CC BY
48УДК 347.92
< СТРАТЕГИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА:
С ПРОБЛЕМА ЕВРОПЕЙСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
О Лукин В.Н.
Мусиенко Т.В.
Ü
5"1 В статье рассмотрены перспективные направления политического анализа g стратегической культуры и ее связи с проблемой национальной, региональной и гло-f—I бальной безопасности. Отмечены особенности Европейской стратегии безопасно-К сти и формирования стратегической культурной идентичности в регионе. К одному С из важнейших направлений исследования стратегической культуры, значимых для Q формирования кумулятивного научного знания в этой сфере, отнесен интерпрети-|~| вистский подход. Раскрыто значение теорий политической культуры в развитии тео-. рий стратегической культуры. Показана роль и значение анализа элементов теории S стратегической культуры для понимания сути моделирования современных стратегий и мегапроектов по изменению национальных стратегических культур и идентич-q ностей как способа ведения современной войны
С The article discusses the promising directions ofpolitical analysis of strategic culture О and its connection with the problem of national, regional and global security. The features of the European Security Strategy and the formation of strategic cultural identity in the re-Q gion are marked. Approach based on Interpretivizm is referred to one of the most important E—1 areas of research of strategic culture, important to the formation of cumulative scientific knowledge in this area. The significance of political culture theories in the development of S theories of strategic culture is shown. The role and importance of analyzing the elements m of the theory of strategic culture for understanding the essence of modern models, strategies and mega-projects to change the national strategic cultures and identity as a means of Ös modern warfare are disclosed
^ Ключевые слова: стратегическая культура; политическая культура;
^ идентичность; нарратив; глобализация; элиты; безопасность;
Р Европейская стратегия безопасности
Keywords: strategic culture; political culture; identity; narrative; globalization; elite; security; European Security Strategy
В последнее десятилетие внимание ученых вновь привлекла проблема стратегической культуры, в контексте которой осмысливается роль и значение теорий политической культуры в развитии теорий стратегической культуры.
Особую актуальность приобрела эта тема в связи с эффективным использованием США, западноевропейскими государствами всего арсенала стратегической культуры, направленного на изменение национальных стратегических культур и идентичностей в ряде стран Восточной Европы, Азии, Африки как способа ведения современной войны.
В Европейской стратегии безопасности ставится задача содействовать тому, чтобы к востоку от Европейского тоюза существовало кольцо хорошо
управляемых стран, с которыми можно было бы поддерживать отношения тесного сотрудничества. Так, в целях противодействия «угрозе российского доминирования» Великобритания в марте 2015 года приняла решение выделить пятнадцать миллионов фунтов стерлингов на поддержку демократии в Молдавии, Грузии, Сербии и Боснии и Герцеговине в дополнение к пяти миллионам фунтов, которые уже были выделены Украине.
Проект реализуется Фондом «Ноу-хау» (Know How Fund) - британской правительственной программой технической помощи странам Центральной и Восточной Европы, Прибалтики. Она была разработана еще в 1989 году по инициативе Маргарет Тэтчер и преследовала цель ослабить влияние СССР в центрально-восточноевропейском регионе1.
Современные Польша, Эстония, Латвия и Литва - это пример успешной реализации концепции стратегической культуры. Теперь эти страны канализируют англо-американское влияние в Европе.
О последствиях изменения национальной стратегической украинской культуры и идентичности в результате усилий США, потратившими на это пять миллиардов долларов, можно судить по экономическому, политическому, социальному и культурному состоянию современной Украины2.
Д.А. Зеркаль и Р.С. Мухаметов, отмечая стратегическую значимость Украины, подчеркивают, что Украина, как и иные страны из постсоветского лагеря, по мнению Европейского союза (далее - Евросоюз, ЕС), должна перенять европейский управленческий опыт3.
Деррил Хьюлетт (D. Howlett), оценивая перспективы развития научного анализа стратегической культуры и подчеркивая возрастающее внимание научной общественности к самой идее и собственно категории стратегической культуры, отмечает в качестве перспективной и магистральной линии развития исследований в этой области создание кумулятивного научного знания.
Формирование кумулятивного знания предполагает, в первую очередь, дальнейшую разработку сложившихся теоретических подходов, к числу которых относится качественный научный анализ на основе принципов интерпретивизма.
Практическую значимость таких исследований Д. Хьюлетт видит прежде всего в том, что исследования по стратегической культуре позволяют получить информацию, необходимую политическим деятелям для понимания
1 Cameron Revives Thatcher Plan to Protect Eastern. URL: http://www.bloomberg.com/news/articles/2015-03-19/ cameron-revives-thatcher-plan-to-protect-eastern-europe.
2 Лукин В.Н., Мусиенко, Т.В. Украина: из кризиса или к коллапсу идентичности // Постоянно действующий круглый стол «История России и стран СНГ в научной литературе и СМИ: факты, события, интерпретации»: материалы III круглого стола «Украинский кризис и пути его преодоления» / отв. ред. К.Е. Иванов и др. СПб.: СПбГЭУ 2014. С. 68-77; Лукин В.Н. Дезинтеграция украинского общества: факторы и пути преодоления // Геополитика и безопасность. 2015. № 1 (29). С. 156-158; Мусиенко Т.В. Европа и Украина: идентичность как фактор геополитического самоопределения // Геополитика и безопасность. 2015. № 1 (29). С. 158-160.
3 Зеркаль Д.А., Мухаметов Р.С. Внешнеполитические приоритеты Евросоюза на Украине: между имиджем и realpolitics // Известия Иркутского государственного университета. 2014. Т. 7. С. 134-140.
сути существующих подходов к проблеме применения силы и способов ведения войны; содержания стратегических доктрин и способов реагирования политических акторов в кризисных ситуациях; а также о таких важнейших вопросах, как пути формирования различных видов стратегических культурных идентичностей; роль элит или политических лидеров в создании той или иной конфигурации стратегической культуры; условия и факторы, способствующие ее изменению4.
Со времени введения Дж. Снайдером в 1977 году в научный оборот термина «стратегическая культура» сложился определенный консенсус относительно понимания основных компонентов стратегической культуры.
Д. Хьюлетт представляет соответствующее определение в обобщенном виде и рассматривает стратегическую культуру как совокупность разделяемых верований, допущений и типов поведения, обретенных из общего опыта и принимаемых обществом нарративов (содержащихся как в устных, так и письменных источниках), которые являются основой для формирования коллективной идентичности и взаимодействия с другими группами и в конечном счете определяют соответствующие цели и средства для достижения целей безопасности.
В соответствии с данным определением устанавливается также, что стратегическая культура является, с одной стороны, результатом влияния ряда факторов, таких как география, история, нарративы, которые формируют коллективную идентичность, и с другой стороны, стратегическая культура сама способна играть роль фактора как способствующего, так и ограничивающего принятие решений относительно вопросов безопасности.
Исследователь приходит к выводу, что такое определение стратегической культуры обеспечивает достоверность политического анализа, а также может рассматриваться в качестве рамок проведения дальнейших исследований5.
К ключевым сферам определения политики, выработки политического курса, на которые способна повлиять стратегическая культура, отнесены: во-первых, анализ угроз безопасности;
во-вторых, определение культурного контекста, в рамках которого разворачивается конфликт;
в-третьих, переговоры, направленные на стимулирование взаимодействия и мирного урегулирования конфликта.
Каждая из этих сфер находится под влиянием целого комплекса факторов, в то же время лежащая в основе многих из них стратегическая культура делает необходимым ее включение в соответствующий политический анализ в качестве базового измерения6.
4 Howlett D. The Future of Strategic Culture // Comparative Strategic Cultures Curriculum: Assessing Strategic Culture as a Methodological Approach to Understanding WMD Decision-Making by States and Non-State Actors. Advanced Systems and Concepts Officer Final Report (31 October 2006) / Ed. by Jeffrey A. Larsen. 2006. P. 2.
5 Howlett D. Op. cit. P. 2.
6 Howlett D. Op. cit. P. 3.
В частности, потенциальный вклад теории стратегической культуры в анализ угроз, считает Д. Хьюлетт, состоит в том, что она может дополнить традиционный подход. Теория содержит в себе определенный потенциал для прогнозирования и предвидения прежде всего изменений ситуационного контекста, определяющего уровень безопасности. Такие угрозы могут определяться глобальным контекстом, но проявляться на локальном уровне в той или иной специфической форме, обусловленной культурными особенностями.
Анализ стратегической культуры позволяет определить возможные способы реагирования на такие изменения в силу того, что на его основе исследуются объективные истоки возникновения угроз и разрабатываются стратегии вмешательства с учетом конкретных обстоятельств, создающих риски безопасности7.
Вместе с тем, анализ стратегической культуры учитывает и субъективный фактор. Это происходит в случае востребования знаний о том или ином политическом акторе в контексте понимания его действий, обусловленных влиянием факторов, определяющих формирование конкретной стратегической культурной идентичности в глобальном мире8.
Совокупность объективных и субъективных факторов (аспекты идентичности) и их влияние остаются в центре научного анализа, проводимого в рамках как традиционного, так и новейшего подходов к изучению стратегической культуры.
Вместе с тем, подчеркивает ученый, особенность традиционного подхода состоит в приоритетности исследования двух основных факторов:
во-первых, наличие конфликта между политическими группами или государствами и степени его легальности;
во-вторых, степень изолированности страны как результат действия фактора географического положения либо в силу этого же фактора - соседство страны с великой державой.
По сути, приоритетом для такого подхода выступают объективные исторический и географический факторы, с одной стороны, и, вследствие перманентного характера их влияния, акцентирование аспекта преемственности, относительной статичности (непрерывности) или, по крайней мере, частичной перманентности стратегической культуры, с другой стороны9.
Современный подход к пониманию характера и роли стратегической культуры, отмечает Д. Хьюлетт, отличается принятием в качестве исходной посылки идеи о способности стратегической культуры изменяться и изменяться радикально. Концепция изменения стратегической культуры и факторов, определяющих динамику ее изменений, основывается в данном случае в значительной мере на допущении о решающей роли субъективного фактора, связанного
7 Howlett D. Op. cit. P. 4.
8 Howlett D. Op. cit. P. 4.
9 Howlett D. Op. cit. P. 4.
с принятием тех или иных политических решений, стимулирующих изменения стратегической культуры под воздействием инициируемых событий, выступающих в качестве факторов «экстернального шока» (external shocks).
Внешние шоковые удары действуют как катализатор переоценки традиционных установок в отношении условий, обеспечивающих национальную, региональную и глобальную безопасность. Шоковые удары, указывает Д. Хьюлетт, способны радикально переформатировать политику по обеспечению безопасности таким образом, что возникает ситуация выбора между прежней и новой моделями стратегической культуры и характерными для них представлениями о способах обеспечения безопасности в соответствии с изменившейся ситуацией. События такого рода способны воздействовать и реверберировать (находить отражение) в изменении других стратегических культур как на региональном, так и глобальном уровнях10.
Фактор «экстернального шока» - один из вариантов возможных изменений стратегической культуры, нарушения преемственности ее модели и соответствующей ей идентичности, сложившейся под воздействием исторических и географических условий.
Помимо этого, к одному из возможных факторов изменения стратегической культуры исследователь относит и конкурентные отношения политических групп или элит, которые способны повлиять на модели стратегических культурных идентичностей. Интенсификация противостояния элит в такие периоды, как кризисы или политическая напряженность, способна генерировать рост общественной поддержки. Эта поддержка, в свою очередь, в совокупности с соответствующими нарративами может послужить своеобразным проводником перемен и обеспечить изменение модели стратегической культуры и идентичности11.
Роль исторических и иных нарративов как ключевого фактора, ускоряющего динамику изменения стратегической культуры и преобразующего общественную поддержку тех или иных конкурирующих элит в стратегическое действие, является определяющей, считает Д. Хьюлетт. Разработка нар-ративов (устных и письменных) обеспечивает выдвижение ключевых идей, позволяющих личности сделать выбор той или иной конкретной модели стратегической культуры и позиционировать себя по отношению к другим, идентифицирующим себя с иной стратегической культурой.
Д. Хьюлетт опирается в своем анализе на определение нарратива, данное Лоренсом Фридманом (L. Freedman)12, который исходит из того, что нарратив представляет собой «убедительные сюжетные линии, с помощью которых дается убедительное объяснение событий и благодаря которым могут быть
10 Howlett D. Op. cit. P. 5.
11 Howlett D. Op. cit. P. 5.
12 Freedman L. The Revolution in Strategic Affairs // Adelphi Paper. London: Routledge for the International Institute for Strategic Studies, 2006. P. 379.
сделаны соответствующие выводы. Нарративы проектируются и конструируются или интериоризируются через систему воспитания с целью структурирования реакции других людей на те или иные события настоящего.
Нарративы имеют стратегическую природу, поскольку они не возникают произвольно и спонтанно, напротив - конструируются обдуманно либо создаются на базе усиления, обоснования тех или иных идей и замыслов, уже распространенных в общественном сознании. ...Нарративы содержат трактовку, интерпретацию проблем и способов их решения, а также предполагаемые способы реагирования в соответствующих ситуациях.
Совсем необязательно, что они будут в этом смысле аналитическими, поскольку нарративы не опираются на факты, свидетельства или опыт, а могут полагаться и апеллировать к эмоциям, недостоверным метафорам и символам либо к сомнительным историческим аналогиям.
Эффективность нарратива обеспечивается в случае, если он способен связывать конкретные события, в то же время отделять от них другие, различать хорошие новости и плохие, объяснять кто победитель, а кто проигравший. Такая функция нарратива подтверждает положение о том, что сюжетные истории играют чрезвычайно важную роль в коммуникации, включая и способы эффективной презентации той или иной организации»13.
Развитие научного анализа роли нарративов Д. Хьюлетт рассматривает в качестве перспективного направления исследования и важнейшего элемента теории стратегической культуры.
В то же время существенным представляется уточнение исследователя о необходимости рассмотрения всего комплекса факторов изменения стратегической культуры в контексте ведущих тенденций ее развития.
В этом отношении отличается новизной тезис исследователя о значимости влияния глобализации на формирование стратегической культурной идентичности. Такая постановка вопроса, по сути, отсутствовала в предшествующие периоды разработки теории стратегической культуры и является вполне обоснованной.
Характерно признание ученым формирования в условиях глобализации отличных от западной модели национальных моделей стратегической культуры, иных интерпретаций и нарративов, в частности, в понимании реальных проблем безопасности.
Д. Хьюлетт исходит из того, что:
во-первых, глобализация генерирует новые нарративы, смыслы и понимание безопасности, отличные от западных;
во-вторых, возможна внутренняя изменчивость национальных стратегических культур, особенно в условиях, когда для транснациональных агентов культуры границы перестают быть преградой в условиях развертывания
13 D. Ор. ой. Р. 5-6.
конфликта, что усложняет проведение переговоров по внутреннему мирному урегулированию конфликта;
в-третьих, возрастает влияние демографических факторов на стратегические культурные идентичности14.
При разработке основ европейской стратегической культуры была предпринята попытка ее научного обоснования. В Европейской стратегии безопасности ставится задача развивать стратегическую культуру, обеспечивающую раннее, оперативное и, в случае необходимости, активное вмешательство в ситуацию, создающую риски европейской безопасности15.
Политическому анализу эволюции концепции стратегической культуры посвящена статья авторов16, из остальных публикаций выделим работу Т.А. Алексеевой.
Т.А. Алексеева обращает внимание на то, что более или менее целостное представление о стратегической культуре как самостоятельной области познания реальности удалось сформировать на волне подъема интереса к культурным аспектам международных отношений17. Одной из наиболее удачных попыток операционализации понятия, инспирированной «поворотом к практике», охватившим многие социальные науки в начале нового тысячелетия, она называет определение стратегической культуры как концепции динамичной потенциальной игры большой стратегии, с одной стороны, и специфических практик, таких как доктрины, гражданско-военные отношения и обеспечение - с другой, предложенной скандинавскими учеными И. Нойманом (I. Neumann) и Х. Хейкой (H. Heikka) в 2005 году18.
Этому предшествовал достаточно длительный период эволюции понятия «стратегическая культура», начало которому было положено К. Гирцем и его последователями19. Ими был предложен интерпретативный подход к изучению культуры, ставший частью тенденций развития политических наук во второй половине ХХ века. Это способствовало переосмыслению методологических инструментов исследований, их понятийного аппарата, зарождению новых областей знания, примером чего и стало появление концепции стратегической культуры в рамках развития исследований международной
14 Howlett D. Op. cit. P. 6.
15 Безопасная Европа в мире, который должен стать лучше. Европейская стратегия безопасности // Совет Европейского союза: [сайт]. URL: http://consilium.europa.eu/uedocs/cmsUpload/031208ESSIIRU.pdf (дата обращения: 29.03.2015).
16 Лукин В.Н., Мусиенко Т.В. Стратегическая культура: эволюция теории // Credo new. 2015. № 2 (82). URL: http://credo-new.ru/.
17 Алексеева Т.А. Стратегическая культура: эволюция концепции // Полис. Политические исследования. 2012. № 5. С. 135.
18 Neumann I., Heikka H. Grand Strategy, Strategic Culture, Practice. The Social Roots of Nordic Defence // Cooperation and Conflict. 2005. Vol. 40. № 1. P. 5-23.
19 Geertz See Clifford. The Interpretation of Cultures. New York: Basic Books, 1973.
безопасности20. Стало очевидым полуавтоматическое, по выражению К. Грэя (C.S. Gray), влияние стратегической культуры на политику безопасности21.
Вместе с тем, стали очевидны и недостатки концепции: трудности с ее операционализацией, определенная статичность, излишняя субъективность оценок, тавтологичность, сложность сравнительного анализа национальных стратегических культур.
Новая интерпретация концепции стратегической культуры стала возможной с включением в нее таких интерсубъективных структур, как нормы, идентичность, а также идеи в отношении поведения государств и международных отношений в целом. Утверждается признание влияния норм и идей на международную безопасность22.
Т.А. Алексеева, анализируя вклад А. Джонстона (A. Johnston) в разработку содержательного и символического смысла концепции23, определяет, что в таком виде стратегическая культура уже позволяет установить устойчивые и долговременные стратегические предпочтения через формулирование концепций роли и эффективности военной силы в межгосударственных политических отношениях. Стратегические предпочтения, которым служит стратегическая культура, предполагают не только военные соображения, но включают все те экономические и политические соображения, которые могут быть задействованы для достижения национальных целей24.
Современное исследование дискурса стратегической культуры, считает исследователь, осуществляется благодаря интегрированному социальному подходу, предполагает включение ее структуры в широкий социальный и культурно-исторический контекст.
Как основе познавательной парадигмы стратегической культуры Т.А. Алексеева особое внимание уделяет характеристикам идентичности, предполагающей предрасположенность к определенному типу политики и базирующейся на представлении государств и народов о самих себе.
Идентичность имеет психологическое, культурное, историческое, территориальное и политическое измерения:
- психологическое измерение относится к сознанию, формирующему группу и основывающемуся на близости, объединяющей тех людей, которые принадлежат к данной нации;
- культурное измерение определяется как ценности, убеждения, язык и практика конкретной нации;
20 Алексеева Т.А. Указ. соч. Стратегическая культура: эволюция концепции... С. 132.
21 Gray C.S. National Style in Strategy: The American Example // International Security, Fall. 1981. Vol. 6. № 2. P. 35-37.
22 Алексеева Т.А. Указ. соч. Стратегическая культура: эволюция концепции. С. 134.
23 Johnston A. Thinking About Strategic Culture // International Security. 1995. № 19. P. 32-64.
24 Алексеева Т.А. Указ. соч. Стратегическая культура: эволюция концепции. С. 135.
- историческое измерение обращено к тому факту, что нация гордится своими древними корнями и интерпретирует их как признак устойчивости, силы и даже превосходства.
- территориальное измерение подвергается все большим «вызовам» со стороны глобализации, но продолжает сохраняться, особенно в отношении семьи, работы и административных структур;
- политическое измерение национальной идентичности проистекает из ее отношения к современному национальному государству, устремленному к лингвистической и культурной гомогенизации все более разнообразного в этническом и культурном отношении населения.
Идентичность выходит за рамки национальной, и сегодня уже многие исследователи предпринимают попытки обосновать региональную (например, европейскую), космополиическую и даже глобальную идентичность25.
Самоидентификация предполагает не только изначальную заданность, но и сознательный выбор человека или группы людей на основе оппозиции «свой - чужой», определяющей этническую, конфессиональную, социально-классовую принадлежность человека или социальной группы.
Т.А. Алексеева выделяет еще один параметр для исследования стратегической культуры - национальные идеологии.
В ситуации «постбиполярности» культурные переменные в значительно большей степени начали приниматься во внимание в процессе принятия внешнеполитических решений. Неудивительно поэтому, что идентичность как организующая концепция заняла центральное положение в конструктивистских прогнозах развития международных отношений, в какой-то степени близкое к тому положению, которое занимала в реализме категория «силы».
Это доминирующие паттерны внутри соответствующих теорий международных отношений26.
Периодизация эволюции теории стратегической культуры разработана и обоснована Дж. Лентисом (Т. Lantis). Первая волна исследований, в соответствии с периодизацией Лентиса, связана с разработкой концепции национального характера и исследованием таких аспектов политической культуры, как язык, религия, привычки, социализация, особенности интерпретации структур коллективной памяти. На этом этапе заметно влияние антропологических моделей политического анализа и объяснения с этих позиций характера взаимосвязи культуры и поведения элит в сфере государственного управления и внешней политики. Рамки этого этапа определены исследователем периодом 40-х - 50-х годов ХХ века (Мид, Дуглас, Леви-Страус, Гирц).
Вторая волна исследований стратегической культуры связана с разработкой концепции политической культуры и исследованием таких ее
25 Алексеева Т.А. Указ. соч. Стратегическая культура: эволюция концепции..
26 Алексеева ТА. Указ. соч. Стратегическая культура: эволюция концепции.
С. 140. С. 141.
аспектов, как ценности, нормы, моральные установления и другие структурные компоненты культуры, рассматриваемые с позиций социологических моделей исследования. В 60-е - 70-е годы ХХ века решающую роль в обосновании концепции политической культуры сыграли работы Г. Алмонда, С. Вербы и других теоретиков. Особо отмечен вклад Снайдера в разработку концепции стратегической культуры. 80-е годы ХХ века отмечены Лентисом как период реализации комплексного междисциплинарного подхода (Свидлер).
Акцентированные Лентисом работы Г. Экстейна, А. Вилдавски, на наш взгляд, также возможно отнести к исследованиям политической культуры на основе интегративного подхода.
Третья волна в эволюции теории стратегической культуры определена как время вытеснения неореализма, восходящего к традициям позитивизма и структурного функционализма (Парсонс). Это период доминирования конструктивизма, опирающегося в немалой мере на принципы интепретивизма, заложенные в работах М. Вебера. Конструктивизм получил распространение в исследованиях стратегической культуры 90-х годов ХХ века и продолжает сохранять свое влияние (Джонстон, Хадсон, Уэнд и другие)27.
Начиная с 2000-х годов и по настоящее время теоретики, опираясь на методологию компаративного анализа, актуализируют проблему разработки интегративного теоретико-методологического подхода, позволяющего создавать кумулятивное знание о стратегической культуре и факторах ее изменения и развития28.
Свен Бископ (Sven Biscop), основываясь на определении, данном Снай-дером и усовершенствованном К. Грэем (C.S. Gray)29, формулирует стратегическую культуру как «сумму идей, условных рефлексов и привычных образцов поведения, которые члены [стратегического сообщества] приобрели через инструкции или путем подражания и которыми они делятся друг с другом при ее [стратегии] разработке и реализации».
Стратегическая культура ЕС наслаивается на национальные стратегические культуры и взаимно детерминируют друг друга. Через ежегодные курсы для высших должностных лиц и многочисленные ориентировочные курсы Европейский колледж безопасности и обороны активно распространяет
27 Lantis J. Strategic Culture: From Clausewitz to Constructivism // Strategic Insights. 2005. Vol. IV № 10. URL: http://jeffreylantis.com/wp-content/uploads/2013/01/StrategicInsightsArticle.2005.pdf (дата обращения: 11.03.2015).
28 Comparative Strategic Cultures Curriculum: Assessing Strategic Culture as a Methodological Approach to Understanding WMD Decision-Making by States and Non-State Actors. Advanced Systems and Concepts Officer. Final Report (31 October 2006) / Ed. by Jeffrey A. Larsen. URL: http://www.libreriamilitareares.it/BIBLIOTECA/ BIBLI0TECA%20MILITARE%20DIGITALE/I.%20TRATTATI%20MILITARI/USA%20Central%20Poers%20-Comparative-Strategic-Cultures.pdf (дата обращения: 11.03.2015).
29 Gray C.S. Out of the Wilderness: Prime Time for Strategic Culture. Fort Belvoir (Va.): Defense Threat Reduction Agency, 2006.
стратегическую культуру ЕС среди лиц, влияющих на формирование политики государств - членов Евросоюза30.
Добавим, и не только этих стран. «Активно распространяется стратегическая культура ЕС» среди граждан Украины, например.
О контингенте курсов, уровне подготовки и результатам можно судить по материалам, опубликованным в украинской печати А. Литвиненко, прошедшем обучение в вышеуказанном колледже. В его представлении «механизмы формирования стратегической культуры состоят из институциональной памяти, образования и книг». Автор также дает характеристику современной украинской стратегической культуры: «Надо массово учить английский язык. Смотреть ВВС вместо ОРТ - это дало бы уникальный прорыв в этом направлении. Надо строить нормальное государство. Нужны спецслужбы, армия». И это все, чему его научили31.
Западные исследователи призывают к активизации дебатов по формированию «Большой стратегии» ЕС, к ревизии, принятой в 2003 году Европейской политики в области безопасности и обороны или к ее полной замене32.
Джо Келмонт (Лэ Coelmonf) считает, что новая стратегия должна идти дальше прежней стратегии Европейской политики в области безопасности. Следует не ограничиваться ответом на вопрос, как действовать, - подчеркивает исследователь, - а требовать от документа ответа на вопросы, почему и, затем, кто и что должен делать, когда и с помощью каких средств33.
По мнению С. Бископа, Европейская стратегия безопасности под названием «Безопасная Европа в лучшем мире» в виде десяти сформулированных пунктов - это первый стратегический документ, затрагивающий все сферы внешней политики Евросоюза: от помощи и торговли, развития демократии и прав человека до дипломатии и вооруженных сил.
На основе Европейской стратегии безопасности был разработан ряд инструментов по ее реализации:
- обращение Европейской комиссии по предотвращению конфликтов 2001 года, предлагающее решать «глубинные причины конфликта» по-средствам укрепления «структурной стабильности», определенной как «устойчивое экономическое развитие, демократия и уважение прав человека, жизнеспособные политические структуры, здоровая окружающая
30 Бископ Свен. Основы обновленной Европейской стратегии безопасности // Вестник международных организаций: образование, наука, новая экономика. 2009. № 2 (24). С. 111.
31 Литвиненко А. Стратегическая культура России. Выводы для Украины. URL: http://argumentua.com/stati/ nas-zhdet-ochen-zhestkoe-stolknovenie-s-rossiei-no-interventsii-ne-budet (дата обращения: 07.03.2015).
32 Кулик С. Европейский союз: в поисках «Большой стратегии» // Фонд «Институт современного развития». Аналитический бюллетень. Август 2012. № 3. С. 2-6. URL: http://www.egmontinstitute.be/papers/12/sec-gov/ SPB35-Howorth.pdf (дата обращения: 29.03.2015).
33 Coelmont Jo. An EU Security Strategy: An Attractive Narrative // Security Policy Briefs. 2012. March. № 34. P. 1-6. URL: http://www.egmontinstitute.be/papers/12/sec-gov/SPB34.pdf (дата обращения: 29.03.2015).
среда и социальные условия, а также способность контролировать изменения, не допуская конфликта»;
- программы страновых стратегий, которые очерчивают приоритетные направления политики в отношении конкретных государств;
- программы региональных стратегий, которые очерчивают приоритетные направления политики в мировых регионах;
- контрольный список глубинных причин конфликтов;
- список стран приоритетного наблюдения (в него включены страны, в которых имеется высокий риск возникновения конфликта), постоянно пересматриваемый;
- пакт стабильности для Балкан;
- Европейско-средиземноморское партнерство;
- Европейская политика соседства - с целью успешной трансформации стран Центральной и Восточной Европы.
По мнению большинства европейских политологов, Европейский союз использует свою мощь иначе, чем США, предпочитая убеждение принуждению, принцип многосторонних действий - односторонности и дипломатию -силовым методам. Они описывают Евросоюз через различные характеристики: мягкая сила, предпочтение невоенных методов; гражданская власть, нацеленная на изменение международной среды вместо расширения своих интересов (или на «создание среды», а не «обладание»); сила нормативных актов, модель норм и ценностей для других; власть, способная к изменениям, стремящаяся к экспорту своей политической, социальной и экономической модели; спокойная власть убеждения, не склонная к применению силы34. Это входит в понятие «трансформационная дипломатия». Современные американские исследователи пытаются обосновать переход и американской дипломатии к такой же концепции35.
С. Кёкеле (X Keukeleire) и Дж. Макнайтан (J. MacNaughtan) назвали такой подход «структурной внешней политикой» ЕС36.
Следует заметить, что в Европейской стратегии безопасности не определены такие понятия, как «безопасность», «Европейский союз как субъект власти», обозначаются только внешние угрозы безопаснсти и игнорируются внутренние.
Глобальная цель Европейской стратегии безопасности не ограничивается только сферами оказания помощи развитию и торговли, распространения культуры качественного управления, поддержки социальных и политических реформ, борьбы с коррупцией и превышением властных полномочий, утверждения власти закона и защите прав человека, а включает
34 Бископ Свен. Указ. соч. Основы обновленной Европейской стратегии безопасности... С. 106.
35 Vaisse J. Transformational Diplomacy // Chaillot Paper. № 103. Paris: EU Institute for Security Studies, 2007.
36 Keukeleire S., MacNaughtan J. The Foreign Policy of the European Union. Basingstoke: Palgrave, 2008.
и военно-политическую область. Но в сфере утверждения норм и ценностей ЕС менее последователен, чем в военно-политической сфере.
По мнению К. Мэйора (C.Major) и Г. Рикке (H. Riecke), Европейская стратегия безопасности очерчивает Евросоюзу finalité exterieure, охватывающим не только вопросы безопасности, но и проблемы, относящиеся к идентичности, ценностям и политической философии Европейского союза37.
С. Бископ актуализирует эту finalité через понятие четырех основных глобальных общественных благ:
во-первых, физическая безопасность или свобода от страха; во-вторых, экономическое процветание или свобода от нужды; в-третьих, политическая свобода или демократия, права человека и верховенство закона;
в-четвертых, социальное благосостояние или образование, медицинское обслуживание, чистая окружающая среда и т.д.
Пропасть между имущими и неимущими в доступе к основным глобальным общественным благам, - подчеркивает ученый, - является главной причиной экономической нестабильности, массовой миграции, разочарования, экстремизма и социальных конфликтов со всеми негативными последствиями38.
С. Бископ и Р. Ротберг (R.I. Rotberg) считают, что именно политический выбор определяет ядро глобальных общественных благ, а последний даже использует термин «политические блага»39.
Для обеспечения этого выбора применима и жесткая сила - от экономических санкций до вынужденного военного вмешательства. Это входит в набор инструментов Евросоюза в качестве экстренной меры в случае серьезного нарушения прав человека, призыва к «ответственности по защите», а также угроз миру и безопасности40. Хотя в Лаакенской декларации 2001 года Европейский союз заявил, что его власти стремятся к установлению нравственных рамок глобализации, то есть к привязке этого процесса к солидарности и устойчивому развитию41.
В исследованиях западных политологов рекомендуется усиление европейской компоненты Евросоюза в НАТО. Так, Дж. Ховорт (J. Howorth) считает, что для этого и для «гармонизации интересов» НАТО и ЕС необходимо
37 Major C., Riecke H. Europe's Little Blue Book. More Strategic Debate in the European Union // Internationale Politik (Transatlantic Edition). 2006. Vol. 7. № 3. P. 44-51.
38 Biscop Sven. EU Grand Strategy: Optimism is Mandatory // Security Policy Briefs. 2012. July. № 36. URL: http://www.egmontinstitute.be/papers/12/sec-gov/SPB36-Biscop.pdf. (дата обращения: 28.03.2015); Бископ Свен. Указ. соч. Основы обновленной Европейской стратегии безопасности... С. 108.
39 Rotberg R.I. Strengthening Governance: Ranking Countries Would Help // The Washington Quarterly. 2004. Vol. 28. № 1. P. 71-81.
40 Бископ Свен. Указ. соч. Основы обновленной Европейской стратегии безопасности... С. 109.
41 Лаакенская декларация будущее Европейского гаюза (Декларация Лаакена) [рус., англ.] (Принята в г. Лаа-кене 15.12.2001). URL: http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=INT;n=44139 (дата обращения: 30.03.2015).
дальнейшее укрепление военно-промышленной базы Евросоюза и усиление роли Европейского оборонного агентства42. В настоящее время ЕС расматри-вает вопрос о создании объединенной европейской армии.
Г. Грэви (& Grevi) высказывает опасения в том, что излишняя сосредоточенность на угрозах может вызвать недостаток внимания к «вызовам» или первопричинам таких взовов, а также к опасениям и самоанализу43. Резкое ухудшение в сфере европейской и мировой безопасности в последние годы подтвердило обоснованность таких опасений.
С позиции так называемой позитивной силы европейские исследователи обосновывают право Евросоюза выражать «чувство ответственности за тех, кто таким чувством обделен»44. На это дает право то, что, по утверждению С. Бископа, Европейская стратегия безопасности в большой степени стала частью идентичности Евросоюза45.
Стратегическая культура Европейского союза, - считает Бископ, - более всего проявляется в долгосрочной политике по стабилизации и предотвращению кризиса и гораздо менее заметна, когда дело доходит до применения силовых инструментов, особенно при использовании военной силы. Исле-дователь утверждает, что, возможно, именно в этом вопросе национальные стратегические культуры отличаются наиболее серьезно - некоторые государства-члены более склонны к использованию военных инструментов, другие не расположены к какой-либо форме вмешательства (что иногда выражается в конституционных ограничениях).
Однако, возможно, развитию сильной стратегической культуры препятствуют слишком разные представления государств-членов не о том, когда и как применить силу, а о том, кто должен ее применить в случае необходимости. Поскольку ряд государств - членов ЕС, ориентированных на укрепление трансатлантического сотрудничества, считает, что интенсивные военные операции должны оставаться прерогативой НАТО или коалиций, то ЕС оказывается не способен действовать как единое целое ввиду отсутствия консенсуса46.
В европейской стратегической культуре в общих чертах прописан постепенный и всесторонний процесс вмешательства:
- укрепление институтов, системы безопасности и поощрения экономического и социального развития;
42 Howorth J. Discourse, Ideas and Epistemic Communities in European Security and Defence Policy // West European Politics. 2004. Vol. 27. № 2. P. 211-234; Howorth Jolyon. CSDP and NATO Post-Libya: Towards the Rubicon? // Security Policy Briefs. 2012. July. № 35. P. 1-8.
43 Grevi G. Framing the European Strategic Debate // Studia Diplomatica. 2008. Vol. 61. № 3. P. 5-18.
44 Bailes A. The European Security Strategy - An Evolutionary History // Policy Paper. Stockholm: SIPRI, 2005. №. 10. P. 14; Biscop S. The European Security Strategy - A Global Agenda for Positive Power. Aldershot: Ashgate Publishing, 2005; Booth K. Strategic Culture: Validity and Validation // Oxford Journal on Good Governance. 2005. Vol. 2. №. 1. P. 25-28.
45 Бископ Свен. Указ. соч. Основы обновленной Европейской стратегии безопасности... С. 111.
46 Бископ Свен. Указ. соч. Основы обновленной Европейской стратегии безопасности... С. 112.
- наделение мандатом гражданских миссий;
- строго целенаправленные санкции;
- наделение мандатом сил быстрого реагирования и/или военной миссии по поддержанию мира.
Все это должно осуществляться при наличии гарантий существующих условий безопасности и при необходимости кризисного урегулирования.
Ряд исследователей формулирует условия вмешательства, применения военной силы за пределами границ своего государства:
во-первых, защита уязвимых этнических групп, если по отношению к ним совершается серьезное нарушение прав человека;
во-вторых, наличие санкций Совета Безопасности ООН; в-третьих, «избегание сопутствующего ущерба»47;
в-четвертых, «идеалистические побуждения, такие как человеколюбие и этика»48;
в-пятых, «растущее значение норм в области прав человека и меньшинств» (концепция человеческой безопасности)49;
в-шестых, наличие политической воли к действиям Европейского союза; в-седьмых, наличие финансовых средств; в-восьмых, военные возможности; в-девятых, гражданские возможности;
в-десятых, степень прямой заинтересованности Европейского союза; в-одиннадцатых, позиция других заинтересованных акторов50. Современная внешнеполитическая ситуация диктует необходимость изучения национальных и региональных стратегических культур. Реализация отдельных из них вызывает опасность рисков и кливиджей международной безопасности.
Несмотря на то, что большинство исследований стратегической культуры предполагает преемственность в реализации мирной политики государствами, вызывает тревогу все более акцентированное внимание на военной составляющей стратегических культур и тенденция увеличения количества военных конфликтов на планете.
В последнее время все чаще предпринимаются попытки внести изменения в стратегическую культуру отдельных регионов и государств.
47 Meyer C.O. Theorising European Strategic Culture. Between Convergence and the Persistence of National Diversity // Working Document. Brussels: Centre for European Policy Studies (CEPS), 2004. №. 204. P. 3; Meyer C.O. The Quest for a European Strategic Culture. Changing Norms on Security and Defence in the European Union. Basingstoke: Palgrave, 2006.
48 Howorth J. Security and Defence Policy in the European Union. Basingstoke: Palgrave, 2007.
49 Matlary J.H. When Soft Power Turns Hard: Is an EU Strategic Culture Possible? // Security Dialogue. 2006. Vol. 37. № 1. P. 105-121.
50 Бископ Свен. Указ. соч. Основы обновленной Европейской стратегии безопасности... С. 113.
Библиографический список
1. Алексеева Т.А. Стратегическая культура: эволюция концепции // Полис. Политические исследования. 2012. № 5. С. 130-147.
2. Безопасная Европа в мире, который должен стать лучше. Европейская стратегия безопасности // Совет Европейского союза: [сайт]. URL: http://consilium.europa.eu/uedocs/ cmsUpload/031208ESSIIRU.pdf (дата обращения: 29.03.2015).
3. Бископ Свен. Основы обновленной Европейской стратегии безопасности // Вестник международных организаций: образование, наука, новая экономика. 2009. № 2 (24). С. 105-120.
4. Зеркаль Д.А., Мухаметов Р.С. Внешнеполитические приоритеты Евросоюза на Украине: между имиджем и realpolitics // Известия Иркутского государственного университета. 2014. Т. 7. С. 134-140.
5. Кулик С. Европейский союз: в поисках «Большой стратегии» // Фонд «Институт современного развития». Аналитический бюллетень. Август 2012. № 3. С. 2-6. URL: http:// www.egmontinstitute.be/papers/12/sec-gov/SPB35-Howorth.pdf (дата обращения: 29.03.2015).
6. Лаакенская декларация будущее Европейского тоюза (Декларация Лаакена) [рус., англ.] (Принята в г. Лаакене 15.12.2001). URL: http://base.consultant.ru/cons/cgi/online. cgi?req=doc;base=INT;n=44139 (дата обращения: 30.03.2015).
7. Литвиненко А. Стратегическая культура России. Выводы для Украины. URL: http:// argumentua.com/stati/nas-zhdet-ochen-zhestkoe-stolknovenie-s-rossiei-no-interventsii-ne-budet (дата обращения: 07.03.2015).
8. Лукин В.Н. Дезинтеграция украинского общества: факторы и пути преодоления // Геополитика и безопасность. 2015. № 1 (29). С. 156-158.
9. Лукин В.Н., Мусиенко Т.В. Стратегическая культура: эволюция теории // Credo new. 2015. № 2 (82). URL: http://credo-new.ru/.
10. Лукин В.Н., Мусиенко, Т.В. Украина: из кризиса или к коллапсу идентичности // Постоянно действующий круглый стол «История России и стран СНГ в научной литературе и СМИ: факты, события, интерпретации»: материалы III круглого стола «Украинский кризис и пути его преодоления» / отв. ред. К.Е. Иванов и др. СПб.: СПбГЭУ, 2014. С. 68-77.
11. Мусиенко Т.В. Европа и Украина: идентичность как фактор геополитического самоопределения // Геополитика и безопасность. 2015. № 1 (29). С. 158-160.
12. Bailes A. The European Security Strategy - An Evolutionary History // Policy Paper. Stockholm: SIPRI, 2005. №. 10. P. 7-42.
13. Biscop S. The European Security Strategy - A Global Agenda for Positive Power. Aldershot: Ashgate Publishing, 2005. P. 21- 35.
14. Biscop Sven. EU Grand Strategy: Optimism is Mandatory // Security Policy Briefs. 2012. July. № 36. URL: http://www.egmontinstitute.be/papers/12/sec-gov/SPB36-Biscop.pdf. (дата обращения: 28.03.2015).
15. Booth K. Strategic Culture: Validity and Validation // Oxford Journal on Good Governance. 2005. Vol. 2. №. 1. P. 25-28.
16. Cameron Revives Thatcher Plan to Protect Eastern. URL: http://www.bloomberg.com/news/ articles/2015-03-19/cameron-revives-thatcher-plan-to-protect-eastern-europe.
17. Coelmont Jo. An EU Security Strategy: An Attractive Narrative // Security Policy Briefs. 2012. March. № 34. P. 1-6. URL: http://www.egmontinstitute.be/papers/12/sec-gov/SPB34.pdf (дата обращения: 29.03.2015).
18. Comparative Strategic Cultures Curriculum: Assessing Strategic Culture as a Methodological Approach to Understanding WMD Decision-Making by States and Non-State Actors. Advanced Systems and Concepts Officer. Final Report (31 October 2006) / Ed. by Jeffrey A. Larsen. URL: http:// www.libreriamilitareares.it/BIBLIOTECA/BIBLIOTECA%20MILITARE%20DIGITALE/I.%20
TRATTATI%o20MILITARI/USA%o20Central°/o20Poers°/o20-Comparative-Strategic-Cultures.pdf (дата обращения: 11.03.2015).
19. Freedman L. The Revolution in Strategic Affairs // Adelphi Paper. London: Routledge for the International Institute for Strategic Studies, 2006. P. 367-389.
20. Geertz See Clifford. The Interpretation of Cultures. New York: Basic Books, 1973. 476 p.
21. Gray C.S. National Style in Strategy: The American Example // International Security, Fall. 1981. Vol. 6. № 2. P. 35-37.
22. Gray C.S. Out of the Wilderness: Prime Time for Strategic Culture. Fort Belvoir (Va.): Defense Threat Reduction Agency, 2006. URL: http://fas.org>irp/agency/dod/dtra/stratcult-out.pdf.
23. Grevi G. Framing the European Strategic Debate // Studia Diplomatica. 2008. Vol. 61. № 3. P. 5-18.
24. Howlett D. The Future of Strategic Culture // Comparative Strategic Cultures Curriculum: Assessing Strategic Culture as a Methodological Approach to Understanding WMD Decision-Making by States and Non-State Actors. Advanced Systems and Concepts Officer Final Report (31 October 2006) / Ed. by Jeffrey A. Larsen. 2006. P. 2-19.
25. Howorth J. Discourse, Ideas and Epistemic Communities in European Security and Defence Policy // West European Politics. 2004. Vol. 27. № 2. P. 211-234.
26. Howorth J. Security and Defence Policy in the European Union. Basingstoke: Palgrave, 2007. 315 p.
27. Howorth J. CSDP and NATO Post-Libya: Towards the Rubicon? // Security Policy Briefs. 2012. July. № 35. P. 1-8.
28. Johnston A. Thinking About Strategic Culture // International Security. 1995. № 19. P. 32-64.
29. Keukeleire S., MacNaughtan J. The Foreign Policy of the European Union. Basingstoke: Palgrave, 2008. 390 p.
30. Lantis J. Strategic Culture: From Clausewitz to Constructivism // Strategic Insights. 2005. Vol. IV. № 10. URL: http://jeffreylantis.com/wp-content/uploads/2013/01/StrategicInsightsArticle.2005.pdf (дата обращения: 11.03.2015).
31. Major C., Riecke H. Europe's Little Blue Book. More Strategic Debate in the European Union // Internationale Politik (Transatlantic Edition). 2006. Vol. 7. № 3. P. 44-51.
32. Matlary J.H. When Soft Power Turns Hard: Is an EU Strategic Culture Possible? // Security Dialogue. 2006. Vol. 37. № 1. P. 105-121.
33. Meyer C.O. Theorising European Strategic Culture. Between Convergence and the Persistence of National Diversity // Working Document. Brussels: Centre for European Policy Studies (CEPS), 2004. №. 204. P. 3.
34. Meyer C.O. The Quest for a European Strategic Culture. Changing Norms on Security and Defence in the European Union. Basingstoke: Palgrave, 2006. 232 p.
35. Neumann I., Heikka H. Grand Strategy, Strategic Culture, Practice. The Social Roots of Nordic Defence // Cooperation and Conflict. 2005. Vol. 40. № 1. P. 5-23.
36. Rotberg R.I. Strengthening Governance: Ranking Countries Would Help // The Washington Quarterly. 2004. Vol. 28. № 1. P. 71-81.
37. Vaisse J. Transformational Diplomacy // Chaillot Paper. Paris: EU Institute for Security Studies, 2007. № 103. P. 18-20.
