CC BY
119
© 2004 г. И.Г. Давыденко
СОВРЕМЕННЫЕ КОНЦЕПЦИИ МОДЕРНИЗАЦИИ И РАЗВИТИЯ ТРАНСФОРМАЦИОННЫХ ЭКОНОМИЧЕСКИХ СИСТЕМ
Современные концепции модернизации, изучающие трансформационные процессы в контексте их устойчивого экономического развития, рассматривают совокупность социально-экономических детерминант, определяющих не только собственно устойчивость развития экономической системы, но и ее долгосрочность.
На начальных этапах становления экономики развития (1950 - 1970-е гг.) доминировала кейнсианская парадигма, которая в качестве важнейшего фактора экономического роста указывала на необходимость притока ресурсов, эффективное использование которых следовало контролировать централизованно.
Теории «большого толчка» представляют собой синтез двух теоретических концепций: «порочного круга нищеты» (идея невозможности ликвидации бедности достаточно широко распространена в отечественной научной литературе) и «самоподдерживающегося роста». Родоначальником подобных теорий принято считать П. Розенштейна-Родана [1, с. 53], чьи идеи были использованы западными учеными Р. Нурксе [2], Х. Лейбенстай-ном [3] и др. для обоснования предпосылок модернизации и исследования проблем первичной индустриализации. Г лавная роль отводилась автономным инвестициям, обусловленным экономической политикой государства, направленной на рост национального дохода.
Концепция «порочного круга нищеты» появилась в экономической науке в результате применения теории общего экономического равновесия для анализа экономик слаборазвитых стран, основу которой составляет соотношение между ростом численности населения и изменением экономических условий. Колебания в численности населения зависят от повышения или понижения среднедушевого уровня национального дохода. При этом рост уровня жизни обычно быстро съедается последующим ростом численности населения, что аргументирует теория квазистабильного равновесия Х. Лейбенстайна [3, с. 21]: если вследствие роста производительности в сельском хозяйстве повышается среднедушевой доход, то такое приращение сводится на нет увеличением численности населения. Так, рост урожайности приводит к улучшению питания, что выражается в уменьшении показателя смертности и ведет к повышению естественной продолжительности жизни. Но демографический рост способствует более интенсивному использованию имеющихся в распоряжении общества природных ресурсов, прежде всего земли: происходит дробление земельных участков, что приводит к падению урожайности.
Ряд исследователей связывают отсталость с институциональными условиями воспроизводства рабочей силы, в частности с ее низкой квалификацией вследствие неразвитости института народного образования и профессиональной подготовки.
Таким образом, согласно кейнсианской традиции, «порочный круг нищеты» детерминируется низким уров-
нем дохода, который обусловливает невысокий уровень потребления и сбережений. Низкий уровень потребления оборачивается неэффективным спросом, определяющим узость внутреннего рынка и невысокие темпы инвестирования, приводящие в свою очередь к неэффективности производства, низкой прибыльности и слабым стимулам к росту производства, что в конечном счете объясняет невысокий уровень доходов населения.
Логическим следствием теории «порочного круга нищеты» стала концепция перехода к самоподдерживаю-щемуся росту. Главной ее идеей, сформулированной в 1956 г. У. Ростоу [4, с. 307-331], стало обоснование трансформации традиционного общества в современный социум западного типа. Развивая эту концепцию, Ростоу предложил теорию стадий экономического роста (рис. 1), критерием выделения которых служили преимущественно технико-экономические характеристики (уровень развития техники, отраслевая структура экономики и пр.), но в том числе и структура потребления населения [5].
Особенность подхода Ростоу в том, что развитие отождествляется им с высокими темпами роста: на первом плане соотношение объема инвестиций и темпов роста ВВП; глубокие социальные и институциональные изменения являются факторами второстепенного характера. Поэтому теория стадий роста характеризует экономические отношения не системно, так как, во-первых, недооценивает социально-правовые элементы, во-вторых, переход от аграрного общества к индустриальному объясняется не только технико-экономическими составляющими, но и гаммой социально-экономических сдвигов.
Несмотря на отмечаемые многими экономистами противоречия рассмотренной концепции самоподдержи-вающегося роста, она стала «теоретическим оружием» кейнсианства в экономике развития и методологической основой создания новых теорий модернизации - концепций «большого толчка». Представители данного экономического течения исходили из того, что для модернизации «третьих стран» необходимы крупные вливания капитала, в результате которых начинается самоподдержи-вающийся рост. Величина «инъекций» должна быть достаточной для начала необратимого движения, иначе она уйдет на обеспечение текущих потребностей, значительно возросших либо вследствие демографического роста, либо действия эффекта демонстративного потребления. Подобный толчок, с одной стороны, повысит темп роста среднедушевого дохода, а с другой - увеличит число хозяйствующих субъектов, которые обеспечат его дальнейший рост.
Кроме того, следует отметить, что большинство сторонников теории «большого толчка» рассматривают рынок как статическую, а не динамическую систему, которая сама по себе не в состоянии осуществить модернизацию и вывести экономику развивающихся стран из «порочного круга нищеты». Именно это обстоятельство оп-
ределяет тот факт, что авторы модели делали акцент на принудительные сбережения как следствие соответствующей монетарной или фискальной политики государства, поскольку мобилизовать крупные капитальные ресурсы на добровольной основе представлялось нереальным. Более того, критическое отношение к регулирующей способности рынка привело к использованию теоретиками неокейнсианства макроэкономического подхода, определяющего оптимальные темпы роста национальной экономики. С этой целью, как указывает И. Алешина [6, с. 132], осуществляется целенаправленное, регулируемое мерами государственной экономической политики распределение инвестиций по отраслям для достижения главного результата - повышения темпов роста экономики.
Рис. 1. Совокупность факторов экономического развития в кейнсианской парадигме по У. Ростоу [4,5]
Следует отметить, что развитие идей о путях модернизации российской (советской) экономики довольно близко повторяет эволюцию представлений о важнейших факторах становления рыночной экономики в странах третьего мира.
Аналогия видится в раннегорбачевской эпохе 1985 -1989 гг., когда модернизация рассматривалась как переход от традиционалистского застоя к самоподдерживаю-щемуся ускоренному росту путем «большого толчка», т.е. крупных инвестиций. По мнению Ю. Латова, реализация этой стратегии как в странах третьего мира, так и в СССР привела главным образом к стремительному росту долгов перед зарубежными кредиторами [7, с. 150-151].
Разочарование в кейнсианских концепциях роста вызвало за рубежом в 1970 - 1980 гг. рост интереса к неоклассическим теориям развития. В противовес нео-кейнсианским системам экономического роста сторонники неоклассического направления предприняли попытку создать альтернативную концепцию модернизации. Как указывалось выше, в теориях кейнсианцев экономический рост обусловлен изменением технико-экономи-
ческих параметров и не учитывает всего комплекса социально-экономических предпосылок. По мнению неоклассиков, важнейшим условием экономического развития должна стать опора на внутренние ресурсы. Речь идет о развитии как преодолении реального дуализма между традиционной (натуральной) и современной (рыночной) экономикой путем перераспределения ресурсов из первого сектора во второй.
По представлениям неоклассиков (У. А. Льюис [8], Д. Йоргенсон [9]) традиционный сектор - это слаборазвитая экономика, для которой типично квазистабильное равновесие, базирующееся на использовании примитивной технологии и опыта хозяйствования, основанного на местных обычаях и традициях. Современный сектор появляется как своеобразная надстройка, анклав модернизации внутри традиционного, отсталого общества. Он характеризуется высокими темпами НТП, быстрым развитием всех видов коммуникаций, тесной связью с мировым рынком. В концепциях дуалистической экономики сельскохозяйственный сектор отождествляется с докапиталистическими формами производства, а промышленный - с капиталистическими, хотя в действительности и промышленный, и сельскохозяйственный секторы не однородны, в обоих сосуществуют в разных пропорциях капиталистические и некапиталистические формы производства.
Теория дуалистической экономики представлена концепцией Льюиса [8, с. 402], которая применима для тех государств, где высока плотность населения, капитал дефицитен, а естественные ресурсы - ограничены. В центр своей концепции Льюис ставит предпринимателя, который, следуя идеям Й. Шумпетера [10], выступает двигателем прогресса, инноватором. При этом Льюис не опирается на регулирующую функцию государства в отличие от кейнсианцев. Поэтому для неоклассиков типичен не макро-, а микроподход - с позиций фирмы.
Льюис [8, с. 407] показывает, что для модернизации необходимо обеспечить экономическое развитие путем переаллокализации ресурсов из аграрного сектора в промышленный (рис. 2). Для реализации указанной цели не-
Рис. 2. Факторы экономической модернизации в неоклассических концепциях по У. Льюису
обходимо решить две взаимосвязанные задачи: во-первых, мобилизовать сбережения и трансформировать
их в инвестиции; во-вторых, перераспределить рабочую силу из трудоизбыточной традиционной сферы в трудонедостаточную. Поэтому модернизация, по Льюису, представляет собой обмен между секторами: сужение менее производительного традиционного и расширение (рост) более производительного современного сектора.
Этот постулат теории дуалистической экономики не может быть использован в российской экономике, поскольку допущения, сделанные Льюисом при построении концепции, изначально не отвечают условиям экономической действительности России, в частности - ограниченности (относительной) естественных ресурсов.
Рассмотренная выше концепция подвергается критике, поскольку идеализирует рыночный механизм и тем самым не вполне корректно отражает процессы, характерные для реальной экономики развивающихся стран. Так, основные субъекты их рынка труда, как правило, не соответствуют характеристикам Й. Шумпетера: предприниматель не обладает деловыми качествами, ответственностью и дисциплиной, а жителям развивающихся стран свойственны ограниченные потребности, отсутствие инициативы и низкая производственная дисциплина.
Р. Нуреев [11, с. 149], отмечая недостатки теории Льюиса, считает не вполне адекватным акцент на трудоемких методах производства, так как последние объективно могут способствовать замедлению научно-технического процесса в «третьих странах». Как показывает мировой опыт, наилучшего эффекта добиваются те государства, где оптимально сочетаются трудо- и капиталоемкие виды производства.
Следует отметить в концепции Льюиса дискуссионную трактовку неравенства доходов как предпосылки быстрого экономического развития. Он рассматривает это неравенство в качестве фактора, ускоряющего рост рыночной экономики, считая, что предприниматели используют всю полученную прибыль для технической рационализации производства. Однако он не учитывает, насколько велико неравенство доходов населения развивающихся стран, а также то, что большая часть прибыли часто используется не на производительное накопление, а на престижное потребление. Социально-экономические наблюдения, проводимые исследования, динамика развития стран третьего мира не подтверждают стимулирующего влияния имущественного неравенства в развивающихся странах на экономический рост.
По мнению Г.А. Ахинова, «общая характеристика экономического положения в современной России показывает, что оно может быть описано при помощи модели дуального развития Льюиса. Например, производственно-технический и трудовой потенциал ряда отраслей промышленности и сельского хозяйства можно отнести к традиционному сектору экономики (несмотря на то, что это - результат индустриального развития, а не натурального хозяйства), а производственно-финансовый капитал и потенциал трудовых ресурсов промышленных и сельскохозяйственных предприятий, функционирующих в рамках рыночного
сектора экономики, можно отнести к современному сектору экономики» [12, с. 30]. При подобном условном делении Г.А. Ахинов исходит из следующей предпосылки: если экономическое поведение предприятий различных форм собственности и домохозяйств определяется финансовыми институтами рынка, то такие рыночные субъекты могут быть отнесены к современному сектору экономики; экономическое поведение субъектов, определяемое нефинансовыми институтами, характерно для предприятий и домохозяйств рыночного сектора экономики.
Приложение описанной выше неоклассической модели дуалистической экономики к реалиям российского способа хозяйствования за счет развития традиционного сектора приведет к более равномерному распределению доходов между различными группами населения и сокращению масштабов и глубины бедности. Однако реализация данного типа развития в условиях современной России в долгосрочном периоде законсервирует отставание производственно-технического, финансового и трудового потенциала от стандартов развития высокоразвитых стран.
Использование в экономическом развитии России модели, ориентированной на рост только в современном секторе без соответствующего ему роста занято -сти высококвалифицированной рабочей силы, приведет к увеличению национального дохода, но его распределение будет менее равномерным и положительных изменений масштаба и порога бедности не произойдет.
В настоящее время возможно использование модели развития отечественной экономики, которая обеспечивает экономический рост за счет формирования современного сектора экономики при условии, что увеличение объема произведенной продукции будет прямо пропорционально уровню занятости в нем. При этом объемы произведенного продукта и численность занятых в традиционном секторе могут не только не уменьшаться, но при определенных условиях увеличиваться. Реализация данной модели социально-экономического развития позволяет увеличить уровень доходов населения и соответственно снизить масштабы бедности.
Неоклассический подход Льюиса во многом соответствует экономическому курсу «шоковой терапии», предложенной Е. Гайдаром, когда государственный сектор рассматривался в качестве фактора, тормозящего развитие, а частнопредпринимательский (рыночно-капиталистический) - как залог успешных реформ. Однако стремительный перелив ресурсов в новый коммерческий сектор способствовал развитию олигархических структур. В силу этого реализация близкой к неоклассической модели развития привела к глубокой поляризации доходов, которая не стимулировала производительное накопление, к расширению неформального сектора экономики, вследствие чего проводимая модернизация приобрела анклавный характер.
Несмотря на существенные различия между не-окейнсианскими и неоклассическими моделями развития, изложенные выше подходы базировались на сходной методологии. В отличие от них институцио-
нализм основывается на качественно иных теоретикометодологических предпосылках. Так, с точки зрения разработки новых концепций развития третьего мира наибольшим влиянием пользовались идеи М. Вебера [13 с. 44-135], в рамках которых генезис рыночного хозяйства напрямую связывался со спецификой европейской цивилизации и уникальностью протестантской ментальности. В своей работе «Протестантская этика и дух капитализма» Вебер поднимает острый вопрос о традиционализме восточной жизни и как следствие о невозможности быстрой рыночнокапиталистической модернизации стран Востока третьего мира.
Концепция «азиатской драмы» Г. Мюрдаля [14] возникла неслучайно, отразив как объективные характеристики развития освободившихся в 60-е гг. стран, так и субъективное видение возникших перед народами третьего мира проблем.
Г. Мюрдаль [14, с. 100] критикует идеологические мотивы западного подхода к экономическому развитию за преувеличение значимости проблемы занятости, количественный подход к характеристике совокупной рабочей силы, трактовку любой безработицы как вынужденной, снижающей доходы наемных работников. Многие западные эксперты кейнсианского направления, считали, что для использования избыточной рабочей силы необходимо лишь предоставление работы. Однако действительными причинами вынужденной безработицы, по мнению Мюрдаля, являются факторы, обусловливающие низкое качество рабочей силы: плохое питание, слабое здоровье, низкий уровень жизни; институциональные условия и несовершенство рынка труда. В силу этого он считает кейнсианский подход неприменимым к анализу социально-экономического развития большинства развивающихся стран.
С точки зрения представителей неоинституцио-нальной концепции, социально-экономическая отсталость третьих стран объясняется в первую очередь несовершенством правовых институтов. Именно поэтому основным объектом анализа Э. де Сото [15] выступает генезис нелегальных форм деятельности и определение их роли в процессе становления рыночной экономики (рис. 3). По его мнению, обширные масштабы нелегальной деятельности обусловлены высокими трансакционными издержками первичной легализации и поддержания легального бизнеса, а также бюрократическими барьерами, препятствующими свободному развитию рыночных отношений. Э. де Сото [15, с. 178] доказывает, что не только легальный сектор является носителем современной экономической культуры: именно теневые предприниматели устанавливают подлинно демократический экономический порядок, организуя частное хозяйство на принципах свободной конкуренции. Поскольку бюрократическое регулирование доминирует в развивающихся и переходных экономиках, то именно в этих странах масштабы теневой экономической деятельности наиболее велики. Исследование, проведенное Э. де Сото, показывает, что «готовность... действовать вне рамок за-
кона в значительной степени есть результат рацио-нальной...оценки издержек законопослушания». Поэтому основной причиной разрастания теневой экономической деятельности следует считать нерациональное хозяйственное законодательство, когда «процветание компании в меньшей степени зависит от того, насколько хорошо она работает, и в большей -от издержек, налагаемых на нее законом» [15, с. 189].
В результате рост теневого сектора приводит к сокращению легального. Однако при сохранении уровня общественных расходов это означает необходимость увеличения налогов на легальный бизнес, что обусловливает растущую привлекательность теневого сектора. Поэтому раскол хозяйственной системы на легальный и нелегальный секторы оказывает на экономику негативное воздействие, которое выражается в снижении производительности, инвестиций, низкой эффективности налоговой и перераспределительной систем.
Сторонники староинституциональной парадигмы развития главной причиной слаборазвитости считают не дефицит иностранного капитала, а недостаточное использование трудовых ресурсов, их низкие качественные характеристики (рис. 4). Так, Г. Мюрдаль считает, что для подъема экономики развивающихся стран необходимо повышение уровня образования и квалификации рабочей силы, а также смягчение неравенства в доходах.
Рост экономики, который не улучшает положения большинства населения, Г. Мюрдаль не рассматривает как «Развитие» с большой буквы, потому что он не обеспечивает благосостояния подавляющей части населения и осуществляется в значительной мере за счет его снижения. Мюрдаль настаивает на необходимости такого развития, которое не увеличивает доходы богатых, а повышает благосостояние бедных.
Рис. 3. Факторы модернизации в неоинституциональной парадигме экономики развития по Э. де Сото
Таким образом, развитие, по Г. Мюрдалю, представляет собой повышение степени удовлетворения основных потребностей всех членов общества.
Рис. 4. Факторы развития в староинституциональной концепции
Другим видным представителем старо-институционального направления является Т. Шульц [16]. Первоочередность институциональных изменений он обосновывает в монографиях «Инвестиции в человеческий капитал: роль образования и научных исследований» (1971) и «Инвестиции в людей: экономика качества жизни» (1981). Развитие при таком подходе рассматривается не просто как повышение темпов экономического роста, а как инвестиции в человеческий капитал и ликвидация бедности.
Шульц понимает категорию «человеческого капитала» чрезвычайно широко. Он относит к инвестициям в человеческий капитал не только прямые затраты на образование в средних и высших учебных заведениях, но и самообразование дома, накопление опыта на работе, а также капиталовложения в сферы здравоохранения, образования и науки. Именно вложения в человеческий капитал, рост ценности человеческого труда становятся важнейшими факторами преобразования экономики, модернизации экономических институтов [16, с. 249].
Таким образом, в экономический анализ был введен еще один дополнительный фактор производства. Представители классического экономического направления исходили из функционального (факторного) распределения доходов, а согласно указанной концепции, в распределительном процессе участвует и «человеческий капитал», обладатель которого лично присваивает соответствующую часть произведенного дохода.
В настоящее время различия между странами в производительности и экономическом росте менее связаны с избытком (или дефицитом) природных ресурсов, чем со способностью повышать качества человеческого капитала и факторов производства, т.е. со способностью создавать новое знание, идеи и воплощать их в организацион-
ных и технических системах. Поэтому стало очевидно, что главным фактором прироста общественного богатства в информационном обществе является увеличение накопленного объема знаний. Освоение знаний человеком приводит к росту человеческого капитала, который способствует созданию нового объема знаний, являющегося прибавочным продуктом экономики знаний.
Между теорией человеческого капитала и концепцией экономики знаний как парадигмами экономической модернизации и развития существует взаимообусловленная связь (рис. 5).
1 г
Инвестиции
1 Г
Образование
і Г
Знания
у Г
Повышение уровня квалификации работников
Повышение производительности труда
Эко но мическое развитие
Экономика
знаний
Ускорение НТП
Репродуцирование знаний
Знания
Рис. 5. Взаимообусловленность теории человеческого капитала концепции экономики, основанной на знаниях и экономического развития
Таким образом, важным условием становления и эффективного функционирования современного сектора в России выступает развитие экономики, основанной на знаниях, которая позволяет не только улучшить качество подготовки, но и расширить уровень занятости высококвалифицированной рабочей силы. В современном информационном обществе знание и человеческий капитал стали основными факторами производства, а традиционные детерминанты - природные ресурсы, рабочая сила и капитал - приобрели второстепенное значение. Поэтому человеческий капитал и знания, являясь важнейшими экономическими ресурсами, при их эффективном использовании становятся главными факторами экономического роста.
Литература
1. Rosenstein-Rodan P. Problems of Industrialization of Eastern and South-Eastern Europe // The Economics Journal. 1943.
2. Nurkse R Equilibrium and Growth in the World Economy. Cambridge, 1961.
3. Leibenstein H. Economic Backwardness and Economic Growth. New York, 1957.
4. Rostow W. The Process of Economic Growth. Oxford, 1960.
5. Rostow W. The Stages of Economic Growth. Cambridge, 1960.
6. Алешина И. Проблемы моделирования экономики развивающихся стран. Л., 1970.
7. Латов Ю. Экономика развития - для развивающейся России // Вопросы экономики. 2002. № 3.
8. Lewis W. The Theory of Economic Growth. New York, 1959.
9. Iorgenson D. The Development of a Dual Economy // The Economics Journal. 1961.
10. Шумпетер Й. Теория экономического развития (исследование предпринимательской прибыли, капитала, кредита, процента и цикла конъюнктуры). М., 1982.
11. Нуреев Р. Теории развития: неоклассические модели становления рыночной экономики // Вопросы экономики. 2000. № 5.
12. Ахинов Г.А. Методические аспекты регулирования социального развития как фактора экономического роста в процессе реформирования экономики России // Вестн. Моск. ун-та. Серия 6. Экономика. 1999. № 2.
13. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.
14. Мюрдаль Г. Современные проблемы «третьего мира». М., 1972.
15. Де Сото Э. Иной путь. Невидимая революция в третьем мире. М., 1995.
16. Schultz T. Investment in Human Capital. New York, 1971.
Ростовский государственный университет_______________________________________________________17 октября 2003 г.
