CC BY
151
Анатолий Тихонович Тертышный
Доктор исторических наук, профессор, Заслуженный деятель науки Российской Федерации, первый проректор Уральского государственного экономического университета
СОТРУДНИЧЕСТВО СОВЕТСКИХ ГРАЖДАН С ОККУПАНТАМИ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ.
К ИСТОРИОГРАФИИ ПРОБЛЕМЫ
В российской исторической науке начиная с конца 80-х годов ХХ века идут сложные и противоречивые процессы. С одной стороны, отказ от монополии марксистско-ленинской методологии, снятие былых идеологических барьеров привело к значительному расширению проблематики исследований (в первую очередь, за счет ранее запретных тем), введению в научный оборот многих новых архивных документов. Заметны стали нестандартные подходы в разработке традиционных тем по истории СССР. С другой стороны, отказавшись от многих прежних мифологем, значительная часть наших публицистов, литераторов, историков и других обществоведов, руководствуясь конъюнктурными соображениями, политической заданностью, цель которых «очернение и уничтожение проклятого тоталитарного прошлого», возводят «монблан» новых фальсификаций и подлогов. Это хорошо видно на примере заявленной нами темы.
В недалекие времена власть, отстаивая идею о монолитном, непоколебимом морально-политическом единстве советского народа, которое обеспечило нашу победу в войне 1941-1945 гг., поставила под запрет изучение такой болезненной темы, как коллаборационизм - сотрудничество советских людей с оккупантами. В литературе попутно с другими, более общими проблемами военной истории, приводились некоторые факты о полицаях, старостах, бургомистрах, власовцах, но целостного, глубокого представления о проблеме они не давали. Коллаборационисты оценивались как небольшая кучка предателей и изменников, выходцев из стана помещиков, нэпманов, кулаков, уголовников и т.п. Такое состояние изученности вопроса, конечно же, не удовлетворяло. Можно ли говорить о небольшой кучке коллаборационистов, если из них формировался не только многочисленный институт полицаев, но и целые кадровые дивизии, восточные легионы, спецбатальоны, которые воевали на стороне Германии и ее союзников?
Но встает и другой вопрос: а нужно ли оправдывать и тем более героизировать коллаборационистов, как это делают Г. Владимов, А. Солженицын,
В. Филатов и другие, взяв за обазец генерала А.А. Власова, которого они стремятся представить как сознательного антикоммуниста, убежденного бор-
ца с тоталитарной системой, созданной Сталиным. Но для такого вывода нет оснований. Власов во многом был обязан советской власти и поддерживал ее. Он добровольцем вступил в Красную Армию в годы гражданской войны, позднее активно участвовал в строительстве советских вооруженных сил, сделав успешную карьеру. Власов в предвоенные годы служил в важнейших для обороны страны военных округах (Ленинградском и Киевском), состоял членом окружных военных трибуналов, в 1930-е годы отмечен Сталиным, неплохо воевал с немцами на первом, самом тяжелом, этапе Великой Отечественной войны. Власов являлся членом ВКП(б) с 1930 г. Все это свидетельствовало о том, что Власов всегда имел у представителей высшей власти безупречную репутацию.
О том, что он не был идейным борцом со сталинизмом говорят и другие факты. Взять хотя бы письмо, адресованное им 14 февраля 1942 г. жене Агнессе Подмазенко, в котором он отзывался исключительно положительно о Сталине. Власов так описывал свою встречу с Верховным Главнокомандующим: «Меня вызывал к себе самый большой и главный хозяин. Представь себе, он беседовал со мной целых полтора часа. Сама представляешь, какое мне выпало счастье. Ты не поверишь, такой большой человек и интересуется нашими маленькими семейными делами. Спросил меня: где моя жена и вообще о здоровье. Это только может сделать ОН, который ведет нас от победы к победе. С ним мы разобьем фашистскую гадину» [1. С. 335].
Другими словами, пока судьба и карьера складывались благополучно, и советская система, и большевизм Власова вполне устраивали. Поэтому обе-ливание Власова неуместно. Он был предателем, изменившим присяге и воинскому долгу, военным преступником, тесно связанным с фашистами, оказавшим им активное содействие в ведении войны против советского народа, установлении «нового порядка» на его родине. И побудительным мотивом действий Власова была не высокая идея, а инстинкт самосохранения, который оказался у него выше всех других побуждений.
Перед исследователями проблемы сотрудничества советских людей с гитлеровцами и их союзниками встают несколько главных вопросов: как широко распространено было это явление, какими были формы сотрудничества с оккупантами и мотивы, которыми руководствовались коллаборационисты в своих действиях?
В современной литературе взгляды по этим вопросам существенно отличаются и во многом определяются ангажированностью авторов, их сообщающих. Если, например, кто-то пытается убедить читателя в необоснованности, преступности депортации (переселении) некоторых народов Светского Союза в годы войны, то численность коллаборационистов, указанных в его сочинении, как правило, невелика. Так, Э. Радзинский пишет, что во время оккупации Кавказа немцами «были случаи, когда кто-то (выделено нами. - А.Т.) пошел за гитлеровцами. То же было с татарами в Крыму» [2. С. 541]. Если же в публикациях развивается тезис о недовольстве масс жестоким режимом Сталина, об организации сопротивления ему, то оказывается, что с оккупантами сотрудничали 130 тыс. представителей тех же народов Кавказа и Крыма [3. С. 473].
Современная литература характеризуется значительным разбросом мнений, отражающих численность советских граждан, воевавших на стороне
гитлеровской Германии. В западной историографии, например, утвердилась цифра в 1 млн, состоящих в рядах вермахта в 1941-1945 гг. Л.Е. Решин и М.А. Гареев оспаривают эту цифру и считают, что в вооруженных силах Германии насчитывалось 150-200 тыс. граждан СССР [4. С. 127-128]. По данным С.И. Дробязко, численность советских людей, принимавших участие в войне на стороне Германии, колеблется в пределах 1,3—1,5 млн чел. [4. С. 133].
А. Кваша полагает, что более миллиона граждан Советского Союза воевали против Красной Армии. А.Н. и Л.А. Мерцаловы, полемизируя с А. Квашой, подчеркивают, что «лишь меньшая часть этих людей воевала, большинство же использовалось вермахтом на хозяйственных работах» [5. С. 384]. В.В. Малиновский, ссылаясь на статистику германского министерства восточных территорий на январь 1945 г., сообщает, что в немецких вооруженных силах (в сухопутных войсках, войсках СС, полиции, войсках Тодта, различных национальных легионах и Русской освободительной армии служило около 600 тыс. представителей «восточных народов (русских, прибалтов, татар, азербайджан и т.п.) [6. С. 164-165].
Такой недопустимый для правильного понимания рассматриваемой проблемы разнобой во взглядах свидетельствует о том, что исследователи не придерживаются (кто непреднамеренно, а кто и сознательно) единой методики и критериев подсчета. Одни включают в число воевавших на стороне немцев только советских военнопленных, другие относят к вермахту власовскую Русскую освободительную армию и тех, кто служил в полиции, в полувоенной организации Тодта, занимавшейся проектированием и строительством автомобильной и железнодорожной сети, возведением оборонительных сооружений.
Еще хуже обстоит дело со статистикой, относящейся к институту старост, бургомистров, полицаев и других служащих германской администрации на оккупированной территории. Достоверные обобщающие сведения в литературе практически отсутствуют, ибо о миллионах советских граждан, «занятых во вспомогательной полиции и органах оккупационной администрации», упомянутых А. Далменым [1. С. 465], не стоит говорить всерьез до тех пор, пока не будут представлены убедительные источники.
В литературе очень мало сведений о сотрудничестве людей с немцами и их союзниками на бытовом уровне, в экономической сфере. В частности, речь идет о коммерсантах, сапожниках, портных, парикмахерах, которые, только чтобы выжить, обслуживали оккупантов. И вряд ли стоит ставить этих людей на одну доску с теми, кто сотрудничал с противником по военнополитической и административной линии.
Таким образом, имеющиеся в литературе материалы свидетельствуют о том, что вопрос о количестве советских граждан, сотрудничавших с оккупантами, формах этого взаимодействия изучен пока недостаточно.
Не лучше разработан и вопрос о мотивации тех людей, которые пошли на службу к противнику. Часть исследователей считает, что коллаборационистами, как правило, являлись идейные противники советской власти, люди, пострадавшие от нее во время революции, гражданской войны, сталинского деспотизма периода коллективизации, массовых репрессий 1930-х годов.
Безусловно, по ту сторону фронта было немало и таких людей1. Но предпочтительнее другая точка зрения, согласно которой большая часть тех, кто сотрудничал с врагом, это люди, видевшие в службе иноземцам способ выживания в условиях жесточайшего оккупационного режима, установленного фашистами. Именно об этом пишет англичанин Николас Бетелл, автор книги «Последняя тайна» о судьбе советских военнопленных: «Помимо тех, кто добровольно сражался на стороне нацистов, гораздо большее число советских граждан надело немецкую форму под влиянием голода, непосильной работы и угрозы смерти... Во многих случаях русские становились перед страшным выбором: либо присоединиться к немцам, либо быть расстрелянным на месте» [7. С. 260].
Среди тех, кто пошел на службу к оккупантам, были и криминальные элементы, и те, кто делал карьеру при новой власти, кто, используя свое новое положение, противостоял ей. Кто они и сколько их было? Ответа на этот вопрос в литературе не найти.
Чтобы не делать умозрительных заключений, чтобы точно знать мотивацию тех, кто пошел на сотрудничество с гитлеровцами и их союзниками, необходимы новые источники и объективный их анализ. Знание этого поможет сформировать мнение по ряду других важных вопросов, например о масштабах и правомерности карательной политики советской власти во время войны и в послевоенный период. Мы, в частности, имеем в виду депортацию (переселение) на восток некоторых народов Северного Кавказа, Крыма, обвиненных в сотрудничестве с врагом (балкарцев, ингушей, чеченцев, крымских татар и др.). Одни исследователи считают, что это беспрецедентная в мировой истории, ничем не мотивированная акция, возможная лишь в такой стране, как сталинская Россия. Другие историки, опираясь на документальные материалы периода войны, в том числе и германские, пишут о массовом сотрудничестве населения перечисленных народов с оккупантами, о добровольном создании националистических формирований (восточных «легионов»), активно сражавшихся с Красной Армией. В.В. Кожинов опубликовал датированный 6 ноября 1942 г. документ германской службы безопасности «Общее положение и настроение в оперативном районе Северного Кавказа», в котором говорится: «Когда немецкие вооруженные силы вошли в Карачаевскую область, они были встречены всеобщим ликованием. В готовности помочь немцам они превзошли самих себя. Так, например, айнзацкоманда полиции безопасности и СД, прибывшая в начале сентября (т.е. в разгар битвы за Сталинград - А.Т.) в расположенную южнее Кисловодска карачаевскую деревню, была принята с воодушевлением. Сотрудников команды обнимали и поднимали на плечи. Предлагали подарки и произносили речи, которые заканчивались здравицей в честь фюрера. К этим предложениям присоединились также представители балкарцев. Обе племенные группы выразили свое единение с Великой германской империей» [8. С. 251].
1 В то же время многие советские граждане, ставшие в 1930-е годы жертвами репрессий, не пошли в услужение врагу, а сражались с ним не щадя своей жизни. По данным М.И. Семиряги, только из Красноярского края на фронт было мобилизовано 8 тыс. бывших кулаков, из них около 700 стали офицерами. А В.И. Давыдов стал майором, штурмовал рейхстаг, и ему было присвоено звание Героя Советского Союза [10. С. 90].
В Чечне, как сообщает С.Г. Кара-Мурза, в начале войны 63% призванных в армию мужчин ушли с оружием в горы и образовали мятежные отряды во главе с партийными руководителями и работниками НКВД. Мобилизация на территории Чечни была прекращена. При приближении немецких войск мятежные отряды установили с ними связь и вели в тылу Красной Армии крупные боевые действия с применением артиллерии [9. С. 607-608]. На военную службу к немцам перешла значительная часть населения крымских татар. К 1941 г. в Крыму насчитывалось немногим более 200 тыс. чел. (примерно 50 тыс. мужчин призывного возраста), из них во вражеской армии служили 20-25 тыс. чел., которые только на территории Крыма уничтожили сотни тысяч советских граждан [8. С. 253; 10. С. 468]. Это никак не сопрягается с заявлениями Э. Радзинского и ему подобных толкователей истории Великой Отечественной войны.
Конечно, нельзя оправдать переселение целых народов, включая детей, женщин (современное право не признает коллективного наказания), но совсем игнорировать мотивы этой акции тоже нельзя. Так же, как невозможно считать полностью «бессмысленным», «надуманным», «абсурдным» перемещение в восточные районы СССР значительной части поволжских немцев, прибалтов и поляков.
В 1944 г. было выслано (в основном на спецпоселение в Казахстан и Узбекистан) около 362 тыс. чеченцев, 134 тыс. ингушей и 152 тыс. крымских татар [9. С. 608-609]. К слову, депортации по этническому признаку не советское изобретение. В 1915-1916 гг., пишет С.Г. Кара-Мурза, было проведено принудительное выселение немцев из прифронтовой полосы и даже из Приазовья. В том же 1915 г. по приказу Верховного Главнокомандующего Российской армии было выселено свыше 100 тыс. чел. из Прибалтики на Алтай. В годы Второй мировой войны Советский Союз не был единственной страной, где в условиях войны были совершены такие действия. По данным
B.В. Кожинова, в США в феврале 1942 г. после объявления им войны Японией 112 тыс. граждан японского происхождения, включая детей, были переселены в качестве предупредительной меры в специальные концлагери. В данном случае акция властей США была гораздо менее оправданной, чем аналогичная акция правительства СССР, так как никакой угрозы японского вторжения в США не было [8. С. 250; 9. С. 608].
Депортация сопровождалась эксцессами, жестокостями, и это нашло отражение в литературе. Но хотелось бы подчеркнуть и то, что при всем этом не было массовой гибели людей, геноцида высланных малых народов, как утверждают некоторые авторы. Авторитетный публицист и исследователь
C.Г. Кара-Мурза, имеющий достоверную информацию от своих крымских родственников, указывает на то, что переселение татарского народа в целом воспринималось многими в самом народе как правильное, мудрое решение, как «меньшая беда» (позднейшее отношение к акции 1944 г. - дело другое), ибо при какой-либо изоляции от него молодых и зрелых мужчин (или, добавим мы, их расстрела за измену Родине по законам военного времени. - А.Т.) прекратился бы прирост народа, т.е. фактически наступил бы конец его естественного бытия. А у переселенного крымско-татарского народа к 1951 г. уже родилось 18 830 детей, или 10% от общей численности переселенцев
[9. С. 252-253]. О том, что демографический потенциал депортированных народов не был подорван, говорит и численность чеченцев, ингушей, которая выросла в 1944-1959 гг. на 14,2% (примерно так же, как и у народов Кавказа, не подвергшихся депортации) [9. С. 609].
После 1945 г. на спецпоселение поступили 148 тыс. «власовцев». По случаю Великой Победы их освободили от уголовной ответственности за измену Родине, ограничившись ссылкой. В 1951-1952 гг. из их числа были освобождены 93,5 тыс. чел. Большинство литовцев, латышей и эстонцев, служивших в немецкой армии рядовыми и младшими командирами, были отпущены по домам до конца 1945 г. [9. С. 610]. 17 сентября 1955 г. была объявлена амнистия советским гражданам, которые сотрудничали с оккупантами в период войны.
Есть еще один способ оценить масштабы репрессий в СССР, которым были подвегнуты коллаборационисты, а именно сравнить их с послевоенными преследованиями предателей в европейских странах (Франции, Бельгии, Голландии, Италии, Югославии). Известный военный историк М.И. Семиряга на основе большого массива новых документов пришел к выводу: в этих странах возмездие настигало изменников чаще, чем в СССР. Так, во Франции, в период «чистки» от коллаборационистов их было ликвидировано от 500 тыс. до 2 млн чел., причем французские суды вынесли лишь 2 тыс. смертных приговоров, тогда как остальные коллаборационисты были уничтожены партизанами. В Италии различным наказаниям подвергли 1 млн фашистов, 360 тыс. из них были расстреляны без суда и следствия. В Югославии в результате послевоенных «чисток» погибли 260 тыс. югославских немцев, 1 млн хорватских усташей, огромное число сербских четников, боснийских мусульман и иных противников режима Иосипа Броз Тито. Общее число жертв возмездия в послевоенный период, по неполным данным, составило около 2 млн чел., причем 20 тыс. детей этнических немцев были удушены газом [10. С. 799, 800, 802]. Можно повторить, что на этом фоне масштабы репрессий, примененных к немецким пособникам в Советском Союзе, были относительно небольшими.
Таким образом, чтобы покончить со спекуляциями, недомолвками, передержками в вопросе о коллаборационизме граждан СССР в годы Великой Отечественной войны, о карательной политике советской власти по отношению к ним, нужны специальные глубокие исследования, опирающиеся на опубликованные и архивные документы, как отечественного, так и зарубежного происхождения.
Литература
1. Соколов Б.В. Тайны Второй мировой. М., 2000.
2. Радзинский Э. Сталин. М., 1997.
3. Геллер М., Некрич А. История России 1917-1995: В 4 т. Т. 1: Утопия у власти. М., 1996.
4. Дробязко С.И. Советские граждане в рядах вермахта. К вопросу о численности // Великая Отечественная война в оценке молодых. М., 1997.
5. Мерцалов А.Н., Мерцалова Л.А. Сталинизм и война. М., 1998.
6. Малиновский В.В. Кто он, российский коллаборационист: патриот или предатель // Вопр. истории. 1996. № 11-12.
7. Млечин Л. Председатели КГБ. М., 2002.
8. Кожинов В.В. Россия. Век XX (1939-1964). М., 2002.
9. Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация. Кн. 1. От начала до Великой Победы. М., 2002.
10. Семиряга М.И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. М., 2000. Отечественная история. 2002. № 3.
