УДК [316.614:32]-053.6
МАЛЬКЕВИЧ А.А. Современные западные
концепции политической социализации:тревога за судьбу демократии
Заметное снижение уровня политической активности молодежи в развитых демократиях, порождающее тревогу современных политиков за будущее, заставляет пересматривать сложившиеся ранее концепции политической социализации. В статье дается критический анализ двух наиболее распространенных в настоящее время западных теоретико-методологических подходов к процессу политической социализации молодежи - «безразличного гражданина» и «культурного сдвига».
Ключевые слова: политическая социализация, гражданство, демократия, политическое участие, политическое поведение.
Глубокую обеспокоенность современных западных политиков вызывает ощущение того, что молодые люди начинают все с большим безразличием относиться к демократическому политическому процессу. Создается впечатление, что традиционные механизмы политической социализации, которые вводили каждое новое поколение в систему институтов, норм и практик демократического управления, более не формируют приверженности демократии и не мотивируют политическое участие. Нежелание голосовать на выборах и повышение среднего возраста членов политических партий приводятся в качестве примеров тревожащего недостатка включенности молодежи в жизнь общества. Эти тенденции подтверждаются результатами социологических исследований, которые показывают высокий уровень недоверия по отношению к политикам и политике как таковой со стороны молодых людей1. Парадокс заключается в том, что это разочарование наступило в тот период времени, когда молодые люди получили гораздо больший, чем их родители, доступ к политической ин-
формации благодаря СМИ и изменениям в системе образования. Несмотря на это, «болезнь» поколения часто интерпретируется как продолжение растущей политической апатии и отстранения от политической деятельности, которые ведут к ослаблению демократического гражданства во многих странах мира.
В противовес этой пессимистической концепции «безразличного гражданина» выдвигается и иная интерпретация происходящих в молодежной среде изменений, получившая название культурного сдвига политического участия молодежи. Эта альтернативная точка зрения заключается в том, что на самом деле молодые люди вовсе не в меньшей степени интересуются политикой, чем предшествующие поколения. Просто традиционные формы политического участия более не воспринимаются в качестве пригодных для выражения озабоченностей, связанных с современной молодежной культурой. В рамках данной концепции это не столько молодые люди стали безразличными к политике, сколько политические представители оказываются далекими,
поглощенными собственными проблемами и не способными соответствовать жизненному опыту молодых людей, приобретенному в условиях драматически меняющегося социального и культурного мира. Наиболее отчетливо это проявляется в той пропасти, которая образовалась между традиционным стилем политической коммуникации, используемым публичными политиками, и сориентированным на более современные методы массовой коммуникации жизненным опытом многих молодых людей, характеризующимся социальными моделями ускоряющегося темпа изменений, мобильности, индивидуализации и консьюмеризма.
Сторонники концепции культурного сдвига высказывают целый ряд интересных соображений по поводу тех средств, с помощью которых может проходить политическая социализация молодых людей в рамках того медийного окружения, которое способствует формированию разнообразия стилей жизни, личностной открытости и самопомощи. Парламентские дискуссии и политические дебаты в рамках конгрессов и форумов, кабинки и урны для голосования, ограничения, налагаемые социально-классовой ориентацией партийной принадлежности, резко контрастируют с самовыражением, стимулируемым такими социальными сетями, как MySpace, MSN, Flickr, и SMS-сообщения-ми как потенциальными средствами повышения уровня политического участия молодежи. Более того, в социальном мире, где встречи со звездами, реалити и ток-шоу привлекают значительно более широкую аудиторию, чем гражданские и политические ассоциации, такие социальные сети могут предложить контекст для дебатов и осознание политики, связанной со стилями жизни, опирающимися на сексуальность, идентичность, внешнюю среду, консьюмеризм, гендерную и глобальную справедливость. В связи с этим можно говорить об оценке молодого «поколения Интернета» как первопроходцев новой развивающейся техносоциаль-ной и политической культуры. От рождения связанные с миром цифровых технологий, живущие в виртуальном мире сете-
вых чатов, получающие подпитку из бло-госферы и обогащаемые потоками цифровых звуков и изображений, эти молодые люди рассматриваются в качестве важных акторов формирующихся параметров демократического управления в современном обществе.
С точки зрения альтернативной концепции безразличного гражданина такой культурный сдвиг чаще воспринимается со своего рода усмешкой. Социотехнические изменения признаются, однако считается, что их значение сильно преувеличено, и соответственно не считается необходимым сколько-нибудь значительное изменение существующего политического стиля. Вместо этого предлагается использовать новые СМИ в качестве дополнительного канала политической коммуникации для молодых людей, социализирующих их в контексте существующих политических институтов и практик. Веб-сайты, подкас-ты и онлайновые дискуссионные форумы могут быть спроектированы так, чтобы облегчить более «современные» способы общения политиков, политических партий и деятелей сферы образования с молодежью. На практике сочетание гражданского образования в школах и ряда инициатив, базирующих на использовании информационных технологий, стало обычной реакцией на ощущаемую современным западным обществом гражданскую апатию молодежи во многих странах. Вместе с периодическим появлением политиков на ток-шоу и раскрытием их iPod-плейлистов, призванных продемонстрировать их приверженность молодежной культуре, мало что еще требуется от политических представителей для того, чтобы воссоединиться с молодежью.
Эти два подхода, конечно, не являются единственными возможными интерпретациями происходящего, а резкое теоретическое различие между ними на практике является значительно менее ярко выраженным и может быть весьма успешно заменено точкой зрения, позволяющей добиться их конвергенции. Тем не менее концептуальное противопоставление оказывается полезным в качестве отправной точки дискуссии о возможности
использования новых СМИ для политической социализации молодежи в духе партисипаторной демократии.
Для того, чтобы выявить роль новых СМИ в оказании влияния на демократическую ойкумену молодых граждан в современных обществах, необходимо определить ряд наиболее существенных расхождений между сторонниками концепций безразличия и сдвига в объяснении гражданского включения молодежи.
Во-первых, данные вступающие в противоречие друг с другом подходы подчеркивают различные аспекты демократического политического включения. Подход с позиции гражданского безразличия имеет тенденцию фокусировать внимание на формальных институтах и процедурах, связываемых с классической теорией либеральной демократии, таких как представительство, партии, парламенты и голосование. Политическое образование и коммуникация в рамках данного подхода обычно представляются построенными на иерархии и направленными сверху вниз. В их основе лежат идеализированные модели активного гражданства2. В качестве таковых они подвергаются критике, как оставляющие мало возможностей для того, чтобы услышать голоса молодых, или способные породить ощущение политической эффективности. Как подчеркивал М. Эдель-ман, такого рода политическую социализацию можно рассматривать как своего рода необходимое введение в управление политическим поведением граждан, которое осуществляется «не благодаря удовлетворению или сдерживанию их стабильных субъективных требований, а скорее путем изменения этих требований и ожиданий»3.
Концепция культурного сдвига пытается расширить поле исследования для того, чтобы включить в него деинституционали-зированные формы политического участия, которые задействованы внутри сетей и пространств, характерные для свободных социальных связей и неформальных структур. Здесь мы можем найти взаимодействие внутри неиерархических, гибких и персонализированных социальных отношений вне традиционных социальных институтов. Цифровые СМИ могут предос-
тавить в распоряжение молодых людей каналы коммуникации, способные, с одной стороны, облегчить менее зарегулированное межличностное общение, с другой - обеспечить доступ к более широкому кругу транснациональных политических влияний. Новые СМИ оказывают влияние на гражданское и политическое участие молодежи как в рамках формальной сферы либерально-демократической политики, так и неформальной сферы господства молодежной культуры. В связи с этим возникает ряд вопросов, вокруг которых сегодня ведется оживленная дискуссия в среде политологов и практических политиков: «Может ли целенаправленное использование политиками и политическими партиями новых СМИ соответствовать интересам молодежи?», «Какие существуют свидетельства того, что новые СМИ предлагают жизнеспособные варианты стимулирования новых форм мобилизации для самих молодых?», «Каким образом распространение информационных технологий (ИТ) формирует отношения между этими двумя демократическими сферами?» и т.д.
Второй момент, на который следует обратить особое внимание, - это более детальное описание того, что мы понимаем под «новыми СМИ». Несмотря на четкое понимание тех драматических изменений, которые произошли с широким спектром цифровых информационных технологий (ИТ), таких как мобильные телефоны и цифровое телевидение высокого разрешения, главный акцент, на наш взгляд, следует сделать на использовании молодыми людьми Интернета и всемирной паутины (WWW). Это включает в себя анализ того, как Интернет может влиять на гражданское участие молодежи путем эмпирического исследования онлайновой коммуникации. Оказывает ли она иное воздействие на политическую социализацию, чем более ранние формы СМИ?
Возможно, теоретики новых СМИ слишком часто были повинны в том, что подчеркивали «новизну» технологии и наступление второй эпохи господства СМИ4. Необходимо более точно определить характер связи между старыми и новыми СМИ и извлечь уроки, касающиеся политического участия
и социализации, которые могут быть применены к исследованию тех и других.
Молодые люди могут продолжать находиться под большим влиянием, например, телевидения, чем Интернета5. В то же время весьма полезным является эмпирическое исследование использования в рамках Интернета специально разработанных онлайновых заявок, предназначенных для того, чтобы способствовать политической активизации молодых людей. В качестве примеров можно привести и проекты, задачей которых является облегчение создания промежуточных гражданских пространств, которые могут существовать на стыке формальных политических институтов и неформального мира онлайновой молодежной культуры. Иначе говоря, они представляют собой социально-политические эксперименты, в рамках которых эти два мира могут накладываться друг на друга в местах пересечения с Интернетом и социальными сетями. Их разработка часто начинается с признания того факта, что молодые люди не представляют собой какой-то иной вид существ, а скорее испытывают те же чувства незащищенности и неопределенности, порождаемые глобальными культурными изменениями, отмеченными выше. Пока что основные уроки, которые могут быть извлечены из этих отдельных попыток, свидетельствуют об ограниченности современной педагогики гражданства, а также обеспечения реальных возможностей для политического участия молодежи6.
Поскольку пронизывающие всю современную жизнь новые СМИ все чаще рассматриваются как играющие важную роль в процессе включения молодых граждан в демократическую политику, все важнее становится изучить влияние на этот процесс того, что обычно называют «цифровым разделением» ("digital divide"). Этот термин в последнее время стал использоваться не только для подчеркивания неравного социального доступа к ИТ, но, что представляется более важным, дифференцированного использования и адаптации новых СМИ7.
В то время, как при помощи снижения цен и целенаправленной государственной политики можно стимулировать расшире-
ние доступа к Интернету во многих странах мира, такие грубые индикаторы могут в действительности скрывать социально-демографические различия во владении новыми СМИ для получения политического преимущества. Необходимо помнить о гетерогенном контекстуализированном характере молодежной культуры, определяющем наличие целого ряда факторов использования новых СМИ для облегчения или, наоборот, ограничения демократического участия.
В использовании Интернета многими молодыми людьми может продолжать доминировать одномерный вариант коммуникации (онлайновые покупки, скачивание музыки и видео, азартные игры), столь любимый многими политиками. В этом случае на второй план отходит стимулирование активности в создании личного контента, блогов и интеракции, являющихся симптомами, фиксирующими справедливость модели культурного сдвига. В связи с эти стоит вспомнить слова М. Кастельса (Manuel Castells), подчеркнувшего, что «от того, кто взаимодействует и с кем взаимодействуют в новой системе, в значительной степени зависит формирование системы доминирования и процессы освобождения в информационном обществе»8.
Каковы бы ни были различия между этими двумя концепциями, представляется, что обе они разделяют точку зрения, что на жизнеспособность включения молодых людей в демократический политический процесс в будущем окажут влияние результаты, по крайней мере, трех аспектов социокультурной трансформации. Речь идет о взаимоотношениях между гражданином и национальным государством, природе гражданского участия и роли новых СМИ в политической социализации и гражданском образовании молодых граждан.
Остановимся несколько подробнее на каждом из этих моментов.
Как известно, понятию гражданства достаточно трудно дать четкое и исчерпывающее определение. Традиционно его сущность определяется в качестве производной от национального государства. Оно может включать в себя идентичность, ген-дер, участие, отношения, ценности, права и обязанности. Патти и его коллеги опре-
деляют гражданство как «набор норм, ценностей и практик, предназначенных для решения проблем коллективного действия, которые включают в себя признание индивидуумом того факта, что они имеют права и обязанности по отношению друг к другу, если они хотят решить подобные проблемы»9. Таким образом, гражданство включает в себя как оценочные, так и поведенческие характеристики.
Под нормативным аспектом гражданства соответственно целесообразно понимать набор ценностей, символов, опыта, воображения и идентификации, которые могут обеспечить смысл политическому действию или поведению. Как подчеркивают Патти и его коллеги, это измерение гражданства «относится к балансу между ощущением индивидуумами их прав и их обязательствами по отношению к более широкому обществу». Такая позиция представляется весьма полезной до тех пор, пока мы не попытаемся определить, что понимается под «более широким обществом» в свете тех наиболее важных социально-экономических изменений, которые происходят в настоящее время.
Возможное снижение роли национального государства вследствие процессов глобализации может привести к тому, что права и обязанности граждан могут оказаться более слабо связанными с национальной основой.
В этом контексте Томасом Хаммером был введен в научный оборот термин «обитатели» («denizens») (в противовес английскому citizens - граждане) для обозначения тех людей, которые все в большей степени живут и работают в странах, отличных от тех, где они родились или натурализовались10. Таким образом, для «обитателей» стало возможным иметь различные права и обязанности по отношению к целому ряду «более широких обществ» и получить опыт целой серии транснациональных и переходных статусов гражданства.
Более того, целый ряд транснациональных процедур и институтов облегчил возрастание перетока через государственные границы мигрантов - обитателей, что может способствовать усилению подобного рода тенденций. Национальная
идентичность как набор символов, ценностей и практик, питающая ощущение гражданства молодыми людьми, таким образом, может начать рассматриваться как одна из целого ряда конкурирующих иден-тичностей. Альтернативные возможности «привязки» гражданской идентичности еще более интенсифицируются для молодежи во многих современных обществах благодаря расцвету мультикультурализма как социальной характеристики.
Первое и второе поколения иммигрантов в настоящее время сталкиваются с меньшими трудностями при идентификации себя со странами рождения и культурного наследия. Они, например, могут служить в вооруженных силах Великобритании и одновременно поддерживать приехавшую в Англию команду Пакистана по крикету. Более того, те, кто живет в такого рода мультикультурных обществах, одновременно пользуются культурными благами подобного разнообразия и в то же время испытывают на себе проявления социальной напряженности, являющейся его последствием. Однако растущая текучесть и мобильность больших групп населения подвергает многих молодых людей более широкому спектру влияний, чем предшествующие поколения. В результате возникают новые социальные деления, приводящие к резкому контрасту между теми, кто обладает опытом большей мобильности, и теми, кто вынужденно прикован к одному месту обитания.
Ослабление национальной идентичности может быть также связано с ощущаемой неспособностью политиков и институтов эффективно справляться со многими глобальными политическими проблемами, которые касаются молодежи. Экологический ущерб, нанесенный планете, и нищета в развивающемся мире, например, постоянно бросают вызов традиционным попыткам национального государства справиться с проблемами глобальных коммерческих интересов, транснационального регулирования и экономической либерализации.
Такое разочарование национальной политикой может в еще большей степени усилиться в связи с неспособностью го-
сударства справиться с растущими социальными ожиданиями граждан. Кеннет Гэлбрайт определил тот вызов, с которыми сталкиваются современные демократические социальные государства, как «культуру удовлетворенности» («culture of contentment')11.
По мере того, как большинство избирателей становится все более обеспеченным и сконцентрированным на собственных интересах, оно склонно использовать свое преимущество на выборах для того, чтобы противостоять расходованию средств на общественные нужды и государственному вмешательству, которые могут быть необходимыми в интересах социально и политически исключенных. Все в большей степени лишенные помощи со стороны национальной системы социального обеспечения, молодые люди, возможно, поэтому менее склонны испытывать чувство социальной ответственности и осознавать свои обязательства перед страной, что было характерно для предшествующих поколений, ощущавших себя гражданами социального государства.
В связи со слабеющим ощущением своих обязанностей по отношению к традиционным социальным институтам существенно снизилась важность социального класса как индикатора политической идентичности и принадлежности. Во многих современных обществах деиндустриализация, автоматизация и заметное увеличение числа «белых воротничков» привели к тому, что рабочий класс сократился как по своей численности, так и по уровню политического влияния. Здесь мы опять имеем дело с примером того, как политическая социализация и идентичность молодых представителей рабочего класса с точки зрения усвоения ими ценностей солидарности, доверия и коллективного действия в отношении «более широкого общества» подвергаются эрозии вследствие социальной реструктуризации и сопутствующего ей упадка местных сообществ. Старые ценности, нормы и привязанности, соответствующие социально-классовой идентичности, трансформируются и заменяются перспективой множественных идентично-стей, формирующихся в результате новых
социальных различий, таких как гендер, сексуальность, раса и инвалидность, с которыми сталкиваются молодые люди в современных обществах.
Необходимо отметить, что с подобного рода изменениями в социальной фрагментации связан и соответствующий акцент на индивидуальности и процессе саморефлексии. Указанный выше разрыв с социальным классом и политическими институтами привел к соответствующему сдвигу в социальных обязательствах и правах, в результате которого от индивидуумов стали требовать большей ответственности за управление выбором собственного образа жизни, оценку риска и жизненных планов12.
Существует множество проявлений этого, однако всех их объединяет индивидуализация жизненных планов, характеризующаяся активным выбором между различными образами жизни и стилями моды, формирующими и выражающими личность, прославляющими формы тела и определяющими художественные вкусы, и развивающими и управляющими социальными сетями друзей, семьи и коллег. Важно отметить, что такого рода социальные действия все в большей степени происходят в контексте консьюмеризма и стиля жизни, где права и обязанности граждан определить гораздо сложнее. Вместо этого гражданская идентичность оказывается более тесно связанной с развитием индивидуальных предпочтений, связанных с образом жизни и политикой потребления. В отличие от более стабильных форм социально-классовых, религиозных или национальных идентичностей, эти деинституци-ализированные идентичности могут принимать множественные формы и быть переходными по своей природе. Такое развитие порождает серьезные проблемы для интерпретации конвенциональными политическими организациями меняющегося общественного мнения и эффективного управления политической мобилизацией.
Дебаты по поводу нормативного измерения гражданства обеспечивают контекст для понимания поведенческих ролей граждан, что представляется необходимым для решения проблемы обеспечения коллек-
тивных действий. Политическое участие и гражданское включение обычно рассматриваются с помощью континуума13. В своем самом ограниченном варианте роль гражданина в демократическом обществе заключается в добровольном участии в голосовании, что при дальнейшем развитии может вылиться в пожертвования, вступление в политическую партию, осуществление контакта с официальными лицами и посещение политических мероприятий. Основываясь на своем более раннем определении, Патти и его коллеги утверждают, что хороший гражданин - это «тот, кто осознает свои права, но также и обязательства по отношению к другим людям и более широкому обществу. В дополнение к этому, хорошие граждане участвуют в добровольной деятельности разнообразного характера, а также в политике в более широком плане...»14.
Это именно те формы участия, которые, по мнению сторонников концепции безразличного гражданина, не готовы воспринимать молодые люди. Последние соответственно, видимо, могут быть скорее отнесены к той категории, которую Патти и его коллеги называют «плохими гражданами», заботящимися лишь о том, чтобы «потребовать соблюдения их прав, но ... не склонные признавать свои обязательства по отношению к другим членам общества»15.
Объяснений подобного гражданского безразличия дается множество, однако наибольшее распространение получила точка зрения Роберта Патнэма, изложенная им в широко цитируемой книге «Боулинг в одиночку» (Robert Putnam, Bowling Alone, 2001).
Патнэм пытается объяснить растущую апатию по отношению к гражданскому участию в американском обществе, которое когда-то характеризовалось высоким уровнем социальной поддержки, благотворительной деятельностью и соседской взаимопомощью (когда-то местные сообщества регулярно собирались вместе и играли командами в боулинг). Он приводит впечатляющие свидетельства в поддержку своей точки зрения, что активное гражданское участие или «социальный капитал» оказывают благоприятное воздействие на индивидуальное здоровье, образование, безопас-
ность и перспективы трудоустройства. Интересно, что Патнэм возлагает вину в первую очередь на СМИ, которые способствовали тому, что американцы вместо того, чтобы участвовать в общественной жизни, превратились в зрителей, наблюдающих за тем, что происходит в обществе на экране телевизора у себя дома.
Аналогичное объяснение того, что именно телевидение сыграло решающую роль в росте исключенности людей из сферы политики, дается и целым рядом других комментаторов. Так, например, Нил Постман и Юрген Хабермас оба в рамках своих подходов утверждают, что именно телевизионные средства информации оказывают негативное влияние на демократию, поскольку отдают предпочтение картинке над текстом.
Теперь уже мало у кого вызывает сомнение тот факт, что политическая коммуникация подверглась предельному упрощению на телевидении. Ежедневно на телезрителя обрушивается поток коротких политических фраз, партийной рекламы, политических брендов и имиджей знаменитостей, нацеленных на то, чтобы граждане уподобились покупателям государственных услуг, основанных на использовании коммерческих маркетинговых технологий. Поскольку целая армия консультантов по коммуникациям, дизайнеров и маркетологов ведет постоянную кампанию по конструированию общественного мнения граждан в комфортных условиях их собственных домов, необходимость участия в жизни общества снижается. Более того, граждане оказываются хуже вооруженными для того, чтобы на основе рационального анализа распознать правду или ложь политического дискурса, распространяемого СМИ. Это не только способствует снижению уровня политического участия граждан, но и разочарованию политической демократией как таковой, поскольку, с одной стороны, порождает все возрастающие требования индивидуума к уровню и объему предоставляемых ему государством социальных услуг, с другой - усиливает недоверие по отношению к политическим представителям.
Сторонники концепции культурного сдвига более осторожны в оценке «оглуп-
ляющего» эффекта воздействия СМИ и делают предположение, что новые СМИ посредством Интернета могут предложить более широкие возможности для понимания политического участия.
Несмотря на то, что, с точки зрения молодых, существует видимая пропасть между сферой молодежной политической сети и сферой формальной политической пропаганды, только будущее покажет, насколько вероятным является установление связей между ними. В связи с этим особый интерес вызывает вопрос о том, каким образом достижение подобного взаимодействия является возможным. Думается, не путем формирования новой медийной среды, базирующейся на совершенно новой политической культуре, а скорее путем дополнения существующих тенденций к более индивидуализированной, консьюмеристской, гламурной и эстетической политике.
1 Dalton R.J. Democratic Choices: The Erosion of Political Support in Advanced Industrial Democracies. Oxford: Oxford University Press, 2004. Р. 47.
2 Combs J.E. and Nimmo D. The Comedy of Democracy, Westport. CT: Praeger, 1996. Р. 59.
3 Edelman M. Politics as Symbolic Action. Mass Arousal and Quiescence. Chicago: Markham, 1971. Р. 22.
4 Webster F. Theories of the Information Society. London: Routledge, 2002. Р. 46.
5 Livingstone S., Couldry N., Markham T. Youthful steps towards civic participation: does the Internet help? / Loader B. (ed.) Young Citizens in the Digital Age. Political engagement, young people and new media. London & New York: Routledge, 2007. Р. 22.
6 Selwyn N. Reconsidering political and popular understandings of the digital divide // New Media and Society. 2004. N3 (6) Р. 344.
7 Loader B.D. and Keeble L. Challenging the Digital Divide? A Literature Review of Community Informatics Initiatives. York: Joseph Rowntree Foundation, 2004. Р. 117.
8 Castells M. The Information Age: Economy, Society and Culture. Vol. 2: The Power of Identity. Oxford: Blackwell Publishers, 1997. Р. 374.
9 Pattie C.J., Seyd P. and Whiteley P. Citizenship in Britain: Values, Participation and Democracy. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. Р. 22.
10 Hammer T. Democracy and the Nation State. London: Ashgate Publishing, 1990. Р. 95.
11 Galbraith, K. The Culture of Contentment. Harroondsworth: Penguin. 1992. Р. 37.
12 Giddens A. Modernity and Self Identity. Cambridge: Polity, 1991. Р. 56.
13 Vromen A. and Gelber K. Power-scape: Contemporary Australian Political Practice. Sydney: Alien & Unwin, 2005. Р. 146.
14 Pattie C.J., Seyd P. and Whiteley P. Citizenship in Britain: Values, Participation and Democracy. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. Р. 129.
15 Там же. Р. 130.