CC BY
618
КОЛЛАБОРАЦИОНИЗМ В СССР В ГОДЫ ВТОРОЙ МИРОВОЙ войны
B.B. Помогаев
Pomogayev V.V. Collaborationism in the USSR during World War II. The article looks at the sociopolitical phenomenon of collaborationism in the Soviet areas occupied by German fascists during the Second World War.
Переход на сторону врага, сотрудничество с ним сопровождали все многочисленные войны в истории человечества. Однако масштабы коллаборационизма в годы второй мировой войны (когда и стал употребляться этот термин) не позволяют свести проблему к «отдельным отщепенцам». Во всех странах, подвергшихся гитлеровской агрессии, нашлись многочисленные группы людей из различных социальных слоев, принявших участие, как в организации оккупационного режима, так и в воинских формированиях, сражавшихся в рядах вермахта. В Англии, США и других государствах антигитлеровской коалиции активно действовали многочисленные профашистские организации.
Очевидно, что речь идет о сложном социально-политическом явлении, вокруг которого много десятилетий не прекращаются споры. Аргументы бывших коллаборационистов сводятся к тому, что благодаря им оккупационный режим имел сравнительно цивилизованный характер, они спасли от уничтожения национальное богатство своих государств, миллионы жизней. Напротив, движение сопротивления не имело серьезного военного значения, но провоцировало репрессии, от которых страдало мирное население.
Жертвы СССР во второй мировой войне были особенно тяжелыми, что предопределило наиболее жесткое отношение и к бывшим противникам, и, тем более, к коллаборационистам. М. Горбачев, заявивший о желании покончить с «холодной войной», тем не менее, оказался единственным лидером государства, входившего в антигитлеровскую коалицию, отказавшимся не только помиловать Рудольфа Гесса, осужденного Нюрнбергским трибуналом к пожизненному заключению, но и предоставить ему четырехнедельный отпуск для свидания с семьей. Мотивировалось это невозможностью за время жизни одного поколения изменить отношение к одному из лидеров гитлеровского режима.
На волне «перестройки» журнал «Новый мир» начал публиковать «Архипелаг ГУЛАГ» А. Солженицына. Но редакция, несмотря на широко разрекламированные «гласность», «социалистический плюрализм мнений», не решилась предложить советским читателям главы о «власовцах».
О неизменно жестком отношении к коллаборационистам свидетельствуют словари и справочники. Так, в Политическом словаре 1956 года, где Сталин уже не «великий вождь всех времен и народов», а «один из виднейших деятелей российского и международного рабочего движения», коллаборационисты - «лица, сотрудничавшие с немецко-фашистскими или японскими оккупантами в период оккупации их стран гитлеровской Германией или империалистической Японией» [1]. В Кратком политическом словаре 1990 года японские оккупанты не упоминаются, к коллаборационистам отнесены только те, кто сотрудничал с гитлеровцами, зато уточнено, что они - «изменники, предатели родины» [2]. На этой же точке зрения остался и Современный словарь иностранных слов, изданный в 1995 году: «коллаборационист - изменник, предатель родины, лицо, сотрудничавшее с фашистскими захватчиками в оккупированных ими странах во время второй мировой войны» [3].
После распада СССР к проблеме коллаборационизма неоднократно обращались историки, публицисты, журналисты. По мере утихания политических страстей его пытались оценивать объективно. Но в центре внимания оказались правовые и моральные аспекты: правомерно ли считать предательством переход на сторону врага для борьбы с «преступным сталинском режимом», должен ли гражданин выполнять обязательства в отношении государства, которое бросило его на произвол судьбы. Анализ этих, безусловно, интересных коллизий привел некоторых авторов к выводу о том, что установление более мягкого режима на захваченных совет-
ских территориях, в лагерях военнопленных, создание крупных вооруженных формирований из антисоветски настроенных граждан СССР могло изменить исход войны.
Некорректность такого подхода заключается в оценке ситуации исключительно с позиций тех, кто добровольно или вынужденно сотрудничал с оккупантами. С точки зрения этих людей, стремившихся использовать гитлеровцев в своих целях, характер оккупационного режима имел первостепенное значение: оттого, что немцы сталинской системе противопоставят, зависел их имидж в глазах своего народа при любом исходе войны.
Но гитлеровская Германия во второй мировой войне вообще и в войне с СССР в частности преследовала в первую очередь экономические цели, которые исключали не только советскую, - любую, даже неполноценную государственность на «восточных территориях». Для достижения этих целей нацистское руководство пыталось использовать все возможности, в том числе трх, кто соглашался с ними «сотрудничать». Поэтому проблему коллаборационизма нужно рассматривать и с точки зрения немцев: насколько эффективно они «вписали» коллаборационистов в свою программу.
С этой точки зрения нужно исходить из того, что гитлеровский «новый порядок» на оккупированных «восточных территориях» не мог быть другим в принципе. Основной постулат национал-социализма предусматривал обеспечение немцев «жизненным пространством». Уже в «Майн кампф» А. Гитлер подчеркивал: «Разрешение стоящих перед нами проблем мы видим только и исключительно в завоевании новых земель, которые мы могли бы заселить немцами... Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены» [4]. «Восточные территории» предстояло «онемечить» путем очистки от «расово неполноценного» населения.
Эту политику немцы продемонстрировали в оккупированной Польше. 7 октября 1939 года Гитлер назначил Г. Гиммлера ответственным за «германизацию». Разъясняя эту политику подчиненным, Гиммлер подчеркивал: «Наш долг состоит не в том, чтобы германизировать Восток в старом значении этого слова, то есть преподать тамошнему народу немецкий язык и германское право, а в
том, чтобы обеспечить заселение Востока только чистокровным германским народом... Очищение от чужих рас присоединенных территорий является одной из важнейших целей на германском Востоке» [5]. За первый год оккупации с территории четырех западных польских воеводств, включенных в состав Рейха, в восточную часть страны, объявленную «генерал-губернаторством», выселили полтора миллиона крестьян.
Следовательно, речь могла идти только о временных мерах демонстративного характера, политическом маневре с целью привлечь на свою сторону часть населения стран, подвергшихся агрессии - до их военного поражения. Такие меры были возможны в ограниченных масштабах, поскольку форсированная милитаризация потребовала предельного напряжения экономического потенциала Г ермании.
Производство вооружения привело к снижению экспорта и дефициту иностранной валюты, что негативно сказалось на качестве жизни немцев. Для преодоления таких тенденций в рамках принятого в 1936 году «четырехлетнего плана», чтобы сэкономить на импорте, было налажено производство искусственной нефти и каучука. Но эти меры рассматривались как промежуточные, «конечное решение», как выразился Гитлер в своем меморандуме, заключалось в «расширении жизненного пространства», что должно обеспечить «надежную базу сырья и продуктов питания» [6].
Такую базу Г. Геринг, на которого фюрер возложил руководство четырехлетним планом, начал создавать с первых дней оккупации Польши. Ее германизацию он рассматривал как долгосрочную программу, а в качестве первоочередной задачи - поставить на службу Рейху все польские ресурсы. Вермахту предоставлялось право конфисковывать все, что военные сочтут нужным. С января 1940 года в Германию стали отправлять польских рабочих, чтобы заменить призванных в армию немцев. Геринг заявил: «Мы получим их заводы и их сельскохозяйственную продукцию. Скоро у нас появится изобилие продовольствия! Мы должны извлечь из этой войны максимальную выгоду!» [7].
Со временем возможностей политического маневра становилось все меньше: война на два фронта, провал «блицкрига», вступление в войну США требовали предельно жесткой мобилизации всех ресурсов оккупи-
рованных территорий на военные нужды Рейха. Тем не менее, по мере возможности, нацисты разыгрывали «политическую карту». Перед нападением на СССР по каналам немецкой военной разведки активно муссировались слухи о создании после распада «сталинской тюрьмы народов» национальных государств. В частности на конференции в поезде Гитлера 12 сентября 1939 года обсуждалась возможность предложить СССР после разгрома Польши предоставить Галиции и Волыни независимость, что сможет использовать в своих интересах Организация украинских националистов [8].
Созданный по распоряжению Гитлера в период между захватом Польши и нападением на Советский Союз оперативный штаб Розенберга, позднее реорганизованный в министерство для Востока, рекомендовал создать на оккупированной советской территории, по меньшей мере, четыре государства: Московию, Кавказское государство, Украину и Западное государство в составе Белоруссии и Прибалтики под управлением германских гауляйтеров [9].
На территорию СССР немцы вступили под лозунгом «освобождения от тирании большевиков», используя в своих интересах недовольство части населения Советской властью. Большой пропагандистский эффект дали просчеты советского руководства в период войны: массовые расстрелы заключенных в тюрьмах перед приходом немцев; директива об уничтожении всех промышленных объектов, запасов сырья и продовольствия - без учета интересов брошенных на произвол судьбы людей. Тяжелым бременем для населения оккупированных территорий стало партизанское движение. «Народных мстителей» нужно было кормить, а их действия провоцировали карательные акции.
Неизбежность жесткой оккупационной политики немцы понимали уже в начале войны с СССР. На совещании 16 июля 1941 года Гитлер изложил Герингу, Кейтелю, Розенбергу и Борману свою программу: разделить Россию, управлять ей как колонией, игнорируя стремление разнородных национальностей Советского Союза к автономии. Основой эффективной эксплуатаций этой огромной территории, подчеркнул Гитлер, должно стать умелое использование ее величайших людских ресурсов [10].
Это, однако, не исключало, особенно в первые месяцы войны, жестов лояльности,
тем более настроения части населения благоприятствовали налаживанию контактов.
А. Шпеер отмечает, что в начальный период оккупации «жители Украины в большинстве своем были настроены довольно миролюбиво». Руководитель германской военной промышленности мог даже позволить себе гулять без охраны по лесам [11].
Е. Романов, будущий руководитель Национально-трудового союза (НТС), встретил войну в Днепропетровске. По его свидетельству, у населения складывалось впечатление, «что советская власть наконец-то уходит и уходит навсегда. Порою слышались иронические смешки, не было подавленности и страха. Было ожидание чего-то нового. По крайней мере, людям казалось, что худшего, чем при большевиках, быть просто не может» [12].
Милован Джилас, один из ближайших сподвижников И. Тито, посетил Украину в составе югославской делегации в 1945 году. Ему так и не удалось получить удовлетворительное объяснение живучести украинского национализма - в стране, где декларировалось «фактическое равноправие наций». Кроме того, представители украинского руководства не могли скрыть, что в начале войны «украинцы часто покидали Красную Армию, как только немцы занимали их родные места» [13].
Немцы, используя эти настроения, укомплектовали оккупационную администрацию бургомистрами и старостами, сформировали «вспомогательную полицию», подразделения для охраны дорог и промышленных объектов, карательные батальоны. Источником пополнения стали перебежчики из Красной Армии, военнопленные, особенно после того, как советское руководство объявило миллионы солдат, по его вине оказавшихся в плену, предателями. На Волыни с советскими партизанами боролась Украинская повстанческая армия М. Боровца. В Белоруссии для противодействия партизанам было создано 50 батальонов «народной самоохраны». Аналогичные структуры создавались и на оккупированной территории России, особенно после приказа Ставки Верховного Главнокомандования Красной Армии от 17 ноября 1941 года: «Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40-60 километров в глубину от переднего края и на 20-30 километров вправо и влево от дорог» [14]. Население, о
котором «народная власть» как-то не подумала, оказавшись перед перспективой замерзнуть в снегу, ловило заброшенных через линию фронта поджигателей и передавало немцам.
Командование вермахта уже в 1941 году попыталось создавать из коллаборационистов воинские части для борьбы с Красной Армией. По рекомендации Розенберга ставку делали на представителей национальных меньшинств - были созданы Туркестанский, Азербайджанский, Грузинский, Армянский, Идель-Уральский легионы. После войны этим народам обещали национальную автономию. Формировались также украинские, белорусские, литовские, латышские части. Однако их боевые качества оказались невысокими, «национальные» подразделения оправдали себя только в борьбе с партизанами и в карательных акциях. Причем украинских карателей отправляли в Белоруссию, в Польшу, литовских и латышских - в Ленинградскую область, мусульманских - на Украину.
Но в декабре 1941 года Гитлер запретил формировать в составе вермахта части из советских военнопленных за исключением туркестанского, северокавказского, грузинского, армянского и татарского легионов. Это была принципиальная позиция. В апреле 1942 года Гитлер подчеркнул: «Самое глупое, что можно сделать на оккупированных территориях, — это выдать покоренным народам оружие. История учит нас, что народу -господину всегда была суждена гибель после того, как он разрешал покоренным им народом носить оружие» [15]. Он считал целесообразным использовать «восточные народы» в военной промышленности, строительстве, сельском хозяйстве, из военнопленных набирать так называемых «добровольных помощников» для подсобных работ при частях вермахта. В порядке исключения, создавать небольшие подразделения - не более батальона для охранных и полицейских функций.
Мусульманские легионы перебросили во Францию, Голландию, Данию. Кроме того, в различных населенных пунктах Дании разместили гарнизонами 281-ю запасную украинскую бригаду. В Голландии и Бельгии дислоцировались два украинских полка. Немцы высоко оценивали их заслуги. Выступая 26 апреля 1942 года, Гитлер подчеркнул, что «украинцы и татары борются против большевизма» [16]. «Национальные части»
пополнили противовоздушную оборону Германии, воевали на Западном фронте.
Командование вермахта пыталось формировать и русские воинские части. В первые месяцы войны между Смоленском и Оршей эмигранты С. Иванов и К. Кромиади создали так называемую Русскую национальную народную армию, боролись с партизанами. В 1942 году на ее основе сформировали добровольческий полк из четырех пехотных батальонов и артиллерийского дивизиона. Но на фронт полк не пустили из-за постоянного дезертирства добровольцев, использовали против партизан, затем перебросили во Францию.
В начале 1942 года в районе Орел -Брянск инженер Б. Каминский сформировал Русскую освободительную народную армию. На ее базе немцы создали бригаду, также использовавшуюся для карательных операций. В 1943 году «бригаду Каминского» перепод-чинили СС, бросили на подавление Варшавского восстания. Там новоявленные эсэсовцы предались такому мародерству, что руководитель операции группенфюрер СС Э. Бах-Залевски, как он позже утверждал, казнил Каминского.
Летом 1942 года фельдмаршал Г. Клюге по собственной инициативе начал формировать из русских военнопленных крупное соединение, причем, в отличие от других аналогичных частей, разрешил носить русскую форму. Командиром первой бригады назначили бывшего полковника Красной Армии
В. Боярского. Бригаду сформировали в предельно короткий срок, но она отказалась занять отведенный ей участок фронта. Боярский заявил, что согласен воевать только в составе будущей русской армии, а немцев рассматривает как союзников. Попытка расформировать бригаду закончилась тем, что почти все ее батальоны перебили назначенных им немецких командиров и ушли в леса или через линию фронта.
Та же участь постигла сформированную в 1943 году бригаду Гиля: большая ее часть ушла через линию фронта во главе с командиром. Активный деятель НТС А. Казанцев утверждает, что советское правительство наградило Гиля орденом «за выполнение особых заданий партии и правительства», но документальных подтверждений этому нет [17].
После таких афронтов гитлеровцы рассматривали создание Русской освободительной армии (РОА) генерала А. Власова ис-
ключительно как пропагандистскую акцию. Формально в РОА вошли некоторые русские батальоны, вспомогательные части, носившие соответствующие нарукавные нашивки на немецкой форме. Фактически речь шла о школе пропагандистов в Дабельдорфе, недалеко от Берлина и газете «Доброволец» - в рамках пропагандистского батальона, которым командовал капитан вермахта В. Штрик-Штрикфельд.
Причины выбора Власова на роль вождя РОА часто пытаются искать в его личной непорядочности, особой ненависти к сталинскому режиму или в несгибаемой стойкости других пленных советских полководцев, которых не удалось склонить к измене. Но Власов оказался у немцев волей судьбы, а прочие плененные советские военачальники не могли не понимать, что в случае победы СССР им не избежать роли козлов отпущения за поражения Красной Армии. Просто Власов лучше других подходил для реализации немецких планов. Герой обороны Пере-мышля, Киева, Москвы пользовался авторитетом - статьи о нем, фотографии многократно публиковали газеты. Как командующий 2-й ударной армией он мог свидетельствовать о преступном отношении советского командования к красноармейцам, брошенным без боеприпасов и продовольствия прорывать блокаду Ленинграда. От имени военного деятеля такого масштаба был смысл писать воззвания и листовки, которые разбрасывались с самолетов в советском тылу.
Более серьезных планов гитлеровское руководство с Власовым не связывало. Гиммлер жаловался соратникам: «среди нас нашлись дураки, готовые дать этому скользкому типу оружие и обмундирование, которые он предполагал использовать против своего собственного народа, но вполне вероятно, при случае, мог повернуть и против нас» [18]. Приказ фельдмаршала В. Кейтеля от 17 апреля 1943 года гласил: «Фюрер не желает слышать имени Власова ни при каких обстоятельствах, разве что в связи с операциями чисто пропагандистского характера, при проведении которых может потребоваться имя Власова, но не его личность» [19].
При такой ориентации позитивной программы не требовалось: достаточно было разоблачать большевизм и разъяснять благородные цели Германии в войне с СССР. Начало положило так называемое «Смоленское воззвание», подписанное генерал-лейтенантом
Власовым и генерал-майором Малышкиным в качестве председателя и секретаря Русского комитета, который создали «сыны нашего народа и патриоты своего Отечества... для объединения русского народа и руководства его борьбой против ненавистного режима, для сотрудничества с Германией в борьбе с большевизмом за построение новой Европы». Авторы разъясняли, что большевизм -враг русского народа, вовлек его в кровавую войну за чужие интересы. Тем не менее, «Германия не посягает на жизненное пространство русского народа и его национально-политическую свободу». Русский комитет призывал «бойцов и командиров Красной Армии, всех русских людей переходить на сторону действующей в союзе с Германией Русской Освободительной Армии» [20]. В таком же духе выдержаны открытое письмо Власова «Почему я стал на путь борьбы с большевизмом» и другие обращения РОА.
Трудно сказать, насколько эффективной оказалась эта пропаганда. О массовом переходе красноармейцев к немцам говорить не приходится, отдельные перебежчики не обязательно руководствовались идейными мотивами. Военнопленные спасались от нечеловеческих условий концлагерей, в большинстве случаев у них не спрашивали согласия идти на военные заводы или в «добровольные помощники». Во всяком случае, от поражения на Восточном фронте РОА Германию не спасла
Отступление вермахта с советской территории потребовало более масштабных пропагандистских акций, призванных представить Германию перед союзниками как лидера борьбы «угнетенных народов». Спешно создавались «национальные комитеты» различных народов СССР. В ноябре 1944 года в Праге было объявлено о создании Комитета освобождения народов России (КОНР) во главе с Власовым. В отличие от прочих комитетов, ориентировавшихся на «национальное освобождение», русским требовалось предложить альтернативу сталинской системе. Пропагандисты РОА взяли за основу программу НТС, и Манифест КОНР обещал «возвращение народам России прав, завоеванных в народной революции 1917 года, <...> утверждение национально трудового строя, при котором все интересы государства подчинены задачам поднятия благосостояния и развития нации» [21].
Эти пропагандистские акции можно оценить только как жест отчаянья, поскольку союзники, трезво оценивая ситуацию, делали ставку на СССР, которому потребуется много лет для компенсации военных потерь, а не на Германию, способную, как показал период между двумя мировыми войнами, быстро восстановить экономический и военный потенциал.
К тому же использовать коллаборационистов исключительно в пропагандистских целях немцы уже не могли: огромные военные потери заставляли активизировать поиски резервов, и в феврале 1943 года Гитлер, поступившись расовыми принципами, разрешил формировать в составе войск СС дивизии из представителей «низших» рас. Начали с албанцев и хорватов, учитывая их национальные и религиозные противоречия с сербами. Дивизии войск СС (так в отличие от дивизий СС назвали формирования «негерманских народностей») «Скандерберг» и «Кама» должны были поддержать сражавшуюся в Югославии против партизан дивизию СС «Принц Евгений».
Всего было создано одиннадцать дивизий войск СС, в том числе пехотные дивизии «Галиция», «Эстония», две латвийских дивизии, казачий кавалерийский корпус СС. 30 декабря 1944 года Гиммлер телеграфировал Власову: «Фюрер назначает вас командующим двумя российскими дивизиями - 600-й и 700-й. Как только возникнут новые российские формирования и части, вы примете командование и над ними» [22].
Затея с «инонациональными частыми СС» оказалась не эффективнее «национальных комитетов». Семь из одиннадцати дивизий войск СС вообще не успели принять участие в военных действиях, остальные вступили в бой в последние недели войны, не соответствуя по численности личного состава, организации и вооружению нормально укомплектованной дивизии. Немецкий военный историк Б. Мюллер-Гильдебранд утверждает, что боеспособность «инонациональных дивизий СС» не соответствовала расходам на их оснащение, тем более, вооружение и технику они получали из последних запасов вермахта [23].
Зато подтвердились худшие опасения Гитлера относительно вооружения «покоренных народов». «1-я дивизия РОА» - единственная, которую удалось на скорую руку укомплектовать, отказалась занять отведенный
ей участок Восточного фронта и двинулась навстречу американцам. Власов заблаговременно послал к ним парламентеров, наивно полагая, что союзники захотят поссориться из-за «гитлеровских пособников» с СССР накануне его вступления в войну с Японией. В начале мая 1945 года дивизия подошла к Праге, где вспыхнуло антигитлеровское восстание, и ввязалась в бои с немцами, видимо, рассчитывая, что передача освобожденного города наступавшим американцам повысит их акции. Но первыми к Праге подошли части Красной Армии.
На волне народного гнева с теми, кто хоть как-то сотрудничал с оккупантами, жестоко расправились. Их ждали виселицы, в лучшем случае каторжные лагеря. Тех, кто сумел добраться до союзников, безжалостно передавали советским представителям. Исключение делалось только для выходцев территорий, которые до сентября 1939 года не входили в состав СССР.
Таким образом, с точки зрения реализации военных и политических целей нацистов, они в целом оптимально использовали согласившихся по различным причинам сотрудничать с ними советских граждан: существенно пополнили германскую экономику трудовыми ресурсами, получили с оккупированных территорий практически максимальное количество сырья и продовольствия, минимально задействовали немецких солдат в охранной службе и карательных операциях. «Цивилизованный» оккупационный режим лишил бы Германию этих возможностей взамен сомнительных перспектив союзнических отношений с марионеточными государствами, боевого содружества с их армиями. Такие попытки предпринимались гитлеровцами в Европе, но ни одна не дала положительного результата.
1. Политический словарь / Под ред. Б.Н. Пономарева. М., 1956. С. 248.
2. Краткий политический словарь. М., 1990. С. 170.
3. Современный словарь иностранных слов. М., 1995. С. 287.
4. Гитлер А. Моя борьба. М., 1992. С. 555-556.
5. Цит. по: Деларю Ж. История гестапо. Смоленск, 1993. С. 250.
6. Цит. по: Пэдфилд П. Рудольф Гесс - сподвижник Гитлера. Смоленск, 1998. С. 150.
7. Цит. по: Фришауэр В. Взлет и падение Геринга. Хроника жизни на фоне истории. М., 2000. С. 251.
8. Цит. по: Абжаген К.Х. Адмирал Канарис. Ростов-н/Д., 2000. С. 200.
9. Риббентроп И. Фон. Между Лондоном и Москвой. Воспоминания и последние записи. М., 1996. С. 323.
10. Шелленберг В. Лабиринт. Мемуары гитлеровского разведчика. М., 1991. С. 227.
11. Шпеер А. Воспоминания. Смоленск, 1997. С. 328.
12. Романов Е. В борьбе за Россию. Воспоминания руководителя НТС. М., 1999. С. 52-53.
13. Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., 1992. С. 88.
14. Цит. по: Семиряга М.И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы второй мировой войны. М., 2000. С. 820.
15. Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск, 1993. С.199.
16. Українська дивізія «Галичина». Київ, 1994. С. 55.
17. Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом. М., 1994. С. 128.
18. Цит. по: Манвелл Р., Франкелъ Г. Генрих Гиммлер. Ростов-н/Д., 2000. С. 281.
19. Цит. по: Штрик-Штрикфельд В. Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение. 3-е изд. М., 1993. С. 222.
20. Цит. по: Коняев Н. Два лица генерала Власова. Жизнь, судьба, легенды. М., 2001. С. 258261.
21. Цит. по: Андреева Е. Генерал Власов и Русское освободительное движение. М., 1993.
С. 94-95.
22. Цит. по: Грюнберг К. СС - черная гвардия Гитлера. М., 1995. С. 340.
23. Мюллер-Гильдебранд Б. Сухопутная армия
Германии 1933-1945. Т. III. М., 1976.
С. 409.
ПУБЛИЦИСТИКА ВАЛЕНТИНА РАСПУТИНА В СВЕТЕ ИСТОРИИ «РУССКОЙ ИДЕИ»
И.В. Попова
Popova I.V. Valentin Rasputin’s journalism in the light of the history of the ‘‘Russian idea.” The article analyses Valentin Rasputin’s journalism alongside his interpretation of the “Russian idea.” This approach enables a better understanding of the writer’s attitude as a citizen. It also allows tracing the source of his ideal of society as well as the thinkers from the past who appeared to be the main influence on his vision of the world.
Валентин Распутин на сегодняшний день является одним из самых значительных русских прозаиков. Проза его неоднородна: она включает в себя собственно художественную прозу и публицистику. Единый авторский подход к действительности, ее изображению делает знакомство с публицистикой писателя непременным условием изучения его художественных произведений.
Публицистика В. Распутина дает четкое представление о системе воззрений писателя на историю и судьбу России, русской нации, на русский национальный характер. Круг этих вопросов имеет прямое отношение к русской национальной идее и позволяет рассматривать позицию В. Распутина в контексте истории формирования и становления «русской идеи». Ретроспективный взгляд на основные моменты ее развития позволяет понять, в рамках каких направлений русской философской мысли сложился общественный идеал писателя, какие мыслители про-
шлого оказали наибольшее влияние на миро-видение В. Распутина.
Тема «русской идеи» вызывает споры уже не одно столетие. Страсти вокруг нее то затихают, то разгораются с новой силой, сменяются поколения ее сторонников и противников, а тема по-прежнему остается. Это дает основание утверждать, что «русская идея» - понятие сложное и неоднозначное, многогранное и многоаспектное, отражающее многовариантность исторического пути России. Главной точкой соприкосновения в многообразии мнений является убеждение, что русская идея связана с национальным самоопределением, со становлением русского национального самосознания.
Под национальным самосознанием обычно понимаются коллективные представления народа о себе самом, формирующиеся на основе переживания принадлежности к особому укладу жизни (обычаи, моральные нормы, идеалы и т. д.). Становление национального
