CC BY
45 ■■■ # ■ ■
НАУЧНЫЙ ПОРТАЛ МВД РОССИИ № 1 2010
мая защита безопасности и интересов личности, а учет ущерба, причиняемого государству. Что же касается ущерба, причиняемого потерпевшим (а тем более, его возмещения), то статистическая информация по этим «мелочам» полностью отсутствует. Помимо всего прочего, это означает, что политический аспект проблемы явно недооценивается. Разве не ясно, далее, что насильственная преступность вовсе не ограничивается физическим ущербом и напрямую связана с причинением материального вреда. Парадоксально, но факт - статистика этот ущерб вообще не учитывает. И дело здесь, конечно, не в сложностях методики. Таково понимание приоритетов ведомства, таков уровень осознания политической значимости происходящего.
Официальная статистика, на которую, по идее, следует опираться при расчетах «цены насильственной преступности», неискушенного человека может поставить в тупик. Пример - ситуация с умышленными убийствами. Во-первых, здесь оконченные деяния суммируются с покушениями, что, как легко понять, вовсе не одно и то же с точки зрения тяжести последствий и их оценки. Во-вторых, понятно, что количество жертв фактически всегда больше, чем количество оконченных преступлений. Однако важно знать, насколько. Информация же на этот счет вообще отсутствует. В-третьих - о динамике. Статистика убийств рисует просто трогательную картину: за период с 2005 по 2008 г. число этих преступлений сократилось в 1,5 раза! С 30,3 до 20 тыс. Так же сладостны и данные о погибших от всех преступлений - ровно тот же темп снижения: с 68,6 до 46,0 тыс. Все это дивно гармонирует с общим фоном: в 2008 г. по сравнению с 2007 г. преступность в целом «усохла» на 10,4%.
Оставим за рамками статьи рассуждения о том, почему невозможен в принципе подобный скоростной спуск, если говорить не о рукотворных статистических эффектах, а о реальности, имея в виду масштабы огромной страны, в которой «маховик преступности» уже давно раскручен на очень большие обороты. В статистических данных о насильственной преступности можно обнаружить и принципиальные внутренние противоречия, убеждающие в том, что верить этим сведениям нельзя. Если вернуться к благостным показателям динамики убийств, то нельзя не заметить, что в другом разделе статистической отчетности помещены данные, которые не просто очень плохо «монтируются» с этими показателями, но вообще во многом перечеркивают их, указывая на прямо противоположную тенденцию: в 2005 г. органами внутренних дел было заведено 64,6 тыс. производств в связи с обнаружени-
10
ем неопознанных трупов. В 2008 г. число таких трупов достигло 76,7 тыс. Не будет откровением мысль о том, что значительную часть этого огромного массива составляют жертвы криминальной агрессии и сведения о них должны были бы пополнить официальную информацию об убийствах. А еще ведь надо иметь в виду число случаев умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, повлекшего смерть потерпевших, число без вести пропавших, среди которых тоже немало убитых.
Вывод прост в той же мере, в какой и удручающ: государство и его структуры, заинтересованные в благополучной отчетности, сознательно формируют политически мотивированную информационную модель, создающую в обществе заведомо искаженную и далекую от реальной картину последствий криминального насилия, а также цены этих последствий. А цена эта не сводится только к количеству жертв и физическому вреду. Есть еще и очень большие материальные расходы, падающие на родных и близких погибших, на структуры, в которых они работали, на страховые компании, общественные организации, фонды и т.д. Это - потери, связанные с затратами на медицинскую помощь, лечение и реабилитацию, это физические и моральные страдания потерпевших и их родственников (отсюда, кстати, социальная обоснованность исков о возмещении морального вреда), потеря доходов, снижение уровня занятости и производительности труда и многое другое.
Не имея возможности обсуждать весь круг подобных вопросов, остановимся только на одном из них: «Какова в России цена человеческой жизни, отнятой преступниками?». По подсчетам Л.В. Кондратюка и В.С. Овчинского, потери от убийства в России к началу 2007 г. составляли 1,163,5 млн рублей (или около 50 тыс. долларов)14. Это, конечно, не полная сумма потерь, куда не вошли расходы на правовые и иные процедуры, суммы выплат, которые причитаются родственникам убитого, и т.д. Для сравнения приведем уже знакомые читателю цифры: в США еще в 1989 г. общие потери от одного убийства составляли 2,4 млн долларов, а по самым последним подсчетам, общая сумма потерь от убийства за 20 лет выросла в три раза и ныне составляет в среднем около 7 млн долларов. В Великобритании к 2008 г. этот показатель составил 3 млн фунтов стерлингов. В России же, где «цена» человеческой жизни и в моральном, и в материальном плане всегда была мизерной, она, как показывают расчеты, в 140 раз меньше. И всякий раз цена эта определяется по-разному.
14 См.: Кондратюк Л.В., Овчинский В.С. Указ раб. С. 244.
Иллюстрацией здесь могут служить размеры выплат по случаю тех или иных катастроф. Так, после падения самолета 14 сентября 2008 г в Перми выяснилось, что рейс был застрахован на 600 млн рублей. Авиакомпания оценила компенсацию за каждого погибшего в 2 млн рублей (примерно 80 тыс. долларов). Спустя 2 месяца в результате пожара на подводной лодке погибло более 20 матросов и заводских рабочих. Власти Приморского края объявили, что родственникам погибших будет оказана материальная помощь в размере 100 тыс. рублей. Возьмем недавнюю трагедию с «Невским экспрессом». Руководство РЖД обещает родственникам погибших компенсацию в сумме 500 тыс. рублей (меньше 20 тыс. долларов), а всем другим пострадавшим - по 100 тыс. рублей.
В ситуациях, подобных названным, в большинстве других взбудораживших страну трагедий, включая террористические акты, повлекшие гибель людей, речь никогда не шла о компенсации потерь в объеме, сколь-либо близком к реальной цене человеческой жизни. В лучшем случае реакцией власти является «оказание материальной помощи», что далеко не одно и то же. Что же касается жертв и потерпевших от «обычных» преступлений, то при отсутствии поддержки государства они (их родственники) по преимуществу остаются наедине со своей бедой. Ибо системы обязательного страхования жизни у нас никогда не было, страховые выплаты, производимые в последние годы отдельными компаниями, когда страховой случай связан с преступным посягательством, - явление пока еще редкое, компенсации ущерба из специализированных фондов помощи жертвам преступлений, как это принято в развитых странах, у нас нет и в помине, а на возмещение ущерба лицом, виновным в преступлении, - либо по приговору суда, либо в порядке гражданского судопроизводства - в абсолютном большинстве случаев рассчитывать не приходится, поскольку криминальная среда формируется в основном из маргинальных слоев, лишенных необходимых средств.
Конечно, надо отдавать себе отчет, что цена человеческой жизни в нашей стране регламентируется в решающей степени уровнем ее экономического и социального развития. Поэтому в перспективе огромный разрыв в стоимостном выражении человеческой жизни в России и в развитых странах как минимум сохранится. Впрочем, разразившийся мировой экономический и финансовый кризис делает даже такой не слишком оптимистичный прогноз призрачным.
Достойно сожаления, что до сих пор на официальном уровне не предпринимаются попыт-
ки разработать систему критериев, обеспечивающих в случае криминального лишения жизни определение размеров вреда, порядка и условий денежных выплат, а также круга лиц, могущих претендовать на эти выплаты. Реальная практика на этот счет не стояла и не входит у нас в перечень актуальных проблем. Между тем, как бы ни складывались объективные обстоятельства, забота государства о потерпевших от преступлений, их реальная поддержка должны стоять в ряду первостепенных задач. Причем тем более важных, чем более сложной становится криминальная ситуация. И в правовом, и в социально-политическом плане компенсацию следует рассматривать как форму ответственности государства за свою вину, как меру наказания, как «штраф» за ненадлежащее выполнение им взятой на себя конституционной обязанности - обеспечения безопасности граждан от криминальных угроз.
Остановимся кратко еще на одной весьма значимой составляющей «цены преступности» - расходах на содержание системы правоохранительных органов. «Цена правоохранения» -величина, напрямую зависящая от позиций власти в сфере уголовной политики. Из широкого круга уголовно-политических проблем выберем единственную, более всего касающуюся нашей темы. Имеется в виду выбор направления развития правоохранительной системы. Под интересующим нас углом зрения можно выделить два таких направления. Первое - интенсивное, смысл которого - неуклонное повышение качества соответствующей деятельности. Это - подбор кадров, постоянная забота о повышении уровня профессионализма, культуры сотрудников, степени их заинтересованности в работе (включая достойную заработную плату, нормальные бытовые и иные условия жизни), обеспечение современной техникой, внедрение передовых, оправдавших себя методов борьбы с преступностью, зарубежного опыта и т.п. Такой путь долог, труден и очень затратен.
Есть и другой путь, который, впрочем, ненамного дешевле. Его можно определить как экстенсивный. Здесь ставка делается на количественную сторону, наращивание, условно говоря, физической мощи системы: увеличение численности сотрудников, числа вооруженных правоохранительных структур, расширение их полномочий, словом, упор не столько на мысль, сколько на силу, использование далеко не всегда оправданных жестких методов и т.д. Но интенсивного и экстенсивного вариантов в их стерильно чистом виде не существует. С этой оговоркой есть основания утверждать, что наша правоохранительная система и ее практика имеют
#
НАУЧНЫЙ ПОРТАЛ МВД РОССИИ
№ 1 2010
в своей основе преимущественно экстенсивные начала.
Начнем с того, что расходы государства на содержание правоохранительной и судебной системы постоянно растут. Возьмем, например, динамику бюджетных трат на содержание системы МВД России. Последняя получила в 2008 г. из федерального бюджета на 28,8% «денежного довольствия» больше, чем в 2007 г. Прибавка «весила» 87,6 млрд рублей. Планируемые на 2009 г. бюджетные ассигнования выросли еще на 28%. Но это лишь федеральные траты. Дело в том, что 39% общей численности всех сотрудников системы МВД содержится за счет региональных и местных бюджетов (ППС, участковые, ГИБДД и др.). Расходы из этих источников также выросли в 2008 г. на 20%, а это - 161,9 млрд рублей.
Само по себе увеличение расходов на право-охранение не заслуживает ни похвалы, ни хулы, его следует принимать как факт. Но факт этот надо оценивать в широком социальном контексте. Прежде всего подчеркнем, что государственные расходы на правоохранительные структуры и расходы на борьбу с преступностью нельзя рассматривать как идентичные понятия и величины. Первые - только огромная часть вторых; вторые - величина неизвестная, статистикой не освещаемая, а из иных источников информацию извлечь вряд ли возможно. Это, впрочем, тоже лишь факт.
Расходы на правоохранительные органы, как и в целом на борьбу с преступностью, несомненно, должны соизмеряться с объективной криминальной ситуацией в стране, находиться с ней в разумном соотношении. Между тем объем
трат на систему правоохранения определяется у нас едва ли не вслепую, при отсутствии необходимых исходных данных - мы не знаем реальных масштабов преступности, даже приблизительно - масштабов и цены ее последствий. И это почему-то не мешает решать одни из важнейших вопросов экономического обеспечения уголовной политики, стратегии борьбы с преступностью. Итогом оказывается вполне парадоксальная ситуация: у нас расходы, о которых идет речь, никак не коррелируют ни с динамикой преступности, ни с эффективностью борьбы с ней и напрямую от них не зависят. И вряд ли мы когда-нибудь поймем, какова в действительности должна быть в нашей стране оптимальная численность армии правоохранителей. Кстати говоря, если рассчитать нагрузку на одного сотрудника полиции в странах Европы, то она окажется в несколько раз выше, чем в России, хотя соответственно численность полицейских там ниже. Сегодня в России в расчете на 100 тыс. населения число работников милиции в 5 раз выше, чем в США и в среднем в 6 раз выше, чем в развитых европейских странах15.
Подводя итоги, еще раз подчеркнем, что фундаментальная проблема социальных последствий (цены) преступности до сих пор фактически остается в ряду явно недооцененных, несмотря на огромную ее значимость в качестве необходимой информационной базы для разработки реальной и эффективной уголовной политики, для разумной организации дела борьбы с преступностью и обеспечения защиты граждан и общества от криминальных угроз.
ф
V
15 См.: Шнайдер Г.Й. Исследование в области криминологии и деятельности органов уголовной юстиции // Полиция зарубежных государств. Вып. 8. М., 2006; Квашис В.Е. Смертная казнь. Мировые тенденции, проблемы и перспективы. М., 2008. С. 411; Бойко А.И. Уголовная политика. Ростов н/Д., 2008. С. 121.
12
■■1 ф ШШ^^Ш 1 1
М.М. БАБАЕВ,
Заслуженный деятель науки Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор, главный научный сотрудник ВНИИ МВД России;
В.Е. КВАШИС,
Заслуженный деятель науки Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор, главный научный сотрудник ВНИИ МВД России
СОЦИАЛЬНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ПРЕСТУПНОСТИ: МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ И ПРИКЛАДНЫЕ ПРОБЛЕМЫ
Рассматривается значимость научного познания социальных последствий (цены) преступности для формирования уголовной политики государства, стратегии и тактики борьбы с криминалом.
Ключевые слова: преступность, стратегия, тактика, угроза национальной безопасности, последствия, расходы.
M.M. Babaev, RF Honored Scientist, DSc (Law), Professor, Chief Researcher Russia MI National Research Institute; e-mail: vnii59@yandex.ru (499) 230-19-20.
V.E. Kvashis, RF Honored Scientist, DSc (Law), Professor, Chief Researcher Russia MI National Research Institute; e-mail: vnii59@yandex.ru (495) 695-87-94.
Social consequences of crime: methodological and applied problems.
The scientific cognition of the social cost of crime, significant for forming the national criminal policy, its strategy and tactics aimed at combating crime, are explored.
Key words: crime, strategy, tactics, threat to the national security, consequences, costs.
«Не все, что можно сосчитать, считается. И не все, что считается, можно сосчитать»
А. Эйнштейн
Начнем с очевидного. Криминал был, есть и будет источником мощнейших и многоплановых «возмущающих воздействий». Точно так же давно стал общим местом тезис о преступности как об угрозе национальной безопасности, хотя объективный и драматический смысл этого тезиса, как бы часто его ни эксплуатировали, вовсе не «стирается». Очевидно и то, что угрозу нормальному существованию общества несут, прежде всего, социальные последствия преступности - реальный и потенциальный вред, который с нею связан. Казалось бы, сказанного достаточно, чтобы признать социальные последствия преступности одной из самых крупных, фундаментальных проблем криминологии и уголовной политики.
Проблематика последствий преступности давно должна была быть в фокусе внимания исследователей. В действительности дело обстоит прямо противоположным образом: трудно назвать даже гораздо менее значимую научную
проблему, интерес к которой оказался бы столь же мизерным. Достаточно сказать, что после того, как в свет вышла первая работа, посвященная основам криминологической теории социальных последствий преступности1, прошло много лет, прежде чем появились первые публикации по проблематике «цены преступности»2.
Между тем значимость разработок в этой области трудно переоценить. Не требует специальной аргументации научная и общественная потребность в исследованиях, посвященных методологии познания социальных последствий преступности, механизмам их возникновения и развития, технологии и методике определения
1 См.: Бабаев М.М. Социальные последствия преступности. М., 1982. Он же.
2 См.: Квашис В.Е. Основы виктимологии. М.: NOTA BENE, 1999; «Цена» преступности как криминологическая проблема // Уголовное право. 2008. № 6; Кондратюк Л.В., Овчинский В.С. Криминологическое измерение. М., 2008.
3
■■■ # ■ ■
НАУЧНЫЙ ПОРТАЛ МВД РОССИИ № 1 2010
масштабов политического, социального, материального, морального и иного вреда, причиняемого преступностью, факторам, способствующим умножению объема и минимизации этого вреда.
Особо следует выделить значимость научного познания социальных последствий (цены) преступности для формирования уголовной политики государства, стратегии и тактики борьбы с криминалом. Специалистам хорошо известно, что удручающая картина реального состояния и динамики российской преступности при ее объяснимой неполноте сама по себе служит достаточным доказательством столь же удручающего состояния уголовной политики. Такое положение дел, естественно, объясняется многими причинами. Но есть среди них одна едва ли не главная: если нет хотя бы минимального представления о том, каковы объем и цена потерь общества, связанных с преступностью, нет и адекватного понимания того, что сегодня в действительности представляет собой преступность.
А дальше логично возникает целая цепочка до неприличия простых вопросов. При таких обстоятельствах не наивно ли надеяться на результативность уголовно-политических и управленческих решений, на то, чтобы сформулировать четкую и ясную концепцию современной уголовной политики, рассчитанную на перспективу, выработать основанную на реальности стратегию и тактику борьбы с преступностью? Как соблюсти принцип разумной достаточности при субсидировании системы правоохранения и мероприятий по этой борьбе, сколько средств и усилий «не жалко» положить на создание действенной профилактики правонарушений, чтобы «выгадать» на уменьшении масштабов преступности, снижении ее общественно опасных последствий, на спасенных жизнях людей, их сохраненном здоровье, имуществе, покое?
Цена преступности - проблема в высшей степени актуальная не только для нашей страны. В рекомендациях недавно проходившей под эгидой ООН конференции по проблемам уголовной статистики особое внимание было уделено организации работы по определению расходов на борьбу с преступностью. Это, как указывалось в решениях конференции, «является политически актуальной задачей»3.
Такая постановка вопроса определяется в первую очередь колоссальными масштабами даже тех последствий преступности, которые возможно исчислить в денежном выражении. Так, например, в США к 2008 г., по расчетам американского экономиста Д. Андерсона, «в реальных
3 ECE/CES 2006/5. 31. МагсИ. 2006.
4
оценках» ущерб от преступности вырос до 1,7 трлн долларов в год (против 450 млрд - в 1996 г.). Если эти расчеты верны, то выходит, что потери от преступности в США «пожирают» 13% ВВП страны. Огромные и при этом постоянно растущие экономические потери от преступности несут и другие страны. В 2000 г. ущерб от преступности в Великобритании составлял 60 млрд фунтов стерлингов, в 2006 г. - почти 100 млрд, а к 2008 г. -около 160 млрд фунтов стерлингов.
Оценка последствий преступности и сопоставимость данных в значительной степени зависят от особенностей методологических подходов к соответствующим расчетам, от их научной обоснованности. Методология как совокупность методик подсчета потерь, связанных с преступностью, как теоретическая предпосылка и «технологический» процесс уточнения представлений общества о масштабах этих потерь формируется на основе обобщения опыта, накопленного в данной области в той или иной стране, а также в соответствии с уровнем развития в ней экономической, криминологической, социологической науки. Многое зависит и от того, что можно назвать «государственным заказом», т.е. деятельным проявлением интереса власти к построению реальной системы противодействия преступности. В стране такого «заказа», увы, нет, его появлению должна помочь серьезная проработка проблемы. Поэтому на методологии следует остановиться подробнее.
Понятие «цена преступности» лишь в одном из своих смыслов может рассматриваться как идентичное понятию «социальные последствия преступности». В таком значении оба они отражают весь объем социальных деструкций, вызванных преступными действиями: экономических, политических, организационных, психологических, нравственных и т.д. Имеется в виду вред, причиненный криминалом, как некая объективная реальность, фактический объем всего того, что государство, общество, граждане теряют «по вине» преступности. Но принято употреблять термин «цена преступности» и в более узком его значении - как стоимостное выражение причиненного вреда, или, проще говоря, его денежная оценка. Именно в этом смысле мы и будем говорить о цене преступности, помня, конечно, что таким образом оцениваться будет не полномасштабный объем всех последствий, а лишь та их часть, которая поддается счету.
Вред, причиняемый преступностью и подлежащий оценке, включает в себя две принципиально различающиеся части. Первая - та, которая возникает как непосредственное и опосредованное следствие совокупности криминальных дея-
ний. Это - противоправное причинение. Другая часть состоит из затрат государства и общества на борьбу с преступностью и профилактику правонарушений. Это - легитимные, социально полезные и объективно необходимые расходы. Проблема в том, чтобы эти расходы были одновременно минимально необходимыми, оптимально использованными и достаточными для противодействия криминальным угрозам.
Потери общества, о которых идет речь, могут быть дифференцированы и по другим основаниям - единовременные и длящиеся (долгосрочные), относящиеся к гражданам, юридическим лицам, государству в целом. Возможны, естественно, и иные варианты группировок. Вопросы дифференциации в высшей степени значимы в методологическом отношении. Вред, причиняемый преступностью и связанный с нею, не существует в виде некоей гомогенной «субстанции». Скорее, его надо воспринимать как своего рода мозаику, составленную из компонентов, существенно отличающихся друг от друга. С учетом этой весьма сложной внутренней структуры должны быть в каждом случае дифференцированными и концептуальные подходы, и методика исчисления вреда (потерь, расходов), а также затрат на мероприятия по его минимизации.
Такого рода научные поиски начались одновременно с первыми попытками разобраться с тем, что представляют собой последствия преступности. В США, ранее других приступивших к разработкам проблематики цены преступности, такие попытки относятся еще к 1931 г., когда была создана специальная правительственная комиссия с целью подсчета потерь от роста преступности в период острого экономического кризиса. Тогда концепция заключалась в том, чтобы брать в расчет только лишь прямые потери, понесенные потерпевшими от преступлений. В последующие годы проводился целый ряд новых исследований с разными подходами, разным уровнем методической оснащенности и потому с довольно широким разбросом результатов. В частности, более 30 лет назад в США стали предприниматься попытки включения в «цену преступности» не только прямых, но и косвенных потерь. Позднее, помимо потерь потерпевших, в США в «цену преступности» стали входить также средства, затраченные на борьбу с преступностью и судопроизводство.
В 1988 г. М. Коэн провел первое исследование «цены преступности» в зависимости от тяжести совершенных преступлений, в основу которого был положен не только учет прямого экономического ущерба по каждому делу, но и цена перенесенных потерпевшим физических и моральных страданий, а также риска потери
жизни. Основная задача состояла в выработке объективных оценок, базирующихся на реальном материальном и моральном ущербе, причиненном преступлением, а также в более полном определении всех видов ущерба, исчисляемых в денежном выражении. Их сумма и определяла стоимостную тяжесть преступления4.
В 1992 г. М. Коэн и Т. Миллер опубликовали результаты нового исследования за 1987-1990 гг. В основу их расчетов были положены три категории ущерба: прямые потери (затраты на экстренную медицинскую помощь, на лечение и психологическую реабилитацию); производственные потери (в зарплате, дополнительных выплатах); немонетарные потери (утраченное качество жизни, состояние страха, а также «интеллектуальные потери»).
Расчеты показали, что в 1989 г., например, совокупный вред от каждого убийства должен быть оценен в 2,4 млн долларов; от изнасилования - в 60 тыс. долларов; от грабежа - в 25 тыс. долларов.
Все последующие исследования в США фиксировали значительный рост соответствующих показателей. «Цену потерь» добавлял также рост стандартов жизни, увеличивавшаяся стоимость страховых выплат и иных расходов на компенсацию ущерба. В 1996 г. США оценили потери от преступности в 450 млрд долларов5. Для сравнения: в том же году бюджет Пентагона составлял 250 млрд долларов.
В течение многих десятилетий в США закрепилась практика включения в расчет «цены преступности» затрат, связанных с финансированием системы уголовной юстиции. Сюда ежегодно направляются огромные суммы, причем расходы по этой статье неуклонно увеличиваются. За 10 лет (с 1996 г.) траты на содержание полиции выросли почти в 2 раза; на содержание судов -в 1,7 раза, а на содержание тюремной системы -в 1,6 раза. К 2006 г. они соответственно составили 94,4 млрд, 44,6 и 65,1 млрд долларов.
В Великобритании расчеты «цены преступности» включают в себя то, что принято называть прямыми потерями: а) расходы на профилактику правонарушений, на обеспечение безопасности; б) непосредственный ущерб (потери потерпевших, расходы на лечение и реабилитацию, стоимость похищенного имущества, производственные потери); в) расходы на содержание системы уголовной юстиции.
4 Подробнее см.: Квашис В.Е. Указ. раб.; Бабаев М.М., Квашис В.Е. Цена преступности: проблемы теории и практики // Российский криминологический взгляд. 2009. № 2.
5 См.: Miller T., Kohen M., Witrsema B. Victim Cost and Consequences. A New Look. A Final Summary Report, National Institute of Justice. Washington D.C. February. 1996.
#
■■■ # ■ ■
НАУЧНЫЙ ПОРТАЛ МВД РОССИИ № 1 2010
В 2005 г. аналитики МВД Великобритании опубликовали объемный доклад об экономических и социальных потерях от преступлений против личности и собственности граждан, согласно которому к 2004 г общий ущерб только от этих преступлений составил 36 млрд фунтов стерлингов. По расчетам ученых, в среднем одно убийство причиняет обществу ущерб в 1,459 млн фунтов стерлингов (по сравнению с 2000 г. он вырос на 30%)6.
В общей структуре ущерба расходы, связанные с деятельностью системы уголовной юстиции, составили 20%; прямые физические и эмоциональные потери - 50%; потери доходов - 12%; расходы на медицинскую помощь - 6,0%.
Британские ученые пошли дальше своих коллег из США, Канады, Австралии и других стран. В начале 2000-х годов в Центре криминологических исследований Оксфордского университета была разработана методика оценки различных косвенных потерь, в том числе вызванных, например, страхом перед преступностью7. Результаты этой работы представляют значительный научный и практический интерес, но для их освещения нужна специальная публикация.
Приведенные данные наглядно иллюстрируют масштабы потерь, обусловленных растущей преступностью. Вместе с тем, они дают представление о характере и направлениях развития некоторых методологических идей, касающихся «цены преступности». Кроме того, сравнение этих данных показывает, что в зависимости от особенностей методологии и методик исследования подсчитанные в разных странах потери от преступности варьируются в весьма широких пределах.
Отсюда рождается потребность в достижении единообразия общих подходов и методики расчетов такого рода потерь. Но здесь возникают, по меньшей мере, два вопроса. Во-первых, возможно ли достигнуть такого единообразия; решаема ли подобная задача в принципе? На этот вопрос следует ответить однозначно и утвердительно. Нужны воля и согласованная инициатива властных структур соответствующих государств, а также средства, выделенные для такой работы в рамках международного сотрудничества в деле борьбы с преступностью. Во-вторых, если даже столь необходимая синхронизация будет достиг-
6 Cm.: Dubourg R., Hamed J., Thorns J. Estimating of the economic and social costs of crime in England and Wales: costs of crime against individuals and households, 2003/04. Online Report. June 30. 2005. PP. 4, 7- 8, 13.
7 Cm.: Dolan P. and Peasgood T. Estimating the economic and social costs of the fear of crime // British Journal of Criminology, Vol. 47. 2007. PP. 121-132.
6
нута, означает ли это, что сходными окажутся и показатели «цены преступности»? Конечно же, нет -«прейскурант», предъявляемый преступностью каждой стране, пишется не под копирку. Сходными могут оказаться лишь общие тенденции.
Второй вопрос, как и ответ на него, понадобились нам для того, чтобы сказать о тех факторах, которые предопределяют неизбежность различий в указанных показателях и в силу которых прямые сравнения потерь от преступности в разных странах следует считать недостаточно корректными. А факторы эти одновременно есть все то, от чего зависят, с одной стороны, объективная оценка потерь от преступности, а с другой -объем затрат на борьбу с ней и профилактику правонарушений. Иными словами, речь идет о факторах, так или иначе формирующих «цену преступности». Не претендуя на исчерпывающую полноту, назовем наиболее существенные из них:
A. Преступность со всеми ее базовыми характеристиками: состоянием, динамикой, структурой; характер и масштабы социальных последствий преступности.
Б. Уровень готовности и совершенства систем безопасности (в самом широком смысле), предназначенных не только эффективно противостоять криминальной агрессии, но и обеспечить обществу социальную, экономическую и политическую устойчивость, сопротивляемость преступным воздействиям, создать, образно говоря, необходимый запас иммунных сил общества.
B. Экономический потенциал страны. Имеется в виду объективный предел материальных, финансовых, кадровых и иных ресурсных возможностей государства, от которых зависит объем средств, выделяемых на противодействие преступности, минимизацию ее последствий, помощь жертвам преступлений и т.д.
Г. Социальная политика государства и сложившиеся в обществе идеологические, нравственные, социокультурные стандарты,
определяющие представления власти и общества о том, какое место на шкале приоритетов должно принадлежать жизни и здоровью, правам и свободам граждан, защите собственности и других охраняемых Конституцией ценностей и какова фактическая, а не декларируемая позиция власти в сфере уголовной политики.
Д. Уровень развития систем страхования, социального обеспечения и специализированных институтов гражданского общества, нацеленных на поддержку потерпевших от преступлений.
Отдельного разговора заслуживает совокуп-
ность влияющих на «цену преступности» факторов, которые относятся к сфере уголовной политики. Цена преступности находится во взаимной связи с уголовным правотворчеством, где, как верно отмечает А.Э. Жалинский, политическая составляющая формирует цели и приоритеты воздействия уголовного закона, а они программируются, направляются и ограничиваются экономической составляющей8. То же относится и к «криминологическому» законодательству. Нет сомнения, что именно эта экономическая составляющая служит одним из главных тормозов в деле принятия соответствующих законов и создания на их основе в России хотя бы сколько-нибудь приличествующей ей системы предупреждения преступности.
Как известно, весьма затратным является и сам правотворческий процесс (вспомним, как высоко оплачивается самоотверженный труд наших парламентариев). Возрастание расходов на эти цели активно провоцируют такие факторы, как низкий уровень законотворческой деятельности, дефекты процедуры, игнорирование требований о всесторонней, особенно криминологической, экспертизе проектов и т.д. Отсюда и потери, связанные с появлением скороспелых, «сырых» законов, противоречащих друг другу, которые надо корректировать и вновь запускать все дорожающий правотворческий процесс.
Содержание правотворчества и эффективность правоприменения - актуальнейшие вопросы уголовной политики. Между тем никем из специалистов не оспаривается тот факт, что российская уголовная политика не имеет в своей основе сколь-либо ясной концепции, адекватно отражающей реалии современной криминологической ситуации и возможные перспективы ее развития. В итоге сказывается отсутствие четких позиций по таким ключевым вопросам, как пределы использования уголовной репрессии (прежде всего лишения свободы); оценка «разрешающих возможностей» тех наказаний, которые не предусматривают изоляцию от общества; социальные последствия карательной практики и т.д. В конце концов, если даже иметь в виду только экономическую сторону дела, при широко распространенном тяготении к ужесточению репрессии игнорируются не только ограниченные возможности позитивного воздействия уголовного наказания, но и элементарные соображения о том, что всякое ужесточение или расширение масштабов репрессии вызывает резко возрастающие финансовые затраты.
8 См.: Жалинский А.Э. Об экономическом подходе к уголовному правотворчеству // Государство и право. 2007. № 10.
С. 59.
Тут все очевидно: чем больше заключенных, тем выше расходы на их содержание, а также на содержание охраны и иного персонала, на создание новых и поддержание инфраструктуры функционирующих мест лишения свободы. В условиях «перенаселения» умножаются общеизвестные криминогенные влияния, обусловливающие повышенный уровень рецидива. Соответственно раскручивается спираль новых расходов на розыск, задержание рецидивиста, расследование, на суд, на места лишения свободы...
К проблематике уголовной политики относится и ряд иных факторов, способных в итоге менять в ту или иную сторону «цену преступности». Назовем некоторые из них:
совокупность обстоятельств, способных детерминировать ту ли иную интенсивность преступных проявлений, или, иными словами, потенциал криминальных угроз. Логика подсказывает, что чем больше вероятность наступления криминальных событий, тем выше будут потери, тем большие затраты потребуются от общества;
уровень демократизма предусмотренных законом процедур, связанных с возбуждением уголовных дел, розыском и раскрытием преступлений, с судебным разбирательством, с пенитенциарной практикой. «Процессуальные» расходы умножаются, когда расширяются права обвиняемых, потерпевших, свидетелей и других участников процесса, больше дел слушается с участием присяжных;
степень распространенности неправомерных действий сотрудников правоохранительных органов, по коррупционным соображениям препятствующих нормальному ходу противодействия криминалу и обеспечения общественной безопасности;
профессионализм сотрудников правоохранительной системы, от уровня которого зависит эффективность их усилий, а также то, какое количество этих сотрудников погибнет или получит ранения в столкновениях с преступниками, насколько организованными и четко осуществленными окажутся операции, неизбежно сопровождающиеся нанесением ущерба правопослуш-ным гражданам, и многое другое;
уровень правосознания и психологической подготовки сотрудников, достаточный для того, чтобы они уважали закон и действовали в соответствии с его предписаниями; их представления о долге перед обществом и гражданами, ищущими у них защиты, господствующая в их среде система нравственных, культурных и иных социальных ценностей и приоритетов;
характеристика преступности и преступников (вооруженность, техническая оснащенность,
#
■■■ # ■ ■
НАУЧНЫЙ ПОРТАЛ МВД РОССИИ № 1 2010
криминальный профессионализм, использование приемов, затрудняющих работу по розыску преступников, раскрытию преступлений, сбору доказательств и т.д.);
обеспеченность правоохранительной системы средствами защиты от посягательств на жизнь, здоровье, имущество граждан.
Приведенный перечень факторов - примерный, и вряд ли есть возможность сделать его исчерпывающим. Важно подчеркнуть другое: каждый из этих факторов и все они в совокупности - величина переменная; ее колебания связаны с изменением условий существования на разных этапах развития той или иной страны и потому они заметно меняют показатели «цены преступности», а значит, прямые сопоставления этих показателей в разных странах, как уже отмечалось, не являются корректными.
О «цене преступности» в современной России разговор особый. Прежде чем проводить сравнительный анализ, надо хотя бы в самом общем виде определить масштаб социальных последствий преступности и дать им реальную материальную (финансовую) оценку. Под этим углом зрения обратимся к тому, как решаются проблемы «цены преступности», как в условиях наших специфических реалий сказывается действие некоторых из перечисленных выше факторов.
Мы уже говорили об отсутствии сколько-нибудь приемлемых методик определения «цены преступности». Такие «провалы» научного знания не случайны: власть не заинтересована в получении информации на этот счет. Здесь невозможно обойти молчанием тему уголовной статистики, ибо она, как уже отмечалось, должна быть исходной базой, предпосылкой формирования наших представлений о «цене преступности». Между тем хорошо известно, что эта база, мягко говоря, более чем ненадежна. Статистика преступности у нас давно стала источником криминологических фикций, ее политически обусловленные «болезни» слишком застарели и приобрели едва ли не патологический характер9. Поэтому, например, наивно утверждать, опираясь на официальные статданные МВД России, что в 2007 г. мы должны были говорить о цене последствий 3,6 млн преступлений, а в 2008 г. все подешевело на 10,4%, поскольку тогда было зарегистрировано «всего» 3,2 млн деяний. На самом же деле, согласно оценкам большинства криминологов, надо увеличить приведенные цифры не менее чем в 4 раза.
9 См.: Бабаев М.М. Заметки о современной уголовной статистике и не только // Российский ежегодник уголовного права. СПб., 2007. № 1. С. 186; Квашис В.Е. Уголовно-правовые и криминологические перспективы борьбы с преступностью // Уголовное право. 2008. № 4.
8
Поскольку отечественная уголовная статистика - это, по сути дела, фантом, постольку, опираясь на нее, невозможно даже приблизительно говорить о реальных масштабах и, тем более, о цене преступности. Невостребованность столь важной в уголовно-политическом отношении информации о реальных масштабах общественной опасности преступности в России может удивлять, но картины происходящего это не меняет. Межу тем состояние информации о преступности, которое представляет собой манипулирование, мягко говоря, весьма сомнительными данными, чревато принятием неверных управленческих решений, блокирующих социально-экономическое развитие общества10.
Впрочем, кое-какие попытки хоть как-то обрисовать ситуацию у нас делаются, но настолько уродливо и заведомо фальшиво, что лучше бы уже вообще не делались. Достаточно обратиться, например, к статистике МВД России, чтобы уже при первом приближении обнаружить присущие ей логические и методические пороки. Но вовсе не они объясняют заведомую недостоверность показателей. Первейшая задача ведомственных «аналитиков» - обеспечить позитивную картину, порадовать глаз «начальства». Сказанное относится и к оценкам «цены преступности».
До конца 90-х годов прошлого века информация об ущербе строилась всего по трем видам преступлений, объединенных непостижимой логикой (хищения имущества; умышленное уничтожение имущества путем поджога; преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиков). Еще десять лет назад в связи с этим отмечалось, что комментировать такую отчетность - значит не уважать читателя11. Не меньше вопросов вызывали и показатели отчетности «о возмещении ущерба». Вместо этого важного показателя в отчетности до сих пор указывается такая позиция, как «изъято имущества, денег, ценностей...», что, конечно же, далеко не одно и то же. Ведь масштаб изъятого вовсе не всегда соответствует объему возмещения ущерба, поскольку вопрос о возмещении и его пределах по каждому уголовному делу еще только будет рассматриваться судом. Поэтому данные об изъятых ценностях нельзя соотнести ни с реальными масштабами ущерба, ни с уровнем его реального возмещения.
За истекшие десять лет подход составителей отчетности, по сути дела, не изменился. Судя по статистике, с 2000 по 2008 г. государству еже-
10 См.: Жалинский А.Э. Уголовное право в ожидании перемен. Теоретико-инструментальный анализ. М., 2008. С. 232, 240.
11 См.: Квашис В.Е. Основы виктимологии. М., 1999.
С. 27.
годно возвращается лишь 30% потерь от преступности12. Однако достоверность этих данных более чем сомнительна. Дело в том, что с 2000 г в статистике учитывается материальный ущерб уже не по трем, а по 11 составам преступлений. Из них основная часть ущерба приходится всего на шесть видов преступлений в сфере экономической деятельности, где субъектами выступают главным образом юридические лица (мошенничество, кражи, уклонение от уплаты налогов, присвоение или растрата, незаконное предпринимательство, незаконная банковская деятельность).
В 2007 г, например, ущерб, причиненный при уклонении от уплаты налогов, составил 59,4 млрд рублей; от мошенничества - 51,2; от незаконного предпринимательства - 40,9; от краж - 31,5; от присвоения или растрат - 18,1; от незаконной банковской деятельности - 4,9, а всего - 206 млрд рублей. При этом «возмещение» ущерба, причиненного кражами, составило 9%; мошенничеством - 20%; незаконным предпринимательством - 9%; незаконной банковской деятельностью - всего 0,5%.
Другие пять видов преступлений, отобранных составителями отчетности, - грабежи, разбои, умышленное уничтожение имущества путем поджога..., террористические акты, преступления, связанные с незаконным оборотом наркотических средств, - почти не влияют на масштабы причиненного ущерба и показатели его «возмещения».
Сказанного достаточно, чтобы сделать ряд выводов, правда, довольно грустных. Мы вправе сколь угодно долго сетовать на неполноту и другие пороки официальной информации, но сквозь нее все-таки возможно пробиться к пониманию хотя бы некоей общей тенденции. Достаточно, например, взять в расчет только две цифры: ущерб от названных выше 11 видов преступлений вырос с 2000 по 2007 г. с 46 до 282 млрд рублей, т.е. в 7 раз. И уже становится ясным и то, насколько устрашающей оказалась тенденция, и то, какими громадными цифрами пришлось бы оперировать, если бы явилась возможность подсчитать ущерб от всего массива ежегодно совершаемых преступлений, да еще и с учетом их латентности.
Поражает, с одной стороны, необъяснимый выбор именно упомянутых 11 видов преступлений, данные об ущербе от которых удостоились чести быть представленными в статистике. А с другой - неоправданный отказ от учета экономи-
ческой составляющей той части преступности, которая отличается не только зашкаливающей распространенностью, но и повышенной общественной опасностью.
Примером здесь может служить взяточничество. Составители отчетности не могут не знать, что по объемам социальных, экономических, политических, нравственных и иных потерь оно куда опаснее, чем все эти 11 видов преступлений вместе взятые. Да, взяточничество характеризуется сверхвысокой латентностью, но, видимо, не большей, чем учитываемые в статистике кражи. И разве не ясно, что ущерб от этих деяний несопоставим, что «цена вопроса» значительно выше, чем размер взятки за его решение, что чем больше взяток, тем выше причиняемый государству материальный и, что не менее важно, моральный ущерб, что это явление развивается в геометрической прогрессии. Что же мы имеем в статистике? В последние 7 лет число выявленных фактов взяточничества выросло с 7 аж до 10 тыс. - это при том, что взятка пронизывает все поры общественного бытия! Если статистические учеты будут такими и дальше, то согласно им взяточничество должно уйти из нашей жизни. Данные судебной статистики по понятным причинам поступают позднее, но они в куда большей степени отражают то, что происходит (по той простой причине, что суды имеют дело лишь с теми материалами, которые передает им следствие). Так вот, в 2006 г., например, всего за взяточничество было осуждено 4200 человек; трудно поверить, но факт: из них за получение взятки осуждено лишь 30%, причем доля таких осужденных ежегодно снижается (с 48 до 30%), а за дачу взятки - 70% . При этом из всех осужденных взяткополучателей за взятку при отягчающих обстоятельствах осуждены лишь 10%. Из сказанного следует ряд «веселых» выводов. Один из них состоит в том, что риск взяткополучателя куда меньше, чем взяткодателя, и уж если брать взятки, то надо это делать по-крупному!
Еще один штрих. За 2007 г. по оконченным и приостановленным уголовным делам о коррупции общий ущерб составил 5,6 млрд рублей, а стоимость арестованного имущества (в целях конфискации) - почти в 10 тыс. (!) раз меньше причиненного ущерба13.
Статистика МВД России, выборочно отражающая масштабы материального ущерба от преступности и уровень его «возмещения», говорит и о выборе приоритетов: главное - не декларируе-
12 См.: Квашис В. Цена преступности как криминологическая проблема. С. 94-102. У наших «аналитиков» ущерб от преступности (даже в столь усеченном объеме) за 8 лет вырос в среднем в 6,5 раз, а показатель «возмещения» ущерба не изменился ни на один процент!
#
13 См.: Овчинский В.С. Коррупция и кризис // Организованная преступность и коррупция. Саратов, 2009. Вып. 4. С. 70-71.
