CC BY
16УДК 894
Стилевые и тематические особенности ранних рассказов Эффенди Капиева
Л. О. Юсуфова, З.М. Фейзуллаева
Малая проза 20-х годов, будучи зеркалом современной ей общественно-политической жизни республики, отражала еще - и весьма рельефно - уровень художественного сознания национальных писателей. И с этим уровнем, с исторически детерминированными его трансформациями следует в первую очередь сопрягать рассмотрение эстетических и содержательных качеств дагестанского рассказа.
Дагестанская проза представляла чаще всего синкретический сплав, имеющий весьма условные жанровые границы. Однако это не означает, что не было написано действительно художественно завершенных произведений, в которых типические обстоятельства и типические характеры не моделировались бы по законам жанра рассказа. Закладывались принципы подхода к построению произведений как в плане жанровых, так и художественно-эстетических компонентов.
В произведениях, написанных в 20-е годы, уже можно выделить несколько групп, объединяющихся по идейно-тематическому признаку, повторяющимся структурным вариациям. Так довольно четко определилось сатирическое направление, представленное творчеством Ю. Гереева, Х. Авшалумова.
Другая группа рассказов, включающая проблемы бесправия женщины и человека вообще, роста и возмужания личности, может быть отнесена к бытописательским, или, как их определяет Г.К. Поспелов, «этологическим», т. е. изображающим нравы. Они главным образом принадлежали молодому Эффенди Капиеву и изображали явления, оставшиеся от старого мира.
Тенденция к психологизации прозы также обозначилась в рассказах Э. Капиева и М. Чаринова. В эти же годы укрепилась присущая дагестанской литературе практика использования приемов фольклорной поэтики. Теперь она была переведена в новое русло и удачно приспосабливалась к литературному творчеству. В этом направлении творили практически все начинающие национальные писатели.
Особое место в формирующемся литературном пространстве Дагестана занимало творчество Э. Капиева, которому «... удалось раздвинуть границы национальной литературы благодаря общечеловеческому размаху тем и проблем своих произведений» [1].
Появление его первых рассказов исследователи относят к началу 30-х годов [2], однако имеющиеся материалы дают возможность отнести их к более раннему периоду, а именно - к концу 20-х.
О ранних рассказах Капиева критиком сказано, что в них «прорывается» бьющаяся под сердцем боль. «Живое и искреннее чувство, с каким откликается Капиев на окружающую его жизнь, - более верный залог его будущего, чем ранняя профессиональная умелость» [3].
Разные по теме и выразительности, они уже свидетельствуют о яркой индивидуальности писателя. Стиль этих рассказов характеризуется краткостью и емкостью фразы. В ранней прозе Капиева, как и во всем его позднем творчестве, просматривается влияние русской и европейской художественных традиций. Спрессованный драматизм действия, романтическая акцентуация, пограничные ситуации, предельная гиперболизация роднят ранние тексты Капиева с прозой М. Лермонтова, Л. Толстого, А. Бестужева-Марлинского.
В сущности подобные явления были характерны для всей нарождающейся советской литературы. «Нет ни одного типичного для нашей эпохи художника, который
не был бы стилизатором», - замечает тогда еще молодой исследователь литературы Корней Чуковский [4].
В стилизационных ретроспекциях начинающих писателей искалась внутренняя связь своего творчества с достойными предшественниками. Так появился, в частности, рассказ «Племя дидо», построенный на скрытых цитатах и реминисценциях из романтической прозы М. Горького. При этом следует отметить, что всё же в литературе 20-х годов доминировали тексты, построенные на антитетическом противопоставлении старого и нового, и оттого молодые литераторы грешили схематизмом образов и положений. Капиеву в силу своего природного дара и стремления к подражанию лучшим образцам русской классики в целом удалось избежать схематизма, но тематически его рассказы создавались в общем русле постреволюционной поэтики.
Как и всё, что создавалось в 20-е годы, рассказы Капиева обращены к ломке старых бытовых и этических норм. Психологические разработки выявляют судьбы и характеры людей на фоне новых социальных реалий. Личный опыт автора помогал при этом достижению достоверности в ёмких образах предметно и вещно. Установка на реализм, бытописательство выражается у автора во внимании к «мыслительному осознанию человеческих переживаний» (Г. Поспелов), предметным деталям уклада жизни, наружности персонажей, элементам пейзажа.
Писатель показывает безысходность ситуации, в которую попадает человек, самой жизнью поставленный в положение жертвы. Таков рассказ «Хадий» [5]. В книге «Жизнь, прожитая набело» Наталья Капиева пишет, что сам автор был недоволен этим произведением. Она отмечает, однако, что по прошествии лет, когда многое отстоялось, есть возможность взглянуть на него с точки зрения истории развития национальной литературы и определить ему место в общем творческом процессе.
Произведение было напечатано накануне Международного женского дня, 7 марта 1932 года, в газете «Красный Дагестан». Исследователь поясняет, что написан рассказ значительно раньше, под прямым впечатлением пережитого. «Прототип героя рассказа кулак, у которого Капиев жил на квартире в Аксае» [6]. Н. Капиева даёт довольно подробный анализ рассказа, отмечает мастерство в создании образов Мирзы, жестокого самодура и его страдающей, униженной, низведённой до положения рабыни жены Хадий.
Следуя факту, автор не избежал обрисовки жестоких натуралистических сцен. Показывая всю глубину жестокости, до которой может дойти человек, осознающий свою безнаказанность, Капиев повествует о муках бессловесной женщины, изувеченной садистом мужем: «...стоит Хадий в изорванном платье. Её как будто облили сверху кувшином крови, и один глаз висит на ниточке» [5, с. 30 - 31]. Следует отметить, что Капиеву в общем не свойственно стремление к эпатажу читателя подобными картинами, но здесь на первый план выходит пропагандистская функция его раннего творчества.
В ранних литературных опытах Капиев активно использует элементы гиперболы и скрытого противопоставления, что соответствовало общей тенденции молодой Национальной литературы. Таков и рассказ «Один взгляд» [7], написанный в 1929 году, где показана жизнь семьи, доведенной до полного обнищания. Произведение это во многом автобиографично. Сюжетная структура относительно небольшого рассказа полностью вбирает в себя довольно протяженный фабульный отрезок времени.
Роль сюжета, несмотря на малообъемность, достаточно сильная. В одном абзаце проговариваются важнейшие для раскрытия темы вещи. Эта тенденция разовьется дальше и получит законченное воплощение в его «фронтовых записях».
Судьба юноши-подростка, сумевшего усердным трудом выбиться из страшной нужды, драматические вехи переживаемого им, надежды, желание уйти от роковой
неотвратимости - все это дано автором в стиле исповеди, краткой по объему, но исчерпывающей по содержанию.
Капиев в подробностях излагает свои чувства, мысли, придавая достоверность повествованию. Намечены характеры сестер героя, матери, описана окружающая их обстановка. Особенно тепло и проникновенно выписан образ матери, показан её внутренний протест против преждевременного приобщения к тяжёлому труду сына, её мечта о том, чтобы дать ему образование, хорошую специальность. Для этого она, не жалея последних сил, несет огромную ношу: «Мать свою я видел только раз в сутки. Поздно ночью тихо приходила она домой, ни слова не говоря, раздевалась, падала в постель и засыпала» (с. 9).
Только иссушающая болезнь, неспособность работать вынудили женщину сказать: «Теперь бросай, сын мой, учиться! Ищи работу.» (с. 10). Автор часто возвращается к личности скромной и мужественной женщины, постоянно небольшими штрихами дописывая этот характер.
Вторая часть рассказа несет более оптимистический заряд. Герой, которому наконец подвернулась работа у землеустроителей, мужает, ощущает себя кормильцем. Капиевым показан рост личности на фоне теперь уже не только семьи, но и в социуме. Здесь даны эпизоды его профессиональной деятельности и портреты людей, с которыми сводит его жизнь. Большое место отведено образу инженера Николая Меркулова, который по существу возрождает юношу духовно, поддерживает его морально и материально. Наряду с описанием внешности, подчеркивается и внутренняя суть Меркулова: его общительность, сердечность, добродушие, подлинная интеллигентность. Капиев уже в те годы показал себя мастером портрета. Логическое развитие это качество получает в 30-е годы, когда писатель создаёт ряд ярких очерковых портретов известных в республике людей.
Третья глава рассказа отведена только личности основного героя. Рассказчик сосредотачивается главным образом на чувствах, пробудившихся в нём. Он постигает красоту, живёт ожиданием любви: «Я чувствовал, что в груди моей из маленького доселе бутона расцвела вдруг, сегодня, сейчас, пышная, душистая роза. Нет, я не был влюблён. Это я просто учился влюбляться, а может быть даже и научился уже»
(с. 19).
Капиев сумел показать меняющийся внутренний мир подростка, динамику развития его личности, психологическую мотивацию душевного состояния на разных этапах его жизни. Доминирующим приёмом в намечающихся границах психологического рассказа явилось обращение к внутренним монологам действующих лиц, а также логика построения взаимоотношений героев.
Произведение Капиева «Племя дидо» строится на воссоздании экстремальной ситуации. Фактический материал здесь первооснова, само же повествование выдержано в традициях стилистики героического романтизма.
Автор немногословно вводит читателя в суть происходящего: обвал преградил дорогу горной реке, и всё прибывающая вода грозила смыть лежащий на её пути аул. Собравшиеся люди в смятении решали судьбу своего общего дома, свою судьбу. Они поставлены перед необходимостью оставить свои дома и уйти на поселение в другие аулы, расселиться кто куда.
Напряженная экспозиция позволяет задать динамический импульс развитию действия. Выстроенная острая ситуация даёт возможность более выпукло показать характеры героев.
Самый уважаемый в ауле человек, старейшина, сказал последнее слово: решено покинуть аул. В данном эпизоде Капиев вновь обнаруживает мастерство создания художественного портрета. Фигура старейшины, его достоинство, твёрдость в голосе, образная речь оказывают безусловное воздействие на окружающих. Люди готовы
подчиниться ему. Картина, где главным фигурантом является старейшина аула, написана в неторопливых ритмах, размеренном темпе.
Появление другого действующего лица, Эльдара, меняет динамику повествования. Капиев дает сцену эффектного появления всадника, который возник из тумана, как призрак. Автор описывает его в стиле эпохи гражданской войны, с характерными аксессуарами: белая папаха, карабин, орден на груди.
Всё поведение прибывшего обнаруживает душевное волнение, тревогу. Внутреннее состояние героя выражается в его эмоциях, во внешнем виде: «мутные, воспалённые глаза, стиснутые зубы». Но более всего тревогу всадника передаёт обращенный к старейшине вопрос: «Ты уйдешь, Тота! - сказал он громко и спрыгнул на землю. А как быть тем, у которых нет ног и которые лежат головами на восток, лицами на юг?» (с. 50 - 51). Весь облик человека обнаруживает в нём могучее волевое начало, оно бьётся в каждой пульсирующей жилке его сильного тела, проглядывает в повороте головы, упрямом, пристальном, немигающем взгляде. Вся его воля направлена на то, чтобы заставить людей изменить решение и не покидать аул, с которым связано их прошлое, настоящее и будущее. Нелегко было заставить людей отказаться от уже принятого решения. Острый диалог - борьба ведётся на высоком накале чувств.
Развязка проходит в более спокойных тонах. Победа Эльдара была предуготована самим действием: «Человек слаб, - сказал Эльдар, - народ непобедим!» (с. 56).
В заключительном эпизоде Капиев чаще прибегает к символам, олицетворению, гиперболе, метафоре: «... солнце развешивало красные полотнища»; «.гора ответила: «Сможем!». - «Сможем» - отозвалось ущелье, - «сможем!» (с. 55). Весь изобразительный ряд призван показать силу народа, достигшего единства.
Капиев раскрывает механизм психологического воздействия сильной личности на окружающих, скрытые возможности человеческой натуры.
Организация психологических и социально-бытовых рассказов Капиева предопределяется конкретной художественной задачей, решённой как с помощью диалогов, отражающих движение мысли, ход логических рассуждений, так и детализацией описываемых ситуаций. Рассказы его обладают чёткой сюжетной функциональностью и направленностью к возможно полному охвату изображаемой действительности, демонстрируют владение писателем различными стилевыми пластами прозаического повествования.
Литература
1. Мазанаев Ш.А. Двуязычное художественное творчество в системе национальных литератур. - Махачкала, 1997. - С. 112.
2. Ахмедов С.Х. Художественная проза народов Дагестана. - Махачкала, 1996. - С. 150.
3. Крамов И. Эффенди Капиев // Литературные портреты. - М.: Художественная литература, 1976. - С. 164.
4. Чуковский К. От Чехова до наших дней. - СПб., 1908. - С. 14.
5. Капиев Э. Хадий // Неизданное. - Махачкала, 1959.
6. Капиева Н. Жизнь прожитая набело. - М.: Советский писатель, 1975. - С. 59.
7. Капиев Э. Один взгляд // Неизданное. - Махачкала, 1959. - С. 9 - 12.
