CC BY
17
УДК 32
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ОТНОШЕНИЙ МЕЖДУ ГОСУДАРСТВОМ И ОБЩЕСТВОМ В МОДЕРНИЗИРУЮЩЕЙСЯ РОССИИ
© 2016
Любашиц Валентин Яковлевич, доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой
«Теории и истории государства и права» Южный федеральный университет, Ростов-на-Дону (Россия) Мамычев Алексей Юрьевич, доктор политических наук, кандидат юридических наук, заведующий кафедры
«Теории и истории российского и зарубежного права» Астахова Екатерина Викторовна, кандидат экономических наук, доцент кафедры «Международного бизнеса и финансов».
Владивостокский государственный университет экономики и сервиса, Владивосток (Россия)
Аннотация. В статье обсуждаются социально-эконмические и публично-властные аспекты отношений государством и обществом в модернизирующейся России, прослеживается процесс формирования и развития корпоративной демократии. Рассматривается позиция коммунитарных версий участнической демократии, поскольку именно они отвечают задаче исследования корпоративной формы демократии. Представительные органы власти рассматриваются коммунитаристами в качестве важных проводников и инструментов преодоления глубокого неравенства, которое мешает успешному функционированию демократии. В качестве ключевой проблемы указывается на то, что Россия предрасположена к государственной, патерналистски ориентированной модели экономической демократии, в том числе ее корпоративной составляющей. Аргументируется, что создание и исполнение эффективного законодательства, «фильтрация» узкогрупповых интересов любого типа нуждается в системной регулятивной деятельности государства. Такая деятельность российского государства способна привести к реализации абсолютного принципа «неприкосновенности» собственности, что адекватно невмешательству государства в сложившуюся структуру демократических институтов. Отдельно в работе дается сравнительный анализ формирования корпоративной демократии в Восточное Европе и России. Аргументируется, что «корпоративные» структуры, как составная часть системы функционального представительства, являются промежуточным образованием и они могут быть обращены в обе стороны - и к «демократии собственников», и к административной «управляемой демократии».
Ключевые слова: власть, государство, гражданское общество, институт собственности, корпоративная демократия, политическая система, экономические процессы.
SOCIOCULTURAL AND ECONOMIC ASPECTS OF THE STATE AUTHORITIES AND SOCIETY RELATIONS IN ADVANCING RUSSIA
© 2016
Lyubashits Valentin Yakovlevich, Doctor of Legal Sciences, Head of the Department "Theory and History law"
Southern Federal Universi^ Rostov-on-Don (Russia) Mamychev Alexey Yurievich, Doctor of Political Sciences, PhD. Legal Sciences, Head of the Department "Theory and History of Russian and international law" Astahova Ekaterina Viktorovna, candidate of economical science, associate professor, researcher of "International Business and Finance" Vladivostok State University of Economics and Service, Vladivostok, (Russia)
Abstract. The paper discusses the socio-ekonmicheskie and publicly-power aspects of the state and society relations in the modernized Russia traced the process of formation and development of corporate democracy. As a key problem is pointed out that Russia is predisposed to the state, paternalistic oriented model of economic democracy, including its corporate component. It is argued that the creation and enforcement of effective legislation, "filtering" narrow group interests of any type requires a regulatory system of the state. Such activities of the Russian state could lead to the realization of the absolute principle of "inviolability" of the property that adequate non-interference of the state in the current framework of democratic institutions. Separately, in the work it provides a comparative analysis of the formation of corporate democracy in Eastern Europe and Russia. It is argued that the "corporate" structure, as part of a functional representation of the system are an intermediate form and they can be turned in both directions - and a "democracy of proprietors" and administrative "managed democracy."
Keywords: state authorities, power, government, civil society, the institution of property, corporate democracy, the political system, economic processes.
Постановка проблемы в общем виде и ее связь с важными научными и практическими задачами. Одним из важных аспектов отношений между государством и обществом, раскрывающий характер и динамику конкретных отношений, является институциональный аспект. Институциональная инфраструктура включает разнообразный спектр действующих сил, которые каждые по-своему себя репрезентируют. Ряд политологов выделяют, с одной стороны, организации политического представительства - госорганы, политические партии и др., а с другой, различные группы интересов, включенные в систему функционального представительства. Наиболее существенным структурным элементом функционального представительства выступает корпорация.
Предметом данной статьи является особенности демократических процессов в корпоративных структурах современной России в сравнительной ретроспективе.
Обзор литературы. Прежде, чем выявлять особенные характеристики корпоративной демократии в России, как системы функционального представительства, необходимо хотя бы в общих чертах рассмотреть
основные концепции демократии и выявить концептуальную принадлежность к ним (концепциям) корпоративной формы демократии [1]. Мы придем к выводу, что «корпоративные» структуры, как составная часть системы функционального представительства, являются промежуточным образованием и они могут быть обращены в обе стороны - и к «демократии собственников», и к административной «управляемой демократии» [2, 3].
К одной из известных интерпретаций специфики демократических режимов относится работа Ш.Н. Эйзенштадта «Парадокс демократических режимов: хрупкость и изменяемость» [4], в которой демократические режимы рассматриваются как естественная политическая институционализация современности с ее повышенной потребностью в изменчивости и адаптивности [5]. Эйзенштадт анализирует конституциональную и участническую концепции демократии.
Обе эти концепции уходили корнями в историко-идеологические и институциональные основания культурной и политической программы современности.
Конституциональная трактовка и концепция демо-
кратии были сформулированы И. Шумпетером в его работе «Капитализм, социализм и демократия» В противовес «классической доктрине» демократии, которая исходила из идеи «общего блага» и политической системы, предназначенной для его реализации, Шумпетер определяет демократию и ее метод как такое институциональное устройство для принятия политических решений, в котором индивиды приобретают власть принимать решения путем конкурентной борьбы за голоса избирателей [6, с. 335].
В политике, как и в экономике, действуют законы конкуренции, то есть, люди, претендующие на роль лидеров и желающие получить политическую власть, вступают между собой в конкурентную борьбу за голоса избирателей [7]. Элемент конкуренции представляет собой суть демократии и теория конкурентного лидерства, по мнению Шумпетера, дает удовлетворительное объяснение фактам демократического процесса.
Классическая теория демократии (точнее демократический метод) в эпоху расцвета капиталистического общества главенствовала в процессе политических и институциональных изменений. Демократия была практическим инструментом реконструкции форм социальной и политической структуры, предшествовавшей господству буржуазии. Причем, идеология демократии основывалась на рационалистической трактовке человеческих действий и жизненных ценностей. Шумпетер следующим образом определил классическую доктрину демократии: «демократический метод есть такая совокупность институциональных средств принятия политических решений, с помощью которых осуществляется общее благо путем предоставления самому народу возможности решать проблемы через выборы индивидов, которые собираются для того, чтобы выполнить его волю» [6, с. 332]. Не будем останавливаться на критике данной модели демократии со стороны Шумпетера, где он уделил целый параграф определению оснований выживания классической доктрины. Рассуждения на эту тему сохраняют актуальность для современной России, взявшей курс модернизации. Приведем в качестве примеров несколько положений.
Во-первых, данная доктрина является коллективной. Для многих из тех, кто остался при своих религиозных (социалистических) убеждениях, классическая доктрина становится их политическим продолжение. Не случайно автор проводит аналогию с религиозными социалистическими убеждениями;
Во-вторых, формулы классической демократии для многих стран (Россия не исключение) ассоциируются с историческими событиями данных стран, с энтузиазмом воспринимаемыми подавляющим большинством населения;
В-третьих, продолжают существовать социальные структуры, где классическая теория демократии в преимущественной степени соответствует фактам. Чаще всего это относится к индустриально неразвитым обществам;
В-четвертых, используемая политиками фразеология, льстит населению и позволяет не только избегать ответственности, но бороться со своими оппонентами.
Шумпетер находит объяснение откровенно уравнительному характеру классической теории демократии. Существенный момент в его рассуждениях, важный для последующего анализа различных форм демократии и выбора российского пути демократических преобразований [7], по мнению Шумпетера, состоит в том, «что нельзя ожидать эффективного функционирования демократии до тех пор, пока подавляющее большинство людей во всех классах не согласится подчиняться правилам демократической игры, что в свою очередь означает, что они в основном согласны с фундаментальными принципами институциональной структуры» [6, с. 333]. Нарушение данного условия и побудили ученого выдвинуть и обосновать новую теорию демократии. Таким
образом, теория конкурентного лидерства предполагает конкуренцию, зависящую от строгого соблюдения конституционных установлений и правил.
Иную трактовку демократии Эйзенштадт называет участнической. Это такая форма демократии, при которой правление осуществляется не олигархическими группами, а всей «массой» населения, включающей в себя всех граждан. Исследователь в данной трактовке выделяет две основные разновидности: «республиканскую» и «коммунитарную». Первая делает упор на важности ответственного участия граждан в политическом процессе, какие бы ограничения не встречались на этом пути. Вторые рассматривают участие как общественное благо, которое может себя проявлять не только на общегосударственной политической арене, но и в не менее важных сферах жизнедеятельности: на местном уровне, рабочем месте и др.
Эйзенштадт выделяет институциональные и идеологические следствия, присущие той или иной трактовке демократии. «Самое главное, отмечает он,- конституциональная и участническая трактовки демократии расходились с точки зрения того, какую из двух фундаментальных ценностей, сопутствующих становлению демократии, - свободу или равенство - они ставили во главу угла» [4, с. 77].
Если конституциональная трактовка демократии со всеми ее модификациями была связана по преимуществу с наследием представительных институтов и практик, то участнические версии ориентируются на важность участия на любом уровне общественной жизни, включая посреднические институты или ассоциации [9].
Основная часть. Нас в большей степени интересует позиция коммунитарных версий участнической демократии, поскольку именно они отвечают задаче исследования корпоративной формы демократии. Представительные органы власти рассматриваются ком-мунитаристами в качестве важных проводников и инструментов преодоления глубокого неравенства, которое мешает успешному функционированию демократии. Достаточно осторожное восприятие представительных институтов связано с опасением, что они не всегда способствуют полному участию граждан в политической жизни и могут законсервировать несправедливое распределение власти и богатства на любом уровне общественной жизни: на уровне социального сообщества в целом, местной общины или трудового коллектива.
Исходя из своей приверженности к фундаментальным ценностям частной собственности и свободных договорных отношений, монополизация в лице корпорации подрывает жизнеспособность капиталистического строя.
Распределительные конфликты бесконечно раздирают социальную и политическую ткань общества, делают его крайне нестабильным и неупорядоченным. В этом случае на пути достижения благоприятной структуры распределения государство, следуя внутренней логике, должно прибегать к контролю за ценами и доходами устанавливать налоговые послабления и финансировать программы социальной помощи, чтобы поддержать или повысить уровень благосостояния определенных групп. Тут же на государство начинают оказывать давление другие группы, желающие получить аналогичные преимущества.
Корпоративное общество, в котором главную роль играет экономика организованных групп, выступает ближайшим аналогом сегодняшней бюрократической, «чиновнической» экономики. Имеются определенные основания использовать методологические подходы выдающихся экономистов и социологов Шумпетера и Хайека для анализа проблем демократии не в условиях перехода от капитализма к социализму, а наоборот, перехода от социализма к капитализму.
Мы можем наблюдать точку совпадения (точку возврата?) двух тенденций противоположного характера.
Одну, ведущей в «будущее» социалистическое - западной демократии, как она виделась в 40 годы прошлого столетия и другую - в «прошлое» капиталистическое как она представлена сегодня на рубеже двух эпох.
Тогда мы можем предложить тезис, согласно которому «корпоративные» структуры являются промежуточным образованием и они могут быть обращены в обе стороны - и к рынку, и к административному состоянию. Подобная система - своего рода критерий обратимости/необратимости общественных преобразований. Возможно, что корпоративная база является той промежуточной ступенью, которую общество, порывая с тоталитаризмом, вынуждено проходить в обратном порядке.
Демократизация или диффузия собственности, произошедшая в развитых странах во второй половине ХХ столетия, показывает основной вектор развития экономической демократии в России, особенно в ее корпоративном секторе.
В качестве важнейшего инструмента преодоления глубокого неравенства в обществе является реализация права частной собственности.
Будем иметь в виду, что в понимании «частной собственности» в современной политэкономии произошли определенные подвижки. Вспомним мысль Шумпетера о «выхолащивании самой идеи собственности» в корпорации (вместо стен и фундамента - пачка бумажек).
В теоретических моделях, описывающих функционирование собственности, исходным пунктом анализа чаще всего служила собственность на факторы производства, прежде всего на материальные и финансовые активы, а также на человеческий капитал.
При этом предполагается, что результаты всех сделок собственника на рынке фиксируются системой контрактов. Принципиально важным сегодня представляется следующее обстоятельство: ни один заключаемый контракт не может считаться достаточно «полным». Когда речь идет о контрактах, предусматривающим наем рабочей силы или аренду какого-либо имущества, (производственного оборудования) невозможно предусмотреть все ситуации, которые могут сложиться и заранее определить права и обязанности сторон в каждом из этих случаев.
В этих случаях права собственности обнаруживаются прежде всего в связи с неполнотой контрактов. Поэтому права собственности определяются в институциональной экономике как остаточные - по отношению к требованиям контракта - права распоряжения и контроля.
Приводя это определение, неоинституционалисты подчеркивают: подобный подход предполагает экономику, в которой существуют не только отлаженная структура соглашений, оформляющих результаты рыночных сделок, но и воспитанная многими десятилетиями «культура контракта». Определение собственности через остаточные права предполагает, что участники хозяйственного процесса уверены в надежности контрактного обязательства.
Формальное, но не реальное оформление института частной собственности в СССР произошло весной 1991 г. До этого четыре года осуществлялись косметические реформы типа предоставления хозяйственной самостоятельности госпредприятиям, изобреталась частная собственность типа «права полного хозяйственного ведения», разрешения кооперативных и арендных предприятий. На рубеже 1990-1991 гг. утверждается позиция о неизбежности приватизации в СССР и России, без чего - при наличии доминирующего госсектора - говорить о праве частной собственности, об акциях и рынках ценных бумаг или иных атрибутах рыночной экономики не приходится.
Закон СССР «О собственности в СССР» от 6 марта 1990 г. и поправки к Конституции СССР от 14 марта 1990 г. (ст.10-13) допускали наличие в собственности граждан и негосударственных юридических лиц средств производства, ценных бумаг и иных материальных и не-230
материальных объектов и прав, приносящих доход.
Конечно, принцип полного признания и защиты всех форм собственности тесно связан с политическим плюрализмом и демократическими ценностями. Принцип абсолютной защиты прав собственности, признанный приоритетом государства, обусловливает устойчивость политической системы и повышает доверие населения к ее институтам. Напротив, реально демократические институты и процедуры принятия решений позволяют наиболее полно и с минимальными издержками для общества реализовать баланс интересов различных субъектов собственности. Следование этим принципам означает и признание международных норм, выработанных мировым сообществом во второй половине XX века. В контексте процессов глобализации мировой экономики эффективная защита прав собственности на национальном уровне означает формирование благоприятных условий для интеграции экономики России в международное экономическое пространство.
В отечественной истории выделяются следующие основные этапы перераспределения собственности:
- спонтанный приватизационный процесс (19871991 гг.);
- массовая приватизация (1992-1994 гг.);
- постприватизационное перераспределение собственности (концентрация распыленных акций приватизированных предприятий с 1993г. как наиболее общий процесс;
- залоговые аукционы 1995 г.;
- войны «олигархов» 1997 г.;
- переход от криминальных к легальным процедурным технологиям корпоративного контроля и перераспределения акционерного капитала в 1996-2004 гг.).
Спонтанный приватизационный процесс (1987-1991 гг.) был связан с появлением арендного и кооперативного законодательства, правом полного хозяйственного ведения на госпредприятиях, отсутствием единых и легальных приватизационных процедур. Его формами выступали номенклатурно-бюрократический, номенкла-турно-территориальный, "коллективный", "менеджери-альный" и др. [10].
Массовая приватизация (1992-1994 гг.) характеризовалась интенсивным наращиванием "критической массы" корпоратизации, распределением приватизационных чеков среди граждан России. Важнейшим итогом массовой приватизации - с точки зрения перспектив развития новой системы прав собственности - стало формирование новых институтов: корпоративный сектор экономики (более 30 000 АО), рынок корпоративных ценных бумаг, система институциональных инвесторов, около 40 млн. формальных акционеров по итогам массовой приватизации. По оценкам Мингосимущества РФ и Минэкономики РФ, доля в ВВП государственного сектора в 1994 г. составляла 38 %, в 1996 - 23 %. Доля приватизированных предприятий (включая корпорации с долей государства) соответственно 37 % и 39 %, доля изначально частных предприятий - соответственно 25 и 38 % [11, р. 8].
Постприватизационное перераспределение собственности проходило на фоне общего процесса консолидации контроля в российских корпорациях. Базовым конфликтом всех этих лет был конфликт между старыми менеджерами, ожесточенно отстаивающими свои позиции, и потенциальными «захватчиками» контроля.
Трансформация корпоративных институциональных характеристик включает два подэтапа. Во-первых, фаза 1995-1997 гг. связана с завершением передела собственности в ряде ключевых компаний России. В результате передачи группе наиболее влиятельных банков ряда прибыльных экспортно-ориентированных предприятий нефтяной и металлургической отраслей в стране было создано несколько действительно крупных, подконтрольных банкам корпоративных структур. Они получили название ФПГ (финансово-промышленными группа-АНИ: экономика и управление. 2016. Т. 5. № 3(16)
ми) или конгломератами (По оценкам Федеральной комиссии по ценным бумагам - ФКЦБ, в 1996 г. борьба за контроль завершилась в 25 % российских корпораций, в начале 1998 г. - в 50 %.) Во-вторых, в силу появления правовых ограничений, связанных со вступлением в силу закона «Об акционерных обществах», и других нормативно-правовых документов, во второй половине 90-х - начале 2000-х гг. в борьбе за контроль все чаще используются процедурные приемы, в том числе с нарушением корпоративного законодательства.
На федеральном уровне реанимируются идеи собственности трудовых коллективов и крупных государственных холдингов как основной структурной единицы российской экономики. В 1998 г. принят федеральный закон № 115-ФЗ от 19 июля 1998 года «Об особенностях правового положения акционерных обществ работников (народных предприятий)». В состав Российского союза народных предприятий (РСНП является некоммерческой организацией, объединяющей коммерческие предприятия разных организационно-правовых форм с численностью работающих от 50 до 5000 человек.) входят около 50 предприятий из 26 регионов России [12, с. 164-185]. Опыт перераспределения собственности в России в 90-е гг. свидетельствует о том, что «народные предприятия» являются одной из форм сохранения или укрепления позиций директоров небольших предприятий или как способ защиты менеджеров корпорации от враждебных поглощений.
В условиях переходности российского общества и его экономики зона неопределенности в сфере прав собственности расширилась, так как система защиты государственной собственности размыта, а новая четкая система прав частной собственности пока отсутствует. Размытость прав собственности ведет не только к параличу инвестиционной активности корпораций, но и трудностям процесса институционализации корпоративной (экономической) демократии. Понятно, что исторически (традиционно) складывающаяся структура распределения собственности в корпорации определяет специфические национальные модели корпоративного управления и соответствующего демократического механизма [13].
Сторонники неоинституционального подхода в экономике в отличие от Шумпетера, трактуют корпорации как «сети контрактов» [14]. В российских условиях отсутствие развитой системы, длительной культуры и четкого стандартного механизма исполнения контрактов, как каналов передачи прав собственности, обусловливает массовые нарушения прав акционеров, единичный инфорсмент (правоприменение как система принудительной реализации условий контрактов и прав собственности) в политических целях, развитие нерыночных отношений между экономическими агентами, рост рентоориентированной деятельности, коррупцию.
Необходимо заметить, что целый ряд принципиальных для развития национальной модели корпоративного управления вопросов исследовался в 1998-2005 гг. [15]. В отечественных исследованиях отмечается, что правовая среда и структура экономики России настолько специфичны, что имеет смысл попытаться построить особую - «российскую» - модель корпоративного управления. Ее особенными характеристиками являются:
Во-первых, непрозрачность структуры собственности, обусловленная, в частности, нелегитимным характером приватизации и последующих переделов собственности;
Во-вторых, несовершенство российских правовых институтов меняет наши представления о взаимосвязи между корпоративным управлением и структурой собственности. В западных исследованиях структура собственности эндогенна по отношению к законодательному уровню защиты прав инвесторов. В экономике с развитыми финансовыми рынками и системой защиты прав собственности и исполнения контрактов структура
капитала и, в частности, структура собственности эндогенны и определяются структурой бизнеса, распределением доходов, размером предприятия, природой неопределенности т.д. В то же время наличие в России высоких трансакционных издержек на рынке капитала приводит к тому, что структура собственности меняется относительно медленно. Нельзя утверждать, что структура собственности экзогенна, поскольку после приватизации прошло достаточно времени для того, чтобы произошло значительное перераспределение собственности [16]. Тем не менее, структура собственности меняется медленнее, чем уровень корпоративного управления, поэтому она рассматривается как экзогенная переменная. Низкий уровень исполнения законов превращает корпоративное управление из формального в неформальный институт. В развитых странах уровень защиты прав инвесторов определяется законодательством и поэтому рассматривается как заданная величина. В России корпоративное законодательство не выполняется, поэтому защита прав внешних инвесторов не обязательна, а добровольна, компания сама выбирает уровень ее исполнения.
Выводы исследования и перспективы дальнейших изысканий данного направления. Россия в гораздо большей степени предрасположена к государственной, па-терналистски ориентированной модели экономической демократии, в том числе ее корпоративной составляющей. Российское государство будет брать и реально берет на себя больше того, что отмерено универсальной экономической теорией. Действует активнее по сравнению с любой другой цивилизованной страной. Формирование демократических институтов в переходном периоде проявляется в особой роли государства как «созидательного разрушителя»; требует более продолжительного периода времени для этого процесса, сопоставимого со всем переходным периодом.
Создание и исполнение эффективного законодательства, «фильтрация» узкогрупповых интересов любого типа (политических, популистских, криминальных и др.) нуждается в ежедневной регулятивной деятельности государства. Такая деятельность российского государства способна привести к реализации абсолютного принципа «неприкосновенности» собственности, что адекватно невмешательству государства в сложившуюся структуру демократических институтов.
В экономике модернизирующейся России, несмотря на действительно серьезные изменения, происшедшие в имущественных отношениях, продолжает сохраняться серьезный разрыв между номинальными и реальными правами собственности, причем в некоторых случаях права реального контроля сохраняются в руках старой/ новой политико-хозяйственной номенклатуры. Тем самым формирующаяся частная собственность во многих случаях продолжает сохранять «нерыночный», недемократический характер, а перераспределение такой собственности управляется политическими и прочими мотивами, которые нередко слабо связаны с какой-либо заботой об эффективном использовании приобретаемого имущества. Экономическая демократия во многом продолжает носить номинальный характер.
Более того, осуществляется процесс слияния банковского и промышленного капиталов с государством в его специфической «переходной» форме. Это порождает не только положительные следствия, но и провоцирует борьбу узкогрупповых (частных и/или государственных) интересов, а, значит, ведет к разного рода подзаконной преференции, «особым отношениям» отдельных экономических субъектов с государством, коррупции, криминалитету т.д. Усиливается тем самым «процедурная неопределенность», характерная для перехода от «упорядоченных» отношений централизованного управления к политической демократии и к утверждению экономических свобод. Сохраняется возможность обращения либо в сторону практики «управляемой де-
мократии», либо «демократии собственников».
Другой особенностью корпоративной демократической практики является отсутствие, как на практике, так и в социальной исторической памяти российского населения информации о досоциалистических рыночных институтах, в отличие от ряда стран Центральной и Восточной Европы. Так, специалисты в области развития финансовых рынков в России приводят сравнительные данные об инвестиционных фондах по России и ряду стран Восточной Европы: в абсолютном выражении совокупные чистые активы инвестиционных фондов Польши, Венгрии и Чехии в 5-7 раз превышают аналогичный показатель по России, в расчете на душу населения отмечается разрыв вплоть до 80-кратного[17].
Формирование общества собственников - непременная основа свободного демократического общества. Установление реального права собственности позволит создать полноценное гражданское общество, не зависимое от государства. Именно приватизация является абсолютным императивом для выхода из социалистического феодализма.
Общим позитивным итогом сложного и противоречивого процесса формирования структуры собственности в России стала прежде всего постепенная стабилизация (упорядочивание структуры) прав собственности: от аморфной и дисперсной структуры к появлению явных (формальных, основанных на праве собственности) или скрытых (неформальных, основанных на реальной власти в корпорации) полюсов корпоративного контроля. Этот процесс был тесно связан с позитивными изменениями в сфере норм корпоративного права, законодательства в целом, закрепляющие систему функционального представительства.
«Корпоративные» структуры, как составная часть системы функционального представительства, являются промежуточным образованием и они могут быть обращены в обе стороны - и к «демократии собственников», и к административной «управляемой демократии».
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Agamirov A.R., Sarychev I.A., Mordovcev A.Y., Mamychev A.Y. Legal mindset as factor in the state in the XXI century // Mediterranean Journal of Social Sciences. 2015T. 6. № 36. P. 235-240.
2. Lyubashits V.Y., Mamychev A.Y., Mordovcev A.Y., Vronskay M.V. The social-cultural paradigm of state authority // Mediterranean Journal of Social Sciences. 2015 T. 6. № 36. P. 301-306.
3. ShkurkinD.V., Shestopal S.S., Gurieva L.K., Blaginin V.A., Guryanov P.A. Basic characteristics of an intensive type of the reproduction process in the regional economy// International Review of Management and Marketing. -2016. -№6 (S1).
4. Эйзенштадт Ш.Н. Парадокс демократических режимов: хрупкость и изменяемость // Политические исследования. №2-3 2002
5. Ovchinnikov A., Mamychev A., Mamycheva D. (2015) Sociocultural bases of state - legal development coding // Mediterranean Journal of Social Sciences. 2015. T. 6. № 3 S4. P. 67-74
6. Шумпетер Й. (1995) Капитализм, социализм и демократия. М.: Экономика, 1995. - 540 с.
7. Baranov P.P., Ovchinnikov A.I., Mamychev A.Y. (2015) The state authority constitutional legitimacy in modern Russia // Mediterranean Journal of Social Sciences. T. 6. № 5 S3. P. 201-208.
8. Lyubashits V.Y., Mordovcev A.Y., Mamychev A.Y., (2015) State and algorithms of globalization // Mediterranean Journal of Social Sciences. T. 6. № 36. P. 277-282.
9. Mordovcev A.Y., Mamychev A.Y., Mordovceva T.V. (2015) The convergence of law: the diversity of discouses // // Mediterranean Journal of Social Sciences. 2015. T. 6. № 3. P.262-267.
10. Radygin A. (1992): "Spontaneous privatization: mo-
tivations, forms and stages".-In: Studies on Soviet Economic Development. Birmingham, Vol.3, N 5.
11. Conference on «Corporate Governance in Russia». Moscow, May 31 - June 2, 1999. Moscow, 1999.
12. Коновалов В.Н. (1995) Экономика и политика. Ростов-на-Дону.
13. Williamson O.E. (1985): "The Economic Institutions of Capitalism: firms, markets, relational contracting". New York, Free Press.
14. Alchian A.A., Demsetz H.(1972): Production, information costs, and economic organization. - In: American Economic Review, 1972, Vol. 62, N 6.
15. Радыгин А.Д., Энтов P.M., Межераупс И.В. (2003) Особенности формирования национальной модели корпоративного управления. М.: ИЭПП.
16. Экономика переходного периода. Очерки экономической политики посткоммунистической России 1998-2002. М.: Дело, 2003
17. Григорьев Л. М., Гурвич Е. Т., Саватюгин А. Л. Анализ и прогноз развития финансовых рынков в России. - М.: ТАСИС, 2003.
Работа выполнена при финансовой поддержке гранта Президента РФ № МД-6669.2016.6
