CC BY
17
Сакаева З.Л. Страх и страдание как неотъемлемые составляющие феномена правосознания // Электронный научно-методический журнал Омского ГАУ. - 2022. - № 3 (30) июль - сентябрь - URL http://e-journal.omgau.ru/images/issues/2022/3/01013.pdf. - ISSN 2413-4066
Научная статья
УДК 101.1: 141: 316.334.4
Страх и страдание как неотъемлемые составляющие феномена правосознания
Сакаева З.Л.
Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского, Омск, Россия
Аннотация. Предпринят социально-философский анализ феномена правосознания. Страх рассмотрен как одно из основных чувств носителя правосознания, которое имеет как положительное, так и отрицательное значение для носителя правосознания и правовой реальности. Глубинный страх носителя правосознания связан с угрозой страдания.
Ключевые слова: правосознание, правовая реальность, чувства, страх, духовность
Original article
Fear and suffering as integral components of the phenomenon of legal consciousness Z.L. Sakaeva
Omsk State University named after F. M. Dostoevsky, Omsk, Russia
Abstract. The socio-philosophical analysis of the phenomenon of legal consciousness is undertaken. Fear is considered as one of the main feelings of the bearer of legal consciousness, which has both positive and negative significance for the bearer of legal consciousness and legal reality. The deep fear of the bearer ofё legal consciousness is associated with the threat of suffering.
Keywords: legal consciousness, legal reality, spirituality, feelings, fear
Феномен правосознания и его развитие, связаны с состоянием страдания, сострадания и чувством страха. Не было бы этих чувств - не было бы и такой формы сознания как правовое сознание, не было бы возможности для роста правосознания и его качественного своеобразия.
В данной статье поставлены задачи: раскрыть природу страха в контексте правосознания и правовой реальности, а также положительное и отрицательное значение страха для носителя правосознания и правовой реальности. Цель статьи - обосновать тезис о том, что страх является непременным и одним из основных чувств носителя правосознания.
® Сакаева З.Л.
Носитель правосознания может выполнять предписание закона по трём причинам: исходя из психологической необходимости (чувство, аффект); из механической необходимости (физическое насилие): к примеру, в Индии за нарушение масочного режима человек получал удары палкой, и в этом заключалась не мера возмездия, а мера противодействия; из нравственной необходимости (по В.С. Соловьёву, это идея добра), то есть из состояния духовности. Что - то одно или комбинация необходимостей является достаточным основанием для индивидуального правового поведения, и лучше, чтобы им являлась духовность (идея добра, совесть). В.С. Соловьёв верно отмечает, что «нравственная идея бывает достаточным основанием действия лишь в редких случаях» [1, с. 97]. На наш взгляд, духовность есть там, где носитель правосознания не совершает противоправного не только из страха наказания, а потому, что иначе не может, - из любви к добру.
Носитель правосознания актуализирует себя в правовой реальности двояким образом: во-первых, через декартовское cogito, а во-вторых, через тезис Н.А. Бердяева: «я страдаю, значит, я существую». Смысл тезиса Н.А. Бердяева вмещает в себя не только действительное страдание, но и потенциальное страдание, а также возможность сострадания. Носитель правосознания обретает состояние духовного роста через страдания двух видов [2, с. 110]: страдание как результат социальных процессов (то есть имеющее социальные причины) и страдания личного характера, не связанные с социальными причинами (духовная тоска). В первом случае, страдает общество в целом, либо отдельный социальный слой и именно здесь действенно государство и система права для преодоления страдания. Страдания второго рода не менее значимы для формирования здорового правосознания и здесь роль государства и системы права, в преодолении страдания, отсутствует.
Страдания первого и второго видов могут быть сопряжены с чувством страха. Они являются либо источником страха, либо его следствием. Страх является одним из базовых чувств носителя правосознания, поскольку носитель правосознания действует зачастую из страха наказания, а точнее, из страха неблагополучия (например, в гражданском праве), неблагополучия (например, в уголовном праве: как отсутствие блага и принятие «зла», «не блага», враждебного). Как следствие, страх не позволяет приблизиться к истине, сосредоточенно анализировать норму права, содействовать другой стороне правоотношения, договариваться. Н.А. Бердяев пишет: «страх искажает сознание и мешает познавать истину» [2, с. 116]. Страх делает носителя правосознания добровольным рабом государства, закона, обстоятельств, «другого». Особенно ярко это прослеживается в ситуации оставления человека в опасности; здесь страх обоюдный, но причины страха разные, а потому «оставивший» теряет своё достоинство человеческого существования, «оставленный» же -нет.
Помимо того, что правосознание содержит в себе имманентную производную санкций правового закона, оно включает в себя такое сильное чувство как страх перед этим же законом, а точнее страх перед наказанием и возможным страданием как последствием. Страх перед законом, государством является страхом бессознательным. Отождествление государства и бюрократического аппарата власти - бессознательное отождествление. Растождествление народа, себя и государства - одна из причин этого бессознательного страха. Несмотря на то, что источник этого страха в бессознательном, реализуется он и на сознательном уровне, преодолён же может быть лишь благодаря духовности носителя правосознания, то есть через развитие начала любви к ближнему (в том числе, к врагу), государству.
Являя собой почву для санкций правового закона, правосознание содержит в себе источники социальной и духовной борьбы с преступным, со злом. Система наказаний, предусмотренных в действующем законодательстве - система внушающая, устрашающая, в какой-то мере действенная, но, как верно указывает Н.А. Бердяев [2, с. 98], со злом должна вестись духовная и социальная борьба. Поскольку преступление являет зло, то система наказаний включена в социальную борьбу; возникает вопрос: имеет ли место в правовой реальности духовная борьба в противлении злу преступления? На наш взгляд, да, причём
основное, потому как в этом случае порок устраняется изнутри человека, свободно и самостоятельно, в самой душе его, тогда как социальная борьба воздействует на человека извне, императивно. Здоровое правосознание мы потому и именуем таковым, что оно стремится к одухотворённости, к жизни спокойной и мирной; преступное правосознание имеет иную направленность, а именно, преимущественно к смерти как физической, так и духовной, что в полной мере выражается в самом страшном акте: убийстве, а также смерти неявной: ненависть, открытая вражда, предательство, обесценение семьи, брачного союза, рабское подчинение себя и других.
Одним из элементов духовной борьбы является имманентное наказание носителя правосознания. Как указывает Н.О. Лосский, непосредственное имманентное наказание имеет три формы: угрызения совести, раскаяние, отчаяние (уныние) [3, с. 151]. Можно сказать, что эти формы естественны, тогда как учреждённые государством - искусственные (элемент социальной борьбы).
Н.А. Бердяев заметил «диалектику наказания» [4, с. 196], она заключается в том, что нередко само наказание становится преступлением. С этим невозможно не согласиться, когда речь идёт о жестоких наказаниях, а также наказаниях, несоразмерных тяжести преступлений; на наш взгляд, и отсутствие наказания, в некоторых случаях, является преступлением. Тем самым осуществляется объективация зла государством: через судебные решения, нормативно-правовые акты, бездействия, неправомерные действия. Как писал Ф.М. Достоевский в романе «Братья Карамазовы»: в каждом человеке таится зверь.. .Наказания, жестокость, агрессия пробуждают в человеке сильные эмоции, «чрезвычайно понижают сознательность» и в таком состоянии могут «проснуться самые атавистические инстинкты». Таким образом, ужесточение наказания - не всегда лучший способ борьбы с преступностью, оно лишь притупляет и ожесточает правосознание, повышает степень страха; оно устрашает одних и поглощает упоением мести других, но не влияет положительно ни на правосознание, ни на окончательный правопорядок. Политика возмездия и устрашения через наказание (мучительное, суровое) предполагает унижение человеческого достоинства, отношение к человеку как к средству для устрашения других членов общества, попирает добродетель стыда, добродетель жалости, благочестие.
Изменение картины миросозерцания, и, как следствие, правосознания, а именно: от кровной мести к денежному вознаграждению, происходит на этапе принятия Русской правды и законов Самитских франков. В этот же период происходит разделение частного и публичного права; больший интерес и внимание, соответственно и уголовную природу признавали за деяния политические, то есть направленные против всего общества, государственной власти.
Как указывает А.С. Хомяков [5, с. 241-242] законодательство России ожесточалось в связи с ориентацией России на западный опыт инквизиции; так, право в России 17 в. (вплоть до 18 в., т.е. начала царствования Елизаветы) характеризуется применением пыток и казней в своих наиболее страшных формах, тем самым закон потерял в нравственной высоте. И.В. Киреевский пишет: «.боязнь сделалась основанием как внешних религиозных, так и гражданских учреждений» [6, с. 268]. Этот страх есть и сейчас, и чувство страха имеет не малый вес во всём объёме правосознания и в бессознательном своего носителя. Страх заложен имманентно в самой основе правосознания: осознание необходимости защиты, предупреждения, устрашения, контроля и т.д. Из всех правовых теорий о наказании наиболее актуальна для нашей страны теория устрашения и теория возмездия; теория исправления работает в меньшей степени.
Страх - одно из основных чувств правосознания, сдерживающее мышление, ограничивающее поведение человека как в положительных, так и отрицательных аспектах. Речь идёт о страхе наказания за правонарушение, страхе причинения вреда как себе, так и другому, страхе невежества и т.д. Н.А. Бердяев [7, с. 81] указывал на положительную функцию страха и в этом онтологическое значение этого чувства: предупреждать человека об опасности. Действительно, это чувство не самое приятное, но польза его в рамках
разумного, очевидна, ведь он является внутренним ограничителем. При этом глубинный страх - это страх страдания.
Посредством реализации власти, сопряжённой со страхом наказания вследствие неподчинения, государство ставит «внешние пределы проявленной злой воли»; тем самым, государство, не являясь духовным (это начало свойственно обществу и личности), хотя и не тотально, но в каких-то пределах противостоит проявлениям бездуховности (злу), и тем самым, косвенным образом борется с грехом и его последствиями. В этом положительная роль государства. Таким образом, мы стоим на подчинении наказания требованиям нравственности.
Н.А. Бердяев пишет: «закон интересуется только тем, исполнит его личность или нет» [7, с. 91]. Не можем согласиться. Действительно, закон внедряется в правовую реальность для исполнения. Но власть, ещё в период разработки, введения в действие закона, предполагает возможность его изменения. Государство наблюдает за эффективностью закона. Отсюда, верно, что «Богу, совести, правде, внутреннему человеку нужно повиноваться больше чем обществу, чем социальной обыденности, чем внешнему закону» [7, с. 92], более того, само государство тому не препятствует, но лишь содействует.
В первоистоках этики закона лежит религиозный страх, «страх запретного» [7, с. 93]. Как верно отмечает Н.А. Бердяев, «закон по природе своей всегда запугивает...», он «не преображает человеческую природу», «не уничтожает человеческого греха». Это абсолютно верно, ведь у закона иная функция: организовать социальную обыденность, чаще всего, именно под страхом наказания, это самый мощный рычаг воздействия государства; кроме того, преобразовать человеческую природу закон не может, потому что он не научает, не воспитывает, не аргументирует, но упорядочивает, то есть устанавливает императивные или диспозитивные правила поведения.
За страхом перед законом стоит страх одиночества (отвержения обществом) и страх силы (он же глубинный страх страдания), поскольку, как верно писал Н.А. Бердяев [8, с. 255]: в этом мире высшие ценности слабее низших, то есть духовные материальных. А потому мы ожидаем справедливости и правды, но бессознательно готовы к встрече с несправедливостью и ложью.
Правосознание выражает антиномию Личности («я») и общества («других»), в том числе и тогда, когда речь идёт о конкретном индивидуально-определённом правоотношении и, как верно отмечает Н.А. Бердяев [9, с. 214], антиномия «личность и общество» не может быть окончательно преодолена, в нашем случае, в рамках правовой реальности. Под «я» [8, с. 215] мы понимаем не социализированное «я», которое изначально и первично; именно в правоотношении осуществляется сознание своего «я», самоощущение и сознание других «я». В правоотношении «я» трансцендируется к другим участникам правоотношения. Несмотря на то, что человеческое «я» не может быть объективировано, а только трансцендироваться к другому, либо оставаться в самом себе, его сознание может быть объективировано и социализировано. Правовой маргинал имеет чёткий, яркий социальный интерес инициатора, реформатора, он одинок и не социален. Нигилист - одинок и не социален. И тот, и другой находятся в социальном конфликте, с той лишь разницей нигилист - исходит из отрицательного отношения к правовой реальности, а маргинал - из положительных побуждений. Носитель обыденного правосознания - не одинок и социален, он индиферентен к правовой реальности. Носитель профессионального правосознания - не одинок и социален.
Страх одиночества в правовой реальности укоренён в понятии преступления. По существу, преступник - это человек, нарушивший общеобязательное установление. Преступник, получивший осуждение от общества (как момент общественного служения) становится его изгоем. Первое упоминание слова «изгой» обнаруживается в Русской правде, далее, в уставе о церковных судах Новгородского князя Всеволода. Изгой - человек, отделённый от своего общества, и потому, поставленный вне всяких общественных отношений. Так и преступник, он отлучается от общества, его правовой статус значительно сужается, может быть ограничен или исключён из правоотношений, он становится лишним,
изначально, по собственной воле и, далее, эта воля дополняется и усиливается чужой, внешней (общественной) волей.
Страх одиночества преодолевается носителем правосознания через духовность. Благодаря духовности осуществляется преодоление конфликта частного, эгоистичного интереса носителя правосознания и интереса другого (ближнего). В связи с чем, к маркерам духовности носителя правосознания мы относим свободное волеизъявление, правовой закон, законопослушное поведение, добросовестное поведение в сделке и др.; к маркерам бездуховности: преступность, противоправное поведение, правовую безграмотность, нарушение прав и свобод носителей правосознания, нарушение обязательств, невыполнение обязанностей и др.
Духовность, её полнота и стало быть преодоление страха страдания и производных состояний обеспечивается работой личности - носителя правосознания над собой, а именно: активной творческой позицией, познавательной активностью, дисциплинированностью, внутренней организованностью, добротолюбием, доброделанием, осмысленностью (осознанностью, «присутствием»), уважением прав и свобод другого. Таким образом, духовность есть результат духовно-душевной работы личности; добросовестность, добротолюбие исходит из человеческой души, это делание человеческой души. От рывка к сверчеловеческим ценностям, поступка человека зависит пробудится ли духовность, то есть развитие духа полностью зависит от каждого, конкретного, личностного поступка носителя правосознания, подобного прорыву. При этом, нет эволюционности, поэтапности, размеренности, гарантированности достижения полноты духовности, поскольку «дух есть прерывность.» и «сила трансцендирующая» [10, с. 262-263].
Таким образом, страх - это одно из основных чувств носителя правосознания, которое имеет как положительное, так и отрицательное значение для самого носителя правосознания и для правовой реальности в целом. Отрицательное значение страха как чувства бессознательного, состоит в том, что, активизируясь, он блокирует познавательную и созидательную функцию правосознания, а значит, продуктивность правосознания снижена. Положительное значения страха как боязни, основанной на конкретном основании, состоит в том, что человек становится более осмотрительным и осознанным в правовой реальности. Страх носителя правосознания всегда сопряжён с состоянием страдания или сострадания, которое само по себе является глубинной причиной страха как реальной или воображаемой угрозой страдания, пережитым или текущим состоянием. Страх перед законом, государством, чиновниками, страх неблагополучия, отчуждения - конкретные стороны страха страдания. Кроме того, страдание может быть следствием аффекта страха, поскольку завладение человека страхом само по себе является страданием, такое же страдание приносит интеллектуальная и духовная слепота, волевое рабство. При этом, страдание -фактор духовного роста носителя правосознания, вне которого немыслимо формирование здорового правосознания, поскольку научает носителя правосознания терпению и прощению, отличать подлинное от ложного, значимое от маловажного, сострадать, а значит уважать и понимать право ближнего. Бессознательный страх перед законом, государством может быть преодолён через развитие духовности, то есть, через развитие начал любви к ближнему, государству в целом.
Список источников
1. Соловьёв В. Оправдание добра. М.: Академический Проект, 2010. 671 с.
2. Бердяев Н.А. Зло и страдание. О человеке, его свободе и духовности: Избранные труды. М.: Московский психолого-социальный институт: Флинта, 1999. 312 с.
3. Лосский Н.О. Условия абсолютного добра: основы этики; Характер русского народа. М.: Политиздат, 1991. 368 с.
4. Бердяев Н.А. Человечность. О человеке, его свободе и духовности»: Избранные труды. М.: Московский психолого-социальный институт: Флинта, 1999. 312 с.
5. Хомяков А.С. Полное собрание сочинений Алексея Степановича Хомякова. Т. 1. M.: Университетская типография, 1900. 408 с.
6. Киреевский И.В. Полное собрание сочинений в двух томах. Т. 2. M.: Типография Императорского Mосковского университета, 1911. 300 c.
7. Бердяев Н.А. О назначении человека. M.: Республика, 1993. 383 с.
8. Бердяев Н. А. Одиночество и общество. О человеке, его свободе и духовности: Избранные труды. M.: Mосковский психолого-социальный институт: Флинта, 1999. 312 c.
9. Бердяев Н.А. Личность и общество. О человеке, его свободе и духовности: Избранные труды. M.: Mосковский психолого-социальный институт: Флинта, 1999. 312 с.
10. Бердяев Н.А. Дух и реальность. M.: ООО «Издательство АСТ», Харьков: «Фолио», 2003. 679 с.
Referenses
1. Solov'yov V. Opravdanie dobra. M.: Akademicheskij Proekt, 2010. 671 s.
2. Berdyaev N.A. Zlo i stradanie. O cheloveke, ego svobode i duhovnosti: Izbrannye trudy. M.: Moskovskij psihologo-social'nyj institut: Flinta, 1999. 312 s.
3. Losskij N.O. Usloviya absolyutnogo dobra: osnovy etiki; Harakter russkogo naroda. M.: Politizdat, 1991. 368 s.
4. Berdyaev N.A. CHelovechnost'. O cheloveke, ego svobode i duhovnosti»: Izbrannye trudy. M.: Moskovskij psihologo-social'nyj institut: Flinta, 1999. 312 s.
5. Homyakov A.S. Polnoe sobranie sochinenij Alekseya Stepanovicha Homyakova. T. 1. M.: Universitetskaya tipografiya, 1900. 408 s.
6. Kireevskij I.V. Polnoe sobranie sochinenij v dvuh tomah. T. 2. M.: Tipografiya Imperatorskogo Moskovskogo universiteta, 1911. 300 s.
7. Berdyaev N.A. O naznachenii cheloveka. M.: Respublika, 1993. 383 s.
8. Berdyaev N. A. Odinochestvo i obshchestvo. O cheloveke, ego svobode i duhovnosti: Izbrannye trudy. M.: Moskovskij psihologo-social'nyj institut: Flinta, 1999. 312 s.
9. Berdyaev N.A. Lichnost' i obshchestvo. O cheloveke, ego svobode i duhovnosti: Izbrannye trudy. M.: Moskovskij psihologo-social'nyj institut: Flinta, 1999. 312 s.
10. Berdyaev N.A. Duh i real'nost'. M.: OOO «Izdatel'stvo AST», Har'kov: «Folio», 2003. 679
s.
Информация об авторе
Сакаева Зарема Лаврентьевна, аспирант, Z.L. [email protected]
Information about author
Zarema L. Sakaeva, Post-graduate student, Z.L.Sakaeva@om gau.org
