Создание агентурного аппарата военной контрразведки Санкт-Петербурга и Петербургского военного округа (1911-1913 гг.)
В. О. Зверев *
Редкие сведения в средствах массовой информации о секретных агентах спецслужб, обеспечивающих интересы национальной безопасности Российской Федерации, приковывают внимание общества. Именно они, «люди без прошлого и настоящего», приносят и приносили государству пользу, часто соизмеримую с крупными победами войск на театрах военных действий. Это касается не только сотрудников ФСБ-КГБ-МГБ-ОГПУ-ВЧК, но и царской контрразведки, чьи знания и опыт были востребованы и положены в основу деятельности последующих поколений советских и российских контрразведчиков 1
Данное обстоятельство стало одной из причин, по которой большинство архивных дел о внутрен-
ней агентуре 2 контрразведки Российской империи еще долгое время будет носить гриф «секретно». А те немногие из них, ставшие достоянием историков, позволят лишь приоткрыть занавес тайны над проблемой государственного противодействия военному шпионажу.
Рассекреченные в последние годы материалы военного министерства о работе русской контрразведки в начале ХХ в. содержат редкие упоминания о создании и функционировании ее агентурного аппарата, что способствует составлению лишь общего представления о тайном инструменте борьбы со шпионами как в целом по стране, так и в отдельных ее городах, наример в Санкт-Петербурге.
В нашем журнале публикуется впервые.
В статье мы попытаемся охарактеризовать конспиративные контакты, численность, финансирование и правовой статус агентур столичных отделений (городского и военно-окружного) военной контрразведки.
Итак, с образованием специальных подразделений по борьбе с иностранным военным шпионажем в Санкт-Петербурге и Петербургском военном округе (1911 г.) началась кропотливая работа по приобретению особого инструмента их деятельности — внутренней агентуры — эффективнейшего средства, надежно обеспечивавшего интересы внешней безопасности государства 3.
Механизм поиска потенциальных агентов был прост. Контрразведчики брали на заметку людей, в отношении которых имелись компрометирующие (в том числе изобличающие в противоправной деятельности) сведения, а также малообеспеченных, попирающих моральные нормы, ведущих разгульный образ жизни. Как правило, ими были мелкие лавочники, фабрично-заводские рабочие, проститутки, штабные офицеры, инженерно-технический персонал. Нередко в поле зрения контрразведки попадали и более важные персоны, имевшие доступ к секретной информации либо контактировавшие с ее носителями, — служащие (прислуга) иностранных дипломатических представительств, крупные чиновники, светские дамы и др. «Лучший способ завязки сношений с лицами, могущими оказать услуги, — говорилось в Положении о контрразведывательных отделениях 1911 г., — поставить намеченное лицо в ту или иную зависимость от себя, приняв во внимание отрицательные качества намеченного лица...» 4.
Следовавшая за тем вербовка, за редким исключением, сводилась к двум апробированным еще политической полицией способам. Первый и наиболее употребляемый заключался в предложении сотрудничать в обмен на прекращение уголовного преследования (освобождение из-под стражи) и аннулирование предъявленных обвинений. Положительный исход здесь был возможен только при наличии неопровержимых улик преступной деятельности, полученных агентурным путем либо по результатам предварительного следствия. Второй — в умении материально заинтересовать нужного человека.
В случае успешной вербовки все дальнейшие встречи с агентом проводились тайно, на конспиративных квартирах. Для этих целей в отделениях контрразведки был предусмотрен фонд служебных квартир. В период с 1911 по 1913 гг. в Санкт-Петербурге их было три, две из которых (Виленский пер., 3, кв. 16 и ул. Введенская, 12, кв. 52) принадлежали контрразведке округа 5. Они находились на северо-востоке города (Литейная часть), что объяснялось сосредоточением там значительного количества (свыше 15) иностранных
посольств. Третья конспиративная квартира (Басков пер., 32) числилась за городским отделением и имела привязку к десяти представительствам, в том числе стран Антанты и Тройственного союза (Франция, США, Италия). Данное расположение было обусловлено не столько стремлением военных установить агентурное наблюдение за настоящими и будущими союзниками России, что было немаловажным и вполне допустимым, сколько хаотичным размещением миссий, а также желанием иметь хотя бы одну квартиру на предельно близком расстоянии от наибольшего их числа. Это, в свою очередь, отнюдь не указывало на некомпетентность контрразведчиков, ставивших под удар скрытный характер своих контактов, а, скорее, на их желание сократить время перемещения агентов по конспиративным адресам, разбросанным по разным районам города.
Территориальная близость к посольствам, находившимся в разработке, давала ряд преимуществ кураторам агентов 6, а именно: срочное получение информации, ее обобщение и анализ; планирование комбинации, маневрирование агентурой; пристальный контроль за наблюдаемыми дипломатами и лицами, выходящими с ними на связь. Следовательно, успех контрразведывательных мероприятий во многом зависел от количества задействованных в них конспиративных квартир и их приближенности к объекту наблюдения. Безусловно, это было возможно лишь при наличии регулярных денежных поступлений для приобретения спецжилья.
Что же представляла из себя статья бюджета контрразведки, именуемая «найм и содержание конспиративных квартир»? Соизмеримы ли были выделяемые в ее рамках кредиты с реальным уровнем цен на рынке аренды столичного жилья? Отличалась ли стоимость снимаемых квартир в Санкт-Петербурге от цен на аренду в других городах страны?
Отвечая на эти вопросы, обратим внимание, что ассигнования, заложенные на эти цели в сметах военного ведомства, были одинаковыми для 12 подразделений по борьбе со шпионажем в России — по 1200 рублей в год каждому 7. Значит, ежемесячный кредит по столице и ее округу составлял лишь 200 рублей. Фактическая же сумма, выделявшаяся для съема самого помещения каждому из отделений, была еще меньше и равнялась 87 рублям (оставшиеся деньги — 13 рублей — тратились ежемесячно на оплату коммунальных услуг). Военное руководство не учитывало специфики большого города, высокого уровня цен, в том числе на найм жилья. Так, к центру столицы стоимость комнаты (отдельный вход, мебель, телефон) увеличивалась от 25 до 40 рублей, а, допустим, 2-комнатной квартиры — от 25 до 45 рублей в месяц 8. При этом найти подходящий вариант с точки зрения его служебного
ретроспективы
49
применения с 1-, 2-комнатной квартирой в интересующих контрразведку районах города (например, в Адмиралтейской части, где были сосредоточенны верфи военно-морского судостроения) было проблематично. Как правило, городские газеты содержали объявления с широким предложением лишь комнат и многокомнатных квартир.
В то же время цены за аренду однотипного жилья в других местностях империи были несколько иными. Стоимость 2-комнатной квартиры в Москве (Арбат) уже варьировалась в пределах 20-40 рублей в месяц 9; а в таких городах, как Саратов, Рига и Харьков, она была еще ниже 10.
Таким образом, перед Первой мировой войной число нанимаемых и используемых конспиративных квартир в каждом из 11 военных округов России было неодинаковым. По мере приближения от провинции к Санкт-Петербургу цена за аренду жилья возрастала, а соответствующая статья расходов контрразведывательных отделений, в частности столичных, оставалась неизменной.
Поэтому на выделяемый денежный кредит и городские, и военно-окружные отделения могли содержать в среднем не более трех квартир. Вызванный тем самым недостаток квартирного фонда внес определенные сбои в организацию экстренных встреч кого-либо из агентов с кураторами, соблюдение элементарной конспирации при этом, что не исключало одновременного использования конспиративных квартир и, разумеется, незамедлительно сказывалось на качестве агентурной работы в целом.
Обозначив проблемы финансирования служебного фонда квартир, зададимся другими, не менее важными, вопросами: «Кто, собственно, содержал это жилье?» и «Каковы были обязанности квартиросъемщика?»
Приобретение и обслуживание конспиративных квартир входило в перечень прямых обязанностей специально выделенного штатного сотрудника контрразведки — заведующего агентурой, который оформлял подписку содержателя конспиративной квартиры («Подписка»). Особенностью одного из таких документов, подписанного заведующим 11-м столом агентурной службы городской контрразведки Д. Е. Иващенко, являлось то, что на нелегальное положение переводился не только непосредственный квартиросъемщик, но и его супруга. Причем «в часы секретных служебных свиданий», в отсутствие мужа прием «посетителей» возлагался на жену, что указывало на ее статус и степень осведомленности в делах контрразведки. Вместе с тем для взаимодействия с агентами конспиративная квартира могла быть использована и некоторыми другими должностными лицами отделения, допустим, его начальником. В этом случае заведующий агентурой, как правило, не присутствовал в комнате, где проходила деловая встреча.
Данный факт подтверждается п. 7 «Подписки», в котором содержатель конспиративного помещения обязался не предпринимать «никаких поползновений к открытию личности посетителя», если от него это будет скрыто 11.
В этой части оперативной работы контрразведчики отошли от трех основополагающих принципов деятельности Департамента полиции, заложенных в Инструкции по организации и ведению внутренней агентуры 1909 г., ставшей универсальным практическим пособием по разоблачению (выявлению) не только революционной, но и, чуть позже, шпионской среды. Во-первых, найм и обслуживание конспиративных адресов контрразведки входили в круг основных обязанностей руководителя агентуры. В политическом розыске эта функция поручалась одному из рядовых сотрудников охранного отделения 12. Во-вторых, хозяин квартиры, используемой контрразведкой, лично проводил некоторые агентурные мероприятия (подбор, вербовка, внедрение, разработка). Между тем сотрудник охранного отделения (он же квартиросъемщик) не контактировал с агентами, а исполнял лишь второстепенные функции, как-то: воспрепятствование встречам между агентами, обеспечение их анонимности и безопасности в момент выхода из квартиры и т. п. И, наконец, в-третьих, жена содержателя квартиры (принадлежащей контрразведке) оказывала ему содействие при исполнении служебных обязанностей (а возможно, была и штатным сотрудником контрразведки), что категорически запрещалось в политической полиции.
Теперь от вопросов, касающихся конспиративных квартир — их приобретения, финансирования и использования, перейдем к знакомству с агентурным аппаратом петербургской контрразведки мирного времени и поговорим о его численности, финансировании и правовом статусе.
В годы становления городского отделения общее число его агентов было невелико и, например, к 1912 г. достигло лишь 60 человек 13. Оплата их труда находилась в прямой зависимости от трех факторов — должностного положения агента (с точки зрения его приближенности к объекту разработки), ценности и своевременности предоставляемых им сведений — и варьировалась в диапазоне от 3 до 200 рублей в месяц. Причем крупные вознаграждения от 100 до 200 рублей получали не более 15% сотрудников 14. Судя по их псевдонимам («Кюи», «Пети», «Родэ», «Хан», «Штаб» и др.), повторявшимся из месяца в месяц в материалах финансовой отчетности отделения, и их вознаграждениям, можно выдвинуть два предположения: 1) эта группа оказывала систематические и качественные услуги контрразведке в иностранных диппредставительствах Санкт-Петербурга и учреждениях военного министерства; 2) благодаря своей незаменимости, каждый из агентов имел стабильно высокое денежное содержание.
Количество оставшихся секретных сотрудников, условно подразделяемых еще на две группы: с доходами от 25 до 90 рублей и от 3 до 20 рублей, составляло примерно 45,5 и 39,5% соответственно 15.
Наряду с высоко- и низкооплачиваемыми агентами (в том числе единовременно) существовали лица, работавшие безвозмездно. Однако в отличие от многих осведомителей жандармской полиции, движимых идейно-патриотическими побуждениями, они были единичными экземплярами. Это объяснялось отсутствием четко выраженной мотивации у потенциальных претендентов на работу в официально несуществующих отделениях контрразведки 16. Отсюда попытки расширения агентурного аппарата столичных контрразведок за счет высокоидейных кандидатов носили, за редким случаем, односторонний характер и исходили от контрразведчиков.
Особое значение придавалось высокооплачиваемым агентам, потребность в которых лишний раз подтвердилась в том же 1912 г., когда германский генштаб, форсируя подготовку к войне с Россией, начал стягивать к своим восточным рубежам вооруженные силы, бронетехнику и артиллерию. Ввиду активизации потенциального противника в приграничных районах и его разведорганов в России в Санкт-Петербурге только с января по март численность указанной агентуры возросла почти в 2 раза, достигнув 15 человек, или 29% от общего состава агентуры. Это стало возможным, с одной стороны, благодаря увеличению мартовского кредита на «особые» расходы 17 городской контрразведки до максимального размера — почти 5200 рублей 18, с другой — по причине одновременного сокращения выплат остальным группам агентов, и в особенности тем из них, кто зарабатывал 25-90 рублей в месяц.
В случае прекращения сотрудничества с контрразведкой, вне зависимости от принадлежности к той или иной категории агентов, каждый из них был абсолютно незащищен в правовом отношении. Текущее законодательство царской России не оговаривало правовой статус агентов, так как они официально не состояли на государственной службе. Не регламентировался он и ведомственной документацией военного министерства, в чьем подчинении находилась контрразведка. Единственная оговорка, имевшая заведомо рекомендательный характер, содержалась в Инструкции по организации и ведению внутренней агентуры. Ее авторы предлагали заведующим внутренней агентурой «стараться» оказывать посильную помощь бывшим (раскрытым, уволенным и пр.) агентам в поиске работы, так как последние часто вынуждены были вести «скитальческую жизнь по нелегальным документам и находиться под постоянным страхом мести» 19. И уж тем более в поддержке нуждались
те, кто, израсходовав свой внутренний потенциал, приобрел ряд профессиональных и, главным образом, психических недугов (постстрессовые расстройства, нервные срывы, мания преследования и т. п.). Нетрудно догадаться, что такие сотрудники, оставшись без средств к существованию и заботы со стороны государства, нередко опускались, пополняя ряды маргинальных и уголовных элементов общества.
Освещая тему зарождения и функционирования агентурного аппарата контрразведывательных отделений Санкт-Петербурга и его округа, следует особо остановиться на двух аспектах. Во-первых, вопреки недостаточному числу конспиративных квартир, связанному с ограниченностью выделяемых на их приобретение сумм, контрразведчикам удалось за три предвоенных года сформировать работоспособный и разноуровневый агентурный аппарат. Несмотря на свою малочисленность и ма-лоопытность, его сотрудники отслеживали антигосударственные тенденции не только в структурных подразделениях военного ведомства, но и в посольствах иностранных держав. Поэтому действия резидентов иностранного шпионажа в России и ее столице по организации (ведению) активных разведывательных, а позже и разведывательнодиверсионных действий были заметно осложнены.
И во-вторых, начинающая петербургская контрразведка в агентурной работе не стремилась к бездумному копированию приемов политической полиции. Перенимая лучшее, контрразведчики отказывались от методов недопустимых, несостоятельных и попросту мешающих интересам дела.
1 Заимствованная и видоизмененная с учетом специфики противодействия иностранному шпионажу совершенно секретная документация Департамента полиции — Инструкция по наружному (филерскому) наблюдению (1908 г.), Инструкция по организации и ведению внутренней агентуры, а также ведомственные материалы, подготовленные самой контрразведкой (Инструкция начальникам контрразведывательных отделений (1911 г.) и др.), — в дополненном и переработанном вариантах постоянно используется в работе отечественных контрразведывательных структур.
2 Внутренним агентом контрразведки именовался ее внештатный сотрудник, внедренный (завербованный) в организацию (посольства, консульства, коммерческие фирмы, военные заводы и т. д.), подозревавшуюся в шпионаже, для «освещения» ее усилий или усилий отдельных ее работников по сбору сведений об оборонной мощи России и возможной передаче их по различным каналам связи за рубеж.
3 С момента образования отечественная контрразведка возлагала большие надежды на внутреннюю агентуру. Благодаря ей добывались сведения, дополняющие и перепроверяющие информацию, собираемую отрядами филеров. Это позволяло формировать объективное и всестороннее представление о сфере интересов военных шпионов разных стран мира в России
Ретроспективы
51
(Санкт-Петербурге) и предпринимать своевременные и адекватные меры по результативному противодействию им.
4 Российский государственный военно-исторический архив (далее — РГВИА). — Ф. 2000. — Оп. 14. — Д. 10. — Л. 14.
5 Там же. — Д. 43. — Л. 9; Ф. 1343. — Оп. 8. — Д. 153. — Л. 53, 86.
6 Куратор агента — это офицер (начальник, заместитель начальника) или гражданский чин (заведующий агентурой) контрразведывательного отделения, в должностные обязанности которого входило приобретение агентуры с последующим личным руководством ее профессиональной деятельностью.
7 См.: РГВИА. — Ф. 2000. — Оп. 14. — Д. 10. — Л. 10.
8 См.: Полоса объявлений // Новое время. — 1912. — № 12863. — С. 8-9; № 12865. — С. 9; № 12867. — С. 8-9.
9 См.: Полоса объявлений // Столичный квартирный вестник (г. Москва). — 1911. — № 1. — С. 1.
10 См.: Засосов Д. А, Пызин В. И. Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов: Записки очевидцев. — СПб., 1999. — С. 299.
11 См.: РГВИА. — Ф. 2000. — Оп. 14. — Д. 43. — Л. 9.
12 См.: Тайны политического сыска: инструкция о работе с секретными сотрудниками / сост. З. И. Пере-гудова. — СПб., 1992. — С. 11-12.
13 См.: Подсчитано автором по: РГВИА. — Ф. 2000. — Оп. 14. — Д. 24. — Л. 150, 219, 339, 435, 511, 588, 660, 738, 813, 910.
14 Там же.
15 Там же. — Л. 150, 219, 339, 435, 511, 588.
16 С момента создания и вплоть до расформирования в 1917 г. царская контрразведка действовала под конспиративным прикрытием, именуя себя то «регистрационным отделением», то «регистрационным бюро», то «особым делопроизводством».
17 «Секретными» расходами на профессиональном языке царской контрразведки назывались регулярно выделявшиеся ей военным министерством суммы на приобретение агентов и оплату их услуг. Согласно Положению о контрразведывательных отделениях городскому отделению перечислялось 4000 рублей, а военноокружному — 1000 рублей ежемесячно.
18 Подсчитано автором по: РГВИА. — Ф. 2000. — Оп. 14. — Д. 24. — Л. 248.
19 Тайны политического сыска: инструкция о работе с секретными сотрудниками / сост. З. И. Перегудова. — С. 3.