УДК 94:329.055.1 (82)«19» ББК 66.3 (7 Чил)
НА ПУТИ К ДИКТАТУРЕ. ПРАВЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ В ЧИЛИ ХХ ВЕКА*
Вероника Вальдивия Ортис де Сарате,
доктор в области американских исследований, магистр истории, научный сотрудник Университета им. Диего Порталеса (Сантьяго, Чили) [email protected]
Перевод с испанского М. В. Шуруповой
Аннотация. В настоящей статье анализируется процесс эволюции ультранационалистических движений правого толка в Чили в ХХ веке. Основная гипотеза автора состоит в том, что чилийские правые националисты, вдохновленные фашистскими или «франкистскими» идеями, на протяжении большей части ХХ в. были маргинальными в политической жизни страны и имели слабую поддержку избирателей и общества. Несмотря на это, уже с середины 1960-х гг., они приобрели значительное политическое влияние, войдя в состав системных правых сил (Национальная партия), а их тезис о политической роли вооруженных сил приобрел поддержку широких слоев общества. Неспособность этих сил стать независимой политической альтернативой способствовало распространению в этой среде взглядов о том, что вооруженные силы могут стать средством, при помощи которого можно реализовать собственные проекты. Период правления Народного единства и его преобразования помогли узаконить военный переворот 1973 г. и установление диктатуры.
Ключевые слова: национализм, фашизм, франкизм, диктатура.
ON THE WAY TO DICTATORSHIP. THE NATIONALIST RIGHT IN CONTEMPORARY CHILE
Veronica Valdivia Ortiz de Zarate,
Doctor of American Studies and MA in History, Researcher, Diego Portales University, Santiago, Chile
Abstract. This article analyzes the evolution of ultra-nationalist right-wing movements in twentieth century Chile. Its hypothesis is that Chile's nationalist right, offascist or «franquista» influence, held a marginal place in the country's politics during most of the twentieth century, obtaining scant electoral strength and social support. In spite of that, it did achieve significant political influence as of the 1960s, owing both to its insertion into a refashioned institutional right (incarnated in the Partido Nacional), and to the penetration of its thesis on a new political role for the armedforces into substantial political and social sectors. Its inability to become an independent political alternative led it to envisage the armed forces as a vehicle through which its projects could materialize, advocating a permanent role for the military in national politics. The Unidad Popular experience underscored its ambitions which eventually helped legitimize the 1973 military coup and the dictatorship that ensued.
Key words: nationalism, fascism, «Franquismo», dictatorship.
* Редакционная коллегия выражает благодарность Е. Ю. Богуш за примечания и общую редакцию перевода статьи.
256 -
Военный переворот 11 сентября 1973 г. против действующего Президента Сальвадора Альенде привел не только к свержению правительства Народного единства, но и разрушил миф о Чили как о стране, где в течение ХХ в. не было милитаризма и государственных переворотов. В тот день широкий гражданско-военный союз поддержал свержение правительства, способствуя установлению одной из самых жестоких диктатур в Южной Америке во главе с генералом Аугусто Пиночетом.
Военный переворот был совершен против правительства, которое было поддержано более 40 % избирателей, а в альянс мятежников вошли различные политические и общественные силы, которые на парламентских выборах в марте 1973 г. получили около 55 % голосов. Военный переворот поддержали не только правые блоки и политические партии, такие как Национальная партия, гремиалистское* движение Католического университета (организованное студентами, приверженцами франкизма и корпоративизма), профашистская организация «Патриа и Либертад» («Родина и свобода») и сторонники милитаризма/ франкизма из группы «Такна»**, но также центристы, включая Христианско-демократическую партию, Радикальную партию и независимых. Этим организациям удалось мобилизовать против социалистического правительства женщин, предпринимателей, интеллектуалов, студентов вузов и школьников, рабочих, напуганных угрозой установления тоталитарного режима, вдохновляемого, как считала оппозиция, Советским Союзом. «Истерический» [1] антикоммунизм, охвативший широкие социальные слои, открыл дорогу государственному перевороту.
Если до марта 1973 г. большая часть населения склонялась к конституционному решению проблемы, то затем оппозиция оказала на него давление, подтолкнув к военному перевороту и установлению диктатуры. Хотя среди оппозиции Народному единству были сторонники скорейшего восстановления демократии, всё же большинство ее представителей выступало за радикальные изменения в политике, то есть за слом либеральной демократии и установление авторитарного режима, который уничтожил суверенитет народа и политические партии, а ключевым действующим лицом будущего режима стали вооруженные силы [2].
* Гремиос — профессиональные организации корпоративного типа, в которые входят рабочие и работодатели. — Прим. Е. Богуш.
** Такна — название артиллерийского полка, а затем группы его сторонников. — Прим. Е. Богуш.
Как получилось, что государство, известное своей стабильностью и демократическими ценностями, стало заложником антидемократических и милитаристских идей? Как стало возможным, что воодушевленные фашизмом и франкизмом националисты, занимавшие в политической системе маргинальное положение, достигли такого влияния?
В данной статье мы ставим перед собой цель проследить эволюцию националистических ультраправых движений ХХ в. в Чили, проанализировать изменение их доктрины и ее укоренение в политическом спектре страны, в рамках режима, который при всей своей противоречивости воспринял ключевые элементы представительной демократии.
Изучение правого национализма в Чили не вызывало особого интереса у историков на протяжении всего ХХ в. Их внимание было приковано к другим историческим темам, далеким от современной и политической истории [3]. Позднее, в 1990-е гг., ученые стали изучать деятельность правых радикалов, их наиболее значимые организации, идеологическое становление, а также роль этих сил в падении правительства Народного единства [4].
В данной статье выдвигается гипотеза о том, что правые националистические организации в Чили, воодушевленные идеями фашизма и франкизма, были маргинальными в политической жизни страны на протяжении большей части ХХ в., имея слабую поддержку избирателей и общества. Несмотря на это, уже с середины 1960-х гг., они приобрели значительное политическое влияние, войдя в состав системных правых сил (Национальная партия), а их тезис о политической роли вооруженных сил приобрел поддержку широких слоев общества. С нашей точки зрения, именно провал попыток националистических движений обрести свою социальную базу и отсюда — невозможность реализовать собственный проект националистической революции с помощью массового общественного движения, способного противостоять левым марксистам или традиционным правым, и привел их к идее, что вооруженные силы должны играть постоянную роль в чилийской политике. Марги-нальность и политическая изоляция правых националистов закончились в конце 1960-х — начале 1970-х гг., когда идеи и методы действия этих группировок начали оказывать влияние на другие организации и группы оппозиции, бывшие сторонниками либеральной демократии и боровшиеся против Народного единства. Именно тогда идеи националистов о военном государстве и националистической революции вышли на первый план, послужив оправданием военного переворота 1973 г. и установления диктатуры.
- 257
1. Фашизм, корпоративизм и франкизм в Чили
Как и во всём мире, Первая мировая война пошатнула политическую и экономическую стабильность в Чили, достигнутую в конце XIX в., положив начало периоду серьезных потрясений. Закрытие многочисленных шахт и фабрик спровоцировало тяжелый экономический кризис, обострило социальные противоречия, вызвав подъем рабочего движения, что ослабило господство олигархии и подготовило почву для возникновения проектов, альтернативных либеральной демократии. В 1920-е — 1930-е гг. появились новые идеи как у левых, вдохновленных анархизмом и марксизмом, призывавших к построению социализма, так и у радикальных правых, критиков олигархии, находившихся под влиянием фашизма и европейского корпоративизма. Эти крайне правые организации называли себя националистическими.
В апреле 1932 г. была создана самая крупная националистическая партия в истории Чили ХХ в. — Национал-социалистическое движение (НСД), которое возглавил адвокат Хорхе Гонсалес фон Ма-реес, сторонник немецкого нацизма. Креольский «нацизм» [5] ставил своей целью сменить либеральную демократию под флагом национализма, антикоммунистического социализма и духовной антиимпериалистической и «антирационалистической» революции. Нацисты требовали срочного создания сильного «правительства порядка и социальной справедливости», способного объединить народ и отстаивать национальные интересы. Нация становилась историческим субъектом, и то, что их противники называли материальными ценностями, сторонники нацизма хотели заменить понятиями «героизма» и «доблести». Идеологией НСД был «третий путь», отрицавший марксизм и либерализм и предлагавший реорганизацию общества на основе корпоративной модели, наделявшей государство большими полномочиями. Широко использовалось политическое насилие, было создано собственное военизированное крыло — нацистские штурмовые группы [6].
Несмотря на свое широкое участие в общественной жизни, НСД так и не получило массовой поддержки, его максимальным результатом на выборах стали 3,5 % голосов в 1937 г., в то время как начиная с 1930-х гг. другие партии продолжали расти и развиваться. В конце концов, пережив послевоенный кризис и многочисленные военные перевороты (1924—1932), стране удалось вернуться к стабильности политической системы, включившей в себя левых марксистов, представленных Социалистической и Коммунистической партиями, ко-
торые располагали значительной поддержкой избирателей и выступали как представители интересов рабочих и части среднего класса. Правые же, в рядах которых были консерваторы и либералы, привлекали на свою сторону крестьян, городские слои и высшие классы и добились широкого представительства в парламенте. Несмотря на подобную политическую конфигурацию, ни левые, ни правые не имели большинства в конгрессе, что усилило центристскую Радикальную партию, вносившую умеренность и ставшую выразителем интересов растущих средних слоев. Требования разрываемого противоречиями чилийского общества были введены в русло идеологически поляризованной партийной системы — марксизм/капитализм, — где роль арбитра играл прагматичный светский центр. Ключом системы был консенсус относительно экономической и социальной роли государства и по вопросу о признании прав городских рабочих при сохранении нетронутой аграрной структуры, что обеспечивало социальную и политическую власть олигархии и правых [7].
Данная политическая система не позволила НСД развиться и стать альтернативой действующей власти. Рост влияния чилийских левых, в первую очередь коммунистов, берет свое начало в Социалистической рабочей партии (СРП), возглавившей борьбу рабочих в первые десятилетия ХХ в. и выражавшей интересы зарождавшегося чилийского пролетариата. В отличие от коммунистических партий России и Европы, которые были созданы интеллектуалами, чилийская партия зародилась среди самих рабочих. СРП трансформировалась в Коммунистическую партию*, сохранив важные связи в мире рабочих, которых сложно было увлечь идеями нацизма. Деятельность СП** в свою очередь, была связана с укреплением социальной роли государства и представительством в профсоюзах среднего класса. Включение этих партий в политическую систему нейтрализовало антиимпериалистическую и революционную риторику НСД, так как все социальные преобразования ассоциировались с левым блоком и могли быть произведены на конституционных основаниях. Так и исторически сложившийся правый сектор, состоявший из консерваторов и либералов, не захотел примкнуть к НСД, поскольку обладал значительной политической, экономической, социальной и культурной властью и не нуждался в правых радикалах. Предприниматели, в свою очередь, были связаны с традицион-
* В 1922 г. — Прим. Е. Богуш.
** Социалистическая партия была образована в 1933 г. — Прим. Е. Богуш.
ными правыми, так как чилийская олигархия состояла из землевладельцев, финансовой, промышленной и мелкой торговой буржуазии. Это лишило НСД ключевого союзника. Правая олигархия господствовала в стране в конфликтные 1930-е гг. [8]. Наконец, Католическая церковь также не поддержала движение, с которым имела довольно напряженные отношения. В большинстве своем нацисты были родом из Германии, а следовательно, протестантами, агрессивно настроенными против Католической церкви. Позже отношения смягчились, но союзниками они так и не стали [9].
В конечном счете, институционализация социальных конфликтов в Чили закрыла дорогу нацизму.
Неспособность превратиться в мощную политическую силу и отсутствие массовой поддержки НСД привело, на наш взгляд, к появлению новой тенденции в чилийском национализме, усиливавшейся на протяжении десятилетий и ставшей выражением политической слабости движения: намерение совершить национальную революцию при помощи вооруженных сил. Действительно, на президентских выборах 1938 г. кандидатом от НСД стал генерал Карлос Ибаньес, бывший диктатором в 1920-е гг. и имевший большое влияние в армии и на флоте. Его соперниками стали кандидаты правых и Народного фронта, объединявшего радикалов, социалистов и коммунистов. За несколько дней до выборов НСД совершило попытку военного мятежа с целью захвата Ибаньесом власти под предлогом отсутствия условий для честного избрания главы государства. Восстание было жестоко подавлено, войдя в историю как «бойня в Рабочем страховом обществе». Кандидатура Ибаньеса была снята с выборов, НСД потерпело поражение, укрепив тем самым позиции Народного фронта.
Данная попытка заручиться поддержкой вооруженных сил не имела успеха. Негативные последствия участия армии в политической жизни в 1920-е — начале 1930-х гг. привели к тому, что она стала невосприимчива к призывам нацистов. Они нашли отклик лишь у нескольких полков и офицеров, тесно связанных с генералом Ибанье-сом. В целом армия не приняла активного участия в попытке государственного переворота в сентябре 1938 г., поскольку в то время вооруженные силы делали упор на своем профессионализме и неучастии в политике [10]. Эта позиция и воспрепятствовала превращению военных в союзника нацистских группировок.
В итоге НСД не получило ни массовой социальной базы, которую имели аналогичные организации в Европе, ни социальных, политических и военных союзников. После мятежа 1938 г. НСД
распалось. Один из его последователей говорил: «С Одера повеял ледяной ветер..., в 1938 г. умер национализм Гонсалеса фон Марееса; национализм осиротел.» [11].
Однако, несмотря на такой провал, эти группировки выжили, хотя и остались маргинальными. Последователи НСД и других групп создали Народно-социалистический авангард (1939—1942), Национальную фашистскую партию, Национальный фронт Чили (1938—1941) и Националистическое движение Чили (1940—1942), а также другие организации, которые продолжали защищать антилиберальные и антимарксистские цели, требуя вернуться к «органичному видению» общества, корпоративному государству, ведущей роли лидера, а также к политическому насилию, ибо в их понимании «жизнь — это борьба» [13]. Они настаивали на своих политико-идеологических взглядах, будучи вдохновлены успехами Германии в первые годы войны и находясь под впечатлением от победы на выборах Народного фронта в Чили*. После 1942 г. и Сталинградской битвы ситуация изменилась. Сокрушительное поражение германских нацистов заставило чилийские нацистские организации по-иному взглянуть на свое будущее, ибо наци-фашизм уже не мог служить им примером: они должны были противостоять растущей силе коммунизма. И, хотя эти группы продолжали оставаться маргинальными, они были полны решимости выжить и решили обратить свой взор к Средиземноморью.
Отмежевавшись от откровенно фашистских элементов, они пропагандировали идеи обновленного корпоративизма, смягчив свои политические взгляды и сместив свой интерес в область культуры. В Чили корпоративизм стал ключевой доктриной в обновлении консервативного мышления. Его главными представителями были историк Хай-ме Эйсагирре и священник Освальдо Лира. Вокруг них сформировалась плеяда молодых последователей, развивавших их идеи. Взгляды Эйса-гирре развивались в трех основных направлениях: католический традиционализм, корпоративизм антиэтатистской направленности и близкая к традиционализму интерпретация испанской сущности. Именно Эйсагирре перенес акцент на проблемы культуры, заменив этим интерес к социальным требованиям и к их политическому выражению, религиозным вопросам; он попытался также дать новое определение исторической самобытности Латинской Америки и произвести переоценку испанских традиций. Пропаганда «антиполитики» во взглядах Хайме Эйсагирре переплеталась с «принятием» по-
* В 1938 г. — Прим. Е. Богуш.
литики, но без «деформаций», свойственных либерально-демократической практике. «Антиполитика» стремилась усилить консервативно-авторитарную политическую линию, отождествляла культуру с христианством, что привело к возвеличиванию XVI—XVII вв. Следствием слияния культуры и христианства стало восхваление всего испанского, что подтолкнуло чилийские националистические движения обратить пристальное внимание на католическую Испанию и найти корни своей идентичности на исторической родине [13].
Основным положением испанизма является обоснование существования особого сообщества, или «трансатлантической расы», к которой относились народы государств, входивших в состав Испанской империи в различные периоды своей истории. Это привело к складыванию «испанской самобытности», которая отражалась в своеобразии их культуры и образа жизни: «Территории и, в особенности, народы бывших испанских колоний осознают себя в той мере, в коей признают свою связь с Испанией, так же как и Испания осознает себя в своих традициях». Консервативный испанизм в Чили основывался на трех столпах: католической религии, иерархически организованном обществе и языке. Религия отождествляла национальность и католицизм, поэтому в испанизме считалось, что католическая религия неотделима от испанского бытия и в то же время укрепляет связь с Латинской Америкой и отвергает вмешательство извне «испанского мира». Иерархическое общество защищало положение элит, так как испанизм был злейшим врагом социализма и коммунизма, разрушавших иерархические общества и «оспаривавших власть церкви». Общий язык объединял народы в плане культуры, так же как религия — на духовном уровне. Консервативный испанизм усилился во время Гражданской войны в Испании и господства франкистского режима, претендовавшего на то, чтобы встать во главе всего испаноязычного мира [14].
Отказ чилийских националистических движений от нацизма и поиски ими новых идей и принципов привели к доктринальному повороту в сторону испанизма, усилившемуся в результате влияния франкистской Испании и давления на Латинскую Америку со стороны США во время холодной войны, что вызвало рост антиимпериализма. Если в 1930-е гг. националистические организации вписывались в идеологию фашизма как мирового феномена, то начиная с 1940-х гг. все они стали испанистами и католиками, что укрепило их политические позиции и открыло путь к налаживанию отношений с традиционными правыми, церковью и вооруженными силами.
Главной националистической организацией после Второй мировой войны стала «Эстанкеро»* [15]. Его лидером был Хорхе Прат Эчауррен, тесно связанный с самыми старинными династиями чилийской олигархии. «Эстанкеро» была создана в 1946 г. на волне антикоммунистической реакции, захлестнувшей страну после вхождения Коммунистической партии в правительство Президента-радикала Габриэля Гонсалеса. Возглавив министерства сельского хозяйства, общественных работ и колонизации, коммунисты впервые с 1938 г. активизировали процесс создания профсоюзов и способствовали политической мобилизации крестьян, одновременно принимая участие в забастовках в районах добычи угля и меди. В условиях начинавшейся конфронтации между Востоком и Западом консерваторы и националисты возглавили кампанию по исключению компартии из правительства, из всей политической системы и лишения ее права участия в выборах. Они обвиняли коммунистов в подчинении интересам «иностранной державы». К этой антикоммунистической кампании присоединились радикалы, некоторые социалисты и либералы. Коммунисты подверглись преследованию, многие их лидеры попали в концентрационные лагеря, будучи изгнаны из политики на основе закона «О защите демократии» [16].
Это был единственный период в чилийской истории, когда националисты перестали занимать маргинальное положение, так как они стали действовать вместе с другими антикоммунистическими силами. Тем не менее после расправы с коммунистами традиционные партии вернули себе политический контроль и открестились от связи с националистами, в том числе и с «Эстанке-ро», вновь вернувшейся к состоянию политической маргинальности. Совместная деятельность в борьбе против коммунистов не повлекла за собой структурных изменений в политике.
Отсутствие политического веса подтолкнуло «Эстанкеро» к сосредоточению на национализме, критике других политических партий и обвинению их в усилении влияния коммунистов. Члены организации настаивали на том, что необходимо срочно «национализировать народ», обострив в нем «чувство долга перед родиной» ради укрепления корпо-ративистской модели государства, которая учитывала бы потребности всех социальных слоев [17]. «Эстанкеро» исходила из наличия национального кризиса, под которым понимала потерю страной исторических амбиций. Вернуть их могло бы
* «Эстанкеро» (исп. Estanquero) — продавец монопольных товаров. — Прим. Е. Богуш.
лишь избранное меньшинство, способное разъяснить судьбу страны и определить ее место среди западных цивилизаций. Сделать это можно было бы, примкнув к испанизму и признав франкистскую Испанию своей «прародительницей», так как в испанских традициях «можно разглядеть истинную причину своего существования в истории» [18].
Испанизм укрепил иерархические и авторитарные тенденции чилийского национализма, что выразилось в обращении к фигуре Диего Порталеса, создателя консервативного режима в Чили во второй половине XIX в. «Эстанкеро» предложила обновленную версию авторитаризма, или «современного портализма», заключавшегося в авторитарном общественном устройстве, отказе как от марксизма, так и от либерализма, призыве к функциональному гремиализму, при котором люди объединятся в группы-гремиос согласно выполняемой ими работе, создавая, таким образом, «новое интегрированное общество». «Эстанкеро» считала, что демократия будет возможна лишь тогда, когда сам народ осознает и примет тот факт, что править страной должно лишь избранное меньшинство.
«Эстанкеро» была первой организацией, включившей в свою доктрину важнейший тезис о необходимости привлечения вооруженных сил в политику. Напомнив о героической военной традиции страны, Прат предложил возродить влияние военных, пересмотреть их роль в жизни государства и общества и перераспределить их функции. Это предполагало, что военные больше не будут настаивать на своем неучастии в политике — тезисе, характерном для того периода, когда они были основой «поддержания демократического режима». Теперь им отводилась роль защитников нации перед лицом внешней и внутренней опасности, особенно внутренней. Прат считал, что в борьбе с внутренним врагом, покушавшимся на конституционный порядок, вполне законным было бы даже применение силы, так как армия является «хребтом нации» [19].
«Эстанкеро» стала важной вехой в истории чилийского национализма, ибо она впервые заговорила о «необходимости» вовлечения вооруженных сил в политический конфликт. Несмотря на успехи в организации кампании по изгнанию коммунистов, Прат указал на необходимость дальнейших качественных изменений в политической системе — создании авторитарного режима, где ведущую роль займет армия. Несмотря на то что другие националистические организации уже выступали с критикой либерализма и марксизма, «Эстанкеро» отличилась тем, что оставила идею стать массовым националистическим движением, настаивая на реорганизации государственных институтов, в кото-
рых главенствующую роль играли бы вооруженные силы. В этом смысле члены «Эстанкеро» были первыми, кто воспринял понятие национальной безопасности, выдвинутое в США в рамках идеи «защиты Западного полушария от коммунизма» и реорганизации вооруженных сил в Латинской Америке.
Несмотря на столь четкую политическую программу, «Эстанкеро» и другие националистические группы оставались в политической изоляции, возможно, из-за своей собственной радикальности и пропасти, разделявшей их идеи и политическую традицию Чили.
В то же самое время, когда во время «холодной войны» националисты демонстрировали свои опасения перед лицом демократизации общества и наступления политического и идеологического плюрализма, другие чилийские политические партии стали уделять больше внимания идеологическим и программным вопросам, отойдя от прагматизма 1930-х и 1940-х гг. В 1950-е гг. в Чили возник новый политический центр — католический и реформистский, находившийся под влиянием Второго Ватиканского собора и христианской демократии. Левые, в свою очередь, объединились во Фронт народного действия (ФРАП), возродивший надежды коммунистов и социалистов на построение социализма. Как центристы, так и левые выступали за структурные изменения и углубление социальной демократии. Это стало началом заката олигархической Чили.
Этот процесс также значительно ослабил правые партии: после введения в 1958 г. института тайного голосования они больше не могли манипулировать голосами крестьян; к тому же правые потеряли поддержку Католической церкви, выступавшей за реформы [20]. В неспокойные 1960-е гг. традиционные правые консерваторы и либералы готовились выйти на политическую арену, создав новые партии.
Как видим, до 1960-х гг. националистические организации в Чили оставались маргиналами в политике, ибо носителями идеи социальных изменений стали политические партии. Идеи националистов не имели особого общественного резонанса, лишь в отдельных случаях им удавалось привлечь на свою сторону Католическую церковь, традиционных правых, предпринимателей и вооруженные силы. Однако в 1960-е гг. эта ситуация изменилась.
2. Правые, авторитаризм и вооруженные силы: расколы 1960-х годов
Кризис правых стал очевиден, когда они поддержали на президентских выборах 1964 г. кандидата Христианско-демократической партии (ХДП)
Эдуардо Фрея, центральным пунктом программы которого стала аграрная реформа. Стабильность чилийской политики основывалась на консенсусе относительно ведущей экономической и социальной роли государства и социальных прав городских рабочих и среднего класса, но при этом не было поколеблено господство олигархии, основанное на ла-тифундизме и использовании труда батраков. Другим условием стабильности было невмешательство вооруженных сил в политику. Эти условия были нарушены в 1960-е гг., что и положило начало периоду политической поляризации и борьбы между различными проектами переустройства общества.
Вступив в новую эпоху в конце 1950-х гг., консерваторы и либералы придерживались следующей стратегии: пойти на перемены с целью предотвратить структурные преобразования [21]. Так, они поддержали Эдуардо Фрея, несмотря на то, что его программа предусматривала аграрную реформу. Не выступая против этой реформы, они пытались свести ее к механизации сельского хозяйства, не затрагивая права собственности. Следуя логике чилийской политики, правые надеялись на решение проблемы путем переговоров. Однако идеология ХДП, ее решимость преобразовать аграрный сектор и освободить крестьян не позволили правым следовать переговорной практике. В октябре 1965 г. комиссия по конституции, законодательству и юстиции Палаты депутатов одобрила конституционную реформу, которая предусматривала возможность экспроприации частной собственности «по причине ее ненадлежащей эксплуатации» с последующим превращением индивидуальной собственности в общественную. Именно тогда правые осознали, что аграрная реформа не будет чисто технической, а затронет ла-тифундистскую систему и, следовательно, поколеблет их контроль над крестьянством [22]. На выборах 1965 г. политический закат правых был очевиден. Партии правых смогли набрать лишь 12,8 % голосов избирателей, позволив тем самым левым и ХДП провести аграрную реформу.
Создание новых правых организаций стало политическим императивом.
Первой попыткой подобного рода стала Национальная партия, созданная в результате слияния партий консерваторов и либералов в апреле 1966 г. В отличие от этих партий, она стремилась стать конкурентоспособной, завоевывая голоса народа и развивая свой боевой «политический стиль». Важным отличием новых правых стало присоединение к ним Национальной партии Хорхе Прата и последователей «Эстанкеро» [23]. Таким образом, Национальная партия стала союзом консерваторов, либералов и националистов. Впервые за всю
историю ХХ в. традиционные правые присоединились к правым радикалам.
Для Национальной партии право собственности было основой демократии и свободы, поэтому она была намерена защищать капитализм и средний класс, включавший в себя производителей и рабочих, и старалась приблизиться к массам. Воинственный настрой правых венчал новый наступательный политический стиль, звавший к открытой борьбе, а не к салонным дискуссиям.
Программа Национальной партии сочетала интересы вошедших в нее различных секторов. Защита рынка и отказ от решающей роли государства были экономическими идеями правых, набравших силу после 1950-х гг. и решительно настроенных покончить с вмешательством государства в экономику, открыв дорогу развитию капитала и предпринимательства. От либералов и консерваторов НП унаследовала идею необходимости конституционной реформы, которая должна была усилить исполнительную власть и ослабить партии.
Пятью центральными пунктами программы партии стали идеи Прата и националистов. В первую очередь, НП считала это время периодом смены эпох, «концом мира, родившегося с французской революцией, кульминацией которого стала коммунистическая революция... Социализм — это не новый мир, а последний этап прожитой эпохи и цивилизации, кульминацией которой стала материалистическая философия, не отвечающая потребностям и желаниям современного человека» [24]. Националисты отказались от революционных идей французского Просвещения, обратившись к традиционному чилийскому национализму — антилиберальному и антимарксистскому. Вторым пунктом стала идея государства и нации, «основой которой является народ, традиция и географическая среда; выражением нации должно стать национальное государство как хранитель исторического и культурного наследия» [25]. Согласно этой концепции, государство призвано оберегать и сохранять традиции прошлого при определенном видении национальной истории: воспевании господства аристократии в XIX в. без упоминания о конфликтах и о существовании других социальных классов. Третий аспект был связан с идеей националистов о социальной гармонии, их неприятием конфликтов и тех, кто к ним призывал и их провоцировал. Конфликт виделся националистам как нечто антипатриотичное; чилийский народ должен был срочно «преодолеть свои антагонизмы. и прийти к осознанию ответственности и необходимости общей борьбы» [26]. Это было видение нации как общей судьбы, единой миссии. Национальные задачи
должны были выйти на первый план, следовало отбросить все разногласия, избежав раскола в объединенном обществе. В соответствии с этим националисты также предлагали провести реформу трудового и профсоюзного законодательства, признав права рабочих и работодателей, но при соблюдении национальных интересов. Они пытались «избежать того, чтобы организации рабочих использовались в качестве инструмента партийной политики», единство нации предполагало «прийти к согласию во имя национальных целей» [27]. Четвертое предложение националистов, вошедшее в принципы Национальной партии, относилось к концепции демократии. Речь шла об отказе от либеральных принципов и стремлении к «органичной демократии, которая позволила бы народу пользоваться плодами социального и экономического развития страны, защитить граждан как от навязывания воли большинства, так и от прямого или косвенного давления властных структур» [28]. «Органичная демократия» была одним из исторических требований националистов еще в 1930-е гг., когда корпоративизм стал одним из основных пунктов их программы. Эта идея не исчезла и после Второй мировой войны, она лишь была переформулирована и представлена как ответвление франкизма. Правые партии, зарождавшиеся в 1960-е гг., в своих принципиальных установках отдалялись от либерализма, чтобы следовать антилиберальным тенденциям.
Несмотря на то что в Национальной партии сосуществовали консерваторы, либералы и националисты, решающее влияние на ее политику оказывали именно последние. Это четко прослеживается в пятом аспекте идеологии националистов, закрепленном в доктринальных основах Национальной партии, где речь идет о вооруженных силах. «Исторические правые» еще с 1930-х гг. были против вмешательства военных в политику, считая, что их предназначением является защита государства от внешних сил в чрезвычайных обстоятельствах. С этой позицией были согласны все правые партии. Как подчеркивалось выше, националистические движения, в частности «Эстанкеро» и сторонники Хорхе Прата, переформулировали эту идею. В программе НП говорилось о необходимости «включить вооруженные силы в национальное развитие, чтобы они занимались не только защитой границ и национального суверенитета, но стали бы динамичным и эффективным двигателем образовательного, технического и экономического прогресса страны». Для этого нужно было переломить тенденцию снижения бюджетных расходов на армию и начать ее перевооружение. Переоценка роли армии должна была стать частью национальной политики. Этот аспект
очень важен, потому что в середине 1960-х гг. партии и политические движения центра и левые стремились к трансформации общества, мобилизуя рабочих, крестьян и другие слои населения в поисках путей углубления демократии [29]. Вооруженные силы при этом в расчет не брались. С помощью НП националисты переломили эту тенденцию.
В целом программа НП отражала усиление идеологии националистов по существенным вопросам. Хотя крыло консерваторов и либералов сохраняло влияние в новой партии, с 1968 г. и до военного переворота 1973 г. партию возглавлял Серхио Оноф-ре Харпа, ученик Хорхе Прата, и она становилась всё более националистической, особенно в том, что касалось стиля ее деятельности. К моменту победы на выборах Народного единства влияние консерваторов и либералов внутри партии значительно ослабло. Национализм наложил свою печать на правый фланг.
Второй важной победой правых националистов в 1960-е гг. стало установление тесных связей с вооруженными силами.
Как уже было указано, после выступлений военных в 1924—1932 гг. армия была возвращена в казармы, ибо партиями был достигнут консенсус по вопросу о неприемлемости вмешательства вооруженных сил в политику. Все партии отказались привлекать военных и обязались решать свои споры, социальные и программные конфликты только политическими средствами. Правые отказались от использования армии из-за радикализма, который начали демонстрировать военные, — это был не только авторитаризм Ибаньеса, но и «социалистическая республика» 1932 г. Будучи не в состоянии умерить градус политизации военных, правые согласились на проведение социальных реформ как «наименьшей цены» во избежание установления военного режима или революции. Левые, в свою очередь, отказались от идеи скорой социалистической революции, признав важность представительной демократии и возможность осуществления социально-экономических изменений с помощью самого государственного аппарата. Кроме того, военные посчитали нужным строить армию как профессиональный институт, так как политизация угрожала иерархической системе командования, единству, целостности и самому существованию армии. Таким образом, был достигнут консенсус по вопросу о невмешательстве вооруженных сил в политику [30]. В этих условиях немногочисленные попытки восстаний в офицерской среде в 1938—1969 гг., связанных с Ибаньесом, носили изолированный характер и не были поддержаны серьезными политическими силами.
Данная ситуация изменилась в начале 1960-х гг.
Решив провести структурные преобразования, включив крестьян и городское население в программы развития страны, правительство Э. Фрея Монтальва отдало приоритет экономическим и социальным сферам, а не обороне. Аграрная реформа, «чилизация» меди и повышение уровня жизни народа требовали срочных инвестиций, а бюджетное финансирование вооруженных сил значительно уменьшилось: с 24 % в эпоху правления Ибанье-са до 9 %. Хотя уменьшение бюджетного финансирования армии продолжало политическую линию предыдущих правительств, финансирование никогда не сокращалось столь значительно, что вызвало рост недовольства в рядах военных. Снижение финансирования совпало с происходившим в США процессом переоценки роли вооруженных сил. Там была выдвинута доктрина национальной безопасности, ставившая перед армией новые задачи в области развития и борьбы с внутренним врагом. Антиповстанческая стратегия изменила социальные функции военных, переориентировала их на поддержание внутреннего порядка, на борьбу против общественных и/или политических движений, пытавшихся — под влиянием Кубинской революции — подорвать капиталистический строй. Такое несоответствие между доктриной, переформулировавшей общественную роль военных, и социальной изоляцией, в которой они находились, привело к обострению отношений между военными и гражданским обществом. Вооруженные силы хотели принимать активное участие в преобразованиях в стране, но при этом настаивали на следовании доктрине национальной безопасности. Но это их требование так и не было услышано правительством Фрея. Это привело к отказу армии от чисто профессиональных функций, которые она осуществляла в течение всего ХХ в., и активизировало вмешательство военных в политику. Офицеры начали протестовать против снижения финансирования и социальной изоляции армии, ухудшения ее технической базы. Невнимание правительства к нуждам военных подготовило почву для их мятежа. Переломным моментом стал «Такнасо» [31].
В октябре 1969 г. генерал армии Роберто Вио возглавил мятеж артиллерийского полка «Такна», требованием которого было улучшение ситуации с вооружением, заработной платой и обучением персонала для эффективного функционирования различных воинских частей. Вио добился поддержки со стороны большой части армии и курсантов Военной академии. И, хотя еще по сегодняшний день ведутся споры о том, был ли это мятеж с чисто корпоративными требованиями либо он яв-
лялся частью заговора с целью государственного переворота, важно, что это событие активизировало националистические движения. Вио стал их новым лидером, заменив Ибаньеса, способствуя распространению милитаристских взглядов, что было начато «Эстанкеро» еще в 1940-е гг. и усилилось в обстановке кризиса армии как института, обострения политической ситуации из-за реализации аграрной реформы и мобилизации широких слоев общества.
Победа Сальвадора Альенде на выборах 1970 г. и опыт пребывания Народного единства у власти объективно способствовали укреплению союза националистов с правыми, выступавшими за присутствие армии в политической жизни и видевшими в ней главную действующую силу националистической революции, на которую они уповали.
3. «Тысяча дней» Народного единства: на пути к диктатуре
«Такнасо» вызвал много дискуссий среди военных, подвергшихся давлению из-за лидерства Ро-берто Вио, использовавшего свое влияние для усиления политизации армии. Изгнанный из армии после мятежа, он попытался подорвать авторитет нового главнокомандующего, генерала Рене Шней-дера, решительно настроенного покончить с неподчинением в армии. Вио обвинил его в содействии властям и в том, что он не защищал интересы армии. Вио стал воплощением провала миссии военных — «патриотической защиты справедливого дела». Он утверждал, что именно вооруженные силы являлись двигателем «великих перемен», пережитых Чили на протяжении ее истории, и говорил, что «традиция военных — быть безоговорочными защитниками высших интересов родины — никогда не должна прерываться» [32].
В результате националистические группы начали видеть в нем лидера: «Настоящий военный, не побоявшийся, как многие другие, «пойти в политику»., единственный человек, способный стать во главе Чили» [33]. Вио поддержал жесткую националистическую критику либеральной демократии, требуя установления авторитарного режима, основанного на корпоративной организации общества «во имя нации». За этим скрывался глубокий антикоммунизм, вызванный социальной демократизацией, которую переживала страна в те годы. Вио критиковал «атмосферу постоянно растущих требований», считал необходимым восстановить «жесткую власть» [34]. После «Такнасо» националистические организации подняли голову: в эти месяцы группы крайних традиционалистов, связанные с армией, создали «Тисону»; возобновило свою
деятельность «Национал-синдикалистское движение»; появились группы «Такна», символом которой стал полк, поднявший мятеж, «Освободительное националистическое наступление» и другие.
Победа Альенде и Народного единства стала окончательным аргументом для различных националистических движений, в том числе и связанных с Вио, в их стремлении возглавить борьбу против Альенде и попытаться начать «национальную революцию».
Победив своего соперника — правого политика Хорхе Алессандри — с минимальным отрывом (36,4 % против 34,9 %), Альенде продемонстрировал, что предложенная им стратегия «мирного пути к социализму» позволила ему возглавить правительство. Первой реакцией сторонников Алессан-дри было разочарование и недоверие к цифрам, неприятие самого факта поражения: «Вначале мы не знали, что делать, мы были растеряны, политики, я бы сказал, бездействовали, ибо были так же ошеломлены, как и мы» [35], — вспоминал позже один из лидеров националистов. Впервые в истории марксист победил на выборах демократическим путем. Согласно действующему закону, Национальный конгресс должен был избрать одного из двух кандидатов, набравших наибольшее количество голосов. Если раньше Конгресс избирал кандидата, получившего «первое относительное большинство», то в данном случае это был марксист Альенде, поэтому правые, в том числе правые националисты, решили оказать давление на законодательную власть, чтобы та выбрала Алессандри, получившего «второе большинство», так как закон этого не запрещал. Такое решение — не признать победу кандидата, набравшего «первое относительное большинство», — нарушило бы традицию. Но в данном случае подобная «гражданско-правовая» стратегия была призвана не допустить прихода к власти Народного единства.
В качестве еще одной формы давления на конгресс НП решила создать политический фронт, который демократическим путем оказывал бы влияние на граждан — гражданское движение «Патриа и Либертад». Одной из целей его создания было проведение новых выборов, «чтобы чилийский народ стал высшим судьей в деле выбора между марксизмом и демократией» [36]. «Патриа и Либертад» возглавила массовые уличные демонстрации, оказывавшие давление на конгресс. Одновременно была создана оперативная группа «Республиканский независимый фронт» (РНФ), включившая в себя различные националистические группировки, принимавшие участие в предвыборной кампании Алессандри: «Движение независимых в под-
держку Алессандри» (ДНА), группа «Дом победы» и штурмовая группа «Националистическое наступление», входившая в молодежную организацию НП, группа «Такна» и движение крайних традиционалистов «Традиции, семья и собственность», группа «Фидусия»*. Все они подчинялись приказам генерала Вио. Тем временем последний вел переговоры с ЦРУ, намереваясь возглавить военный переворот в коалиции с рядом высокопоставленных военных. Роль гражданских лиц в подготовке переворота заключалась в создании обстановки хаоса, который оправдал бы военные действия. Распространение агитационных листовок и организация террористических актов была поручена РНФ. Второй задачей гражданских лиц стало похищение главнокомандующего армией — генерала Рене Шнейдера. В этом деянии планировалось обвинить левых, что, в свою очередь, должно было спровоцировать военный переворот. Похищение, как известно, закончилось убийством генерала членами «Фи-дусии» и «Тисоны».
Убийство генерала Шнейдера вскрыло планы готовившегося переворота, и возмущение общества действиями правых в итоге позволило Альенде прийти к власти [37].
В реакции Национальной партии на победу Народного единства заметно влияние национализма с его антидемократическим дискурсом об «угрозе родине» и необходимости привлечь вооруженные силы к разрешению конфликта. Всё это уже присутствовало в разработанных националистами программе и декларации принципов, но избрание Альенде лишь обострило крайние точки зрения, усилив позицию Серхио Онофре Харпы, придавшую НП националистический, наступательный и корпоративистский дух. С 1971 г. НП применяла следующую стратегию борьбы против Народного единства: изменение законов с целью не допустить обобществления крупной земельной собственности, фабрик и банков; участие в психологической войне с целью посеять страх среди населения; мобилизацию женщин и молодежи в кампаниях гражданского неповиновения. С 1972 г. Харпа попытался включить в доктрину партии идеологию корпоративизма, полностью отвергнув демократию и либеральные принципы. Харпа стремился к осуществлению «национальной революции» при поддержке вооруженных сил [38].
К 1973 г. старые правые консерваторы и либералы внутри НП восприняли националистические идеи Харпы и выступили за военный переворот.
* В переводе с испанского <^йиаа» означает «доверие». — Прим. Е. Богуш.
В свою очередь, националистические группировки настаивали на привлечении армии к политической жизни, чтобы не допустить успеха Народного единства. Если с момента «Такнасо» и до убийства генерала Шнейдера их главным лидером был Вио, то впоследствии это стало невозможным, так как авторитет Вио был подорван ввиду раскрытия его причастности к преступлению против главнокомандующего армией. Националисты изменили свой дискурс и стратегию, отказавшись от персонализма и обращаясь к вооруженным силам как к политическому институту. Задача группы «Такна», Национального профсоюзного движения и «Тисо-ны» стала следующей: окончательно сформулировать четкие предложения, которые оправдали бы постоянное участие армии в политике страны.
Профсоюзное движение Чили, организуя выступления трудящихся, фактически разрушало — в глазах националистов — демократический либеральный режим и нарушало равновесие между нацией-народом и военными; это позволяло «оправдать» новую роль вооруженных сил, ибо «уничтожение демократического государства» освобождало армию от необходимости подчинения его правилам [39]. «Такна», в свою очередь, стремилась стать символом борьбы «с отживающей свой век партийной системой и марксизмом у власти». Такая миссия нуждалась в «молодежи, жаждущей справедливости, обладавшей духом самопожертвования и героизма, способной мыслить по-новому и направить в новое русло желание перемен, охватившее чилийское общество, огромное желание революции против несправедливости, застоя и зависимости» [40].
Согласно «Такне», новым режимом должно было стать «военное государство», находящееся в руках армии и сил порядка, представляющих собой «великих действующих лиц будущей истории..., постоянных предводителей нации», окруженных чистой, ничем не запятнавшей себя молодежью, готовой к опасностям, борьбе и смерти как обычным «актам служения родине» [41].
Этот тезис был разработан, исходя из опыта «Такнасо»: требования, выдвинутые участниками восстания, были призваны оправдать теорию «военного государства».
На первый план был выдвинут тезис о необходимости защиты страны. Возродившийся боевой дух этой националистической организации отрицал любую пацифистскую утопию, которая предлагала бы разоружение военизированных группировок как шаг вперед к мирному сосуществованию и ограничение вооружений — в таком случае, по мнению националистов, народы остались бы без защиты. Согласно проповедовавшемуся ими национализму,
носившему экспансионистский характер и выступавшему за превращение страны в авангард Латинской Америки, пацифистские тенденции во внешней политике Чили ослабляли обороноспособность страны, поставив ее перед лицом угрозы завоевания: «.Беспечность наших правителей в области разоружения достигла немыслимых крайностей, в то время как наши соседи не принимают подобные же меры, что ставит под угрозу существование Чили как независимой страны». Проведенный националистами анализ ситуации в данной области указывал на существование дисбаланса в вооружениях стран Южного конуса латиноамериканского континента; этот дисбаланс был весьма неблагоприятным для Чили, особенно в сравнении с Аргентиной. Причиной этого они считали пренебрежение нуждами армии предыдущими правительствами. Внешняя политика Чили виделась ими как «пораженческая», способная лишь «урезать нашу территорию, ограничивая наши возможности в будущем» [42]. Таковы были основные положения критики «Такнасо».
Вторым аргументом стало подчеркивание националистического характера армии как «исторического выражения ее основной задачи — сотворения чилийской родины». Поэтому стремление оппозиции свергнуть Народное единство электоральным путем, на выборах, без участия армии отражало, по мнению националистов, потерю чувства реальности, попытку спасти отживающую свой век чилийскую политическую систему, одним из принципов которой было неучастие вооруженных сил в политике. Согласно националистам, армия имела другое предназначение, более достойное, соответствовавшее их патриотизму, ибо «они служили не властям, а кому-то более важному и значительному — народу» [43]. Другими словами, националисты настаивали на том, что армия не должна находиться в подчинении у гражданских властей, а обладать автономией. Вслед за Антонио Примо де Риверой «Такна» выступала за политизацию военных, подчеркивая при этом единство их судеб с судьбами нации, а когда это единство оказывалось под угрозой, вооруженные силы должны были взять на себя ответственность за наведение порядка. По их мнению, целью Народного единства было покончить с «традициями» и навязать «революционную мораль», что посягало на существование исконных ценностей нации и потому оправдывало вмешательство армии.
Возрождая присущие чилийскому национализму ХХ в. традиции корпоративизма, «Такна» и национал-синдикализм утверждали, что разрушение демократического либерального государства уско-
рит возрождение гремиос, или корпораций — истинной движущей силы общества, его базовой ячейки: основная идея национализма заключается в том, что университет, муниципалитет, гремио, вооруженные силы. первичны по отношению к государству» [44]. Базовые ячейки понимались как призванные переосмыслить правила сосуществования в обществе и в новом корпоративном государстве. Личный интерес как основа либерализма должен был быть преодолен и заменен новыми ценностями; при этом базовые ячейки должны были четко сформулировать свои цели и задачи. Национал-синдикалистское движение усматривало в этих ячейках «огромное духовное богатство нации», поскольку «с них всегда начинался процесс возрождения государства» [45]. По мнению националистов, политическая борьба против марксизма побуждала гремиос к действиям, усиливала автономию социальной базы по отношению к партийному руководству, направляла страну к «новому порядку», который должен был быть установлен путем «Националистической революции».
Подобные выводы были сделаны в момент подъема гремиалистского движения в борьбе против Народного единства — борьбе, которую поддерживали НП, предприниматели и гремиалист-ское движение Католического университета во главе с адвокатом Хайме Гусманом [46]. Они вели работу с бизнесменами, коммерсантами, интеллектуалами и студентами, стремясь направить их активность против социалистического правительства. Именно Гусман выдвинул теорию о необходимости передачи власти гремиос. Во время существования Народного единства идея корпоративизма была присуща не только националистическим организациям, но и всем правым, отрицавшим либеральные принципы. Однако националисты были единственными, кто связывал деятельность гремиос с автономией армии и с ее главенствующей ролью в том режиме, который должен был быть установлен после свержения Альенде.
Об этом свидетельствует приверженность националистов тезису о «вакууме власти» Хорхе Прата, утверждавшего, что Чили находится перед дилеммой «либо коммунизм, либо национализм»: «будет ли это диктатура пролетариата либо строительство Нового государства, основой которого станут армия и гремиос, что откроет родине путь к великому будущему нации, в том числе и на международной арене» [47]. Для национал-синдикализма «существует вакуум власти, который перед лицом угрозы марксизма не может быть заполнен ни традиционными партиями, ни отжившей политической системой» [48]. Поэтому «противостоять марксизму
и спасти нацию» призваны вооруженные силы, которые не могли подчиниться «нелегитимному правительству Народного единства», ибо «великой миссией армии» является «сохранение целостности нации». Целью националистических организаций в первые месяцы ожесточенной политической борьбы было добиться, чтобы «члены различных гражданских ассоциаций осознали свои права и приняли участие в социально-политических выступлениях, приобретающих особое значение в период распада либерально-демократического государства». Подобный дискурс «Такны» был направлен на обоснование автономии вооруженных сил от государства. Действия гремиос виделись в качестве прелюдии Националистической революции, то есть «нового конституционного порядка., в котором решающую роль будут играть гремиос и армия. Только вооруженные силы. Другой альтернативы нет» [49].
Все вышеперечисленные аргументы повторяли теорию «военного государства», согласно которой вооруженные силы «призваны быть не хирургами, вырезающими опухоль и освобождающими кресло правителя для неизвестного лидера. Вооруженные силы приходят, чтобы остаться. Мы считаем, что правительство по праву принадлежит вооруженным силам. Армия — это и есть народ, вооруженный народ, и поэтому при новом порядке, который придет на смену нынешнему хаосу, она должна взять на себя управление политической, экономической и культурной жизнью нации. Соответствующим образом организованные гражданские лица могут участвовать в управлении государством, но это всегда должно происходить под эгидой и при контроле со стороны вооруженных сил» [50].
Существенное отличие в отношении к армии со стороны националистов, с одной стороны, и греми-ос в союзе с ХДП — с другой, состояло в том, что первые видели в ней альтернативу существующей власти, выступали за вовлечение армии в политику, а вторые усматривали в военных лишь инструмент свержения режима. Вместе с тем сформулированный ими «национал-милитаристский путь» был не единственным рецептом политического развития в чилийской действительности того времени.
Организация «Патриа и Либертад» осталась несколько в стороне от этой тенденции: она не ограничивалась лишь призывами по отношению к вооруженным силам, а стремилась сочетать их с народной мобилизацией. В отличие от других группировок, исследованных нами в данной статье, «Патриа и Либертад» сделала попытку сформировать мощную социальную базу национализма с целью открыть путь «истинной националистической революции». Начало этому было положено созда-
нием Гражданского движения (сентябрь — ноябрь 1970 г.), в апреле 1971 г. был основан националистический фронт «Патриа и Либертад», поставивший своей целью возглавить борьбу против Народного единства посредством привлечения различных социальных слоев, а также мобилизации граждан, в особенности тех, кто не состоял в политических партиях. Эта характерная черта отличала «Патриа и Либертад» от других националистических движений, которые обычно не уделяли внимания массам, а в большей степени концентрировались на политической активности вооруженных сил. «Патриа и Либертад» представляла собой наиболее «чистое» проявление национализма, в духе нацистов типа Хорхе Гонсалеса фон Маре-еса, для которых «героизм и самопожертвование» имели особый, крайне важный смысл. Оперативный характер действий, присущий этой организации, ее дискурс и манера действия были наполнены осознанием своей миссии, обостренной перед лицом угрозы, исходящей от ее непримиримого врага — Народного единства у власти. Поэтому узы, объединявшие членов фронта, были основаны на верности, преданности и борьбе с марксизмом не на жизнь, а на смерть, что отразилось в гимне «Па-триа и Либертад»: «Вперед, националисты! Родина зовет нас к борьбе/ Свергнем предателей-марксистов/ Восстань, доблестный народ. Поднимем знамя и будем бороться за родину», «родина не продается, и свободу не уступают/ без страха пойдем на смерть/ с верой солдата несем мы наши надежды... потому что Чили — наш меч» [51].
Как видим, подобный стиль возрождал революционную страсть, юношеские чувства, ярость борьбы в уличных сражениях. Именно об этом говорило Национал-социалистическое движение: «Мы являемся авангардом в борьбе с коммунизмом и не откажемся от этого. Напротив, мы ежедневно будем удваивать усилия, вплоть до разгрома иностранных агентов, пытающихся поработить Чили для того, чтобы она вместе с другими странами страдала под советским игом» [52]. Поэтому бойцы «Па-триа и Либертад» были самыми заметными фигурами в уличных столкновениях и мобилизациях. Современники помнили, что они были вооружены палками с цепями, использовали каски, а символом их организации было изображение паука.
Для «Патриа и Либертад» водораздел пролегал между марксизмом и национализмом, а не между коммунизмом и вооруженными силами, как утверждал Хорхе Прат в своих тезисах о вакууме власти, «военном государстве», «Такне» и Национал-синдикалистском движении. Несмотря на то что изначально «Патриа и Либертад» казалась лишь боевой
группой, вооруженной гвардией, она имела далеко идущие планы, считая своей исторической миссией «крушение фальшивой демократии» и «начало новой эпохи»: «Мы переживаем не просто еще один исторический этап, а важный момент, который определит нашу судьбу. Помимо спасения страны и завершения периода тяжелых испытаний, мы надеемся основать первое в Чили националистическое государство, прославляющее труд, долг, дисциплину и социальную справедливость.; для нас речь идет не только о том, чтобы освободиться от оков., речь идет о строительстве нового государства, становлении нового правительства, формировании нового самоощущения нации» [53].
Члены «Патриа и Либертад» предполагали мобилизовать все общество во имя этих целей, не ограничиваясь действиями во властных структурах; «борьба с марксизмом» должна была стать «плодом усилий народа», «огромной массы независимых чилийцев., результатом их собранности, организованности, энтузиазма и понимания». В «Патриа и Либертад» господствовал дух национализма, для которого борьба против Народного единства и «коммунизма» была делом, способным объединить чилийцев, несмотря на их разногласия, «была одной общей целью — патриотизмом». Поэтому борьба не могла ограничиваться лишь подрывными действиями: «Защита демократии — это импульс для нашего будущего, это мощная сила сплочения чилийского народа» [54], возрождения чувства патриотизма и реорганизации государства.
Подобные идеологические постулаты ориентировали «Патриа и Либертад» на придание своему движению массового характера. Для этого члены организации стали создавать различные «фронты» с целью охватить все новые социальные группы: женщин, мужчин, молодежь; в то же время предприниматели, интеллектуалы и организации работодателей были объединены в «невидимый фронт» [55]. Члены «Патриа и Либертад» прошли специальную подготовку для работы в регионах и в общинах, в профсоюзах и других общественных организациях.
Данные действия продолжались вплоть до забастовки в октябре 1972 г. Как известно, именно в том году оппозиция попыталась свергнуть Альенде путем организации крупной стачки профсоюза работников транспорта, которая продлилась целый месяц и получила поддержку многих корпораций, а за всем этим стояло ЦРУ. Эта стратегия провалилась благодаря отпору партий и общественных организаций, входивших в блок Народного единства, а также в силу того, что ряд высших офицеров были включены в правительство.
Провал забастовки в октябре, да и в целом провал гремиалистского движения, привели к повороту в политике «Патриа и Либертад». С этого момента организация стала призывать армию к совершению государственного переворота, который привел бы к «националистической революции». Для воздействия на армию были избраны три пропагандистских постулата: угроза уничтожения правительством Народного единства профессиональной армии и ее замены отрядами народной милиции; роль вооруженных сил в обеспечении внутренней безопасности государства, а также защита границ страны от внешней агрессии. «Патриа и Либертад» призывала армию стать в авангарде борьбы по этим направлениям. Союз «Патриа и Либертад» с армией оказался успешным, что и было продемонстрировано 29 июня 1973 г., когда имела место попытка военного переворота [56].
Эти позиции сближали «Патриа и Либертад» с другими националистическими группировками, стремившимися положить конец конституционному принципу неучастия армии в политике и полностью вовлечь ее в государственные дела. Назревавший государственный переворот должен был инициировать «националистическую революцию», при этом военный режим виделся националистам лишь как временный, но не постоянный. В данном пункте «Патриа и Либертад» не разделяла тезиса о вакууме власти и идею «военного государства», сделав ставку на «националистическую революцию», опирающуюся на народные массы и общие цели.
Во всех этих областях — будь то «националистическая революция» или военная теория — националистические движения добились того, что их основополагающие идеи об ослаблении гражданской власти и привлечении армии к делу управления страной были взяты на вооружение всеми правыми и отчасти центристскими силами, что послужило легитимации государственного переворота и установлению военной диктатуры.
Выводы
На протяжении всей своей истории Чили считалась страной с прочными демократическими институтами, где социальные и политические конфликты разрешались посредством политических механизмов, без привлечения вооруженных сил. Стране удавалось избежать вмешательства военных в политику, столь характерного для истории Латинской Америки. Поэтому парадоксально, что именно в Чили появилась одна из самых продолжительных, по сравнению с другими многочисленными южноамериканскими военными режимами 1970-х гг., диктатур. Это был новый тип военного
режима, с массовыми репрессиями и столь глубокой реорганизацией экономики и общества, что даже сейчас, спустя более 40 лет, последствия его правления не удалось преодолеть. Лишь арест генерала Пиночета в Лондоне в конце 1990-х гг. положил начало ослаблению роли вооруженных сил в политических институтах и в системе гражданской власти. До 1998 г., пока Пиночет не был задержан в Лондоне, роль военных в гражданском обществе Чили была исключительно велика.
Отчасти это можно объяснить тем, что идея милитаризации охватила весь правый политический сектор и часть центристов.
Главными действующими лицами здесь были националистические организации, которые вели свою историю от нацизма, фашизма, франкизма и т. д.
Как уже подчеркивалось выше, сила политических партий и их способность выражать требования различных социальных групп в рамках политических институтов сузили возможности националистических групп, они не смогли противостоять левым. В отличие от других известных нам исторических примеров, Национал-социалистическое движение и его последователи, а также группы франкистского толка — «Эстанкеро», Национал-синдикалистское движение и «Такна» — не смогли воплотить стремления к социальным преобразованиям, существовавшего в чилийском обществе, ибо это стремление было подхвачено системными политическими партиями, нашло отражение в политических соглашениях. Только при особой конъюнктуре, в начале Холодной войны или в период Народного единства, националистические организации в Чили смогли найти контакт с обществом и начать манипулировать им. В обоих случаях речь шла об особой ситуации, характеризовавшейся вхождением в правительство коммунистов, которые при Народным единстве имели огромное влияние во властных структурах.
Помимо же этих случаев, идеи правых националистов не были широко восприняты в обществе и не имели политического веса.
Всё изменилось во время Народного единства и в период, последовавший после его правления.
Условия демократизации общества в середине 1960-х гг. и в годы правления Народного единства позволили антидемократическим идеям правых националистов найти отклик у традиционных правых, которые отвергли либеральные принципы и взяли на вооружение идеи корпоративизма, мобилизации и милитаризма. Символом этих изменений стала Национальная партия во главе с националистом Серхио Онофре Харпа. К тому же ослабление конституционных основ, определявших положе-
- 269
ние вооруженных сил в политическом системе, позволило националистическим идеям сыграть решающую роль в решении политического конфликта и найти отклик в рядах армии.
В этом плане националисты смогли проявить себя в политике лишь тогда, когда получили поддержку двух ключевых социальных институтов: правых и вооруженных сил. Вдохновленные идеями, далекими от традиционной политики Чили, националистические движения смогли изменить основные политические принципы, открыв путь диктатуре Пиночета.
Из изученных нами националистических групп самой заметной была, без сомнения, «Патриа и Ли-бертад». Однако ее идеи, воплощенные в жизнь после военного переворота, способствовали не мобилизации общества, а лишь сохранению власти военных. Таким образом, победителями оказались «Такна» и национал-синдикализм, иначе говоря, франкизм.
Примечания:
1. Это определение ввел лидер «Патриа и Либертад» Пабло Грес.
2. Varas, A. Chile, democracia, fuerzas armadas. — Santiago, 1980; Valdivia, V. Nacionales y gremialistas. El 'parto' de la nueva derecha política chilena, 1964—1973. — Lom, 2008; TomásMoulian, T., Garretón, M. A. La Unidad Popular y el conflicto político en Chile. — Santiago, 1983; Varas, A. La política de la oposición durante la Unidad Popular. — Santiago, 2013; Valdivia, V. Chile ¿un país de excepción? La ley de control de armas y la máquina represiva puesta en marcha // Fiesta y drama. Experiencias y procesos de la Unidad Popular / Ed. por J. Pinto. — Santiago, 2014.
3. Pinto, J., Luna, M. Cien años de propuestas y combates. La historiografía chilena en el siglo XX. — México, 2006; Valdivia, V. Introducción // Dossier Chile Contemporáneo. — URL: www.historiapolitica.com, 2012.
4. Maldonado, C. La Milicia Republicana. Historia de un ejército civil en Chile. — Santiago, 1988; Idem. «ACHA y la proscripción del Partido Comunista», Flac-so, 1988; McGee Deutsch, S. Las derechas. La extrema derecha en Argentina, Brasil y Chile, 1890—1939. — Buenos Aires, 2005; Klein, M. La matanza del Seguro Obrero. — Santiago, 2008; Valdivia, V. La Milicia Republicana. Los civiles en armas, 1932—1936. — Santiago, 1992; El nacionalismo chileno en los años del Frente Popular (1938—1952). — Universidad Blas Cañas, 1995; Nacionalismo e Ibañismo. — Santiago, 1995; Camino al golpe. El nacionalismo chileno a la caza de las fuerzas armadas. — Santiago, 1996.
5. Открещиваясь от обвинений в связи с нацизмом, НСД ввел термин «националистичекий», сой-
ственный только Чили. Valdivia, V. Las nuevas voces del nacionalismo chileno, 1938—1942 // Boletín de Historia y Geografía. — No. 10. — Universidad Blas Cañas, 1993; Klein, M. The New Voices of Chilean Fascism and the Popular Front, 1938—1948 // Journal Latin America Studies. — 2001. — Vol. 33, No. 2.
6. McGee Deutsch, S. Op. cit. — Cap. 9; Snadjer, M. El nacional-socialismo chileno de los años treinta // Mapo-cho. — 1992. — No.30; Klein, M. Op. cit.
7. Moulian, T. Contradicciones del desarrollo chileno. — Santiago, 2009.
8. Correa, S. Con las riendas del poder. — Santiago, 2004; Drake, P. Socialismo y populismo en Chile, 1933— 1973. — Ediciones Universidad de Valparaíso, 1993; Álvarez, R. ¡Arriba los pobres del mundo! El Partido Comunista de Chile. — Santiago, 2011; Pinto Valle-jos, J. Luis Emilio Recabarren. Una biografía histórica. — Santiago, 2013; Rojas, J. La dictadura de Ibáñez y los sindicatos. — Santiago, 1993.
9. Paxton, R. Anatomía del fascismo. — Barcelona, 2004: El nazismo. Preguntas claves / Ed. por I. Kershaw. — Madrid, 2012.
10. Varas, A.; Agüero, F.; Bustamante, F. Chile, democracia y fuerzas armadas. — Flacso, 1980; Valdivia, V. La Milicia Republicana ...
11. Movimiento Revolucionario Nacional Sindicalista (MRNS) // Forja. — No. 19. — P. 2.
12. Partido Nacional Fascista. La Patria. — 1939. — 24 de junio. — P. 2.
13. Cristi, R., Ruiz, C. El pensamiento conservador en Chile. — Santiago, 1992.
14. Pérez Monfort, R. Hispanismo y Falange. — México, 1992.
15. Были и другие организации, в основном антикоммунистические. Среди националистов можно выделить Революционное национальное профсоюзное движение, Кондоры, Чилийское антикоммунистическое сопротивление.
16. Huneeus, C. La Guerra Fría chilena. Gabriel González Videla y la Ley Maldita. — Santiago, 2009.
17. Estanquero. — 1946. — 14 de diciembre. — P. 3.
18. Ibid. — 1947. — 11 de octubre. — P. 3.
19. Ibid. — Febrero a septiembre.
20. Moulian, T. La Forja de ilusiones. — Santiago, 1983; Jocelevsky, R. La democracia Cristiana chilena y el gobierno de Eduardo Frei (1964—1970). — México, 1987.
21. Jocelyn-Holt, A. El peso de la noche. Nuestra frágil fortaleza histórica. — Planeta, 1998; Idem. La Independencia de Chile. Tradición, proyección y mito. — Madrid, 1992.
22. Valdivia, V. Nacionales y gremialistas. — Cap. 1; Correa, S. Op. cit.
23. Более развернутый анализ см. в кн.: Valdivia, V. Nacionales y gremialistas ... — Cap. II.
270 -
24. Jarpa, S. O. Los mitos de nuestro tiempo. — Stgo., 1968. Харпа был «вторым человеком» среди новых правых, исповедовавшим идеологию Прата.
25. Partido Nacional. Introducción a la Declaración de Principios. — Stgo., 1966.
26. Partido Nacional. Fundamentos doctrinarios y programáticos. — Stgo., 1966.
27. Ibidem.
28. Partido Nacional Introducción a la Declaración de Principios ...
29. Illanes, M. A. La batalla de la memoria. — Santiago, 2000; Gómez, J. C. La frontera de la democracia. — Santiago, 2004.
30. Nunn, F. Chilean Politics. The Honorable Mission of the Armed Forces. — Albuquerque, 1970; Varas, A. et al. Op. cit. — Cap. 2; Valdivia, V. La Milicia Republicana.; Drake, P. Socialismo y populismo en Chile. — Universidad Católica de Valparaíso, 1993.
31. Varas, A. et al. Op. cit; Valdivia, V. El golpe después del golpe. Leigh vs Pinochet, 1960—1980. — Santiago, 2003.
32. Discurso en Arturo Olavarría Bravo. Chile bajo la Democracia Cristiana. — Santiago, 1970. — 3 vols. — Tomo III. — P. 230.
33. Tacna. — No. 3.
34. Octubre. — 1970. — No. 1. — Julio.
35. Rodríguez, P. Grez Entre la democracia y la tiranía. — Santiago, 1970. — P. 28.
36. Ibid. — P. 30.
37. El caso Schneider. Operación Alfa. — Quimantú, s/f; Los documentos secretos de la ITT. — Quimantú, 1970; Pérez, D. La fronda militar: el 11 de septiembre: Tesis
Magíster en Ciencia Política. — Universidad de Chile, 2000; Hitchens, Ch. The Trail of Henry Kissinger. — Verso, 2001; TVN. Informe Especial. «Los documentos desclasificados de la CIA», 2000.
38. Valdivia, V. Nacionales y gremialistas ... — Cap. VI.
39. Las fuerzas armadas en los períodos de desequilibrio // Forja. — No. 19.
40. Tacna. — 1971. — Marzo-abril — Nos.1 y 2.
41. Ibid. — 1972. — Abril. — No. 11.
42. Обе цитаты см.: Tacna. — 1971. — Marzo-mayo; 1972. — Abril y julio.
43. Tacna. — 1972. — Enero-febrero. — No. 5—6.
44. Ibid. — Marzo. — No. 10.
45. Forja. — No. 2 y No. 30 (после переворота).
46. Движение, возглавляемое Хайме Гусманом — франкистом, идейным наставником диктатуры Пиночета.
47. Tacna. — 1972. — Julio-agosto. — No. 1.
48. Forja. — No. 30.
49. Обе цитаты см.: Tacna. — 1973. — Junio. — No. 18.
50. Ibid. — 1972. — Abril. — No.11.
51. Гимн и призыв цит. по: Abarca, C. et al. El Frente Nacionalista Patria y Libertad (1970—1973). Tesis Licenciatura en Historia. — Universidad Católica Blas Cañas, 1995.
52. Patria y Libertad. Manifiesto Nacionalista. — Stgo, 1972. — P. 5.
53. Ibid. — P. 7.
54. Patria y Libertad. Ensayo programático. Cuaderno No.1. — P. 8; вторая цитата из: Abarca, C. et al. Op. cit. — P. 106.
55. Thieme, R. Memorias. — Tomo 1.
56. Ibidem.
- 271