CC BY
61
во время обхода оружейного склада бедуинов: 'In another box to the right were mores hells, seven-millimeter shells this time').
7. Конструкция бомбы. Сапер Кирпал Сингх служил в Королевских инженерных войсках, где в обучающей инструкции приведено краткое устройство бомбы: fuze wire - проволочка взрывателя, container - контейнер (корпус), fuze - взрыватель, запал, initiating charge (gaine) - запальный снаряд (станка-детонатор), main charge of high explosive - основной заряд высокой взрывной силы, super constructional fittings - дополнительные монтажные устройства, trembler - трамблёр.
Наиболее многочисленными терминологическими группами являются группы, обозначающие детали бомб. Это не случайно, так как во время войны Великобритания подвергалась жестоким бомбардировкам, предотвращать которые, а также их последствия было очень трудно. Писатель подробно, даже слишком, описывает устройство этого оружия по нескольким причинам. Он обосновывает «свой» авторский почерк, когда сближает в одном тексте совершенно разные стили и этим самым создает иронию и по отношению к самому себе, и по отношению к деятельности военных чиновников по инструктированию специалистов саперного дела: автор противопоставляет путем смешения стилей косность и профессиональную неосведомленность «верхов» в силу неожиданно возросшей актуальности этой специальности и динамизм реальных событий. Самоирония писателя заключается в признании невозможности описывать военные события только средствами художественной выразительности, которые не в состоянии передать специфику деятельности людей в это экстремальное время. Подробно передавая информацию о строении бомб разных видов, писатель представляет роковую сложность военной специальности сапера, эфемерность его существования, одновременно с непреходящим значением его дела.
8. Компоненты обмундирования, предметы снаряжения. Leather helmet - кожаный шлем ('the leather helmet on my head in flames'), barrack tent - походная палатка ('the troops moved from the barrack tents in the orchard'), uniform - военная форма ('but she washed her uniform'), service binoculars- полевой бинокль ('looking up with service binoculars in the Gothic church at Arezzo'), army shirt - армейская рубашка ('in the short-sleeved army shirt and the rifle which is always with him'), lanyard - нашивка ('the thin line of crimson lanyard'), tunic - гимнастёрка'(Юр began to insert tools into the many pockets of his tunic').
Библиографический список
9. Обозначения лиц по воинским званиям, роду деятельности, воинской специальности: General - генерал ('there was the Villa Medici, where the generals lived'), Field Marshal - фельдмаршал ('Field Marshal Kesserling of the retreating German army seriously considered the pouring of hot oil from battlements'), Sergeant - сержант ('the Sergeant lit a flare, and the sapper lay on the floor'), Lieutenant - лейтенант ('he was working in London that day with Lieutenant Blackler'), sapper - сапёр ('he was on the troopship Macdonald, which carried a hundred other sappers'), interrogating officer - контрразведчик ('his skin was tarred black, a bogman from history among the interrogation officers'), sentry-часовой ('the four men who brought her by boat sat in a square around her like sentries'), squire - оруженосец ('Lana sits by his bed, and she travels like a squire beside him during these journeys'), crusader - крестоносец ('I knew maps of the sea floor... painted on skin that contain the various routes of the Crusaders').
Лексику восьмой и девятой групп писатель частотно вводит в текст с целью показа процесса обезличивания человека во время войны: не зря один из героев романа, Кирпал Сингх, радуется, что поступил под начало «сумасшедшего» лорда, а, главное, оригинального и талантливого человека, который уважает и ценит в своем подчиненном именно индивидуальные качества и особенности. Форма и ранжир уничтожают человека.
Военная терминология функционирует в рядах однородных членов, выступает в качестве приложений и уточняющих членов, в парцеллированных конструкциях (излюбленный выразительный прием автора) и является основой номинативных предложений: "French seven-point-five-millimetre Chattelerault. Light machine gun. Nineteen twenty-four. German seven-point-nine-millimeter MG-Fifteen air service".
Дифференциация военной лексики на тематические группы позволила сделать вывод о том, что употребление большинства военных терминов обусловлено необходимостью описания рода деятельности главного героя-военного, а также для представления картины боевых действий, в которых происходят главные события романа. Кроме того, использование военной терминологии в художественном произведении помогает создать содержательное и эмотивное пространство произведения - необходимую атмосферу и настроение, передать ощущения опасности и напряжённости, наиболее реалистично изобразить происходящие исторические события.
1. Ondaatje Michael. The English Patient. Vintage International, 1993.
2. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. Москва: Издательство «Советская энциклопедия», 1966.
3. Гринев-Гриневич С.В. Терминоведение: учебное пособие для студентов высших учебных заведений. Москва: Издательский центр «Академия», 2008.
4. Демидович Т. В. Семантико-стилистический и лингвокультурологический аспекты изучения военной лексики (на материале художественной литературы о Великой Отечественной войне). Диссертация ... кандидата филологических наук. Волгоград: ВГСПУ, 2015.
5. Омарова П.М., Дарбишева Х.А. Эмотивное пространство рассказа Д.Г. Лоуренса «Ты тронула меня». Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2015; 4 (46): в 2-х ч.; Ч. II: 143 - 147.
References
1. Ondaatje Michael. The English Patient. Vintage International, 1993.
2. Ahmanova O.S. Slovar'lingvisticheskih terminov. Moskva: Izdatel'stvo «Sovetskaya 'enciklopediya», 1966.
3. Grinev-Grinevich S.V. Terminovedenie: uchebnoe posobie dlya studentov vysshih uchebnyh zavedenij. Moskva: Izdatel'skij centr «Akademiya», 2008.
4. Demidovich T.V. Semantiko-stilisticheskij i lingvokul'turologicheskij aspekty izucheniya voennoj leksiki (na materiale hudozhestvennoj literatury o Velikoj Otechestvennoj vojne). Dissertaciya ... kandidata filologicheskih nauk. Volgograd: VGSPU, 2015.
5. Omarova P.M., Darbisheva H.A. 'Emotivnoe prostranstvo rasskaza D.G. Lourensa «Ty tronula menya». Filologicheskie nauki. Voprosy teorii ipraktiki. Tambov: Gramota, 2015; 4 (46): v 2-h ch.; Ch. II: 143 - 147.
Статья поступила в редакцию 30.03.18
УДК 82.091.
Lyinkov V.D., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Head of Department of Literature, Gorno-Altaisk State University (Gorno-Altaisk, Russia), E-mail: kl@gasu.ru
Tozyakova E.A., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Head of Department of Literature, Gorno-Altaisk State University (Gorno-Altaisk, Russia), E-mail: katytoz@mail.ru
Yurchenko T.N., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Head of Department of Literature, Gorno-Altaisk State University (Gorno-Altaisk, Russia), E-mail: tn-osipova@mail.ru
THE SPACE OF THE BALL IN THE RUSSIAN ROMANTIC PROSE IN 30S OF THE XIX CENTURY. The article considers a ball as a special space in the Russian literature of the Romantic era. The aesthetics and poetics of balls are studied in the works of M. Lermontov, F. Bulgarin, O. Senkovsky. The space of balls is analyzed in its transformation from romantic to realistic discourse. In the novel by M. Lermontov, "The Princess Ligovskaya", special meanings of the space of the ball is associated with the idea of a romantic
epoch as a theatrical epoch. In the novel by F. Bulgarin "Mazeppa" the space of the ball is filled with national cultural contents. In O. Senkovsky's novels "The Life of a Woman in Several Hours" and "The Great Reception of Satan", there is a departure from the romantic tradition in the interpretation of the ball.
Key words: ball space, romantic prose, character, M. Lermontov, F. Bulgarin, O. Senkovsky.
В.Д. Линьков, канд. филол. наук, доц. каф. русского языка и литературы, Горно-Алтайский государственный университет, г. Горно-Алтайск, E-mail: kl@gasu.ru
Е.А. Тозыякова, канд. филол. наук, доц. каф. русского языка и литературы, Горно-Алтайский государственный университет, г. Горно-Алтайск, E-mail: katytoz@mail.ru
Т.Н. Юрченко, канд. филол. наук, доц. каф. русского языка и литературы, Горно-Алтайский государственный университет, г. Горно-Алтайск, E-mail: tn-osipova@mail.ru
ПРОСТРАНСТВО БАЛА В РУССКОЙ РОМАНТИЧЕСКОЙ ПРОЗЕ 30-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
В статье рассматривается бал как особое пространство в русской литературе эпохи романтизма. Исследуются эстетика и поэтика бала в творчестве М. Лермонтова, Ф. Булгарина, О. Сенковского. Пространство бала анализируется в его трансформации от романтического к реалистическому дискурсу. В романе М. Лермонтова «Княгиня Литовская» найдены особенные смыслы пространства бала, связанные с представлением о романтической эпохе как эпохе театральной. В романе Ф. Булгарина «Мазепа» пространство бала наполняется национально-культурным содержанием. В повестях О. Сенковского «Вся женская жизнь в нескольких часах» и «Большой выход у Сатаны» происходит отход от романтической традиции в трактовке бала.
Ключевые слова: пространство бала, романтическая проза, персонаж, М. Лермонтов, Ф. Булгарин, О. Сенковский.
Русской культуре известны такие пространственно-временные периоды, одновременно типы сознания, в которых реалии быта получают особенное значение. Более всего это верно в отношении бытовых моделей человеческих отношений, содержащих игровое начало (бал, маскарад, карточная игра, парад и т. д.). Именно для романтизма характерно создание идеального пространства с его мечтами, сновидениями, инфернальностью, часто тождественными в художественном романтическом тексте понятию «бал» [1].
В 30-е годы XIX столетия в русской литературе уже наблюдается постепенная смена романтического дискурса реалистическим, причем реалистические тенденции начинают проявлять себя не только в текстах писателей первого ряда, но и в русской беллетристике. Семантика бала также начинает расширяться, выходить за установленные романтические границы.
Романтическая модель бала представлена в творчестве М.Ю. Лермонтова. Так, в романе «Княгиня Лиговская» (1837) найдены особенные смыслы бала, связанные с представлением о романтической эпохе как эпохе театральной. Ю.М. Лотман отмечает, что «романтизму было свойственно проникновение театральных норм поведения в бытовую сферу» [2, с. 615].
Само бальное действо - это динамическая картина, соотносимая с нормами театра. Прежде всего, это продуманная структура, где организация предметов и персонажей тех же элементах, что и в сценическом искусстве: в декорациях, звуковом и световом оформлении, костюмах, расстановке актеров, их жестах, мимике, речи. Бал прочитывается как пространство, где происходит разрушение ритуализованности бала, когда в схему бала вмешивается судьба, часто персонифицированная в человеческих образах и олицетворенная в стихиях.
Балы в неоконченном романе «Княгиня Лиговская» становятся игровым пространством, где завязывается интрига Печорина с Негуровой, где развивается сюжет их отношений. Именно на балах Печорин разыгрывает «пьесу», цель которой - «переступить и подняться», приобрести в свете репутацию «покорителя сердец». Здесь он реализовывает способности режиссера, актера и одновременно становится непосредственным зрителем своей пьесы.
Сам герой сначала вводится в бальное пространство в качестве зрителя: «на балах Печорин со своей невыгодной наружностью терялся в толпе зрителей» [3, с. 231]. Однако вступление в танцы может читаться как включение в игру. И танец, и ужин в игровом пространстве бала приобретают игровой статус: разговор, начатый в мазурке, продолжается по возрастающей во время ужина к тому центру, который был запрограммирован Печориным: «За ужином он сел возле нее, разговор подвигался все далее и далее, так что наконец он чуть-чуть ей не сказал, что обожает ее до безумия...» [3, с. 242]. Ухаживание Печорина за Негуровой начинается с мазурки (качественные смыслы сближения), разрыв их отношений - с кадрили. Вспомним, и в «Княжне
Мери» кадрили отданы Печориным («автором» пьесы) сопернику Грушницкому.
Игровая площадка («сцена») в повести «Княгиня Лиговская» густо заселена персонажами - живыми «декорациями», необходимыми герою для полноты действа.
Итак, цель достигнута: о нем заговорили, и маска влюбленного заменяется маской отвергнутого. Маска - атрибут маскарада, для художественного бала Лермонтова (и в «Герое нашего времени») характерны маскарадные смыслы. Можно говорить, что противоречивое отношение между двумя ипостасями - лицом и «маской» и составляет сущность характера героя. Достигнув цели, Печорин продолжает доигрывать роль по своему сценарию. Печорин вводит в действие своей пьесы «таинственного анонима», необходимого для развязки отношений с Негуровой. Так происходит смена масок внутри роли, объективация игры, «тайное» «разоблачение» играющего самим играющим («анонимное письмо»). Раздвоение на я / другого становится следствием прямой мистификации, «игры в игре». Письмо в романе - это и новый уровень игры - театр для себя. Игра героя на балу - это и холодный расчет (с Негуровой); «игра в игре» (мистификация) - «аноним»; игра с собой (сокрытие «истинного») - с Верой.
Балы в романе «Княгиня Лиговская» и повести «Княжна Мери» становятся вершинными моментами в развитии событий. Они активизируют архетипический комплекс «человек играющий», становясь пространством, где реализуются разные роли героя, а также центром воплощения стратегических целей игры. Несмотря на уже заданный регламент, балы оказываются в полном владении героя, это пространство, которое можно устроить изнутри так, как необходимо.
В романе Ф. Булгарина «Мазепа» (1834) пространство бала наполняется национально-культурным содержанием. Так, в главе VII автор подробно описывает военное собрание польских панов, постепенно перерастающее в картину бала, где дух индивидуализма достигает высочайшей степени в тот момент, когда решается вопрос о предстоящем сражении. При этом все говорили вместе, и никто не хотел слушать
Вечер-бал, ведомый княгиней Дульской, превращается в игру обмена любезностями, утонченных бесед, демонстрации актерских способностей, где главным достоинством женщины считается непревзойденное кокетство, а мужчины - любезное рыцарское ухаживание за дамой: «от самых древнейших времен в Польше угождение женскому полу и даже прихотям красавиц почиталось обязанностью благовоспитанного дворянина» [4, с. 456].
Игра на арфе княгини Дульской и «исполнение думы собственного сочинения, в похвалу польских воинов», с одной стороны, а с другой - рыцарская галантность пана Дорошинского («стал на одно колено перед княгинею Дульской и просил у нее позволения выпить за её здоровье из башмака её, по тогдашнему обычаю» [4, с. 460]), его искусство опорожнять бокалы с
вином становятся главными приметами праздничного вечера в замке пана Дульского.
В этом эпизоде блестящая гостиная превращается в главный источник удовольствий персонажей, в источник ума и образованности, в источник силы общественной, в господствующую и всепоглощающую цель искусственной жизни. Не случайно сцена вечернего бала поляков завершается коллективной попойкой: «Заздравные тосты сменялись одни другими. Пили полные чаши за здоровье хозяина, хозяйки, гостей, дам, и наконец дошло до того, что некоторые из собеседников едва уже могли держаться на стульях. Попойка сопровождалась любовными объяснениями, нежностями»[4, с. 460] и т. д.
Коллективную точку зрения на чуждость польского образа жизни выражает в произведении старый казак-урядник: «Вражьи ляхи! Все у них не по-нашему. Все не то чтоб сладко, не чтоб кисло. Сам черт не разберет» [4, с. 467].
Романное повествование организовано в произведении Ф. Булгарина таким образом, что польский бал сменяется украинским пиром Мазепы, где пространство бала наполняется такими качествами, как зло, тьма, обман. Палей (главный антипод Мазепы в романе) попадает в чужеродное для него ментальное поле, в иной тип культуры, где преобладает утонченность нравов и подражание кокетству французского двора. «У нас вся культура - иная, своя; у нас все другое - храмы, богослужение, музыка, театр и т. д.», - так отзывается И. Ильин о глубоком различии двух типов культур: западной (польской) и русской [5, с. 64].
Чтобы погубить Палея, Мазепе нужно выполнить два условия: во-первых, заманить его на чужое пространство; во-вторых, околдовать, очаровать Палея притворным гостеприимством («Мазепа обнял Палея, поцеловал...») [6].
Оба этих условия Мазепа с присущей ему дьявольской хитростью выполняет. На балу гетмана пространство для Палея суживается, замыкается, враждебное окружение - в основном, поляки, - лишает персонажа привычной духовной защиты («назад - в леса, степи наши»).
В ситуации потери привычной для себя духовной опоры ослабевает в Палее инстинкт самосохранения. Усыпление героя равнозначно омертвению его сильной, свободолюбивой натуры. А доверчивость Палея на пиру у Мазепы равнозначна доверчивости ребенка. Не случайно «спеленали» Палея, а потом «оковали крепко по рукам и ногам» в дубовом гробу.
Такое структурное решение в романе Булгарина, очевидно, восходит к проблематике романтической прозы, что, в свою очередь, позволяет говорить об особой эстетической установке автора: возможности показать романтические модели бала с учетом национально-культурной (европейской) специфики.
Как было сказано ранее, семантика бала может выходить за установленные романтические границы. Показательно в этом ракурсе творчество О.И. Сенковского. Пространство бала оказывается сюжетообразующим в повестях «Вся женская жизнь в нескольких часах» и «Большой выход у Сатаны». Оба произведения, написанные в 1833 году, демонстрируют изменения в трактовке образа бала в русской литературе.
Повесть-памфлет «Большой выход у Сатаны» - это пародия на раннюю повесть О. Бальзака «Бал у Сатаны», созданную в традициях «неистового романтизма». Сюжет и образы молодого Бальзака послужили для Сенковского средством для политической, научной и литературной сатиры [7]. Ключевая сцена бала у Сенковского подана в подчеркнуто сниженном гротесковом
Библиографический список
варианте. Писатель так сгущает краски, что мир зла, воспеваемый романтиками, предстает не как страшный и таинственный, а скорее смешной. Инфернальный бал у Сенковского театрален. Огромный подземный зал, где проходит демонический прием, носит открыто бутафорский характер. Сам владыка подземного мира вместе со свитой больше напоминают артистов. Сатана -это одна из литературных масок писателя, за которой скрывается отчаянный критик и полемист Сенковский. В «Большом выходе у Сатаны» он в очередной раз пытается разрушить штампы «неистового романтизма», выступает против идей русских философов-шеллингианцев М.Г. Павлова и Д.М. Веланского.
Повесть «Вся женская жизнь в нескольких часах» представляет новый образец бального дискурса. Главная героиня повести Олинька Р*** «имела счастье быть отданною родителями в один из тех прекрасных институтов, где нравственность, невинность и добродетель господствуют» [8, с. 291]. Писатель развивает тему интеграции героини в социум после пребывания в пансионе. Моделью социума выступает бал, а первое пребывание на нем приравнивается не только к инициации героини, но и представляет собой квинтэссенцию социальной жизни женщины.
Сюжет, где в центре внимания наивная девушка на первом балу, широко использовался в романтической литературе. Не знающая жизни институтка от первого бала ждет романтики любви. Зачастую праздник первого бала для героини оборачивается оборотной стороной: она становится жертвой светского искусителя, эта встреча носит роковой, мистический характер. Сен-ковский же разрушает концепцию двоемирия, переводит сюжет исключительно в область реального мира и наполняет его социальным содержанием. Героиня Олинька Р*** ничего хорошего от своего первого бала не ждет. Сенковский использует популярные романтические мотивы искушения и жертвы: «Эта невинная девушка пришла в свет перед балом, попалась на глаза развратному мужчине, в течение одного бала испытала все страсти, всю сладость и все горе, предназначенные целой жизни женщины <> жизнь женщины уподобляется бесконечному балу: я видел примеры, что эта жизнь заключалась вся в границах одного бала!.. » [8, с. 333]. Героиня повести оказывается жертвой далеко не роковых обстоятельств, и даже не столько жертвой светского волокиты, а жертвой жадности и честолюбия собственных родителей, для которых дочь - дорогой товар, средство продвижения по социальной лестнице.
Сенковский берет за основу романтическую модель бала, но реализует ее в ином эстетическом ключе. В бале писателя нет ничего инфернального: «Бал пошел горою. Молодежь танцует, маменьки сидят и восхищаются, старые барышни вздыхают и злословят, франты вертятся, пролазы кланяются в зачет завтрашних подлостей, старики рассуждают о временах Великой Екатерины, помещики жалуются на дурное лето» [8, с. 295] и т. д. Происходит подмена любви экономическим интересом. Бал в традициях Бальзака рисует картину нравов светского общества.
Таким образом, в произведениях Сенковского, в отличие, например, от произведений Лермонтова и Булгарина, мы наблюдаем отход от романтической традиции в трактовке бала. Писатель, используя романтическую модель бала, разрушает ее через пародию в повести «Большой выход у Сатаны», в повести «Вся женская жизнь в нескольких часах» наполняет образ бала новым социально-психологическим содержанием, что является одним из признаков скорой смены эстетических позиций в русской литературе XIX века.
1. Юрченко Т.Н. Мифологема бала в русской литературы 20-40-х годов XIX века. Диссертация ... кандидата филологических наук. Горно-Алтайск, 2001.
2. Лотман Ю.М. Об искусстве. Санкт-Петербург, 1998.
3. Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений: В 4-х т. Под ред. Г.П. Макогоненко. Т.4. Проза. Письма. М., 1986. («Княгиня Лиговская», «Герой нашего времени»).
4. Булгарин Ф.В. Сочинения. Москва, 1990.
5. Ильин И.А. Собрание сочинений: В. 10 т. Т. 2. Кн. 1. Москва, 1993.
6. Линьков В.Д. Типы русского исторического романа 20 - 30-х годов XIXвека. Диссертация ... кандидата филологических наук. Горно-Алтайск, 2001.
7. Тозыякова Е.А. О.И. Сенковский - барон Брамбеус: принципы художественного миромоделирования: монография. Томск, 2008.
8. Сенковский О.И. Сочинения барона Брамбеуса. Москва, 1987.
References
1. Yurchenko T.N. Mifologema bala v russkoj literatury 20-40-h godovXIX veka. Dissertaciya ... kandidata filologicheskih nauk. Gorno-Altajsk, 2001.
2. Lotman Yu.M. Ob iskusstve. Sankt-Peterburg, 1998.
3. Lermontov M.Yu. Sobranie sochinenij: V 4-h t. Pod red. G.P. Makogonenko. T.4. Proza. Pis'ma. M., 1986. («Knyaginya Ligovskaya», «Geroj nashego vremeni»).
4. Bulgarin F.V. Sochineniya. Moskva, 1990.
5. Il'in I.A. Sobranie sochinenij: V. 10 t. T. 2. Kn. 1. Moskva, 1993.
6. Lin'kov V.D. Tipy russkogo istoricheskogo romana 20 - 30-h godov XIX veka. Dissertaciya ... kandidata filologicheskih nauk. Gorno-Altajsk, 2001.
7. Tozyyakova E.A. O.I. Senkovskij- baron Brambeus: principy hudozhestvennogo miromodelirovaniya: monografiya. Tomsk, 2008.
8. Senkovskij O.I. Sochineniya barona Brambeusa. Moskva, 1987.
Статья поступила в редакцию 06.04.18
УДК 82.0
Kurbanova Z.G., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Senior Researcher, Literature Sector, Dniepropetrovsk National University n.a. A.A. Takho-Godi (Makhachkala, Russia), Email: zaira2466 @yandex.ru
THE THEME OF HEROISM AND INTERNATIONALISM IN THE LESSONS OF DAGESTANI LITERATURE (ON THE MATERIAL OF ESSENDI KAPIEV'S ESSAYS "OUR MAGOMED", "THE DAUGHTER OF WAR" FROM "THE FRONT NOTES"). The
author of the article considers how the theme of heroism and internationalism is realized in the process of analyzing essays by E. Kapiev at the lesson of literature of the peoples of Dagestan. The analysis of the plot, image system, composition allows us to reveal the idea, the main idea of the works about the unity and strength of the multinational people of the country, rallied in a heroic struggle with the enemy. The author concludes that, on the basis of sketches of the Dagestan writer Effendi Kapieva students realize that in the face of enemy people rallied in unison. Lakec by nationality, the author writes stories not only about their compatriots-heroes, he wrote about all the Soviet people showed unprecedented miracles of courage during the great patriotic war, and this is a genuine internationalism, humanism and philanthropy. The author concludes that on the basis of sketches of the Dagestan writer Effendi Kapieva students realize that in the face of enemy people rallied in unison. Lakec by nationality, the author writes stories not only about their compatriots-heroes, he wrote about all the Soviet people showed unprecedented miracles of courage during the great patriotic war, and this is a genuine internationalism, humanism and philanthropy.
Key words: Dagestan writer, verbal drawing, author's description, theme of heroism, moral qualities, composition, epithets, metaphors, style of work, form of creativity.
З.Г. Курбанова, канд. филол. наук, доц., старший научный сотрудник сектора родных литератур ДНИИП им. А.А. Тахо-Годи, г. Махачкала, Е-mail: zaira2466 @yandex.ru
ТЕМА ГЕРОИЗМА И ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМА НА УРОКАХ
ДАГЕСТАНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЬЦНА МАТЕРИАЛЕ ОЧЕРКОВ ЭФФЕНДИ КАПИЕВА
«НАШ МАГОМЕД», «ДОЧЬ ВОЙНЫ» ИЗ «ФРОНТОВЫХ ЗАПИСОК»)
Автор статьи рассматривает то, как тема героизма и интернационализма рассматривается в процессе анализа очерков Э. Капиева на уроке литературы народов Дагестана. Анализ сюжета, образной системы, композиции позволяет выявить идею, главную мысль произведений о единстве и силе многонационального народа страны, сплотившегося в героической борьбе с врагом. Автор делает вывод о том, что на основе очерков дагестанского писателя Эффенди Капиева школьники понимают, что перед лицом врага народ сплотился в едином порыве. Лакец по национальности, автор пишет очерки не только о своих земляках - героях, он пишет обо всех советских людях, проявивших чудеса беспримерного мужества во время Великой Отечественной войны, а это и есть подлинный интернационализм, гуманизм и человеколюбие.
Ключевые слова: дагестанский писатель, словесное рисование, авторское описание, тема героизма, нравственные качества, композиция, эпитеты, метафоры, стиль произведения, форма творчества.
Эффенди Капиев - дагестанский писатель, заявивший о себе так: «Я пишу по-русски, но я писатель своего народа». Родившийся в древнем и славном ауле Кумух, Э. Капиев с молоком матери впитал мудрость, трудолюбие и стремление к знаниям своего маленького горного народа. Он вырос в степях Калмыкии и там познакомился с русской литературой, ставшей его первой и самой большой любовью. Школьные годы Э. Капиева прошли в г. Буйнакске, где он приобрел много друзей, среди которых были и братья Гаджиевы - Абакар и Магомед (будущий прославленный подводник). После окончания педучилища, Э. Капиев учительствовал в Аксае, а потом переехал в Махачкалу. Здесь он продолжил свою творческую деятельность, опубликовав в газете «Красный Дагестан» свой первый рассказ «Приговор приведён в исполнение». Прекрасно владея двумя языками - родным лакским и кумыкским, молодой писатель осознавал, что в многоязычном Дагестане делится литературным опытом возможно только на одном языке. И таким языком для него стал «великий и могучий русский язык». «О великий русский язык! - говорил он. - Стою перед тобой на коленях. Усынови и благослови меня, но не как приблудного, а как найденного сына. Радуюсь, торжествую и люблю. Верен ли я твоим заветам? Точен ли я в своих чувствах и порывах без примеси лжи? Родившись немощным и принадлежа к самому маленькому, затерянному в горах племени, я обрел тебя, и я не сирота. О, как могуча, как светла и задушевна твоя стихия! Прости мои ошибки, если они грубы, прости и заблуждения отцов. Без тебя нет, и не было будущего, с тобой мы воистину всесильны!» [1, с. 207] Создавая свои произведения на русском языке, он открывал культуру родного
горного края огромной аудитории читателей необъятной страны. Эффенди Капиев за свою короткую, но плодотворную жизнь успел так много, возрождая национальную культуру, составляя антологии, создавая книгу новелл, поднимая Лакский театр, консолидируя работу литературных сил Дагестана. Молодой литератор перевел на русский язык произведения устного народного творчества, лирику дагестанских поэтов: Абдуллы Магомедова, Гамзата Цадасы, Абуталиба Гафурова и, конечно же, Сулеймана Стальского, который занял особое место и в жизни и творческой деятельности писателя. Книга «Поэт» вышла в 1944 году в полном варианте в Ставрополе. Настоящий художник слова всегда находится в гуще жизни, на перекрестках судьбоносных событий своей страны. Такой трагической и одновременно знаменательной вехой в творческой судьбе писателя стала Великая Отечественная война, отнявшая жизни десятков миллионов советских граждан. Будучи военным корреспондентом, Э. Капиев находился на передовой, раскрывая все страшные и бесчеловечные её стороны, отмечая соседство совершенно противоположных проявлений характеров, психологии, нравственности, но самым важным принципом своего творчества он провозгласил « следование правде». « Не надо выдумывать. Надо быть честным, каждая строка - истина...... « Даже одна строка, честно написанная сегодня, будет со временем ценнее и прекраснее многих книг». Все увиденное он отразил в своей книге « Фронтовые записки». Ряд очерков, среди которых и «Наш Магомед» рисуют нам, потомкам, образы героических и мужественных людей - защитников страны, отдавших свои молодые жизни за нас, за сегодняшний день. Писатель не дожил до Дня Победы из-за болезни желудка, умер
