CC BY
53
В. Т. Юнгблюд
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ СМЫСЛ НАУКИ В КОНТЕКСТЕ ВРЕМЕНИ
Вопрос о месте науки в структуре культурного континуума в XX в. перестал носить умозрительный характер и приобрел практическое значение. По мере распространения глобализации эта проблема приобрела не столько философский, сколько социокультурный характер.
Известный российский культуролог А. Я. Фли-ер отмечает, что традиционное деление культуры на материальную и духовную малопродуктивно, поскольку не позволяет предметно исследовать ее основные функциональные блоки и механизмы трансляции социально значимой информации. Более целесообразным он считает структурирование культуры по сферам жизнедеятельности на обыденную и специализированную, отмечая, что «основные функции обеих сфер культуры продолжают существовать параллельно, но в разных областях жизнедеятельности индивида» [1].
Такой подход к определению морфологии культуры позволил связать её с четырьмя основными блоками проявления человеческой активности, выделяя культуру социальной организации и регуляции; культуру познания и рефлексии мира, человека и межчеловеческих отношений; культуру социальной коммуникации, накопления, хранения и трансляции информации; культуру физической и психической репродукции, реабилитации и рекреации человека. Собственно «научная культура» помещена во второй блок, наряду с философской, религиозной и художественной культурами. Сфера специализированной научной культуры охватывает профессиональную науку, а на обыденном уровне научная культура проявляет себя через совокупность ра-
циональных знаний о мире и бытовую логику социальной жизнедеятельности.
Приведенная классификация позволяет сегментировать пространство культуры с учетом всех видов материальной и духовной деятельности человека. Она вполне «работоспособна» применительно к рассмотрению «культурных слоев», принадлежащих разным эпохам и этно-национальным сообществам. Вместе с тем, даже с учетом условности и приблизительности критериев разграничения областей социальной практики и включенных в них видов деятельности, следует признать, что науке, научному знанию, культуре научного труда принадлежит активная интегрирующая роль в рамках всего культурного континуума. Настолько активная, что границы между культурными смыслами всех четырех областей социальной практики, выделенных Флиером, становятся практически неуловимыми. Наука охватывает все эти области, она наполняет их рациональным содержанием, объясняет уже накопленный опыт, влияет на фундаментальные характеристики мировосприятия, создает новые производственные и социальные технологии, формирует актуальные «повестки дня» для всех направлений жизнедеятельности человека и, в значительной мере, определяет его стратегические цели и выбор путей и средств их достижения. При решении этих задач наука, разумеется, не одинока. Экономика, политика, искусство, религия также проявляют себя весьма активно. Однако их влияние на развитие культурных процессов несопоставимо с влиянием науки. «В нашу эпоху содержание культуры большей частью исходит от науки. Но культура не является наукой» [2], - заметил X. Ортега-и-Гассет еще в начале 30-х гг. прошлого столетия. В наши дни эти слова звучат не менее актуально, чем семь десятилетий тому назад.
Иное, информационно-семиотическое определение культуры исходит из способности челове-
ЮНГБЛЮД Валерий Теодорович - доктор исторических наук, профессор, зав. кафедрой всеобщей истории, проректор по научно-исследовательской работе ВятГГУ © Юнгблюд В. Т., 2009
ка создавать особую, отличную от природной, среду обитания - информационную. «Культура возникает благодаря тому, что разум человека дает ему возможность особыми, неизвестными природе способами добывать, накапливать, обрабатывать и использовать информацию. Эти способы связаны с созданием специальных знаковых средств, с помощью которых информация кодируется и транслируется в социуме. Важнейшим из таких средств является вербальный язык» [3], - пишет А. С. Кармин. Иными словами, культура - это социально значимая информация, сконцентрированная во множестве «текстов» [4]. Далеко не все «тексты» имеют научное происхождение. Мифология, религия, искусство создают собственные «тексты», принципиально отличающиеся от научных. Специфика научной информации в её рациональности, проверяемости, доказуемости и универсальности: «Если бы истины науки признавались таковыми только для определенной культуры, наука была бы невозможной. Культурный контекст имеет значение для понимания истории науки, но, как правило, исчезает при ее логико-методологическом обосновании. Научные выводы значимы для человека любой культуры...» [5]
Таким образом, научное знание, всегда развиваясь в определенной культурной среде и имея четкую социальную мотивацию, следует собственной логике развития. Ортега-и-Гассет пишет: «Науку не тревожат наши срочные нужды: у нее есть свои. Поэтому она бесконечно специализируется и дифференцируется, поэтому она не завершается никогда. Но культура не сдается перед жизнью как таковой и должна быть в любой момент системой целостной, всесторонней и четко структурированной. Она - план жизни, путеводитель по лесу существования» [6].
Оппозиция ролей культуры («интеграция») и науки («дифференциация») составляет лишь часть
сложных взаимоотношений этих важнейших сторон бытования человека, их, так сказать, первый, или нижний, слой. Если культура создает «план жизни» сегодняшнего дня, охватывая культурные тексты, доступные конкретным социальным сообществам, то наука, в силу своей универсальности, формирует глобальные тренды эволюции человечества и варианты выбора направлений развития. В этом смысле она определяет контуры будущего для всей цивилизации.
Другая сторона взаимоотношений культуры и науки лежит в плоскости определения ценностей. Доиндустриальные общества ориентировались преимущественно на традиции, утвердившиеся благодаря накоплению опыта и его воспроизводству. Индустриальный и постиндустриальный уровни развития цивилизации всецело ориентированы на научную рациональность, производство новых знаний и инновации. Этим обстоятельством во многом объясняется то внимание, которое уделяется в последние десятилетия организации институтов развития инновационной среды, научно-исследовательской деятельности и образовательным системам, соответствующим ценностным эталонам инновационно-ориентированных обществ [7]. Примеры Финляндии, Южной Кореи, Ирландии, Бразилии и некоторых других стран, сумевших за короткий срок по уровню развития высокотехнологичного и наукоемкого производства встать вровень с ведущими державами мира, в этом отношении являются наиболее поучительными.
Новые знания, получившие распространение благодаря популяризации научных достижений, и утвердившийся инновационный стиль мышления, безусловно, обновили культурный фон регионов, вступивших в постиндустриальную эпоху. Стержнем этого процесса является образование. В первую очередь - образование высшее. Именно университеты генерируют значительную
часть научных открытий и транслируют информацию о них в социальную среду.
Современные университеты России имеют серьезный научный потенциал, позволяющий решать актуальные (с учетом их культурной, образовательной и научной миссии) и перспективные задачи. Еще в феврале 2006 г. была утверждена «Стратегия развития науки и инноваций в Российской Федерации на период до 2015 года». Эта стратегия была подтверждена на собрании научно-педагогической общественности в Белгороде в ноябре 2008 г. В логике этой стратегии развивается научная жизнь университетов. Заложенная в ее основу инновационная парадигма, безусловно, является ответом на глобальные вызовы, прежде всего ресурсного и технологического характера. Для России, с её преимущественно мобилизационной экономикой, зависимой от сырьевых отраслей, такая стратегия кажется безальтернативной. Однако призывы к инновационному развитию не должны носить одностороннего, половинчатого характера.
Проблемы современного развития страны носят не только национальный, но и общецивили-зационный характер. К тому же, наряду с научно-технологическими параметрами, они имеют сугубо социальные грани.
Констатации того, что задачи науки состоят «не в подтверждении теории, а в улучшении человечества» [8] регулярно звучат из уст ученых, политиков и общественных деятелей на собраниях самого различного уровня. Решение этой задачи не может ограничиваться только технологическими рецептами. Признание того факта, что в начале XXI в. человечество переживает переход к постиндустриальному этапу своего развития, предполагает определение идеалов и ценностей, соответствующих новому состоянию общества. Системная оценка феномена постин-дустриальности предполагает постижение меня-
ющихся характеристик людей и обществ, столкнувшихся с неизбежностью преодоления пограничных барьеров. Для многих регионов России эта проблема усугубляется тем, что входить в постиндустриальный мир, наполненный новыми информационными текстами, им приходится не из индустриального, а из доиндустриального, традиционного состояния. Изучение культурной специфики этих регионов и конкретизацию динамики социальных характеристик населяющих их сообществ следует считать важнейшими функциями гуманитарных наук. Без своевременного и качественного выполнения этой масштабной работы любые инновационные импульсы рискуют оказаться малопродуктивными.
Известный петербургский философ М. С. Каган следующим образом охарактеризовал смещение доминант в развитии науки, происходящее в последние десятилетия: «Конец XX века отмечен приоритетом самого сложного объекта познания - человека, который объединяет в своем сложнейшем бытии и биологические и социологические законы, и специфические законы духовной жизни, которые только ему свойственны. Поэтому утверждение, что XXI век - век господства гуманитарного, антропологического знания, основывается не на наших благих пожеланиях или самовлюбленности, а на том, что человеческая мысль поднялась до возможности познания самого сложного объекта из всех существующих в мире - познания самого себя» [9].
Этот вывод сегодня кажется чрезмерно оптимистичным. Естественные и точные науки по-прежнему развиваются гигантскими темпами. Их продвижению способствует появление многочисленных новых научных центров в самых разных уголках планеты. Высокая мотивированность ученых, работающих в этих отраслях наук, поддерживается быстро прогрессирующей инновационной индустрией и повышенным внимани-
ем со стороны государства и бизнеса. Это означает, что «культурные тексты», рождающиеся в современном мире, все более интернационализируются и концентрация научной компоненты в них становится все более очевидной. Данное явление стало одной из наиболее заметных граней глобализации. В то же время именно глобализация максимально заостряет проблему социокультурного смысла науки, поскольку, с одной стороны, выносит на поверхность культурные различия различных этносов, народов и регионов и делает необходимым совершенствование способов межкультурной коммуникации. С другой стороны, возрастающая наукоемкость культурных текстов провоцирует разрыв между высокой динамикой техногенной и информационной сред и относительной статикой собственно социальной среды. Внутри же конкретных сообществ по-новому формируется и визуализируется демаркация между элитарной и массовой культурами и её носителями. Указанные факторы свидетельствуют о том, что век антропологического знания еще не наступил, но их осознание должно стать необходимой предпосылкой для успехов гуманитарных наук.
История развития человечества хранит многочисленные примеры вовлечения различающихся, порой антагонистических культурных миров в общие процессы, охватывающие различные сферы жизни - религию, политику, искусство, производство. В этом смысле распространение христианства, колонизация мира европейцами или промышленная революция конца ХУШ-Х1Х вв. -явления одного порядка, носившие глобализаци-онную направленность. То, что мы сегодня называем глобализацией, действительно является «всего лишь эпизодом исторического процесса, хотя и качественно-своеобразным, как и вся история» [10]. Однако «глобализация в культуре никогда не бывает тотальной, она протекает по опреде-
ленным каналам, а остальные слои системы культуры могут развиваться независимо от неё» [11]. На современном этапе таким каналом является научное знание.
Наука является важным стимулом и регулятором универсализации многих социальных процессов в мире. Эта роль ей досталась, прежде всего, благодаря способности производить информацию, имеющую объективную значимость для всего человечества. Внедряя результаты открытий в культурные тексты, она влияет на всю систему социально значимых координат. Однако наука не всесильна. Абсолютизация ее возможностей ведет к сайентизму - превращению научного эксперимента в самоценность, подавляющую духовные устремления людей. Гуманизация самой науки не единственный, но очень важный инструмент её самоограничения.
Другой аспект проблемы воздействия науки на социальную среду вытекает из специфики самой науки. Как уже отмечалось, науке свойственна бесконечная специализация и дифференциация. Это проявляется через выделение все новых отраслей и направлений научной деятельности, в том числе и в смежных областях познания. Одним из результатов этого процесса является формирование научных школ. В отечественном науковедении под научной школой понимают «сообщество ученых разных статусов, компетенции и возраста, координирующих под руководством лидера свою исследовательскую деятельность, внесших вклад в реализацию и развитие исследовательской программы и способных активно представлять и защищать цели и результаты программы». Выделяются и такие признаки научной школы, как традиция мышления, наличие оригинальной концепции у научно-исследовательского коллектива, особый стиль мышления, особая научная атмосфера, способность генерировать новые идеи [12]. Можно сказать, что отличитель-
ной характеристикой научной школы является уникальная культура научного труда.
От зрелости и продуктивности научных школ зависят и масштабы инноватики, и весомость научных открытий, и, как следствие, содержание культуры, уровень жизни, качество образования. Петербургские ученые В. В. Лаптев и С. А. Писарева справедливо отмечают, что к началу XXI в. широко «развернулись процессы индустриализации науки, в основном благодаря усилению ее профессионализации. Таким образом, современная наука развивается в рамках специально организованных научных исследований» [13]. Именно так - «специально организованных». «Управление знаниями», «экономика знаний», «научная и образовательная инноватика» - все эти понятия появились главным образом благодаря «индустриализации науки» и распространению на нее внимания со стороны государственного менеджмента.
Таким образом, уникальность научных школ, их особенность и неповторимость рано или поздно вступают в противоречие с интегрирующей, уравнивающей волей государства. Есть ли в этом столкновении признаки конфликта? Очевидно, есть. Наука нацелена в будущее, она стремится к изучению фундаментальных законов развития природы, общества и человека в большей степени, чем к получению прямого экономического эффекта, она заинтересована в полной свободе доступа к информации. Государство, напротив, озабочено, прежде всего, проблемами сегодняшнего дня, планирует свою политику так, чтобы как можно быстрее вернуть вложенные в научные исследования средства, и обеспечивает соблюдение государственной тайны в области науки и новых технологий. При этом и представители государственной власти, и ученые уверены, что именно они наилучшим образом обеспечивают интересы общества. Указанный конфликт,
однако, не носит тотального характера. Попытки его преодоления имели и имеют место и с той и с другой стороны: государство - через меры по поддержке отдельных научных школ, наука -через выполнение государственного заказа.
В истории XX в. были моменты, когда от деятелей науки, лучше других понимавших опасности техногенной цивилизации в условиях разобщенного мира, требовалось большое мужество, для того чтобы выступить против господствующих политических доктрин, напрямую обращаясь к народам и к своим зарубежным коллегам с призывами к демократизации политических режимов и гуманизации науки. Пример академика А. Н. Сахарова можно считать наиболее ярким, но отнюдь не единичным. Еще в июле 1946 г. в Лондоне состоялась учредительная Генеральная ассамблея Всемирной федерации научных работников (ВФНР). Её первым президентом стал Ф. Жолио-Кюри. Во время «холодной войны» многие ученые прилагали усилия, чтобы между научными сообществами двух противостоящих блоков поддерживался диалог. Среди них были Бертран Рассел, Эрик Буроп, Пьер Бикар, Роберт Ротблат. Благодаря их усилиям в 1957 г. возникло Пагуошское движение (по названию деревни в Канаде, где состоялось первое заседание инициаторов этого движения). Идея ответственности ученого перед обществом является руководящей в деятельности этого движения [14].
Дифференциация и интеграция - явления взаимосвязанные. Интеграционные процессы свойственны самой науке, которая, однако, организует их, как правило, без привлечения административных средств. Главным инструментом сохранения единства научного пространства являются знания, ценности и смыслы, внесенные в культурные тексты, транслируемые в социум. Новые смыслы рождаются в каждой точке пересечения информационных потоков, что
«создает плюрализм культур в одной культуре, где собственные традиции могут самым неожиданным образом сочетаться с импортированными» [15]. Чем более наукосодержащим является информационный поток, тем выше его интегрирующий потенциал, тем естественнее происходит его восприятие за пределами одной национальной культуры и превращение в достояние всей цивилизации.
Первоначально такой культурный синтез происходит на уровне элит и только затем получает массовое распространение. Сегодня вряд ли кто-то, кроме узких специалистов, скажет, кто именно изобрел компьютер или сотовый телефон, хотя эти изобретения вместе с их коммуникационными возможностями прочно вошли в культуру современного общества, постепенно утвердившись практически во всех его сегментах, в том числе социальных, национальных, расовых, имущественных. Задачу осуществления этого культурного синтеза, гарантирующего воплощение социокультурного предназначения науки, во многом решают современные университеты. Успехи университетских сообществ в решении этой задачи во многом зависят от того, удастся ли им, как научно-образовательным центрам, сохранить себя и в качестве культурно-ориентированных сообществ.
Примечания
1. Флиер А. Я. Культурология для культурологов. М., 2000. С. 134-135.
2. Ортега-и-Гассет X. Миссия университета // Alma Mater. Вестник Высшей школы. 2006. № 8. С. 5051.
3. Кармин А. Философия культуры в информационном обществе: проблемы и перспективы // Вопросы философии. 2006. № 2. С. 53.
4. Там же.
5. Межуев В. М. Современное знание о культуре. СПб.: Изд-во СПбГУП, 2008. С. 11-12.
6. Ортега-и-Гассет X. Миссия университета. С. 51.
7. Степин В. С. Философия и эпоха цивилизаци-онных перемен // Вопросы философии. 2006. № 2. С. 20.
8. Вершбоу А. Роль международного сообщества в становлении и развитии исследовательских университетов в России // Исследовательские университеты. Интеграция науки и образования: материалы рос.-амер. науч. конф., 4-6 апреля 2004 г., г. Москва. Тверь, 2005. С. 19.
9. Каган М. С. Принципы гуманитарности в культуре XXI века // Дни науки в Университете. Избранное. СПб., 2007. С. 123.
10. Устюгова Е. Н. Глобализация и культура: исторический контекст // Философские науки. 2005. № 12. С. 57.
11. Там же. С. 62.
12. Богословский В. И., Извозчиков В. А., Потемкин М. Н. Наука в педагогическом университете: Вопросы методологии, теории и практики / под ред. В. И. Богословского. СПб., 2000. С. 117.
13. Лаптев В. В., Писарева С. А. Современные диссертационные исследования в сфере образования: гуманитарные основания оценки качества. СПб., 2008. С. 51.
14. Поиск. 2007. 25 мая. № 21. С. 4.
15. Устюгова Е. Н. Указ. соч. С. 58-59.
