Научная статья на тему 'Социокультурное отношение к агентам юридического дискурса'

Социокультурное отношение к агентам юридического дискурса Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
105
44
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЮРИДИЧЕСКИЙ ДИСКУРС / МОДЕЛЬНАЯ ЛИЧНОСТЬ / СТЕРЕОТИП / ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЙ ТИПАЖ / ШУТКА / LEGAL DISCOURSE / MODEL PERSONALITY / STEREOTYPE / LINGUO-CULTURAL HUMAN TYPE / JOKE

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Палашевская Ирина Владимировна

В статье рассматривается проявление социального отношения к агентам юридического дискурса посредством сопоставления модельных личностей институционального мира и образов-стереотипов, отраженных в зеркале юмора.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

socio-cultural attitude to legal discourse agents

The author considers the manifestation of social attitude to agents of legal discourse. He compares model personalities of institutional reality and stereotypic images reflected in the mirror of humour.

Текст научной работы на тему «Социокультурное отношение к агентам юридического дискурса»

СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ ОТНОШЕНИЕ К АГЕНТАМ ЮРИДИЧЕСКОГО ДИСКУРСА

Юридический дискурс, модельная личность, стереотип, лингвокультурный типаж, шутка.

Любая институциональная культура формирует идеальный образ, моделирующий поведение того или иного участника дискурса, вводя его в рамки строго установленных предписаний и ожиданий. Эти образы формируются на основе институциональных норм и социокультурных представлений о должном. Так, например, действия модельной личности американского судьи определяются, в частности, кодексом профессионального поведения судей федеральных судов общей юрисдикции и специализированных федеральных судов, согласно некоторым положениям которого: «A judge should be faithful to and maintain professional competence in the law, and should not be swayed by partisan interests, public clamor, or fear of criticism» («Судья не должен быть подвержен влиянию участников спора, общественному давлению или боязни критики»). «A judge should be patient, dignified, respectful, and courteous to litigants, jurors, witnesses, lawyers, and others with whom the judge deals in an official capacity...» («Судья должен быть сдержан, терпелив, держаться с достоинством, проявлять уважение к спорящим сторонам, членам коллегии присяжных, адвокатам и всем иным лицам, участвующим в разбирательстве.»). Данные нормы моделируют идеальное поведение личности в институциональном дискурсе, являясь своего рода эталоном, на который ориентируются участники дискурса.

Сопоставление модального, обусловленного институциональными нормами и ценностями, и реального поведения агентов юридического дискурса в той или иной культуре часто ведет к созданию отрицательных, амбивалентных или ассиметричных («не совсем положительных» или «не совсем отрицательных») социокультурных стереотипных образов, которые являются своего рода отражением представителей закона в зеркале различного рода текстов культуры. Построенные на антитетической игре, контрастности должного и реального, такого рода образы-стереотипы, упрощенные репрезентации агентов юридического дискурса, предстают в устно-речевых жанрах городского фольклора, пейоративных словниках, карикатурах и комиксах. Их более сложная репрезентация реализуется в ряде кинотекстов и произведений художественной литературы, непосредственно отражающих опыт взаимодействия клиентов и агентов юридического дискурса. В рамках определенной лин-гвокультуры определенного исторического периода они воплощают в себе важную информацию о реалиях институционального мира. Вместе с тем модальные и реальные образы необязательно не совпадают. Степень соответствия эталону определяется шкалой распределения «наград и наказаний (санкций)», пронизывающего все человеческое общество, распространяясь за пределы юридического дискурса в сферы образования, спорта, политики и т. д. [Фуллер, 2007, с. 43].

Более того, модельные личности при их персонификации нагружаются уникальными характеристиками, в случае ценностной значимости которых, происходит создание лигво-культурных типажей, выходящих за пределы институционального мира и принадлежащих культуре в целом. Теория лингвокультурных типажей, предложенная В.И. Карасиком в книге «Языковые ключи» [Карасик, 2007], представляет собой развитие теории языковой личности в рамках лингвокультурологии. Важнейшие смысловые дистинкции понятия «лингвокультурный типаж» состоят в типизируемости определенной личности, значимости этой личности для культуры, наличии ценностной составляющей в концепте, фиксирующем такую личность, возможности ее как фактического, так и фикционального существования. Лингвокультурный типаж представляет собой определенную модельную личность с

набором уникальных характеристик, свойственных данной культуре, т. е. это «символ культуры внутри культуры». С изменениями ценностных ориентиров в социуме модельная личность может переоцениваться в глазах общества и переходить в разряд исторических лингвокультурных типажей (например, типаж сотрудника ЧК). Это связано с идеологичностью типажа. Интерес вызывает смена имиджа агентов юридического дискурса при сохранении их функции (Bow Street Runners (1749-1829) - Peelers (1829) - Metropolitan Police). К ярким примерам институциональных типажей, ставших достоянием культуры в целом, относятся реальные и вымышленные личности, например, специалисты в сфере специальных разведывательных операций (Штирлиц), сыскной деятельности (комиссар Мегрэ (commis-saire Maigret), участковый Анискин) и т. п. Но в отличие от модельной личности, которая выступает как эталон поведения, в коммуникативном массовом сознании типаж может иметь как положительные, так и отрицательные характеристики, подобно положительным, отрицательным и неоднозначным героям драматургических сюжетов. Стереотип же представляет собой упрощенную модель. Можно говорить о стереотипном образе английского судьи, адвоката, следователя в конкретной культуре. Согласно когнитивно-аксиологической модели концепта, стереотипные образы вмещают в себя только акцентированные, наиболее актуальные ценностные, образные и понятийные характеристики личности, культивируемые или порицаемые в обществе. Так, судьи в Англии представляют особую однородную профессиональную касту, равную по социальному уровню богатой буржуазии и сравнимую с аристократией, в большинстве своем прошедшую в ходе подготовки через шаблон Inns of Court. Отсюда выделяются такие стереотипные качества, как вкус к порядку, привязанность к формальностям и консерватизм, правовая практика, естественным образом ведущая к предпочтению традиции и установленного порядка новациям. Привязанность к традиции, консерватизм выражены и в языке права, который изобилует традиционными церемониальными формулами, архаизмами, латинизмами и французскими заимствованиями, сложными синтаксическими оборотами, профессиональными жаргонизмами и т. п. Благодаря своему языку common law для не-юриста по сей день остается terra incognita. Право стран континентальной Европы более прозрачное и доступное. Отсюда так много английских шуток-пародий, высмеивающих язык юристов, и непопулярность данной темы в юморе стран романо-германского права. Сказанное вовсе не означает, что английский судья не может быть новатором или не может изъясняться понятным для большинства англичан языком. Это лишь его стереотипный образ, черты которого актуализированы в культуре. Часто образы-стереотипы «балансируют» между негативными и положительными коннотациями. «The attributes necessary to the making of a thoroughly efficient policeman are that he must be active, industrious, punctual, sober, intelligent, faithful, obedient, courageous, forbearing and incorruptible. He must have an iron constitution, no small power of endurance, the facility of going without his natural rest at stated periods. Can we expect all these virtues, cut and dried, for three and twenty shillings a week?» (Daily Telegraph, 1865) [Rivlin, 2000, с. 68]. («Хорошо обученный полицейский должен быть активным, не ленивым, пунктуальным, трезвым, умным, внушающим доверие, отважным, исполнительным и неподкупным. Он должен быть крепкого телосложения, выносливым, способным неустанно нести свою службу, не испытывая естественной потребности в отдыхе в течение определенного времени. Можно ли ожидать проявления всех этих добродетельных качеств всего за три фунта и двадцать шиллингов в неделю?»)

Наиболее ярко институциональные образы-стереотипы проявляют себя в жанре шутки. Сама композиция шутки предполагает карнавализацию ценности или смещения высмеиваемого качества в сторону его интенсификации или минимизации. Так, независимость судьи получает следующую интерпретацию. Идет судебный процесс. Входят три судьи. Центральный (Ц) спрашивает у Правого (П): «Сколько дал истец?». П: «Сто тысяч». Ц спрашивает у Левого (Л): «Сколько дал ответчик?» Л: «Сто двадцать тысяч». Подумав, Ц говорит: «Отдайте ответчику двадцать тысяч, и будем судить по закону!» Данная шутка основана на стереотипном мнении, выражаемом в высказываниях типа «Юристы говорят, что уповать

только на закон, даже если ты бесспорно прав, нельзя», «Зачастую судьи оценивают кошельки спорящих сторон, и успех дела зависит от связей юриста, от его умения оценить ситуацию», «Быть судьей не только почетно, но и сытно». Отличительной особенностью образов представителей закона как в русской, так и английской культурах являются отрицательные оценочные коннотации. Различные опросы общественного мнения подтверждают негативное восприятие юристов. Более того, этот негатив постоянно прогрессирует. Интерес вызывает статья М. Галантера [Galanter, 1994], в которой описаны четыре категории представителей адвокатской профессии по критерию нарушения тех или иных норм юридической этики. Так, автор выделяет адвокатов, искажающих логику, адвокатов, сеющих вражду, адвокатов, обманывающих доверие, и, наконец, адвокатов как хищников по части гонораров. Эти группы можно продолжить, выделяя те или иные нарушения юридической этики. Однако достаточно сложно делать объективные выводы из опросов общественного мнения. Выражая негативное отношение к юристам в целом, люди могут давать достойную характеристику юристу, услугами которого они постоянно пользуются.

В основе шутки лежит образ, которому приписывается некоторая смысловая характеристика. Так, образам представителей закона приписываются корысть, нечестность, многословность, чрезмерная осторожность, ловкость. При этом смысловая характеристика является не личностным смыслом, а культурным стереотипом и определяет отношение представителей данной лингвокультуры к выделенному образу. В силу своих композиционных характеристик и стилистических средств шутка является идеальным средством отражения, создания и навязывания стереотипа. Герой шутки как объект смехового наблюдения не наделен детально разработанным образом и обычно выступает носителем немногочисленных, но актуальных и потому акцентированных, шаржированных характеристических черт характера, образа мышления или поведения. Выбор этих качеств не произволен, а обусловлен эталонами институциональной культуры. Анализ единиц данного жанра позволяет выделить наиболее важные, акцентированные негативные черты, приписываемые образу того или иного агента юридического дискурса в рассматриваемой культуре. При этом акцентированное качество, элементы образа того или иного агента юридического дисукурса, отражаемые в шутках, носят преимущественно обобщающий тенденциозный характер, перенося отдельные черты на всех ее представителей. В силу этого правдивость такого образа относительна. Для шутки это не важно. Ее основная жанровая функция заключается в пародировании, шутливой имитации реалий институциональной культуры. Подкрепляемый смеховой реакцией образ становится эмоционально окрашенным и часто воспроизводимым, что влияет на степень его устойчивости. При этом шуткой, с одной стороны, культивируется эффект отчуждения, отстранения персонажа в его курьезности, мы ему не сопереживаем. Эффект отчуждения способствует актуализации противопоставления клиент -агент в институциональной реальности по принципу свои - чужие. С другой стороны, функция шуток как юмористических единиц состоит в нейтрализации социальных противоречий и векторов враждебности по отношению, в данном случае, к закону и его представителям. Юмор - мягкая форма критики, своеобразный громоотвод враждебности. В широком контексте социальных функций юмора шутки выполняют функцию своего рода социального контроля над возможными проявлениями конфликтов, являясь социально одобряемым способом их символического выражения.

Композиция шутки предельно проста [Crystal, 1995, р. 404]. Обязательным элементом является зачин, или интродукция (Opening formula), которая вводит реципиента в план содержания, сообщает тему, интригу, создает известное напряжение ожидания. Ряд устно-речевых фольклорных жанров характеризуется наличием фабулы, повествовательного компонента (Recitation), который может быть всего лишь одним предложением (a one-liner) или же небольшим текстом (shaggy-dog story). Развязка шутки, независимо от продолжительности целого текста, всегда должна быть краткой, неожиданной, часто парадоксальной. Ключевую роль в шутке, таким образом, играет диалог или небольшой текст (shaggy-dog story), характеризующийся лаконичностью и точностью словесного выражения и совмеща-

ющий в себе завязку и развязку. Весь сюжет шутки отражен в этом тексте. В нем происходят карнавализация ценностей и укрупнение деталей на фоне неразработанности характеров, сжатых характеристик и описаний, фрагментарности сюжета. Дискурсивно этот компонент может предваряться коммуникативной инициативой (Speaker floor taking). Например, Hey, listen to this; Can I tell my Kerryman story now?; I’ve got a really awful one. Такого рода подготовительные высказывания совсем не обязательны, однако они погружают шутку в определенный ситуативный контекст, делают ее уместной и потому часто встречаются в устном исполнении данного жанра. Во время повествования возможна интеракция (Interaction), выражаемая неформально в откликах,

yeah-комментариях (I don’t think I’m going to like this) или формально являющаяся структурной частью шутки и провоцирующая определенную ответную реакцию. Оценка (Evaluation) представляет собой вербальную (that’s ancient, got any more like that?; That’s disgusting) или невербальную реакцию либо и ту и другую одновременно, отсутствие которых символизирует неуместность или провал шутки. В нижеприведенных примерах все компоненты, кроме завязки и развязки, являются вариативными.

Содержательную основу шутки составляет высказывание, в котором выделяются два содержательных плана, две логики развития мысли. Между данными содержательными планами должно быть неустранимое противоречие. Осознание этого противоречия предполагает смеховую реакцию адресата. Такая реакция возможна только в том случае, если природа этого противоречия связана с актуальными для говорящих вещами. Формула юмористического высказывания может быть представлена в следующем виде суждение С1 - ценностное утверждение Ц1 - возможная стандартная реакция на это утверждение СтР - контекстное рассогласование этого утверждения с действительностью КР - ценностное утверждение Ц2 - подразумеваемый вывод в суждении С2 - нестандартная реакция на исходное ценностное утверждение НстР - смеховая реакция. Ценностное утверждение Ц1 подвергается юмористической критике. Например, в суждении С1 постулируется смелость того или иного человека, контекст же свидетельствует об обратном, подразумеваемый вывод в суждении С2 является неожиданным разрешением этого противоречия и вызывает разрядку в виде смеха. Следовательно, для того чтобы подобрать ключ к шутке, необходимо определить, какое ценностное суждение в этой шутке опровергается и какими дискурсивными приемами это достигается. Рассмотрим дискурсивные приемы контрадикции двух ценностных установок на конкретных примерах. 1. At the height of a political corruption trial, the prosecuting attorney attacked a witness. «Isn't it true» - he bellowed - «that you accepted $5000 to compromise this case?» The witness stared out the window, as though he hadn’t heard the question. «Isn't it true that you accepted $ 5000 to compromise this case?» - the lawyer repeated. The witness still did not respond. Finally, the judge leaned over and said, «Sir, please answer the question». «Oh,» the startled witness said, «I thought he was talking to you!» Данная шутка основана на игре референции: свидетель, убежденный в своей порядочности, игнорирует вопрос адвоката, считая, что подобный вопрос скорее может быть адресован судье. Таким образом, в данной шутке ставится под сомнение неподкупность судьи. 2. A junior partner in a law firm was sent to a far away country to represent a long-term client accused of robbery. After days of trial, the case was won, the client acquitted and released. Excited about his success, the attorney wired the firm, «Justice prevailed». The senior partner replied in haste, «Ap-peal immediately». В данном примере Ц2, заключенная в неожиданной реакции на «Справедливость восторжествовала», говорит о том, что справедливость и выигрыш дела в суде - вещи не одного порядка и часто несовместимые. 3. Man goes to lawyer for help. Man: «What is your least expensive fee?» Lawyer: «$ 50 for three questions». Man: «That's pretty expensive isn’t it?» Lawyer: «Yes. So what's your third question?» Данная шутка основана на нарушении прагматических правил диалога: заданные клиентом вопросы относятся к организации деятельности адвоката, однако последний рассматривает ответы на них как юридическую консультацию.

Отличительной особенностью многих русских шуток, относящихся к представителям закона, является то, что ценности, описываемые в них, «не перевернуты», они констатируют поведение, признаваемое «нормальным», отражающее реальное положение дел. Довольно популярной темой, например, в российском кинематографе является сострадание невиновному человеку, сломленному правовой машиной. Справедливо утверждение о том, что государство давно монополизировало право на законное насилие. Отсюда закон как концепт скорее связан с внутренним миром человека, чем с социальным поведением. В шутках такого рода реалии институционального мира не подаются в провокативно-паро-дийном ракурсе. Как только это происходит, шутка становится предсказуемой и не содержит эффект неожиданной развязки, неожиданного конца, что делает ее несмешной или не очень смешной, или грустной. В последнем случае юмор выполняет функцию иронии. Все зависит от отношения к описываемым реалиям. Судить о контрадикции или согласованности двух ценностных утверждений в шутке могут лишь представители культуры. Например, клиент: «Господин адвокат, я хочу узнать, имею ли я право.» Адвокат (не отрываясь от бумаг): «Имеете». Клиент: «Да Вы выслушайте, я хочу выяснить - имею ли я право.» Адвокат (все так же, не поднимая головы): «Имеете». Клиент (возмущенно): «Выслушайте же меня, наконец. Мне надо знать, могу ли я.» Адвокат (так и не подняв головы и не дослушав): «Не можете». В данном примере постулируется мнение, что в России от провозглашения принципов права до их реализации - дистанция огромного размера.

Шутка отличается ограниченной свободой понимания, так как она ориентирована на однозначную интерпретацию. Статичный точечный образ героев шуток представляет собой, однако, лишь частный случай развернутых динамических образов. Это связано с тем, что за текстом стоит меняющийся мир событий, ситуаций, идей, чувств, побуждений, ценностей, существующий вне и до текста. Вместе с тем шутка является идеальным средством выражения образа-стереотипа, отражающего социальное отношение к агентам юридического дискурса и позволяющего обнаружить отклонения от эталона - модельной личности институциональной культуры.

Библиографический список

1. Карасик В.И. Языковые ключи. Волгоград: Парадигма, 2007. 520 с.

2. Фуллер Лон Л. Мораль права / пер. с англ. Т. Даниловой; под ред. А. Куряева. М.: ИРИСЭН, 2007. 308 с. (Сер. «Право»).

3. Crystal D. The Cambridge Encyclopaedia of the English Language. Cambridge: Cambridge University Press, 1995. 489 p.

4. Galanter M. Predators and Parasites: Lawyer - Bashing and Civil Justice.

5. Georgia Law Review. 1994. Vol. 28. P. 633-681.

6. Rivlin G. Understanding the Law. Oxford University Press Inc., New York, 2004. 346 p.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.