CC BY
47
ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ 2008. Вып. 3
УДК 811.161.375 (045) Л. Ф. Килина
СПОСОБЫ ЯЗЫКОВОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ КОНЦЕПТА «ЛЮБОВЬ» В «ПОВЕСТИ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ» ПО ЛАВРЕНТЬЕВСКОМУ СПИСКУ1
Представлена репрезентация концепта «любовь» с помощью единиц категории оценки и устойчивых формул в «Повести временных лет» по Лаврентьевскому списку.
Ключевые слова: любовь, оценка, устойчивые формулы, репрезентация.
Как справедливо отмечают исследователи, «концепты и их содержание выявляются через значение репрезентирующих языковых речевых единиц» [1. С. 87]. Трудности, которые неизбежно возникают при исследовании когнитивных элементов в структуре древнерусских текстов, связаны с неполным совпадением картин мира носителя естественного языка и авторов канонических текстов. В этом смысле особенно важным представляется сопряженность анализа семантики языковых единиц и анализа интенции адресанта [2. С. 13]. В данном исследовании предпринимается попытка анализа способов языковой репрезентации концепта «любовь» в древнерусском тексте, а потому изучаемый материал следует рассматривать, во-первых, с точки зрения организации семантического пространства текста, а во-вторых, с точки зрения реализации в этом пространстве интенции автора текста, его прагматической установки.
Так как «концепты формируются в процессе познавательной деятельности человека и являются единицами концептуального уровня, на котором накапливается и перерабатывается огромный поток информации, поступающей из окружающего мира» [1. С. 87], то мы можем говорить лишь о формировании указанного концепта в тот период, когда создавалась «Повесть временных лет». В этом смысле будет интересно выделить некоторые характеристики в содержании концепта, отражающие взгляд на мир древнего русича.
Н.С. Ковалев указывает, что в становлении системы оригинальных литературных текстов ведущую роль играет категория оценки, которая служит связующим звеном между когнитивными и коммуникативными явлениями: «Связь когнитивных и коммуникативных явлений в тексте с категорией оценки обусловлена сложной системой соответствий между "вещным" миром и миром языкового содержания, опосредованных миром концептов в сознании человека и социума» [2. С. 13].
Таким образом, контекстный анализ должен проводиться в аспекте категории оценки, а именно путем выделения в том или ином микротексте язы-
1 Исследование выполнено при поддержке гранта Президента Российской Федерации МК-5366.2006.6.
ковых единиц, выражающих (эксплицитно или имплицитно) тот или иной тип оценки (теистическая, обыденная этическая, субъективная) [2. С. 15].
В данной статье рассматрим употребление в тексте ПВЛ глагола лю-бити и причастий от этого глагола, а также существительного любовь (любы). В исторических словарях находим любити 'предпочитать, иметь склонность', 'любоваться', 'целовать' [5. С 83], 'любить, чувствовать привязанность к кому-л.', 'чувствовать склонность, влечение к чему-л.' [4-4. С. 465-466], любовь (любы) 'любовь, привязанность, благосклонность, милость', 'пристрастие, склонность', 'любовь, страсть', 'согласие', 'мир, согласие, мирный договор' [5. С. 88-89], 'любовь, привязанность', 'пристрастие, приверженность к чему-л.', 'страсть, вожделение', 'мир, согласие' [4-4. С. 479-480]. Все приведенные значения актуализированы в ПВЛ, ниже мы представим анализ контекстного употребления выделенных слов в исследуемом тексте.
В тех фрагментах, где в качестве объекта любви (нелюбви) выступает неодушевленный предмет, наблюдаем любовь-предпочтение, любовь-склонность, речь может идти, например, о каком-либо месте (възлюби мЬсто и сруби градокъ малъ (4), не любо ми есть в КиевЬ быти (20), бЬ бо любА градъ сь (42)), а также о книгах, в том числе церковных (бЬ бо любА словеса книжная (43), и бЬ Ярославъ любА црквныя оуставы (51 об.)).
Наиболее значимыми, по нашему мнению, являются те фрагменты, в которых встречаем любовь-приверженность, например: возлюби свЬтъ а тьму м>стави (17 об.), ИзАславъ ... криваго ненавидЬ любА правду (67). В первую очередь, необходимо говорить о приверженности к христианским идеалам: поставлАетъ бо цсрА и кнАзА Вышнии ему же хощеть дасть аще бо кая землА оуправитсА пред Бмь поставлАеть еи цсрА или кнАзА праведна лю-бАща судъ и правду (48) (после рассказа о гибели Бориса и Глеба). В этом примере четко прослеживается установка автора: Бог как Высшая сила может дать земле кнАзА праведна, т.е. князя любАща судъ и правду. Здесь мы не можем говорить ни о привязанности, ни о влечении, ни о склонности, ни о расположении, так как в качестве объекта любви выступают суд и правда, это именно приверженность к тем ценностям, которые проповедует христианская философия.
Любовь-мир встречается в тексте ПВЛ достаточно часто: и оутвердити любовь межю Греки и Русью (11 об.), любовь имЬють Грьци съ Русью (13 об.) и др. Интересны примеры, в которых любовь и мир употребляются в одном контексте: хощеть миръ имЬти со кнАземъ Рускимъ и любъве (14), рька сице хочю имЬти миръ с тобо[ю] твердъ и любовь (22), и бЬ миръ межю ими и любы живАше же Володимеръ в страсЬ Бжьи (43 об.). Следует также отметить, что именно в тех контекстах, где речь идет о мире между Грецией и Русью, любовь может быть правой (да аще будеть добрЬ Игорь великии кнАзь да хранить си любовь правую (14)), а также совершенной (хочю имЬти любовь со црмъ Гречьскимъ свершеную (22), хочю имЬти миръ и свершену любовь со всАкомь (22 об.)). Во всех этих фрагментах представлена обыденная этическая оценка, т.е. общее мнение о правде/неправде, добре/зле, принадлежащее миру, человечеству (см. например, [2. С. 15]), здесь мы имеем
дело с определенными устойчивыми формулами, которые эту оценку эксплицируют: любовь имЬти, оутвердити любовь, хотЬти имЬти миръ и любовь (свершену), хотЬти имЬти любовь свершеную, хранити любовь правую.
Вместе с тем мир понимается не только как хорошие взаимоотношения между людьми, как мирный образ жизни, которому человек должен следовать, но и как некое состояние, в котором человек может находиться: се азъ wтхо-жю свЬта сего снве мои имЬите в собЬ любовь понеже вы есте брО"я единого wца и мтре да аще будете в любви межю собою Бъ будеть в васъ... и будете мирно живуще аще ли будете ненавидно живуще в распрАхъ.то погыбнете сам!. и тако урАди сны своя пребывати в любви (54 об.) (напутствие князя Ярослава сыновьям). В данном контексте также наблюдаем устойчивые формулы (имЬти в собЬ любовь, быти в любви, пребывати в любви), причем можно отметить, что эти формулы отличаются от приведенных выше, речь идет не столько о мирном сосуществовании, сколько о том, что любовь - это Бог (аще будете в любви межю собою Бъ будеть в васъ), и это обусловлено авторской интенцией: если в предыдущих контекстах рассказывалось о русичах-язычниках, то в этом фрагменте - о русичах-христианах, иначе говоря, концепт архаического сознания усложняется, сама идея о любви как о мирном сосуществовании людей преобразуется в идею о любви божественной.
В приведенном фрагменте наблюдаем противопоставление мирно живуще (т.е. в любви и согласии) и ненавидно живуще (в распрях, войнах и т.п.), следовательно, здесь противопоставлены любовь-мир и ненависть-вражда. Таким образом, можно сделать вывод, что анализируя содержание концепта «любовь», необходимо рассматривать не только единицы, которые формируют понятийное поле «любовь», но также и единицы, которые формируют поле «нелюбовь» («ненависть»).
Если о любви в ПВЛ говорится достаточно часто, то о ненависти очень редко, причем в большинстве случаев контексты, в которых употребляются слова, принадлежащие этим семантическим полям, одни и те же. Этот факт, конечно, можно объяснить: любовь многогранна (это и склонность, и влечение, и мир, согласие, и т.д.), а ненависть в исторических словарях трактуется как 'ненависть', ненавидЬти 'ненавидеть, испытывать отвращение', ненавидно 'враждебно, с ненавистью' [4-5. С. 305-306].
Этимологи обычно говорят о том, что ненавидЬти - отрицательная форма от навидЬти, последний глагол в древнерусском языке был утрачен, но отмечается у Даля «навидеть его не могу», «ненавижу», т.е. навидеть - «терпеть», «жаловать», если это не позднее новообразование (ср. также сербохорватское навидети се «жить согласно, в дружбе» и др.) [6. С. 569]. Таким образом, можно предположить, что изначально ненависть означала враждебное отношение, являясь антиподом любви-мира. Именно такое значение мы наблюдаем в ПВЛ: быс м[еж]ю ими ненависть Ярополку на Wлега (23), Wлегъ же сего не послуша и быс межи ими ненависть (76). По этой причине о ненависти говорится в контекстах, где речь идет о врагах Руси: быхом бЬгаючи пред врагы нашими якож прркъ глше падете пред врагы вашими поженуть вы ненавидАщии вас (74).
Во всех приведенных примерах представлена ненависть как враждебное отношение человека к человеку, именно человек способен и любить, и ненавидеть, тогда как Бог - это только любовь: да никтоже дерзнеть рещи яко ненавидими Бмь есмы да не будеть кого бо тако Бъ любить якоже ны взлюбилъ есть (75). Этот фрагмент является продолжением рассказа о нападении Половцев на Русь, когда русские люди страдали от голода и жажды, но это не проявление ненависти Бога, а проявление его любви: се бо на ны Бъ попусти поганым не яко милуя ихъ но насъ кажа да быхомъ сА востАгнули wт злых дЬлъ (74). Здесь представлена теистическая оценка, когда действия людей оцениваются негативно именно Богом, сами же люди при этом могут не понимать, за что им это наказанье.
Если Бог - любовь, то Дьявол - ненависть, т.е. все, что связано с враждой, враждебным отношением, относится к сфере Дьявола: заповЬдано wбно-вити ветъхии миръ ненавидАщаго добра и враждолюбьца дьявола разорити wт многъ лЬтъ и оутвердити любовь межю Греки и Русью (11 об.). В этом примере четко прослеживается авторская установка, необходимо было объяснить с точки зрения христианской философии, почему между греками и русскими много лет не было мира, и это объяснение было найдено: виноваты не люди, а Дьявол, который ненавидит добро и любит вражду (враждо-любьць), конфликты людей объясняются вечным конфликтом мистических субъектов (Бога и Дьявола), что традиционно представлено в текстах-образцах: «Создавая нормативные тексты на базе универсальной системы "положительно" - "отрицательно" и учитывая опыт дохристианской сакральной литературы, составители Евангелия и других текстов-образцов вводят два подкласса аксиологически значимых сущностей, которые интегрированы и эксплицированы в данных текстах компонентами "Бог" и "Сатана". Эксплицитное/имплицитное сравнение этих предметностей служит способом реализации теистической оценки как основного условия успешного функционирования религиозно-этических текстов» [2. С. 16].
Можно сказать, что русская история запечатлена в тексте ПВЛ не просто летописцем, а философом, который выстраивает само повествование об исторических событиях так, чтобы представить не столько хронологию тех или иных действий людей (даже если это очень известные личности), сколько конфликт мистических субъектов, т.е. добра и зла, любви и ненависти, добродетели и греха. Теистическая оценка явно доминирует в исследуемом тексте, однако она включается очень органично, накладываясь на другие типы оценок, что наиболее наглядно можно проиллюстрировать следующим примером: бЬ же ИзАславъ мужь взоромъ красенъ и тЬломъ великъ незлобивъ правомъ криваго ненавидЬ любА правду не бЬ бо в немь лсти но простъ мужь оумом не вздая зла за зло. но утЬши рек елмаже ты брате мои показа ко мнЬ любовь. но на сА перея печаль братню показая любовь велику. (68). Речь идет о братской (великой) любви, которую показал князь, приняв на себя горе брата (перея печаль братню показая любовь велику). Здесь репрезен-тирована обыденная этическая оценка (взоромъ красенъ, тЬломъ великъ, незлобивъ правомъ, простъ мужь оумом ), на которую накладывается теистиче-
ская оценка, оценка, исходящая от Бога (криваго ненавидЬ, любА правду, не бЬ бо в немь лсти, не вздая зла за зло). Этот прием позволяет создать цельный образ русского князя, привлекательного внешне и ведущего праведный образ жизни.
Развернутую репрезентацию любви обнаруживаем в контекстах, обусловленных агиографическим жанром: наче (так в тексте) же имЬти к собЬ любовь всЬм меншим и к старЬишим покоренье и послушанье к старЬишимъ же к меншимъ любовь и наказанье (62), ини же ядуще хлЬбъ с водою ини зелье варено друзии сыро въ любви пребывающе меншии покарАющесА старЬ-ишимъ и не смЬюще пред ними глати но все с покореньемь и с послушанье1" великымъ тако же и старЬишии имА любовь к меншимъ наказаху оутЬ-шающе яко чада възлюбленая... за великую любовь тако бо бАше любы в братьи тои вздержанье велико. таци бо бЬша любовници и сдержьци и пост-ници (63 об.). В данном случае следует выделить ключевые языковые единицы, которые эксплицируют христианское представление о любви: покоренье, послушанье (велико), любовь, наказанье, вздержанье велико, любовници, сдержьци, постници.В данных фрагментах фактически представлено напутствие для тех, кто решился обратиться к Богу, т. е. познать настоящую, истинную любовь, и для этого каждый должен следовать тому образу жизни, который здесь описан.
Есть в исследуемом тексте фрагмент, в котором исследуемый концепт репрезентирован наиболее полно, именно об этом отрывке В.В. Колесов сказал следующее: «Уже в «Повести временных лет» умелым подбором традиционных формул, цитат и просто расхожих выражений летописец выразительно описывает любовь как основу всего живого, живущего и живительного...» [3. С. 235-236]. Речь идет об авторском отступлении после рассказа о смерти князя Изяслава: Соломон же ре4 братья в бЬда пособива бывають любы бо есть выше всего якож Иwан глеть Бъ любы есть пребываяи в любви в БзЬ пребываеть и Бъ в немь пребываеть w семь свершаетсА любы да дос-тоянье има в днь судыи да якоже wнъесть и мы есмы в мирЬ семь боязни нЬт в любви но свершена любы вонъ измещеть боязнь яко боязнь мученье имать бояи же нЬс свершенъ в любви аще кто рчеть любьлю Ба а брата своего ненавижю ложь есть не любАи бо брата своего его же видить Ба его же не видить како можеть любити сию заповЬдь имам wт него да любАи Ба любить брата своего в любовь бо все свершаетсА любве ради и грЬси расы-паютсА любве бо ради сниде Гь на землю и распАтъсА за ны грЬшныя вземъ грЬхы наша пригвозди на крстЬ давъ намъ крсть свои на прогнанье ненависти бЬсовское любве ради мчнци прольяша крови своя любве же ради сии кнАзь пролья кровь свою за брата своего свершая заповЬдь Гдню (68-68 об.).
Итак, в данном фрагменте эксплицирована идея о том, что любовь выше всего, Бог и есть любовь. Для того, чтобы донести до читателя эту мысль автор использует несколько приемов: во-первых, ссылается на авторитетные источники (цитирует Соломона, Иоанна), во-вторых, приводит евангельский сюжет, который связывает с той же темой (здесь можно говорить о библейской реминисценции, т.е. о напоминании библейского сюжета).
В историческом повествовании речь идет о братской любви (любви князя Изяслава к братьям), в отступлении же разворачивается мысль о том, что братская любовь - путь к любви божественной, с этой целью приводятся практически дословно (насколько возможно судить) отрывки из Первого Соборного Послания святого апостола Иоанна Богослова (1 Epístola Ioannis): Бгъ любы есть, и пребываАи въ любви въ бзЬ пребываетъ, и бгъ въ немъ пре-бываетъ W семъ совершаетсА любы съ нами, да дерзновеше имамы въ день судныи, зане, якоже онъ есть, и мы есмы въ мирЬ семъ. Страха нЬсть въ любви, но совершенна любы вонъ изгонАетъ страхъ, як^' страхъ муку имать: боАисА же не совершисА въ любви (ЕП, 4:16-17)2, Аще кто речетъ, якw люблю бга, а брата своего ненавидитъ, ложь есть: ибо любАи брата своего, егоже видЬ, бга, егоже не видЬ, какw можетъ любити И сда заповЬдь имамы wт не™, да любАи бга любить и брата своего (ЕП, 4:20).
Этот достаточно большой фрагмент из Нового Завета, безусловно, является ключевым не только в рассказе о князе Изяславе, но и во всем повествовании о русской истории, содержащемся в ПВЛ. Неоднократно уже отмечалось, что текст ПВЛ подчинен основной идее - идее о необходимости объединения русских князей в борьбе против врагов Руси, что, на первый взгляд, подтверждается и нашими исследованиями, однако только на первый взгляд. Дело в том, что при анализе в частности этого фрагмента нетрудно заметить, что идея о княжеском единстве - только верхушка айсберга, в основе все-таки идея о любви как идеальной сущности, которая может реализоваться в любви к братьям, но эта любовь опосредованна любовью к Богу, а потому и в конце приведенного отрывка ПВЛ читаем, что ради любви этот князь пролил свою кровь за брата своего, соблюдая божественную заповедь.
Таким образом, можно выделить несколько способов репрезентации рассматриваемого концепта в ПВЛ: во-первых, с помощью ключевых слов с корнем люб-, которые, как правило, в контекстах выступают наряду с другими оценочными единицами, во-вторых, с помощью устойчивых формул, которые могут эксплицировать и обыденную этическую оценку (любовь имЬти, хранити любовь правую и др.), и теистическую оценку (пребывати в любви, имЬти в собЬ любовь и др.); в-третьих, с помощью цитат из авторитетных источников, а именно из Библии (причем в одном контексте могут соединяться цитаты из Ветхого и Нового Заветов); в четвертых, с помощью библейских реминисценций, т.е. напоминаний о библейском сюжете.
Все приведенные способы работают на восприятие русичами христианских ценностных концептов, отраженных в греческих текстах-образцах. Усвоение этих концептов происходит постепенно, и большую роль в этом процессе сыграла древнерусская литература, причем не только тексты служебные, но и оригинальные сочинения древнерусских авторов содержат эксплицитные и имплицитные признаки творческого переосмысления норм смысловой и структурной организации макротекста (т.е. всего корпуса прецедентных текстов) [2. С. 11]. Для нас важно то, что взгляд на мир может меняться в
2 Цитируется Елизаветинский перевод Библии.
зависимости от субъекта, который этот мир оценивает: в христианском вероучении любовь - это Бог, т.е. высшее начало, совершенство, а для обыденного сознания, обычного земного человека, представителя того или иного этноса, любовь - склонность, влечение. Это означает, что земной путь должен быть озарен божественной идеей, в течение своей жизни человек должен стремиться к совершенству, любви, т.е. к Богу, без этого стремления человеческая жизнь - это путь греха, путь к Дьяволу. Именно этой идее подчинена смысловая организация изучаемого нами памятника древнерусской литературы - «Повести временных лет».
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Воропаева В. А. Полевой подход к описанию языковых концептов // Социальные варианты языка - V: Материалы международной научной конференции 19-20 апреля 2007 года. Нижний Новгород. - Нижний Новгород: Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н. А. Добролюбова, 2007. - С. 8687.
2. Ковалев Н.С. Древнерусский литературный текст: Проблемы исследования смысловой структуры и эволюции в аспекте категории оценки.- Волгоград: Изд-во Волгоградского государственного университета, 1997.- 220 с.
3. Колесов В. В. Древняя Русь: наследие в слове. В 5-ти кн. Кн.2. Добро и зло / В.В.Колесов. - СПб.: Филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, 2001. - 304 с. - (Филология и культура).
СЛОВАРИ
4. Словарь древнерусского языка (Х1-Х^ вв.): в 10-ти томах / АНСССР. ИНТ Рус.яз.; Гл. ред. Р.И. Аванесов. - М.: Рус.яз., 1988. -
5. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. 1-3. - СПб., 1893-1912. Т.1.
6. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: В 2 т. - 3-е изд., стереотип. - М.: Рус.яз., 1999. Т.1. - 624 с.
ИСТОЧНИКИ
1. Лаврентьевская летопись. (Полное собрание русских летописей. Том первый.) -2-е изд. - М.: Языки славянской культуры, 2001. - 496 с.
Поступила в редакцию: 10.12.07
L.F. Kilina
The ways of the language presentation of the concept "love" in the "Povest Vremen-nykh let" ("Tale of Bygone Years") according to Lavrentjev's list.
The representation of the concept "love" in the "Tale of Bygone Years" according to Lavrentjev's list is considered with the help of the units of the evaluation category and set formulas.
Килина Лилия Фаатовна
Удмуртский государственный университет
426034, Россия, г. Ижевск,
ул. Университетская, 1 (корп. 2)
