CC BY
59
8. Дмитриевская Л.Н. Образ ребенка в прозе З.Н. Гиппиус / Л.Н. Дмитриевская // Мировая словесность для детей и о детях. М., 2002. С. 111 - 113.
9. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: в 30 т. / Ф.М. Достоевский. Л., 1974. Т. 10.
10. Иванов Вяч. Эллинская религия страдающего бога / Вяч. Иванов // Новый путь. 1904. № 5.
11. Иванов Вяч. Родное и вселенское / Вяч. Иванов. М., 1994.
12. Келдыш В.А. Русская литература серебряного века как сложная целостность / В.А. Келдыш // Русская литература рубежа веков (1890-е - начало 1920-х годов). М.: ИМЛИ РАН, 2000. Кн. 1. С. 13 - 68.
13. Клюс Э. Ницше в России. Революция морального сознания / Э. Клюс; пер. с англ. Л.В. Харченко. СПб., 1999.
14. Колобаева Л. А. Русский символизм / Л.А. Колобаева. М.: Изд-во МГУ, 2000.
15. Куприн А. Н. Собрание сочинений: в 9 т. / А. Н. Куприн. М., 1971. Т. 4.
16. Мережковский Д. С. Полное собрание сочинений: в 24 т. / Д.С. Мережковский. М., 1914. Т. 11.
17. Мережковский Д.С. Полное собрание сочинений: в 24 т. / Д.С. Мережковский. М., 1914. Т. 12.
18. Набоков В.В. Собрание сочинений американского периода: в 5 т. / В.В. Набоков. СПб., 1997. Т. 1.
19. Письма З.Н. Гиппиус к П.П. Перцову / Вступ. заметка, подготовка текста и примеч. М.М. Павловой // Рус. лит. 1991. № 3. С. 124 -159.
20. Свасьян К.А. Фридрих Ницше: мученик познания / К.А. Свасьян // Сочинения: в 2 т. / Ф. Ницше. М., 1998. Т. 1. С. 5 - 55.
“Desease of Nizshe” in Z.N. Gippius’s artistic imagination
One of the key problem is regarded like the problem of personality, scarcely imprinted in works by Russian symbolists of Silver Century including works by Z.N. Gippius. In the process of comprehension about this problem, Russian artists referred to philosophical ideas of Nizshe, sometimes they excepted or entered into polemics with Nizshe’s ideas. Z.N. Gippius opposed the Nizshe’s dream of a superman to the sympathy to a person of great value, which is the only way to ensure the future.
Key words: Nizshe, personality, superman, harmony, symbolism, belief, love, sympathy, child.
B.K. ЧЕРНИН, Д.Н. ЖАТКИН (Ульяновск, Пенза)
СТИХОТВОРЕНИЕ АЛЬФРЕДА ТЕННИСОНА «СЭР ГАЛАХАД» В РУССКИХ ПЕРЕВОДАХ
XIX - НАЧАЛА XX В.
Впервые дан сопоставительный анализ переводов стихотворения Альфреда Теннисона «Sir Galahad» («Сэр Талахад»), осуществленных Д.Е. Мином (1870-е гг.) и А.А.Милорадович (1904). Отмечено стремление Мина максимально сохранить атмосферу теннисоновской поэмы, передать не только сюжетную канву, но и все многообразие используемых художественных деталей, вариации чувств. Появление перевода Милорадович, ориентированного на детскую аудиторию, позволяет увидеть не только достоинства интерпретации Мина, обусловленные мастерством переводчика, но и отдельные неточности в осмыслении сюжетных мотивов.
Ключевые слова: А.Теннисон, русско-английские литературные связи, английский романтизм, художественный перевод, компаративистика, традиция.
В стихотворении «Sir Galahad» («Сэр Галахад», 1842) А. Теннисон впервые в своем творчестве обратился к теме поисков Святого Грааля рыцарем Гала-хадом, впоследствии получившей развитие в идиллии «Святой Грааль» («The Holy Grail») цикла «Королевских идиллий» («Idylls of the King», 1842 - 1874). Согласно средневековому преданию, рыцарь-аскет Галахад, незаконнорожденный сын знаменитого рыцаря Ланселота и леди Элейны, дочери короля Пелеса, с детства воспитывавшийся монахами в монастыре, посвятил свою жизнь, наряду с другими Артуровыми рыцарями Круглого стола, поискам Святого Грааля, или Санграля (Sagro Catino), чаши, принесенной в дар Соломону царицей Сав-ской. Позднее эта чаша использовалась для причащения во время Тайной вечерни послужила Иосифу Аримафейско-му для принятия божественных капель крови распятого Христа. Именно Гала-хадукак непорочному идеальному рыцарю, ощущавшему на себе покровительство высших сил, и было суждено обрести Святую Чашу, дававшую прощение всех грехов и вечную жизнь.
© Чернин В.К., Жаткин Д.Н., 2009
Во многом благодаря популярности теннисоновских произведений - стихотворения «Сэр Галахад» и идиллии «Святой Грааль» - имя сэра Галахада стало нарицательным обозначением совершенного джентльмена. Да и магический Грааль продолжил будоражить умы многих людей, примером чему могут служить гипотезы немецкого историка Отто Рана, изложенные в его исследовании «Крестовый поход против Грааля» («Kreuzzug ge-gen den Gral», 1933), книга Майкла Бэйд-жента, Ричарда Ли и Генри Линкольна «Священная кровь и Святой Грааль» («Holy Blood, Holy Grail», 1982), наконец, популярный роман Дэна Брауна «Код да Винчи» («The Da Vinci Code», 2003) и снятый по нему в 2006 г. Роном Ховардом триллер «Код Да Винчи», ставшие своеобразной попыткой разгадать тайну Святой Чаши.
Если Теннисон, описывая рыцаря, привлекает внимание к его доспехам - «хорошему мечу» («good blade») и «крепкому копью» («tough lance»), способным выручить в любую минуту («My good blade carves the casques of men, / My tough lance thrusteth sure» [3: 104]. - Мой хороший меч режет шлемы людей, / Мое крепкое копье колет верно), то в переводе Д.Е. Мина «Рыцарь Галаад» (1870-е гг.), увидевшем свет в №1 «Русского вестника» за 1880 г., копье не упоминается, более того, основной акцент делается на бесстрашии рыцаря, сокрушающего все вокруг: «Мой меч все рушит на пути, / Мне стрел не страшен свист» [2: 400]. В более позднем переводе А.А. Мило-радович «Сер Галаад» (1904) эти строки, хотя и утрачивают определенный эмоциональный настрой, представлены в содержательном плане намного точнее: «Мечом я шлемы рассекаю, / Нет промаха копью» [1: 96]. Однако сравнение Галахада с другими рыцарями в переводе Мина вернее, нежели в интерпретации Милорадович, представляющей героя обладающим «тройной <...> силой», тогда как на самом деле он равен по своей силе десяти соперникам: «My strength is as strength of ten, / Because my heart is pure» [3: 104]. - Моя сила как сила десяти, / Потому что мое сердце чистое. - «Один я стою десяти, / Зане я сердцем чист» [2: 400]. - «Тройной я силой обладаю / За чистоту мою» [1: 96].
И Мин, и Милорадович бережно отнеслись к форме английского оригинала, сохранив авторские семь строф по двенадцать стихов. Однако это сходство было во многом внешним; так, если Теннисон посвятил описанию битв турнира пять стихов, насытив картину, созданную из микросцен, пронзительными звуками (трубным гудом, дрожью тяжелых клинков, лязгом арен и др.), призванными создать ощущение реального присутствия, то русские переводчики существенно сократили данный фрагмент; при этом Мин, введя устойчивое сочетание «в прах» и придав фразам немногословность, отточенность, сделал акцент на жестокости, смертоносности турнирной битвы («Лишь только в трубы потрубят, - / Стучат мечи о сталь броней, / Ломают пики и - летят / В прах всадники с коней» [2: 400]), а Милорадович, ориентируясь на детскую аудиторию, несколько героизировала сцену, сняла психологические противоречия («Арену трубы оглашают, / О латы сталь звенит, / Обломки копий отлетают, / Конь с всадником кружит; / Кружат и падают рядами» [1: 96]).
В английском оригинале отмечается, что рыцари вступают в сражение не только во имя дам, но и во спасение от «позора и рабства» («shame and thrall»); в переводе Милорадович две мысли сведены в одну - сэр Галахад защищает дам от позора («Чтоб защитить их <дам> от позора, / Сражаюсь до конца» [1: 99]); Мин, напротив, подчеркивает равнодушие рыцаря-аскета к женщинам, его устремленность к вышним помыслам, что соответствует легендарному представлению об этом рыцаре: «Но я не к дамам сердцем мчусь: / Я сердце Богу берегу; / Лобзаний страстных я боюсь, / И прочь от них бегу» [2: 401]. Несмотря на отсутствие прямого упоминания, в теннисонов-ском тексте и в переводе, выполненном Милорадович, вполне отчетливо объяснен отказ рыцаря от связи с женщиной во имя Бога: «But all my heart is drawn above, / My knees are bow’d in crypt and shrine: /1 never felt the kiss of love, / Nor maiden’s hand in mine» [3: 104]. -Но все мое сердце тянется выше, / Мои колени преклонены в склепе и храме: / Я никогда не ощущал поцелуя любви /
И девушки руки в моей. - «Но ввысь я сердце устремляю, / Молюсь у рак святых, / Я поцелуя дев не знаю, / Ни ласк невинных их» [1: 99]. Однако при переводе последующих стихов допущены существенные отклонения от английского подлинника, в котором проводилась мысль о том, что Галахад смог сохранить свое чистое сердце благодаря вере и молитве: «So keep I fair thro’ faith and prayer / A virgin heart in work and will». -Так храню я честно через веру и молитву / Непорочное сердце в делах и на воле [3: 106], - у Мина герой хранит свою чистоту для молитв («Средь грозных битв лишь для молитв / Храню я сердце в чистоте» [2: 401]); у Милорадович такое поведение Галахада становится возможным благодаря обету девства («Несу в борьбе, храню в мольбе / Я девства чистого обет» [1: 99]).
При описании храма, предстающего, подобно видению, перед глазами Галахада, Мин насыщает перевод не используемыми Теннисоном церковными терминами (потир, амвон, клир и т.д.), совершенно опуская многие из тех слов и выражений из сферы церковной жизни, которые встречались в английском оригинале, в частности, «silver vessels» («серебряные сосуды»), «bell» («колокол»), «censer» («кадило»), и заменяя при характеристике алтаря его «snowy <...> cloth» («снежный <...> покров») пеленою: «The tapers burning fair. / Fair gleams the snowy altar-cloth, / The silver vessels sparkle clean, / The shrill bell rings, the censer swings, / And solemn chaunts resound be-tween» [3: 106]. - Свечи горят ясно. /Ясно светится снежный алтаря покров, / Серебряные сосуды сверкают чисто, / Пронзительный колокол звонит, кадило качается, / И торжественные песнопения раздаются среди. - «И, в ярком блеске свеч, / Алтарь сверкает пеленой, / Горит как жар на нем потир; / Блестит амвон, гремит трезвон,/И вторит клиру клир» [2: 401]. В переводе Милорадович, несмотря на использование таких лексем, как «фимиам», «псалмы», религиозный колорит в значительной мере утрачивается, исчезает впечатление цельности описания и, более того, появляются «темные места» (например, при отсутствии упоминания алтаря не совсем понятно, о ка-
кой пелене идет речь): «Все свечи зажжены. / Там пелена белее снега, / Сребро сверкает чистотой, / Трезвон гудит, фимиам струит, / Псалмы поются чередой» [1: 99].
При переводе Мином сцены видения трех ангелов со Святым Граалем во время путешествия рыцаря на челне представляется неуместным экспрессивный возглас «о, страх!», поскольку в оригинальном стихе «A gentle sound, an awful light!» - Нежный звук, ужасный свет! -слово «awful» («ужасный, внушающий страх, благоговение или почтение») передает усилившуюся яркость света и благоговейный трепет рыцаря перед ним, но никак не панику и ужас; Милорадович интерпретирует этот стих удачнее: «Вдруг страшный свет! и шорох нежный» [1: 99]. Восклицания «Ah, blessed vision! blood of God!» [3: 106] - О, благословенное видение! кровь Бога! - выражают восхищение Галахада видом Святого Грааля, на что обратил внимание только Мин («О, чудный вид! о, кровь Христа!» [2: 401]), тогда как в интерпретации Милорадович рыцарь-аскет очарован видением в целом: «Виденья рая! Тайна таинств!» [1: 99]. Стих «My spirit beats her mortal bars» [3: 106] - Моя душа пробивает свои смертные преграды, - призванный показать, что душа рыцаря рвется за ангелами на небеса, был, напротив, удачно переведен Милорадович, отметившей стремление дум мятущегося героя к вечности («Из тела вечной рвусь душой» [1:99]), в то время как в переводе Мина, в противоречие с оригиналом, рыцарь уже ощутил себя в раю: «Весь рай очам моим отверзт!» [2: 401].
Упоминание о клинке («brand») и до-спехе («mail») Галахада, от которых отскакивает град, заменено Мином на «шишак», металлический шлем с острием (шишом), вершина которого увенчивалась обычно небольшой шишкой; учитывая, что такой шлем появился сначала у восточных народов, затем в России и только в XVI - XVII вв. в Западной Европе, представляется нелогичным упоминание о нем при описании рыцарей Круглого стола эпохи короля Артура. Милорадович опустила эту деталь, более подробно интерпретировав последующий стих о буйстве непогоды, вклю-
чив в него упоминание о крутящемся флюгере и убрав микроописание свинцовых кровель: «The tempest crackles on the leads» [3: 108]. - Буря трещит на свинцовых листах крыш. - «На кровлях острых вьюга стонет / И флюгера крутит» [1: 100]; Мин в содержательном плане ближе к оригиналу, однако им не сохранены многие нюансы описания, к тому же замена «трещащей бури» на «свистящий ветер» несколько смягчила общую тональность картины: «Со свистом ветер крыши рвал» [2:401]. Если в оригинале и в переводе Милорадович стихи «I leave the plain, I climb the height; / No branchy thicket shelter yields» [3: 108]. -Я покидаю равнину, я взбираюсь на холм, / Нет ветвистой рощи укрытие дать. - «Покинув дол, взбираюсь в гору, / Где даже свода нет ветвей» [1: 100] призваны подчеркнуть стремление Галахада к священному свету, противостоящее мрачному воздействию природной стихии, то в интерпретации Мина рыцарь скорее напуган, нежели устремлен к вышней благодати: «...И я/Услышал, припадя к земле» [2: 402]. В этой связи Мин вынужден ограничиться описанием «порханья крыл бесплотных сил» и того слухового эффекта, что вызывает оно у Галахада («Порханье крыл бесплотных сил / В клубимой вихрем снежной мгле» (Там же)), тогда как в английском подлиннике и у Милорадович рыцарь не только слышит звук крыльев ангелов, но и видит их, возносящихся над безбрежной пустотой: «But blessed forms in whistling storms / Fly o’er waste fens and windy fields» [3: 108]. - Но благословенные образы в свистящих вихрях / Летят над пустыми болотами и обдуваемыми ветром полями. - «Но сонм святых, средь вихрей злых/Парит над пустотой полей» [1: 100].
Описывая мечты рыцаря Галахада, Теннисон использует анафору, призванную акцентировать внимание на стремлении рыцаря-аскета к чистоте отношений идеального мира, символом которой становится лилия, ассоциирующаяся у многих европейских народов с невинностью, непорочностью девы Марии: «I muse on joy that will not cease, / Pure spaces clothed in living beams, / Pure lilies of eternal peace,/Whose odours haunt my dreams» [3: 108]. - Я мечтаю о радости, кото-
рая не закончится, / Чистых пространствах в живых лучах, / Чистых лилиях вечного мира, / Чьи ароматы преследуют мои сны. Переводчики, вслед за Теннисон ом, подчеркивают всю иллюзорность устремлений Галахада, соотнося их со светлым (или сладким) сном, однако если у Мина рыцарь ощущает во сне освежающий аромат лилий («Лишь вечных алчу я наград, - / Тех лилий в светлой стороне,/Тех чистых их же аромат / Вкушаю в сладком сне» [2: 402]), то у Милорадович - только созерцает эти цветы («О счастье вечном я мечтаю, / Сверкающих полях, / Невянущих лилеях мира, / Что вижу в светлых снах» [1: 100]).
Теннисоновское выражение «air of heaven» («воздух небес») Милорадович трактует как «эфир» - тонкое вещество вселенной, почти недоступное чувствам, а Мин переводит как «райские неги». В английском тексте и в переводе Мина подробно перечисляется все то, что оказывается превращенным в эфир при прикосновении ангела, причем теннисоновское «mortal armour» («смертное оружие») детализируется русским переводчиком, называющим шлем, панцирь, груз вериг, щит, меч: «And, stricken by an angel’s hand / This mortal armour that I wear, / This weight and size, this heart and eyes, / And touch’d, are turn’d to finest air» [3: 108]. - И, осененные ангела рукой, / Это смертное оружие, что я ношу, / Этот вес и размер, это сердце и глаза, / И сравниваются, и превращаются в прекраснейший воздух. -«Так волей ангелов, мой шлем, / Мой панцирь, груз вериг под ним, / Мой щит, мой меч, мой дух и речь - / Все стало чем-то неземным» [2: 402]. Напротив, Милорадович упрощает и при этом достаточно вольно трактует оригинал, отмечая способность ангела превратить в эфир «прах земной»: «Чтоб ангел до меня коснулся, / И тело чудом изменил, / Мой прах земной своей рукой / В состав воздушный превратил» [1: 100].
Характеризуя распространившееся вокруг «органное благозвучие» («organ-har-mony»), Теннисон показывал его в движении, то нарастающим, то убывающим («A rolling organ-harmony / Swells up,
and shakes and falls» [В: 1G8]. - Летящее органное благозвучие I Нарастает, и разносится, и ослабевает), тогда как русские переводчики представляли статичную картинку, приобретавшую яркость и выразительность благодаря тропам — сравнению органной музыки с морской волной у Милорадович («Игра органа зазвучала, I Как моря бурный вал» [1: 100]), изо бразите льно -выразительным эпитетам, характеризующим звуки органа, у Мина («И с рокотом орган I Мне льет торжествен и могуч, I Aккоpды...» [2: 402]). Обращенные к Галахаду слова ангелов «O just and faithful knight of God! I Ride on! the prize is near!» [В: 108]. - «О справедливый и преданный рыцарь Бога! I Скачи! награда близко!» - подразумевают, очевидно, сам Святой Грааль, воспринимаемый в качестве награды («prize») за добросердечие и искреннее служение Богу; в русских переводах вместо награды упоминаются либо «венец», что соответствует литературной традиции, однако вряд ли соотносимо со Святой Чашей, либо абстрактная «цель», к достижению которой стремится рыцарь: «О, рыцарь божий! друг небес! I Иди, венец готов!» [2:402]. - «...рыцарь Бога, I Гряди, уж цель близка» [1: 100]. Из множества перечисленных Теннисоном объектов, мимо которых проезжает рыцарь Галахад - «hostel» («двор дома»), «hall» («зал замка»), «grange» («усадьба, ферма»), «bridge» («мост»), «ford» («брод»), «park» («парк»), «pale» («частокол, забор»), - русские переводчики сохранили в своих интерпретациях упоминания лишь некоторых: Мин называл «замки», «хижины», «села», «рвы», «леса», Милорадович - «замки», «села», «мост», «парк»; впрочем, этого было вполне достаточно для описания многотрудного и продолжительного пути Галахада. Однако при интерпретации стиха «All-arm’d I ride, whate’er betide» [В: 1G8] - Bо всеоружии я скачу, в любое время года. - Мин заменяет «whate’er betide» («любое время года») на «святой огонь», показывая тем самым внутренний настрой Галахада на поиск Святого Грааля («С мечом, с копьем, с святыш огнем» [2: 402]); Милорадович, напротив, отказывается от детализации, обобщает представление о препятствиях, оказывающихся на пути
героя («Под сталью лат, сквозь ряд преград» [1: 100]).
Проанализировав перевод произведения Теннисона, осуществленный Мином, следует признать, что деятельность переводчика была в данном случае практически полностью подчинена необходимости максимально скрупулезного и точного воссоздания на русском языке особенностей английского поэтического оригинала. Поскольку Мин не был поэтом, на его перевод не накладывался отпечаток собственной поэтической манеры, а потому по нему можно с достаточной долей объективности судить о художественных достоинствах и поэтической мощи теннисоновского подлинника. Появление второго перевода стихотворения «Сэр Галахад», выполненного Милорадович с ориентацией на детскую аудиторию, позволило наглядно представить как многочисленные достоинства интерпретации Мина, обусловленные мастерством переводчика, так и отдельные недостатки, прежде всего неточности в трактовке некоторых сюжетных мотивов.
Литература
1. Милорадович А. А. Сказки, переводы и стихотворения / А.А.Милорадович. М.: Тип. А.Ф.Пантелеева, 1904. 188 с.
2. Мин Д.Е. Из Теннисона (I. Рыцарь Галаад. II. Свобода) / Д.Е. Мин // Рус. вестн. 1880. № 1. С. 400 - 403.
3. Tennyson A. The Lady of Shalott and Other Poems / A.Tennyson (Теннисон А. Волшебница Шалотт и другие стихотворения). М.: Радуга, 2007. 532 с.
The poem “Sir Galahad” by Alfred Tennyson in the Russian interpretations of XIX- XX centuries
For the first time D.E.Minin (1870-es) and A. A. Miloradovich (1904) gave a comparable analysis of their versions of the poem “Sir Galahad” by A. Tennyson. It’s marked that Minin had an aspiration for keeping the atmosphere of Tennyson’s poem and he introduced not only the outline design of the plot but also the diversity of artistic details, the variety offeelings. Oriented on child’s audience, Miloradovich’s translation gives a chance to see not only the advantages of Minin’s interpretation, but also separate inaccuracies in the process of comprehension ofplot motives.
Key words: Alfred Tennyson, Russian-English literary ties, English Romanticism, artistic translation, tradition.
