CC BY
38
УДК 811.161.1'0
Л. Ф. Килина. С.Р. Зайнуллина
О ЯЗЫКОВЫХ СПОСОБАХ СОЗДАНИЯ РАЗВЕРНУТОГО ЛЕТОПИСНОГО СООБЩЕНИЯ НА ВОЕННУЮ ТЕМУ
В статье обоснована целесообразность деления на фрагменты летописных текстов при исследовании их языковых особенностей. Рассмотрены признаки, которые следует считать типообразующими для летописных фрагментов. При определении типа того или иного фрагмента прежде всего рекомендуется обращать внимание на его объем, а также на то, какая информация в нем представлена и каким образом она передана. На основании общности данных признаков выделен основной для летописи тип фрагмента - документирующий, названы и проанализированы его основные языковые особенности. На примере летописных фрагментов военной тематики анализируются языковые средства и приемы, за счет которых происходит усложнение традиционной лаконичной погодной статьи. Установлено, что разворачивание краткого летописного сообщения происходит, как правило, в связи с необходимостью создания динамичного повествования о событии, что достигается в первую очередь за счет нарушения событийной канвы, а также за счет смены временных планов.
Ключевые слова: летопись, погодная запись, тип, фрагмент, информация, сообщение, повествование, документация, воинский, военная тематика, лингвистический анализ, глагольная форма.
Известно, что первые русские летописи возникли «как последовательность ведущихся год за годом записей, современных описываемым событиям» [4. С. 181]. Это дает основание для сравнения летописей с византийскими хрониками, а также с западноевропейскими анналами, в которых «история излагается в виде погодных статей, и текст не образует, как правило, связного повествования, отличаясь высокой степенью дискретности» [4. С. 181]. Т.В. Гимон и А.А. Гиппиус настаивают на том, что погодные записи представляют собой особый тип историографической деятельности: «Типологически летописание есть не что иное, как форма анналистической историографии» [4. С. 175]. В то же время нельзя не учитывать, что со временем простая регистрация исторических событий превращается в развернутый исторический нарратив [4. С. 186]. В последнем замечании утверждается факт развития летописного сообщения: от традиционной записи исторического события к повествованию о нем. Такое развитие мы можем наблюдать уже в «Повести временных лет» (далее ПВЛ).
Мысль о специфичности текстовой организации летописи высказывалась неоднократно. Так, Н.С. Ковалев относит летописный текст к особому типу древнерусского литературного текста, представляющему собой «совокупность относительно завершенных и относительно целостных письменных речевых произведений (микротекстов и композиционных блоков), расположением которых передается информация о хронологической последовательности значимых для этноса событий» [8. С. 7]. По мнению ученого, в составе летописи также можно выделить различные типы текстов: краткие сообщения о событиях, повести о князьях (героях и преступниках), батальные повести, рассказы на исторические темы, предания эпического характера и др. [8. С. 30-31]. Следовательно, термин тип текста может быть применим как к летописи в целом, так и к ее части, что, на наш взгляд, несколько усложняет ситуацию, тем более, не совсем ясно, как соотносятся между собой термины микротекст и тип текста.
Для проведения лингвистического анализа нам необходимо обоснованное деление текста на части, которые мы назвали фрагментами (фрагмент сопоставим с микротекстом), объединяющимися в определенный тип - тип фрагмента. В этом случае нет необходимости выделять повести, рассказы, предания и т.д., тем более что это названия современных литературных жанров. Что же будет являться основанием для деления на фрагменты? Здесь следует обратить внимание на то, что Н.С. Ковалев к главным типообразующим признакам относит способ осмысления автором внетекстового материала. Данный признак, как считает ученый, «актуализируется на уровне микротекстов приемами и средствами представления предмета речи, по сочетанию которых различаются между собой функционально-речевые типы микротекстов (сообщение, повествование, описание, характеристика, рассуждение)» [8. С. 31]. В Галицко-Волынской летописи Н.С. Ковалев выделяет традиционное краткое сообщение, развернутое с помощью микротем сообщение, короткий рассказ, повествование с элементами описания [8. С. 160]. Таким образом, в летописных текстах, в том числе и в ПВЛ, мы можем наблюдать как простую фиксацию исторических фактов, так и более сложные формы изложения событий, в
связи с этим летописные фрагменты могут быть либо очень краткими, либо более пространными. Однако речь в данном случае должна идти не только об объеме фрагмента, но и о способах передачи информации в пределах фрагмента в зависимости от прагматической установки автора.
Согласно известной концепции И.Р. Гальперина по прагматическому назначению можно выделить содержательно-фактуальную, содержательно-концептуальную и содержательно-подтекстовую информации [3. С. 27]. Содержательно-фактуальная информация - это сообщения о фактах, событиях, процессах, которые происходили, происходят или будут происходить в окружающем нас мире, такая информация всегда выражена вербально, эксплицитно явлена; содержательно-концептуальная информация не всегда ясно выражена, извлекается из всего произведения и предполагает индивидуально-авторское, творческое переосмысление действительности, а значит, может быть по-разному истолкована; содержательно-подтекстовая - скрытая, факультативная информация, которая извлекается из содержательно-фактуальной благодаря наличию ассоциативных и коннотативных значений языковых единиц, а также способности предложений приращивать смыслы [3. С. 27-28]. Если первый вид информации присущ практически любому тексту, то другие два в первую очередь характерны для текстов художественных в силу их образности и выразительности. Текст ПВЛ мы по праву можем считать художественным: он содержит немало концептуальной и подтекстовой информации, которую, впрочем, не так просто обнаружить современному читателю. Однако мы должны признать, что с точки зрения видов информации этот текст неоднороден: целый ряд летописных фрагментов лишен дополнительных смыслов и авторского отношения к происходящему. Такие предельно краткие, фактографичные фрагменты, которые мы назвали документирующими, легко обнаруживаются в ПВЛ, например: В лЬт [883] поча Wлегъ воевати ДеревлАны и примучи вои имаша на них дань по чернЬ кунЬ (8 об.)1. В качестве отличительных признаков этого типа фрагментов можно выделить документальность (фактичность, достоверность), протокольность, лаконичность, точность. Все эти черты были обусловлены ориентацией на византийские хроники и западноевропейские анналы - образцы, по которым создавались первые русские летописи. Именно эта ориентация диктовала соответствующее языковое оформление: простые синтаксические конструкции (чаще всего простые предложения с однородными сказуемыми в форме аориста), практически полное отсутствие средств выразительности, оценочных единиц и т.д. Например: В лЬт [966] ВАтичи побЬди Стославъ и дань на нихъ възложи (19 л.); в лЬт [1041] иде Ярославъ на Мазовъшанъг въ лодьяхъ (52 л.); в лЬт [1058] побЬди ИзАславъ ГолАди (55 л.).
По классификации Н.С. Ковалева приведенные выше фрагменты представляют собой летописное сообщение - «отдельное высказывание или блок высказываний, в котором с помощью стереотипных речевых средств реализуется информация о наиболее значительных, с точки зрения летописца, фактах и событиях года» [8. С. 113]. Сообщение как форма информации, по мнению И.Р. Гальперина, «ориентирует читателя на получение какого-либо нового известия» и в отличие от других форм информации «обладает эксплицитно выраженными указателями временного и пространственного характера», однако не обладает концептуальностью, поэтому чаще всего лишено «каких бы то ни было экспликаторов эмоционально-субъективного характера» [3. С. 31].
Именно летописные сообщения составляли основу старших русских летописей и содержали необходимый минимум информации: изложение сущности главных событий в жизни этноса за прошедший год, перечисление основных участников событий и обозначение пространственно-временных признаков действий [8. С. 112-113]. С приведенными особенностями связана схематичность сообщений, их клишированность, стереотипность, что обнаруживается в первую очередь на уровне грамматических форм и конструкций. Так, для констатации того или иного исторического факта использовался ограниченный круг акциональных глаголов, например, при фиксации военных событий употреблялись глаголы движения, перемещения в пространстве: ити, приити, поити, ходи-ти, плыти, възвратити сА и т.д. В подобных фрагментах встречаются одни и те же речевые формулы, например, створити миръ, възвратити сА въ своя си, совокупити вои (многи), възложити дань и др., стереотипные, стандартные конструкции, например, имя князя + глагол движения + предлог на + этноним (Ярославъ иде на ЯтвАгы, иде Стославъ на Козары).
Определенная традиционность проявляет себя также на уровне композиции. Для воинских фрагментов ПВЛ стереотипную схему событий описал О.В. Творогов: «...сообщается о начале бит-
1 Здесь и далее примеры приводятся по Лаврентьевскому списку в упрощенном графическом виде.
вы, затем указывается на ее ожесточенность, а в заключение называется победитель и говорится о бегстве противника» [11. С. 32]. Отметим, что степень универсальности подобного рода композиционных построений напрямую зависит от степени их распространенности: чем больше количество обязательных композиционных элементов, тем меньше вероятность, что все существующие воинские повествования попадут под предложенное описание. В наиболее общем виде композиция классического воинского сообщения действительно имеет трехчастную структуру: подготовка к сражению -сражение - исход сражения.
В то же время фрагменты документирующего типа неравнозначны с точки зрения объема: это может быть одно предложение, а может быть и несколько. Часто мы можем наблюдать включение элементов, усложняющих структуру сообщения, например: Въ лЬт [991] Володимеръ заложи град БЬлъгородъ и наруби въ не от инЬхъ городовъ и много людии сведе во нь бЬ бо любА градъ сь (42 л.). В выделенном отрывке указывается причина, объясняющая действия князя (так как любил этот город). Особенно показательны в этом плане фрагменты, фиксирующие военные события, так как в них главные событийные компоненты часто дополняются: Въ лЬт [858] Михаилъ црь изиде с вои брегомъ и моремъ на Болгары Болгаре же увидЬвше не могоша стати противу крститисА просиша и поко-ритис Грекомъ царь же крти кнАзА ихъ и БолАры всА и миръ створи с Болгары (7л.). В этом примере выделенный отрывок необходим, чтобы объяснить поступок болгар (так как они поняли, что не смогут противостоять), без этой информации смысл фрагмента был бы не ясен.
Указание на связь с современностью также имеет важное значение для авторов летописей: Пе-ченЬзи приступиша и почаша и сступишасА на мЬсто идеже стоить нъ1нЬ Стая Софья митро-полья русьская бЬ бо тогда поле внЬ града и быс сЬча зла и wдва wдолЬ к вечеру Ярославъ (51 л.). Летописец уже не ограничивается простым перечислением действий. Глагол в форме аориста ссту-питисА вводит обстоятельство места, за которым следует придаточное определительное (сступишасА на мЬсто идеже стоить нынЬ Стая Софья митрополья русьская), к которому, в свою очередь, присоединено придаточное причины (бЬ бо тогда поле внЬ града). В данном случае такое развернутое указание на место действия можно объяснить желанием автора сделать повествование более понятным и близким читателю. Отметим, что для писательской манеры летописца вообще было характерно установление связи описываемого им прошлого с настоящим, он сравнивает тогда и сейчас, в продолжении данного контекста находим замечание о том, что побежденные половцы разбежались кто куда, а некоторые из них пробЬгоша и до сего дне (51 л.).
Дополняющие сообщение компоненты могут иметь не только обстоятельственный, но и определительный характер: В лЬт [981] иде к ЛАхомъ и заЯ грады их Перемышль Червенъ и ины грады еже суть и до сего дне подъ Русью (26 л.); бЬ же пАтокъ тогда въсходАщю слнцю и сступишасА wбои бысть сЬча зла яка же не бъ1ла в Руси и за рукы емлюче сЬцАхусА и сступашасА трижды яко по удольемь крови тещи к вечеру же wдолЬ Ярославъ а Стополкъ бЬжа (49 л.). При слове сЬча видим придаточное определительное, которое направлено на подчеркивание важности события - яка же не бъта в Руси. Однако, несмотря на различные дополнения, разворачивания события здесь еще не происходит. Так, И.П. Еремин отмечает исключительную близость краткого и развернутого летописного сообщения (в его терминологии погодной записи и рассказа): обе формы изложения материала документальны, не содержат вымысла. Все отличия этих форм друг от друга признаются исследователем незначительными, несущими количественный, а не качественный характер: «Больший объем повествования, большая подробность изложения, известная связность и непрерывность его, большая по охвату фактов документальность, даже интерес к мелким деталям того или иного события, даже 'автор' - все это само по себе еще не свидетельствует о новом качестве летописного рассказа» [6. С. 85].
Подробности могут иметь большое значение именно в сообщениях о военных событиях. По этой причине мы остановимся в дальнейшем на анализе фрагментов военной тематики. Сравним 2 примера:
• В лето [929] приде Семевонъ на Црьградъ и поплени Фракию и Макидонью и приде ко Црю-граду въ силЬ въ велицЬ в гордости и створи миръ с Рамономъ цремъ и възратисА въ своЯси (10 л.)
• В лЬто [965] иде Стославъ на Козары слышавше же Козари изидша противу съ кнАземъ своим Каганомъ и съступишас битъ о бивши брани одоле Стославъ Козаромъ и град ихъ БЬлу Вежю взА Ясы побЬди и Касогы (19 л.)
В приведенных отрывках много общего, однако если в первом примере мы обнаруживаем только перечисление действий в соответствии с хронологией (приде, створи миръ, възратисА), то во
втором приводятся некоторые подробности этих действий, за счет чего усложняется структура сообщения. В частности включается причастие слышавше, обозначающее действие, предшествующее основному и указывающее на его причину: хазары вышли навстречу, так как услышали о том, что на них идет Святослав. В то же время в первом фрагменте нельзя не заметить включение оценочной формулы въ силЬ въ велицЬ в гордости, которое, на наш взгляд, дополняет фактуальную информацию. Конечно, это еще не повествование, но уже и не протокол в чистом виде. Думается, что стремление выйти за стандартные рамки исторического протокола, чтобы представить различные подробности протекания события, интерпретировать, оценить его, и повлекло за собой разрушение традиционной формы погодной записи.
Рассмотрим следующий пример: Иде на СЬверЯне и побЬди СЬверАны и възложи на нь дань легъку и не дастъ имъ Козаромъ дани платити рекъ азъ имъ противенъ а вамъ не чему (8 об ). Этот фрагмент отличается наличием прямой речи, в которой князь аргументирует свои действия. Олег возложил дань на северян и запретил им платить дань хазарам, говоря: «Я их враг, и вам им платить незачем». В данном случае именно прямая речь является отступлением от стереотипа сообщения, ее включение способствует разворачиванию события, его детализации, пока что незначительной.
Более сложную структуру имеет следующий фрагмент, в котором, кроме указания на обстоятельства протекания действия, обнаруживаем два случая использования прямой речи персонажей: В лЬт [985] иде Володимеръ на Болгары съ Добрыною съ воемъ своимъ в лодьЯ а Торъки берегомъ при-веде на коних и победи Бол[г]ары рече Добрына Володимеру съглАдахъ колодникъ оже суть вси в сапозЬх симъ дани намъ не даЯти поидемъ искать лапотниковъ и створи миръ Володимеръ с Болгары и ротЬ заходиша межю собе и рЬша Болгаре толи не будеть межю нами мира елико камень начнеть плавати а хмель почнет тонути и приде Володимеръ Киеву (27 л.). Нетрудно заметить, что в данном случае, как и в предыдущих, информация о событии передается с помощью форм аориста глаголов, которые обозначают действия, следующие друг за другом: иде, приведе, победи, рече, створи, заходиша, рЬша, приде. Исследователи отмечают, что «аорист довольно последовательно используется как средство указания на действие (состояние), целиком отнесенное к прошлому и представляемое как единый нерасчлененный акт», «соответствует сообщению о событиях, последовательно сменявших друг друга в прошлом, - вне связи с настоящим.» [5. С. 299]. Прямая же речь содержит глаголы в настоящем и будущем времени (суть, поидемъ, будеть, начнеть плавати, почнет тонути), что приводит к смене временных планов: прошедшее - настоящее - будущее - прошедшее - будущее. Смена временных форм в контексте имеет принципиальное значение, их выбор «зависит не от объективного характера действия <...>, а от интерпретации действия в соответствии с авторскими задачами, т.е. (в более широком плане) определяется коммуникативным заданием» [5. С. 302]. Если убрать прямую речь, то фрагмент будет иметь вид краткого летописного сообщения, подобного приведенным выше: Иде Володимеръ на Болгары съ Добрыною съ воемъ своимъ в лодьях а Торъки берегомъ приведе на коних и победи Бол[г]ары и створи миръ Володимеръ с Болгары и ротЬ заходиша межю собе и приде Володимеръ Киеву. Таким образом, включение прямой речи не просто разрушает стереотипную структуру погодной записи, а приводит к трансформации сообщения в сюжетное повествование. Иначе говоря, летописец постепенно «переходит от сообщения о событиях к описанию действий», «помещая персонаж в трехмерное пространство, окружая его - пусть необычайно скупым и едва намеченным - миром вещей» [7. С. 50].
В пределах погодной статьи встречаются достаточно распространенные фрагменты, имеющие еще более сложную структуру. Подобный пример мы обнаруживаем в записи под 977 годом (23 л.-23 об.). Данный фрагмент похож на предыдущий с композиционной точки зрения: в нем есть традиционное начало (поиди Ярополкъ на Олга брата своего) и указание на результаты действия (побЬди Ярополкъ Ольга, и приЯ власть его Ярополкъ, Ярополкъ посадники своЯ посади в НовЬгородЬ и бЬ володЬя единъ в Руси). Главное отличие этого фрагмента заключается в том, что кроме описания основного события - захвата власти Ярополком - здесь еще рассказывается о смерти Олега, женитьбе Ярополка, бегстве Владимира. Именно установка на детализацию сообщения, стремление зафиксировать значимые, по мнению летописца, сопутствующие события приводит не просто к разворачиванию сообщения, а в принципе к смене речевой и композиционной формы. В результате перед нами действительно повествование о военном событии, а не просто его фиксация. Это наглядный пример того, как регистрация исторического события превращается в исторический нарратив (см. выше).
В качестве основных признаков повествования обычно выделяют динамичность и результативность: «Повествование дает представление о развитии событий, их последовательности, акцентирует внимание на активных действиях, процессах, порядке протекания действий. <...> Текст передает активную смену событий, поэтапную смену явлений, главный признак повествования - динамичность, активность глагольной формы, ее полнозначность и полновесность» [2]. Таким образом, глагольные формы в повествовании о событии играют важнейшую роль, именно они являются структурно-смысловым ядром фрагмента. Примечательно, что в рассматриваемой нами погодной статье используется весь спектр глагольных форм прошедшего времени, а также действительные причастия. Чаще, конечно, употребляются формы аориста, которые обеспечивают результативность представленных действий: изиде, вполчитасА, побЬди, спехнуша, оудавиша, переЯ, посла и т.д. Выстроить хронологию событий помогают действительные причастия прошедшего времени, употребляющиеся наряду с формами аориста: въшедъ Ярополкъ в градъ Ольговъ переЯ власть его (Ярополк сначала вошел в город, а затем захватил власть), искавъше его не обрЬтоша (искали его, но не нашли), слышав же се Володимъръ в НовЬгородЬ яко Ярополкъ оуби Ольга убоЯвсА бЬжа за море (Владимир услышал о смерти брата, испугался и бежал).
В то же время в этом фрагменте обнаруживаем формы имперфекта, которые используются в той части, где рассказывается о смерти Олега: побЬгъшю же Ольгу с вои своими въ градъ рекомыи Вручии и бАше чересъ гроблю мостъ ко вратотомъ граднымъ тЬснАчесА другъ друга пихаху въ гроблю и спехнуша Ольга с мосту в дебрь падаху людье мнози и оудавиша кони члвци. Имперфект в древнерусском тексте используется с определенной задачей, «когда на действии (состоянии, признаке), целиком отнесенном к прошлому, необходимо сосредоточиться как на таковом, а не просто констатировать его совершение», поэтому отмечается он «в тех фрагментах текста, где рассказ о сменявших одно другое событиях (выражаемых формами аориста) прерывается описанием обстановки отдельно взятого периода прошлого» [5. С. 301]. Употребление имперфекта в приведенном отрывке прерывает сообщение о цепи событий, в данном случае авторской задачей было представить подробности смерти князя Олега, формы имперфекта здесь помогают нагляднее представить обстоятельства трагедии: «.аорист использовался, когда надо было сообщить, что это произошло; имперфект - когда надо было сообщить, что это происходило так.» [5. С. 302].
В одном случае обнаруживаем форму перфекта в прямой речи Ярополка: и приде Ярополкъ надъ немъ плакасА вижь сего ты еже еси хотЬлъ. Известно, что перфект обозначал «состояние, наблюдающееся в момент речи и являющееся результатом совершенного в прошлом действия», однако для нас важно отметить тот факт, что «в старейших текстах книжно-литературного характера перфект встречается преимущественно при передаче прямой речи», т.к. указание на состояние в момент речи - «принадлежность диалога, а не повествования» [5. С. 306-307]. Включение диалога (прямой речи), как мы уже видели, прерывает цепь последовательных событий, «оживляет» повествование.
Показательным с точки зрения употребления глагольных форм является отрывок о жене Ярополка: у Ярополка же жена Грекини бЬ и бАше была черницею бЬ бо привелъ [ю] оць его Стославъ и вда ю за Ярополка красоты ради лица еЯ. В этом примере наблюдаем имперфективный аорист глагола быти (бЬ), плюсквамперфект глагола быти (бАше была), плюсквамперфект глагола привести (бЬ привелъ) и аорист глагола вдати (вда). Что касается плюсквамперфекта, то это «довольно редкая форма в текстах, поскольку употреблялся лишь в тех случаях, когда предшествование прошедшему требовало специального выделения (при последовательном изложении событий ранее названное действие, естественно, предшествовало последующему)» [5. С. 305]. По мнению исследователей, в приведенном нами выше примере из Лаврентьевской летописи (у Ярополка же жена Грекини бЬ и бАше была черницею бЬ бо привелъ [ю] оць его Стославъ) формы плюсквамперфекта подчеркивают, что монашенкой жена Ярополка была раньше, до того, как стала его женой, и что Святослав привез ее в Киев до того, как ее узнал Ярополк [5. С. 305]. Употребление форм давнопрошедшего (предпрошедшего) времени позволяет сделать отсылку к событиям, значительно удаленным в хронологическом плане от событий, о которых ведется основное повествование, в результате в изложении появляются разновременные планы. Включение этого отрывка в погодную статью, очевидно, было необходимо для создания образа князя Ярополка, хотя мы можем только догадываться о коммуникативном намерении летописца. Таким образом, перед нами действительно летописное повествование, которое Н.С. Ковалев определяет как «функциональный тип речи, отличающийся от близкого к нему сообщения детализированностью и динамичностью изложения значительных, в представлении летописца,
событий прошлого» [8. С. 141]. Несмотря на то, что в рассмотренных нами примерах нет явной интерпретации исторических фактов и их прямой оценки, определенную долю концептуальной информации такие фрагменты все же несут.
На выход за пределы документации также указывает стремление к эстетизации описываемых событий, например: И поиде Мьстиславъ и Ярославъ противу собЬ и сступисА чело СЬверъ съ Ва-рАгъг и бысть сЬча силна яко посвЬтАше молонья блещашетьсА м>ружье и бЬ гроза велика и сЬча силна (50 об.). Автор текста старается «визуализировать» происходящее. Такого эффекта удается достичь при помощи упоминания, казалось бы, незначимых с точки зрения передачи информации атрибутов боя (блещашетьсА wружье) и особенно при помощи включенного в контекст придаточного времени (яко посвЬтАше молонья). Последнее присоединяется непосредственно к рассматриваемой формуле и напрямую с происходящим не соотносится, но с точки зрения читательского восприятия это, безусловно, значимый элемент повествования. Имплицитно автор сравнивает блеск оружия с блеском молнии. Иными словами, в данном контексте мы имеем дело не просто с перечислением и фиксацией последовательных этапов событий, но со стремлением придать воинскому фрагменту занимательность и большую силу воздействия. Любопытно, что автор приведенного летописного фрагмента также использует традиционную формулу - и бысть сЬча силна. Частично дублируя данную единицу в контексте (и бЬ гроза велика и сЬча силна), выстраивая параллельные синтаксические конструкции, автор воздействует на читателя, подчеркивая внутреннее сходство сЬчи и грозы, бывшее близким и понятным древнерусскому читателю. Данный контекст вообще, на наш взгляд, является значимым, потому что именно здесь формула становится частью повествования, выполняющего не только информационную, но и эстетическую функцию.
Обозначенный выше прием особенно широко применяется в традиционных воинских повестях. Исследователи нередко упоминают о нем в отношении «Слова о полку Игореве» и признают, что обращение автора к природным силам было отнюдь не случайным. Крупнейший специалист в области мифологии А.Н. Афанасьев еще в 19 в. отмечал, что для человека с самого начала было характерно «сочувственное созерцание природы» [1. С. 8]. Поэтому и человеческая сила в Средние века была «конкретно сопоставима с возможностями природных стихий» [10. С. 44]. «В фольклоре и на ранних этапах существования литературы преобладали внепейзажные образы природы», которые под пером автора нередко подвергались персонификации и участвовали в жизни людей [13. С. 241]. Вероятно, упоминание об этих природных образах считывалось древнерусским читателем именно как отступление от традиционно бесстрастного документирующего повествования.
Как показал анализ приведенных выше текстовых фрагментов, в летописи в целом, включая и ПВЛ, действительно можно обнаружить фрагменты, в которых «описание событий, связанных с военными походами князей, приобретает характер исторического документального сказания, свидетельствующего о формировании жанра воинской повести» [9. С. 67], тем более что сами эти фрагменты зачастую «мало связаны с окружающими их сообщениями и представляют собой самостоятельные произведения» [12. С. 8].
Таким образом, на примере ряда летописных фрагментов мы показали, что развернутое повествование, как правило, возникало на базе документирующих записей военной тематики, поскольку именно последние интересовали авторов летописи прежде всего. Усложнение традиционного краткого летописного сообщения происходит в первую очередь за счет смены временных планов, нарушения событийной канвы, что способствует созданию динамичного повествования о событии. Об отходе от строго документирующего характера записи косвенно свидетельствуют также случаи усложнения структуры предложения и так или иначе эксплицированное в тексте стремление автора к эстетизации описываемых им событий.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: в 3-х томах. М., 1994. Т. 1. 801 с.
2. Валгина Н.С. Теория текста: учебное пособие. URL: http://evartist.narod.ru/text14/14.htm (дата обращения: 15.02.15).
3. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: КомКнига, 2007. 144 с.
4. Гимон Т.В., Гиппиус А.А. Русское летописание в свете типологических параллелей (к постановке проблемы) // Жанры и формы в письменной культуре средневековья. М.: ИМЛИ РАН, 2005. С. 174-200.
5. Горшкова К.В., Хабургаев Г.А. Историческая грамматика русского языка: учеб. пособие для ун-тов. М.: Высш. шк., 1981. 359 с.
6. Еремин И.П. Киевская летопись как памятник литературы // Труды Отдела древнерусской литературы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949. Т. VII. С. 67-97.
7. Истоки русской беллетристики: Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе. Л.: Наука, 1970. 592 с.
8. Ковалев Н.С. Древнерусский летописный текст: принципы образования и факторы эволюции (на материале Галицко-Волынской летописи): учеб. пособие. Волгоград: Изд-во Волгоград. гос. ун-та, 2001. 180 с.
9. Кусков В.В. История древнерусской литературы. М.: Высш. шк., 2003. 336 с.
10. Николаева Т.М. «Слово о полку Игореве». Поэтика и лингвистика текста; «Слово о полку Игореве» и пушкинские тексты. М.: Индрик, 1997. 336 с.
11. Творогов О.В. Задачи изучения устойчивых литературных формул Древней Руси // Труды Отдела древнерусской литературы. М.; Л.: Наука, 1964. Т. XX. С. 29-40.
12. Трофимова Н.В. Древнерусская литература. Воинская повесть XI-XVII вв.: курс лекций; Развитие исторических жанров: материалы к спецсеминару. М.: Флинта, 2013. 208 с.
13. Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 2002. 438 с.
Поступила в редакцию 29.01.15
L.F. Kilina, S.R. Zaynullina
LINGUISTIC MEANS TO DEVELOP A LARGE-SCALE CHRONICLE REPORT ON THE WAR THEME
The article justifies purposefulness to divide chronicles into certain fragments while researching their linguistic features. The paper reviews the attributes that could be regarded as type-forming for certain chronicle fragments. To determine the type of a certain fragment we recommend taking into account its scope and the sort of information it contains as well as the way the information is conveyed. In terms of the common features the authors underline one principle type of fragment, i.e. documentation. Thus the authors reveal and analyze basic linguistic features of the given type. Through the example of the fragments devoted to war themes the article analyzes linguistic means and tools that make conventional laconic annals more complicated. It is proved that a short chronicle report is generally unfolded because of the requirement to provide a dynamic narration. The mentioned dynamism is achieved due to interference into canvas of events and due to some shifts of the timescale.
Keywords: chronicle, weather notes, type, fragment, information, report, narration, documentation, military, the war theme, linguistic analysis, verbal form.
Килина Лилия Фаатовна, кандидат филологических наук, доцент, заведующая кафедрой русского языка, теоретической и прикладной лингвистики E-mail: kilin_74@mail.ru
Зайнуллина Саида Радиковна, соискатель E-mail: s.r.zajnullina@gmail.com
Kilina L.F.,
Candidate of Philology, Associate Professor, Head of the Department of Russian language, theoretical and applied linguistics E-mail: kilin_74@mail.ru
Zaynullina S.R., applicant E-mail: s.r.zajnullina@gmail.com
ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» 426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 2)
Udmurt State University
426034, Russia, Izhevsk, Universitetskaya st., 1/2
