CC BY
27НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Иерей Андрей Анатольевич Денисов
«Социально-антропологические аспекты осмысления феномена игровой зависимости»
УДК 241 / 316.286 / 616.891
«*■---ф $-VH;--х-
СОЦИАЛЬНО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ОСМЫСЛЕНИЯ ФЕНОМЕНА ИГРОВОЙ ЗАВИСИМОСТИ
Иерей Андрей Анатольевич Денисов,
магистр теологии, магистрант и аспирант ОмГУ им. Ф. М. Достоевского, преподаватель Омской духовной семинарии
Аннотация. Статья посвящена выявлению социально-антропологических и богословских оснований игровой зависимости. Игра рассматривается как один из центральных феноменов человеческого бытия, в которых может проявляться свобода человека. Автор выявляет причины элиминации свободы у «человека играющего» и превращения игры в зависимость.
В работе исследуется влияние социальной системы на «жизненный мир» лудомана, причины и характер его прогрессирующей социальной дезадаптации. В качестве важного условия излечения и успешной новой социализации зависимых людей обосновывается необходимость налаживания с ними экзистенциальной коммуникации, которая наиболее полно может реализоваться в семье и малых группах. Ключевые слова: игра, игровая зависимость, свобода, жизненный мир, экзистенциальная коммуникация.
SOCIAL, ANTHROPOLOGICAL ASPECTS OF UNDERSTANDING THE PHENOMENON OF GAME ADDICTION
Priest Andrey Anatolyevich Denisov,
Master of Theology, undergraduate and postgraduate student of Dostoevsky Omsk State University, teacher of the Omsk Theological Seminary
Abstract. The article is devoted to identifying the social, anthropological foundations of gambling addiction. Play is viewed as one of the central phenomena of human existence, in which human freedom can manifest itself. The author reveals the reasons for the loss of freedom in the playing person and the transformation of "play" into an addiction.
The work examines the influence of the social system on the life of the gambler, the reasons and nature of his progressive social alienation. As an important condition for the healing and successful re-socialization of addicted people it is necessary to establish existential communication with them, which can most fully be realized in the family and small groups.
Key words: game, gambling addiction, freedom, surrounding world, existential communication.
Проблема игровой зависимости не является порождением современной эпохи, она была известна и Древнему миру, но именно в наше время она приобрела невиданный размах, поражая исследователей многообразием форм своего проявления и сложностью для познания ее природы.
Как отмечает отечественный исследователь О.Ж. Бузик: «За рубежом на проблему игровой зависимости обратили внимание около 30 лет назад. В среднем 60% взрослого населения в развитых странах играют в азартные игры. По общемировой
№ 2 (11), 2021
статистике патологическим игроком становится каждый двухсотый игрок. Распространенность игровой зависимости среди населения составляет предположительно 2-3%, преобладают мужчины в возрасте 20-30 лет» [2, с. 1].
Данная статистика является достаточно условной и лишь частично отражает масштаб бедствия, с которым столкнулось человечество XXI века, поскольку современные технологии и средства коммуникации создали идеальные условия для игровой деятельности. В отличие от прошлых веков в настоящее время для того, чтобы играть, не нужно ни свободного времени, ни определенного социального статуса, ни специально оборудованного места, ни соперников-игроков, ни даже наличия денег или какого-то имущества. Все, что раньше рассматривалось как необходимое условие для игры, в наше время потеряло свою актуальность. Играть можно дома и на работе без отрыва от производства как человеку с высоким социальным статусом, так и маргиналу, умудренному старцу и несмышлёному подростку.
Ограниченность финансовых ресурсов также не является непреодолимым препятствием для игрока. Деньги в любой момент можно получить в заем от микрофинансовых организациях, которые готовы кредитовать за баснословные проценты даже самого ненадежного и неплатежеспособного своего клиента, поскольку в целом выгода от такого неразборчивого кредитования все равно намного превышает возможные потери от невыплат долгов. Как правило, игроки, чтобы покрыть свои проигрыши, имеют сразу несколько микрозаймов, число которых может доходить до 40-50. В силу того, что в таких финансовых организациях нет препятствий для выдачи займов, то заниматься игрой могут люди с небольшими доходами или даже неработающие, которые надеются «заработать» на ставках.
Единственным достаточным условием для игры стало наличие необходимого устройства для доступа к сети Интернет. В современных условиях виртуальная реальность в мобильнике заменяет всю игровую инфраструктуру прошлого. Благодаря Интернету уже нет необходимости ходить в специальное игорное заведение, можно делать ставки в любом месте и в любое время. Перечисление и заем денег также могут осуществляться моментально. Достаточно лишь электронной копии паспорта, чтобы получить необходимую для игры сумму.
Таким образом, современный игрок получил невиданную ранее свободу для реализации своих игровых желаний. В настоящее время виртуальная игровая культура обрела такую степень автономии от материальных и социальных условий жизни, что в сознании лудоманов может возникать иллюзия возможности ее существования вне реального мира. Вернее сам виртуальный игровой мир становится для них единственной истинной реальностью, а окружающий мир - тенью, бледным и искаженным отражением той полноты и интенсивности жизни, которую дает игра. Яркую иллюстрацию такого ухода в игровую виртуальную реальность представляет фильм Стивена Спилберга «Первому игроку приготовиться», в котором жизнь главных героев практически полностью проходит в игровом пространстве, события в котором детерминируют и происходящее в обыденном мире.
Однако социум, в целом неоднозначно относящийся к азартным играм, однозначно негативно оценивает игровую зависимость. Общество, конечно, не может признать игровую реальность лудомана значимее привычной социальной реальности, в которой живет большинство людей. Лудомания рассматривается как психическая болезнь, имеющая серьезные разрушительные последствия как для самого зависимого чело-
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Иерей Андрей Анатольевич Денисов
«Социально-антропологические аспекты осмысления феномена игровой зависимости»
века, так и для ближних. Как отмечают А. Г. Заховаева и А. Г. Урсу: «Лудоманией традиционно считается зависимость, для которой характерны частые повторные эпизоды участия в азартных играх, их доминирование в жизни субъекта, что ведет к снижению социальных, профессиональных, материальных и семейных ценностей. В 1980 году впервые она была классифицирована Американской психиатрической ассоциацией («American Psychiatric Associa-tion») как болезнь» [7, с. 110].
Общество, с одной стороны, в последнее время все больше уделяет внимание феномену игровой зависимости, но с другой - очевидно, что эта проблема не является приоритетной для разрешения. В настоящее время можно найти достаточно много квалифицированных специалистов, занимающихся лечением алкоголизма и наркомании, но почти нет врачей, специализирующихся именно на лечении лудома-нии. В реабилитационных центрах очень редко можно встретить пациентов, страдающих от игровой зависимости. Но это указывает не на то, что данная проблема мало распространена, а на отсутствие квалифицированных кадров, успешных методов диагностики и лечения, а также общее непонимание природы данной болезни, которое приводит к тому, что ни сами лудоманы, ни их родственники очень долгое время не в состоянии распознать развитие зависимости.
При этом в современной медицинской науке признается, что «до настоящего времени остаются спорными причины, побуждающие человека к неконтролируемому влечению к азартным играм, нет однозначного мнения относительно этиологии и патогенеза...» [18, с. 88]. В ситуации отсутствия единого понимания природы лу-домании является неудивительным тот факт, что она мало поддается лечению. Как отмечают В.В. Мадорский и В.А. Солдаткин, «существенной особенностью гемблин-га является его малокурабельность - эффективность лечения даже в современных комплексных вариантах, сочетающих индивидуальную и групповую психотерапию, психофармакотерапию и меры социальной реадаптации, составляет, по различным данным, от 5,0 до 30,0%» [8].
Однако и эти цифры слишком оптимистичны, поскольку учитывают лишь тех лудоманов, которые обратились за медицинской помощью и оказались готовы пройти полные курсы лечения и реабилитации. Очевидно, что далеко не все люди, страдающие от игровой зависимости, готовы пройти такое комплексное лечение, которое требует наличия большого количества свободного времени и значительных денежных средств. Лечение часто носит не комплексный, а наоборот, однонаправленный и эпизодический характер, ограничиваясь отдельными консультациями со специалистами, что существенно снижает и без того невысокую его эффективность.
В настоящей работе мы не ставим целью раскрыть во всей полноте природу игровой зависимости и тем более найти какую-то панацею для ее излечения, поскольку сложность проблемы пока не позволяет претендовать на какую-то истину в последней инстанции. Однако смеем предположить, что работа с людьми, страдающими игровой зависимостью, должна опираться не только на медицинскую науку со всеми ее практическими методиками излечения недуга, но и на философское понимание человека и общества. В нашем исследовании мы попытаемся дополнить изучение биологических, психологических и социальных причин лудомании, которые, как правило, рассматриваются в научной и медицинской [4], анализом ее социально-антропологических оснований.
№ 2 (11), 2021
Игра является одним из главных феноменов человеческого бытия, поэтому ее сведение исключительно к развлечению, к азартным играм, или даже к маргинальному общественному явлению, требующему коррекции, не позволяет понять её глубинную социально-антропологическую и природу. Такого рода редукция делает невозможной успешную терапию игровой зависимости, которая, по нашему мнению порождена не самой игрой как таковой, а ее профанацией, отрывом от сущностных оснований человеческого бытия.
Духовная аномия, изолирующая человека в виртуальном игровом пространстве, возникает в результате потери лудоманом тех мировоззренческих координат, которые придают человеческой жизни глубинный смысл, связывающий отдельную человеческую личность с бытием её превосходящим. Разрыв с сущностными основаниями человеческого бытия может происходить, как по вине самих людей, так и общества, которое нередко начинает культивировать ценности, подменяющие исходные феномены человеческого бытия симулякрами. Такая подмена произошла, по нашему убеждению, и с игрой, которая в современном обществе во многом лишилась своих социальных и метафизических смыслов, которые включали «играющего человека» в бытие. Тяга лу-домана к небытию является, во многом, отражением, профанации игры, изначально соединенной с бытием. Для того чтобы показать этот процесс деконструкции и расколдовывания игры, попробуем самоопределиться с пониманием этого феномена.
В настоящее время не существует общепризнанного определения понятия игры. Под одним словом иногда понимаются столь различные по своему внутреннему содержанию и направленности явления, что возникает искушение вообще отказаться от попыток точных дефиниций.
Л. Витгенштейн писал, что игры лучший пример чего-то, что мы не можем определить - множество настолько разнообразных вещей, что у них нет общего элемента, связанных только извилистой цепочкой семейных сходств, не имеющих единого основания [4]. Примерно в таком же духе рассуждал Дж. Бамброу, который пришел к очевидной тавтологии, что общее в играх - это лишь то, что они игры. Действительно, игра как феномен человеческого бытия очень многогранна. Игрой можно назвать даже то, что формально игрой не является. Можно согласиться с Мэри Миджли, что «вещи, которые не являются игрой в буквальном смысле, можно с успехом назвать игрой, если мы только знаем, в чем смысл игры: если это понятие действительно имеет в своей основе единое основание» [9, с. 44].
Однако, признавая определенную неуловимость феномена игры для рационализации и категоризации, нельзя согласиться с признанием игры некой «вещью в себе», которая вообще недоступна для нашего понимания. Превращение игры исключительно в метафору [9] лишает нас возможности рассматривать данный феномен в контексте предельных оснований человеческого бытия. Поиск «единого основания» игры необходим также для формирования неких критериев, позволяющих делать оценочные суждения в отношении различных форм игр, их направленности и ценностного содержания. Вне этих критериев трудно обосновать, почему игра игре - рознь, и, где проходит граница между здоровым игровым задором и пагубной игровой зависимостью.
В рамках современной культурологии, социальной феноменологии и философии постмодернизма предпринимались неоднократные попытки дать определение понятию игры.
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Иерей Андрей Анатольевич Денисов
«Социально-антропологические аспекты осмысления феномена игровой зависимости»
Голландский историк культуры и философ Й. Хейзинга дал следующее определение игры: «Игра есть установление границ места и времени по добровольно принятым, но абсолютно обязательным правилам с целью, заключенной в нем самом, сопровождаемое чувством напряжения и радости, а также сознанием «иного бытия», нежели «обыденная» жизнь» [16, с. 41].
В этом определении, как мы видим, сделан акцент на обязательность правил для возможности игровой деятельности и на процессы, происходящие в сознании самого играющего человека, переживающего во время игры определенные положительные эмоции в результате ощущения выхода за пределы повседневной реальности в «иную» действительность. «Иное» бытие у Й. Хейзинги отнюдь не тождественно трансцендентной реальности, к которой может приобщиться игрок, но наделяется другими смыслами. В трактовке автора, если игрок и трансцендирует, то за пределы собственного обыденного сознания, утилитарных целей и рациональных жизненных установок в воображаемый игровой мир, который может принадлежать не только отдельному индивиду, но и многим другим игрокам, то есть восприниматься интерсубъективно.
Другой известный теоретик игры Э. Финк доводит идею бескорыстности и неутилитарности игры до утверждения, что чем меньше человек связывает игру с практическими жизненными целями, чем более она бесцельна, тем скорее находим в ней малое, но полное счастье. Э. Финк подчеркивает, что игра ничему не служит, не имеет никакой «конечной цели», она есть «для себя и в себе». В этом смысле игра самодостаточна. М. А. Тяглова в своей работе «Игра и ритуал: проблема соотношения» также отмечает существенно другую функциональную направленность игры по сравнению с прагматически-ориентированным ритуалом: «В игре ориентация на результат сменяется на сам процесс игры» [12, с. 80].
Однако при таком подходе автономизация игры, замкнутость на саму себя, не может не приводить к ее абсолютизации, возведение в ранг высшей ценности, что открывает возможности для обоснования произвола в жизни человека-игрока. Если вся наша жизнь - игра, если все игры в ценностном отношении равны, и нет ничего, что возвышалось бы над игрой, делая правомерным ценностные суждения о ней, то любая игра является индульгенцией самой себе и участвующему в ней игроку.
Но с точки зрения традиционных ценностей принцип жизни: «Играю, потому что играю», опасен своим релятивизмом, провоцирующим аморализм в реальной жизни индивида. В контексте анализа причин распространения лудомании в настоящее время такого рода представления об игре представляют собой наглядный образец того, каким образом общество может формировать идейную среду, которая создает теоретические обоснования для самых патологических игр. Современная постмодернистская философия, делающая игру главной ценностью культуры, размывает границы между истинным и ложным, должным и недолжным, миром реальным и воображаемым. Игровая виртуальная реальность лудомана в постмодернистской перспективе имеет такое же право на существование и ценность, как и другие игровые пространства.
Самой большой опасностью в таких теориях игры является как нивелирование онтологических и ценностных различий между реальным и воображаемым игровым миром, так и также, наоборот, разрыв между объективной реальностью и игрой. Как отмечает В. В. Шаронов: «Различия, как известно, не есть утрата связи, а напротив,
№ 2 (11), 2021
предполагает связь между различающимися состояниями. Если же речь идет о принципиальном разрыве единого бытия человека на невзаимодействующие части, то это по самому мягкому оценочному варианту не согласуется со многими другими тезисами Э. Финка, например, с положением о всебытийности игры» [17, с. 127].
Действительно, позиция Э. Финка в понимании игры выглядит противоречивой, поскольку этому же философу принадлежат слова, в которых игра трактуется с социально-антропологических позиций, которые указывают как раз на тесную связь игры со всем бытием человека: «Игра охватывает всю человеческую жизнь до самого основания, овладевает ею и существенным образом определяет бытийный склад человека, а также способ понимания бытия человеком» [13, с. 360]. Однако стоить отметить, что здесь утверждается возможность активного влияния игры на бытие человека, но не говорится о возможности и характере обратного влияния на игру, которое проявляют по отношению к ней как отдельный индивид, так и социум в целом.
В концепции Э. Финка человек по отношению к игре занимает страдательную позицию, не является активным ее субъектом, который выбирает игру, управляет ею, опираясь на какие-то свои цели и ценности. Наоборот, игра выбирает человека, как некий Рок или Судьба в античной культуре, детерминируя жизнь человека. Наиболее ярко подобная деперсонализация «человека играющего», достигает у основателя герменевтики Гаадамера, который утверждал, что субъектом игры является не тот, кто играет, а сама игра...
А. В. Демидов, анализируя такое понимание игры, отмечает: «Игра выступает по отношению к ее участникам как реальность, которая их превосходит, втягивает их в себя, придает им свой дух» [6, с. 20-21]. Таким образом, игра в такой мировоззренческой системе начинает занимать то место, которое в традиционной культуре отводилось Богу и обществу, приобщением к которым считалось необходимым условием полноценного человеческого бытия. Игра наделяется некой метафизической сущностью, сакрализуется, делая возможным появление людей, которые в некотором смысле ей служат, поклоняются как источнику полноты бытия.
Такая трактовка игры, конечно, мало коррелирует с распространенным представлением об игре как одной из самых ярких форм проявления свободы человека. «Игра - форма свободного самовыявления человека, которая предполагает реальную открытость миру возможного и развертывается либо в виде состязания, либо в виде представления (исполнения, репрезентации) каких-либо ситуаций, смыслов, состояний» [11, с. 110]. Позиция К. Б. Сигова выглядит логичной, если признать, что игра не является некой силой, довлеющей над человеком, управляющей им. Человек не часть игры, не пассивный её участник, а свободная личность, развитие и совершенствование которой протекают, в том числе и через игровые формы. Поэтому «глубоко правы те исследователи игры, которые связывают с ней процесс самовоспитания, совершенствования, утверждения человека как личности» [17, с. 126].
В нашем понимании достойной человека игрой можно назвать только ту, которая носит творческо-преобразовательный характер как по отношению к самому человеку, так и к окружающему миру. Игра - один из способов духовно-практического освоения действительности, под которой можно понимать и трансцендентную реальность, описанную в философских и религиозных учениях. Игра не является подобием симулякров, которые не отражают ничего из действительности, а только мир воображения. Согласно определению С.Л. Рубинштейна, «игра человека - порожде-
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Иерей Андрей Анатольевич Денисов
«Социально-антропологические аспекты осмысления феномена игровой зависимости»
ние деятельности, посредством которой человек преобразует действительность и изменяет мир» [10, с. 650]. Игра - это способность человека, «отражая, преобразовывать действительность» [10, с. 650].
Таким образом, при таком подходе акцент в понимании игры переносится с анализа воображаемого мира, генерируемого игрой, на поиск взаимосвязи игры с отражаемой ей действительностью. При этом надо понимать, что игра может отражать разные уровни реальности: трансцендентную, социальную, бытие человека и т.д.
Следует отметить, что такое понимание игры вовсе не означает, что творчески-преобразовательная активность «человека играющего» обязательно носит утилитарный характер. Если верить знаменитым теоретикам игры Э. Финку и Й. Хейзинге, то практически все формы деятельности человека и культуры в целом носят игровой характер. Но, например, художественное или философское творчество очень трудно заподозрить в утилитарности. Неприкаянная неустроенность великих художников, придерживающихся принципа: «искусство ради искусства», и вечное интеллектуальное одиночество философов - верный залог того, что игры философов и деятелей изящных искусств, как правило, очень далеки от практических и утилитарных целей.
В данной работе наиболее перспективной видится понимание игры как бытийного состояния человека. Игра в этом смысле рассматривается не как сакральный фетиш для поклонения, не как развлечение или набор социальных масок для манипуляций, а как способ приобщения человека к бытию.
Игра раскрывает подлинный потенциал человеческой природы, помогает реализовать назначение человека. Игра - это форма реализации человеческого в человеке, раскрытия его сущностных свойств. Истинная игра в высшей степени антропологична. Как верно отмечает В. В. Шаронов»: «Игра есть один из способов (путей) осмысления человеком своей жизни» [17, с. 126]. Игра является и необходимым элементом самопознания человека, обретения им понимания собственной личности.
Через игру человек может обрести подлинную свободу, понимаемую не как неограниченный произвол, а как возможность делать именно то, что вытекает из бытийных оснований личности данного человека. Игра является проявлением свободы человека именно при этом условии. В этом контексте необходимо уточнить позицию В.В. Шаронова, который утверждал, что «игра есть «инструмент» свободного выбора, специфичный только для человека» [17, с. 126]. Возможно, автор хотел подчеркнуть свободу человека в отличие от инстинктивного поведения животных. Но нам важно здесь подчеркнуть, что истинная свобода - это не есть свобода выбора. Свобода выбора часто может быть мнимой, если человек не в состоянии управлять собой, с другой стороны, истинная свобода может проявляться в ситуации отсутствия выбора для самого человека, поскольку он точно знает, что делать, что соответствует реализации его человеческой сущности.
Как совершенно верно отмечает русский религиозный философ С. Л. Франк: «Свобода есть неподчиненность воздействию извне, действие из себя самого, самоосуществление. По меткому определению Гегеля, свобода есть «бытие-у-се-бя-самого» (Ье^кЬ-зе^^ет). Свобода совсем не есть возможность чего угодно, беспричинность, ничем не определенность; она, наоборот, не только сочетается с необходимостью, а есть необходимость - именно внутренняя необходимость как
№ 2 (11), 2021
определенность самим собой; она противоположна только рабству, принужденности извне» [14, с. 373].
Трудно отрицать, что игра тесно связана со свободой человека, как отмечали все знаменитые теоретики игры, но, главное, это отдавать себе отчет, что игра в той степени делает человека свободным, в какой она сама бытийственна, отражает подлинную природу человека. В этом смысле далеко не всякая игра есть проявление свободы. Скорее следует признать, что игра часто лишает человека свободы, отдаляет от реализации его предназначения. Ярче всего подобную элиминацию свободы можно проследить на примере изучаемой нами лудомании, в которой игра, оторвавшись от своей бытийственной основы, делает игроков предельно несвободными.
Таким образом, по нашему убеждению, главным критерием подлинно человеческой игры является ее органическая связь с бытием. Основная проблема лудомана заключается в том, что в его сознании виртуальный игровой мир вытесняет реальность, часто полностью обесценивает ее. Однако полная самодостаточность игры -это иллюзия, даже лудоман связан с реальной жизнью, но только отрицательным образом, поскольку он ее разрушает. Все азартные игры имеют продолжение в жизни. Как отмечает Мэри Миджли: «Скажем, русская рулетка - это игра, и её существенная часть - смерть; то же относится ко многим видам азартных игр, а также к обману и мошенничеству» [9, с. 36].
Все игры, так или иначе, связаны с реальностью. Можно согласиться с классиками теоретиков игры, что она способна проникать во все сферы человеческой деятельности. Человеческая и общественная жизнь носят игровой характер. В этом смысле все игры в большей или меньшей степени реальны: «Реальные игры в этом случае не являются закрытыми системами в том смысле, что они произвольны, опциональны и не имеют продолжения в окружающей жизни» [9, с. 38].
Игра во многом нерациональна, но неправомерно признавать за ней изначальную иррациональную природу. Игрок часто имеет внеигровые цели, опирается на те или иные ценностные императивы, связан с определенной мировоззренческой системой, которая дает обоснования для игровой деятельности. В этом смысле игра всегда отчасти детерминирована объективной внеигровой реальностью, которая доступна рационализации. Вопрос заключается именно в том, на что именно ориентируется «человек играющий», насколько бытийственна его игра.
В работе А. Г. Заховаевой и А. В. Урсу «Девальвация личности: от Homo Ludens к лудомании» предпринимается попытка выявить причины приобретения вполне естественной для человека игровой деятельности формы патологии. Как пишут авторы: «Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вникнуть в смысл слова «лудоман», под которым, в сущности, понимается человек, увлеченный «несерьезными» (бесполезными) играми. Следовательно, все игры можно систематизировать по степени серьезности:
0 (нулевая степень) - не игра;
1 - «несерьезная игра»;
2 - «серьезная игра»;
3 - игра как бытийное состояние человека.
Нулевая и третья степень игры - это своего рода антиномия небытия и бытия. На степень же серьезности игры влияет степень ее материальной полезности. Соб-
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Иерей Андрей Анатольевич Денисов
«Социально-антропологические аспекты осмысления феномена игровой зависимости»
ственно, из «серьезных игр» и складывается человеческая жизнь, но это есть игры под контролем разума, это в большей степени «игра по принуждению», или «вынужденное воспроизведение игры» (Хейзинга, с. 27), то есть своего рода «социальная маска» человека (я - общество), компромисс между личностью и обществом» [7, с. 113-114].
В данной концепции авторов представляет особую ценность привязка тех или иных игр к определенной иерархии бытийности человека. Трудно спорить с тем, что нулевая степень игры означает небытие человека. Пока человек жив, он не может не играть, в том смысле, что сама жизнь есть игра. Но люди, находящиеся на грани суицида, это как раз те, кто играть больше уже не может. Как это ни парадоксально, но именно лудоманы на определенной стадии развития патологии не в состоянии переживать полноту игры не только в самой виртуальной игре, но и в жизни в целом, отсюда и большая их склонность к суициду.
«Несерьезные» и «серьезные игры», которые выделяют А. Г. Заховаева и А. В. Урсу, выражают уже определенные степени отчуждения «играющего человека» от «игры как бытийного состояния человека». Под «серьезными играми», видимо, понимаются игры, которые присутствуют в социуме. Действительно, в общественной жизни существуют игры, которые отражают и даже закрепляют отчуждение между людьми. Эрик Бёрн такого рода игры описал в своей книге, где они рассматриваются фактически как способы манипулирования людьми: «Существенной чертой игр людей мы считаем не проявление неискреннего характера эмоций, а их управляе-мость...Времяпровождения и игры - это, на наш взгляд, только суррогат истинной близости» [1, с. 5].
Действительно, любой член общества рано или поздно осознаёт дефицит подлинной экзистенциальной коммуникации в социальном и межличностном взаимодействии. Однако исходя из этого не стоит делать неправомерный вывод о неизбежности «игры по принуждению» в социуме. Как говорил греческий философ Аристотель: «Человек - это общественное животное». Если не вставать на позиции крайнего персонализма, экзистенциализма и постмодернизма, то вполне можно признать, что человек может реализовывать свою сущность и в обществе. В этом контексте «игры по принуждению» и манипуляции лишь часть возможных игр человека, которые могут развертываться в социуме.
Игровой характер практически всех сфер культуры предполагает большое поле возможностей для человека, стремящего реализовать свой потенциал в окружающей социальной реальности. При этом материальная полезность игр не является ключевым критерием, позволяющим причислить их к тем, которые выражают бытийное состояние человека или его тягу к небытию. Например, игровой и, несомненно, бытийный характер творческой деятельности мастеров «изящных искусств», философов, ученых, многих предпринимателей вовсе необязательно нивелируется доходами, которыми они за это получают.
Социальная среда, безусловно, имеет свои издержки для каждого человека, но она же является совершенно необходимой для личностного становления человека. В идеале социализация, жизнь человека в обществе должны его обогащать, способствовать самореализации. Отказ лудоманов от социальной жизни под предлогом того, что, как говорил Э. Берн, «повседневная жизнь представляет очень мало возможностей для человеческой близости» [1, с. 27] не является рационально оправдан-
№ 2 (11), 2021
ным, поскольку проблема налаживания коммуникации не может быть переложена полностью на общество. Как утверждали экзистенциалисты, за человека никто не может прожить его жизнь. Только сам человек может выстроить свою систему коммуникации.
Несовершенство общества является не преградой, а вызовом для творческой личности, которая готова принять ответственность за свою жизнь, несмотря на давление социума. Попытка бегства из общества лудомана представляет собой проявление социально-психологического инфантилизма, на который неоднократно обращали внимание специалисты, изучающие данную патологию [2]. Социальная активность в обществе, предполагающая в том числе и продуктивную игру, в полной мере возможна для зрелой личности, способной не просто отстоять себя в социуме, но и проявить в нем свои творческие потенции.
А. Г. Заховаева и А. В. Урсу, тем не менее, основную причину обращения к «несерьезным играм» объясняют тем экзистенциальным кризисом, в который попадают люди, потерявшие смысл жизни в тесных рамках современного социума: «В такой ситуации у людей развиваются депрессии, неврозы и протестные модели поведения. Вот здесь человек и начинает играть в «несерьезные игры» («игрушки для взрослых»: карты, рулетка и т. д. и т. п.), то есть хочет найти смысл жизни вне ее реалий» (с. 114).
В работе «Отношение между системой и жизненным миром» Юрген Хабермас показывает, что, действительно, в современном обществе «системный мир», представленный различными институтами с соответствующими способами социальной регуляции, активно «колонизирует» «жизненный мир» человека, то есть сферу повседневности, приводя его к дезорганизации и фрагментации: «Повседневное сознание, отосланное к традициям, претензии которых на значимость уже отвергнуты, оказывается вне сферы влияния традиционализма и пребывает в состоянии безнадежного распада. Место «ложного» занимает «фрагментированное» сознание, которое препятствует просвещению с помощью механизма овеществления. Только таким образом выполняются условия колонизации жизненного мира: императивы автономных подсистем, сбросив идеологические покровы, завоевывают, подобно колонизаторам, пришедшим в первобытное общество, жизненный мир извне и навязывают ему процесс ассимиляции. При этом рассеянные осколки культуры периферии не складываются в целостную картину, позволяющую ясно представить сущность игры, в которой участвуют метрополии и мировой рынок» (Хабермас, с. 136).
Однако у каждого человека даже в условиях отчужденного социума всегда есть выбор - или всё же попытаться найти полноту бытия в реальной действительности, или уйти от плотностей и сложностей этого мира в воображаемую реальность, в которой именно азартная игра становится одной из главных возможностей ощутить вкус жизни.
«Несерьезные игры», как правило, исключительно гедонистичны. Серьезности социальной жизни противопоставляется в них удовольствие как высший принцип жизни. Ведь все азартные игроки стремятся получить, прежде всего, удовольствие от игры. Само по себе удовольствие, конечно, не является чем-то не соответствующим природе человека. Еще Аристотель очень высоко оценивал удовольствие и рассматривал его как проявление индивидуальности человека. Вопрос только в том, от чего человек стремится получать удовольствия.
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Иерей Андрей Анатольевич Денисов
«Социально-антропологические аспекты осмысления феномена игровой зависимости»
Например, Платон даже философские дискуссии «часто описывает ... как игру, тем самым сбивая с толку серьезных людей, которые полагают, что он, вероятно, имеет пустую трату времени. В действительности он говорит, что это совершенно серьезное дело одновременно представляет собой возвышенную форму увеселения, суть которой зависит от того, ведется ли оно согласно своим собственным строгим законам, а не ради чьей-то сторонней выгоды, и таким образом, не должно изменяться вообще, несмотря ни на какие практические соображения» [9, с. 40]. В этом смысле такими «увеселительными» играми могут стать занятия спортом, семейные отношения, профессиональная самореализация, духовно-нравственное совершенствование и т. д.
Таким образом, возвышенные удовольствия, получаемые человеком во время такого рода «увеселений», вполне соответствуют игре как бытийному состоянию человека. Продуктивная игра в реальной жизни может приносить глубинное удовлетворение человеку, в силу чего он не имеет постоянной нужды в игровых развлечениях. Даже отсутствие материальной полезности не может лишить его радости от полноты бытия, в которой сама жизнь играет всеми цветами радуги. В этом контексте даже повседневная жизнь может не вызывать скуки, поскольку отсутствует отчуждение человека как от своей собственной природы, так и от общества в целом.
Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод, что на философском уровне осмысления тяга лудомана к легким развлечениям, игровым удовольствиям вне реальной жизни обусловлена сразу несколькими причинами: неукоренённостью игрока в бытии, ложной трактовкой свободы, ошибочной системой жизненных ценностей, непониманием истинных причин отчуждения и порожденной им скуки в повседневной жизни, а также нежеланием и неумением проявлять свою творче-ско-преобразовательную активность.
Преодоление игровой зависимости предполагает осознание человеком своих мировоззренческих заблуждений, переосмысление ценностей, целей и смысла жизни, активный процесс возвращения из иллюзорной виртуальной реальности в сферу бытия. Важным условием излечения и успешной ресоциализации зависимых людей является налаживание с ними экзистенциальной коммуникации, которая в полной мере может реализоваться в семье, в дружеском общении и малых группах. Наиболее эффективно помочь человеку можно только при личном к нему отношении, основанном на сострадании и любви: «Только экзистенциональное общение, при котором больше нет отношения к больному как предмету, объекту, а есть подлинная внутренняя связь двух личностей, двух неповторимых судеб, есть подлинная предпосылка эффективного лечения» [5, с. 12].
Лудоманию невозможно победить исключительно внешними средствами: запретами, медикаментозным лечением или изменением социальной среды игрока. Лишь сам человек, оказавшись в пограничной ситуации между жизнью и смертью, имеет шанс осуществить трансценденцию из наличного своего состояния и вернуться из небытия в бытие. Близкие люди, чтобы помочь этой трансценденции личности, могут лишь создать то пространство экзистенциальной коммуникации, в которой зависимый человек сможет ощутить ту внутреннюю духовную связь с другими личностями, которой ему, наверное, всегда не хватало.
№ 2 (11), 2021
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бёрн Э. Игры, в которые играют люди. Психология человеческих взаимоотношений / Общ. ред. М. С. Мацковского. - СПб.; М: Университетская книга; АСТ, 1998. -247 с.
2. Бузик О.Ж. Клинические особенности игровой зависимости основы // Российский медико-биологический вестник имени академика И. П. Павлова. - 2007. - С. 1-5.
3. Витгенштейн Л. Философские исследования / Пер. с нем. М.С. Коз-ловой // Витгенштейн Л. Философские работы: в 2 ч. Ч. 1. М.: Гнозис, 1994. - С. 80-130.
4. Ворошилин С.И. Игровая зависимость: социальные, психологические и биологические основы // Суицидология. - № 3. - 2011. - С. 26-37.
5. Гайденко П. П. Человек и история в экзистенциальной философии Карла Ясперса // Ясперс К. Смысл и назначение истории: Пер. с нем. 2-изд. - М.: Республика, 1994. -. С. 5-26.
6. Демидов А. В. Феномены человеческого бытия. - Мн.: Издательский центр «Экономпресс», 1999. - 180 с.
7. Заховаева А. Г., Урсу А. В. Девальвация личности: От Homo Ludens к лудомании // Философия и общество. Выпуск № 4(52). 2008. - С. 110-117.
8. Мадорский В.В., Солдаткин В.А. Семейная психотерапия в комплексном лечении больных, страдающих патологической страстью к азартным играм // Материалы межрегиональной научно-практической конференции «Актуальные вопросы охраны психического здоровья населения». - Краснодар, 2006. - С. 426-428.
9. Миджли М. Игра в игру // Философская антропология. - 2017. - Т. 3. - № 2. -С. 30-56.
10. Основы общей психологии // С. Л. Рубинштейн. - СПб., 2002. - 720 с.
11. Сигов Б. К. Игра // Современная западная философия: Словарь. - М.: Политиздат, 1991. - С. 110-112.
12. Тяглова М.А. Игра и ритуал: проблема соотношения // Культура народов Причерноморья. — 2014. — № 276. - с. 78-82.
13. Финк Э. Основные феномены человеческого бытия // Проблема человека в западной философии / под ред. Ю. Н. Поповой, сост. П. С. Гуревич. - М.: Прогресс, 1988. - 552 с.
14. Франк С. Л. Реальность и человек / Сост. П. В. Алексеев. Прим. Р. К. Медведевой. - М.: Республика, 1997. - 479 с.
15. Хабермас Ю. Отношение между системой и жизненным миром // THESIS, 1993. - вып. 2. - С. 123-136.
16. Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. - М.: Прогресс, 1988. - 464 с.
17. Шаронов В. В. Основы социальной антропологии. - СПб.: Лань, 1997. - 192 с.
18. Шемчук Н.В., Агаларзаде Г.Б., Юсупова И.У. Основные подходы к оказанию медико-психологической помощи лицам, страдающим патологическим влечением к азартным играм (сообщение 1) // Российский психиатрический журнал. - № 5. - 2008. -С. 88-92.
