CC BY
171
УСИЛИЯ ВОЕННОЙ КОНТРРАЗВЕДКИ И ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПОЛИЦИИ В БОРЬБЕ С ГЕРМАНСКИМИ ШПИОНАМИ ПОД ПРИКРЫТИЕМ ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ, ТОРГОВО-ПРОМЫШЛЕННОЙ И СТРАХОВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ (НА ПРИМЕРЕ РОССИЙСКОЙ СТОЛИЦЫ)
В.О. зв ерев________________________________________________________________________________
С момента учреждения отделений армейской контрразведки в Санкт-Петербурге и его округе (1911
г.) началась квалифицированная работа по организации борьбы с военными разведками, осуществлявшими сбор оборонно-промышленных сведений в пользу крупнейших держав мира. При этом выявление и ликвидация агентуры стран-участниц Тройственного союза считалось важнейшей стороной деятельности столичных отделений.
Контрразведывательная разработка германской агентуры велась по двум направлениям. Первое заключалось в организации негласного наблюдения за ее руководящим центром - посольством Германии в Санкт-Петербурге. Второе, в сборе компрометирующего материала о разведдеятельности правлений торгово-промышленных, страховых обществ и ее пресечении.
В конце 1911 г., руководствуясь наставлениями «Инструкции начальникам контрразведывательных отделений» (далее - КРО) контрразведчики преступили к проведению мероприятий в рамках первого направления своей деятельности, а именно, внедрению секретных сотрудников («консульской агентуры») в посольство Германии в Санкт-Петербурге и ее миссии в Петербургском военном округе для «внутреннего освещения» противоправных тенденций.
Однако, вскоре, организация «консульской агентуры» была временно затруднена вследствие того, что в декабре месяце по инициативе внешнеполитического ведомства Германии официальная Россия признала право «внеземельности» (экстерриториальности) служебного персонала ее дипломатических представительств на своей территории [1, ф. 1276. оп. 7. д. 473. л. 15].
Однако этот дипломатический демарш не помешал установить наружное наблюдение за ключевыми дипломатическими фигурами и, в первую очередь, руководителями посольства - Ф. фон Пурталесом и Г. фон Люциусом, подозревавшимися городской контрразведкой в военнопромышленном шпионаже [2, ф. 2000. оп. 14. д. 74. л. 1, 3, 8, 11, 23, 132-138. д. 23. л. 11, 42].
Ежедневная слежка позволила контрразведчикам в хронологической последовательности фиксировать, как места их пребывания, так и круг русскоподданных, входивших с ними в непосредственный контакт (или связь).
Еще в 1910 г., как видно из письма начальника охранного отделения прокурору петербургской судебной палаты, столичной полицией по подозрению в шпионаже в пользу Австро-Венгрии и Германии был арестован барон Э.П. Унгерн-Штернберг, отставной корнет 8 Драгунского Смоленского полка. В результате обыска, проведенного на его квартире, были изъяты: финансовая отчетность и «Секретный доклад Комиссии по обороне о величине новобранцев в призыв 1910 г.», изобличавшие задержанного в разведдеятельности.
В ходе предварительного следствия было установлено, что Э.П. Унгерн-Штернберг состоял в связи с Ф. фон-Пурталесом и другими немецкими дипломатами. Эти и другие факты позволили следствию обвинить его в продаже агентам Австро-Венгрии и Германии секретных сведений, касающихся внешней обороны России. Данные действия были квалифицированны как измена Родине и попадали под действие ст. 111 Уголовного Уложения 1903 г. [2, ф. 1351. оп. 8. д. 2. л. 2, 17, 19-20, 249].
В 1911 г. уже наружная служба контрразведки зафиксировала попытку вступления в контакт с Г. фон Люциусом жителя Санкт-Петербурга Е.С. Полисадова с предложением услуг по военнопромышленному шпионажу. При обыске у задержанного было изъято «Пояснение к чертежу снаряда для стрельбы по дирижаблям и аэропланам» [2, ф. 2000. оп. 15. д. 155. л. 1, 2, 4].
В этом же году на станции Белоостров Финляндской железной дороги был задержан капитан артиллерии А.А. Постников, следовавший в Швецию. В ходе дознания было установлено, что в течение 1910-1911 гг. А.А. Постников сообщал военному атташе германского правительства «сведения
об упразднении крепостей, о предполагаемом изменении крепостных гарнизонов, о развитии укреплений в Николаевской крепости, каковые заведомо должны в видах внешней безопасности России, храниться в тайне от иностранных государств» [2, ф. 1351. оп. 8. д. 5. л. 7, 80-81, 86-87].
В конце 1912 г. в поле зрения городской контрразведки попал директор Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов России Л.Ф. Давыдов. Наряду с внешним наблюдением, доносившим о его интенсивных контактах с Г. фон Люциусом, интересные результаты принесло вскрытие дипломатической почты. Они позволили заподозрить высокопоставленного чиновника в причастности к военно-шпионской деятельности в пользу Германии.
В письме Ф. фон Пурталесу Г. фон Люциус указывал на целесообразность дальнейшего использования Л.Ф. Давыдова в интересах агентурной разведки: «Вашему Превосходительству известно, какие ценные сведения мы имеем благодаря этому, обыкновенно такому замкнутому
человеку. Вероятно, Давыдов будет назначен директором Русского для внешней торговли банка и таким образом уйдет на некоторое время с государственной службы, - но все же он останется влиятельным лицом и когда-нибудь будет министром финансов» [2, д. 67. л. 337. д. 74. л. 242].
За несколько месяцев до начала Первой мировой войны агентура КРО установила факт передачи Л.Ф. Давыдовым Г. фон Люциусу в помещении германского посольства секретного издания «К вопросу о русском золотом запасе за границей. Министерство финансов. Особенная Канцелярия по кредитной части. Типография штаба корпуса погранстражи. 1914» [2, ф. 2000. оп. 15. д. 427. л. 53.], сняв все сомнения в его неслужебных связях с немцами.
Степень значимости этого документа для наращивания военно-экономической мощи Германии подчеркивает отданный за несколько месяцев до начала боев на Восточном фронте приказ Вильгельма II о «стягивании максимума золотой наличности в страну», в реализации которого участвовали немецкие банкиры в России и отечественные финансисты [3, с. 202].
Несмотря на столь веские компрометирующие факты, контрразведка не смогла предъявить Л.Ф. Давыдову обвинение в содействии военным замыслам потенциального противника. В его жизнеспособности были заинтересованы крупные представители финансово-промышленной буржуазии страны, отдельные из которых считали выгодным «заплатить миллионное жалованье директору кредитной канцелярии и перетянуть к себе его осведомительность и связи» [4, с. 361].
27 июля 1914 г. на имя В.А. Ерандакова поступило сообщение от начальника столичного губернского жандармского управления о том, что в гостинице «Астория» разместился нелегально прибывший в город бывший германский консул в Ковно ротмистр прусской гвардии Г.М. фон Лерхенфельд. Полученные дополнительные данные из КРО Виленского военного округа о его шпионской деятельности указывали, что данный визит также был сопряжен с решением разведывательных задач [5, ф. 2000. оп. 15. д. 87. л. 1, 3, 83, 84].
Учитывая осложнившиеся политические отношений между Россией и Германией, спустя три дня в здании Финляндского железнодорожного вокзала полиция арестовала Г.М. фон Лерхенфельда и его заместителя по дипломатической работе в Ковно Р.А. фон Бюлова [6, л. 90, 97-98, 116].
Однако подавляющему числу руководителей немецких дипломатических представительств в Петербургском военном округе и военно-морским атташе, находившимся в разработке политической полиции и КРО, удалось беспрепятственно и на вполне легальных основаниях покинуть пределы Российской империи, как до войны, так и после ее объявления.
Вторым направлением борьбы со шпионажем стало раскрытие преступной роли исполнителей указаний дипломатического корпуса Германии, - представителей немецкого торгово-промышленного сословия (в том числе, обрусевших немцев), осуществлявших сбор информации оборонного значения посредством разведки частного и казенного секторов военной экономики столицы, а также некоторых российских партнеров, оказывавших им в этом содействие.
В начале 1912 г. городская контрразведка получила агентурные донесения, указывавшие на подрывной характер деятельности справочной конторой «Института Шиммельпфенга». Разведка штаба Киевского военного округа доложила, что Германия на территории России осуществляет военный шпионаж под видом коммерческой деятельности пяти отделений вышеуказанной фирмы [6, ф. 1343. оп. 8. д. 247. л. 15, 18; ф. 2000. оп. 14. д. 69. л. 136, 610-611].
В результате оперативных мероприятий городского и окружного КРО было установлено, что столичная справочная контора является центральным разведорганом, в подчинении которого находятся отделения в Москве, Одессе, Риге и Варшаве. Имея в своем распоряжении осведомителей из числа работников «артиллерийских, оружейных, судостроительных заводов и страховых обществ» [6, оп. 15. д. 247. л. 40, 57], а также почтово-телеграфных отделений она изучала оборонные объекты столицы, получая на это от германского правительства регулярные субсидии.
Обнаруженные факты позволили инкриминировать ее администрации участие в военно-промышленном шпионаже в пользу Германии. 21 июля 1914 г. Особое делопроизводство генерал-квартирмейстера Главного управления генерального штаба (центральный аппарат разведки/контрразведки) Военного министерства разослало приказ о закрытии всех филиалов справочной конторы о кредитоспособности «Института Шиммельпфенга» в России. Получив документальное разрешение, начальник окружного КРО передал градоначальнику столицы распоряжение о ее безотлагательном закрытии [6, ф. 1343. оп. 8. д. 523. л. 363, 375, 376].
В 1913 г. список частных торгово-промышленных предприятий столицы, подозревавшихся в шпионаже, пополнился новыми акционерными обществами (далее - АО), руководящие посты в которых наряду с подданными Германии занимали известные фигуры российского делового мира. Во главе «Общества Тульских меднопрокатных и патронных заводов» стоял надворный советник Е.Г. Шайкевич, «Обществом механических, гильзовых и трубочных заводов» управляли В.П. Барановский и О.О. Брунстрем, АО «Соединенные кабельные заводы» - тайный советник К.Л. Вахтер и Е.Г. Шайкевич [6, ф. 2000. оп. 14. д. 88. л. 16, 106, 188].
Однако собранный контрразведкой агентурный материал, подтверждавший связь некоторых из крупных промышленников (К.Л. Вахтера, О.О. Брунстрема) с немецкой разведкой, так и не был реализован.
Во избежание нежелательных эксцессов государство в лице его верховной власти не спешило санкционировать аресты подозреваемых в шпионаже руководителей и приостановку деятельности их предприятий. Подобные действия на фоне все более обострявшихся шовинистических настроений отдельных слоев общества в условиях предвоенного времени, несомненно, приобрели бы повсеместный, неуправляемый и противоправный характер. Это неминуемо повлекло бы дезорганизацию объектов военного и гражданского производства столицы. А, учитывая, что находившиеся в агентурной разработке крупные дельцы являлись и совладельцами АО, расположенных по всей России, можно предположить, что результатом непродуманной и поспешной политики царского правительства мог стать глобальный военнопромышленный (экономический) кризис в масштабах всей страны.
И, тем не менее, по мере приближения к мировой войне, количество выявленных и взятых на оперативный учет преступников, становилось все больше. Если в 1910 г. разведотделением штаба войск Петербургского военного округа по подозрению в шпионаже было зарегистрировано 5 германских подданных, то к 1 сентября 1912 г. на учете окружной контрразведки уже числилось 59 немцев, «подлежащих личному обыску, обыску всей квартиры, где проживают и административной высылке» в предмобилизационный период [6, оп. 15. д. 111. л. 5. д. 226. л. 115, 122].
Спустя четыре месяца их количество составило 111 чел. (из них - 20 за границей), что было несоизмеримо больше общего числа разоблаченных агентов Швеции (12 чел.), Австро-Венгрии (9 чел.) и Японии (7 чел.), действовавших в Санкт-Петербурге [6, ф. 1343. оп. 8. д. 258. л. 2-5].
7 июля 1914 г. на имя генерал-квартирмейстера штаба войск Петербургского военного округа поступило срочное сообщение из Главного управления генштаба, о том, что служащие торговой компании «Зингер и К°» получают из бременского бюро «Поставщик международных известий» письма с предложениями сообщать сведения, касающиеся вооруженных сил России [6, д. 529. л. 40 а].
В результате совместных действий окружной контрразведки и чинов полиции была выявлена широкая осведомительная сеть коммерческих представителей фирмы в уездах Петербургской губернии и установлена методика их разведдеятельности.
И, все-таки, к началу войны контрразведка не располагала сведениями о шпионаже администрации фирмы «Зингер и К°» для привлечения ее служащих к уголовной ответственности. Только спустя год после начала боевых действий агентурные мероприятия военных завершились успехом. Перехваченный циркуляр помощника директора компании О.О. Кельвина на имя всех заведующих ее магазинами в Петрограде с предписанием собрать сведения военно-технического характера на оборонных предприятиях города стал неопровержимой уликой. Задержанным агентам германской разведки - О.О. Кельвину и Т.Р. Грасгофу (управляющий гельсингфорским отделением компании) на предварительном следствии инкриминировалось участие «до и после войны в сообществе для содействия Германии в ее военных против России планах всеми средствами, в том числе и путем шпионажа» [7, ф. 102 ДПОО. оп. 307. д. 190. л. 2-3].
Наряду с этим, в условиях гонки вооружений и модернизации Балтфлота, усилия КРО и политической полиции были сосредоточены на пресечении попыток проникновения германской разведки в область военного судостроения столицы. Между тем, основываясь на письме И.К. Григоровича к военному министру А.А. Поливанову (1915 г.), в котором морской министр доказывал целесообразность усиления безопасности страны за счет создания морской контрразведки, А.А. Зданович утверждает, что военные и полицейские не сумели организовать контрразведывательное прикрытие кораблестроительной программы 1912-1916 гг. [8, ф. 2000. оп. 16. д. 633. л. 1; с. 34-40].
Введение в научный оборот новых архивных материалов позволяет не согласиться с точкой зрения историка.
После хищения немцами в 1907 г. «Малой судостроительной программы» России особое внимание специальных подразделений Военного министерства и Департамента полиции было сосредоточено на постановке и оптимизации внутренней агентуры на кораблях Балтийского флота и в учреждениях Морского ведомства, а также за рубежом.
В конце 1913 г. Главное управление генштаба получило агентурные сведения, согласно которым 16 ноября в Вене состоялось совещание высших представителей Военного ведомства Австро-Венгрии. На нем была заслушана «записка с кратким описанием приемов германской военно-морской разведки», из которой следовало, что усилия добыть секретные данные, «касающиеся русского Балтфлота, остались пока почти безрезультатными, вследствие невозможности завязать необходимые связи в соответствующих военно-морских сферах» [9, ф. 2000. оп. 14. д. 10. л. 120; ф. 418. оп. 2. д. 61. л. 15].
С одной стороны, данный документ подтверждает слова И.К. Григоровича о том, что немцы и австрийцы с 1912 г. проявляли повышенный интерес к морским силам России, с другой, ставит под сомнение позицию А.А. Здановича о некомпетентности органов, отвечавших за обеспечение внешней безопасности государства в вопросах организации охраны его военно-морских секретов.
Более того, с февраля 1914 г. КРО приступили к реализации распоряжения военного министра об усилении борьбы со шпионажем «в отношении флота и обслуживающих Морское Ведомство заводов» [9, д. 115. л. 2].
Свидетельством тому является результативная операция столичных контрразведчиков, их дальневосточных коллег и полиции по задержанию директора «Путиловских верфей» К.А. Орбановского, проведенная в июле-сентябре 1914 г. В качестве компрометирующих материалов у него были изъяты:
«судостроительная программа от 1912 до 1930 года, ...технические условия на поставку предметов из стали, выдержки технических условий русского морского министерства за 1913 год, перечень материалов необходимых для Ижорского завода, технические условия для поставки металлического антимона на Санкт-Петербургский патронный завод, технические условия на поставку предметов из кованной стали и т.
д.» [10, ф. 1343. оп. 8. д. 533. л. 8; с. 61].
Документы, как выяснилось в ходе дознания, были предназначены для передачи руководству крупнейшей в Приморском регионе резидентуры, - торговой фирме «Кунст и Альберс».
Наряду с частными и казенными военными предприятиями в поле зрения КРО попали крупные страховые общества столицы. Для проверки поступавших агентурных данных руководством городской контрразведки было принято решение о внутриагентурной разработке этих обществ.
В результате «внутреннего освещения» деятельности Российского общества «Жизнь» были получены косвенные улики, подтверждавшие причастность к шпионажу его сотрудников. Например, сын директора общества, помощник управляющего Б.Б. Глазов, бывший артиллерист германской армии, состоял членом пангерманского «Главного союза немецкого флотского общества за границей» (члены которого подозревались в сотрудничестве с германской разведкой); Ф.К. Адам был членом аналогичной организации «Пальма»; О.Г. Зейме находился в близком знакомстве с германским военно-морским агентом Позадовским-Вернером [11, ф. 2000. оп. 14. д. 94. л. 15, 178-209. оп. 16. д. 109. л. 23].
Деятельность директоров (членов) общества была в «высшей степени конспиративна» и, тем не менее, секретные сотрудники контрразведки пытались добыть изобличавший их в шпионаже материал. Один из осведомителей докладывал своему куратору: «У них был наш агент Яновский, который уличил их в шпионстве, но они об этом узнали (видимо раскрыли агента - В. З.) и предупредили события, обвинив его в мошенничестве, и он, кажется, до сих пор томится в исправительных арестантских ротах» [11, л. 3].
Одной из мер воздействия, направленных на локализацию деятельности «ненадежного в смысле шпионства» общества «Жизнь», стало задержание и высылка в административном порядке Б.Б. Глазова в Вятскую губернию.
Другим предприятием, сотрудники которого подозревались в принадлежности к военному шпионажу в пользу Германии, было страховое общество «Россия». Перед войной агентурным путем была установлена связь его председателя с немецкой дипломатической миссией в Санкт-Петербурге. Филеры городского отделения доносили, что по адресу, принадлежавшему директору страхового общества «Россия», проживает подозревавшийся в шпионаже офицер рейхсвера, вицеконсул германского посольства в столице Э. Ферстер [11, оп. 14. д. 15. л. 320. д. 23. л. 80, 82].
С наступлением войны, по сведениям генерал-майора Н.С. Батюшина, «штабом Северного фронта был возбужден вопрос о начале предварительного следствия» в отношении председателя общества «Россия» А.И. Гучкова, обвиненного «в содействии противнику через перестраховочные конторы». Тем не менее, «зараженная революционной пропагандой» петроградская юстиция так и не сумела довести уголовное дело до конца. Однако, несмотря на неудавшуюся попытку привлечения к ответственности А.И. Гучкова, деятельность страхового общества «Россия» все же была приостановлена.
В отличие от рассмотренных выше мероприятий КРО по пресечению разведдеятельности немецких дипломатов и предпринимателей (в том числе, русскоподданных), проходивших с переменным успехом, контрразведывательный контроль над деятельностью частных банков Санкт-Петербурга накануне войны так и не удалось установить. Некоторые из крупных банкиров (Е.Г. Шайкевич, А.И. Вышнеградский, А.А. Давидов и др.), подозревавшиеся в шпионаже, обладали «государственным иммунитетом», что в немалой степени объяснялось ролью банков в кредитно-денежной политике самодержавия, призванных инвестировать капиталы в государственные программы перевооружения и модернизации военно-морского флота и сухопутных сил.
Резюмируя деятельность институтов по борьбе с германской агентурой в канун Первой мировой войны, целесообразно было бы провести сравнение ее итогов с результативностью других округов России, а также контрразведывательных служб государств Тройственного союза. Такой подход позволит дать полную и объективную оценку показателям работы петербургских КРО.
Однако при всем желании, мы не можем взглянуть на исчерпывающие данные о количестве зарегистрированных, арестованных и осужденных по «шпионским делам» лиц в Санкт-Петербурге. Виной тому - революционные потрясения, в ходе которых многие документальные свидетельства о заслугах городской контрразведки были безвозвратно утрачены.
Вместе с тем показатели КРО Петербургского военного округа в большей степени нашли свое отражение в уцелевших в февральскую революцию 1917 г. документах ежегодной отчетности. Из десятков лиц, зарегистрированных по подозрению в шпионаже, им было арестовано: в 1911 г. 1 чел., 1912 г. - 2, 1913 г. - 6 чел., за первое полугодие 1914 г. данные отсутствуют. Из общего числа возбужденных уголовных дел по шпионажу в пользу Германии до судебного рассмотрения было доведено только два [12, оп. 15. д. 297. л. 9; с. 179, 188; с. 9].
Таким образом, более полные статданные по столичному округу позволяют провести некоторое сравнение их с контрразведывательными показателями трех соседних округов - «тылового» Московского, а также «западноевропейских» Виленского и Варшавского.
На территории удаленного от рубежей государства Московского военного округа, численность жителей которого почти на 9 млн. превышала население Петербургского округа, за предвоенный период по подозрению в военном шпионаже было арестовано 4 человека. Причем, ни один из них не понес наказания по приговору суда. Противоположное географическое расположение занимал Виленский военный округ, имевший общую границу с Германской империей (375 верст сухопутной и 600 миль морской границы), где из 27 арестованных 8 подозреваемых были осуждены за шпионаж. И, наконец, в Варшавском военном округе из 61 арестованного по подозрению в военном шпионаже в пользу Германии было осуждено 6 человек [13, ф. 2000. оп. 15. д. 297. л. 9; с. 29].
Отсюда следует, что из всех указанных округов, по конечному показателю совместной работы органов контрразведки, предварительного следствия и военно-окружных судов отдаленный от западной границы Петербургский военный округ занимал предпоследнее место.
Если же оценивать ежегодную отчетность КРО с точки зрения процентного соотношения числа арестованных преступников к количеству уголовных дел, доведенных до суда, можно утверждать, что перед войной отделение штаба столичного округа занимало ведущее место в системе контрразведывательных органов России. По данной позиции петербургский округ имел более высокий показатель (45 %) не только по сравнению с объединенным результатом Московского, Виленского и Варшавского военных округов (43,9 %), но и по отношению к суммарным итогам деятельности всех отделений контрразведки империи.
В тоже время, сопоставляя результаты работы контрразведывательных органов с показателями аналогичных служб пограничных с Россией европейских держав, можно констатировать, что коэффициент раскрываемости шпионажа в Санкт-Петербурге и Петербургском военном округе был весьма низким. Например, в Германии, площадь которой была в почти в три раза меньше территории Петербургского округа, в период с 1910 по 1914 гг. по подозрению в шпионаже было арестовано 943 чел., из них осуждено - 117, а в Австро-Венгрии только в 1913 г. из 560 арестованных - 80 чел. предстали перед судом [14, с. 106; с. 51].
И, тем не менее, давая определенную оценку деятельности столичных контрразведывательных отделений и ее результатам, заметим, что
- контрразведчики сумели безошибочно определить предмет интереса германской разведки, методы ее работы и направления контрреагирования. Однако по причине своих недостаточных возможностей (малая численность, низкое финансирование и т. д.) отдельные из предпринятых ими мер были ограниченными, несвоевременными а, следовательно, и малоэффективными;
- ввиду отсутствия подразделений морской контрразведки, имевшие слабое представление об организации и специфике военно-морской службы, характере работы судостроительных верфей, а, значит, приемах морской разведки немцев и особенностях квалифицированного сопровождения военно-морских секретов государства, контрразведчики все же смогли сохранить в тайне от противника разработку и промышленную реализацию сверхдредноутов Балтийского военно-морского флота;
- контрразведчики действовали законно, в четком соответствии с существовавшими нормами международного и уголовно-процессуального права, а также ведомственными инструкциями, подвергая арестам и высылке лишь тех дипломатов (утративших дипломатическую неприкосновенность), руководителей (членов) прогерманских торгово-промышленных и страховых обществ, а также предателей Родины, против которых имелись неопровержимые основания преступной деятельности.
С учетом сказанного, можно констатировать, что накануне первой мировой войны петербургские отделения военной контрразведки на подведомственной им территории локализовывали деятельность германской агентуры лишь в силу собственных возможностей.
Литература:
1. Российский государственный исторический архив.
2. Российский государственный военно-исторический архив (далее - РГВИА).
3. См.: Резанов А.С. Немецкое шпионство (книга составлена по данным судебной практики и другим источникам). - М., 1915.
4. См.: Мительман М., Глебов Б., Ульянский А. История Путиловского завода. - М.-Л., 1939.
5. РГВИА.
6. В сентябре 1915 г. арестованного Г.М. фон-Лерхенфельда обменяли на 29 русских военнопленных. См.: Там же.
7. Государственный архив Российской Федерации.
8. РГВИА; Зданович А.А. Для борьбы с военно-морским шпионством // Военно-исторический журнал. - 1999. - № 6.
9. Государственный архив военно-морского флота.
10. РГВИА; Никитинский И.И., Софинов П. Немецкий шпионаж в России во время войны 1914-1918 гг. - Тбилиси, 1942.
11. РГВИА.
12. Греков Н.В. Русская контрразведка в 1905-1917гг.: шпиономания и реальные проблемы. - М., 2000; Отчет Главного военно-судного управления за 1912г. / Всеподданнейший отчет о действиях Военного министерства за 1912 г. - Пг., 1916.
13. РГВИА; Отчет Главного военно-судного управления за 1912 г. / Всеподданнейший отчет о действиях Военного министерства за 1912 г. - Пг., 1916.
14. Алексеев М.А. Военная разведка России от Рюрика до Николая II. - М., 1998. - В 2-х кн., Кн. II; Ронге М. Война и индустрия шпионажа. - М., 2000.
