CC BY
28славянского концепта лютость и отражение этого синкретизма в мифе, фольклоре и литературе // Вестник СамГУ. Сер. Литературоведение. 2003. № 1.
Бабель И.Э. Сочинения: в 2 т. М.: Худ. лит., 1990. Т.2. 574 с.
Полонский П. Евреи и христианство. Несовместимость двух подходов к миру. URL: http://psylib.org .ua/books/polonO l/txt02 ,htm#4 Словарь древнерусского языка (IX-XIV в): в 6 т./ ред. Р.И.Аванесов и др. М., 1982. Т. IV.
Степанов Ю.С. Константы: Словарь
русской культуры. Опыт исследования. М.: Школа «Языки русской культуры», 1997.
Е.В. Бронникова (Челябинск) СТИЛЕВОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ ПАМЯТИ В РОМАНЕ ГАЙТО ГАЗДАНОВА «ВЕЧЕР У КЛЭР» (ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ) О проблеме памяти в творчестве «младоэмигранта» Гайто Газданова писали многие и писали по-разному. Если в современной писателю критике данная проблема поднималась лишь в связи с определением степени влияния на поэтику «Вечера у Клэр» эпопеи М.Пруста «В поисках утраченного времени», то в литературоведении конца XX - начала XXI вв. она получает принципиально иное освещение. Так, А.Зверев соотносит тему памяти о России с парижским топосом газдановских произведений. По мысли ученого, атмосфера Парижа в изображении писателя «оказывается красноречивым свидетельством о той неукорененности, которая явилась наиболее характерным свойством эмигрантского самосознания» (Зверев 2000: 64). Назовем здесь и работу Ю.Нечипоренко, определяющего воспоминание у Г.Газданова как способ самоидентификации его автобиографического по своей сути героя (He4HnopeHKo:www.hrono.ru/public/2001/nechip 01). Интересные замечания о специфике газдановской памяти высказывает также Л.Сыроватко, по мысли которой «эффект воспоминания, опережающего само
вспоминаемое (и тем самым преобразующего случайность - хаос жизни - в цельность) -вообще органическая черта мира Газданова» (Сыроватко 2008: 118).
Признавая безусловную ценность перечисленных работ, мы всё же считаем, что проблема памяти в романе «Вечер у Клэр» нуждается в более тщательном и скрупулезном исследовании. На наш взгляд, эту возможность открывает стилевой ракурс её изучения,
О Е.В. Бронникова, 2010
который предполагает комплексный анализ различных аспектов художественной формы романа (лексического, синтаксического, пространственно-временного, композиционного и т.д.), что позволит выйти на более высокий уровень осмысления уникальной природы газдановского стиля, отражающего особое мировидение и
миропонимание художника. Однако, в силу ограниченного объема данной статьи, мы
сосредоточимся лишь на лексикосемантическом уровне произведения как
наиболее показательном в плане стилевого воплощения газдановской концепции памяти.
Пристально всматриваясь в лексический строй романа «Вечер у Клэр», нельзя не заметить, что память у Газданова имеет ярко выраженную чувственную природу. Не случайно Николай Соседов признается, что «память чувств, а не мысли» была у него «неизмеримо более богатой и сильной» (Газданов 2009: 49). И действительно, описывая воспоминания своего героя, Газданов
неизменно подчеркивает, что тот буквально ощущает прошлое, причем всеми органами чувств. Например, Соседов с необычайной отчетливостью восстанавливает в своей памяти цвета увиденных предметов и даже их оттенки: «<...> помню сине-белую реку, зеленые кущи Тимофеева» (Газданов 2009: 68); «Тот
Кисловодск, который я видел в детстве, остался в моей памяти белым зданием с чувствительными надписями» (Газданов 2009: 85). Наряду с визуальными картинами былого память героя способна воскрешать тактильные и аудиальные образы. И делает она это с не меньшей точностью: «<...> кадетский корпус мне вспоминался как тяжелый, каменный сон» (Газданов 2009: 72). Или: «Я вспоминал, как ночью над нами медленно проносился печальный, протяжный свист пуль» (Газданов 2009: 147).
При этом заметим, что в отличие от героев В.Набокова, ориентированного прежде всего на зрительное постижение и изображение бытия, для газдановского героя, как, впрочем и для самого автора, ведущим каналом восприятия мира становится слух. В этом плане весьма показательным нам представляется тот факт, что ощущения, доставляемые другими органами чувств, преломляются в сознании Николая Соседова как звуковые. Например: «я слышал запах перегоревшего каменного угля» (Газданов 2009: 142). Или: «особенно хорошо я помнил запах воска на паркете и вкус котлет с макаронами, и как только я слышал что-нибудь напоминающее это, я тотчас представлял себе
громадные темные залы...» (Газданов 2009: 72, 73).
Приведенные выше примеры наглядно иллюстрируют «углубляющую» природу
газдановского стиля, высвечивающего одно сквозь призму другого (в данном случае обонятельные и вкусовые ощущения передаются сквозь призму аудиальных).
Другим, неразрывно связанным с первым свойством памяти в романе Газданова нам представляется её эмоциональная
насыщенность. Дело в том, что нередко автор фиксирует крайние точки эмоционального напряжения личности, вызываемого
воспоминанием: «Было в моих воспоминаниях всегда нечто невыразимо сладостное» (Газданов 2009: 51); «<...> воспоминание о том, что мать знала моё кратковременное пристрастие к порнографическим и глупым романам, - было для меня самым унизительным воспоминанием» (Газданов 2009: 66). Отметим, что подобная предельность чувств, воскрешаемых в человеке памятью, необычайно сближает Г.Газданова с А.Платоновым. Однако если последний достигает высочайшего эмоционального напряжения путем столкновения в тексте полярных переживаний, то Газданов выбирает совершенно иной путь, более созвучный его складу личности, отличающейся
непреодолимым стремлением в одном предмете или явлении уловить признаки другого, в другом - третьего и т.д. Он максимально заостряет ощущение, воскрешаемое в памяти героя, путем нагнетания целого ряда сходных эмоциональных состояний. Причем каждое последующее раскрывает новые оттенки этого ощущения, бесконечно расширяя его границы, что приводит к необычайному усилению и углублению его эмоциональной тональности. Так, вспоминая о своем пребывании в кадетском корпусе, герой признается: «<...> память о каменном оцепенении корпуса была мне неприятна, как воспоминание о казарме, или тюрьме, или о долгом пребывании в Богом забытом месте, в какой-нибудь холодной железнодорожной сторожке, где-нибудь между Москвой и Смоленском, затерявшейся в снегах, в безлюдном, морозном пространстве» (Газданов 2009: 73).
Ещё более зримо глубину и неизбывность чувств-воспоминаний передает в тексте романа эпитет «бесконечный», который автор нередко использует для определения этого специфического состояния изображаемого им человека. Например: «Помню бесконечное
грустное чувство, с которым я следил, как все
уходят после пятого урока домой» (Газданов 2009: 75). Или «<...> ночью я просыпался от бесконечного сожаления, причину которого не сразу понимал - и только потом догадывался, что этой причиной было воспоминание о Клэр» (Газданов 2009: 100).
Наряду с ярко выраженной чувственной природой и насыщенной эмоциональной окрашенностью принципиально важной особенностью воспоминаний, воплощаемых в тексте романа, оказывается их необычайная активность, явившаяся, на наш взгляд, непосредственным проявлением
динамического характера газдановского стиля. В этом отношении весьма показательным нам представляется сравнение воспоминаний Николая Соседова с образом дождя: «<...> и сквозь трепещущие занавески открытого окна всё стремилось и не могло дойти до меня далекое воздушное течение, окрашенное в тот же светло-синий цвет и несущее с собой длинную галерею воспоминаний, падавших обычно, как дождь, и столь же неудержимых» (Газданов 2009: 46). Тем более что в
приведенном фрагменте помимо стихийности воспоминаний отчетливо проступает ещё одно немаловажное их свойство - процессуальность, то есть особая временная протяженность, которая представляется Газданову,
воспринимающему одно сквозь призму другого, как протяженность
пространственная. Подтверждением
сказанного является образ «длинной галереи воспоминаний», которая в других фрагментах романа оборачивается «бесконечной последовательностью», «совокупностью», а также «рядом» явлений и эмоциональных состояний героя.
Вообще, говоря о процессуальности воспоминаний, Газданов целенаправленно подчеркивает их изменчивость и неустойчивость, что существенно отличает «Вечер у Клэр», например, от романа В. Набокова «Машенька», написанного в те же кризисные 1920-е гг. и в той же атмосфере эмиграции. Дело в том, что Набоков, «послойно обнажающий» (Е.Белоусова) изображаемое явление, устремлен, в отличие от Газданова, «к последней, неделимой, твердой, сияющей точке» (Набоков 1990: 50). По этой причине воспоминания, которые прорываются сквозь настоящую берлинскую жизнь набоковского героя, более похожую на театр теней, предстают в романе воплощением гармонии и стабильности бытия. В изображении же Газданова «тенями» оказываются как воспоминания, так и сама реальность,
растекающаяся прямо на глазах Николая Соседова: «<...> и всё текло передо мной - и всё было неправдоподобным, всё медленно шло и останавливалось - и вдруг снова принималось двигаться; одна картина набегала на другую - словно ветер подул на пламя свечи и по стене запрыгали дрожащие тени, внезапно вызванные сюда Бог весть кокой силой, Бог весть почему прилетевшие, как черные немые видения моих снов» (Газданов 2009: 106). Обратим внимание на обилие в приведенном фрагменте текста глаголов с семантикой движения, используя которые, Газданов заставляет реальность «струиться», подчиняя её своей авторской воле, выражающей трагическое мироощущение писателя.
Ощущение бесконечной изменчивости воспоминаний, разворачивающихся на страницах «Вечера у Клэр» усугубляет их явная противоречивость. Так, утверждая, что всякий предмет в его глазах «был почти лишен <... > точных физических очертаний», практически тут же Николай замечает: «зрительная память у меня была всегда хорошо развита» (Газданов 2009: 48). А буквально в следующем абзаце мы читаем: «Она [память. - Е.Б.] вообще была самой несовершенной моей способностью, -несмотря на то, что я легко запоминал наизусть целые печатные страницы» (Газданов 2009: 49). В результате складывается впечатление, что память в понимании Газданова абсолютно неподвластна прямой человеческой логике и действует по каким-то своим законам, определяя истинную ценность того или иного момента в жизни человека. Не случайно герой признается, что значительные события нередко оставляли его равнодушным, зато чрезвычайно важны были именно мелочи.
Это позволяет нам определить роль памяти в мире Газданова как «высвечивающую». Подобно «лучу прожектора», выхватывающего в мерцающей глади воды отдельные образы -«и изломанное изображение паруса, и огонек далекого дома, и белую ленту известкового шоссе, и сверкающий рыбий хвост, и дрожащий образ какого-то высокого стеклянного здания» (Газданов 2009: 92),
газдановская память, проникая сквозь видимую «поверхность» колеблющейся реальности, высвечивает в ней нечто неявное, сокрытое, а потому необычайно ценное для художника. Этим газдановское понимание природы и механизмов памяти существенно отличается от набоковского, согласно которому память также открывает главное в человеческом существовании, но это «главное» проявляется
посредством сдвига, преломления, в результате чего реальность настоящего по своим свойствам меняется местами с реальностью былого. У Газданова же этого «сдвига» не происходит: в его мире воспоминания не вытесняют настоящую реальность, а придают ей некое дополнительное «вертикальное» измерение, то есть углубляют её.
Таким образом, рассмотрев лексикосемантический «срез» романа «Вечер у Клэр», мы приходим к выводу, что художественное решение проблемы памяти в произведении Газданова несет на себе неизгладимый отпечаток «сверхдинамичного» авторского стиля, обладающего ярко выраженной углубляющей направленностью. На наш взгляд, именно эта направленность художнического зрения Газданова «от внешнего к внутреннему» определила особую «высвечивающую» роль памяти в его романе, призванной за видимой «поверхностью» существования человека обнаруживать глубинные основы его личностного бытия.
Список литературы
Газданов Г. Вечер у Клэр // Газданов Г. Собр. соч.: В 5 т. М.: Эллис Лак, 2009. Т. 1. С. 37-162.
Зверев А.М. Парижский топос Газданова // Возвращение Гайто Газданова: Науч. конф., поев. 95-летию со дня рождения. М., 2000. С. 58-66.
Набоков В.В. Собр. соч.: В 4 т. Т.4. М., 1990.
Нечипоренко Ю. Литература свидетельства: поэтика Г.Газданова // URL: http://
www.hrono.ru/public/2001/nechipO 1
Сыроватко Л. В. К вопросу о мотивной структуре рассказа Газданова «Бомбей» // Гайто Газданов в контексте русской и западноевропейских литератур. М.: ИМ ЛИ
РАН, 2008. С. 116-122.
A.C. Одышева (Тюмень) ПОЭТИКА ДЕТСКОГО ТЕКСТА С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ОСОБЕННОСТЕЙ РЕЦЕПЦИИ
Детская литература относительно недавно приобрела статус автономности и обособилась от так называемой «взрослой» литературы, укрепив за собой право на особую художественную ценность. Долгое время считалось, что детская литература -разновидность массовой, причем невысокого художественного уровня. Если отличия детской литературы и отмечались, то только в отдельных чертах, например, в тематике, «доступной» для детского понимания, или в особом языке. Лишь немногие критики считали
О A.C. Одышева, 2010
