CC BY
32СТОЛЫПИНСКАЯ РЕФОРМА И «РАСПРОСТРАНЕНИЕ ТРЕВОЖНЫХ СЛУХОВ» STOLYPIN REFORM AND "SPREADING ALARMING RUMORS"
Е.И. ЩЕРБАКОВА
Кандидат исторических наук, доцент, заместитель заведующего кафедрой общественно-гуманитарных дисциплин Московской школы экономики МГУ им. М.В. Ломоносова
Ж-<
E.I. SHCHERBAKOVA
' ^^^ Ph.D (History), associate professor, Social and Political Sciences Department Deputy Head of Moscow School of Economics M.V. Lomonosov Moscow State University
АННОТАЦИЯ
Статья посвящена проблемам реализации Столыпинской реформы, нашедшим отражение в отчетах Департамента полиции о настроениях населения. Отмечены многочисленные случаи сопротивления землемерам, препятствия, которые чинили односельчане своим соседям, пожелавшим выделиться из общины. Слухи, которые циркулировали в крестьянской среде, рассматриваются как фактор, тормозивший проведение экономических преобразований в деревне. Крестьяне надеялись получить помещичьи земли даром. Проведение аграрной реформы с 1 мая 1915 года было приостановлено.
196
ABSTRACT
The article is devoted to the problems of Stolypin's reform implementing, which reflected in the reports on the moods of the population preserved in the Police Department fund. There were numerous cases of resistance to surveyors, various difficulties that fellow villagers raised to their neighbors, who wished to stand out from the community. Rumors that were spreading among peasants are considered as a factor hampered agrarian reform. Peasants hoped to obtain lands of the landlords free of charge. They said, that the land will be given in connection with the 100th anniversary of the Patriotic War of 1812 and the 300th anniversary of the Romanovs House. Since the beginning of the World War, the situation has worsened, because of soldiers' wives demanded to stop land management before their husbands return. The agrarian reform was suspended since May 1, 1915.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
Столыпинская аграрная реформа, слухи, отчеты, настроения населения, Департамент полиции, землеустроительные работы, крестьянская община, сопротивление, крестьяне. KEYWORDS
Stolypin's agrarian reform, rumors, reports, moods of the population, Police Department, land management works, peasant community, resistance, peasants.
«Чтобы стать хорошим экономистом, нужно быть историком и философом»
Джон Кейнс
Экономика, несмотря на математизированность, — гуманитарная наука, она не может не учитывать человеческий фактор. Экономические процессы происходят
в социуме в тесной взаимосвязи с политическими и культурными явлениями. Причем не только пресловутый «базис» влияет на «надстройку», бывает и наоборот. Экономические преобразования нередко тормозятся факторами, имеющими совершенно нерациональные свойства, например — слухами. В этом нетрудно убедиться, познакомившись с тем, как протекала столыпинская аграрная реформа.
Источник, на который мы будем опираться, достаточно информативен. Слухи как показатель «общественных настроений» тщательно фиксировала политическая полиция Российской империи. С 1909 по 1915 год, согласно распоряжению председателя Совета министров и министра внутренних дел Петра Аркадьевича Столыпина1, Департамент полиции ежемесячно получал отчеты (или отзывы) губернаторов о настроениях населения.
Реализация столыпинской реформы, как известно, была связана с немалыми трудностями. Причем исходили они не от бюрократических препон, как это обычно случается в нашем царстве-государстве, а от самой деревни, усугубляясь различными слухами, которые могли носить самый фантастический характер.
Нормативную базу аграрной реформы составляли положения о землеустройстве от 9 ноября 1906 года и от 14 июня 1910 года. 9 ноября 1906 года Столыпин, не дожидаясь созыва II Думы, царским указом провел отмену закона 1893 года о неприкосновенности общины. Отныне крестьяне получали право выхода из общины с закреплением в личную собственность причитающейся им части общинной земли. Для поощрения выхода из общины указ предусматривал
1 Циркуляры от 8 мая и 16 ноября 1907 г. за № 290 и 695.
198
льготы: излишки сверх нормы душевого надела можно было получить по выкупным ценам 1861 года, если же в данной общине переделы не производились в течение 24 лет, то бесплатно. Крестьянин имел право требовать выделения всех угодий к «одному месту» в виде хутора или отруба. Для этого требовалось согласие сельского схода, однако если в течение 30 дней сход согласия не давал, то выдел производился распоряжением земского начальника. 14 июня 1910 года положение «Об изменении и дополнении некоторых постановлений о крестьянском землевладении» появилось уже в качестве закона, принятого Государственной Думой, одобренного Госсоветом и утвержденного императором Николаем II. И, наконец, 29 мая 1911 года был издан закон «О землеустройстве», который существенно детализировал вышедшие ранее положения. На его основе 9 июня 1911 года был опубликован «Наказ Землеустроительным комиссиям».
Уже в 1909 году чинам Департамента полиции было очевидно, что «выделение надельных земель на отруба может вызвать недовольство крестьян, остающихся в общине» [1, л. 31]. В 1910-1912 гг. в большинстве общин должен был произойти очередной передел пахотной земли. Размер семейного надела определялся по ревизским мужским душам. То есть, если за 12 лет, прошедших с последнего передела, семья уменьшилась, фактический размер душевого надела увеличивался, и — наоборот. Те крестьяне, у которых получился «прибыток» земли, были обеспокоены грядущими неизбежными отрезками, и закрепить излишки оказавшейся в их распоряжении общинной земли в собственность по новому закону о землеустройстве представлялось им хорошим выходом из ситуации. Они-то и стремились выйти на отруба. Кроме того, при выделе участков им была предоставлена
возможность укреплять в собственность лучшие общинные земли. Естественно, это не могло не задевать интересы остальных общинников, в особенности тех, кто ожидал прирезки земли.
В 1909-1910 гг. волнения происходили по всей центральной России, особенно в конце весны и летом, когда погода в нашей зоне рискованного земледелия позволяет проводить землеустроительные работы. В течение лета неоднократно наблюдались случаи сопротивления землемерам, которые межевали землю для выделяющихся из общины [1, л. 32, 38, 44, 92, 92 об., 100, 110, 125]. Перепадало на орехи и самим «отрубщикам». Для того чтобы вызвать гнев односельчан, выражавшийся, прежде всего, в «мордобитии» и поджогах имущества, достаточно было простого стремления выделиться из общины [1, 32, 92 об., 111].
В Департаменте полиции отмечали также нежелание части крестьян укреплять в собственность свои наделы, объясняя это явление не пропадающей у крестьян надеждой получить помещичьи земли даром. Испокон веков в народе считали, что земля принадлежит тем, кто ее обрабатывает. «Мы ваши, — говорили крепостные помещикам, — а земля наша». Как и много лет назад, крестьяне ждали улучшения своего положения от щедрот царя-батюшки в связи с различными юбилейными датами, которых на ближайшее время приходилось целых две — 100-летие Отечественной войны 1812 года и 300-летие Дома Романовых. Ждали как минимум «сложения недоимок» [1, л. 55 об.; 2, л. 53], такое действительно случалось, например, при восшествии на престол нового императора. Ждали и земли...
Внимание политической полиции было сосредоточено не только на фиксации «тревожных слухов», но и на поис-
?пп
ке источников их распространения. Среди этих источников указывалось «возвращение на родину административно-высланных» [1, л. 92 об.] — заведомо вредоносных элементов, и молва о предстоящем в 1912 году «отобрании земли у помещиков», которым оставят одни лишь усадьбы [2, л. 25 об., 41]. Этот слух впервые зафиксирован летом 1911 года в Нижегородской губернии. К сентябрю 1911 года слух конкретизировался. В Тверской губернии говорили, что «крестьяне-общинники получат дополнительные наделы и что на эти наделы будут обращены казенные, удельные и помещичьи земли» [2, л. 30 об.].
Кроме того, Департаменту полиции удалось обнаружить форменную диверсию со стороны Всероссийского комитета партии крестьян — организации со штаб-квартирой в Москве, которая возникла, как и многие другие вполне легальные общества, после Манифеста 17 октября 1905 года, провозгласившего свободу собраний и союзов.
«Означенные толки, — считали в политической полиции, — появились, по-видимому, вследствие рассылки из Москвы Всероссийским комитетом партии крестьян, объединенных на почве Высочайшего Манифеста 17 октября анкетных листков» [2, л. 37]. В анкетах, которые были распространены по волостным правлениям в количестве 30 000 экземпляров, на сельских и волостных сходах предлагалось обсудить вопросы, «совершенно недопустимые и могущие вызвать смуту в крестьянской среде», а именно — малоземелья, обременительности податей, отношения к крупным землевладельцам. Крестьяне должны были сообщить о результатах обсуждения «Всероссийскому комитету партии крестьян, объединенных на почве Высочайшего Манифеста 17 октября» и уведомить, пришлет ли то или иное
сельское общество делегатов на съезд партии, который планировалось провести в январе 1912 г. В предисловии к анкете говорилось, что крестьянам необходимо объединиться для выборов в IV Думу и послать туда своих представителей.
Партию, как угрожающую общественному спокойствию, естественно, немедленно закрыли. А на места полетел циркуляр от 12 сентября 1911 года за № 58977, в котором губернаторам настоятельно рекомендовалось не допускать распространения этих анкет и обсуждения их на крестьянских сходах.
Во Владимирской губернии беспокойная молва приобрела новый аспект. Там рассуждали о том, что «будто бы депутаты Государственной Думы передавали летом, что ими внесен законопроект о принудительном отчуждении помещичьей земли в пользу крестьян, но законопроект этот нынешней Думой „положен под сукно", новою же Думой будет рассмотрен в первую очередь» [2, л. 41]. Действительно, грядут думские выборы и брожению в крестьянской массе можно найти еще одно объяснение — предвыборную агитацию.
Между тем слухи ширились и усложнялись, приобретая все более тревожный характер. В Тамбовской губернии на фоне продолжающихся беспорядков при землеустроительных работах и пожаров в помещичьих имениях ходили упорные толки о разделе помещичьих земель в связи с предстоящим в 1912 году восстанием. Под влиянием этих известий крестьяне отказывались от укрепления за собой земли даже на самых выгодных условиях, «опасаясь лишиться по случаю выхода из общины дополнительного надела» [2, л. 50]. Местные власти сообщали, что слух этот идет из соседней Воронежской губернии — так делали нередко, чтобы снять с себя ответственность.
Но Департамент полиции волновало общее состояние дел: губернаторам, капитанам-исправникам и земским начальникам, независимо от местонахождения, было предписано при каждом удобном случае разъяснять крестьянам вздорность этих слухов. Секретным циркуляром министра внутренних дел от 19 января 1912 года за № 7566 губернаторам предлагалось издать «обязательное постановление» следующего содержания: «Воспрещается публичное разглашение или распространение имеющего общегосударственное значение ложного, возбуждающего общую тревогу слуха о правительственном распоряжении, общественном бедствии или ином событии» [2, л. 87].
Рассуждая о жизни крестьянского мира, нельзя сбрасывать со счетов такие явления, как неурожай или, наоборот, урожайный год, страда и тому подобные факторы бытия деревни. В 1911 году Поволжье постиг неурожай, и в Казанской губернии возникли совершенно фантастические слухи, «будто бы, Государь Император намерен отказаться от престола и выехать за границу; что Государыня Императрица пред рождением Наследника Цесаревича дала обет наделить крестьян землей, но Его Величество не позволил исполнить это, ввиду чего Государыня Императрица уже три года тому назад выехала за границу, к своему Августейшему Родителю, с Наследником Цесаревичем, не просвещенным даже св. крещением...» [1, л. 54]. В Тверской губернии говорили, «будто бы у Государя Императора родился второй сын, остающийся второй месяц некрещеным, ввиду нежелания Государыни Императрицы Марии Федоровны согласиться на необходимость дополнительного наделения крестьян землей по случаю этого события» [1, л. 69]. Рассуждали, что «в 1912 году предстоит наделение крестьян землей и если
таковое не состоится почему-либо, то надо ожидать беспорядков, подобных бывшим в 1905 г.; что совпадение первого дня Св. Пасхи с днем Благовещения является в этом отношении предзнаменованием весьма важного значения, и т.п.» [1, л. 54; 2, л. 1 об.]. Крестьяне пытались найти объяснение своим бедам, так же как Департамент полиции пытался обнаружить источники будоражащих народные умы толков.
«Вздорные слухи» касались и самих столыпинских законов о землеустройстве. «Зажиточные крестьяне, — сообщали из Воронежской губернии в январе 1912 года, — агитируя против землеустроительного закона 14 июня 1910 года, рассказывают, что закон этот издан правительством не для улучшения крестьянского быта, а для удобства господ и управления» [2, л. 1 об., 6]. В Миргородском уезде Полтавской губернии говорили даже о том, что Столыпин «противился увеличению крестьянского землепользования», и после его гибели этот вопрос получит «благоприятное направление, что к весне будет новая нарезка земли и столь высокое обложение ее, что богатые люди принуждены будут отказаться от земли, которую казна поделит между всеми, что поэтому покупку земли у помещиков надо прекратить, так как впоследствии ее будут раздавать даром». «Осведомленные» люди уточняли, что «Государь Император после убийства Статс-Секретаря Столыпина уехал в Крым, оставив управление государством, так что ныне некому управлять страной» [2, л. 5].
Кстати, наиболее толковое объяснение состоянию крестьянского мира поступило от подведомственных Департаменту полиции учреждений Киевской губернии, которые серьезно проштрафились в сентябре 1911 года в связи с убийством Столыпина и наверняка были не прочь загла-
204
дить вину: «Настроение крестьянского населения может быть признано наружно спокойным; внутренней политикой оно не интересуется и лишь мечтает об увеличении своего землепользования, будучи убеждено в том, что обладает исключительным правом извлекать доход из земли. Поэтому по всей губернии существует скрытое, все возрастающее раздражение крестьян против помещичьего класса и недоверие к правительственной власти, защищающей будто бы помещиков за подкуп, и в случае появления ловких агитаторов события революционного времени неминуемо повторятся» [1, л. 73].
Ко всем прочим бедам губернии прибавилась очередная «диверсия» со стороны абсолютно лояльных властям, но, вероятно, недалеких представителей черносотенного «Союза русского народа». «В отчетном месяце, — докладывали из Киева, — отделы союза русского народа начали среди крестьян нескольких уездов агитацию, обещая записывающимся в союз надел землями, принудительно отнятыми от помещиков» [1, л. 73]. Вскоре усилиями местных властей эта порочная предвыборная агитация была прекращена.
Помимо упования на «высочайшую милость», крестьян Московской, Нижегородской, Орловской, Тверской, Новгородской, Рязанской, Смоленской и прочих губерний не покидала надежда разжиться помещичьей землей с помощью «всеобщей экономической забастовки». Видимо, 1905 год ясно показал эффективность подобных мер воздействия на правительство. И чем дальше, тем больше расчет на «Всемилостивейшие Манифесты 1912 и 1913 гг.» уступает место угрозам: всеобщая забастовка, революционные выступления, «всеобщий российский пожар», «предстоящее избиение чинов полиции и других должностных лиц» [1, л. 56 об.;
2, л. 2] и, наконец, «политико-экономический переворот в пользу крестьян» [1, л. 69]. К концу 1911 года слух о том, «что последует революция, которая освободит крестьян от притеснений других сословий, что помещики лишатся принадлежащей им земли, которая будет разделена между крестьянами» [1, л. 57; 2, л. 7], стал устойчивым. И в течение 1912 года в крестьянском мире явно нарастает тенденция к радикальному решению насущных проблем без участия правительства.
В Воронежской губернии в январе 1912 года среди крестьян ходили слухи об «особом „народном" правительстве, которое весной, во время всеобщей забастовки, отберет всю землю от помещиков и крестьян, вышедших на отруба, и отдаст таковую общинникам, помещиков же и отрубщиков будут жечь, что нечего покупать землю при посредстве банка, так как впоследствии земля будет раздаваться всем даром, что весной не надо сеять хлеб, так как явится вооруженная боевая партия, которая возьмет верх над господами, ограбит их и раздаст все крестьянам, которым хватит дарового пропитания на целый год» [2, л. 1 об.; 2, 5]. Подобный «передел» имущества, как минимум «отнятие земель у богатых и раздача ее бедным» [1, л. 69], наверняка был бы с энтузиазмом встречен наименее состоятельной частью крестьянства. Причем кто-то действительно этим слухам верил — Департамент полиции фиксировал «случаи отказа ... от покупки земель у частных владельцев, несмотря на выраженное ранее согласие» [2, л. 5].
К весне 1912 года снова активизировались толки о том, что перемен надо ждать на Пасху — в страстную субботу предстоит разгром помещичьих усадеб и ожидается «отобрание помещичьей земли в пользу крестьян-общинников»
20
[2, л. 7]. Возобновились и фантастические известия, которыми особенно отличалась Тверская губерния (возможно, потому, что расположение между двух столиц делало ее перекрестьем путей разнообразных «приближенных ко двору» проходимцев). В городе Осташкове «распространяется слух, — говорится в отчете, — о несогласиях между Государыней Императрицей и вдовствующей Государыней Императрицей из-за желания ее Величества возвести на престол Великого Князя Михаила Александровича» [2, л. 14]. Вероятно, недовольство в народной среде вызывал не только Столыпин, но и Николай II. О Михаиле Александровиче как о претенденте на российский престол и народном благодетеле в Тверской губернии поговаривали и раньше. В Тверской губернии «осведомленные» люди рассказывали, что «Великий Князь Михаил Александрович будет добиваться силою оружия, с помощью крестьян и солдат, восстановления утраченных прав на престолонаследие, которых Его Высочество лишен своими врагами, и в награду за помощь будет бесплатно раздавать помещичьи земли» [1, л. 57].
Слухи о долгожданном «Всемилостивейшем Манифесте» постепенно затихают, появляясь все реже и реже лишь в некоторых губерниях, например, в Московской, Новгородской, Херсонской и Черниговской. В 1913 году 300-летие Дома Романовых прошло, ничего не изменилось, и стало окончательно ясно, что власти крестьян не облагодетельствуют. Теперь все проблемы на селе были связаны уже с вполне реальными «недоразумениями на аграрной почве» и «деятельностью землеустроительных учреждений». В Новгородской и Астраханской губерниях спорили о месте и качестве участков, которые выделяли хуторянам. В Рязанской жгли усадьбы помещиков, чтобы вынудить их продать свои земли
по дешевым ценам, — а значит, на даровую раздачу земли уже не надеялись.
Довоенный 1914 год не принес ничего нового. Изредка повторяющиеся конфликты общинников с хуторянами и от-рубщиками, никакой политической активности.
А вот с началом войны ситуация изменилась. Несмотря на подъем патриотических чувств и «единение общества», жены призванных в армию повсеместно требовали приостановления землемерных работ до возвращения их мужей. В Воронежской губернии «разверстку довели до конца под охраною отряда стражи». И там же возникли толки о предстоящем после войны «черном переделе», так как «в виде награды за понесенные . во время войны жертвы» крестьянам будет передана вся частновладельческая земля. В сущности, мысль о наделении землей не покидала крестьян никогда, активизируясь при каждом случае, который народное сознание воспринимало в качестве значимого исторического события.
В 1915 году эта ситуация получила дальнейшее развитие. Сопротивление женщин землеустроительным работам не ослабевало; тем, кто уже получил землю по столыпинской разверстке, они упорно не позволяли пользоваться своими участками [3, л. 228 об., 235, 244, 249, 251]. Вероятно, во многом из-за этого проведение столыпинской аграрной реформы с 1 мая 1915 года было приостановлено.
В том же 1915 году в Тамбовской губернии зафиксирован слух о том, что «возвратившиеся с войны солдаты будут завоевывать крестьянам землю и без того не положат оружия» [3, л. 244]. Департамент полиции счел этот слух «ложным». Через два года он оказался правдой. Именно лозунг «Землю крестьянам!» принес большевикам победу в аграрной России.
Библиографический список
1. Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 102. Оп. 255. Д. 54.
2. Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 102. Оп. 255. Д. 55.
3. Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 102. Оп. 255. Д. 58.
List of Refrences
1. State Archive of the Russian Federation (SA RF). Fund 102. Inventory 255. Case. 54.
2. State Archive of the Russian Federation (SA RF). Fund 102. Inventory 255. Case. 55.
3. State Archive of the Russian Federation (SA RF). Fund 102. Inventory 255. Case. 58.
Контактная информация
Россия, Москва, Ленинские горы д. 1, строение 61
8495 510-52-67
Igorfom63@gmail.com
Contacts
Russia, Moscow, Leninskie Gory 1, Building 61
8495 510-52-67
Igorfom63@gmail.com
