CC BY
58
УДК 130.2:62
СОЦИАЛЬНЫЕ ПРАКТИКИ: МОДИФИКАЦИЯ СОДЕРЖАНИЯ
© 2010 г. В.И. Родионова
Южно-Российский государственный университет South Russian State University
экономики и сервиса, of Economics and Service,
ул. Шевченко, 147, г. Шахты, 346500, Shevchenko St., 147, Shahty, 346500,
[email protected] [email protected]
Анализируются феномены социальных практик, которые функционируют в современном обществе. Дан теоретический анализ понятия социальных практик в условиях обществознания XVIII - ХХ вв. Рассмотрены и охарактеризованы методологические возможности понятия «социальные практики».
Ключевые слова: модификация, социальная философия, социальные практики, рациональность, социальное, габитус.
The author analyzes social practices, which is functioned in a modern society. The theoretical analysis of concept social an expert in the conditions of XVIII - ХХ ages in the social science is given. The methodological possibilities of the concept «social practices» are examined and described.
Keywords: modification, social philosophy, social experts, rationalitу, social, habitus.
Сложная организация современной жизни связывается социальной философией с проблемой эволюции социальных практик и сопровождающими их процессами. Согласно З. Бауману, «стремительные экономические и политические изменения социального мира, упадок культурной жизни, быстротечное видоизменение смысловых границ практик, это все обусловливает важность изучения данной тематики» [1, с. 7]. Сегодня характеристиками социальной реальности являются конкуренция социальных практик между собой за преобладание культурных образцов и борьба между различными группами в культурной, социальной или политической сферах за право легитимизировать те или иные практики как общественно важные и ценные.
Современные социально-гуманитарные науки, выросшие на почве «методологических ограничений» классической парадигмы, в вопросах анализа социальных практик формируют «обращение к этой не скованной дисциплинарными запретами и методологическими предписаниями практике, что позволяет познавать особые предметы, уникальные по своей сущности: смыслы, ценности, идеалы» [2, с. 85].
Проанализируем, какие черты социальных практик и как содержание их модификации отразились в теоретической рефлексии мыслителей XVIII - ХХ вв. Подчеркнем, что следует различать социально-философский и эпистемологический аспекты рассмотрения социальных практик. Социальная философия в своем предмете направлена на поиск механизмов и изучение процессов социальной динамики, в то время как любое явление онтологического порядка должно быть соотнесено с определенной научной парадигмой, в которой будут обнаружены возможности интерпретации таких процессов, как социальные практики. Модификацию их содержания можно проанализировать, применяя понятие «социокод», откры-
того и введенного в оборот социогуманитарных наук М. К. Петровым. Под модификацией социальных практик понимается изменение сущностных черт и содержательных характеристик, появляющихся в ходе изменения социально-культурного контекста эпохи. Модификация социальных практик отражает смену так называемого социокода, который включает знание и элементы социального опыта, включенного в социализацию. Знание и элементы социального опыта представляют устойчивые основания социальных практик, а также формы деятельности, поддерживающие и воспроизводящие социальную реальность. До тех пор пока социокод «срабатывает», модификации социальных практик не происходит.
Научная рефлексия отражает содержательные характеристики социальных практик парадигмально. Так «основополагающие характеристики классической парадигмы социального знания определяются базисными установками дискурса Просвещения с его безграничной верой в преобразовательные возможности человеческого разума. Отмеченное Ю. Хаберма-сом усиление социально-дифференцирующий функции культуры как характерной черты модернистского проекта нашло свое выражение в том, что идеалом классической парадигмы социального знания становится универсальная социальная концепция как идеологическая сублимация просвещенного сознания, мировоззренческими универсалиями дискурса просвещения становятся объективность, порядок, строгая законосообразность всех явлений природы и общества» [3, с. 127 - 128].
В философии XVIII в. содержится анализ эмпирических или опытных практик в работах И.Канта. Именно он определил место частных, субъективных практик в «формах» чувственного опыта субъекта. Упорядочиванием опыта, накоплением привычных для субъекта схем повседневных социальных практик
занимается рассудок, в нем образуются априорные формы представления о воспроизведении социальных практик, за долженствование (какими должны быть практики) отвечает разум. И. Кант указал на необходимость синтеза рационального и эмпирического, подчеркнул доминирование разума. В своих работах он заметил, что механицизм как отражение механистической картины мира этого периода превращает человека в безнравственного и несвободного, и разделил разум на теоретическую и практическую сферы. «В науке понятию цели, по Канту, нет места, тогда как в мире свободы она есть первейшая из категорий: человек как нравственное существо, полагающее начало новых причинных рядов, - это, по Канту, есть цель сама по себе» [4, с. 7].
Теория И. Канта претерпевает сегодня второе рождение. Она более тесно связывается его последователями с контекстом социальных практик. Разум трактуется при этом как «нечистый», больше связывается с практиками повседневной жизни, и усилия исследователей направляются на изучение культурных и социальных характеристик повседневности, тем самым они получают теоретическую возможность определить плюрализм социальных практик современности как диссонанс между культурой и социальной структурой.
В XIX в. в работах К. Маркса социальные практики соединяют в своем содержании действия социального субъекта и труд, а социальные практики духовно-символического порядка противопоставляются им. Вопрос о соотношении теории и практики, духа и реальности был актуален в XIX в., и Маркс определил приоритеты социальных практик производственных процессов. Тогда надстройка, наполненная духовными элементами, была, несомненно, признана как могучая сила, формирующая сознание людей и определяющая их социальное бытие. Учение К. Маркса притягательно для многих исследователей современности: «Марксова идея социальной практики, производящей и (воспроизводящей) общество во всех его составляющих, охотно принимается: исторический материализм сохраняет значение для современной социальной теории прежде всего как попытка создания общей теории человеческого праксиса. Однако принципиальное неприятие вызывает Марксово отождествление практики с трудом. Анализ Маркса... ограничен горизонтами индустриального общества, и эта "производительная" парадигма предопределила особенности трактовки понятия практики. В результате фундаментальное проявление человеческой универсальности усматривается Марксом в массированном преобразовании природы, а исторический прогресс связывается, прежде всего, с неограниченным развитием материальных сил» [5, с. 116]. Критика теории Маркса не пошла по пути поиска каких-либо экономических абсолютизаций. Ученые XX в. предложили понимать социальные практики как «новый тип теоретической репрезентации социальной жизни. Последовательно выступая против функционалистов, они выделили аналитическую первичность социальных
практик относительно общественных систем: социальная жизнь должна концептуализироваться по своему существу как сплетение практик, ситуированных в пространстве и времени. На базисном уровне она представляет собой непрерывность повседневного существования людей в конкретных практических контекстах. Большая часть повседневной жизнедеятельности людей состоит из привычных действий, рутинный характер которых позволяет объяснить практическую природу социальных структур. Упорядоченность практик имманентна: она порождается не включенностью человеческого действия в макросоци-альный порядок, а рутинизацией действий в среде повседневности. Это значит, что социальные порядки воплощаются, во-первых, в структурах дискурсного сознания: практически-релевантные схемы восприятия и оценки, приобретшие характер непосредственной очевидности, представляют собой паттерны отношений между действующими лицами. Во-вторых, социальное взаимодействие людей не исчерпывается его когнитивным или нормативным содержанием: наряду со смыслами и нормами, социальные практики рутинно включают власть» [5, с. 117].
Диалектический метод К. Маркса обнаружил при анализе современных социальных практик наличие телеологизма и провиденциализма, что объясняется исторической ограниченностью философско-истори-ческого мышления XIX в. Диалектика К. Маркса важна для анализа социальных практик, однако больший эвристический потенциал в этом отношении содержится в гегелевской трактовке диалектики и конкретно в его идее духовного самоотчуждения. Ее можно применить к пониманию социальных практик символического характера, интерпретируемых как принудительные и контролирующие социальные действия агентов.
Итак, «классическая "матрица" европейской культуры покоилась на таких принципах, как гуманизм, рационализм, историзм и объективность познания. Неклассический (модернистский) проект, отдельные черты которого уже вызревали в эпоху классики,...уже покоились не на гуманизме, а, скорее, на личной ответственности, трудовой этике. Историзм, утверждавший преемственность и разумность истории, сменился верой в материальный прогресс... Постмодернистский проект отразил разочарование и в ослабленном, в сравнении с классикой, неклассическом (модернистском) видении мира. Сказалось разочарование в личной ответственности и трудовой этике, включающих личность в непрерывную социальную гонку в индустриальном обществе. Обострился кризис веры в разум. Слабо пробивающаяся сквозь слой неклассики идея объективности здесь полностью заменена идеей рефлексии языковых средств» [6, с. 48]. Сегодня к анализу современных социальных явлений и процессов применяются разнообразные методы и парадигмальные подходы социально-гуманитарных наук.
В вопросе исследования социальных практик важна точка зрения В.Леонтьева, на которую ссылается В.Г. Федотова. Философ считает, что «плюралистиче-
ский характер какого-либо подхода заключается не в одновременном применении существенно различных типов анализа, а в готовности переходить от одного типа интерпретации к другому» [6, с. 50]. Суммируя сказанное, можно сделать вывод, что социальные практики в духе парадигм социального знания будут выступать и как основания для описания социальной реальности, где действует социальный агент, и «как характеристика способа деятельности с ним» [цит по: 6, с. 50]. Поэтому в современном плюрализме культурных образцов следует признать наличие множества способов социальной деятельности, воплощенных в социальных практиках с учетом привычных для индивидов габитусов.
Социальные практики разных эпох связывались учеными с различными доминирующими социальными процессами, что отразилось в релятивизме и плюрализме современных социальных наук. Следует отметить, что классическая парадигма в своей рефлексии отражает противопоставление теоретического и практического разума и абсолютизацию возможностей инструментального разума через проекцию его в реальный мир социальных практик.
Социальные изменения, укорененные в реальности, получают свое оправдание и осмысление через позиции теоретической рациональности. П.П. Гай-денко указывает на связь между тем, что происходит в сообществе и отражается в науке: «... вопрос о природе рациональности - не чисто теоретический, но, прежде всего, жизненно-практический вопрос. Индустриальная цивилизация - это цивилизация рациональная, ключевую роль в ней играет наука, стимулирующая развитие новых технологий. И актуальность проблемы рациональности вызвана возрастающим беспокойством о судьбе современной цивилизации в целом, не говоря уж о дальнейших перспективах развития науки и техники» [4, с. 3].
Мы полагаем, что стимулирование новых технологий, а также некоторый диссонанс культурного и социального развития создают предпосылки для проникновения технологий не только в научно-техническую, но и социально-культурную среду, иногда имеющую социальные патологии. Анализ последних стал заметнее во второй половине XIX в., тогда совершался феноменологический поворот, означавший кризис научной традиции определять содержание социальных практик только через разум.
В середине XIX в. «политическая практика работы с массовым сознанием выявила прочный сплав массовых иллюзий с реальным социальным опытом. Но подлинная реабилитация здравого смысла и непрофессионального повседневного знания в качестве необходимых, не отменяемых Разумом компонентов духовной жизни человека, приведшая к "антипросветительскому перевороту", - безусловно, результат осмысления трагического опыта человечества лишь в XX веке. Его глубочайшие социальные катаклизмы, сопровождавшиеся насильственным сломом привычной повседневной жизни воочию продемонстрировали, что так называемый "здравый смысл" и непрофессиональное по-
вседневное знание оказались источником огромной жизненной силы, помогавшей выжить и тогда, когда по меркам просвещенного сознания это было невозможно. Поэтому в самосознании европейской эпохи середины XX века явственно ощутим кризис просветительской установки, паттерналистски-пренебрежительного отношения к вненаучному социальному знанию и социальному опыту людей» [3, с. 128].
Показательна гуссерлианская трактовка соотношения теоретического и практического - наглядный пример изменения научных представлений о месте социальных практик «здравого смысла» как источнике не только поддержки повседневного бытия человека, но того, что порождает научные теории и частью чего они являются. Э. Гуссерль показывает важность жизненного мира повседневных социальных практик. Он определяет их следующим образом: «Практики - не атомарные факты, а фигуры изменения социального мира, выделяемые на фоне определенного поля практик. Конфигурация поля практик очерчивает наиболее распространенные и устойчивые во времени (в данный исторический момент и в данном национальном поле) фигуры практик, их типичные признаки, аспекты и их констелляции» [7, с. 261]. Мир у Гуссерля, доступный опыту, в котором практически разыгрывается вся наша жизнь, остается, как он есть, в его собственной сущностной структуре, в его собственном конкретном стиле причинности неизменным, что бы мы безыскусно или в порядке искусства ни делали» [8, с. 54].
Коммуникативный аспект социальных практик исследует Ю. Xабермас. Он использует кантовские идеи разума, «в форме прагматических предпосылок повседневных коммуникаций, результатом такого переосмысления является перенос напряжения между реальным и идеальным в область конкретной социальной практики» [9, с. 328]. Анализируя труды Канта, посвященные теории вкуса, Xабермас высказывает идею о том, что суждение вкуса, отвечающее в принципе субъективизму, направлено на одобрение другого, на так называемое интерсубъективное, т.е. коммуникативное одобрение. Ученый фиксирует изменение и разрыв между традиционными трактовками явлений культуры и социума. Как видно, отмечает исследователь, происходит «разрыв между культурами экспертов и широкой публикой. Прирост культуры за счет деятельности специалистов просто так не обогащает сферу повседневной практики. Более того, рационализация культуры грозит обеднить жизненный мир, обесцененный в самой субстанции своей традиции. Проект модерна, сформулированный в XVIII веке философами Просвещения, состоит в том, чтобы высвобождать накопившиеся таким образом когнитивные потенциалы из их высших эзотерических форм и использовать их для практики, то есть для разумной организации жизненных условий» [10, с. 45].
Ю. Xабермас с помощью теории коммуникации смог методологически задать возможности объяснения существования таких социальных структур, которые в ходе становления технического и научного прогресса не прошли институализации. Он также выявил
две важные части общества: саму систему и жизненный мир, где и располагаются коммуникативные практики. Им были обнаружены два типа социальных практик: истинно коммуникативные и те, что приводят к манипуляциям и ложным коммуникациям. В этом случае последствия для общества плачевны, это аномия, отчуждение, в культуре - утрата смыслов, для личности - потеря социальных связей. В случае истинных коммуникативных практик у социальных агентов появляется способность к самореализации.
М.Фуко предложил определять детерминанты социальных практик, соотнося их с контекстом среды, с «фоном». Социальные практики связывались им с иррациональным в социальном действии агента, безумием, сексом, тюрьмой, репрессиями, т. е. с тем, что более тяготело к практикам телесности, чем разума.
В условиях кризиса инструментальной рациональности, ее замены коммуникативной Л. Витгенштейн в социальных практиках особо выделил языковые практики как формы жизни. Он не создал законченной теории социальных практик, но отметил значение тех, которые связаны с повседневностью. Он выдвинул тезис, что язык представляет собой лингвистические формы, которые помогают человеку включиться в социальные практики. Витгенштейн пишет, что «"языковой игрой" я буду называть также единое целое: язык и действия, с которыми он переплетен» [11, с. 83].
Уточнение содержательных характеристик социальных практик происходит в работах П. Бурдье [12]. В анализе социальных практик он мысленно продвигается от структуры к активному субъекту действия. Социальные практики - это результат и содержание деятельности агента, самостоятельная деятельность социального агента и то, с чем он сталкивается в социальной действительности. Естественно, здесь имеется в виду и разумная модификация предметов в их социальных конфигурациях. Социальные практики не сводятся ни к объективному целеустремленному изменению социального мира, ни к субъективному опыту сознания, они есть реальное воплощение (объективное и субъективное) социальных структур. В обобщенном виде социальные практики - событие социального мира, а событие является либо следствием, либо состоянием изменения. Поэтому, как считает ученый, разумно говорить о практике как об изменении мира социума, которое осуществляется агентом.
Таким образом, на основании вышеизложенного, можно сделать следующие выводы. Во-первых, было установлено, что модификация социальных практик -это процесс трансформации их сущностных черт и содержательных характеристик, проявляющихся в ходе изменения социально-культурного контекста эпохи. Во-вторых, понятие социальных практик является результатом расширения понятия «социальная практика», исследованного в предыдущие периоды развития обществознания. Сегодня социальная философия фиксирует формирование плюрализма социальных практик в сферах жизни общества и в повседневной дина-
Поступила в редакцию
мике. Содержание социальных практик философами в истории мысли определялось разнообразно. Особое внимание на них обратили мыслители эпохи Просвещения. В теориях этого периода рассудок определяется как основа для повседневных, наполненных житейским опытом социальных практик, именно он дает возможность через априорные формы сформировать представления для воспроизводства социальных практик субъекта. Существенным дополнением к вопросам модификации содержания социальных практик выступает фиксация их связи с повседневностью и культурно-историческими контекстами. Важным для социальных практик явился их коммуникативный характер, и тогда в социальном знании философы открыли понятие «коммуникативные практики», что дало новые возможности для уточнения исследуемого явления. Следует также отметить, что ранее в социуме основаниями для социальных и культурных изменений выступали процессы рационализации, в настоящее время они претерпели качественные изменения и дополнились иррациональными составляющими, это проявилось как синтез рационального и иррационального и создало основу социального действия индивида, воспроизводимую в социальных практиках.
Литература
1. Бауман З. Индивидуализированное общество / пер. с англ.; под ред. В. Л. Иноземцева. М., 2002. 390 с.
2. Пржиленский В.И. Философские проекты знания в контексте развития образовательных практик // Философские науки. 2009. № 9. С. 79 - 88.
3. Смирнова Н.М. Классическая парадигма социального знания и опыт феноменологической альтернативы // Общественные науки и современность. 1995. № 1. С. 127 - 138.
4. Гайденко П.П. Проблема рациональности на исходе XX века // Вопросы философии. 1991. № 6. С. 3 - 15.
5. Фурс В.Н. Рецепция идей Маркса в современной критической теории // Общественные науки и современность. 2002. № 5. С. 115 - 131.
6. Федотова В.Г. Классическое и неклассическое в социальном познании // Общественные науки и современность. 1992. № 4. С. 45 - 54.
7. Husserl E. Ideen zur einer reinen Phänomenologie und phämenologischen Philosophie. Zweites Buch: Phänomenologische Untersuchungen zur Konstitution / Hrsg. von M.Biemel // Husserliana. Bd.IV. Den Haag, 1952.
8. Husserl E. Die Krisis der europaischen Wissenchaftenund die transzedentale Phanomenology. Hamburg, 1977.
9. Петров Н. Хабермас Юрген // Культурология. XX век: энциклопедия. Т. 2. СПб., 1998. 444 с.
10. Хабермас Ю. Модерн - незавершенный проект // Вопросы философии. 1992. № 4. С. 40 - 53.
11. Витгенштейн Л. Философские исследования // Философские работы. Ч.1 / пер. с нем. М.С. Козловой, Ю.А. Асеевой. М., 1994. 271 с.
12. См: Бурдье П. Структуры, habitus, практики // Современная социальная теория. Новосибирск, 1995.
13 января 2010 г.
