CC BY
43
основой нынешнего Таганрогского государственного пединститута.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Донскова Л.А. История института // Таганрогский государственный педагогический институт: 50 лет. Таганрог: Изд-во Таганрог. гос. пед. ин-та, Ростов-н/Д.: Изд-во «Легион», 2005. С. 5-97.
2. Проект устройства педагогического курса при Таганрогской Мариинской женской гимназии // Историческая записка о Таганрогской Мариинской женской гимназии со времени открытия по 1881 г. / Сост. секретарь пед. совета С. Кравченко. Таганрог, 1883. С. 87-92.
3. Историческая записка о Таганрогской Мариинской женской гимназии со времен открытия по 1881 год / Сост. С. Кравченко. Таганрог: Типография А.М. Миронова, 1883. С. 88.
4. Там же. С. 81-87.
5. Движение личного состава преподавателей за 1861-1881 гг. Там же. С. 34-44.
6. ТЛИАМЗ. КП-10165/3. ФПИ. Ф 1-№226/3.
7. ТЛИАМЗ. Ф. 1-013. НВ 6338/2.
8. Там же.
9. Кузнецов А.А. Ордена и медали России. М.: Изд-во МГУ. 1995. С. 88, 89.
10. Подсчеты наши (Л.Д.) на основе данных: Альманах-справочник по городу Таганрогу и его округу / Сост. под ред. Н.В. Никитенко. Таганрог: Изд-во З.В. Кривицкого, 1911. С. 182-191.
11. ТЛИАМЗ. КП-11257. ФПИ. Ф 1. № 248-013-3.
12. Фотоальбом: Таганрогская Мариинская женская гимназия. 1912 учебный год. Изд. фирмы С. Слу-чанский и Сын в Париже 20 и 22. Rue Richer Paris. 1912. Фото 5, 6.
И.И. Лыман
СОЗДАНИЕ ГОТФИЙСКОЙ И КАФИЙСКОЙ ЕПАРХИИ В СЕВЕРНОМ ПРИАЗОВЬЕ
Уже стало в некоторой степени хрестоматийным утверждение о том, что период правления Екатерины II характеризуется четко выраженными унификационными, централизаторскими тенденциями. В том числе — и в религиозной сфере. Это придает еще большую актуальность изучению событий, которые, на первый взгляд, являются проявлением тенденций совершено противоположных. Речь идет о создании на юге Российской империи Готфийской и Кафийской епархии, беспрецедентной по своим малым размерам и численности прихожан. И хотя историография деятельности этой церковно-административной единицы является довольно представительной, вопросы, связанные с перипетиями определения статуса епархии и ее руководителя, с мотивацией действий как официального Петербурга, так и самих греков, все еще остаются открытыми.
Согласно с информацией из синодального архива, приведенной И. Покровским, вопрос об организации новой епархии был поставлен еще во время русско-турецкой войны, в 1771 г. Как пишет Покровский, предлогом для этого стало убийство в Кафе за три дня до прихода туда русских войск православного епископа. Назначение его последователя входило в компетенцию Константинопольского патриарха, но состояние войны на некоторое время значительно усложнило возможность общения крымских церквей с Константинополем.
В таких условиях Екатерина II и сделала первую, хоть и неудачную, попытку вывести приходы полуострова из-под власти патриарха. Ссылаясь на то, что нельзя оставлять церкви без духовенства, Екатерина обратилась с запросом к Синоду и Комиссии по церковному имуществу по поводу решения вопроса, откуда удобнее направлять в Крым священно- и церковнослужителей. Причем императрица сама предложила и ответ на этот вопрос: организация новой епархии в Азо-ве, к которой можно было приписать Таганрог, крепости Новой Днепровской линии и крымские православные церкви. Оставался и другой вариант - приписать упомянутые населенные пункты и религиозные сооружения к одной из уже существующих епархий.
Синод, совместно с Комиссией по церковному имуществу, изучил оба варианта и пришел к выводу, что для организации новой епархии в Азове существуют серьезные преграды. В том числе - и преграда финансовая. Кроме того, было указано, что у Синода отсутствовали сведения о церквях проектированной епархии, а собрать их не было возможности из-за продолжения бое-
вых действий. Поэтому, по мнению Синода и Комиссии по церковному имуществу, было удобнее подчинить приходы Новой Днепровской линии и Крыма Воронежской епархии, тем более, что церкви Азова и Таганрога уже, согласно специальному указу 1770 г., принадлежали именно к ней. Поскольку Кафа находилась на большом расстоянии от Воронежа, там предлагалось устроить духовное правление, возглавленное архимандритом, который знает греческий язык и мог бы прямо подчиняться Воронежскому архиерею. Для проживания архимандрит мог бы использовать дом бывшего Кафийского епископа [4, 499-502].
Тогда дело окончилось ничем, и на некоторое время вопрос о создании отдельной епархии был отложен. Сам И. Покровский, размышляя о причинах такой ситуации, пришел к выводу, что ими стали успехи русского оружия, симпатии к Петербургу архипелажских и крымских греков и повышенное внимание Екатерины II к гражданскому обустройству Новороссийской и Азовской губерний. Такие объяснения могут быть принятыми только частично. Так же, как и интерпретация Покровским ситуации, которая сложилась в Крыму. Дело в том, что крымские церкви не остались в 1771 г. без руководства. Согласно с записками (дневником) священника Трифилия Карацоглу, который служил при митрополите Готфийском и Кафийском Гедеоне, еще за несколько месяцев до вхождения русских войск в Кафу, 23 апреля 1771 г. в Георгиевский монастырь в Балаклаве прибыл Игнатий (Газадинов), который через несколько дней уже был в Бахчисарае, в предместье которого и находилась митрополичья кафедра [8, 592]. Есть основания считать, что Игнатий прибыл в Крым как митрополит, назначенный Константинопольским патриархом, еще раньше, чем отмечал Карацоглу. В 1781 г. греческий священник Димитрий Триполит свидетельствовал, что он в 1770 году, явившись к новопосвященному в архиереи Готфийскому и Кафийскому митрополиту Игнатию, был назначен в Успенский приход его епархии [2]. И. Яли тоже отмечает, что Игнатий после посвящения появился в Крыму как митрополит именно в 1770 г. К сожалению, источник этой информации исследователем не указывается [9, 13].
Во всяком случае, Петербург не имел оснований после входа войск в Кафу считать, что к крымским церквям некому назначать духовенство. Поэтому если и можно было воспользоваться нарушением связи Константинопольского патриарха с Крымом и подчинить религиозные сооружения структурам, которые находились под юрисдикцией Синода, то не все, а только независимые от Игнатия. Вероятно, императрица сориентировалась в этой ситуации, хоть и не сразу, поэтому и не стала настаивать не только на создании епархии с центром в Азове, но и на подчинении крымских церквей одной из старых епархий империи. Позиция Синода в этом вопросе, принимая во внимание характер зависимости российской духовной власти от императрицы, решающего значения не имела. Сработали те же соображения о нежелательности обострения отношений с патриархом, которые позже стали одним из аргументов ликвидации в Крыму епархии формально не силой россиян, но руками самих греков.
Надежнее было держать под контролем крымского православного архиерея. А то, что это было реально, не вызывает сомнений. Как сообщает И. Яли, именно благодаря стараниям русской дипломатии Игнатий получил митрополитский сан [9, 13]. Уже осенью 1771 г. Игнатий составил и направил в Петербург два письма, в которых абсолютно четко сформулировал свою позицию по отношению к русской власти. В письме Екатерине II митрополит высказывал радость по поводу освобождения греков русскими войсками от "агарянского тирана" и просил принять его и других греков в состав подданных. Во втором письме, адресованном Синоду, Игнатий просил о принятии его в собор русских архиереев, о предоставлении ему охраны и возможности пребывать под синодальной защитой. 8 декабря 1772 г. митрополит вновь писал императрице, повторяя от имени греков просьбу русского подданства [1, 70]. А основания для такой настойчивости были серьезные. Тот самый Трофилий Карацоглу, который был рукоположен митрополитом в 1772 г. в протопопы и находился в тесных служебных отношениях с Игнатием, писал, что в 1771 г. им приходилось скрываться от татар («если бы нашли, на куски порезали б»); в 1772 г. пришлось спасаться бегством от разбойника Ширин-Мурзы, у которого было намерение их убить; в следующем году сам Трифилий, который ехал исполнять поручения митрополита, чуть не погиб от рук пьяных вооруженных татар; в 1774 г. татары перебили охрану из донских казаков и напали на дом Трифилия, после чего Девлей-Гирей держал его с митрополитом у себя в течение двух месяцев и выпустил
после уплаты 500 червонцев; в том же году автор записок снова едва спас свою жизнь [8, 592-593].
Итак, мотивация пророссийских действий Игнатия понятна. И митрополит был использован Петербургом как главная движущая сила переселения православных из Крыма. Игнатий и лично, и с помощью ряда преданных ему духовных и светских лиц проводит тайную агитацию среди крымского населения, формулирует предварительные условия, на которых греки согласились бы выйти в Российскую империю. Естественно, что среди этих условий важное место занимали те, которые касались духовной жизни потенциальных переселенцев и статуса митрополита. Возглавив переселенческое движение, Игнатий хотел быть уверенным, что игра того стоит, а он и его прихожане получат больше, чем потеряют.
Выясним по документам, которые составлялись при участии или по инициативе Игнатия, какой объем прав стремился и позже реально получил митрополит Готфийский и Кафийский.
В апреле 1778 г. относительно условий греков Игнатий писал: "...Селения их будут особливые, не смешане с другими нациями, что священники и начальными над ними будут из них же самих, что митрополит настоящий, завися во всем от Святейшего Синода, жить будет однако по смерть при этих поселениях." Вскоре в ходе дальнейшего обсуждения были выработаны и дополнительные условия. Среди них - предоставление предварительной денежной помощи самым бедным прихожанам, митрополиту и священникам, а также документальное подтверждение их привилегий [3, 16-17].
В переданном в июле 1778 г. А. Суворову "Постановлении крымских христиан", составленном от имени как православных, так и католиков и григориан, которые действовали через Игнатия, относительно прав последнего отмечалось: "Митрополиту Игнатию по смерть свою быть при сих поседениях, завися непосредственно от Святейшего Синода, также и настоящим священникам, оставаясь всем при своей епархии, отправлять свою должность по собственным обыкновениям, завися во всем от митрополита Игнатия, и вновь он уже рукополагает священников и других церковников" [1, 225].
Передавая этот документ Суворову, митрополит пожелал подтверждения специальной грамотой императрицы готовности россиян исполнять соответствующие условия. Проект такой грамоты был составлен уже в августе. Документ должен был адресоваться "преосвященному Игнатию, митрополиту Готфейскому и Кафайскому, и всему обществу крымских христиан греческого и католического законов, всякого знания, всем вообще и каждому особо". Четвертым пунктом проекта предусматривалось, что Игнатию пожизненно поручаются в подчинение все, кто с ним вышел из Крыма. Обуславливалось, что митрополит должен находиться под непосредственной юрисдикцией Синода, священники же, которые прибыли с ним, должны были оставаться при своих приходах и зависеть от митрополита. Игнатий должен был получить право рукополагать новых священно- и церковнослужителей по собственному рассуждению [1, 147-151].
Окончательный текст грамоты, подписанный Екатериной II 21 мая 1779 г., в основных пунктах совпадает с текстом проекта. Вместе с тем, относительно определения статуса Игнатия имеем несколько существенных расхождений.
Во-первых, сама грамота адресовалась, кроме Игнатия, уже не общине крымских православных и католиков, а лишь общине христиан греческого исповедования. И это было правомерным, в отличие от некорректного сформулированной адресации проекта грамоты. Ведь в проекте речь шла об Игнатии как о руководителе всего духовенства, которое вышло вместе с ним из Крыма. Но православный митрополит мог возглавлять лишь переселение крымских католиков, а не их церковную организацию. Это и было учтено в окончательном тексте. Самим же католикам 14 ноября того же 1779 года была дана другая грамота, в которой руководителем указывался уже не митрополит Игнатий, а патер Иаков.
Во-вторых, в четвертом пункте Жалованной грамоты от 21 мая предусматривалось, что Игнатию поручались в подчинение не только те православные, которые вышли с ним из Крыма (как это формулировалось в проекте), но и те, которые будут выходить в будущем [6]. И это изменение
предварительного текста полностью понятно. Ведь проект был составлен на этапе активного вывода православных, весной же 1779 г. стало понятным, что значительный процент греков остался на полуострове. Но возможность их переселения сохранялась.
Есть еще одно отличие, на которое следует обратить внимание - отличие в титуле митрополита. В то время как в проекте читаем "Готфейский и Кафайский", в Жалованной грамоте уже пишется "Готфийский и Кафийский". В синодальных документах 1779-1781 гг. не один раз встречаем еще один вариант: "Готфейский и Кефайский" — вариант, который использовался и в некоторых документах, подписанных самим митрополитом Игнатием.
В Жалованной грамоте от 21 мая 1779 г. пункт, который обусловливал церковное устройство православных переселенцев, был важной, но не единственной составляющей. Остальные четыре пункта определяли привилегии подчиненных Игнатия в других сферах.
Впрочем, еще раньше, чем Жалованная грамота, в Петербурге был подписан документ, который полностью посвящен именно урегулированию религиозной жизни переселенцев. Речь идет о данном Синоду именном указе от 14 марта 1779 г., согласно которому Игнатий до смерти должен был именоваться митрополитом Готфейским и Кефайским и иметь место под архиепископом Славянским и Херсонским. Последняя формулировка не означала, что митрополит должен был подчиняться архиепископу Евгению и его преемникам на Славянской и Херсонской архиерейской кафедре. И в этом документе специально отмечалось, что Игнатий должен до конца жизни зависеть непосредственно от Синода. Этот пункт именного указа формулировкой очень напоминает соответствующий пункт проекта Жалованной грамоты, составленного в августе 1778 г. О подчиненных Игнатия было записано: "оставив всех тех, которые выводятся с ним, греков в собственной его пастве" [5, 221-222].
Итак, именно на основании рассмотренных выше документов и стал действовать митрополит Игнатий, обустраивая миниатюрную, наименьшую в Российской империи, епархию в северном Приазовье [7]. Петербург сдержал обещание относительно пожизненного пребывания епархии под властью Игнатия. Но ни именным указом от 14 марта 1779 г., ни Жалованной грамотой от 21 мая 1779 г. не оговаривалась судьба греческих церквей после смерти митрополита. И Готфийская и Кафийская епархия была ликвидирована, поскольку само ее создание было оправданным с политических соображений, связанных с заинтересованностью центральной власти в переселении крымских греков; для организации же эффективного управления церквями северного Приазовья необходимости в продолжении существования греческой епархии официальный Петербург не видел.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Гедьо А.В. Джерела з юторй грекв Швшчного Приазов'я (кшець XVIII - початок ХХ ст.). Киев, 2001. 245 с.
2. Государственный архив в Автономной Республике Крым, ф. 118, оп. 1, д. 5038, л. 18.
3. Калоеров С.А. Заселение Приазовья греками // Межэтнические культурные связи в Донбассе: история, этнография, культура. Донецк, 2000. С. 14-37.
4. Покровский И.М. Русские епархии в XVI - XIX вв. Их открытие, состав и пределы. Опыт церковно-исторического, статистического и географического исследования. Казань: Центральная типография, 1913. Т. 2. (ХШГй век). 892 + XVIII с.
5. Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству Православного исповедания Российской империи. Царствование государыни императрицы Екатерины II. 1773 - 1784 гг. Петроград: Синодальная типография, 1915. 548 с.
6. ПСЗРИ. Собр. I. Т. ХХ. С. 824-825.
7. Российский государственный исторический архив, ф. 796, оп. 60, д. 98.
8. Серафимов С. Заметки из архива Готфийской епархии в Крыму // ЗООИД. Одесса, 1867. Т. VI. С. 591-595.
9. Яли И.А. К тебе, с тобою и к славе твоея // Греки Украины: история и современность: Материалы научно-практической конференции Греки Украины: поиск и формирование национальной культуры. 9-19 февраля 1991 г. Донецк, 1991. С. 11-24.
