эта категория слов неоднородна, поскольку субъективно-эмоциональное и экспрессивно-оценочное отношение приобретает в контексте разнообразные оттенки: «А ведь он приглашал её вместе с её мамашей» (М. Г.) / "Und doch sollte ihre Mutter dabeisein" (нем. мать); «Его сестрица так расчувствовалась, что скоро никакая музыка уже не могла бы заглушить её рыданий» (М. Г.) / "...seine Schwester schluchzte so laut, dass es bald durch alle Musik zu horen sein musste" (нем. сестра). Данные суффиксальные образования выступают в качестве ласково-фамильярных обращений. В частности, лексема сестрица выражает иронию говорящего персонажа, а через него - отрицательное отношение автора к одной из провинциальных горожанок в произведении «Маленький город».
Третью группу образуют наименования лица, заключающие в себе его качественную характеристику и представляющие собой сложные слова, в составе которых одна из частей - приложение, сливающееся с определяемым компонентом: «Не то что какие-то замухрышки-актеры!» (М. Г.) / "was sind daneben diese armen jungen Leute?" (нем. бедные молодые люди); «Это все шутки кровососа-булочника, наложить бы ему как следует» (М. Г.) / "Du willst wohl Prugel, Volk-saushungerer?" (нем. берущий людей измором).
Примечательно, что русский перевод как нельзя ярче передает семантику немецких субстантивных словосочетаний или композитов. Так, лексема замухрышки-актеры, передавая смысловой компонент немецкого словосочетания armen jungen Leute, характеризует артистов захудалого итальянского театра более эмоционально и отрицательно, лексема кровосос-булочник стремится передать семантику немецкого окказионального композита der Volksaushungerer, не зафиксированного немецким толковым словарем DUDEN и, вероятно, имеющего значение 'человек, берущий людей измором'. Всю экспрессию и первозданную образность немецкого авторского новообразования автор перевода попытался выразить русским сложным словом кровосос-булочник, где первый компонент сосредоточил в себе ту оценку, на основе которой возникает яркий образ.
Наибольший интерес в семантическом и экспрессивном ключе, на наш взгляд, представляет четвертая группа, которую организуют наименования лица, возникшие в результате различных семантических переосмыслений. Подобные лексемы активно используются автором и переводчиками для яркой и выразительной характеристики героев. Еще Г. Пауль заметил, что «внутреннее побуждение нередко заставляет отдать предпочтение метафорическому выражению даже тогда, когда к услугам говорящего уже имеется готовое название» [6]. 90
В данной группе субстантивов, во-первых, частотным и регулярным является перенос качеств животного на человека, благодаря чему возникают очень выразительные в эмоциональном отношении субстантивы-характеристики (свинья, обезьяна, овечка, медведь и др.): «Священник-то недаром боялся подпускать актеров к своим овечкам» (М. Г.) / "...warum er die Komodianten nicht zu seinen Schafchen hineinlassen wollte"; «Ведь она совершеннейшая рыба» (М. Г.) / "Denn sie ist kalt..." (нем. холодная); «Не человек, а медуза! А самомнение! Сохрани бог нашу семью от подобной все разъедающей беспринципности» (В.) / "Ein Mensch wie eine Qualle! Und von einem geistigen Dunkel! Gott behute unser Haus vor solcher alles zerfresenden Uberzeugungslosigkeit" (нем. как медуза). Как видно из примеров, называя скромных и тихих монахинь овечками, высокомерную, недоступную актрису - рыбой, а человека, не имеющего строгих жизненных принципов, - медузой, Г. Манн и переводчик не только наделяют героев свойствами этих животных, но и отрицательно характеризуют их. Примечательно, что в исследуемых текстах переводчик употребляет не свойственный русскому языку и культуре русского народа зооним медуза, характеризующий человека без принципов. Это позволяет нам полагать, что данное наименование - калька с немецкого семантического деривата die Qualle (медуза).
Во-вторых, достаточно часто употребляются наименования лица, образованные на основе переноса свойств предметов на человека, поскольку такое сопоставление является весьма выразительным средством оценки всевозможных качеств людей (шишка, тряпка, марионетка и др.): «Ему достаточно было выдать свою внучку за племянника досточтимого Мачели,- он крупная шишка в палате...» (М. Г.) / "...er seine Enkelin mit dem Neffen des ehrenwerten Macelli verheiratete, eines grossen Tieres aus der Deputiertenkammer" (нем. разг. важная птица); «Неужели я навсегда останусь тряпкой» (В.) / "Werd ich denn ewig so weich bleiben?" (нем. мягкий); «...он, мол, за то, чтобы кайзер был кайзером, а не марионеткой» (В.) / "...Diederich betonte mit abgehackter Kommandostimme, dass er keinen Schattenkaiser wunsche" (нем. призрачный кайзер).
Однако следует заметить, что данная подгруппа не обнаруживает такой степени сходства в употреблении слов-характеристик лица в оригинале и переводном тексте, как предыдущая. Так, русская разговорная лексема с «ослабленным образным элементом» - шишка со значением 'человек, занимающий высокую должность и имеющий вес' адекватно передает семантику немецкого разговорного словосочетания ein grosses Tier, переводимого словарем как 'важная птица' и характеризующего крупного чиновника, имеющего голос в парламенте [7]. Русская лексема тряпка, употребленная для характеристики Дидериха Геслинга, образно и выразительно характеризует героя как человека, не имеющего своего мнения, мягкого, нерешительного, в отличие от немецкого нейтрального прилагательного weich. Семантический дериват марионетка, употребленный в значении 'человек ведомый, выполняющий чужую волю', представляет собой эмоционально окрашенную лексическую единицу, которая стремится передать семантику немецкого сложного авторского новообразования Schattenkaiser.
В-третьих, нередко встречаются наименования лица, образованные на основе переноса названий мифических, вымышленных сказочных персонажей на человека (ведьма, демон, черт и др.): «Ты ведьма, я боюсь тебя!» (М. Г.) / "Du bist eine Hexe! Ich furchte mich vor dir"; «Эк его разбирает! - шептались перед кафе. Да это сущий демон» (М. Г.) / "Wie er sich abarbeitet! - raunte man beim Cafe einander zu. Er gleicht einem Damon"; «Замолчите вы, черти! Мы тоже деньги платили!» (М. Г.) / "Man hort nichts! Buffonen! Auch wir haben bezahlt!" (нем. бран. паяц, петрушка).
Как видно из примеров, этот тип переноса является достаточно сильным средством выражения экспрессии как в немецком, так и в русском языке. В частности, лексема черти употреблена переводчиком соотносительно с немецким бранным словом Buffone, вероятно, потому, что слова паяц и петрушка не относятся в русской лингвокультуре к бранной лексике, а семантически производное черти точнее передает эмотивность с пейоративной коннотацией.
И, наконец, нами отмечены наименования лица, образованные на основе метонимического переноса по какому-то выразительному свойству, признаку или детали (юбка, талант, душа и др.): «Видно, дон Тадео в самом деле - святая душа» (М. Г.) / "Man sieht, dass Don Taddeo eine erlesene Seele hat"(нем. высок. имеет утонченную душу); «Это могучий талант и первоклассный певец» (М. Г.) / "Seine Kunst zweifellos die grosste und seine Stimme die glanzendste" (нем. его мастерство велико); «Полная бездарность, но так как живет с директором Кремонези, то в Парму явилась чуть ли не на правах примадонны» (М. Г.) / "Da sie die Geliebte des Direktors Cremonesi ist, ware sie, die nichts kann, dennoch fast als Primadonna nach Parma gekommen" (нем. которая ничего не может).
Русские лексемы бездарность, талант, душа в полной мере характеризуют бездарную певицу, талантливого актера театра, священника Дона Таддео, характеризуя которого, переводчик употребил словосочетание святая душа в полярно противоположном значении. Не-
91
мецкий текст в эмоциональном отношении менее насыщен, так как для характеристики данных героев автор использует либо нейтральные словосочетания, либо пространные описательные конструкции.
Итак, субстантивы являются весьма выразительной лексикой, используемой с целью характеристики внутреннего мира героев, поскольку в силу семантико-грамматических и деривационных особенностей обладают способностью ярко и эмоционально называть человека, что соответствует сатирическому жанру исследуемых произведений. Яркую эмоционально-экспрессивную окрашенность переводным текстам придает использование слов, относящихся к различным стилистическим сферам: высокой, разговорной, просторечной, бранной. Особую выразительность переводным текстам придает использование словообразовательных средств, прежде всего суффиксов, передающих тончайшие оттенки авторской иронии и оценки.
Исследованные субстантивы демонстрируют богатый арсенал суффиксов, служащих для наименования лица и способных продуктивно и регулярно образовывать антрополексемы от различных производящих основ, в то время как для оригинального немецкого текста характерно образование подобных лексем посредством словосложения и единичного суффикса -er-, присоединяемого, как правило, к глагольной основе, лексических средств и контекста. Для характеристики героев в исследуемых переводных текстах широко используются субстантивы, образованные лексико-семантическим способом. И немецкий, и русский языки обнаруживают в этом отношении значительное сходство, несмотря на определенные расхождения в ассоциациях и образах, что обусловлено культурно-этническими особенностями.
Примечания
1. Серебренников Б. А. Роль человеческого фактора в языке: язык и картина мира. М.: Наука, 1988. С. 12.
2. Поперека П. Б. Язык и стиль сатирических романов Г. Манна: автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1954. С. 9.
3. Замалютдинова Э. Р., Рахматуллина Д. Э., Сафонова С. С. Экспрессивная лексика, создающая образы персонажей, в художественном дискурсе Г. Манна: словообразовательный и функционально-стилистический аспект (на материале русских переводов) // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота. 2014. № 11 (41): в 2 ч. Ч. I. C. 77.
4. Виноградов В. В. Русский язык (Грамматическое учение о слове): учеб. пособие для вузов. 3-е изд. М.: Высш. шк., 1986. С. 101.
5. Черемисина М. И. Сравнительные конструкции русского языка. Акад. наук СССР, Сибир. отд-ние. Новосибирск: Наука, 1976. С. 94.
6. Paul H. Prinzipien der Sprachgeschichte. 5. Aufl., Halle: Niemeyer, 1937. 428 S.
7. DUDEN - Deutsches Universal Wörterbuch, 2., Auflage. Mannheim, Leipzig, Wien, Zürich: Dudenverlag, 1989. S. 1173.
Notes
1. Serebrennikov B. A. Rol' chelovecheskogo faktora v yazyke: yazyk i kartina mira [Role of human factor in language: language and world view]. M. Nauka. 1988. P. 12.
2. Popereka P. B. YAzyk i stil' satiricheskih romanov G. Manna: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk [Language and style of the satirical novels of G. Mann: abstract dis. Cand. Philol. Sciences]. M. 1954. P. 9.
3. Zamalyutdinova EH. R., Rahmatullina D. EH., Safonova S. S. EHkspressivnaya leksika, sozdayushchaya obrazy personazhej, v hudozhestvennom diskurse G. Manna: slovoobrazovatel'nyj i funkcional'no-stilisticheskij aspekt (na materiale russkih perevodov) [Expressive vocabulary that creates images of the characters, the art discourse of G. Mann: derivational and functional-stylistic aspect (on the material of Russian translations)] // Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki - Philological Sciences. Issues of theory and practice. Tambov. Gramota. 2014, No. 11 (41): in 2 pt. Pt. I. P. 77.
4. Vinogradov V. V. Russkij yazyk (Grammaticheskoe uchenie o slove): ucheb. posobie dlya vuzov. 3-e izd. [Russian language (Grammatical teaching about the word): tutorial for high schools. 3nd publ.] M. Vyssh. shk. 1986. P. 101.
5. CHeremisina M. I. Sravnitel'nye konstrukcii russkogo yazyka [Comparative constructions of the Russian language]. Acad. of Sciences of the USSR, Siberia branch. Novosibirsk. Nauka. 1976. P. 94.
6. Paul H. Prinzipien der Sprachgeschichte. 5. Aufl., Halle: Niemeyer, 1937. 428 p.
7. DUDEN - Deutsches Universal Wörterbuch, 2., Auflage. Mannheim, Leipzig, Wien, Zürich: Dudenverlag, 1989. P. 1173.
