УДК 81'373:82-34
ББК 81.03
Н 59
Нечай Ю.П.
Доктор филологических наук, профессор кафедры немецкой филологии Кубанского государственного университета, e-mail :[email protected]
Цепордей О.В.
Кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков ГМУ им. адмирала Ф.Ф. Ушакова, e-mail: [email protected]
Специфика языка немецкой и русской волшебной сказки: лексико-синтаксический аспект
(Рецензирована)
Аннотация.
Рассматриваются особенности такого вида устного народного творчества немецкого и русского народов, как волшебная сказка. Анализируются особенности построения текстов немецкой и русской волшебной сказки, представляющей собой неоднородное произведение по содержанию и по форме. Выявляется специфика национального колорита, фонетические, морфологические и синтаксические средства ее оформления, а также их двуязычная трансформация. Теоретическая значимость исследования состоит в том, что на материале сказок исследуется восприятие современными носителями разных этносов фрагментов языковых картин мира, сформированных в предыдущие эпохи. Практическая значимость работы обусловлена возможностью использовать сопоставительный анализ персонажей сказок на другом языковом материале. Таким образом, текст как немецкой, так и русской волшебных сказок отличается необычайно высокой степенью когерентности, а их язык сохранил свойственные народной речи выражения, образные характеристики, игру слов и типичные для стиля данного жанра устного народного творчества повторения.
Ключевые слова:
Устное народное творчество, волшебная сказка, жанр, сюжет, лингвокультурная общность, национальный характер.
Nechay Yu.P.
Doctor of Philology, Professor of German Philology Department, Kuban State University, e-mail:[email protected]
Tsepordey O.V.
PhD in Linguistics, Associate Professor of Foreign Languages Department, Admiral F.F. Ushakov Maritime State University, [email protected]
The specifics of the language of German and Russian fairy tale: lexical and syntactical aspect
Abstract:
The article deals with the features of such type of German and Russian folklore as a fairy tale. An analysis is made of the specificity of its national coloring, phonetic, morphological and syntactic means of its execution, as well as the bilingual transformation. The
theoretical significance of the work is in the author's attempt to study how on the example of fairy tailes modern speakers of different ethnicities perceive the fragments of the linguistic view of the world, formed in the previous periods. The practical significance of the work is stipulated by the fact that it allows employment of the comparative analysis of fairy tale characters within another language material.
Keywords:
Folklore, fairy tale, genre, plot, linguocultural unity, national character.
Основным объектом изучения языка произведений устного народного творчества выступают обычно определенные элементы, которые способствуют красочному его оформлению. Среди прочих можно назвать такие, как метафора, эпитет, сравнение и др. Тем не менее, в языке волшебной сказки существуют и другие средства оформления, например фонетические, грамматические и синтаксические, чья роль и функциональные возможности рассматривались до настоящего времени, по неизвестным причинам, в достаточно узких рамках.
Лингвистический анализ немецких волшебных сказок и их трансформации при переводе на русский язык свидетельствует о том, что даже на уровне фонологии в них имеют место особые в синтагматической последовательности сочетания и чередования звуков, сочетание которых с другими средствами, позволяет образовать различные стилистические звуковые эффекты. Наличие звукового образа в любом контексте связано, как известно, не только с рефлексией впечатления, но и с усилением этого впечатления. Нельзя, при этом, забывать и о многозвуч-ности сказочного мира, где предметы могут rütteln sich и schütteln sich, jammern и weinen, на разные голоса перекликаются ручьи, фонтаны, деревья и кусты.
В лингвистике мы встречаем несколько способов организации звукового потока: аллитерация и звукоподражания. Термин «аллитерация» пришел к нам из латинского языка и означает «буква к букве» [1: 27]. Он представляет собой один из видов повтора звуков, а именно согласных, как правило, в начале слов, причем
могут повторяться и прикрепленные к согласным гласные буквы, но вовсе не обязательно, например:
Danach ging es weiter und kam zu einem Baum, der hing voll Äpfel, und rief ihm zu: «Ach, schüttel mich, schüttel mich, wir Äpfel sind alle miteinander reif.» Da schüttelte es (das Mädchen - А. Sch.) den Baum, dass die Äpfel fielen, als regneten sie, und schüttelte, bis keiner mehr oben war... [Brüder Grimm «Frau Holle»].
Пошла она (Девочка - Ю.Н.) дальше и пришла к дереву, и было на нем полным-полно яблок, и сказало ей дерево:
- Ах, отряхни меня, отряхни, мои яблоки давно уж поспели! Она начала трясти дерево, и посыпались, словно дождь, яблоки наземь, и она трясла яблоню до тех пор, пока не осталось на ней ни одного яблока [Пер. Г. Петникова].
Многократное употребление глагола schütteln в данном примере способствует возникновению в сознании читателя звукового эффекта, напоминающего шелест листьев и шуршание падающих яблок, что красочно оживляет картину происходящего. Использование такого приема позволяет воссоздать самые разные звуковые эффекты. Сразу же следует отметить, что аллитерацию нельзя путать с другими видами повторов, поскольку она предполагает повтор только одинаковых или похожих согласных, но не слов или словосочетаний, например: «Kind und Kegel», «Stock und Stein», «Dach und Fach» и т.д.
Способом организации звукового потока являются звукоподражания. Звукоподражание (ономатопея) - закономерная не произвольная фонетически мотивированная связь между фонемами сло-
ва и лежащим в основе номинации звуковым (акустич.) признаком денотата (мотивом). Звукоподражание также определяют как условную имитацию звучаний окружающей действительности фонетическими средствами данного языка (плюх, ж-ж-ж, мяу, тик-так) [1: 165]. Звукоподражательная лексика, будучи одним из мощных экспрессивных средств языка, занимает значительное место в текстах волшебных сказок. Таковыми являются не только те слова, которые ощущаются таковыми современными носителями языка, но и те, в которых эта связь в ходе развития языка оказалась ослабленной [1: 167].
Наши наблюдения позволяют отметить, что немецкие звукоподражания, сходные в фонетическом отношении, большей частью неоднозначны с русскими и не могут выступать в качестве таковых. Более того, даже в рамках отдельно взятого языка одно и то же слово квалифицируется с точки зрения отнесённости или неотнесённости к звукоподражательным словам по-разному, например, глаголы jaulen /выть, завывать, kichern /хихикать, muhen / мычать, sirren / звонко гудеть или жужжать, schnurren / гудеть, жужжать, tacken / тикать, wiehern / ржать и ряд других, немецкий словарь «Deutsches Universalwörterbuch» трактует как звукоподражательные с пометой lautmalend, в то же время 6-ти томный словарь «Wörterbuch der deutschen Gegenwartssprache» под редакцией Р. Клаппен-бах и В. Штайница такой пометы не дает.
Расхождение в составе звукоподражательных слов в немецком и русском языках можно, по-видимому, обосновать тем, что оба этих языка осваивают звуки внешнего мира как в соответствии с особенностями собственной фонетической системы, спецификой культуры и географией проживания их носителей, так и наличием или отсутствием тех или иных звуков в фонологической системе немецкого или русского народов, например:
Am andern Tage, als sie mit dem Kö-
nig und allen Hofleuten sich zur Tafel gesetzt hatte und von ihrem goldenen Tellerlein aß, da kam, plitsch platsch, plitsch platsch, etwas (Der Frosch - J.N.) die Marmortreppe heraufgekrochen [Brüder Grimm «Der Froschkönig oder der eiserne Heinrich»].
- «На другой день она села с королём и придворными за стол и стала кушать из своей золотой тарелочки. Вдруг - топ-шлеп-шлеп - взбирается кто-то (Лягушка
- Ю.Н.) по мраморной лестнице...» [Пер. Г. Петникова].
Поэтому никакого удивления не вызывает и тот факт, что в разных языках собаки лают, кошки мяукают, даже деньги звенят по-разному, например:
Als der Daumerling nun seine Arbeit von neuem anfing, hörten sie das Geld drinnen sich regen und klingen klipp, klapp, klipp, klapp [Brüder Grimm «Daumerlings Wanderschaft»]. - «Когда же Мальчик-с-пальчик снова принялся за работу, часовые и точно услышали, что кто-то ворошится в деньгах за дверью и деньги позвякивают: клинь-клянь, клинь-клянь...» [Пер. Г. Петникова].
Нами отмечены также случаи отсутствия в одном из языков исходного слова, обозначающего сам звук, но наличие звукоподражательного глагола. Например, в немецком языке нет звукоподражания мурлыканью кошки, но есть глагол schnurren / мурлыкать, отсутствует также звукоподражание ржанью лошади, но имеется глагол wiehern / ржать, в русском и немецком языках нет звукоподражания рёву слона, но есть глаголы: нем. trompeten и рус. трубить, реветь:
...und als es (Das Mädchen - J.N.) in den Hof kam, saß der Hahn auf dem Brunnen und rief: «Kikeriki, Unsere goldene Jungfrau ist wieder hie. [Brüder Grimm «Frau Holle»]. - «И только она (Девушка - Ю.Н..) вошла во двор, запел петух, он как раз сидел на колодце: Ку-ка-ре-ку!» [Пер. Г. Петникова].
Лингвистический анализ значительного количества текстов немецких вол-
шебных сказок позволяет заключить, что основную роль в них играют наклонения и модальные глаголы, которые в русских переводах реализуются, главным образом, модальными словами и частицами. Эти несовпадения уже не укладываются в рамки лексических отношений и играют существенную роль в построении высказываний [2], например:
Die alte Frau aber rief ihm nach: «Was fürchtest du dich, liebes Kind? Bleib bei mir, wenn du alle Arbeit im Hause ordentlich tun willst, so soll dir's gut gehn. Du musst nur achtgeben, dass du mein Bett gut machst und es fleißig aufschüttelst, dass die Federn fliegen... [Brüder Grimm «Frau Holle»] - «Но старуха крикнула ей вслед:
- Милое дитятко, ты чего боишься! Оставайся у меня. Если ты будешь хорошо исполнять у меня в доме всякую работу, тебе будет хорошо. Только смотри, стели как следует мне постель и старательно взбивай перину, чтобы перья взлетали...» [Пер. Г. Петникова].
В приведенном примере тип модального высказывания немецкого предложения в русском языке эксплицитно не представлен, а лишь имплицитно просматривается в синтаксической конструкции.
При трансформации на русский язык семантика немецких модальных глаголов восполняется, по нашим наблюдениям, за счет предикативных слов модального значения можно, нужно, надо, нельзя и модальных слов возможно, наверно, вероятно, пожалуй, действительно, сомнительно, конечно и т.д., например:
Als der Zwerg sich von dem ersten Schrecken erholt hatte, schrie er mit einer kreischenden Stimme: «Konntet ihr nicht säuberlicher mit mir umgehen? [Brüder Grimm «Schneeweißchen und Rosenrot»]. - «Не успел карлик прийти в себя от испуга, как начал кричать своим визгливым голосом:
- Разве нельзя было обращаться со мной повежливее?» [Пер. Г. Петникова].
Соответствия немецких модальных глаголов и русских модальных слов в тек-
стах волшебных сказок особенно наглядно прослеживаются при выражении предположения, например:
«Ich sehe, das geht nicht», sprach der Mann, spinn lieber, vielleicht kannst du das besser» [Brüder Grimm «König Drosselbart»]. - «Ну, я вижу, что это дело у тебя нейдет на лад, - сказал муж, - и лучше уж ты примись за пряжу; может быть, прясть ты можешь лучше, чем плести.» [Пер. Г. Петникова].
Нельзя обойти вниманием и тот факт, что разнообразное содержание в текстах волшебных сказок воплощается весьма ограниченным количеством немецких модальных глаголов. В текстах же их русских переводов отмечается присутствие многочисленной группы таких глаголов, как мочь, уметь, хотеть, намереваться, собираться, любить, (не) терпеть, запрещать, разрешать, полагаться, испытывать необходимость, быть в состоянии, быть способным, быть призванным и др. , при этом, глаголы, употребляются преимущественно в третьем лице: пришлось, довелось, вышло, посчастливилось, получилось, удалось, сорвалось и многие другие, например:
Es waren ihrer dreizehn in seinem Reiche, weil er aber nur zwölf goldene Teller hatte, von welchen sie essen sollten, so musste eine von ihnen daheim bleiben [Brüder Grimm «Dornröschen»]. - «Этих колдуний в том королевстве было тринадцать, но так как у короля было только двенадцать золотых тарелочек, на которых им полагалось подавать кушанья, то одну из них пришлось не приглашать» [Пер. Г. Петникова].
Имеется также немало примеров, когда модальность, выраженная в оригинале модальным глаголом, в русском же варианте остается невыраженной, например: «Was soll daraus werden?» sprachen sie (Die Kriegsleute - J.N.) untereinander, «wenn wir Zank mit ihm kriegen und er haut zu, so fallen auf jeden Streich siebene. Da kann unsereiner nicht bestehen» [Brü-
der Grimm «Das tapfere Schneiderlein»]. -«Чего тут ждать хорошего? - говорили они (Королевские ратники - Ю.Н.) между собою. - Ведь, чего доброго, коли мы с ним поссоримся да он на нас накинется, так от каждого взмаха семерых как не бывало! Где же тут нашему брату с ним тягаться?» [Пер. Г. Петникова].
В текстах волшебных сказок и их русских переводах нами отмечены и прямые параллели (глагол - глагол), например:
In der Nacht, als die Räuber von ihrem Raubzug heimkehrten, holte Hans seinen Knüttel hervor, stellte sich vor den Hauptmann und sagte: «Jetzt will ich wissen, wer mein Vater ist...» [Brüder Grimm «Der starke Hans»]. - «Однажды ночью, когда разбойники вернулись домой после разбойного набега, Ганс вытащил свою дубинку, встал перед атаманом и сказал:
- Теперь я хочу знать, кто мой отец...» [Пер. Г. Петникова].
Употребление глагола wollen бывает связано с выражением начинательности, что отображается в русском языке глаголами собираться, начинать, становиться или наречиями вот-вот, того и гляди, сейчас, скоро.
Встречаются также случаи частого повторения определений: добрый конь; серый волк; красная девица; добрый молодец, а также сочетаний слов: пир на весь мир; идти куда глаза глядят; буйну голову повесил; ни в сказке сказать, ни пером описать; скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; долго ли, коротко ли..., например:
Король дал за дочкой богатое приданое, наградил зятя большим чином и задал пир на весь мир («Волшебное кольцо»).
В некоторых примерах определение находится после определяемого слова, что придает содержанию особый колорит благозвучия и напевности: сыновья мои милые; солнце красное; красавица писаная..., например:
- Боюсь я, сынок, - сказала матушка Ивану. - Ишь она, Еленушка, жена
твоя, красавица писаная какая, богатая да знатная, - чем ты ее заслужил? [«Елена Премудрая»].
Нельзя не отметить и тот факт, что для языка русских волшебных сказок характерно употребление имен существительных и прилагательных с различными уменьшительно-ласкательными суффиксами: мал-еньк-ий, брат-ец, петуш-ок, ал-еньк-ий, бёл-еньк-ий, зел-ёненьк-ий; сестр-иц-а, Алён-ушк-а, хозя-юшк-а, зёрн-ышк-о, Кат-енък-а, доченьк-а, солн-ышк-о и другие, например:
Уложила его квакушка спать, а сама сбросила с себя лягушечью кожу, обернулась красной девицей Василисой Премудрой и стала ковер ткать... Солнышко еще не взошло, а ковер уж готов [«Царевна-лягушка»].
Подобную задачу выполняют также и различные усилительно-выделительные частицы: -то; вот; что за; -ка и др., например:
Осмотрелся старик кругом. «Что за чудо! - говорит. - Глас человеческий слышу, а никого не вижу [«Мальчик с пальчик»].
Присутствие ряда отдельных слов и выражений в текстах сказок особенно четко отражает их лексические особенности: жили-были, не ленились, трудились, пахали, засевали, напасть, затужили, загоревали, утешают, не горюйте, биться насмерть, не тосковать, удерживать, отговаривать, снарядили, мечи булатные, котомки, хлеб-соль и др., например:
Жили-были себе царь и царица; у них были сын и дочь, сына звали Иванушкой, а дочь Аленушкой [«Сестрица Алёнушка и братец Иванушка»].
Синтаксический анализ немецких и русских волшебных сказок отображает следующую картину: простые предложения представлены значительным корпусом, но предпочтение отдается сложным предложениям с нагромождением многочисленных синонимов, дополнений, повторов, которые рефлектируют такую же сложность
и переплетение мыслей и в головах героев. За счет подобного рода синтаксической усложненности текста авторам удается ненавязчиво «вовлечь» не только читателя в свое повествование, но и создать реальную сказочную атмосферу [3: 7].
Таким образом, текст как немецкой, так и русской волшебных сказок отличается необычайно высокой степенью когерентности, а их язык сохранил свойственные народной речи выражения, образные характеристики, игру слов и типич-
ные для стиля данного жанра устного народного творчества повторения. Фонетическая сторона волшебной сказки характеризуется частым использованием таких приемов как звукоподражание, ассонанс, рифма, что придает тексту мелодичность. Лексические особенности языка сказки отражают отдельные, емкие и полные чувств, слова и выражения. А для синтаксиса характерно наличие большого числа сложных предложений с множеством придаточных.
Примечания:
1. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1990. 592 с.
2. Нечай Ю.П. Языковые средства и способы экспликации модальной оценки (на материале языка романа Э. Войнич «Овод») // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение. Майкоп, 2012. С. 267-271.
3. Нечай Ю.П., Олейник М.А. Языковые средства экспликации иронии в художественных текстах Э.М. Ремарка: лингвопрагматический аспект // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение. Майкоп, 2016. Вып. 1 (172). С. 52-57.
References:
1. Linguistic Encyclopedic Dictionary. M.: Soviet Encyclopedia, 1990. 592 pp.
2. Nechay Yu.P. Language means and ways of explication of modal assessment (based on the novel «Gadfly» by E. Voynich) // Bulletin of the Adyghe State University. Ser. Philology and the Arts. Maikop: ASU Publishing house, 2012. P. 267-271.
3. Nechay Yu.P., Oleynik M.A. Language means of explication of irony in literary texts by E.M. Remarque: linguo-pragmatic aspect // Bulletin of the Adyghe State University. Philology and the Arts. Maikop: ASU publishing house, 2016. Iss. 1 (172) 2014. P. 52-57.