CC BY
91
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 4 (185).
Филология. Искусствоведение. Вып. 40. С. 34-37.
Е. В. Бронникова
ОБ ИНДИВИДУАЛЬНО-ЛИЧНОСТНЫХ ОСНОВАНИЯХ СТИЛЯ ГАЙТО ГАЗДАНОВА
В настоящей статье на основании анализа литературно-критической и эпистолярной прозы Гайто Газданова выявляются личностные и эстетические доминанты, определившие уникальную природу стиля художника, открывающего сущностное в поверхностном, сложное в простом, вечное в мгновенном.
Ключевые слова: Гайто Газданов, стиль, стилевые доминанты.
Для современного литературоведения, ориентированного на выявление уникального художественного закона, неповторимой «формулы почерка» писателя, которая в то же время является его «формулой мировиде-ния» (В. Эйдинова), фигура Гайто Газданова представляется необычайно притягательной. Ведь раскрыть секрет «безошибочного ритма» его прозы, с первых страниц буквально завораживающей читателя своей «почти физической свежестью» - значит проникнуть к самым основам газдановского мироздания.
Двигаясь в этом направлении, большинство исследователей в качестве стилевой доминанты творчества писателя называют особую подвижность создаваемой им формы. Так, О. Орлова утверждает, что «Газданов -писатель необыкновенно динамичный [здесь и далее курсивом выделено нами. - Е. Б.]. Свойственная ему внутренняя душевная работа порождает бесконечное изменение его художественных идей»1. Аналогичную позицию занимает О. Гайбарян, отмечающая необычайную музыкальность газдановской прозы, передающей «подвижность и текучесть ощущений и эмоций»2. Схожие мысли высказывает и Ю. Нечипоренко, согласно которому, газдановский «способ жизни и письма можно сравнить с действиями бронепоезда, который то выезжает на передовую, то уходит в тыл, совершая челночные движения»3. Однако наиболее аргументировано, на наш взгляд, понимание стилевой доминанты прозы Газда-нова представлено в работе А. Шишкиной4. На материале романов «Полет» и «Ночные дороги» исследовательница убедительно показывает, что динамический характер газда-новского стиля целенаправленно проявляет себя в самых различных аспектах поэтики анализируемых текстов, в том числе в лекси-
индивидуально-личностные основания стиля,
ческом, синтаксическом и пространственновременном.
Истоки необычайной подвижности, изменчивости и в какой-то степени даже неустойчивости художественной формы газдановских произведений ученые, как правило, видят в крайне напряженной культурно-исторической ситуации первой половины ХХ века, оказавшей сильнейшее влияние на мировосприятие молодого писателя (мы имеем в виду атмосферу «экзистенциального беспокойства», охватившего русскую эмиграцию), а также в биографии самого Газданова. Речь идет о постоянных скитаниях, «переездах с места на место», о которых в своем первом и во многом автобиографическом романе «Вечер у Клэр» устами Николая Соседова писатель скажет: «Я не помню такого времени, когда - в какой бы я обстановке ни был и среди каких бы людей ни находился - я не был бы уверен, что в дальнейшем я буду жить не здесь и не так»5.
Но, размышляя о редкостной природе стиля Г. Газданова, наряду с культурноисторическим и биографическим факторами нельзя не учитывать и индивидуальноличностный фактор. Ведь, по мнению целого ряда авторитетных ученых (А. Лосева6, Р. Барта7, Н. Лейдермана8, Л. Закса9), именно он является определяющим при формировании оригинального авторского стиля. Иными словами - ключ к пониманию художественного мира Газданова во многом кроется в самой личности творца, в уникальном складе его характера, основные черты которого мы и попробуем восстановить, опираясь на воспоминания современников.
Практически все, кто знал Г. Газданова при жизни, отмечают его странную двойственность, которую, на первый взгляд, можно принять за неискренность и даже двуличие.
Так, четвероюродная сестра писателя Ольга Абациева-де Нарп замечает, что Гайто «любил шутить, смеяться, “подкалывать” собеседников, но не был веселым человеком»10. Схожее впечатление автор «Вечера у Клэр» произвел и на своего друга Л. Ржевского. Последний признается, что знал как будто «двух Газда-новых: Газданова-скептика, любящего парадоксы, иронического в суждениях и рассказах <...> И Газданова - второго, у которого была и снисходительность к людским слабостям, и очень добрая отзывчивая душа»11. Однако душевная теплота писателя открывалась далеко не всем и, тем более, не сразу. Например, Г. Адамович вспоминает, что поначалу «напористое поведение» молодого литератора не способствовало их дружбе и сближению, и только спустя многие годы, узнав Георгия Ивановича ближе, он понял, «сколько было в Газданове хорошего, верного именно в дружественности, сколько в нем было истинно
человечного, прикрытого склонностью ко
12
всякого рода шалостям»12.
В приведенном выше фрагменте особого внимания, на наш взгляд, заслуживает слово «прикрытого». Оно обнаруживает удивительно точно «схваченную» Г. Адамовичем особенность газдановской личности скрывать за одним своим проявлением другое (зачастую совсем противоположное), за ним - третье и т. д. Думается, эта принципиальная «много-слойность» человеческого «Я», таящего самое сокровенное глубоко внутри, определила особую «углубляющую» природу авторского стиля, устремленного к «высвечиванию» в поверхностном - сущностного, в мгновенном
- вечного... В этом отношении очень верно о специфике художественного зрения Г азданова высказывается А. Мокроусов: «Его глаза будто смотрят на мир через очки с разными стеклами. Одно стекло позволяет резче видеть детали, второе - обнаруживать невидимые паутинки, соединяющие совсем, казалось бы, отдаленные предметы и людей, проникать сквозь само время», благодаря чему писатель погружает нас в мир «с двойным, тройным, а то и просто бесконечным дном»13.
Наряду со скрытностью и самоуглубленностью Газданова современники отмечают и другую, не менее характерную особенность его личности - непреодолимую тягу к изменениям. Вот как об этом пишет, например,
А. Бахрах: «Менять все эти механические «игрушки» [зажигалки, часы-браслеты и т. п.
- Е. Б.] было для него почти потребностью, и такого рода непостоянство по отношению к мелочам отчасти отражает и переливы его настроений в чем-то более глубоком». И словно подтверждая свою мысль, автор признается далее, что не раз бывал свидетелем того, как после долгих раздумий и колебаний Газданов «принимал якобы твердое решение, а затем -гляди! - так случалось, что выполнял он как раз противоположное тому, к чему так мучительно готовился» [5, 435]. А это значит, что удивительный динамизм газдановской прозы, безошибочно узнаваемый и простыми читателями, и искушенными литературоведами, является органическим проявлением необычайно сложной, находящейся в беспрестанном внутреннем движении личности художника.
В этом отношении весьма показательно, что понятия «динамизм» и «углубление», выбранные нами для обозначения самобытной природы стиля Г. Газданова и выполняемого им «основного художественного задания» (В. Жирмунский), оказываются ключевыми в его собственных суждениях о природе искусства. И хотя в своем первом программном эссе «Заметки об Эдгаре По, Гоголе и Мопассане» (1929) писатель ещё не находит точного слова для обозначения истинного в его понимании назначения творчества: «Мне кажется, что искусство становится настоящим тогда, когда ему удается передать ряд эмоциональных колебаний, которые составляют историю человеческой жизни и по богатству которых определяется в каждом отдельном случае большая или меньшая индивидуальность» [1, 716]. В статье «О молодой эмигрантской литературе» (1936) он уже прямо заявляет: «<...> культура и искусство суть понятия динамические» [1, 751].
Не менее значимым признаком подлинного искусства для Газданова является его глубина. Так, в одном из своих выступлений на радио «Свобода», размышляя о том, каким должно быть литературное произведение, способное выдержать испытание временем, художник замечает, что это возможно лишь в том случае, если «события и человеческие чувства, описанные в нем, отличаются такой глубиной проникновения и понимания, которая захватывает читателя, не зависимо от того, к какой эпохе это относится и какой национальности герои» [4, 383]. В этом плане вполне естественно, что отсутствие в произведении желанной глубины, а вместе с тем и богат-
ства «эмоциональных колебаний», вызывают у Газданова резкое отторжение. Не случайно упрощенную советскую литературу, насквозь пронизанную партийностью и пропагандой, он называет лишь «поверхностью» настоящей русской литературы [4, 380].
Не менее важными для понимания уникальной природы стиля Г. Газданова нам представляются его оценки труда других писателей. Ведь помимо всего прочего они проявляют и вектор творческих устремлений самого художника, и конечную цель его эстетических поисков. Например, безусловное предпочтение молодой Газданов отдает Э. По. Все дело в том, что как никто другой он обладает «даром необыкновенного угадывания» того, что скрывается за внешними фактами человеческой реальности, а также умеет передать состояние «последнего, крайнего напряжения, почти исступления» [1, 711]. Невероятной способностью видеть в обыденном неизъяснимый ужас бытия, по мнению писателя, был наделен и не менее обожаемый им Н. Гоголь. Отсюда нетрудно заметить, что мерой художнического таланта для Газданова является «степень психического напряжения и соответствующая ей глубина эмоциональной тональности» [1, 705].
Приведенное выше суждение позволяет сделать ещё один принципиальный для понимания уникальной природы творческого дара самого Газданова вывод - подлинное искусство, безусловно, имеет для него чувственную природу. Прямое подтверждение сказанному мы находим в письме Газданова М. Горькому от 3 марта 1930 года: «<...> я начинаю писать и убеждаюсь, что не могу сказать десятой части того, что хочу <...>. Простите меня за несколько сбивчивое письмо. Но помните ли Вы, как Толстой говорит о разнице между тем, когда человек пишет “из головы” и “из сердца”? Я пишу из сердца - и потому у меня так плохо получается» [5, 41-42]. По-своему показателен и тот факт, что совершенно чуждыми для Газданова оказываются такие «пишущие из головы» авторы, как Д. Мережковский, З. Гиппиус и В. Брюсов. Последнего он вообще причисляет к категории второстепенных писателей, занятых «литературным производством».
Однако не только «сухая» рациональность в искусстве отталкивает Газданова. Явную неприязнь вызывают у него и эмоционально несдержанные, откровенно пафосные худож-
ники. Об этом свидетельствует письмо Г. Газ-данова Г. Адамовичу от 28 сентября 1967 года, где, признавая гениальность Ф. Достоевского, он заявляет: «Но для меня лично он как-то органически неприемлем, с этой постоянной истерикой, с этой фальшью, с этим невыносимым “не тебе кланяюсь, страданию человеческому кланяюсь!”» [5, 157]. Ещё более резко автор письма отзывается о М. Цветаевой и Б. Пастернаке, обвиняя первую в дурном вкусе, а второго в совершенной неспособности «справиться со своим словесным потоком» [5, 159]. Вероятно, необыкновенно чуткий слух Газданова и врожденно присущее ему чувство меры не могут вынести дисгармоничности Достоевского, постоянных ритмических и эмоциональных срывов в лирике Цветаевой и Пастернака. Недаром главным достоинством литературного произведения автор «Вечера у Клэр» считает «безошибочный ритм», интуитивно угадываемый творцом. Сначала он найдет его в ранней прозе
В. Набокова, которого назовет в статье «Литературные признания» (1934) единственным талантливым писателем «молодого поколения». Затем ту же непогрешимость ритма Газданов обнаружит в произведениях целого ряда блистательных русских художников -Н. Гоголя [3, 638], А. Чехова [3, 662], А. Блока и О. Мандельштама [5, 200].
При этом заметим, что в творчестве каждого из названых выше авторов безукоризненность ритма соединяется с не менее ценной для Газданова «остротой духовного зрения», с умением видеть в одном совершенно другое и создавать благодаря этому многомерную художественную реальность. В сдержанной прозе Чехова подобная «слоистость» мира создается многочисленными «подводными течениями», образующими глубочайший подтекст повествования, в лирике Блока - бесконечной вереницей значений образов-символов, разворачивающихся по спирали и уводящих читателя в самую глубь времен, в поэзии Мандельштама бесчисленными напластованиями различных культурных эпох.
Итак, подводя итог всему сказанному выше, ещё раз подчеркнем, что глубина и динамизм, столь высоко ценимые Газдановым в творчестве других авторов, являются доминантными чертами его собственного стиля. Обусловленный уникальным «многослойным» типом личности художника, он, с одной стороны, отражает острейшую потребность
Газданова проникнуть к самым основам бытия, найти в катастрофически изменчивой реальности ХХ века свою «точку опоры», а с другой - обнаруживает принципиальную «бездонность» мироздания и, как следствие, его трагическую непостижимость.
Примечания
1 Орлова, О. М. От «Алексея Шувалова» к «Призраку Александра Вольфа» : по материалам исследований архива Г. Газданова в Хо-тонской библиотеке Гарвардского университета (США) // Возвращение Гайто Газданова : науч. конф., посв. 95-летию со дня рождения. М. : Рус. путь, 2000. С. 92.
2 Гайбарян, О. Е. Феномен живописи в художественно-эстетической системе Г. Газданова // Гайто Газданов и «незамеченное поколение» : писатель на пересечении традиций и культур : сб. науч. тр. М., 2005. С. 162.
3 Нечипоренко, Ю. Д. Таинство Газданова // Возвращение Гайто Газданова... С. 179-180.
4 См.: Шишкина, А. С. Динамический характер прозы Гайто Газданова (на материале романов «Полет» и «Ночные дороги») // Гайто Газданов в контексте русской и западноевропейских литератур. М. : ИМЛИ РАН, 2008. С.169-181.
5 Газданов, Г. Собр. соч. : в 5 т. М. : Эллис Лак, 2009. Т. 1. С. 100. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте в квадратных скобках с указанием тома и страницы.
6 Лосев, А. Ф. Проблемы художественного стиля. Киев, 1994. С. 225, 230-231.
7 Барт, Р. Семиотика : антология / сост. Ю. М. Степанов. Екатеринбург, 2001. С. 331.
8 Лейдерман, Н. Л. Стиль литературного произведения / Н. Л. Лейдерман, О. А. Скрипова. Екатеринбург, 2004. С. 27-31.
9 Закс, Л. Антропологические основания художественного стиля // Текст. Поэтика. Стиль. Екатеринбург, 2004. С. 9-10.
10 Абациева-де Нарп, О. Заметки о Гайто Газ-данове и семье Абациевых // Гайто Газданов и «незамеченное поколение»... С. 186.
11 Ржевский, Л. Памяти Г. И. Газданова // Современное русское зарубежье. М., 2001. С. 408.
12 Адамович, Г. Памяти Газданова // Там же.
С.405.
13 Мокроусов, А. Б. «Куда мы почему-то попадали несколько раз подряд». Борис Поплав-ский и Гайто Газданов в журнале «Числа» // Гайто Газданов в контексте русской и западноевропейских литератур.С. 243.
