CC BY
227
2012
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Серия 6
Вып. 4
ИСТОРИЯ, ИНФОРМАЦИЯ, ОБРАЗОВАНИЕ И УПРАВЛЕНИЕ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
УДК 94(19) К. К. Худолей
СПЕЦИФИКА БАЛТИЙСКОГО НЕЙТРАЛИТЕТА
В НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ И ПОЛИТИКА СССР (сентябрь 1939 — июнь 1940 года)
Одной из самых страшных трагедий, которые пережило человечество, была Вторая мировая война. В короткий период времени в нее оказались вовлечены миллионы людей, значительное число больших и малых государств. Даже те страны, которые смогли остаться нейтральными в Первую мировую войну, на этот раз оказались втянутыми в водоворот событий. Не избежали этого и страны Балтии. Цель данной статьи — показать попытки Эстонии, Латвии и Литвы сохранить нейтралитет в начальный период Второй мировой войны, его специфику и особенности в новой международной обстановке, причины неудачи.
Начало военных действий и подписание договоров СССР с балтийскими государствами
Сразу же после нападения Германии на Польшу все три балтийские страны заявили о своем нейтралитете. Однако в действительности в их позиции были определенные различия. Так, в указе президента Литвы А. Сметоны от 1 сентября 1939 г. говорилось, что «на территории Литовской республики запрещаются всякие действия, которые, согласно международному праву, нарушают нейтралитет» [1, с. 146], но при этом нигде не употреблялся термин «война». Это больше соответствовало германским оценкам (в речи Гитлера 1 сентября 1939 г. и последующих официальных заявлениях германских властей термин «война» в отношении событий с Польшей всячески избегался), чем польским. Литовские правящие круги явно надеялись, что война между Польшей и Германией будет затяжной, обе стороны ослабеют, и это облегчит принятие решения о возврате Литве Вильно — проблемы, серьезно отравлявшей польско-литовские отношения в 1920-30-е годы. В эстонской позиции, наоборот, присутствовал пропольский акцент: в указе президента К. Пятса прямо говорилось о нейтралитете в начавшейся войне. Однако ввиду неблагоприятного развития событий 19 сентября 1939 г. министр иностранных дел К. Сельтер заявил в Лиге Наций, что Эстония не может выполнять обязательства по статье 16 Устава [2, с. 16]. Латвия, которая еще до начала Второй мировой войны
© К. К. Худолей, 2012
109
отказалась от обязательств по статье 16 Устава Лиги Наций, наиболее последовательно и строго следовала политике нейтралитета. Общественное мнение всех трех стран, которое в условиях авторитарных режимов проявлялось весьма осторожно, было на стороне Великобритании и Франции.
Между тем ситуация для стран Балтии стремительно ухудшалась. Во-первых, серьезно осложнилось их экономические положение, так как торговля с Великобританией, бывшей одним из основных торговых партнеров, и другими западными державами, вступившими в войну с Гитлером, была сведена к минимуму. Это вынуждало Эстонию, Латвию и Литву искать пути для расширения торговли в регионе Балтийского моря, а также с Советским Союзом. Во-вторых, для правящих кругов стран Балтии, как и многих других, полным потрясением оказался стремительный разгром Польши. Они пребывали в самом настоящем шоке. В-третьих, правящие круги стран Балтии были поражены степенью советско-германского взаимодействия. Наступление Красной Армии 17 сентября 1939 г. и подписание советско-германского договора о дружбе и границе 28 сентября 1939 г. вызвали в Эстонии, Латвии и Литве растерянность, которая временами граничила с паникой. Тем более, что секретные протоколы к нему предусматривали переход Литвы из германской в советскую зону интересов и переселение немецкого меньшинства из балтийских стран в Германию [3, с. 107-112]. Таким образом, уже во второй половине сентября 1939 г. балтийские государства оказались по существу в советско-германском окружении. Единственным небольшим связывающим звеном со всем остальным миром для них оставалась Скандинавия.
Одновременно возрастал нажим СССР на балтийские государства. О секретных протоколах к советско-германским договорам 23 августа 1939 г. и 28 сентября 1939 г. руководителям Эстонии, Латвии и Литвы стало известно через несколько дней после их подписания. При этом они прекрасно видели изменения в поведении советских дипломатов. Предложения о расширении торговли были советским правительством приняты, но одновременно выдвигались и политические контртребования. Так, советский полпред в Таллине К. Никитин, сообщая К. Сельтеру о согласии увеличить объемы торговли, одновременно поставил вопрос о публикации в эстонской прессе полного текста речи В. М. Молотова на сессии Верховного Совета СССР и других официальных советских документов, а не в изложении, как это делалось раньше [4, с. 22]. Подобные представления делались советскими дипломатами и позднее [4, с. 49].
В середине сентября 1939 г. ситуация еще более обострилась. Почти одновременно с началом наступления Красной Армии в Западную Белоруссию и Западную Украину усилилось давление на балтийские страны. Первой из них оказалась Эстония. В качестве предлога для ухудшения отношений был использован инцидент с польской подводной лодкой «Орел». «Орел» зашел в Таллинн для того, чтобы высадить тяжело больного командира, и был интернирован. Через несколько дней подводная лодка сбежала. Симпатии рядовых эстонцев были, несомненно, на стороне польских подводников, но официальные власти не только их не поддержали, но даже отдали приказ о преследовании беглецов. Однако СССР обвинил Эстонию в нарушении нейтралитета, создании угрозы для судоходства и причастности к потоплению неизвестной подводной лодкой советского корабля «Металлист» [2, с. 168]. Подобные утверждения встречаются до сих пор [5, с. 28-29]. В действительности «Орел» присоединился к британскому флоту и погиб в боях с гитлеровцами. Успешные действия моряков «Орла», потопившего германский транспорт с войсками, направлявшийся для вторжения в Норвегию, отмечает
110
в своих мемуарах У. Черчилль [6, с. 165]. О несостоятельности советских обвинений, пожалуй, лучше всего говорят следующие факты. В 1962 г. ВМФ СССР передал военно-морским силам Польши современную подводную лодку, которой, в память о погибшей, торжественно было присвоено имя «Орел». В 1985 г., когда подводная лодка, переданная в 1962 г., устарела, СССР передал Польше еще одну, которой также было присвоено имя «Орел» [7, с. 147-150]. В условиях того времени передача военных кораблей в 1962 г. и 1985 г. не могли пройти без согласия ЦК КПСС и ЦК ПОРП, которое, конечно, не было бы дано при наличии малейших подозрений в причастности «Орла» к нападению или даже угрозе нападения на советский корабль. Таким образом, в официальную советскую версию никто даже в СССР всерьез не верил.
24-25 сентября 1939 г. советские руководители потребовали от прибывшего в Москву для переговоров по экономическим вопросам К. Сельтера заключения договора о размещении в Эстонии советских военных баз [2, с. 134-143]. Одновременно Красная Армия стала готовиться к военному нападению на Эстонию, если та откажется от подписания договора, и удару по латвийской армии, если та придет на помощь Эстонии [8, с. 146-148]. То, что это означало нарушение договоров о ненападении СССР с Эстонией и Латвией, И. Сталина и В. Молотова нисколько не смущало. К тому же они достаточно искусно использовали психологический фактор, напоминая эстонским политикам о судьбе Польши [2, с. 189]. Германия также не поддержала балтийские государства, хотя в дипломатических кругах упорно ходили слухи, что первоначальные советские требования к Эстонии были несколько смягчены после встречи И. Риббентропа с И. Сталиным [2, с. 202]. В этой ситуации СССР в течение короткого времени подписал договоры с Эстонией (28 сентября 1939 г.), Латвией (5 октября 1939 г.) и Литвой (10 октября 1939 г.). СССР передавал Вильно Литве, но всячески использовал это для давления. Литовские правящие круги были разочарованы, так как надеялись на более легкие условия по сравнению с Латвией и Эстонией ввиду хороших отношений, существовавших между СССР и Литвой после договора 1926 г.
Основные положения всех трех договоров были одинаковыми:
— подтверждалась приверженность мирным договорам 1920 г. и договорам о ненападении;
— заявлялось об уважении суверенитета, экономической системы и государственного строя, невмешательстве во внутренние дела друг друга;
— принимались обязательства оказывать друг другу помощь, в том числе военную, в случае нападения или угрозы нападения, а также не заключать каких-либо союзов или участвовать в коалициях, направленных друг против друга;
— на территории Эстонии, Латвии и Литвы размещались советские войска.
В отличие от Эстонии, Латвии и Литвы Финляндия отказалась подписать договор с СССР и подверглась нападению. Несмотря на большие потери, она сохранила свою независимость, государственный и экономический строй.
Причин, по которым Эстония, Латвия и Литва приняли советские условия, а Финляндия — нет, видимо, несколько.
Во-первых, военный потенциал всех четырех стран по сравнению с Советским Союзом был минимальным. Однако Финляндия проводила определенные оборонительные мероприятия: на Карельском перешейке — наиболее важном направлении — была построена линия укреплений («линия Маннергейма»), летом-осенью 1939 г. была осуществлена переброска войск, проведена частичная эвакуация мирного населения и т. д. В Литве, Латвии и Эстонии никаких укреплений, даже отдаленно напоминающих
111
«линию Маннергейма», не было. Перевооружение армий шло медленно. К военным действиям они всерьез не готовились.
Во-вторых, и этот аспект представляется нам очень важным, внутриполитическая ситуация в Финляндии была значительно более стабильной, а позиции правящих кругов много прочнее, чем в Эстонии, Латвии и Литве. В 1930-е годы Финляндия оставалась демократической страной, ее власти были уверены в поддержке населения даже в самой критической ситуации. У авторитарных правителей Эстонии, Латвии и Литвы такой уверенности не было. Они где-то даже опасались общенародного подъема, поскольку он мог обернуться не только против внешней опасности, но и против них. Среди военных и населения Эстонии, Латвии и Литвы имели место настроения в пользу вооруженного сопротивления, но правящие круги этих стран избрали иной путь.
К этому надо добавить, что степень единства в правящих кругах Эстонии, Латвии и Литвы была значительно ниже, чем в Финляндии. Ряд видных балтийских политиков (по некоторым данным, среди них были К. Пятс и К. Ульманис [9, с. 112]) сотрудничали с советскими полпредствами. Советские дипломаты и разведчики сталкивали их друг с другом, играли на их противоречиях и личной неприязни. Делалось это целенаправленно и достаточно успешно. К этому надо добавить, что часть правящих кругов балтийских государств (например, главнокомандующий эстонской армией генерал Лайдонер [2, с. 213-214]) считали требования СССР о базах как минимум частично обоснованными. В Финляндии такого не было, степень консолидации правящих кругов и общества в целом была достаточно высокой.
В-третьих, международная обстановка в целом была неблагоприятной для всех четырех государств. Германия выполняла свои обязательства по пактам 1939 г. перед СССР, и любые попытки обращаться к ней за поддержкой отклонялись. Великобритания и Франция были далеко. К тому же главным для них был Западный фронт, а не регион Балтийского моря. Взаимодействие между балтийскими странами также практически отсутствовало. В сентябре 1939 г. Эстония, столкнувшись с советским нажимом, попыталась заручиться поддержкой Финляндии и Латвии. Однако министр иностранных дел Финляндии даже отказался принять эстонского посла, поручив это второстепенным чиновникам, а Латвия уклонилась от встречи военных руководителей и дала понять, что не собирается выполнять договор 1923 г. [2, с. 130, 147]. Балтийская Антанта отложила даже свою регулярную встречу министров. Тем не менее у финнов было важное преимущество: в тылу у них была нейтральная, но дружественная Швеция. У трех балтийских государств этого не было. Таким образом, Эстония, Латвия и Литва, подписав в сентябре-октябре 1939 г. договоры с СССР, фактически превратились в советские протектораты, поскольку на практике должны были согласовывать с СССР практически все шаги в области внешней и оборонной политики. Нейтралитет балтийских государств приобрел явно просоветский крен.
Балтийские государства и советско-финская война
Вопрос о воздействии советско-финской войны на политику государств Балтии и их отношения с Советским Союзом до сих пор недостаточно разработан в научной литературе. Во многих серьезных исследованиях он обходится вообще, а статьи по данному вопросу немногочисленны [10-11]. По нашему мнению, это связано с тем, что источ-никовая база недостаточна. Тем не менее анализировать динамику развития событий
112
в Прибалтике без учета влияния событий советско-финской войны представляется неправильным.
Для Советского Союза война с Финляндией была логическим продолжением его предшествовавшей политики по вовлечению в орбиту своего влияния Эстонии, Латвии и Литвы. Нельзя не обратить внимания, что приказ Ленинградскому военному округу о подготовке войны с Финляндией был отдан 12 октября 1939 г., т. е. через два дня после подписания договора с Литвой. После того как Финляндия отказалась принять советские требования, которые были во многом схожи с предъявленным странам Балтии, СССР спровоцировал пограничный инцидент и напал на Финляндию без официального объявления войны. Почти сразу же после этого было провозглашено создание «народного правительства» во главе с видным деятелем Коминтерна О. В. Куусиненом, находившимся уже много лет в эмиграции в СССР. Советский Союз немедленно признал правительство Куусинена, подписал с ним договор и отклонил предложения Швеции о посредничестве, заявив, что не считает больше правительство в Гельсингфорсе партнером для переговоров [12].
США, Великобритания, Франция и другие страны западной коалиции выразили свою поддержку Финляндии, но на практике действовали достаточно осторожно, ограничиваясь в основном дипломатическими и пропагандистскими шагами. Реальной военной помощи от них Финляндия не получила. Германия, хотя часть ее верхушки симпатизировала финнам как союзникам по Первой мировой войне [13, с. 172], в основном поддержала СССР: транзит итальянской и венгерской помощи через германскую территорию был запрещен, гитлеровская дипломатия оказывала давление на малые европейские государства с целью не допустить их голосования за осуждение Советского Союза в Лиге Наций. В итоге резолюция, осуждавшая советскую агрессию, была принята Лигой Наций большинством в один голос. Общественное мнение всего мира практически единодушно было на стороне Финляндии.
Перед балтийскими странами встала достаточно сложная проблема. Правящие круги в большинстве были за сохранение нейтралитета. При этом они исходили не только из необходимости учитывать реальность — позицию СССР и Германии, но и из определенной обиды за то, что Финляндия не поддержала их в сентябре-октябре 1939 г. Однако среди обычных граждан Эстонии, Латвии и Литвы имели место профинские симпатии. Это вынуждало власти стран Балтии к постоянному лавированию. Отсюда их крайне непоследовательная, а порой и просто противоречивая политика.
В политической сфере Эстония, Латвия и Литва заняли в целом просоветскую позицию. Все три страны заявили о нейтралитете. Однако в их официальных документах использовался термин «конфликт», а не «война», что совпадало с советской оценкой происходящих событий. Страны Балтии исходили из того, что СССР официально войну Финляндии не объявлял [14, р. 276]. При голосовании в Лиге Наций балтийские страны воздержались, что объективно было выгодно СССР. Примечательно, что из Москвы они не получали никаких установок как голосовать. «Это ваше дело», — сказал В. М. Молотов, хотя у некоторых балтийских дипломатов сложилось впечатление, что Молотов предпочел бы, чтобы их страны вообще не участвовали в голосовании [1, с. 418]. Следует особо отметить, что балтийские страны оказали поддержку Советскому Союзу в вопросе, имевшем тогда принципиальное значение, — праздновании 60-летия И. Сталина. В условиях морального эмбарго и всеобщего осуждения нападения на Финляндию правительства лишь нескольких стран прислали И. Сталину официальные
113
поздравления. Среди них были и страны Балтии [14]. По договоренности между ними поздравления были подписаны политиками, которые лично участвовали в переговорах с И. Сталиным [1, с. 418]. С целью поздравить И. Сталина Москву посетили высшие военные руководители стран Балтии, где им был устроен торжественный прием. Данные шаги в пользу СССР были со стороны балтийских государств неизбежными. Иного выхода у них по сути дела не было. Но было и то, чего вполне можно было бы избежать. Так, почти сразу после начала советско-финской войны эстонское руководство выразило готовность признать «народное правительство» О. Куусинена в качестве законной власти на территории, занятой советскими войсками. Соответствующая инструкция была отправлена эстонскому послу в Хельсинки [14, р. 276]. Этого не произошло по двум причинам. Во-первых, Хельсинки однозначно предупредил Таллинн, что ответом на признание «народного правительства» будет немедленный разрыв дипломатических отношений. Во-вторых, СССР не требовал от стран Балтии признания «народного правительства». Имеющиеся источники не позволяют точно определить причину такой линии советской дипломатии. Однако с большой долей уверенности можно предположить, что Москва, стремившаяся представить перед всем миром советско-финскую войну как «локальный конфликт», проходящий вне рамок Второй мировой войны, не хотела вовлечения в него новых участников. Тем более, что политические дивиденды от признания одной или даже всеми тремя балтийскими странами «народного правительства» были бы минимальными. Видимо, по этим же причинам СССР отклонял неофициальные предложения руководителей Эстонии и Латвии провести зондаж о возможности мирных переговоров с Хельсинки.
В военной сфере ситуация была не столь однозначной. Советский Союз активно использовал свои базы в Эстонии и Латвии для боевых операций на море и в воздухе [15, с. 325]. В первую очередь речь шла, конечно, об Эстонии. При этом советское правительство не смущал факт нарушения договора 28 сентября 1939 г. о базах, где говорилось, что он действует только в случае войны с великой европейской державой [2, с. 190]. Финляндия никак не могла быть отнесена к их числу. Более того, поврежденные советские самолеты садились на эстонских аэродромах и получали там техническую помощь, а корабли советского ВМФ использовали не только базы, но и другие порты [11, р. 279-280]. Протесты Финляндии по этим вопросам эстонцами отклонялись [14, с. 211]. В Финляндии прекрасно понимали, что Эстония и Латвия не могут помешать СССР использовать свои базы в военных действиях, но отказ официальных лиц балтийских стран признать факт нарушения нейтралитета вызывал у финнов крайнее возмущение. Особенно это касалось отрицания официальными лицами Эстонии использования советской авиацией баз в этой стране для бомбардировок мирных финских городов. Тут просоветский крен очевиден — подобных заявлений можно было бы не делать. Однако параллельно эстонские и особенно латвийские военные оказывали финнам реальную помощь. Они смогли разгадать некоторые шифры и передать информацию финнам. Эстонцы это делали только перед началом советско-финской войны, а латыши — в течение всей войны. Некоторые граждане балтийских стран, действуя без согласия своих властей, отправились в Финляндию добровольцами. Однако их участие в военных действиях было минимальным. Так, например, эстонские добровольцы в них не участвовали ввиду отсутствия военной подготовки [16, с. 280]. Заметим, что вопрос об эстонских добровольцах в Финляндии возникал несколько раз на советско-эстонских переговорах. Но СССР признавал объяснения эстонской стороны удовлетворительными. Как
114
заявил В. М. Молотов эстонскому посланнику Рею 4 марта 1940 г., «он в этом отношении не имеет никаких претензий» [4, с. 241]. Раздражение СССР вызывали публикации в печати, особенно латвийской и литовской, данных о потерях (они были явно не в пользу СССР) и критические высказывания о «народном правительстве» О.Куусинена [4, с. 245-246].
Официально балтийские страны сократили экономические связи с Финляндией, но на практике они, особенно Латвия, продолжали торговлю через Швецию или других посредников.
Важно подчеркнуть, что оценка советским руководством политики балтийских государств во время советско-финской войны менялась в зависимости от конъюнктуры. Итоги войны с Финляндией были подведены в речах И. Сталина на закрытом совещании высшего командного состава в ЦК ВКП(б) 17 апреля 1940 г. и В. Молотова на сессии Верховного Совета СССР 29 марта 1940 г. В обоих выступлениях были тщательно перечислены все страны, помогавшие Финляндии. И. Сталин даже упомянул в негативном ключе Германию. Эстония, Латвия и Литва среди них ни разу названы не были [2, с. 273]. Более того, В. Молотов в целом позитивно оценил роль балтийских государств. «Исполнение договоров с Эстонией, Латвией и Литвой, — подчеркнул В. Молотов, — проходит удовлетворительно и создает предпосылки для дальнейшего улучшения отношений между Советским Союзом и этими государствами» [18, с. 17]. Обвинения против балтийских государств появились позже и имели своей целью оправдать вторжение и советизацию. Так, в директиве Главного политуправления Красной Армии войскам, вступающим в Прибалтику в июне 1940 г., говорилось: «В период войны с белофиннами правительства Эстонии, Латвии и Литвы, подстрекаемые Англией и Францией, вели между собой переговоры о нападении на советские корпуса, дислоцированные в Прибалтике. Они мечтали сбросить части Красной Армии в море. В районах расположения советских войск насаждались шпионские гнезда» [8, с. 147]. В послевоенные годы версия о тесных связях прибалтийских государств с Финляндией во время «зимней войны» получила свое развитие в советской историографии с той лишь поправкой, что подстрекателями стали называться не Великобритания и Франция, а Германия [19, с. 254-255].
Во время советско-финской войны отношения стран Балтии с другими государствами вновь существенно осложнились.
Просоветская позиция правящих кругов Эстонии, Латвии и Литвы вызвала недовольство не только в Финляндии, но и в Швеции и других скандинавских странах. Негатив, хотя и в меньшей степени, стал проявляться в США, Великобритании и Франции. Тем более, что торговля с Великобританией под нажимом СССР и Германии была полностью прекращена [1, с. 388]. То, что несколько советских шифровок, раскрытых латвийскими военными, было передано не только финнам, но и британцам, не меняло общей картины. В то же время симпатии общественности балтийских государств по-прежнему оставались на стороне западных держав, надежды на победу Великобритании и Франции оставались значительными.
Берлин уделял основное внимание репатриации из Прибалтики лиц немецкой национальности, что было предусмотрено конфиденциальным советско-германским протоколом, дополнившим договор 28 сентября 1939 г. Германия пошла также на некоторое развитие торгово-экономических связей. Тогда это не вызывало возражений у Советского Союза, так как шло в русле общего расширения советско-германской
115
торговли. Лишь некоторые советские дипломаты и разведчики выражали обеспокоенность укреплением германских позиций в экономике Прибалтики [9, с. 149]. Политические и военные контакты Германии с Эстонией, Латвией и Литвой были сведены к минимуму. Полностью прекратилось сотрудничество в сфере разведки. Более того, в Берлине подозревали, что эстонская разведка выполняет задания НКВД [20, с. 355]. Симпатии к Германии даже тех кругов, которые всегда ориентировались на нее, значительно уменьшились после подписания советско-германских пактов.
В сентябре-октябре 1939 г. отношения стран Балтии между собой были минимальными. Перед лицом советского нажима каждая из них стремилась решать свои проблемы самостоятельно. После того, как шок прошел, отношения стали постепенно восстанавливаться. В Москве это вызвало подозрения, и советские дипломаты постоянно подчеркивали, что будут вести переговоры с каждой из стран Балтии отдельно. В действительности опасения СССР были сильно преувеличены: контакты стран Балтии не шли дальше консультаций и обмена мнениями. При этом их участники далеко не всегда давали друг другу полную информацию. О принятии каких-либо важных политических или военных решений речи не шло.
Таким образом, во время советско-финской войны страны Балтии сделали еще один шаг в сторону от политики нейтралитета. Это отклонение было в основном в пользу СССР. Одним из последствий этого стало еще большее ослабление их позиций на международной арене.
Подготовка советизации
Договоры, подписанные Советским Союзом с Эстонией, Латвией и Литвой осенью 1939 г., не были равноправными, но в конкретных условиях начавшейся Второй мировой войны они, пожалуй, были оптимальными для всех сторон. СССР укрепил свои позиции в военной сфере, а балтийские страны сохранили свой нейтралитет, оставшись вне военных действий. Если бы данное status quo сохранялось в течение всей Второй мировой войны, а затем договоры 1939 г. были бы заменены действительно равноправными, то такое развитие событий соответствовало бы государственным интересам всех четырех стран. Однако с самого начала ключевым был вопрос о том, не станет ли руководство ВКП(б) и СССР, несмотря на обязательства по договорам, насаждать в Прибалтике коммунистические порядки. И. Сталин и В. Молотов неоднократно заявляли, что таких планов у них нет. Но в странах Балтии существовали серьезные опасения по этому поводу, и, как показали последующие события, они были обоснованными.
Установление советской власти на всех территориях, которые вошли в зону влияния СССР по договорам с Германией 1939 г., было, несомненно, одной из главных, если не самой главной целью И. Сталина и руководства ВКП(б). Однако действовали они в различных случаях по-разному, с учетом конкретной обстановки. В отношении Польши и Финляндии И. Сталиным это делалось достаточно прямолинейно.
7 сентября 1939 г. в беседе с Г. Димитровым, В. Молотовым и А. Ждановым И. Сталин сказал: «Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и население» [21, с. 780]. Примечательно, что эти слова были сказаны за 10 дней до начала наступления советских войск на Польшу. В приказе погранвойскам НКВД Белорусского округа от 17 сентября 1939 г. говорилось, что цель наступления — «содействовать восставшим рабочим и крестьянам Белоруссии... в свержении ига помещиков и капиталистов и не допустить захвата
116
западной Белоруссии Германией» [22, с. 237]. Такая же установка была дана войскам Ленинградского военного округа. «Мы идем в Финляндию, — говорилось в приказе генерала К. Мерецкова и члена военного совета А. Жданова, — не как завоеватели, а как друзья и освободители финского народа от гнета помещиков и капиталистов» [23, с. 390]. Естественно, что никаких восстаний рабочих и крестьян ни в Польше, ни в Финляндии не было, но советскую пропаганду это не смущало.
Со странами Балтии ситуация была сложнее. В упомянутой беседе 7 сентября 1939 г. И. Сталин оставил открытым вопрос о будущем балтийских государств. Он вновь вернулся к нему в беседе с Г. Димитровым 25 октября 1939 г. «Мы думаем, — сказал И. Сталин, — что в пактах взаимопомощи (Эстония, Латвия, Литва) нашли ту форму, которая позволит нам поставить в орбиту влияния Советского Союза ряд стран. Но для этого нам надо выдержать — строго соблюдать их внутренний режим и самостоятельность. Мы не будем добиваться их советизации. Придет время, когда они сами это сделают!» [1, с. 305]. Схожую установку дал В. Молотов на совещании о советской политике в Прибалтике, состоявшемся во второй половине октября 1939 г. с участием высокопоставленных дипломатов, военных, разведчиков, сотрудников других ведомств, занимавшихся международной деятельностью. Согласно воспоминаниям П. Судоплатова, В. Молотов сказал: «Мы имеем соглашение с Германией о том, что Прибалтика рассматривается как регион наиболее важных интересов Советского Союза. Ясно однако, что хотя германские власти признают это в принципе, они никогда не согласятся ни на какие "кардинальные социальные преобразования", которые изменили бы статус этих государств, их вхождение в состав СССР. Более того, советское руководство полагает, что наилучший способ защитить интересы СССР в Прибалтике и создать там надежную границу — это помочь рабочему движению свергнуть марионеточные режимы» [9, с. 149]. Таким образом, главной причиной, по которой Москва не пошла осенью 1939 г. по пути советизации государств Балтии, было нежелание ухудшать отношения с Германией.
С учетом этого нарком обороны СССР издал 25 октября 1939 г. приказы советским войскам, находившимся в Прибалтике, в п. 2 которых говорилось: «Весь личный состав наших частей должен твердо знать, что по пакту о взаимопомощи наши части расквартированы и будут жить на территории суверенного государства, в политические дела и социальный строй которого не имеют права вмешиваться... Такие и подобные им настроения и разговоры о "советизации" Эстонии (Латвии, Литвы) в корне противоречат политике нашей партии и правительства и являются безусловно провокаторскими» [24]. Выступая на сессии Верховного совета СССР 31 октября 1939 г., Молотов также подчеркнул, что «болтовня о советизации прибалтийских стран выгодна только нашим общим врагам и всяким антисоветским провокаторам» [25, с. 11].
Сложность ситуации заключалась в том, что низовые звенья советского аппарата и часть левых в странах Балтии восприняли вступление Красной Армии как сигнал к советизации. Молотову пришлось выражать свое недовольство полпреду в Таллинне К. Никитину, принявшему предложение эстонского МИДа о проведении праздничных мероприятий по поводу XXII годовщины Октябрьской революции, и полпреду в Каунасе Позднякову, который сконцентрировался на работе с левыми кругами в ущерб отношениям с официальными властями Литвы [4, с. 138-139, 144].
Во время советско-финской войны СССР постоянно заверял балтийских политиков и дипломатов в отсутствии планов советизации. Некоторые исследователи считают,
117
что Сталин вел своеобразную игру в «кошки-мышки», стремясь успокоить их перед решающим ударом. Элемент игры тут, конечно, был. Однако, по нашему мнению, дело было не только в этом. То, что эксперимент с экспортом революции под флагом «народного правительства» Куусинена провалился, советским руководителям было очевидно. После поздравлений Сталина с 60-летием до заявления о самороспуске в связи с подписанием советско-финского договора «народное правительство» даже советской пропагандой упоминалось очень редко. Скорее всего, Сталин и его окружение пришли к выводу, что фронтальная атака по образцу Финляндии не пройдет, в том числе и ввиду возможного вмешательства Германии. А потому ставка была сделана на активизацию просоветских сил внутри самих балтийских государств.
Весной 1940 г. происходит активизация компартий балтийских стран, которые до этого в течение ряда лет находились в полупарализованном состоянии. 14 февраля 1940 г. секретариат Исполкома Коминтерна заслушал отчет компартии Литвы. 23 марта он утвердил резолюцию «О задачах компартии Литвы», в которой ставилась задача развернуть массовую борьбу против всех антисоветских элементов и строго соблюдать договор с СССР, мобилизовать все силы трудящихся на защиту их непосредственных интересов, создание народного фронта и добиться того, чтобы «поставить в повестку дня вопрос о свержении реакционного режима и создании демократического народного правительства», разоблачить провокационные утверждение о вмешательстве СССР во внутренние дела Литвы и ее советизации [26, с. 210-211]. 3 марта 1940 г. ЦК компартии Латвии принял резолюцию с призывом к «объединению всех антифашистских сил и свержению фашистской диктатуры» и «предоставлению всему народу возможности самому решить, как он желает в дальнейшем строить политическую и хозяйственную жизнь Латвии» [27, с. 105]. 31 марта — 1 апреля 1940 г. впервые после длительного перерыва состоялась конференция компартии Эстонии. В принятом на ней воззвании ставилась задача «свержения реакционного правительства Пятса—Лайдонера—Улуотса и его замену подлинно народным правительством» [28, с. 114]. Отклик на эти призывы, однако, был минимальным. Революционной ситуации, когда верхи не могли, а низы не хотели жить по-старому, ни в одной из балтийских стран весной 1940 г. не было.
Ключевую роль в изменении ситуации вокруг стран Балтии сыграли события на международной арене. В апреле 1940 г. Гитлер вторгся в Данию и Норвегию, на севере Норвегии высадились англо-французские войска, окружившие гитлеровцев вблизи Нарвика. Появилась реальная опасность превращения всей Северной Европы в театр военных действий. В этих условиях 23 апреля 1940 г. нарком обороны СССР подписал приказ о замене советских воинских частей в Прибалтике [8, с. 158]. Видимо, речь шла не только о чисто технической акции, но и об укреплении советских позиций в этих странах. Вопрос о вмешательстве во внутренние дела Литвы, Латвии и Эстонии, однако, не ставился. Более того, «Правда» в начале мая с одобрением цитировала слова генерала Лайдонера, сказанные на параде 2 мая 1940 г. в Таллинне, о том, что Эстония и СССР строго выполняют свои обязательства по договору [29].
Перелом в советской политике в Прибалтике был связан с германскими успехами на Западе: прорывом французского фронта, выходом германских войск к Ла-Маншу, падением Парижа. Стремительный разгром Франции был для Сталина полной неожиданностью. Его расчеты на длительный конфликт, в результате которого и англо-французский блок, и Германия истощили бы друг друга, полностью провалилась. Советским руководством было принято решение как можно быстрее поставить под жесткий
118
контроль все территории, которые включались в его сферу влияния по договорам 1939 г. Это в первую очередь относилось к Прибалтике и Бессарабии. Не случайно через 2-3 дня после каждого крупного германского успеха на Западе СССР усиливал нажим на Прибалтику.
Правительства Эстонии, Латвии и Литвы принимали сразу все советские требования, явно надеясь выиграть время и дождаться более благоприятной обстановки. Но это уже не могло их спасти.
В конце мая 1940 г. СССР начал подготовку к крупномасштабному вторжению. При этом не исключалось и применение силы, если бы балтийские страны попытались оказать вооруженное сопротивление. Были подготовлены и госпитали для раненых, и лагеря для военнопленных [1, с. 578, 586-588]. В то же время Москва, явно учтя финский опыт, действовала не столь прямолинейно, стараясь решить проблему без военных действий. Поэтому на первый план выдвигались различные инциденты и проблемы, связанные с обеспечением безопасности СССР и советских войск в Прибалтике, а не смены общественного строя. 25 мая 1940 г. Молотов заявил литовскому послу протест по поводу «похищения» советских военнослужащих [4, с. 331]. То, что это выдуманная проблема, советскому правительству было совершенно очевидно. Так, нарком обороны СССР С. К. Тимошенко, беседуя с литовскими дипломатами в начале июня 1940 г., признал, что красноармейцы сами виноваты [1, с. 561]. Впоследствии советские органы также пришли к выводу, что пропавшие красноармейцы дезертировали, а не были похищены [8, с. 159-160]. Тем не менее пропагандистская кампания против Литвы со стороны СССР возрастала. 28 мая 1940 г. «Правда» опубликовала статью, в которой Эстония обвинялась в антигерманских и проанглийских настроениях [30]. Вскоре под огонь советской критики попала и Латвия.
В начале июня 1940 г. советские войска были приведены в состояние боеготовности и под видом учений были сконцентрированы у границ балтийских государств. Заместитель наркома обороны А. Лактионов, которому были прямо подчинены советские войска в Прибалтике, прибыл в их расположение в Литве [1, с. 531-534]. Одновременно активизировались и советские спецслужбы — в Ригу тайно прибыл заместитель наркома внутренних дел В. Меркулов [9, с. 218]. К середине июня 1940 г. все было готово к вторжению.
Таким образом, в начальный период Второй мировой войны Эстония, Латвия и Литва в основном пытались продолжать довоенную политику нейтралитета, хотя возможности для этого постоянно сокращались. Несмотря на многочисленные уступки со стороны балтийских государств, советское правительство не отказывалось от планов их советизации, выбирая для этого лишь наиболее удобный момент с точки зрения советско-германских отношений и международной обстановки в целом.
Литература
1. СССР и Литва в годы Второй мировой войны. Т. I. СССР и Литовская республика (март 1939 г. — август 1940 г.). Вильнюс, 2006.
2. От пакта Молотова—Риббентропа до договора о базах. Документы и материалы. Таллинн, 1990.
3. СССР и Германия. Документы и материалы о советско-германских отношениях с апреля по октябрь 1939 г. Т. I. Вильнюс, 1989.
4. Полпреды сообщают. Сборник документов об отношениях СССР с Латвией, Литвой и Эстонией. Август 1939 г. — август 1940 г. М., 1990.
119
5. Симонян Р. Х., Кочегарова Т. М. События 1939-1940 годов в массовом сознании населения стран Балтии // Новая и новейшая история. 2009. №3. C. 28-29.
6. Черчилль У. Вторая мировая война. Кн. I. Т. I. М., 1991.
7. Козлов В. Средиземноморский экстрим. СПб., 2008.
8. Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу 19391941 гг. (Документы, факты, суждения). М., 2002.
9. Судоплатов П. С. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930-1950 годы. М., 1997.
10. Чапенко А. А. Взаимоотношения между Латвией и Финляндией в период советско-финляндской войны 1939-1940 гг. // Международные отношения на Севере Европы и Баренц-регион: история и историография. Мурманск, 2008. С. 173-178.
11. Laasi E. Finland's Winter War end Estonian Neutrality // Journal of Baltic Studies. 1993. Vol. XXIV, N 3. P. 269-282.
12. Правда. 1939. 5 декабря.
13. Риббентроп И. фон. Между Лондоном и Москвой. Воспоминания и последние записи. М., 1996.
14. Известия. 1939. 23 декабря.
15. Кузнецов Н. Накануне. СПб., 2003.
16. Советско-финская война. 1939-1940 гг. Хрестоматия. Минск, 1999.
17. Зимняя война 1939-1940 гг. Кн. 2: И. В. Сталин и финская кампания (стенограмма совещания при ЦК ВКП(б)). М., 1998.
18. Молотов В. М. Внешняя политика правительства. М., 1940.
19. История Великой Отечественной войны Советского союза. 1941-1945 г. Т. I. М., 1960.
20. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. I, кн. 1 (ноябрь 1938 г. — декабрь 1940 г.). М., 1995.
21. Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б) и Коминтерн. 1919-1943. Документы. М., 2004.
22. Пограничные войска СССР. 1939 — июнь 1941. Сборник документов и материалов. М., 1970.
23. Наше отечество. Опыт политической истории. Т. II. М., 1991.
24. Приказ Народного комиссара Союза СССР № 0162 от 25 октября 1939 г. // Военно-исторический журнал. 1988. № 12. С. 13.
25. Молотов В. М. О внешней политике Советского Союза. М., 1939.
26. Известия ЦК КПСС. 1989. № 12.
27. Восстановление Советской власти в Латвии и вхождение Латвийской ССР в состав СССР. Документы и материалы. Рига, 1986.
28. Социалистические революции в Эстонии и ее вхождение в состав СССР. 1917-1940. Документы и материалы. Таллинн, 1987.
29. Правда. 1940. 3 мая.
30. Правда. 1940. 28 мая.
Статья поступила в редакцию 7 июня 2012 г.
120
