CC BY
124Кенан АЛЛАХВЕРДИЕВ
Кандидат философских наук, доцент кафедры политологии и политического управления Академии государственного управления при Президенте Азербайджанской Республики
(Баку, Азербайджан).
СТРАТЕГИЯ НАЦИОНАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ И ЭТНОПОЛИТИЧЕСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
Резюме
В статье на основе анализа ключевых параметров национального развития и индикаторов этнопо-литической безопасности в государствах постсоветского пространства предпринимается попытка их форматирования, исследуется ряд факторов взаимосвязи стратегии национального развития и этнополитической безопасности, раскрывается их зависимость от процессов глобализации.
Кроме того, рассматриваются возникающие на этой почве стратегические и этнополитические проблемы, обусловленные движением постсоветских стран, с одной стороны, к муль-тивекторному развитию и нахождению на интеграционной основе своего места в мировой «мозаике», с другой — к формированию эффективной системы защиты своей этнополитической безопасности.
В в е д е н и е
В первом десятилетии XXI века в мире зримо обозначились не только тенденция переплетения различных сторон международной и национальной безопасности, но и острая необходимость поиска новых гибких технологий и средств урегулирования многочисленных вооруженных и «невоенных» кризисных ситуаций.
Наряду с этим приходится констатировать, что сохраняется негативная динамика геополитических и геостратегических угроз в Кавказском и Прикаспийском регионах, вызванная столкновением здесь интересов международных политических акторов и неадекватным формулированием своих национальных интересов некоторыми участниками системы отношений региональной безопасности.
Именно поэтому в современных условиях приоритетными как для нынешней, так и для будущей системы межгосударственных отношений, региональной и национальной безопасности становятся смена политических парадигм, освобождение общественного сознания от безнадежно устаревших догм и стереотипов, поиск нового инструментария для решения сложных проблем внутренней и внешней политики государств.
Мы весьма далеки от искусственных обобщений, однако в действительности нельзя не заметить, что на постсоветском пространстве вся совокупность разработанных в
последние десятилетия концептуальных моделей и программно-стратегических документов сводится практически к следующим двум крупным блокам.
■ Теоретико-концептуальные модели механизма функционирования и развития национальной государственности как фактора формирования мирового и регионального геополитического и правового пространства. При этом для большинства новых независимых государств на передний план выступает поиск самобытно-уникальной формулы собственного развития, позволяющей органично и конкурентоспособно вписаться в мозаику мирового развития.
■ Проблематика национальной безопасности, связанная с обеспечением защищенности важнейших интересов и институтов жизнеобеспечения личности, общества и государства. В этой связи очевидным является и тот факт, что в условиях международных реалий конца XX — начала XXI веков данная проблематика имеет существенный этнополитический акцент.
Указанные выше аргументы по общей постановке проблемы очерчивают и круг конкретных исследовательских вопросов, которые мы намерены рассмотреть в рамках данной статьи:
— параметризация стратегии национального развития,
— определение системных критериев этнополитической безопасности,
— выявление диалектики взаимосвязи между ними.
Стратегия национального развития в дискурсе рационального выбора
Прежде всего отметим парадокс, сложившийся в политических науках и политической практике: с одной стороны, общим местом стали рассуждения о жизненной необходимости для каждого современного народа и государства адекватно определить собственную модель развития, с другой — ничтожно малое по масштабам проблемы научно-практическое внимание к данной теме. Безусловно, это не означает ее полного забвения учеными и практиками, однако говорить о каких-либо более или менее ясных парадигмах и теоретических построениях пока не приходится. Как мы уже отмечали, общий характер рассуждений о национальном развитии подтверждается тем, что, по сути, отсутствует внятный и общепринятый категориальный аппарат — говорят о стратегии национального развития1, концепциях национального развития, различных программах (проектах) национального развития2 и т.д. Оригинальную в этом плане композицию приводит А. Тойгонбаев, руководитель Экспертного центра Национальной стратегии (Казахстан), выделяющий четыре полюса национального развития: культурный, политический, национальное ремесло, качественное образование и наука3.
1 Например, Стратегия национального развития Молдовы на 2008—2011 годы, утвержденная в январе 2008-го, является главным внутренним документом стратегического планирования на среднесрочную перспективу, который определяет приоритетные направления развития страны и действия, необходимые для реализации намеченных задач.
2 Здесь уместно вспомнить о широко разрекламированных национальных проектах РФ в таких сферах, как здравоохранение, образование, доступное жилье и т.д.
3 См.: Тойгонбаев А. Четыре полюса национального развития [http://www.dialog.kz/?lan=m&id= 93&риЬ=303].
Само понимание категории «национальное развитие» также широко варьируется в различных плоскостях:
■ по субъекту его реализации (этнонациональное, этнократическое, национальногосударственное, гражданско-политическое и др.);
■ по сферам реализации (экономическая, жилищная, культурная, демографическая, информационных технологий и др.);
■ по темпоральным характеристикам (краткосрочное, среднесрочное, долгосрочное развитие);
■ по степени программной концентрированности (идея, концепция, проект, модель, стратегия и т.д.);
■ по масштабам охвата программ (государственное, макрорегиональное, региональное, общественно-гражданское и др.);
■ по «ядру» интересов, положенных в основу и инициирующих национальное развитие (геополитические приоритеты, военно-стратегические цели, «национальная идея», историческое прошлое, этнополитические императивы и т.д.).
Иллюстрация этих обобщений показывает, что, к примеру, национальная стратегия США официально определяется как искусство и наука развития и использования для достижения национальных целей в условиях войны и мира (наряду с вооруженными силами) политических, экономических, психологических и других составляющих мощи страны. При этом два других уровня американской стратегии — стратегия национальной безопасности и национальная военная стратегия — оказываются иерархически подчиненными национальной стратегии4. Как видим, здесь под национальной стратегией фактически понимается определение целей и механизмов реализации национального развития. А для такой классической европейской страны, как Франция, акценты расставляются уже в другой плоскости — в виде Национальной стратегии устойчивого развития5.
Несколько иную официальную трактовку сущности национального развития можно встретить у другой державы, экономически и геополитически наращивающей свой потенциал, — Китая. «Стратегия национального развития является сердцевиной всей теории Дэн Сяопина и покоится на двух фундаментах: теории социализма начального периода и социалистической рыночной экономики. Коротко суть этой стратегии заключается в следующем. Главная долгосрочная цель китайского народа — превращение страны в процветающее, сильное, демократическое и цивилизованное социалистическое современное государство. Путь к достижению этой цели делится на три этапа. Первый этап, 1981— 1990 годы, предполагал удвоение ВНП и решение проблем питания и одежды. Второй этап, 1991— 2000 годы, ориентировал доведение ВНП до 1 трлн долл. с доходом на душу населения от 800 до 1 000 долл. Реализация планов данного периода должна привести Китай к «относительному процветанию». Третий этап, 2001—2050 годы, нацеливает на достижение уровня развитых стран и реализацию основных целей модернизации»6. Авторы стратегических теорий КНР, в отличие от их американских аналогов лишенных элементов наступательности, выводят национальные цели из национальных интересов страны, к коим относят суверенитет, безопасность, экономическое развитие, международный
4 См.: Султанов О. Эволюция военно-стратегической концепции США (1945—1997). Баку, 2000. С. 4.
5 См.: Service des Affaires Internationales EU sustainable development networking event (14—15 July 2005, Windsor, UK) [www.developpementdurable.gouv.fr].
6 Арин О. О внешнеполитической стратегии КНР // Независимая газета, «НГ-сценарии», февраль
1999.
статус, достоинство. (Китай, пожалуй, единственная страна в мире, включающая достоинство в ряд национальных приоритетов.)
Для соседней же с Китаем Японии жизненно важно обладание своей философией будущего, основанной на понимании не только отечественной истории и традиций, но и истории всего человечества. Если Японии удастся выработать такую философию, то она должна стать мировым лидером XXI века. Чтобы изучить наступившее столетие, необходимо прежде всего отслеживать постоянно изменяющуюся ситуацию в мире и понимать закономерности изменений. А их основные зоны: глобализация, технологические новации, культивирование индивидуальных способностей, духовное возрождение и развитие глобальной многополярной структуры7.
Для большинства стран постсоветского пространства (в силу сложностей транзитного периода и немалого числа так называемых «замороженных» этнополитичес-ких конфликтов) понятие «национальное развитие» оказалось совмещенным, с одной стороны, преимущественно с проводимыми в этих странах социально-экономическими реформами, с другой — с проблематикой безопасности. Первую тенденцию иллюстрирует обращение к национальным стратегиям республик Центральной Азии. В этих стратегиях, являющихся по существу общенациональным планом действий, намечены приоритеты, средне- и долгосрочные задачи в основном социально-экономического развития, например, «Стратегия развития Казахстана до 2030 года», «Стратегия экономического, политического и культурного развития Туркменистана на период до 2020 года» и др.8
Вторая тенденция больше присуща государствам Кавказа. В частности, в утвержденном в 2007 году в Армении основном программном документе в этой сфере провозглашается, что «Стратегия национальной безопасности Республики Армения представляет систему обеспечения стабильного развития и безопасности государства, общества и личности, государственной политики сохранения армянской самобытности»9. То же преломление философии развития через призму безопасности составляет базу программных документов Грузии последнего времени — Национальной концепции безопасности, а также основанной на ней «Национальной военной стратегии» страны на период до 2010 года.
По мнению российских политиков, исходной для построения стратегических программ является геополитическая составляющая. «Поэтому в основе определения внешней и внутренней политики государства, концепции его национальной безопасности и в целом стратегии национального развития должна лежать оценка реального геополитического положения государства. Обязательность такой оценки особенно актуальна сегодня для России»10.
Азербайджан в этом плане имеет некоторую специфику. При сохранении крайней актуальности для страны вопросов безопасности (главный из них — восстановление территориальной целостности) можно резюмировать общую приоритетность в понимании национального развития именно в проведении реформ, направленных на достижение высоких темпов экономического роста, формирование социально ориентированной рыночной экономики и всестороннюю модернизацию общества. Именно на реализацию этих целей нацелены амбициозная «Программа социально-экономического развития регионов Азербайджанской Республики на 2004—2008 годы» и другие национальные проекты.
7 См.: Стратегия Японии в XXI веке [stra.teg.ru].
8 См.: [http://www.cagateway.org/ru/topics/19/71/].
9 [http://www.ra.am/?num=2007022303].
10 Жириновский В.В. Стратегия национального развития России [strategijnacrazvitij.doc].
Таким образом, даже столь краткий абрис проблемы показывает обилие формулировок по вопросу сущности «национального развития», которое дефинируется в очень широком диапазоне — от геополитических и военно-стратегических трактовок до необходимости совершенствования морально-психологических аспектов жизни нации и борьбы против так называемой «культурного империализма»11.
Мы полагаем, что, несмотря на широкое использование понятия «национальное развитие», по сути, отсутствует его категориальное определение. Этот наш вывод базируется на том, что «национальное развитие», рассматриваемое в виде определенной системы, должно находиться вне как жестко детерминированного итога международного «баланса сил», так и эмоциональной патетики, выстраивания целеполагания на основе неких априорно утверждаемых ценностей. Безусловно, и «вульгарный материализм» международной политики, и аксиологический компонент в национальном развитии присутствуют (и будут присутствовать далее). Однако нельзя забывать, что действительная реализация провозглашаемых целей национального развития будет во многом обусловлена адекватным определением вызовов и потребностей нации или государства, созданием собственного «меню» их возможных решений, реалистичной оценки и распределения национальных ресурсов.
На наш взгляд, в системе, называемой «национальное развитие», обязательно должно присутствовать понимание трех моментов:
— система (т.е. совокупность элементов) должна обладать обратным воздействием как на отдельные ее составляющие, так и на среду их формирования;
— «национальное развитие» не может и не должно сводиться к определенной декларативной номенклатуре национальных целей и установлению субординации между ними — этому должна предшествовать количественная и качественная параметризация (оценка) сложившихся условий и критериев;
— анализу должна быть подвергнута вся совокупность путей, методов и средств достижения поставленных целей, включая альтернативные.
С этой точки зрения стратегию национального развития можно рассматривать не только как совокупность политически важных документов, но и как стадиальный процесс: оценка действительности и назревших потребностей, определение основных направлений развития, разработка его программного и ресурсного обеспечения, реализация, обратная связь и корректировка стратегического курса на основе полученных результатов. Каждая из этих стадий стратегии имеет свою последовательность этапов с собственным алгоритмом действий. К примеру, на этапе выбора можно руководствоваться самыми различными критериями и моделями12.
Мы полагаем, что в условиях нарастания внешних вызовов для жизнеспособности государств ответы на них должны строиться не в русле эмоциональной и идеологической мобилизации (тем более не посредством номенклатурно-бюрократической машины), а путем рационального выбора сценария, механизма и способов достижения, которые обеспечили бы интеграцию и координацию (горизонтальную, вертикальную) целенаправленной деятельности личности, общества и государства.
Следовательно, дефиниция исследуемого феномена может быть представлена следующим образом: стратегия национального развития — это политика наращивания интег-
11 Культурный империализм — империализм, захватывающий большие территории тем, что подчиняет себе сознание, образ мышления, образ жизни (см.: Рубанов В.А Средство защиты мира и безопасности? Материалы «круглого стола» // Безопасность Евразии, январь — март 2001, № 1. С. 230).
12 Э. Хейвуд предлагает следующие четыре основных варианта при принятии решений: модель рационального выбора, эмпирическая модель (модель постепенного продвижения к цели), организационно-бюрократическая модель, модель, основанная на идеологическом факторе (см.: Хейвуд Э. Политология / Пер. с англ. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. С. 489—494).
рального потенциала страны на основе манифестации среднесрочных и долгосрочных ее перспектив, реализуемая всеми акторами политического участия на принципах взаимозависимости всех аспектов развития, оптимизации текущих тактик и процедур, тесной связи с международными целями развития человечества.
В указанном контексте выработки инструментария анализа и системы верификации проблемы нам представляется необходимым акцентировать внимание на определении предметного поля «национального развития» и, соответственно, на возможных вариантах его параметризации. В самом общем виде научная корректность в понимании «национального развития» должна, по нашему мнению, основываться:
— на учете сформировавшихся локальных устойчивых сфер его реализации;
— на наличии индикаторов, характеризующих параметры состояния основных сфер через раскрытие внутрилокальных системных связей;
— на наличии трендов развития, позволяющих дать именно процессное описание национального развития как системы;
— на выявлении активной «проводящей» связи между локальными сферами.
В схематичной форме параметризацию национального развития можно представить в виде следующей таблицы.
Таблица 1
Параметры национального развития
Основные сферы национального развития Основные индикаторы по сферам национального развития
Экономическая13 ■ индекс темпов экономического развития ■ индекс темпов роста ВВП ■ индекс экономической конкурентоспособности ■ доминирующий тип экономической активности
Политическая ■ индекс выраженности структурной организации политической агрегации и артикуляции интересов ■ индекс демократизации14 ■ индекс циркуляции политических элит
Социальная ■ индекс социальной стратификации15 ■ индекс развития человеческого потенциала16
Культурная ■ индекс культурной и конфессиональной референтности населения
13 Различные стороны проблематики экономических индексов подробно освещены в фундаментальной работе: Музаффарли Н. (Иманов). Рейтинг Азербайджана в международных сравнительных исследованиях. Баку: Издательский дом «Кавказ», 2006.
14 См.: Центр изучения демократического управления [http://www.csdg.uiuc.edu].
15 См.: Scruggs L.A. Social Stratification Index: Social Stratification and Welfare Regimes for the 21st Century: Revisiting the «Three Worlds of Welfare Capitalism». Paper prepared for delivery at the 15 International Conference of Europeanists. Chicago, 30 March — 1 April 2006.
16 Индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП) — индекс для сравнительной оценки бедности, грамотности, образования, средней продолжительности жизни и других показателей страны. С 1993 года используется ООН в ежегодном отчете по развитию человеческого потенциала.
Таблица 1 (продолжение)
Основные сферы национального развития Основные индикаторы по сферам национального развития
■ индекс традиционализма / восприимчивости к культурным инновациям ■ господствующий тип культурно-цивилизационной самоидентификации народа
Стратегическая ■ индекс «несостоявшихся государств»17 ■ глобальный индекс миролюбия18 ■ индексы уязвимостей национальной, региональной безопасности и международной безопасности
Предложенная таблица требует некоторых пояснений.
♦ Во-первых, мы сознательно вывели за пределы параметров национального развития этническую сферу, так как ее функционирование в качестве самостоятельной части общественной жизни всегда вызывало и продолжает вызывать ожесточенные споры в научной среде. Это связано с тем, что в научной литературе широко распространены антипримордиалистские подходы, согласно которым национально-этническое начало не существует в виде самостоятельного субстрата, а растворено в исторической специфике жизни социума. К примеру, в 1990-х годах широкую известность получила предложенная американским исследователем Б. Андерсоном трактовка этноса как некой воображаемой общности, которая конструируется для достижения политических целей19. Более того, делается вывод, что «при нашем нынешнем ограниченном состоянии познания и исследовательской технологии, — по мнению А. Инкельс и Д. Левенсон, — нельзя утверждать, что какая-либо нация имеет национальный характер. И сегодня состояние научных поисков в этой области большинство ученых характеризует как кризисное»20.
♦ Во-вторых, приведенная выше композиция сфер и индексов национального развития носит характер:
■ условный, поскольку количественные показатели здесь находятся в сопоставлении с качественными параметрами, выраженными в условных баллах;
■ открытый, так как сама композиция сфер и характеризующих их индикаторов отражает лишь авторскую точку зрения и, соответственно, при других теоретико-методологических подходах может иметь иной дизайн;
17 Этот международный индекс (Failed States Index) используется в основном при оценке государств, вызывающих сомнения с точки зрения их легитимности [http://www.democracyarsenal.org/2007/06/peace_ index_war.html].
18 Глобальный индекс миролюбия — индекс, характеризующий миролюбие стран и регионов. Разработан экономистами из международной группы экспертов по миру из Института мира вместе с Центром мира и изучения конфликтов (Университет Сиднея, Австралия). Миролюбие стран оценивается по 24 индикаторам, учитывающим как внутренние, так и внешние факторы. Впервые индекс был рассчитан в мае 2007-го.
19 См.: Anderson B. Imagined. Communities. Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. L. — N.Y., 1992 (подробнее об указанном подходе см.: Коротеева В.В. «Воображенные», «изобретенные», и «сконструированные» нации: метафора в науке // Этнографическое обозрение, 1993, № 3).
20 Лурье С.В. Историческая этнология. М., 1997. С. 48.
■ системный, поскольку каждый из приведенных параметров (индексов) сам может быть представлен в виде целостной системы со своими подсистемами и субиндексами (наиболее ярко это может быть проиллюстрировано, например, в индексах глобализации, демократизации, экономического развития и т.д.);
♦ В-третьих, дифференцированность соотношения между основными сферами национального развития, обусловленная динамическим состоянием составляющих их компонентов, в реальной действительности суверенных государств создает многообразие уникальных комбинаций возможных трендов как национального развития в целом, так и отдельных его сфер в частности.
Ключевой вывод всей этой цепи рассуждений состоит в том, что «национальное развитие» по своей внутренней природе имеет собственную динамику и самобытные формы реакции на внешние вызовы. Поэтому в эпоху глобализации успешными могут быть только те стратегические линии национального (государственного) развития, в которых учтены как собственные «опоры» устойчивости и самостоятельности общества, так и специфичность для данной страны путей ее трансформации в современную цивилизацию.
Таким образом, хотя интерпретация сущности «национального развития» зависит от теоретико-методологических позиций исследователей и принятых в данном государстве политических приоритетов, не всегда адекватно отражающих действительные национальные интересы народа, в целом указанный феномен является интегрированным отражением конкретной конфигурации национально-государственных пространств: экономического, политического, культурного и др.
Поэтому, как нам представляется, при рациональном выборе модели стратегии национального развития следует не руководствоваться набором кем-то и когда-то принятых идеологем, которые могут создавать искаженные и дезориентирующие представления о содержании и смысле «национальных целей», а исходить исключительно из прагматических аргументов на базе исторически сложившихся и актуальных в настоящий момент потребностей.
В контексте сложившихся на Кавказе реалий важнейшей из потребностей мы считаем заинтересованность народов региона в такой политической регуляции национальных процессов, которая позволяла бы осуществлять конструктивно-целенаправленное воздействие на национальное развитие.
Этнополитическая безопасность: определение системных критериев
Важная задача государственного управления полиэтничного государства (а таких в мире большинство) — оптимизация межэтнических отношений, то есть поиск и реализация наиболее благоприятных вариантов взаимодействия функционирующих в этническом поле субъектов. Неудержимо начавшаяся в ХХ веке тенденция наложения этнических движений на политическое пространство, их включение в политические процессы придало им совершенно новую качественную определенность — этнополитичность.
Так, российский исследователь Д. Драгунский в этнополитическом процессе видит «процесс взаимодействия достаточно больших групп населения, каждая из которых характеризуется, с одной стороны, определенно артикулированной этнической идентичностью, с другой — определенными (реально наличествующими или желаемыми) институтами суверенитета. Таким образом, выражаемые этими группами этнические требования
немедленно становятся политическими (расширение суверенитета), а политические, экономические или гуманитарные требования приобретают этническую окраску, при их реализации используются механизмы этнической мобилизации»21.
А с учетом драматических событий конца ХХ века российский ученый А. Андреев даже выдвинул этнический фактор в качестве доминанты политического процесса, обозначая их синтез как «этническая революция». «Этническая революция — это сложный процесс вторичного разогревания этногенеза, изменения социально-экономической и культурной моделей, задающих матрицы воспроизводства этнических сообществ. Понятие этнической революции придает постсоветской истории некий интегральный смысл, объясняя самые парадоксальные ее особенности и связывая их воедино»22. Исследованию этнополитики как целенаправленной деятельности по регулированию эт-нополитических процессов посвящено немалое число работ западных ученых: Т. Кур-ра, Д. Ишиямы, Б. Марижке, П. Рича и др.23
Однако, к сожалению, междисциплинарные исследования в проблемной триаде «этнос — политика — безопасность» фактически только начинаются24 и в значительной степени фрагментированы: большая часть публикаций посвящена анализу взаимосвязи «этнического компонента и политики»25, другая — направлена на разработку взаимодействия «политики и безопасности»26.
Следует также отметить, что в научном сообществе постсоветского пространства сложилась ситуация, когда базисная бинарная оппозиция «этнос — безопасность» оказалась уделом исследовательской «специализации» научных центров в регионах с высоким конфликтогенным потенциалом27. К сожалению, при этом нередко исследования несут на себе печать политической ангажированности, когда их результаты даже в ущерб научной объективности не выходят за дозволенные этническими элитами «рамки».
Мы надеемся, что теоретические дискуссии и методологические поиски по проблеме «этнополитическая безопасность» продолжатся. Однако в указанном ключе нас больше беспокоит практически полное отсутствие исследований, направленных на определение системных критериев этнополитической безопасности, без чего, собственно говоря, не-
21 Драгунский Д.В. Этнополитические процессы на постсоветском пространстве и реконструкция Северной Евразии // Полис, 1995, № 3. С. 40.
22 Андреев А. Этническая революция и реконструкция постсоветского пространства // ОНС, 1996, № 1.
23 Библиографический обзор работ этих и других западных авторов по проблемам этнополитики (см.: Кокшаров Н.В. Nationality. Ethnicity. Nationalism. Multiculturalism. Reference Book. Санкт-Петербург, 2005).
24 Об общем состоянии разработки проблемы этнополитической безопасности см.: Аллахвердиев К.Г. Этнополитическое измерение национальной безопасности и вызовы глобализации // Кавказ & Глобализация, Швеция, CA&CC Press, 2007, Том 1 (5). С. 48—65.
25 Этнические и региональные конфликты в Евразии. В 3-х кн. Кн. 1. Центральная Азия и Кавказ / Общ. ред. А. Малашенко, Б. Коппитерса, Д. Тренина. М.: Весь мир, 1997; Эсенов М. Современный политический процесс в Центральной Азии. Теоретико-методологические аспекты исследования // Центральная Азия, 1998, № 2; Cornell S.E. Small Nations and Great Powers. A Study of Ethnopolitical Conflict in the Caucasus. England: Curzon Press, 2001.
26 Макеев А.В. Политика и безопасность: взаимосвязь и соотношение // Вестник МГУ. Сер. 18. Социология и политология, 1998, № 1.
27 См.: Западная Азия, Центральная Азия и Закавказье. Интеграция и конфликты. М.: Институт востоковедения РАН, 1995; Спорные границы на Кавказе / Под ред. Б. Коппитерса и др. М.: Весь мир, 1996; Северный Кавказ — Закавказье: проблемы стабильности и перспективы развития. Материалы международной конференции. М., 1997; Studies of Contemporary History and Security Policy, 1999, Vol. 3 [http:// www.fsk.ethz.ch/publ/studies/volume_3/Aydin.htm]; Coppieters B. The Politicization and Securitization of Ethnicity: The Case of the Southern Caucasus // Civil Wars, 2001, Vol. 4, No. 4. P. 73-94; Кушкумбаев С.К. Центральная Азия на путях интеграции: геополитика, этничность, безопасность. Алматы: Казахстан, 2002; Этнополитические аспекты безопасности в конфликтных очагах и зонах потенциальной напряженности на Кавказе и в Сибири. Конференция. Краснодар, 23—26 октября 2003 года // Международные процессы [http://www.intertrends.ru/three/014.htm]; Этнополитическая безопасность Юга России в условиях глобализации. Всероссийская научная конференция // Региональный центр этнополитических исследований (РЦЭИ) Дагестанского научного центра РАН (октябрь 2007 года) [http://kavkaz uzel.ru/newstext/news/ id/1199967.html] и др.
возможно очертить предметное содержание и границы исследуемого феномена. По нашему мнению, это связано с тем, что пространство, охватываемое категорией «этнополити-ческая безопасность»,
— выходит далеко за рамки монодисциплинарного исследования, следовательно, имеет несколько расплывчатое собственное содержание;
— обладает большой вариативностью теоретико-методологических интерпретаций;
— имеет низкое (надеемся, временно) методическое обеспечение анализа проблемы.
Для снятия некоторых из отмеченных трудностей мы предлагаем авторскую попытку квантификации (параметризации) этнополитической безопасности, которая органично должна иметь в качестве основы полидисциплинарную составляющую: этнологический мониторинг (прикладная этнология), формализованные методики анализа этнополи-тических ситуаций и процессов (этнометодология, этнополитология), инструментарий этносоциологического исследования, культурной антропологии, теории национальной безопасности и т.д.
Прежде всего необходимо выделить системные блоки, которые, составляя структурную основу этнополитической безопасности, позволяют сгруппировать в их рамках ключевые показатели, способные иметь существенное значение при оценке ее состояния. Что именно можно отнести к таким показателям, напрямую зависит от той парадигмы, которой руководствуется исследователь.
В этой связи следует отметить, что этнополитическая безопасность (иные терминологические интерпретации: безопасность в этнополитической сфере, этнические аспекты национальной безопасности и др.) по своей природе имеет интегральный характер, ее предметное содержание, структура, круг охватываемых проблем не могут быть объяснены с использованием одной какой-либо парадигмы, подхода или принципа.
Поэтому мы считаем целесообразным интегрировать в рамках общего комплексного подхода как уже имеющиеся теоретические линии (например, в политической антропологии, структурализме Редклифф-Брауна и основанной им школы и др.) и методики исчисления (индексы, коэффициенты, параметры, разработанные международными и национальными исследовательскими центрами), так и факторы, которые не всегда учитываются в качестве переменных показателей при индексации, однако, по нашему мнению, могут иметь базисное значение при оценке состояния этнополитической безопасности страны.
Приводимая ниже таблица отражает авторское видение проблемы и, как мы полагаем, в какой-то мере восполняет имеющийся вакуум в этой сфере.
Таблица 2
Параметры этнополитической безопасности
Основные сферы Основные индикаторы этнополитической безопасности
Этноэкономика ■ индекс глобализации28 ■ доля ВВП на душу населения в этноареале по сравнению со средним показателем по стране
28 За основу вариантов расчета может быть взят индекс глобализации, данный на ссылке: [Иир^М'шж atkearney.com/mam.taf?p=5,4,1,127].
Основные сферы
Основные индикаторы этнополитической безопасности
доля ВВП на душу населения этнических групп по сравнению со средним показателем по этноареалу
индекс экономического оптимизма29
индекс транснациональности30
релевантность в этническом разделении труда (в стране, этноареале)
доминантный тип этнической миграции (в этноареале, по стране)
наличие стратегических ресурсов в этноареале
наличие стратегических коммуникаций в этноареале
размещение конкурентоспособных секторов экономики, предприятий (в этноареале, по стране)
уровень занятости населения; в % соотношении от трудоспособного населения (в этноареале, по стране)
уровень бедности населения (в этноареале, по стране) индекс человеческого развития31 индекс качества жизни32
Этногеополитика
геополитическая статусность страны, этносов
тип этногеополитической конфигурации страны: наличие или отсутствие вблизи границ родственных государств и этнотерриторий
индекс международной безопасности страны33
индекс войн34
индекс потенциала международного влияния35 индекс военного потенциала 36
29 Индекс экономического оптимизма является обобщенным показателем положения национальной экономики, рассчитываемым на основе методики IBD/TIPP (см.: Economic Optimism Index. TechnoMetrica Institute of Policy and Politics [http://www.tipponline.com]).
30 Индекс транснациональности представляет собой среднее из отношений объема зарубежных активов к совокупным активам, зарубежных продаж к общему объему продаж и числа занятых в зарубежных филиалах ТНК к общему числу занятых. Методику расчета см.: World Investment Report, 2006.
31 Индекс человеческого развития (ИЧР) [http://hdr.undp.org].
32 Может быть рассчитано по: Политический атлас современности: опыт многомерного статистического анализа политических систем современных государств. М.: МГИМО (У), 2007.
33 Индекс iSi (international Security index) — универсальный индекс международной безопасности, призванный показать, насколько международная ситуация с точки зрения безопасности отличается от идеальной (принятой, в соответствии с разработанной методологией, за 4 210 пунктов) на каждый конкретный момент его определения (см.: Центр политических исследований. Россия [www.pircenter.org]).
34 Американский военный историк К. Райт установил взаимосвязь между степенью этнокультурного общения и частотой войн (см.: Wright Q. A Study of War. Chicago, 1941).
35 См.: Политический атлас современности.
36 10-балльный индекс военного потенциала (Martial Potency) предлагают британские исследователи из Королевского объединенного института оборонных исследований (RUSI) [www.rusi.org].
Основные сферы
Основные индикаторы этнополитической безопасности
индекс терроризма37
вхождение государства в военно-политические блоки
наличие у этноса «традиционных» союзников и противников
наличие иностранных военных баз на территории страны или соседних государств
индекс этнической глобализации38
расположение этноса, этноареала, спорных этнотерриторий в центре мировых и региональных геополитических интересов
Этнополитика
индекс государственности39
индекс внешних и внутренних угроз40
индекс процедурной и институциональной демократии4
тип полиэтничности государства (этнотрайбализм, миноритарность титульного этноса, полиэтнизм, полиэтнизм с тенденцией этнодоминантности, этнодоминантность, моноэтнизм)
индекс этнической мозаичности населения страны (региона)42
доля этнического меньшинства (меньшинств) в общей численности населения страны43
наличие на территории страны этноареалов
индекс этничности44
расположение этноареалов по шкале «центр — полупериферия — периферия»
тип расселения этнических меньшинств (дисперсный, компактный, смешанный)
индекс внешней статусности этноареала /этнических меньшинств
37 Разработан американскими исследователями из Center for American Progress [www.americanprogress.
°rg].
38 См.: Галецкий В. Россия в контексте вызовов демографической глобализации // Знамя, 2007, № 4. С. 178—187.
39 См.: Политический атлас современности.
40 См.: Там же.
41 Там же (см. также индекс демократии, основанный на другой группе переменных: Центр изучения демократического управления [http://www.csdg.uiuc.edu]).
42 Предложен в 1976 году Б.М. Эккелем (см.: Сажин В.В. Математические методы в советской этнической географии // Советская Этнография. 1989, № 1. С. 122—127).
43 См.: «Minorities at Risk». Центр международного развития и управления конфликтами при Университете Мериленда [http://www.cidcm.umd.edu/inscr/mar].
44 5-уровневый индекс этничности раскрывает взаимосвязь этого фактора с политическим участием (см.: Lien P. Ethnicity and Political Participation: A Comparison Between Asian and Mexican Americans // Political Behavior, 1994, Vol. 16, No. 2. P. 237—264, 242—244, 245).
Основные сферы
Основные индикаторы этнополитической безопасности
использование статусности этноареала (этнических меньшинств) по шкале «лояльность — преференции»
коэффициент этнополитических требований по шкале «социально-экономическое развитие — сецессия)
степень интернационализации этнополитических конфликтов
доминантные типы этногенетических процессов (эволюционные и трансформационные; этнического объединения и разделения; этнической консолидации, ассимиляции, межэтнической интеграции и миксации; парциации, сепарации и дисперсизации и др.)
автохтонность этносов, проживающих на территории страны, этноареала
этнический характер государственной власти
политическая конкуренция между этническими элитами, их представительство в институциональных структурах
тип взаимодействия государственной власти со структурами местного самоуправления в этноареалах
индекс этнополитической активности титульного этноса, этнических меньшинств (в стране, этноареалах)
уровень этнополитической мобилизации в стране и этноареалах по шкале «институциональные — неинституциональные формы»
Этноистория
«критические точки» этногенезиса основных этносов
исторический континуум этнонациональной государственности(возникновение, формат, устойчивость государственности и др.)
коэффициент исторической сукцессии (смены этнического состава населения на данной территории)
коэффициент геоисторической «подвижности» внутренних и внешних границ проживания этносов
Этнокультура
уровень этнического (национального) сознания и самосознания
индекс этнического самочувствия
индекс этнического обособления45
индекс открытости этнической (национальной) культуры
индекс международного влияния национальной культуры
45 См.: Этнополитическая напряженность в Латвии: поиски путей разрешения конфликта. Рига, 2005.
С. 60.
Основные сферы Основные индикаторы этнополитической безопасности
■ индексы культурного и государственного национализма46
■ модель распространения национального языка (титульного этноса, этнических меньшинств и диаспор)
■ индекс открытости конфессиональной культуры
■ индекс конфессиональной среды по шкале «поликонфессиональная — метаконфессиональная — моноконфессиональная»
Часть предложенных выше индексов и параметров уже апробирована и пользуется большим доверием в политической и научной среде, другая находится в стадии научной разработки. Некоторые из заявленных нами позиций еще требуют своего дальнейшего обоснования. Однако в данной статье мы видели свою задачу не только и не столько в формулировании какой-либо «жесткой» комбинации эмпирических признаков, сколько в постановке исследовательской проблемы и постулировании возможной системной определенности этнополитической безопасности, основанной на качественных и количественных выражениях ее наиболее важных сторон.
С этой точки зрения варианты расчленения целостной системы (а именно в качестве таковой мы рассматриваем этнополитическую безопасность) на составные элементы могут быть самыми разными. Тем не менее любая другая их комбинация должна соответствовать, по меньшей мере, трем критериям:
— непосредственной связи с этнополитическими аспектами в сфере безопасности;
— возможности формализации параметров (количественной, качественной, комплексной);
— внутренней корреляции между составляющими компонентами.
Таким образом, главная задача в политике обеспечения этнополитической безопасности страны состоит, с одной стороны, в адекватной текущему моменту селекции ее индикаторов, с другой — в достижении (в избранной их совокупности) позитивной корреляции между основными сферами и структурными компонентами.
Измерения взаимосвязи национального развития и этнополитической безопасности
В научной литературе широко и подробно освещены различные измерения нового витка истории человеческой цивилизации — эпохи глобализации: классические (политическое, экономическое, культурное, информационное), гуманитарные (историческое, «человеческое», демографическое), геополитические (военно-стратегическое, пространственное, энергетическое), как и другие параметры47.
46 Разработка китайского ученого Яньджи Гуа (см.: Лукин В.Н. Современные стратегии снижения рисков международного терроризма: китайский культурный национализм [http://www.orenburg.ru/culture/credo/ 02_2006Лик.Мт1]).
47 См.: Уткин А.И. Глобализация: процесс и осмысление. М.: Логос, 2000; Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. СПб: Университетская книга, 2001; Грани глобализации:
Однако в контексте предложенного исследования нам более интересными представляются научные разработки, связанные с раскрытием дифференциации развития национальных государств, усилением этнизации в сфере политики и безопасности в различных регионах мира48. К примеру, в работе «Территориальность и конфликт в эпоху глобализации», подготовленной на базе анализа триады «глобализация — территория — конфликт», группа исследователей США49 достаточно убедительно развенчивает глобализационные мифы о конце истории50, конце географии51 и т.д.
Действительно, уже стали общими рассуждения о многомерности и противоречивости современных глобализационных процессов. Однако сегодня все очевиднее проявляется необходимость в количественном и качественном анализе глобализации, декомпозиции ее как системы, с выделением всех уровней и взаимодействующих подсистем. С этой точки зрения глобализацию можно охарактеризовать как геоисторический процесс, охватывающий с разной степенью интенсивности различные стороны общественной жизни и различные регионы мира и, соответственно, в зависимости от параметров их «качественного» состояния, придающий им различные импульсы и векторы развития.
В указанном плане простая констатация взаимосвязи между рассмотренными нами ранее стратегическими целями национального развития и этнополитической безопасностью есть лишь одна из самоочевидных истин. Исследовательское же осмысление проблемы, придание ей научного характера, начинается с постановки вопросов, раскрывающих основные структурные и факторные дилеммы этой взаимосвязи.
■ Дилемма «целеполагание — субсидиарность»: являются ли цели национального развития и стратегия их достижения фундаментальными детерминантами трансформации этнополитических аспектов в сфере безопасности или же, наоборот, именно последние определяют стратегические приоритеты и институциональный дизайн национального развития страны?
■ Дилемма «линейности — дискретности» взаимодействия: имеет ли указанная взаимосвязь непосредственный линейный характер, когда любые изменения в отдельных параметрах, например этнополитической безопасности, влекут за собой неизбежные трансформации в соответствующих рубриках-индикаторах национального развития или же оно носит опосредованно-дискретный характер? В этом случае следует допустить функциональность некоего перекрестного «метаполя» индикаторов, в которых исходные импульсы этнополитической безопасности сначала аккумулируются с последующей сублимацией в качественно новый импульс и только затем проецируются на национальное развитие. Образно
трудные вопросы современного развития. М.: Альпина Паблишер, 2003; Пантин В.И. Циклы и волны глобальной истории. Глобализация в историческом измерении. М., 2003; Held D. et al. Global Transformationa: Politics, Economics and Culture. Stanford: Stanford University Press, 1999. P. 8.
48 Объем литературы по этим аспектам проблемы достаточно внушителен, поэтому укажем лишь некоторые из них, на наш взгляд наиболее интересные: Эйвазов Дж. От традиционного государства к постиндустриальному: о взаимосвязи безопасности и геополитики в эпоху глобализации // Кавказ & Глобализация, 2007, Том 1 (4). С. 6—13; Ачкасов В.А., Бабаев С.А. «Мобилизованная этничность»: этническое измерение политической культуры современной России. СПб, 2000; Малахов В.С. Государство в условиях глобализации. М.: КДУ, 2007; Левашов В.К. Глобализация и социальная безопасность // Социологические исследования. 2002, № 3. С. 19—28. Is there a future for the nation-state in an era of globalisation? If so, what future? [http://www.shaneland.co.uk/academic/ma/globalisationessay1.pdf].
49 См.: Territoriality and Conflict in an Era of Globalization / Ed. by M. Kahler, Barbara F. Walter. N.Y.: Cambridge University Press, 2006.
50 См.: Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек / Пер. с англ. М.Б. Левина. М.: АСТ, Ермак,
2004.
51 O’Brien R. Global Financial Integration. The End of Geography. L., 1992 (см.: Иванов H. Глобализация и проблемы оптимальной стратегии развития // Мировая экономика и международные отношения,
2000, № 3. С. 12).
говоря, действительно ли резкое повышение цен на хлеб (индикатор развития) является последним повышением цен перед революционным бунтом (индикатор безопасности), как это порой предрекается в прогнозных сценариях?
■ Дилемма «пространство — время»: какая из частей данной оппозиции факторов внешней среды воздействия на взаимосвязь системной связки «национальное развитие — этнополитическая безопасность» является доминантной: специфика конкретного социоприродного пространства (т.н. «особенности» региона, страны) или же ключевые линии развития текущего исторического континуума (т.н. «требования времени»)?
Попытаемся последовательно ответить на эти вопросы. Прежде всего отметим, что всякой стратегической деятельности, которая, как правило, осуществляется в национальных масштабах, должны предшествовать определение и установление субординации ее целей. В полиэтничном государстве (а их в мире подавляющее большинство) определение матрицы этих целей неизбежно упирается в приоритетность этнического (социально-группового) или национального (государственного, гражданско-политического) начала в общественной жизни. При этом сторонники примата национального исходят из того, что «этничность деполитизирована, нация должна быть сограждан-ственна, то есть она существует в политическом сообществе граждан, а не в культур-ном»52. Их оппоненты, напротив, обосновывают актуализацию принципа этничности тем, что «даже в условиях формального признания равного статуса различных народов и этногрупп, сосуществующих в полиэтническом государстве, модель «правления большинства» необходимо включает в себя параметры этнической конкуренции и системно приводит к иерархизации их положения, закрепляемой также и на уровне юридических установлений и норм»53.
«Похороны» этничности, безусловно, преждевременны. Однако следует признать и то, что после бурного ее всплеска в конце XX — начале XXI века, процесс инструментализации этнического фактора постепенно стал уступать свое место национально-гражданской легитимации социального порядка через придание ему уже политической нормативной ценности. Эта тенденция усиления национальной конструкты государственности, по нашему мнению, сохранится и в дальнейшем, поскольку в основе этого процесса лежит в принципе та же субстанция, что и в истоках этнического активизма, — несовпадение границ этнических ареалов с политическими аффиляциями.
Поэтому ответ на вопрос о субсидиарности целей, детерминированных этнополити-ческим и национально-государственным субстратом, можно сформулировать следующим образом: доминирование именно общенационального (государственного) целепо-лагания будет становиться все более отчетливым.
Однако возникает резонный вопрос: что же придает обратный вектор движению от национализма этнического к национализму государственному? Некоторые исследователи объясняют этот феномен фактором глобализации, так как «в некоторых культурах происходит националистическая реакция на процессы глобализации»54. Другие ученые (X. Кон, Л. Гринфельд, Р. Брубейкер, Э. Смит и др.) в рамках глобализации проводят базовое различение «этнических» и «гражданских» «национализмов»55. Б. Андерсон идет
52 Из выступления В.А. Ачкасова. Стенограмма «круглого стола» «Этнополитические проблемы в современной России». 26 октября 2005 г. // ПОЛИТЭКС [www.politex.info].
53 Бекназар-Юзбашев Т.Б. Этничность, коллективная идентичность и положение этноменьшинств в смешанных сообществах. В кн.: Права человека и проблемы идентичности в России и в современном мире / Под ред. О.Ю. Малиновой, А.Ю. Сунгурова. СПб: Норма, 2005. С. 203—214.
54 Панарин Э.Д., Мухаметшина Н.С. Национальные проблемы на постсоветской территории: Учебное пособие. СПб, 2001. С. 51—52.
55 Анализ взглядов этих и других авторов см. в работе: Коротеева В. Существуют ли общепризнанные истины о национализме? // Pro et Contra, 1997, № 2 (3).
еще дальше, утверждая, что одно из основных последствий глобализации — возникновение «удаленного национализма», то есть национализма, который больше не зависит от проживания на территории родной страны56.
В целом, солидаризируясь с оценкой глобализации как мощного катализатора этносоциальных и этнополитических процессов, мы полагаем, что она является не только мегатенденцией формирования современного мира, в котором локальное без границ, а глобальное без места57, но и механизмом-сферой самоструктурирования нового социального универсума, контуров новой цивилизации, о предвидении которой говорили многие исследователи.
В рамках складывающихся под влиянием глобализации универсальных социальногомогенных форм стремительно нарастает количество особых ниш (т.н. «точек бифуркации»), в которых безвозвратно утилизируются определенность ценностей, тенденций, общества прошлого в качественные неопределенности современности. Неоднозначность процессов, происходящих в этом механизме-сфере, расплывчатость понятий, используемых при его описании, в целом неопределенность вызовов и ответов, порождаемых глобализацией, тем не менее не отменяет главного — форсированного складывания нового цивилизационного стандарта, уже со своими тенденциями эволюции и параметрами их измерений.
В канву приведенных рассуждений вписывается и указанная ранее дилемма «пространство — время». Не подлежит сомнению, что попытки концептуализации взаимосвязи «национальное развитие — этнополитическая безопасность» могут быть конструктивными лишь при учете пространственных и временных характеристик. Вопрос о том, какой из этих факторов является «главным», носит дискуссионный характер.
Но вместе с тем весь ход естественно-исторического процесса развития человечества есть свидетельство постепенного ослабления природного фактора (к которым относится и территориальная локализация, во многом определяющая закрытость этнонациональ-ных обществ) и усиления значимости исторического времени, детерминирующего дифференциацию этнополитического пространства и внутреннюю иерархизацию составляющих его структурных элементов. Именно поэтому во взаимной трансляции бинарной оппозиции «национальное развитие — этнополитическая безопасность» решающим фактором актуализации их целей выступает императив ускоряющегося времени, то есть глобализации.
Подводя итоги рассмотрению поставленных вопросов, сделаем акцент на выделении интегральных параметров исследуемой дихотомии. В указанной плоскости, по нашему мнению, точками бифуркации глобализации, в которых происходит конвертация диалектических взаимопереходов национального развития и этнополитической безопасности современных государств, можно обозначить следующие параметры.
Универсализация ценностей. В литературе эта тема в значительной своей части авторизована культурологами и активно преподносится ими в философско-культурологическом разрезе. Это связано с тем, что устойчивые культурные системы «пересекают границы социальных образований, не совпадая с национальными или государственными ареа-лами»58. Однако при этом остается в тени тот факт, что нарождающееся глобальное общество продуцирует свою «собственную» нормативно-ценностную систему, миксирован-
56 См.: Андерсон Б. Западный национализм и восточный национализм: есть ли между ними разница? [http: //old.russ.ru. /politics/20011219-and].
57 См.: Бек У. Что такое глобализация? / Пер. с немецкого. М.: Прогресс-Традиция, 2001.
58 Например, Н. Данилевский определяет их как культурно-исторические типы, А. Тойнби — как локальные цивилизации, О. Шпенглер — как высокие культуры, П. Сорокин — как большие культурные суперсистемы, А. Кребер — как модели культуры, основанные на высших ценностях (см.: Каландия И.Д. Система общечеловеческих ценностей в динамике и диалоге цивилизаций в условиях глобализации. В кн.: Человек: соотношение национального и общечеловеческого. Сб. материалов международного симпозиума (г. Зугдиди, Грузия, 19—20 мая 2004 г.). Вып. 2 / Под ред. В.В. Парцвания. СПб, 2004. С. 114).
ную в своей этнической основе и создающую соответствующий социально-политический редукционизм. Последний по своей природе представляет собой своеобразный фильтр, позволяющий осуществлять целенаправленную селекцию окружающей информации, идеологий, инноваций. Происходит универсализация «символической среды» отдельных сегментов глобализирующегося мира, своеобразный «язык-транслятор», на котором могут быть выражены наиболее значимые целевые приоритеты как национального развития, так и сферы безопасности.
Мультивекторность развития. Следует подчеркнуть, что различные измерения развития, предлагаемые в документах ООН и других международных организаций, в качестве обязательного компонента включают в себя тезис о плюрализме общества. Без преувеличения можно сказать, что практически вся западная политическая наука основана на понятийном фундаменте «плюральности»: многосоставные общества, плюральная демократия, плюралистическая политическая система и т.д.
На первый взгляд налицо противоречие, когда в идеологию «унитаризма» глобализирующегося мира встраивается лозунг плюральности. Однако никакого противоречия здесь нет. Чем выше уровень плюральности общества, тем богаче содержание жизни общества, следовательно, и шире многоаспектность целей его развития. Чем выше индекс мультивекторности национального развития, тем шире включенность в процессы глобализации содержания общественной жизни. Иными словами, глобализация, создавая унификацию между крупными структурными блоками современного мира, усиливает дифференциацию внутри них. Кстати, в экономической науке этот подход отражен в «парадоксе Нейсбитта», вынесенного в название его книги: «Чем выше уровень глобализации экономики, тем сильнее ее мельчайшие участники»59.
С этой точки зрения основными характеристиками мультивекторного развития могут быть представлены следующие:
— оптимизация баланса целей, артикулированных различными сегментами социума;
— диффузность целей долгосрочного, среднесрочного и краткосрочного характера;
— комплексность целеполагания и ресурсов, задействованных на реализацию целей развития.
Еще одним аспектом этого вопроса, на первый взгляд не имеющим отношения к нему, мы считаем довольно распространенное представление о том, что наиболее благоприятной для успешного развития государства и нации является моноэтничная среда. Мы считаем, что искусственно созданная моноэтничность, на первый взгляд якобы повышая уровень национальной безопасности, бумерангом возвращается в виде «букета» негативных процессов: рост авторитаризма и этнического обособления, увеличение этносоциальной дистанции и закрытости в обществе, дефектности демократии и т.д., что в конечном счете делает бессмысленными сами концепты развития и безопасности. В этом контексте усилия ряда ведущих акторов системы международных отношений по оказанию поддержки политике моноэтнизации некоторых малых стран вряд ли можно назвать конструктивными в плане построения устойчивого глобального миропорядка.
Всеобщность безопасности. По нашему мнению, это один из важных интегральных индикаторов, характеризующих как национальное развитие, так и сферу национальной безопасности. Мы уже упоминали о существующих в литературе индексах безопасности. Однако они больше рассчитаны на индексацию уровня опасностей для международной
59 Naisbitt J. Global Paradox: The Bigger the World Economy the More Powerful Its Smallest Players. N.Y.: Morrow, 1994.
безопасности. Поэтому в контексте глобализации всеобщность безопасности может быть выражена в следующих требованиях:
— стирание граней между стратегической (глобальной), региональной и национальной безопасностью, между различными видами безопасности;
— создание новой философии безопасности, основанной не на концепте исключительности «собственной защиты», а на понимании взаимозависимости всех азимутов безопасности;
— изменение характера безопасности, связанное с изменением соотношения военных и невоенных, непосредственных и опосредованных угроз, и т.д.
Мы полагаем, что указанные параметры глобализации включают в себя не только доктринальные установки национального развития и этнополитической безопасности, но и широкий диапазон открытых и латентных проблем их взаимосвязи. Последнее особенно важно, если учесть, что по своей природе национальное развитие и этнополитичес-кая безопасность — разнонаправленные сферы. В традиционном понимании безопасность в целом трактуется как защищенность интересов, институтов, ценностей, территорий, национальных идентичностей от бесчисленного множества подстерегающих их угроз, в то время как современные типы национального развития, к примеру постсоветских государств, направлены фактически на изменение, модернизацию, интеграцию этих же самых атрибутов безопасности60.
Кроме того, традиционно в политической науке и политической практике определение приоритетов этнополитической (и в целом национальной) безопасности выводят из жизненно важных интересов государства и нации (этноса). Эпоха глобализации кардинально меняет эту систему отсчета, вводя в нее так называемое «человеческое» измерение. В отличие от сферы безопасности национальное развитие изначально имеет существенный гуманистический акцент, однако здесь под влиянием императивов глобализации государственная стратегия реализации национальных целей оказывается зависимой от возможностей и воли других субъектов глобального сообщества. Такое многомерное измерение рассматриваемых феноменов стратегии национального развития и этнополитичес-кой безопасности уязвима для критики, поскольку простая их цифровая характеристика (естественно, где это возможно) дает массив эмпирических данных, но не объясняет существующих между ними взаимосвязей.
Зададимся несколькими вопросами. Действительно, системная модернизация общества в сторону увеличения индекса ее демократизации — это фактор усиления или ослабления этнополитической безопасности? Общеизвестно, что одной из важных причин распада СССР можно считать проводимую во второй половине 1980-х годов синхронизацию политической и экономической реформ, в результате чего произошло стимулирование этнополитической напряженности. Повышение индекса политической стабильности в обществе будет ли характеризовать политический режим (демократический, авторитарный) или состояние этнополитической толерантности в стране? В какой степени и в каких формах динамика индекса циркуляции этнических элит может повлиять на осуществимость целей национального развития?
Появление такого рода вопросов — еще одно свидетельство необходимости исследования и конструирования таких интегральных показателей, в которых отражались бы как позитивные, так и негативные корреляции между параметрами национального развития и этнополитической безопасности, особенно при пересечении ими определенных пороговых значений.
60 Философская методология постижения природы безопасности интересно изложена в работах: Ры-балкин H.H. Природа безопасности // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия, 2003, № 5. С. 36—52; Он же. Философия безопасности. М: МПСИ/Багира-2, 2006.
3 а к л ю ч е н и е
В данной статье мы не ставили перед собой цель предложить фундаментальное и всестороннее исследование поставленных вопросов. Наша задача гораздо скромнее — показать, что глобальные перемены, происходящие в мире, особенно в государствах постсоветского пространства, диктуют необходимость конструирования системных показателей, обобщающих различные стороны проблемы и позволяющих на этой основе сравнительно анализировать страны и регионы.
Рассмотренные в статье вопросы стратегии национального развития и этнополи-тической безопасности в научной литературе в большей мере теоретизированы и пока имеют слабое прикладное применение. Поэтому предложенное автором собственное осмысление взаимосвязей между стратегией национального развития и этнополити-ческой безопасностью страны было направлено на выявление неоднозначности и многоуровневости их диалектики, получения более четких ответов на вызовы глобализации.
