CC BY
41
Социально-политические предпосылки формирования гражданского общества в современной России
В.В. Рябев
Гуманитарный факультет МГТУ, кафедра истории и социологии
Аннотация. В статье рассматриваются процессы трансформации социальной структуры российского общества, положение "средних слоев" как социального базиса формирующегося гражданского общества. Анализируются процессы агрегации социальных интересов и их отражение в складывающейся многопартийной политической системе. Отмечается дифференциация социальных интересов в российском социуме, их неустойчивость, вынуждающая политические партии современной России искать свою социальную базу не внутри классов, а на стыках социальной структуры.
Abstract. The paper considers the processes of transformation of the social structure of the Russian society, the state of "the middle class" as a social basis of the civil society. The processes of aggregation of social interests and their reflection in forming multi-party political system have been analyzed. The author has pointed out the differentiation of social interests in the Russian society, their instability. This instability has forced the political parties to find their social basis outside the political classes - at the borders of the social structure.
1. Введение
В научной литературе постоянно отмечается сложность, многослойность и полифункциональность понятия "гражданское общество". Чаще всего его определяют как систему внегосударственных общественных отношений и институтов, выражающую разнообразные интересы, потребности и ценности членов общества и дающую человеку возможность реализовать его гражданские права. Гражданское общество образует ту социальную среду обитания индивидов, где протекает их общественная жизнедеятельность, "задавая", по сути, рамки их образа жизни, черты их социального облика.
Развитое гражданское общество, как свидетельствует мировой опыт, является источником и следствием политической активности масс, образуя прочный фундамент демократии. Становление зрелого гражданского общества в России - дело десятилетий. Тем не менее, некоторые его элементы и структуры (такие, как СМИ и политические партии) функционируют уже сегодня, обеспечивая становление демократии.
Однако формирование гражданского общества происходит в России в условиях острого дефицита доверия как к институтам самого государства, так и к нарождающимся институтам гражданского общества, на фоне низкой политической и общественной активности, ярко выраженной социальной апатии значительной части населения, аморфности социальной структуры, неструктурированности "среднего класса" как социального базиса гражданского общества.
В статье формулируются и ставятся лишь некоторые задачи политико-социологического исследования предпосылок формирования гражданского общества в современной России, к которым, прежде всего, относятся две:
1) анализ процесса формирования "среднего класса" в современных российских условиях и выяснение его качественных и количественных параметров;
2) рассмотрение конкретных процессов агрегации социально-политических интересов и перспективы становления подлинной многопартийности в политической системе российского социума, которая в немалой степени определит дальнейшее развитие российского гражданского общества.
2. "Статус-кво" "среднего класса" в современной России и основные тенденции его развития как социального базиса формирующегося гражданского общества
Деструктивные процессы в экономике страны последнего десятилетия, преобладание конфликтных путей и методов социальной трансформации общества формируют проблему "снятия" социальной напряжённости, методов и способов стабилизации общественной системы.
Анализ научной литературы по данной проблеме показывает, что большинство учёных рассматривает процесс возникновения, конституирования и полноценного функционирования в российском социальном пространстве среднего класса как необходимое условие формирования основ гражданского общества.
В качестве образца, как правило, берётся классическая модель демократических обществ западного типа, основным компонентом социальной структуры которых является наиболее многочисленная по количественному составу группа среднего класса. Теоретические расхождения касаются, в основном, путей и способов конституирования этого социального слоя, а также сроков и тенденций, превалирующих в его формировании.
"Под средним классом подразумевают ту часть общества, которая занимает "средние" - между "верхами" и "низами" - статусные позиции. Как правило, эта часть общества составляет наибольшую по численности социальную группу и выполняет ряд функций, важнейшими из которых являются функции "стабилизатора" общества и "поставщика" квалифицированной рабочей силы" (Добренькое, Кравченко, 2001).
Основную массу "среднего класса" составляет так называемый "средний средний класс" (служащие, мелкие предприниматели, техники и др.), а также "низший средний класс" (в основном, это рабочие). На их долю в социальной структуре стран Запада приходится от 60 до 70 %. В элитные группы входят 10-15 % населения, которые принято называть "высшими классами" (около 3 % населения, имеющие наследованное богатство и высокие доходы), а также "высший средний класс" (от 8 до 12 % населения: старший менеджмент различных фирм и организаций, "профессионалы" и др.). С политико-социологической точки зрения, именно эти группы формулируют цели и задачи общества, активно участвуют в принятии политико-управленческих решений на государственном уровне.
Основная проблема, которая занимает социологов России в настоящее время, заключается в поиске отечественного эквивалента западного "среднего класса".
По мнению Л.А. Беляевой, для выявления среднего класса как в российском, так и в западном обществе должен применяться один и тот же набор показателей:
- уровень благосостояния, определяющий качество жизни;
- возможность использовать высокотехнологичные предметы быта и услуги;
- экономический тип поведения, ориентированный на рыночную форму хозяйствования в сочетании со стремлением к самостоятельности и независимости;
- уровень образования и культуры, позволяющий выполнять высококвалифицированную работу или руководить предприятием, организацией;
- социально-психологические установки на семейное благополучие, индивидуальное развитие и самосовершенствование;
- приверженность демократическим принципам в политической сфере, законопослушность, апелляция к государству с требованием защищать законы и права человека;
- престиж трудовой деятельности, престиж образа жизни, престиж круга общения (Беляева,
1993).
В исследовании Л.А. Беляевой (1998) использовались критерии: 1) самоидентификации; 2) дохода; 3) уровня образования; 4) стратегии повседневного поведения. По составу средние слои (их выделено три) дифференцировались на следующие категории:
- рабочие в промышленности - 35,2 %,
- технические специалисты, менеджеры среднего звена - 14,4 %,
- руководители госпредприятий и акционерных обществ - 1,2 %,
- предприниматели - 6,9 %,
- бухгалтеры, финансисты и т.п. работники - 4,0 %,
- гуманитарная интеллигенция - 20,5 %,
- работники сферы быта и услуг - 10,2 %,
- работники торговли и снабжения - 7,6 %.
Общая численность трёх слоев среднего класса составляет немного более 20 % населения России: 11 % - "средняя масса", 6 % - "российский средний класс", 3 % - "идеальный средний класс". Кроме того, выяснилось, что этот класс неоднороден по доходам, моделям поведения и профессионально-квалификационному составу. Л.А. Беляева делает вывод о том, что в современном российском обществе "пока преждевременно говорить о среднем классе как о вполне устоявшейся по численности социальной общности, которая осознанно идентифицирует себя со средним классом и по своим характеристикам близка к среднему классу западных стран" (Беляева, 1999).
Исследование З.Т. Голенковой и Е.Д. Игитханян (1998) показало, что численность среднего класса, выделенного по средним значениям показателей качества семейного бюджета, общей удовлетворённости материальным положением и самоидентификации со средним слоем, не превысила 6-9 %. Средние слои в результате ваучерной приватизации так и не стали собственниками, их основным резервом по-прежнему являются только образование и профессия.
Более оптимистичной точки зрения на перспективы среднего класса в России придерживается М.К. Горшков, который анализирует его положение после известного дефолта 1998 г. Наибольшее значение в данном исследовании для самооценки респондентами своего социального статуса, а, следовательно, и принадлежности их к тому или иному социальному слою имели:
1) самооценка материального положения по сравнению с положением окружающих;
2) степень удовлетворённости своим положением в обществе;
3) представления о том, каким будет собственное материальное положение по отношению к окружающим через 2-3 года (Горшков, 2000).
В исследовании приводятся следующие данные (см. таблицу).
Таблица. Самозачисление опрошенных в различные социальные слои (классы), в % от опрошенных
Статусные позиции По данным исследований
Россия, 1998 г. Россия, 1992 г. 17 стран Европы и Северной Америки 1991-1993 гг.
Верхний слой среднего класса (СК)
1позиция 0,0 0,4 0,8
2позиция 0,5 0,5 1,0
3 позиция 2,8 1,9 5,7
Итого 3,3 2,8 7,5
Средний слой СК
4 позиция 4,3 5,9 12,5
5 позиция 7,3 25,3 28,3
6 позиция 12,4 17,6 18,1
Итого 24,0 48,8 58,9
Нижний слой СК
7 позиция 16,3 17,3 13,5
8 позиция 20,9 13,1 10,0
Итого 37,2 30,4 23,5
Бедные
9 позиция 21,4 9,2 5,5
10 позиция 14,1 8,8 4,6
Итого 35,5 18,0 10,1
Для определения социального статуса в самооценке респондента (субъективный подход) в исследовании использовался тест интегральной самооценки положения человека в обществе по десятибалльной шкале. Выбор респондентами на этой шкале цифры "1" обозначал самоотнесение на высшую статусную позицию в обществе, а выбор цифры "10" - на низшую статусную позицию.
Ещё в 1992 г. доля в российском обществе тех граждан, которые по своим самоощущениям относили себя к среднему классу, была вполне сопоставима с тем, что имело место в развитых странах Европы и Северной Америки. Однако к 1998 г. доля россиян, зачисляющих себя в средний класс, уменьшилась в два раза и составила 24,0 %.
Тем не менее, делает оптимистический вывод М.К. Горшков, анализ показывает, "что даже при неблагоприятных экономических условиях в России есть социальные слои, которые по общепринятым критериям (душевой доход, социальный статус, стандарты потребления, образование и др.) могут быть отнесены к среднему классу" (Горшков, 2000). В настоящий момент к его составу могут быть причислены около 18 % россиян (1,0-1,5 % - представители верхнего и 16-17 % - среднего слоя среднего класса), что в абсолютных цифрах составляет не менее 12-15 млн взрослого населения.
В процессе трансформации российского общества те массовые социальные слои, которые до реформ относились к среднему классу, в новых экономических условиях оказались на положении нищих. Трудно не согласиться с мнением Л.А. Беляевой, что складывающийся новый средний класс, из которого в большинстве своём практически вытеснены работники науки, образования, культуры, как и высококвалифицированные рабочие, в настоящее время деформирован. Такая ситуация адекватна социальным последствиям, которые обусловлены экономическими реформами. С "уходом" государства из
сферы экономики рыночной санации подверглись и такие отрасли хозяйства, которые во всём мире находятся под опекой государства в интересах всего общества (Динамика социальной структуры, 1998). Интеллектуальный потенциал нации в этой социально-экономической ситуации не служит формированию основ гражданского общества, ибо известно, что без экономической свободы другие свободы (политические, прежде всего) немыслимы. В то же время возникли новые массовые социальные слои, относящиеся к новому среднему классу - мелкие и средние предприниматели, сотрудники банков, финансово-кредитных учреждений, страховых и риэлтерских компаний, консалтинговых, аудиторских, маркетинговых и других фирм. Если на Западе главным ресурсом среднего класса являются, прежде всего, профессиональный опыт и знания, то в России для многих его представителей, особенно в верхнем слое, путь к успеху был обусловлен не накоплением знаний, профессионализма и опыта, а близостью к правящим структурам бывшего партийно-хозяйственного аппарата. Подобная ситуация возникла и в ряде восточно-европейских постсоциалистических стран, например, в Венгрии, хотя она и менее выражена. Бывшая политическая и экономическая элита вновь поднялась на поверхность после перехода к новому состоянию общества. Такое развитие верхнего "сервис-класса" Колоши, например, называет "революцией заместителей руководителей департаментов" (Шпедер и др., 2002). Иначе говоря, лишь довольно узкому кругу политических лидеров в Венгрии выпал шанс сохранить свои привилегированные позиции - членам более молодой и квалифицированной группы "новых технократов".
В научной литературе встречаются и более радикальные оценки состояния и перспектив среднего класса в современной России. Трудно согласиться с точкой зрения Т.В. Наумовой, что в советские времена в состав среднего класса входило до 70 % граждан, этот класс являлся вполне благополучным социальным слоем, а образцы жизни и потребительского поведения значительно превышали общемировые средние показатели (Наумова, 1999). Однако невозможно не согласиться с тем обстоятельством, что в результате ваучерной и денежной приватизации российское общество распалось на два неравноценных полюса: на одном - богатые и супербогатые (истеблишмент), составляющие, по мнению указанного автора, менее 10 % населения, а на другом полюсе - подавляющее большинство россиян, которое в условиях "дикого капитализма" не приобрело устойчивого благосостояния. Наряду с процессом деградации "традиционных" слоев в среднем классе происходит рост маргинализированных и люмпенизированных слоев. Это касается, прежде всего, рабочих, занятых в промышленном производстве, инженеров, работников здравоохранения, образования и культуры.
Таким образом, на нынешнем начальном этапе становления гражданского общества в России существуют предпосылки для возникновения многочисленных социальных конфликтов, порождаемых столкновением и сопряженностью интересов различных социальных групп, еще не занявших четко свое место в изменяющейся социальной структуре. В этих условиях обеспечить относительную стабильность общества, компенсировать неразвитость социальных отношений и слабость гражданских структур может лишь политическая воля к поиску компромиссов и национального согласия. В этой связи на первый план выступает процесс агрегации политических интересов и оформления новых политических сил. Уже к первой половине 90-х годов в Министерстве юстиции Российской Федерации было зарегистрировано свыше двух тысяч общественных объединений общероссийского уровня. В настоящее время в стране создано более 30 тысяч различного рода организаций формирующегося гражданского общества (Галкин, Красин, 1998).
3. Многопартийность в современной России как отражение разнородности и противоречивости социальных интересов и гарант укрепления институтов гражданского общества
Среди реальных политических сил, открыто действующих на политической арене, самой влиятельной являются политические партии. Соответственно, представляя и выражая групповые и индивидуальные интересы, они выступают как главный элемент гражданского общества, как связующее звено между ним и государством. Место и роль партий в конкретной политической системе, характер отношений между ними обуславливаются влиянием этнокультурных и демографических процессов, исторических традиций, религии и национального менталитета. Институт политических партий - это и результат социально-экономической эволюции общества.
Жизнеспособность программных установок различных политических сил во многом определяется не столько обилием эффектных и привлекательных для избирателей лозунгов, сколько соответствием предлагаемых доктрин и идеалов реалиям российской действительности, исторически сложившимся интересам, целям и ценностям российского социума. События последних лет свидетельствуют о том, что в настоящее время практически каждая политическая сила современной России - от ортодоксальных коммунистов до крайне правых шовинистов - претендует на соответствие своих программных положений национальным интересам страны.
За годы реформ в России возникло множество политических партий. Так, в парламентских выборах в декабре 1995 г. принимали участие 43 политических блока, объединивших более 50 партийных формирований. Если бы степень демократизма общества измерялась численностью партий, то Россия вошла бы в разряд самых демократических стран мира. Избирательная кампания 1995 г., при всех её недостатках, всё-таки позволила избирателям разобраться в хаотичном нагромождении партий, блоков и движений. Если за год до выборов меньше половины избирателей могли назвать партию, которая в наименьшей степени отражает их интересы, то за месяц до выборов таких оказалось уже две трети.
Большинство политических партий России, по сути, являются квазипартиями или в лучшем случае протопартиями, так как у многих отсутствует массовая социальная база. Исключение может составить КПРФ, сформированная на обломках КПСС, имевшей массовое членство (около 19 млн человек в последние годы своего существования). После падения этатистско-бюрократического режима обнаружилось, что у большинства возникших партий нет ни ясных позитивных целей, ни сколько-нибудь глубоких корней в обществе.
Медленное укрепление партийной системы давало некоторые основания для надежды на постепенное приближение политической жизни в России к западным образцам. Однако эти ожидания не оправдались в избирательной компании 1999 г. Эти результаты таковы.
КПРФ сохранила свою электоральную поддержку; существенные потери понесли ЛДПР и "Яблоко"; в политическое небытие ушел НДР; почти триумфальным можно считать возвращение в Государственную Думу Союза правых сил - прямого наследника "Выбора России"; существенных успехов добились новички - ОВР и "Единство"; в целом заметно сократилось количество электорально-значимых субъектов, обладающих реальной поддержкой россиян.
Чрезвычайный интерес представляло строительство партийной структуры, называемой "Межрегиональное движение "Единство". Несмотря на весьма короткий срок формирования (около двух месецев), это политическое движение смогло успешно выступить на выборах 1999 г. В этом смысле оно превзошло даже знаменитую партию Сильвио Берлускони "Вперед, Италия!", основой которой послужили клубы футбольных болельщиков. Матрицу и реальный инструмент "Единства" составили, как предполагает ряд исследователей (Холодковский, 2000; Цепляев, 2000), структуры МЧС и, возможно, некоторых силовых органов; а также структуры региональной власти, включающие в себя не только силу, влияние, связи региональных элит, но и сложную систему взаимоотношений регионов с центральной властью. Вышеуказанное составило реальную основу, структурировавшую "Единство" не только в качестве парламентской фракции, но и всероссийской политической силы (сегодня - "Единая Россия").
Одним из главных результатов голосования на выборах в Государственную Думу РФ 7 декабря 2003 г. стало резкое изменение политико-географического рельефа страны. Он стал непросто более единообразным - многие эксперты считают, что налицо качественные изменения в электоральных раскладах.
Выглядевший монолитным ещё год назад электорат коммунистов раскололся на две части: весьма увесистый его кусок достался блоку "Родина". КПРФ получила на выборах 12,61 % голосов избирателей, "Родина" (народно-патриотический союз) - 9,02 %.
Учёные особо подчёркивают, что от этих перемен "красный пояс" не превращается в либеральный и демократический. Просто люди начали голосовать за силы, которые выдвигают сходные с коммунистами идеи, но откровенно коммунистическими не являются. Плюс к этому у избирателя сложилось ощущение, что "новые левые" ближе к Президенту РФ, чем соратники Г. Зюганова.
Второе географическое "открытие" появилось на оси Восток-Запад. Тенденция смены электоральных предпочтений по мере движения с востока на запад страны сохранилось, но стало гораздо мягче по сравнению с выборами 1999 г. Когда четыре года назад с Дальнего Востока начали поступать первые данные по ЛДПР и демпартиям, они были очень похожи на их сегодняшние результаты. Однако тогда по мере приближения к Европейской части России разрыв сглаживался и, в конце концов, ЛДПР отступала. Сейчас центральные регионы, в том числе и столица, голосовали совершенно по-другому: ЛДПР удалось проникнуть в более "интеллигентские" регионы (11,45 % всех голосов), а Родина набрала 14 %(!) голосов именно в Москве. В мегаполисах наблюдается совершенно новое явление (особенно ярко оно проявилось в Москве) - влияние либералов там снижается, "Родина" привлекает симпатии традиционных представителей либеральных профессий - врачей и учителей, тех самых бесправных бюджетников.
Эффект "Родины" очень похож на "эффект Явлинского" в начале 1990-х: "молодой экономист с яркой программой" не просто обещает, но и предлагает технологии решения проблем. Тогда - "500
дней", сегодня - природная рента. В "Родине" нашли себе место образованные люди, там много докторов наук, интеллектуалов: симпатии значительной части интеллигенции сдвинулись от либерализма в сторону подчёркнуто национальной государственности.
Однако, главная причина, по которой "старые партии" (КПРФ - 12,61 %, СПС - 3,97 %, "Яблоко" - 4,3 % голосов) провалили выборы, лежит именно в региональной плоскости. Они не смогли ответить на вопросы, значимые, прежде всего, для регионального избирателя. Речь идёт о трёх главных противоречиях современного российского общества, которое ещё весной 2003 г. обозначил Институт комплексных социальных исследований РАН: конфликт между богатыми и бедными, между русским и нерусскими, между олигархами и остальным обществом. ЛДПР и блок "Родина" дали понятный большинству общества ответ на эти вызовы; более того, у В. Жириновского вообще был слоган "Мы за бедных, мы за русских".
Тем не менее, не стоит преувеличивать и волну национализма и социальной мести. Общество выплеснуло свою агрессию: более бедные - через поддержку ЛДПР, чуть более состоятельные - через "Родину". Но, по мнению значительной части экспертов, образовавшееся большинство ("Единая Россия", ЛДПР, "Родина") очень непрочно и напрямую зависит от удовлетворения конкретных электоральных ожиданий.
Кроме того, уже сейчас понятно, что думские "единороссы" представляют собой мягкий сплав от умеренных коммунистов до умеренных либералов, и поэтому в новой Думе "Единой России" придётся выступать в нескольких фракционно-групповых ипостасях (сто лет тому назад что-то подобное происходило с РСДРП(б), а пятнадцать лет назад - с КПСС). Эта вынужденная мера способна стать началом дробления монолитной партии, например, на ЕР(л) - либералов, ЕР(м) - марксистов и даже ЕР(х/д) - христианских демократов. А наметившаяся тенденция, когда "партия власти" (ЕР - 37,57 % голосов на последних выборах) постепенно вбирает в себя практически всю политически активную часть населения, только усилит эту тягу к дроблению.
На рубеже тысячелетий в России сложились две основные конфигурации: своего рода "пакт" федеральной и региональной элит (без участия масс), свидетельством которого может служить согласие федеральной власти на возможность избрания действующих губернаторов на третий срок; а также прямая связь главы государства с избирателями (плебисцитарного типа). С политико-социологической точки зрения, можно утверждать, что консолидация элит через власть как инструмент дополняется легитимацией этой власти посредством плебисцитарных механизмов. Ещё Макс Вебер отмечал, что "партийная свита, прежде всего, партийный чиновник и предприниматель, конечно, ждут от победы своего вождя личного вознаграждения - постов или других преимуществ. От него - не от отдельных парламентариев или же не только от них; это главное. Прежде всего, они рассчитывают, что демагогический эффект личности вождя обеспечит партии голоса и мандаты в предвыборной борьбе, а тем самым - власть, и благодаря ей в наибольшей степени расширит возможности получения ожидаемого вознаграждения для приверженцев партии. А труд с верой и личной самоотдачей человеку, не какой-то абстрактной программе какой-то партии, состоящей из посредственностей, является тут идеальным моментом - это "харизматический" элемент всякого вождизма, одна из его движущихся сил" (Вебер, 1990).
Выявить сравнительную роль политических партий в России можно в контексте той политической шкалы, которая сложилась в индустриально развитых странах. Партии и политические движения там классифицируются по шкале "правые" - "центр" - "левые"; а по идеологической окраске - консервативные, либеральные, христианско-демократические, социал-демократические, коммунистические. В последние десятилетия на политической арене появились такие партии, как "зеленые" (экологисты). Заставляют помнить о себе этнорегиональные политические группировки, националистические и другие экстремистские организации. Каждая партия опирается на ту или иную политическую идеологию, кроме партий "парламентского типа", где идеологические моменты выражены слабее.
"Левые" партии требуют государственной опеки над обществом; "правые" утверждают начала личной свободы и общественного самоуправления. Приоритеты "левых" - общество, коллективная собственность, внешнее (государственное) регулирование; приоритеты "правых" - личность, частная собственность, саморегуляция.
Граждане индустриально развитых стран раз в несколько лет отдают свои политические предпочтения тем партиям, которые выражают их социально-экономические интересы. Консерваторы выступают за сохранение существующего общественного порядка, в первую очередь, морально-правовых отношений, воплощенных в нации, религии, браке, семье, собственности. Для либералов определяющей является идея автономии личности и её первичности по отношению к обществу и государству. Такие социальные ценности, как свобода, справедливость, солидарность, равенство, коллективизм отстаивают социал-демократические, социалистические и прокоммунистические партии.
Однако, как верно отмечает A.C. Панарин (2000), в современную постмодернистскую эпоху на Западе появляются новые социальные движения, которые отстаивают ценности социокультурного плюрализма и выступают в качестве новых политических субъектов. Они раскалывают единое гражданское общество - политическую нацию классического образца по следующим критериям дифференциации:
- половозрастному: выделяются группы, откровенно противопоставляющие себя мобилизационной этике труда, дисциплины и успеха;
- этническому: обособляются группы, отказывающиеся подчинять свой "этнос" национально безликой гражданственности, противопоставляющие культурную память классическим формам политической идентичности (классовой, идеологической, конституционно-государственной);
- региональному: кристаллизируется новая категория жителей региона, идентифицирующая себя по историко-географическим критериям и защищающая местную среду и ресурсы от экспансионизма федерального центра и его промышленных и финансовых ведомств.
Одна из особенностей становления многопартийности в России заключается в том, что создание партий, отражающих плюрализм общественных интересов, началось еще до того, как появились реально дифференцированные общественные группы. Иначе говоря, в момент формирования партийной системы партии нечетко отражали интересы и настроение каких-либо социальных групп населения. Появившиеся в конце 80-х - начале 90-х годах партии опирались на незначительную часть российского общества. Большинство людей голосовали на выборах не столько за партии и их программные установки, о которых у них было смутное представление, сколько за их явных лидеров. Определенное исключение составляла лишь КПРФ, имевшая свой традиционный электорат. Российские граждане только начинают осознавать, что могут влиять на политическое решение путем участия в партийно-политической жизни.
Как показали выборы 1999 г. и 2000 г. (в Государственную Думу), в современной России возник "специфический" способ образования политических партий. Для него характерно сочетание трех элементов:
- наличие популярного или имеющего (благодаря точно уловленному политтехнологами общественному настроению) хорошие шансы на популярность лидера;
- использование государственного финансового и информационного ресурса (прежде всего, телевидения);
- действующая структурная основа в виде региональной власти и клиентеллы.
При этом процесс "партийного строительства" идет следующим образом: с помощью политтехнологов создается смысловой образ лидера с присутствующими ему качествами (например, решительностью, готовностью навести порядок), который затем "раскручивается" телевидением, а региональная власть предоставляет административный ресурс (Холодковский, 2000).
Трудно не согласиться с мнением отдельных исследователей (Полохало, 1999), что одной из самых существенных характеристик негражданского вектора в постсоветском развитии является почти тотальная "теневизация" политического пространства, общества в целом. В постсоветской политической практике доминируют кулуарные формы согласования и принятия решений элитными группами. Похоже, что в определенной степени происходит сращивание предпринимательства и власти, а само пребывание у власти превращается в прибыльный и довольно безопасный бизнес. Полностью непрозрачными становятся для общества взаимосвязи между крупным капиталом и государством, между центральным и местным бюрократическими аппаратами, другими словами - эти отношения перемещаются в зону "тени", где правила игры устанавливаются не законами, а самими игроками. Всё это обуславливает возникновение нелегального политического рынка, где предметом купли-продажи выступают уже сами политические решения: в виде законов, поправок к ним, указов, других нормативно-правовых актов, распоряжений и поручений государственных должностных лиц. В результате происходит формирование так называемой "дефектной демократии", чьи основные признаки рассмотрены и проанализированы рядом авторов (Меркелъ, Круассан, 2002а). К таким признакам относятся следующие:
- в первом измерении (всеобщее избирательное право) речь идет об ограничении активного и пассивного избирательного права; об ограничении свободных и честных выборов; об ограничении суверенитета народа;
- во втором измерении присутствует эффективная монополия на господство, когда "группы вето" лишают демократических представителей доступа к определенным политическим сферам и возникают территориальные и/или функциональные анклавы;
- в третьем измерении (либеральное право и конституционное государство) речь идет о ситуации, когда избранные на свободных и равных выборах представители народа отступают от основных демократических принципов, и взаимный контроль властей частично нарушается за счет действий в обход
парламента или судебной власти. Возможна также ситуация, когда правовое государство умышленно и хронически "повреждается", в результате чего такая демократия становится "дефектной".
Кроме того, в поставтократических странах гражданское общество находится только в стадии формирования. Отсюда "уровень общественной самоорганизации, как и социальной кооперации, там зачастую весьма низок, практически отсутствуют либеральные традиции и широко распространены социальное недоверие, насилие и организованная преступность" (Меркелъ, Круассан, 20026).
Верно подмечена рассматриваемыми авторами ещё одна черта поставтократических обществ, к которым в полной мере может быть отнесена современная Россия. В этих странах неформальные политические институты находят себе эквивалент на уровне общества: граждане продолжают использовать передаваемые из поколения в поколение клиентеллистские сети и практики, сложившиеся в авторитарный период, не доверяя добровольным общественным организациям (Меркелъ, Круассан, 20026).
Как показывают данные социологических исследований (Лайдинен, 2001), только 6,5 % опрошенных россиян готовы считать Россию демократическим государством, ещё 21,3 % респондентов скорее согласны с этим, полностью несогласны с данной точкой зрения 12,6 % участников опроса, скорее не согласны - 24,8 %. Затруднились с ответом 34,8 % граждан. Таким образом, только чуть более четверти россиян склонны в той или иной степени считать Россию демократическим государством. Это связано, скорее всего, с тем, что в нашей стране серьёзно подорван имидж демократии в целом, и многими гражданами последняя связывается с неудачными реформами и потерей традиционной для россиян уверенности в завтрашнем дне.
Интересно в этой связи и отношение россиян к выборам - одному из главных показателей политической демократии. Согласно данным того же опроса, только 6,2 % опрошенных уверены, что смена власти в России происходит в результате свободных и честных выборов. Скорее согласны с этим ещё 19,9 % граждан. Тех, кто не согласен, несколько больше - 31,3 %. Ещё 21,3 % россиян считают, что ни свободных, ни честных выборов в стране нет. На основании опроса можно говорить о том, что более половины россиян в той или иной степени не уверены, что смена власти в России происходит в результате свободных и честных выборов. Под сомнение, таким образом, ставится один из важнейших демократических институтов. Во многом это связано с тем, что в последнее десятилетие в стране избирательные кампании проходили с применением большого количества "грязных" политических технологий, с привлечением мощного административного ресурса.
В современной России были опробованы новейшие "грязные" избирательные технологии. Среди них можно назвать лишь некоторые, особенно "популярные":
- "административные" технологии, используемые кандидатами, имеющими доступ к властным ресурсам;
- подкуп избирателей в самых различных формах;
- технология "запугивания" избирателей;
- "компромат" на кандидатов в органы власти;
- "клонирование" кандидатов;
- дискредитация оппонента от его имени;
- повышение собственной популярности, применяемое с целью вызывать сочувствие к "обвиненному" и негативное отношение к его конкурентам, "играющим грязно";
- взаимное запугивание кандидатов с помощью контролируемых рейтингов;
- провоцирование преждевременного пика популярности оппонента;
- усиление оппонента № 2 для ослабления оппонента № 1;
- перебор позитивной информации, доведение позитива до абсурда или "перебор по рейтингу", и многие другие.
"Грязные" избирательные технологии - это своего рода проявление болезни "роста", политического развития общества. Правовые и властные запреты такого рода технологий полезны, но, видимо, весьма ограничены в возможностях, и сами по себе не решают проблемы. Выход видится, на мой взгляд, в усилении контролирующих функций формирующегося гражданского общества, в стимулировании и мобилизации общественных механизмов саморегуляции в условиях активной поддержки этих механизмов со стороны государства.
Другой выход подсказал нам ещё великий И. Кант, который в работе "К вечному миру" высказал плодотворную идею "Республики дьяволов". Республиканское устройство, считал он, не может исходить из расчета на ангелов, так как людям по природе присущи эгоистические наклонности. Поэтому надо "так организовать их устройство, чтобы, несмотря на столкновение их личных устремлений, последние настолько парализовали друг друга, чтобы в публичном поведении людей результат был таким, как если бы они не имели подобных злых устремлений" (Кант, 1966).
Кроме того, способность противостоять политическому манипулированию - это тот элемент гражданской политической культуры, которого так недостает формирующейся российской демократии. Политическая манипуляция предполагает обращение не к разуму человека, а, прежде всего, к глубинам подсознания. Подобрать, исходя из предпочтений электората, мифологический персонаж для клиента и подогнать его "деяния" к соответствующим мифологическим подвигам - так понимают свою основную задачу современные политические "имиджмейкеры". Однако жертвы манипуляций тоже несут свою долю ответственности, поскольку люди позволяют собой манипулировать, сбрасывая ответственность за свои гражданские поступки на так называемых манипуляторов.
В современных российских условиях предпринимаются попытки необоснованного, как представляется, суждения спектра политических партий, участвующих в политической борьбе за представительство в законодательных органах власти.
Однако, как показали ещё исследования М. Острогорского, Р. Михельса, П. Сорокина, организованность политических партий как необходимое условие успешности их деятельности таит в себе множество имманентных негативных последствий для самой партии и для гражданского общества: бюрократизацию и централизацию власти в руках узкого круга руководящих лиц, подменяющих интересы избирателей, рядовых членов партии своими интересами, что находит выражение в "железном законе олигархизации", открытом Р. Михельсом. Внутри таких партий жизнь строго регламентирована уставом и программой, рассматриваемыми руководством как догма, несогласие с которой запрещено, как запрещены и свободомыслие и критика деятельности партии. Как следствие, в партии остаются и постепенно "пробиваются" в руководство посредственности, главным требованием которых становится "подчинение воле партии", т.е. их собственной воле. В результате правительство, сформированное такой партией, станет обеспечивать не интересы избирателей (партийного электората), не интересы рядовых членов партии, а интересы партийных боссов. Очевидно, что указанная ещё Р. Михельсом данная тенденция имеет вектор, противоположный формированию гражданского общества в стране.
Таким образом, в качестве основных признаков политического плюрализма, необходимого для создания гражданского общества, можно выделить следующие:
- наличие относительно независимых автономных групп, борющихся за власть или влияние на
неё;
- многопартийность;
- отсутствие монополии на власть для любой партии, организации, движения;
- наличие реальной, действительной политической оппозиции, не "карманной";
- ведение политической борьбы в законодательно установленных рамках с соблюдением "правил
игры";
- ротация кадров в результате политической борьбы за власть;
- ограничение законом срока пребывания у власти любого должностного лица;
- стремление не к ликвидации политических различий, а к управлению ими на основе компромисса и, по возможности, консенсуса.
Становление системы политического плюрализма в реформируемой России с самого начала встречало ряд затруднений, связанных с уровнем политической сознания и политической культуры. Как отмечал один из известных политических деятелей "перестроечного" и "постперестроечного" периода Г.Х. Попов: "Я никогда не понимал этого чисто большевистского подхода: если выборы дают нам перевес - они нужны. А если нет - не нужны. Этот подход к демократическим институтам, как к перчаткам, которые можно надевать и снимать по мере потребности, бесконечно далек от демократии и весьма наглядно характеризует уровень понимания демократии в России" (Попов, 1994).
Власть политических партий в России имеет латентный характер, она сводится в основном к деятельности их парламентских фракций. В этом случае воздействие на исполнительную власть осуществляется через процесс законотворчества посредством лоббирования принятия политических и социально-экономических решений, особенно в периоды принятия государственного бюджета на очередной год.
Пытаясь преодолеть партийное влияние, исполнительная власть предпринимает шаги, направленные на изменение закона о выборах в Государственную Думу. В частности, предлагается порядок избрания только по мажоритарному, а не смешанному принципу.
Существует и другая причина, объясняющая слабость политических партий в современной России. Сами партии в своей деятельности допускают много просчетов и прямых нарушений действующего законодательства. Некоторые лидеры, с чьими именами связаны партии в сознании электората, просто скомпрометировали себя. Кроме того, партии представляют не интересы населения, а свои собственные властные амбиции, и поэтому не имеют устойчивых связей с различными социальными слоями общества.
Пока партии проявляют завидную активность лишь в преддверии выборных кампаний. Особенно это относится к парламентским партиям, использующим предоставленные им возможности и аппарат часто не по прямому назначению. Довольно часто узкопартийные пристрастия и интересы, лоббистская деятельность, непрофессионализм и идеологическая зашоренность берут верх над общенациональными приоритетами.
В силу отсутствия гражданского общества партии в России возникают не как каналы связи гражданского общества и власти, а как выразители групповых интересов. Они представляют собой объединения сторонников вокруг политического деятеля. Эти сподвижники являются клиентами конкретного лидера, требования которых он представляет в структурах власти. Не случайно многие высшие чиновники из правительства и администрации президента возглавляют партии или входят в их руководства. Между членами партий существуют отношения личной лояльности и преданности. В силу незрелости гражданского общества численность вновь образующихся партий часто ограничивается руководством. Процесс формирования партий имеет обратную логику. Обычно возникающие в гражданском обществе групповые и коллективные интересы нуждаются в организационном представительстве их требований к властным структурам, этим и определяется потребность в создании партии. Однако в России первоначально складывается руководство партий, которые затем ищут потенциальных членов и избирателей. В связи с этим представительность групп интересов, которую осуществляют партии, очень незначительна.
Различность социальных интересов, их неустойчивость, медленное становление новых социальных связей вызывает подвижность и условность между социальными группами и классами. Это вынуждает партии искать свою социальную базу не внутри классов, а на стыках социальной структуры. Однако, неотчетливая вынужденность социальных интересов осложняет формулирование идеологии, программ партии. Поэтому многие партии не имеют программы, не могут четко определить свою социальную базу.
4. Заключение
В процессе "поиска" "среднего" класса отечественные социологи установили две чрезвычайно важные закономерности социальной мобильности в современной России. Во-первых, почти три четверти (72 %) нынешнего среднего класса - это те, кто и в СССР входил в состав среднего класса; во-вторых, в двух низших слоях российского общества большинство (более 50 %) составляют те, кто раньше относил себя к среднему классу, а в результате реформ опустился вниз по социальной лестнице (врачи, учителя и пр.). Корректность подсчетов численности среднего класса зависит от преобладающего методологического подхода: нормативистского или релятивистского. Первый, в соответствии с западной традицией, рассматривает средний класс через систему имущественных стандартов. В этом случае его численность не превысит в России 15 % населения. Второй отражает самоидентификацию населения, в этом случае его численность может увеличиться втрое.
Для формирования среднего класса в современной России необходимо решить ряд важнейших проблем. Главная среди них, как представляется, заключается в формировании такой системы социально-экономических отношений, при которой начали бы реализовываться естественные права человека в сфере хозяйствования, гарантированная свобода экономической деятельности и равные (эквивалентные) экономико-правовые условия для всех субъектов предпринимательства. Иначе не могут быть реализованы ни общественный экономический интерес, ни частный (групповой, корпоративный интерес - в отношении всех субъектов легитимного бизнеса в целом). В выигрыше остается лишь частный интерес отдельных олигархических группировок, дорвавшихся до власти и пытающихся сохранить такое положение как можно дольше. И чем дольше оно сохраняется, тем труднее будут идти процессы формирования "среднего класса", структурирования социально-экономических интересов, их воплощения в сфере политики путем становления реальной многопартийности и повышения роли политических партий в выработке и реализации адресной социально-экономической политики. В конечном счете, решение вышеуказанных задач должно способствовать становлению гражданского общества и воспитанию гражданских качеств у россиян; страна перестанет опускаться в пучину экономического кризиса (сдерживаемого, как утверждают аналитики, только высокой мировой ценой на нефть), социально и культурно деградировать.
Литература
Беляева Л.А. В поисках среднего класса. Социс, № 7, с.75-76, 1999.
Беляева Л.А. Средний слой российского общества: проблема обретения социального статуса. Социс,
№ 10, с.13-22, 1993. Вебер М. Избранные произведения. М., "Прогресс", с.675, 1990.
Галкин A.A., Красин Ю.А. Россия на перепутье. Авторитаризм или демократия: варианты развития. М., ИСПРАН, изд-во "Весь мир", с.137, 1998.
Голенкова 3.T., Игитханян Е.Д. Средние слои в современной России (опыт социологического исследования). Социс, № 7, с.19, 1998.
Горшков М.К. Некоторые методологические аспекты анализа среднего класса в России. Социс, № 3, с.8, 12, 2000.
Динамика социальной структуры и трансформация общественного сознания ("круглый стол"). Социс, № 12, с.60, 1998.
Добреньков В.И., Кравченко А.И. Социология. М., изд-во "ИНФРА-М", с.332, 2001.
Кант И. К вечному миру. Сочинения. В 6 т. М., Мысль, т.6, с.285-286, 1966.
Лайдинен Н.В. Образ России в зеркале российского общественного мнения. Социс, № 4, с.27-31, 2001. [Специальный опрос РОМИР, посвященный образу России, проводился в сентябре 2000 года среди 2000 респондентов в 115 населенных пунктах РФ (200 точек опроса, 40 субъектов Федерации)].
Меркель В., Круассан А. Формальные и неформальные институты в дефектных демократиях. Полис, № 1, с.10-13, 2002.
Меркель В., Круассан А. Формальные и неформальные институты в дефектных демократиях. Полис, № 2, с.26-27, 2002.
Наумова Т.В. Становление среднего класса в реформируемой России. Социально-гуманитарные знания, № 4, с.14-15, 1999.
Панарин A.C. Политология. М., "ПБОЮЛС.М. Грачев", с.203-204, 2000.
Полохало В. Негражданское общество как социополитический феномен Украины (отражение социального характера "среднего" украинца в избирательном процессе). Полис, № 6, с.28-29, 1999.
Попов Г.Х. Снова в оппозиции. М., Международное изд-во "Галактика", с.262, 1994.
Холодковский К. Парламентские выборы 1999 года и партийное структурирование российского общества. Полис, № 2, с.46, 2000.
Цепляев В. Конец дикой многопартийности. Аргументы и факты, № 49, с.4-5, 2000.
Шпедер Ж., Элекеш Ж., Гарча И., Роберт П. Очерк трансформации в Венгрии. Социс, № 5, с.43-44, 2002.
