CC BY
27
УДК 323(7Чил) ББК 66.3(7Чил)
СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ МЫШЛЕНИЯ ДВУХ ЭПОХ: ЖИЗНЕОПИСАНИЯ И ТРАНСФОРМАЦИЯ ВЗГЛЯДОВ ЛЕВЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ ЧИЛИ В ПОСТПИНОЧЕТОВСКИЙ ПЕРИОД
Перевод с испанского к.ф.н. Татьяны Николаевны Филипповой
Майкл Дж. Лаззара,
доктор, ассоциированный профессор в области латиноамериканской литературы и культурологии, Калифорнийский университет в Дэвисе (США)
Аннотация. К сороковой годовщине переворота 11 сентября 1973 года, совершенного А. Пиночетом, в появившихся автобиографических книгах, интервью или фильмах обществу были представлены взгляды чилийских политиков и бывших воинственно настроенных активистов левого движения. В данной статье предпринят анализ автобиографий чилийских политических деятелей, которые отказались от своих леворадикальных взглядов 60-х -70-х годов XXвека и идеологически перешли в лагерь сторонников «обновленного» (то есть, неолиберального) варианта социализма. Автор этой статьи стремится выяснить: «Каким образом они описывают историю своей жизни и оправдывают свои субъективные метаморфозы?» Выводы в статье делаются с учетом дискурса Марко Энрикеса-Оминами, дважды выдвигавшего свою кандидатуру на выборах президента Чили, и чья жизнь демонстрирует напряженность мышления между двумя эпохами.
Ключевые слова: память, автобиография, история, Чили, Пиночет, неолиберализм, обновление взглядов социалистов, субъективность, переход к демократии.
COMPARATIVE ANALYSIS OF THE THINKING OF THE TWO ERAS: THE LIFE STORY AND THE TRANSFORMATION OF THE VIEWS OF LEFT ACTIVISTS IN CHILE AFTER
PINOCHET PERIOD
Michael J. Lazzara,
Dr., Associate Professor of Latin American Literature
and Cultural Studies,
University of California, Davis (USA)
Abstract. As the fortieth anniversary of Pinochet's September 11, 1973 coup approaches, Chilean politicians and former leftist militants have been publishing their life stories in the format of books, interviews, or films. This article examines the discourse of Chilean autobiographers who have abandoned their radical leftist positions of the 1960s and 1970s and have shifted ideologically toward a "renovated" (that is, neoliberalized) socialism. How do they tell their life stories and justify their subjective metamorphoses? The article concludes by looking at the discourse of Marco Enriquez-Ominami, a two time presidential candidate whose life also dramatizes the tension of thinking between eras.
Key words: memory, autobiography, history, Chile, Pinochet, neoliberalism, renovated socialists, subjectivity, transition to democracy
1. Вступление
Толчком к написанию этой работы послужило название книги аргентинского эссеиста Николаса Касульо «Мышление двух эпох: память, сюжеты и интеллектуальная
а
112
критика» [1] (2004). В ней, как и в других своих трудах, автор обращается к проблеме того, как понять и возможно ли вообще понять эпоху революций и вооруженной борьбы в Латинской Америке 70-х годов с позиции настоящего вре-
мени, для которого характерны международная интеграция и неолиберальные настроения. Касульо, как и Беатрис Сар-ло и другие представители интеллигенции, обращающиеся к этой теме в последнее время, обеспокоен тем, чтобы правильно отразить «дух» той эпохи, ее истинное политическое и социальное лицо. Тем более что в наши дни периодические издания и средства массовой информации только ссылаются на это прошлое и, если не игнорируют его полностью, то представляют в карикатурном виде. Они не могут понять его действительного значения. В очерке «История и память», написанном в 2007 году, Касульо объясняет: «На самом деле в качестве политической истории «семидесятых» нам навязывают пересказ событий личной жизни, нечто вызывающее, нелепое, обвиняющее, экстремальное, а также урезанные свидетельства, ошибки, смешные моменты, незнание случившегося, зловещие эпизоды, забвение и общие места» [2]. К этому надо добавить ряд других ключевых факторов, которые, без сомнения, определенным образом окрашивают рассказы представителей настоящего времени о революциях и участниках левого движения того периода. Это и поражение, и перенесенные потрясения, и пережитые изгнания, и вообще судьбы участников левого движения. Все эти факторы должны учитываться авторами, которые в наши дни в своих рассуждениях отрицают историческое значение той эпохи.
Теоретические размышления некоторых авторов (Нелли Ричард, Леонор Арфуч, Фернандо Бланко и другие) явно указывают на то, что в нашу эпоху мемуаров растет число повествований от первого лица о «недавнем прошлом», написанных в различных стилях. Этот своего рода «рынок исповедей» представлен биографиями, автобиографиями, свидетельствами и документальными фильмами о судьбах общественных деятелях. Их личная жизнь становится достоянием презирающей их публики [3]. Однако, как отмечает Арфуч, нам обычно показывают не реальную, а «образцовую жизнь» этих людей. Они выходят на сцену, демонстрируя нам маску, свое вымышленное «я». Переместившись в другую эпоху, они пытаются прийти к согласию с самими собой и отразить это в своем повествовании, порой ворча на то, что это у них не получается [4]. Зачастую речь идет о дрейфующих во времени личностях, которые были вынуждены определяться и представлять себя в новой эпохе, не приемлющей их старых убеждений и представлений о собственном «я». Это заставляет их цепляться за фантазии или метаморфозы. Блан-ко весьма убедительно утверждает, что в некоторой степени «модель тоже произвела своих собственных персонажей, которые не могут найти место в обществе, где господствуют единые правила международной интеграции и гибкости рынков» [5]. Когда эпоха уходит, она уносит с собой какие-то моменты биографий [6] и возникает необходимость придумывать новое «я», подстраивать его под новые времена. Затем, как мы увидим в ряде произведений, это «я» приспосабливается к правилам поведения неолиберальной эпохи. Тогда старый революционер превраща-
ется в слепок или копию с прошлого, отвергается, критикуется, либо становится отступником, выказывая свое смирение или раскаяние.
Я бы хотел остановиться на некоторых представителях чилийской политической и интеллектуальной элиты, оказывающих влияние на восприятие связи между сегодняшним и вчерашним днем, которые в своих автобиографиях весьма субъективно преподносят себя как личность. В них демонстрируется кризисное состояние левого движения переходного периода и пересмотр убеждений в сторону неолиберализма основных действующих лиц автобиографий. Мне кажется, что избранные тексты дают общее представление об изменениях, происходящих в личности, вплоть до ее разделения во времени, что порой граничит с фантазией. Во всех этих текстах личность оправдывает себя, и это показывает, насколько трудно соотносить образ мыслей двух эпох.
Мне представляется важным подчеркнуть, что в мои намерения не входит нападать или критиковать людей, которые являются «персонажами» данного исследования. Я просто хочу внимательно рассмотреть, как они преподносят самих себя в этих текстах. В сущности, меня интересуют только тексты их мемуаров. Я решил провести свое исследование на примере трех персонажей, чья жизнь и общественная деятельность вызвали противоположные реакции в обществе: Макса Марамбио, бывшего члена МИР (MIR - Левое Революционное Движение), впоследствии ставшего предпринимателем, написавшего книгу «Вчерашнее оружие» [7] (2008); Эухенио Тирони, бывшего члена МАПУ (MAPU - Движение Единого Народного Действия), социолога, который сейчас занимается лоббизмом, автора книги «Чили и путь к счастью» [8] (2006); и молодого политика Марко Энрикес-Оминами, снявшего документальный фильм «Герои устали» [9] (2002) и создателя книги «Политические животные: сыновние диалоги» [10] (2004), написанной в соавторстве с отчимом, сенатором Карлосом Оминами.
2. Макс Марамбио: прошлое как цитата
Уже из заглавия книги «Вчерашнее оружие» (2008), опубликованной издательством правоцентристской газеты «La Tercera», видно, что эпоха вооруженной борьбы для Марамбио осталась в прошлом. Отнесенность к прошедшему времени (образу «вчера») придает эпохе 70-х годов статус цитаты и нечто совершенно анекдотичное. Повествующее лицо - бывший участник движения МИР Макс Марамбио, прошедший подготовку на Кубе, чтобы вести в Чили вооруженную борьбу. Сын депутата-социалиста и дипломата Джоэля Марамбио, он предстает как личность, разделенная надвое. Его предпринимательская жизнь, о которой нет упоминаний в книге, совершенно оторвана от его молодости, полной приключений и отважного идеализма. Марамбио вновь и вновь рассказывает о своем былом глубоком восхищении Че, Фиделем и партизанской борьбой. Порой кажется, что он пытается оставить себе место в пантеоне героев левого движения: «Во времена моего
юношеского идеализма Че был непобедим и возможность быть рядом с ним поддерживала мои революционные мечты» [11].
Большую роль в становлении Марамбио как писателя сыграл известный чилийский писатель Херман Марин. Марамбио начинает автобиографию, буквально воспроизводя парадигму мифического героя, в деталях показанную Джозефом Кэмпбеллом в книге «Тысячеликий герой» (1949). Марамбио уезжает из Чили с отцом в 17 лет, упорно старается стать партизаном, проходит подготовку в горах и даже считается одним из сыновей Фиделя. Из его повествования начало 70-х годов предстает как время грез, приключений и утопии. По прибытии на Кубу из самолета вышел молодой человек, еще не сформировавшийся как личность, энергичный и горячий, с глазами создателей первых хроник Америки. Молодому Марамбио казалось, что кубинская атмосфера источала экзотическое дыхание «чудесной реальности»: «Когда открылась дверь самолета, я почувствовал, что меня обволакивает струя плотного воздуха, как будто извергнутая диким животным, и я покорился небывалой жаре и насыщенности цветов» [12]. Достаточно быстро он открыл в себе зарождающееся призвание к партизанской борьбе: «На Кубе я нашел свою модель общества»; «еще существовал социалистический лагерь и никому не приходило в голову объявлять конец истории»; «я решил делать то же, что делал мой отец, но с оружием в руках» [13]. Далее мы видим, как Марамбио, поглощенный важностью момента, участвует в партизанских учениях с большим усердием. Он опасается, что если не будет спешить, никогда не придет его час взобраться на «свою гору», то есть пережить момент своей славы [14]. Марамбио увлекает читателя быстрой сменой событий. Как и у мифического героя Кэмпбелла, все пережитое в корне меняет его как личность. Следя за жизнью Марамбио на страницах книги, мы видим, как он оставляет позади «свою гражданскую одежду», чтобы надеть «форму защитного цвета» [15]. Уже в конце первой трети книги становится очевидным, что личность героя претерпела значительные изменения: «Это был уже другой человек» [16].
Однако всему приходит конец. Если до этого момента в книге рассказывалось о «последовательном» чилийце, который отказывается от своих буржуазных корней, чтобы стать радикальным партизаном, то в оставшейся части книги «Вчерашнее оружие» повествуется только о том, что автор отдаляется от своего боевого прошлого, занявшись историческим ревизионизмом и признав свое «поражение». Так эпический герой, сам того не желая, постепенно превращается в антигероя потерянной эпохи. Вернувшись в Чили в 1968 году, Марамбио входит в руководящие круги МИР, становится близким другом Мигеля Энрикеса и даже участвует (испытывая угрызения совести по этому поводу во время написания книги) в «экспроприации» (то есть ограблении) банков. Ему даже удается вступить в «Группу личных друзей» Сальвадора Альенде (GAP), что позволяет установить близкие отношения с еще одной выдающейся исторической личностью.
В середине книги, в главе под названием «Противоречия МИР», он начинает рассказ о своем отдалении от Энрикеса и руководства МИР и приступает к описанию развязки своего автобиографического пути. Марамбио в высшей степени критично отнесся к тому, что со временем МИР стал все более и более походить на политические партии, которые он критиковал. Он отдаляется не только от группы, приверженцем которой недавно был, но и от Альенде. При этом следует добавить, что, будучи человеком предусмотрительным, Марамбио не отказывается от того, что риторически принадлежит к «левым»: «Таким образом, я стал чужд какой-либо партийной принадлежности» [17]. Со смертью Альенде в душе Марамбио крепнет чувство собственного поражения: «Теперь меня воодушевляло только желание бороться с беззаконием, которое происходило у меня на глазах, и по возможности достойно закончить этот путь, что является единственной привилегией, которую жизнь оставляет побежденным» [18]. Последние главы книги рассказывают о десяти месяцах, которые Марамбио тайно провел в посольстве Кубы в ожидании билета в Швецию, в изгнание. По иронии судьбы из посольства его вывозят на «одном из немногих Мерседесов Бенц, которые курсировали тогда» по Чили [19]. В самом конце своего повествования, меньше чем на трех страницах, автор вкратце рассказывает о пребывании в Швеции и возвращении на Кубу, где он вступает в Особые Войска. И ни слова о его жизни после 1974 года.
В конце книги «Вчерашнее оружие» показано стремление главного героя стать обычным человеком. Хотя он и не считает себя неолибералом, но постепенно переходит на сторону этого движения. Когда ему представляется такая возможность, искатель приключений уже не хочет возвращаться в Чили или участвовать в так называемой «Операции Возвращение». Он считает «свой чилийский цикл за-вершенным»[20]. В изгнании Марамбио также отдаляется от своих товарищей, не желая участвовать в их политических дискуссиях. Он предпочитает в качестве альтернативы «обычную» жизнь: «Я постарался отдалиться от мира изгнанников, ставшего мне чуждым, и твердо решил для себя вести как можно более обычный образ жизни в обществе Анны» [21]. Все чаще он обращается к обыденной жизни, и мы видим, что чем дальше Марамбио удаляется от политики, тем меньше он пишет о ней. Ряд не связанных между собой деталей напоминают о его позиции побежденного. Будучи еще в посольстве, например, он «сходит с ума» от телесериала «Просто Мария» и пишет письма находящейся в изгнании Пайите (соратнице Альенде - Мирии Контре-рас Бель) для того, чтобы рассказать ей, чем заканчивается фильм. В Швеции Марамбио увлекается кулинарией, учится готовить местные блюда. Привлекают внимание не все эти действия сами по себе, а тот факт, что Марамбио на последних страницах автобиографии предпочитает рассказывать все эти банальности вместо того, чтобы посвятить их более серьезным аналитическим вопросам. От молодого партизана, который представал перед нами в первых гла-
вах книги, не остается и следа. Сохранились только «этические обязательства, которые сопровождают (его - М.Л.) всю оставшуюся жизнь» [22]. Однако он не уточняет, в чем состоят эти этические обязательства и как они связаны с временами вчерашнего оружия.
Многое не вошло в книгу Марамбио. В ней нет упоминаний о роли, которую сыграли разные социальные группы чилийского общества в поддержке МИР. Не говорится и о реальных причинах, заставивших Марамбио отдалиться от своих соратников, которые в определенный момент предпочли кубинской стратегии вооруженной борьбы поддержку широких масс. Анахроничным представляется и постоянно хвалебное отношение к Альенде. Автор никогда не упоминает о серьезных разногласиях между президентом и МИР [23]. Не останавливается он ни на анализе трудностей, с которыми столкнулось Народное единство, ни на сложных отношениях между Кубой и Чили того времени. Похоже, все это не входило в планы Марамбио, который довольствовался тем, что предоставил нам идеалистический (и даже с оттенком мании величия) взгляд на прошлую эпоху. Ему проще согласиться с «концом истории», чем заниматься анализом проблем мышления представителя двух эпох. В противном случае пришлось бы разбираться, каким же образом его партизанское прошлое согласовывается с последующей его жизнью инвестора и бизнесмена, многомиллионными состояниями, разрывом с семьей Кастро и скандалами, которые связаны с этим, а также с тем, что на Кубе в 2011 году его осудили за «взяточничество, мошенничество и фальсификацию банковских документов». Поэтому непонятно, какой он, настоящий Марамбио. Для того чтобы избежать насилия над созданной в автобиографии своей личностью, он прибегает к фантазии, к такому прочтению прошлого, в котором нет места настоящему. Парадоксально, но он никогда не избегает несколько идеализированных воспоминаний, которые допускает настоящее.
Не менее важной деталью является то, что в последней фразе книги Марамбио вновь обращается к своему псевдониму, к причине того, что в ходе повествования он предстает в качестве разных личностей: «Также (по возвращении на Кубу - М.Л.) у меня изменилось имя и уже никогда больше меня не звали Ариель Фонтана (его псевдоним в МИР - М.Л.)» [24]. Видимо, Марамбио хотел любой ценой избежать примирения своих будущих личностей с псевдонимами из прошлого. Это логично. Ведь иначе позиция автора была бы слишком противоречивой, нетерпимой и разрушала бы субъективно-текстуальную гармонию, которой так страстно желает память автора.
3. Эухенио Тирони: раскаявшийся боец
В одной из глав книги «Латиноамериканизм после 9/11» (2011) Джон Беверли предлагает ключ к пониманию повествовательной ткани большого числа биографических рассказов, авторы которых вспоминают эпоху борьбы и вооруженных сражений. Беверли считает, что «парадигма разочарования» пронизывает сегодняшние рассказы некоторых бывших борцов, чьи повествования
читаются как поучительные романы, в которых «романтичное отрочество» (благородное и отважное, но также допускающее ошибки и безответственность) уступает место «биографической зрелости», приходящейся на период становления личности (в профессии, в семье) в рамках новой неолиберальной идеологии [25]. Как следствие, акценты часто смещаются в сторону отрицательных аспектов революционного движения (что было сделано неправильно, какие ошибки совершены), или происходит полное отречение от борьбы. При этом не соблюдается критическое равновесие между положительными и отрицательными сторонами борьбы и не признаются ни ее возможные достоинства, ни историческая преемственность, наверняка существующая между «тогдашними» революционными сражениями и «сегодняшней» социальной борьбой. Другими словами, временное фазовое смещение приводит, с одной стороны, к биографическому расколу личности и, с другой стороны, к временному расколу истории. Отныне «раньше» и «сейчас» взаимоисключают друг друга, а люди, которые помнят о событиях тех дней, испытывают чувство вины, заставляющее их раскаиваться в поступках своей пылкой молодости. В результате мы не видим ни настоящих исторических чувств, ни настоящих жизненных переживаний.
Выведенная Беверли парадигма разочарования очень хорошо подходит для понимания жизненного пути социолога, лоббиста, предпринимателя и бывшего члена МАПУ Эухенио Тирони. Об этом красноречиво свидетельствует его книга «Хроника путешествия: Чили и дорога к счастью» [26] (2006) так же, как и его интервью газете «ЬаТегсега» 11 августа 2012 года, озаглавленное «Я капиталист-реформатор» [27]. Тирони прекрасно понимает и показывает, что «Хроника путешествия» не просто пересказ исторического, политического и социального пути Чили, начиная с 70-х годов. Это еще и задушевный и очень личный рассказ человека, прошедшего этот путь. Он говорит: «Этот очерк, таким образом, представляет собой размышление о чилийской идентичности; но в неё вплетено, без сомнения, размышление о моей личной идентичности» [28]. Однако его очерк не создает впечатления типично автобиографического в том смысле, что он не сконцентрирован исключительно на первом лице. На протяжении большой части книги «я» рассказчика прячется за дискурсом в третьем лице, что более характерно для традиционной социологии. Всплывает оно только в решающие моменты, когда это «я» прибегает к вымыслу, чтобы представить себя как цельную, гармоничную автобиографическую личность.
Известно, что Тирони был членом МАПУ - группы христианско-демократической молодежи, которая в начале 70-х годов занимала радикальные позиции. Порвав связи с партией, из которой они вышли, члены этой группы организовали движение, вдохновленное марксизмом и напрочь отвергавшее всякую возможность союза с буржуазными партиями [29]. Еще один бывший член МАПУ Эдуардо Акеведо вспоминает о Тирони как о «не-
ортодоксальном марксисте, но, в конечном итоге, марксисте, как и все мы» [30]. Такую характеристику подтверждает тот факт, что Тирони был не просто членом МАПУ а входил в состав МАПУ-Гарретон - наиболее радикальной фракции движения. Более того, в статье, опубликованной в 2002 году в издании «Е1 Реп^БЙа», утверждается, что именно Тирони в 1973 году выдвинул знаменитый девиз «идти вперед, не уступая». Этот девиз подхватили лица, не разделявшие «реформистских» методов Альенде. Хотя на протяжении 80-х годов в своих выступлениях Тирони продолжал критиковать чикагских мальчиков и неолиберальную модель, именно в это время, находясь в изгнании в Париже, он начинает порывать связи со своим марксистским прошлым. Эктор Эрмосилья пишет: «...во время своих путешествий по Европе Тирони начинает склоняться к политике альянсов, ставившей на первое место не повстанческую борьбу, а диалог и политический консенсус» [31]. В начале 80-х годов внутри МАПУ начинается кризис, связанный с выбором дальнейшего пути. Тирони возглавляет фракцию, которая планирует роспуск движения и сближение с Социалистической Конвергенцией*, что в дальнейшем должно привести во дворец Ла Монеда Рикардо Лагоса**.
Революционное марксистское прошлое Тирони почти полностью замалчивается в «Хронике путешествия». Упоминания в книге о начале 70-х годов относятся к личности Альенде, представленного Тирони человеком неуверенным, захваченным на распутье. Его героическая смерть, по мнению Тирони, парадоксальным образом могла способствовать укреплению пино-четовской неолиберальной идеологии. Вместо того, чтобы критически и взвешенно пересмотреть период правления Народного единства, разочаровавшийся и раскаявшийся автор останавливается только на бесспорном провале и необратимом поражении Альенде: «...Давайте не будем стыдиться; мы, уже достаточно стары, чтобы быть современниками (Альенде - М.Л.), мы очень хорошо осознавали, что его проект был обречен на провал; мы надеялись на другое: возможно, мы тайно желали его смерти» [32].
Итак, у Тирони нет обратного пути. Одна эпоха сменяет другую. Формируется «другое общество»[33]. В своей книге Тирони неоднократно предрекает смерть
* Социалистическая Конвергенция - название, которое приняли чилийские левые силы для обеспечения процесса обновления и модернизации идеологии. После глубоких разногласий внутри левого движения Чили в Италии в 1979 и 1980 годах состоялись встречи чилийских эмигрантов, которые были направлены на воссоединение партий внутри социалистического блока.
** Рикардо Логас - 33 президент Чили (2000-2006), избранный от левоцентристской коалиции. В середине 1980-х годов Лагос был бесспорным лидером демократической оппозиции.
великих идеологий, а также политики как таковой. И действительно: он указывает, что основной целью проекта диктатуры Пиночета было «покончить с политикой как таковой», давая возможность рынку служить основным источником счастья и вознаграждения индивидуумов [34]. Он выдвигает тезис, что «холодная война» (идеологическая) его поколения превратилась в новую «холодную войну» между европейской и североамериканской версиями неолиберализма. Тирони считает, что, выбрав североамериканскую версию, Чили многое потеряла, в частности - чувство национальной идентичности. Это послужило основой для осторожной критики неолиберальной модели. В Париже, где в 2006 году он пишет книгу, Тирони приходит к выводу, что европейский капитализм более «гуманен», чем североамериканский. Поэтому он считает, что для Чили лучше вернуться в свое историческое русло, основанное на принципах европейской социал-демократии, в котором страна находилась до 73-го года. В сущности его книга становится апологией деятельности «Коалиции партий за демократию» (Concertacion de Partidos por la Democracia)* именно потому, что этому движению удается смягчить отрицательные последствия чистого североамериканского неолиберализма (оно привнесло больше социал-демократии), повернув его к «восточному берегу», т. е. скорее к «демократическим», чем «республиканским» основам (согласно североамериканским определениям). Коалиция пошла верным путем, построив «массовую демократию» с широким доступом к образованию и здравоохранению наименее имущих слоев населения [35]. Тирони признает, что проблема социального неравенства является «большим стыдом для Чили». Однако вместо того, чтобы поставить под сомнение целесообразность реализации неолиберальной модели, он находит решение проблемы в необходимости европеизации своей Родины [36].
Несмотря на то, что аргументы Тирони можно признать в высшей степени спорными, а его метафоры ограниченными, они не представляют для меня существенного интереса. Меня в данном случае интересует его личность и ее воплощение в тексте. В этом смысле ключ к пониманию я нахожу в разделе книги, озаглавленном «Без рассказа» [37]. Здесь Тирони, цитируя Ричарда Рор-ти, напоминает, что «не существует ни мифологического, ни идеологического способа рассказать историю страны», что наводит на мысль о том, что тоже самое можно было бы сказать и о человеке. Проблема «революции преобразования» Чили и Коалиции партий за демокра-
* Коалиция партий за демократию (Concertacion de Partidos por la Democracia) - левоцентристская коалиция, ставившая своей целью отстранение А. Пиночета от власти в ходе национального плебисцита в октябре 1988 года. В 1990-2010 годы она была правящей коалицией в Чили, а с 2010 года перешла в оппозицию.
тию для Тирони состоит в том, что в народном представлении нет эпического рассказа о них: «они не бросили якоря в коллективном воображении» [38]. Почему? Да, потому что:
Коалиция, кажется, никогда не чувствовала действительно своим то, что она сама сделала: сменила направление чилийской модернизации на демократически ориентированную. При этом не изменилась, бесспорно, североамериканская матрица, исходящая из диктатуры. Этот поворот, имеющий историческое значение, ... Коалиция представляет с чувством вины за «то, что можно было сделать, учитывая существующие ограничения»; без всякой гордости за «то, что мы хотели и смогли сделать, чтобы изменить лицо Чили».
Тирони считает, что Коалиция должна оставить свои травмы и виноватый тон и с гордостью защищать плоды своего двадцатилетнего труда. Только так, по его мнению, она сможет выковать такое «понимание морали», которое оправдает ее существование [39].
Также, как и Коалиция, о которой он рассуждает, Эухенио Тирони напоминает человека, о котором «не рассказали», человека, пережившего кораблекрушение истории, ищущего в литературном творчестве свою путеводную звезду, как те двое на веслах в каноэ, что украшают титульный лист его книги. Таким образом, «Хроника путешествия» представляет собой попытку выплеснуть на бумагу свое «понимание морали», оправдать правильность своих действий в качестве «капиталиста-реформатора», когда он сам чувствует ту же вину, что и некоторые из его соратников в руководстве Коалиции.
В интервью газете «La Tercera» в 2012 году Тирони утверждает, что «стал приверженцем (неолиберальной -М.Л.) экономической модели достаточно рано, в конце 70-х годов [40]. Это заявление представляется совершенно противоречащим тому, что мы знаем о его жизненном пути и свидетельствам его единомышленников. В другом интервью, вышедшем в 2006 году, одновременно с его книгой, Тирони открыто отрекается от своего прошлого. Он говорит, что «не чувствует себя частью поколения МАПУ», потому что он моложе большинства своих соратников того времени и потому, что впоследствии он не сделал политической карьеры [41]. То есть автор прямо смотрит в лицо настоящему, отвечает перед настоящим за свои поступки, потому что уверен в необходимости этого. Но более чем очевидным становится и то, что при этом он колеблется и чувствует себя неуютно в своей мимикрии, устав от притворства и связанной с ним необходимостью молчать:
Я являюсь частью поколения выживших, а выживают люди чаще всего, если они молчат и сохраняют в тайне то, через что они прошли. Ни сейчас, ни впоследствии я не буду нарушать это правило [42].
4. Марко Энрикес-Оминами: воображаемое наследие
«В глубине души я сын иня и яня левого движения, социал-демократии и революции, двух эстетик, которые в сегодняшнем мире признаются и презираются: революционной и реформистской».
Марко Энрикес-Оминами
Марко Энрикес-Оминами (МЭ-О) без сомнения является ярким воплотителем чилийской политики последних лет, а его жизнь представляет собой яркое проявление кризиса мышления двух эпох. У Оминами было два отца. Его биологическим отцом был никто иной, как погибший легендарный лидер МИР Мигель Энрикес. Его приемный отец — бывший член МИР и бывший сенатор-социалист Карлос Оминами. Видимо, поэтому МЭ-О представляет собой символическое олицетворение неразрешимого напряжения, существовавшего между радикальным наследием вооруженной борьбы и политикой компромиссов, которой знаменовался переход к демократии. Его биография унаследовала эти две противоположные тенденции. Политическая карьера МЭ-О в качестве депутата (2006-2010) и кандидата в президенты (2009) все время находится между ними.
Хотя МЭ-О является потомком старой чилийской политической элиты, его планы и стратегия были направлены на то, чтобы попытаться взорвать эту самую элиту изнутри. Не только традиционные политические партии, но и лидеры движений всех оттенков, имевшие различные цели и интересы, осознавали закат двадцатилетнего правления Коалиции. Поэтому они поддерживали кандидатуру МЭ-О, которая, видимо, отвечала всеобщему чувству беспокойства и недовольства чилийского населения. Патрисио На-вия в своей книге «Строптивый» (2009) считает, что в некотором смысле Мишель Бачелет помогла выйти на политическую сцену такому кандидату, как МЭ-О. Но молодой «строптивец» пошел дальше Бачелет в своем раскольничестве. Он, как и его приемный отец, порвал связи с Социалистической партией и с Коалицией. Парадоксально, но именно Коалиция в первую очередь и заронила в нем ту искру, с которой началась его политическая карьера. Это в большей мере объясняет то, каким образом МЭ-О смог получить 20,14% голосов в первом туре выборов 2009 года. Однако провозглашение своей «независимости» от Коалиции не означало, что он перешел на более радикальные позиции. Проанализировав рекорд МЭ-О в Палате Депутатов, Патри-сио Навиа характеризует его следующим образом:
Но он не столь решителен и уверен в себе. На самом деле МЭ-О сомневается в государстве, потому что свято верит в свободу личности и потому что боится, что государство может оказаться в плену частных интересов. И все-таки МЭ-О верит, что сильное государство способно подтолкнуть, позволить, способствовать и гарантировать конкуренцию. МЭ-О капиталист, но в то же время он придерживается линии Коалиции. Он верит в государство, поддерживающее скорее рынок и конкуренцию, чем предприятия и бизнес [43].
117
Если рассматривать МЭ-0 как «прогрессивного» неолиберала, хотя и желающего глубоких реформ истеблишмента и политической системы, возникает вопрос, какая связь может существовать между ним и наследием вооруженной борьбы в лице его родного отца Мигеля Энрикеса. Чтобы ответить на этот вопрос, мы можем обратить наши взоры назад, на то время, когда МЭ-0 еще не был депутатом. В 2002 году, работая еще в компании «Rivas y Rivas Ltda.», «независимый» кинематографист Марко Энрикес-Оминами снял документальный фильм «Чили: герои устали». В нем четко определяется место МЭ-0 в борьбе между эпохами. В этом фильме также поднимается вопрос о том, что произошло с личностями революционной эпохи в наши дни. Начало документального фильма, как и мемуары Марамбио и Тирони, демонстрирует окончательный и необратимый переход из одной эпохи в другую. Говоря о Мигеле Энрикесе, автор отмечает: «Его последователи все еще пламенно воспевают эту личность в некоторых муниципальных гимназиях, но уже без энтузиазма ... Чили изменилась. Она шагнула из бедности в эпоху подъема» [44]. Это триумфальное повествование, а также избрание Рикардо Лагоса (которое для Энрикеса-0минами является кульминацией трех десятилетий борьбы социалистов за приход во дворец Ла Монеда) побуждают его обратить внимание на судьбы некоторых бывших товарищей его отца и подвергнуть едкой критике, не без доли иронии, их переход на сторону неолиберальной идеологии.
Мишенями критики МЭ-0 в его документальном фильме стали Оскар Гильермо Гарретон, Энрике Корреа, Хосе Мигель Инсульса, Хосе Хоакин Бруннер и сам Тирони. В интервью с этими лицами постоянно подчеркивается контраст между «сейчас» и «тогда», что показывает желание революционного поколения оставить прошлое в прошлом. В клипе с участием Гарретона, например, показано, как бывший лидер МАПУ выступает перед собравшимися народными массами с речью во времена правления Народного единства. Этому противопоставляется диаметрально противоположный образ предпринимателя Гарретона (в наши дни), который из своего удобного кабинета объясняет, что вооруженная борьба, даже победоносная, со временем «создает общества, которые (ему -М.Л.) не нравятся». После четырнадцати лет, проведенных в изгнании, Гарретона задерживают за его юношеские высказывания. Гарретон, по сюжету МЭ-О, «публично берет обратно свои слова и извиняется за свои «революционные заблуждения» [45]. Это еще один раскаявшийся участник партизанской войны.
Точно также и другие участники интервью ссылаются на то, что при неолиберальном режиме приходят к нормальному состоянию и люди, и политика. Для Корреа, например, страсть и все, что связано с чувствами, может иметь отношение только к личной жизни человека и совершенно не связано с политической сферой, являющейся тем «местом, где действует только разум» [46]. Что касается Тирони, (или, по крайней мере, как его представля-
Ш\
118
ет МЭ-О), он обладает почти фундаментальным рыночным мышлением, без этических колебаний: «Я занимаюсь бизнесом, и если человек занимается бизнесом, речи быть не может о личной жизни. А когда я занимаюсь бизнесом, я имею дело с людьми, у которых свои, самые разные судьбы. И меня не интересует, что это за судьбы. Некоторые из этих людей даже не чилийцы и я не знаю, откуда они» [47]. Бруннер, напротив, не так категоричен в своих высказываниях, он пытается узаконить свою биографию, акцентируя внимание не на настоящем, а на своей исторической принадлежности к левому движению (опять в прошедшем времени): «И если кто-нибудь меня вдруг спросит: ты по-прежнему принадлежишь к левым или нет? Конечно же, я скажу, что да, потому что мне кажется, что я законно определяю свое место в истории» [48].
К концу фильма все это было прочитано как бы извне чилийским исследователем и публицистом Фариде Серан. Она утверждает, что фигурирующие в фильме люди принадлежат к «левому движению, которое в определенный момент перестало быть левым, не устояв перед политическим соблазном, особенно в начале переходного периода». Быть левыми, по ее мнению, не означает - не отступать, не адаптироваться ко времени, а скорее представляет собой «состояние души, форму существования» [49].
Один из наиболее впечатляющих и наиболее критикуемых эпизодов фильма показывает посещение МЭ-О могилы Мигеля Энрикеса на кладбище Сантьяго. Стоя перед скромной нишей, сын павшего революционера вслух выражает свое сожаление о закате левого движения, о постигших его изменениях и об усталости [50]. «Все те герои, которых ты знал», говорит он своему отцу - «превратились в рабов достижения результата любой ценой... Боюсь, что твоя смерть была напрасной». Комментарий шокирует сам по себе. Умозрительное заключение МЭ-О о напрасной жертве отца представляется плохо обоснованным, поскольку автор допускает временное смещение: комментарий отпускается с позиции «здесь и сейчас», с точки зрения настоящего, выдернутого из потока истории, с позиции поколения, которое не может преодолеть противоречия между тем прошлым и теперешним положением вещей. Для МЭ-О Мигель Энрикес является источником этико-мораль-ного вдохновения (так же, как и Альенде для многих), но в конечном счете это миф, с которым он «обречен» жить. Поэтому осознание себя неолибералом и сыном революционера ведет к внутриличностному противоречию и требует постоянных усилий, чтобы примирить легендарный образ Мигеля (символизирующий «определенную идею левого толка) с обновленным левым движением, частью которого он является.
Очевидно, что МЭ-О находит в умершем отце определенный этический импульс, определенный ориентир на своем пути, который его направляет и толкает на бунт против истеблишмента. Но также очевидно, что его биологический отец, которого он плохо помнит, в конце-то концов представляет собой воображаемое наследие. Для
МЭ-О это проблематичная фигура, своего рода пустота в его жизни, которую он должен заполнять вымышленными воспоминаниями. Поэтому он «выборочно использует» наследие вооруженной борьбы, чтобы, с одной стороны, создать свой нынешний образ таким, каким он хотел, чтобы его видели, а с другой стороны, чтобы показать «последовательность» действий своего приемного отца, Карлоса Оминами: «Как и Мигель, Карлос продолжает действовать, не боясь рисковать. Он продолжает служить делу организации сплоченного политического левого движения» [51]. Воображаемое наследие мифического отца в конце концов помогает отцу живому. Другими словами, для МЭ-О добрые дела одной эпохи создают возможность делать добрые дела в другую эпоху. В конечном итоге как МЭ-О, так и Оминами блистают в этом фильме, который, конечно же, носит пропагандистский характер.
Через два года после премьеры фильма выходит книга «Политические животные» (2004) , представляющая собой диалог двух поколений - МЭ-О и его приемного отца. В ней автор показывает, сколь драматичными и напряженными были взаимоотношения двух эпох. В этой беседе МЭ-О, как всегда строптивый, играет роль подстрекателя и защитника дьявола. Похоже, что он не столько хочет сформулировать свои собственные мысли, сколько донести до нас свидетельство человека, которым он восхищается. Иногда он выступает обвинителем Оминами и его поколения, порицая их за все возможные грехи, но всегда делает это с любовью. Достойна внимания самокритичность самого Оминами. Неоднократно он останавливается на том факте, что его поколение прошло через суровые испытания, но не получило достойной оценки своей деятельности: «Ясно, что Чили вернулась к нормальной жизни после более чем тридцати лет напряженной политической борьбы, но при этом потеряла дух героической эпохи» [52]. По его мнению, по крайней мере на момент публикации книги, Чили переживает период низкой политической активности, характеризующийся прагматизмом, эффективным производством и властным руководством. Оминами идет еще дальше, когда признается, что, «возможно, из-за исторических обстоятельств и пережитых нами испытаний мы слишком увлеклись управлением и властью и оставили в стороне свои убеждения» [53]. Вопрос о будущем Чили, о будущем левого движения, таким образом, повис в воздухе. Исходя из того, что МИР больше не существует и его наследие трудно восстановить, как Оминами, так и МЭ-О принимают, как данность, некоторые предпосылки: первое, что мир повернул в сторону правых сил, и второе, что наступило время глобализации и рыночной экономики [54]. В таком случае в данном контексте возможен единственный вопрос: «Как можно быть радикалом в таком пространстве?» [55]. Но этот вопрос сам по себе, не желая того, прекращает диалог «между эпохами», который он должен бы завязать, поскольку не оставляет места обсуждению того, чем была та эпоха, и что
явилось причиной ее начала. У МЭ-О, как и у Марамбио и Тирони, прошлое есть прошлое и пути назад нет.
5. Заключительные размышления
В своей превосходной книге «Когда романтика закончилась: руководители чилийских левых в 1968-1998 годы» политолог Кэтрин Хайт систематизирует понятийный аппарат чилийского левого движения постпиноче-товского периода, который включает такие категории, как «верные партии», «верные личностям» (т.е. какой-то личности), «политические мыслители» (которые могут поменять идеологию) и «политические предприниматели» (прагматики) [56]. Представители политической элиты, биографии которых я исследовал в этом очерке, видимо, войдут в последнюю категорию, описанную Хайт, как «политические предприниматели»: это тип политика, в основном, прагматичного, готового изменить свои взгляды (в том числе идеологические) в соответствии с собственным пониманием «возможного» и движимого желанием сохранить мир и согласие. Политические предприниматели всегда нацелены на формирование правящих коалиций, на достижение согласия. Неудивительно в таком случае, что именно они разработали проект перехода Чили к демократии. Также неудивительно и то, что в их выступлениях почти с религиозным рвением модернизация представлена как «новая идеология для будущего Чили» [57]. Однако как напоминает Хайт, эта политика консенсусов не является чисто идеологическим выбором. По крайней мере, она не может быть отделена от тяжелейших испытаний, которые перенесло революционное поколение и которые вынудили его стремиться избегать конфликтов и конфронтации любой ценой. Конфронтация была приемлема, но только если не ставилась под сомнение сама неолиберальная модель развития.
Автобиографии Марамбио, Тирони, Марко Энри-кес-Оминами и Карлоса Оминами заполнили книжные магазины Чили и даже продаются в пиратских версиях на улицах. Эти книги опасны тем, что оставляют след в коллективной памяти, как будто бы они и есть история эпохи. После прочтения этих произведений создается впечатление, что в памяти их авторов возник своеобразный субъективно-когнитивный блок, возникший в результате пережитых испытаний, повторения истории или смены поколений. Как следствие, они могут исказить наше представление о том, чем на самом деле была революционная эпоха и какое реальное наследие эта эпоха может оставить в настоящем и будущем.
Этой темы касается и Пилар Калвейро, которая пострадала от аргентинской диктатуры, но все-таки выжила. Она делает вывод, что память латиноамериканского революционного времени требует «движения в двух направлениях». С одной стороны, необходимо восстановить историческую хронологию воспоминаний, принимая во внимание поведение, страсти, споры и идеи того времени. С другой стороны, следует пересмотреть прошлое с пози-
ций настоящего, ставя под сомнение потенциальность революционного момента, и рассказать об этом участникам сегодняшних политических и социальных сражений [58]. Не стоит рассматривать временные отрезки, выфажая свое личное их восприятие, как разобщенные, дистантные и раздробленные. Предлагается в качестве альтернативы (и это предложение уже встречается в некоторых латиноамериканских критических суждениях) задаться вопросом, как честно и этично погасить счета между двумя эпохами. Только так можно охватить и собрать воедино мысли двух эпох, а не идти им наперекор.
Примечания:
1. Casullo, N. Pensar entre épocas: memoria, sujetos y critica intelectual. - Buenos Aires, 2004.
2. Casullo, N. Las cuestiones. - Buenos Aires, 2007. - P. 240-241.
3. См. об этом: Richard, N. El mercado de las confesiones. Lo publico y lo privado en los testimonios de Monica Madariaga, Gladys Marin y Clara Szczaranski // El salto de Minerva: intelectuales, genero y Estado en America Latina / Editores M. Morana and M.R. Olivera-Williams. - Madrid/Frankfurt, 2005. - P. 300.
4. Arfuch, L. Memoria y autobiografía: exploraciones en los limites.
- Buenos Aires, 2013. - P. 47.
5. Blanco, F.A. Desmemoria y perversion: privatizar lo publico, mediatizar lo intimo, administrar lo privado. - Santiago de Chile, 2010. - P. 52.
6. Arfuch, L. Op. cit. - P. 29.
7. Marambio, M. Las armas de ayer. - Santiago de Chile, 2007.
8. Tironi, E. Cronica de viaje: Chile y la ruta a la felicidad. - Santiago de Chile, 2006.
9. Los heroes estan fatigados. Dir. Marco Enriquez Ominami. 52 min. 2002.
10. Enriquez-Ominami, M.; Ominami, C. Animales politicos: dialogos filiales. Prologo de Rafael Gumucio. Santiago de Chile, 2004.
11. Marambio, M. Op. cit. - P. 51.
12. Ibid. - P. 16.
13. Ibid. - P. 22, 24.
14. Ibid. - P. 38, 41.
15. Ibid. - P. 49.
16. Ibid. - P. 52.
17. Ibid. - P. 97.
18. Ibid. - P. 114-115.
19. Ibid. - P. 171.
20. Ibid. - P. 181.
21. Ibid. - P. 179.
22. Ibid. - P. 22.
23. См.: Paleraki, E. [Resena] // LSE ideas: LatinAmerica Initiative.
- 2008. - Nov. - URL: http://www.lse.ac.uk/IDEAS/ programmes/latinAmericaProgramme/pdfs/reviewPdfs/ marambio.pdf. - Рец. на кн.: Marambio, M. Las armas de ayer.
- Santiago de Chile, 2007.
24. Ibid. - P. 181.
25. Beverley, Jh. Latinamericanism after 9/11. - Durham, 2011. -P. 99.
26. Tironi, E. Op. cit.
27. Tironi, E. "Eugenio Tironi: Soy un capitalista reformador" // Entrevista publicada por La Tercera digital. - 11 de agosto de 2012. - URL: http://diario.latercera.com/2012/08/11/01/ contenido/reportajes/25-115872-9-eugenio-tironi-soy-un-capitalista-reformador.shtml.
28. Tironi, E. Cronica de viaje ... - P. 16.
29. Gumucio, R. Chile entre dos centenarios: historia de una democracia frustrada // Polis: revista latinoamericana. - 2005. No. 10. - URL: http://polis.revues.org/7463.
30. Aquevedo, E. "Eugenio Tironi: ¿neoliberal desde los 70 o nuevo
caso de 'transformismo'?" // Blog. - URL: http:// aquevedo.wordpress.com/2012/09/03/eugenio-tironi-neoliberal-desde-los-70-o-nuevo-caso-de-transformismo/.
31. Hermosilla, H.A. "Jovenes, rebeldes y armados": teoria, identidad y praxis del MAPU-Lautaro // Tesis. Universidad de Chile. 2007. - URL: http://www.tesis.uchile.cl/tesis/uchile/ 2007/ordenes_h/sources/ordenes_h.pdf. - P. 122.
32. Tironi, E. Cronica de viaje ... - P. 114.
33. Ibid. - P. 145.
34. Ibid. - P. 129.
35. Ibid. - P. 163.
36. Ibid. - P. 200.
37. Ibid. - P. 187.
38. Ibidem.
39. Ibid. - P. 190.
40. Tironi, E. "Eugenio Tironi: Soy un capitalista reformador" ...
41. Tironi, E. "Eugenio Tironi: La muerte del MAPU" // Entrevista publicada en el blog "Emprende Futuro". - 2006. - URL: http:/ /www.ricardoroman.cl/content/view/245/Eugenio-Tironi-la-muerte-del-MAPU.html.
42. Ibidem.
43. Navia, P. El discolo: conversaciones con Marco Enriquez-Ominami. Santiago de Chile, 2009. - P. 66.
44. Los heroes estan fatigados.
45. Ibidem.
46. Ibidem.
47. Ibidem.
48. Ibidem.
49. Ibidem.
50. Moulian, T. Chile actual: anatomia de un mito. Santiago de Chile,
1997.
51. Los heroes estan fatigados.
52. Enriquez-Ominami, M.; Ominami, C. Op. cit. - P. 176.
53. Ibid. - P. 141.
54. Ibid. - P. 138.
55. Ibid. - P. 139.
56. Hite, K. When the Romance Ended: Leaders of the Chilean Left,
1968-1998. - New York, 2000. - P. 20-22.
57. Ibid. - P. 194.
58. Calveiro, P. Politica y/o violencia: una aproximacion de la guerrilla de los anos 70. - Buenos Aires, 2005. - P. 11.
120
