Сократ, «Евтифрон» и аналитическая философия Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

УДК 165.4 © Э.А. Тайсина

СОКРАТ, «ЕВТИФРОН» И АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Цель статье - рассмотреть происхождение основной синтагмы аналитической философии, а именно эллиптического рассуждения о взаимосвязи истинности и нормативности высказываний научной теории. Автор доказывает кардинальное различие между корреспондентной и когерентной теорией истины и делает обоснованный выбор в пользу первой.

Ключевые слова: гносеология, аналитическая философия, эпистемология, истина, «Евтифрон».

E.A. Taysina

SOCRATES, «EUTHYPHRO» AND ANALYTICAL PHILOSOPHY

This paper is aiming at consideration the origin of the main syntagma of analytical philosophy: namely, an elliptical figure of reasoning on the relationship between truth and norms of statements of scientific theory. The author proves a radical difference between the corresponding and coherent theories of truth and makes a grounded choice in favor of the first one.

Keywords: gnoseology, analytical philosophy, epistemology, truth, «Euthyphro».

В теоретико-познавательной эллиптической конструкции, построенной Платоном в раннем его диалоге «Евтифрон» [1], неявно прослеживается созвучность современной аналитической философии, что фактически делает источник первым изложением основной ее синтагмы.

С самого начала повествование «Евтифрона» отличается драматичностью и динамизмом. Точкой отсчета становится убийство - смертный грех, совершенный отцом Евтифрона. Так завязывается диалог о нечестии и благочестии. Нечестиво ли со стороны сына преследовать по суду своего отца? Эта тема обсуждалась и в нашей культуре: у Пушкина в «Скупом рыцаре» Герцог в своем обращении к Альберу замечает: «...Благородный рыцарь, таков, как вы, отца не обвинит без крайности - таких развратных мало»... Сократ насмехается над Евтифроном: мол, видно, тот настолько точно осведомлен в божественных законах и в вопросах благочестия и нечестия, что возникает нетерпеливое желание немедленно поступить к нему в ученики. Но прямодушный Евтифрон достаточно уверен в своей мудрости и превосходстве над прочими людьми, чтобы судить об этих материях - хотя диалог заканчивается без абсолютного вывода, как это часто бывает в беседах Сократа.

Необходимо подчеркнуть, что в настоящее время аналитическая философия, изменяя позитивистской своей природе, также сводит воедино вопросы теоретической и практической философии, когнитивные и морально-этические. Один из современных эпистемологов, И.Г. Гас-паров, считает, например, что, хотя не существует ни одного тезиса, который были бы обязаны разделять все «аналитические философы»,

они воплощают в себе этос подлинного философствования в современном мире [2, с. 17]. Он говорит о том, что современная аналитическая философия весьма традиционна: занимается проблемой универсалий, пытается разобраться в природе морали, анализирует скептицизм и т.п. Гаспаров пишет: «Изначально философия стремилась к рациональному постижению истины как таковой в ее наиболее полном и общем виде. История аналитической философии началась отчасти с идеи преодоления метафизики путем логического анализа языка. Но, развиваясь, эта идея постепенно привела к возрождению проблем метафизики, философии сознания, эпистемологии, этики и эстетики» [2, с. 19-20]. Возможно, это утверждение отчасти верно, а аналогия морально-этического и эпистемологического дискурса послужит решению проблемы истины.

Современный греческий философ Статис Псиллос отмечает следующее: «Размышления об истине развиваются в двух направлениях. Первое - утверждение, что истина есть объективное качество наших убеждений [beliefs], благодаря которым они соответствуют миру. Истина соединяет наши мысли и убеждения с какой-то внешней реальностью, придавая им тем самым репрезентативное содержание. Второе направление принимает, что истина - это оценочное понятие: оно суммирует нормы правильно построенного утверждения или убеждения. Сказать об убеждении, что оно истинно, значит сказать, что иметь его эпистемологически верно, или доказательно [оправдано]» [4, с. 247]. Собственно, второе направление и есть аналитическая философия (эпистемология). Но данный

6(2) /2014

термин не позволяет еще различить, об истинном или не-истинном знании идет речь.

«Различие между не-эпистемической и эпи-стемической концепцией истины, - продолжает греческий философ, - становится зримым, когда мы мыслим в терминах сократовского парадокса [из диалога] Евтифрон: являются ли утверждения истинными потому, что они признаны за истинные [лицензированы] набором норм [правил] - или они признаны [лицензированы] набором норм [правил] в качестве истинных, потому что они истинны?» [4, с. 248-249].

Какие же именно первоначальные рассуждения в «Евтифроне» постепенно привели к выделению теории научного познания из общей гносеологии в стремлении элиминации метафизики путем логического анализа языка (науки) и к эллиптической фигуре истинности, которую мы назвали основной синтагмой эпистемологии?

Сократ формулирует перед Евтифроном следующий вопрос: «Благочестивое [«богоугодное»] любимо богами потому, что оно благочестиво, или оно благочестиво потому, что его любят боги?».

Сократ проводит аналогию «благочестивого» [«богоугодного»], «любимого» и «рассматриваемого» («являющегося»). На нечто являющееся смотрят не потому, что оно является рассматриваемым, но, наоборот, оно является рассматриваемым постольку, поскольку на него смотрят... «Значит, ясно, Евтифрон, что я хочу сказать, а именно: если нечто является чем-то и что-то испытывает, то не потому оно является, что бывает являющимся, но оно являющееся потому, что является, и не из-за того оно нечто испытывает, что бывает страдающим, но страдает из-за того, что нечто испытывает». Парный вопрос: не потому ли нечто <благое> любят любящие его, что оно любимо, но, наоборот, оно любимо, поскольку его любят?

Сократ: . «Значит, его любят потому, что оно благочестиво, а не потому оно благочестиво, что его любят?». - Евтифрон: «Очевидно». И тогда диалектичный, или парадоксальный, Сократ делает выводы:

1. Мы признали, что благочестивое любимо потому, что оно благочестиво, а не благочестиво потому, что любимо.

2. Мы признали, с другой стороны, что богоугодное является таковым потому, что его любят боги, но не потому оно любимо, что богоугодно.

Одному свойственно быть любимым потому, что его любят <боги>, а другое любят, потому что ему свойственно быть любимым.

Стало быть, утверждения могут быть истинными потому, что они признаны за истинные (лицензированы набором норм и правил) - или они могут признаваться (лицензируются набором норм и правил) в качестве истинных, потому что они истинны. Совершенный этот эллипс ничуть не уступает в эстетичности знаменитому герменевтическому кругу. Статис Псиллос в своем философском словаре указывает, что и объективистское, и оценочное направление полагают истину субстанциональным качеством носителей истины. Два указанных подхода поданы как равноценные, и только по некоторым косвенным свидетельствам можно предположить, что сам философ придерживается второй позиции.

Между тем, разрешение «дилеммы Евтифро-на» также приводит к выводу, что качество предмета первично по отношению к его оценке, являясь ее источником.

У А.Ф. Лосева в «Комментариях к диалогам Платона» имеется поразительное суждение: то, что благочестие есть угодное богам, правильно, но неточно. Это сопряжение правильности с конвенцией («правилом»), а истинности - с точностью весьма важно, хотя сам А.Ф. Лосев, как видно, под неточностью понимал односторонность, а под точностью - конкретное в понятии, как у Гегеля. Для нас же этот эпитет был и остается нужным, чтобы проиллюстрировать метод математического нахождения истинности как точки в универсуме [5, с. 585].

Концепция истинности как взаимной непротиворечивости, увязанности, когерентности высказываний в научной теории, имея прочную аргументацию, непререкаемый авторитет и широкую применимость, затенила в эпистемологии генетически связанной с нею аналитической философии «архаическую» и наивную концепцию истины как респонденции - соответствия знания действительности. Последняя принадлежит философской классике, гносеологии, оттесненной в прошлом веке на дальний план упомянутыми эпистемологией, аналитической философией, логикой и методологией науки и пережившей неожиданный ренессанс онтологией. Эти дисциплины приняли на себя большую интеллектуальную ношу, не всегда справляясь с ней: ведь явно произвольно было заявление Карнапа о том, что логический анализ языка науки есть способ «возрождения» философии.

Когерентная теория истины тоже не нова. Имея начало в работе «О природе истины» Рассела, ныне она прекрасно изложена, например, в трудах Д. Дэвидсона [8], и в Стэнфордской энциклопедии по философии. Сама по себе анали-

тическая философия, как и эпистемология, и когерентная теория научной истины, по-своему выполняют самостоятельно избранные задачи, путешествуя «внутри эллипса» и не выходя к «грубой реальности» (гоЬш^еаШу, B.Russel), к правде жизни, практике, «самим вещам» (все упомянутые выше новые дисциплины принято возводить к Канту, хотя надо к Евтифрону). Однако эктериоризирования дискурса нельзя избегать бесконечно; рано или поздно возникнет необходимость, во-первых, указать на объективно-реальный референт высказывания, а во-вторых, соотнести с ним смысл. Это под силу только гносеологии, чье поле деятельности не сковано лишь пропозициональным знанием.

Мысль, как и высказывание, в аналитической философии признается истинной (лицензируется набором норм и правил) при определенных условиях. Но кто или что определяет, что условия истинности сами истинны? Позитивистски фундированные науки на этот вопрос не ответят (например, неубедительно звучит «условия истинности предложения суть причины выражаемого в нем мнения»). Мало того, условия истинности ответственны также за смысл и значение языковых выражений; а как эти последние соотносятся с мыслью? Аналитики также не ответят. Вернее, гносеологию их ответы не убеждают (например: истина это «установление каузальной связи между наблюдаемыми фактами», причем высказывание - это тоже эмпирический факт.). Хождение внутри эллипса может прервать только выбор другой теории истины, другой фигуры: ленты Мебиуса. Момент «перекручивания» плоскости и выхода путника из имманентности теории в реальность можно хорошо обозначить при помощи (уже упоминавшегося, в связи с книгой Статиса Псиллоса) семиотического термина «репрезентация».

Чтобы сделать обоснованный выбор в пользу гносеологической теории истины как соответствия объекту, невзирая на ее объявленный «архаизм», и вместе с тем предпринимая опыт ее модернизации ради ответа критику, необходимо для начала подчеркнуть этимологическую глубину самого термина «гносис» по сравнению с термином «эпистеме». И то и другое переводится как «знание»; только во втором случае прибавляется эпитет «истинное», в смысле «научное, доказательное». Но у концепта «гносис» гораздо больше измерений: это не только научное познание, но и любое - художественно-экспрессивное, моральное, обыденное, религиозное, даже мистическое. Неоднозначные тексты гностиков всегда вызывали обширные комментарии философов. Например: «небо вверху -

небо внизу; звезды вверху - звезды внизу; то, что вверху - то и внизу.». А ведь у греков глубина и высота обозначаются одним термином «РаВод» (ср. рус. «бездна», или лат. префикс «sub», который может означать и «под», и «над»: «sub-stance», «sur-realism»). Поэтому богатство термина несомненно; и удивление вызывает без сомнений выдаваемое определение английской «epistemology» как (английской же) «theory of knowledge»: ведь know - по факту, это и есть, гордый греческий гносис.

Корреспондентную теорию упрекают в наивном (или вульгарном) материализме. Это обвинение можно отвести и выбрать для определения истины термин, который не вызовет спора материалистов и идеалистов. Достаточно вместо метафоры «ответа» (соответствие) или ее синонима - «голоса» (согласованность), или «падения», «несения» («ношения») и пр. взять точный термин: презентация, или представление (нем. vorstellung). Он позволит выйти на поверхность путешествующему по ленте Мебиуса.

Родовой признак истины - идеальная презентация объекта, в обоих смыслах термина «идеальное» (платоновском и современном) и в обоих смыслах (латинском и русском) слова «презентация». Видовой дефинитивный признак истинного образа - представленность порядка существенных свойств и отношений вещи. Акци-дентальные признаки истины суть транспорта-ция необходимого или случайного, внешнего или внутреннего, очевидного и неочевидного, содержательного и формального и т.д. Сущность истины - идеальная представленность и передача (транспортация, трансференция) порядка, т.е. следования вещей, свойств и отношений, событий и действий одного подле другого и одного после другого, развертывание конгруэнтного уподобления знания сущности сущего. Мера глубины истины - это степень представленности раскрываемой в познании сущности познаваемого. Мера полноты - представленность раскрытого родового признака объекта познания. Мера строгости - (изо)морфизм. Здесь как раз необходима такая экспликанда как точность.

В заключении необходимо подчеркнуть, что объяснительный потенциал теории познания, гносеологии, далеко не исчерпан, демонстрацией чего призваны служить приведенные определения, которые в полной мере способны послужить и современной эпистемологии, и ее аватаре - аналитической философии, в которой дефиниции не выходят за рамки когеренции, каковой недостаточно для объяснения сущности истины.

6(2) /2014

Литература

1. Платон. Диалоги / пер. С.Я. Штейнман-Топфштейн. - М.: Мысль, 1986.

2. Гаспаров И.Г. Аналитическая философия сегодня: между философией языка и метафизикой // Аналитическая философия: проблемы и перспективы развития в России / Всерос. науч. конф. с междунар. участием. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2012.

3. Никоненко С.В. Аналитическая философия. Основные концепции. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007.

4. Psillos Stathis. Philosophy of science A - Z / пер. Э.А. Тайсиной. - Edinburgh: Univ. Press, 2007.

5. Тайсина Э.А. Теория познания. Интродукция и рондо каприччиозо. - СПб.: Аллетейя, 2013.

6. XXII World Congress of Philosophy, Seoul, South Korea, July 2008 // [Электронный ресурс] - URL: http: tajsina. dialog21.ru

7. XXIII World Congress of Philosophy, Athens, Greece, August 2013 // [Электронный ресурс] - URL: http: tajsina. dialog21.ru

8. Davidson D.A coherence theory of truth and knowledge // Davidson D. Subjective, intersubjective, objective. Philosophical Essays. - Vol.3. - Oxford: University Press, 2001; 1986.

Тайсина Эмилия Анваровна, доктор философских наук, профессор, заведующая кафедрой философии Казанского государственного энергетического университета, г. Казань, e-mail: [email protected] Taysina Emiliya Anvarovna, doctor of philosophical sciences, professor, head of department of philosophy, Kazan State Energy University, Kazan, e-mail: Emily_Taj sin@inbox. ru

УДК 1(091) © Д.Б. Гениндоржиева

АНТИЧНОЕ ПОНИМАНИЕ ФЕНОМЕНА ХАРИЗМЫ

Данная статья посвящена анализу трудов античных философов, изучению их позиции и понимания феномена харизмы как дара умения вести за собой и особой милости богов. Также рассматривается понятие «харизма», которое в древнегреческой мифологии обозначало способность привлекать внимание окружающих.

Ключевые слова: харизма, героико-мифологический подход, мистика, благо, милость богов, Харита, притягательность.

D.B. Genindorzhieva ANCIENT INTERPRETATION OF THE PHENOMENON OF CHARISMA

This article is devoted to the analysis of the ancient philosophers' works, the study of their position and interpretation of the phenomenon of charisma as a talent of the leadership and the special grace of God. The concept «charisma» is also considered that in the Greek mythology means the ability to attract the attention of others.

Keywords: charisma, heroic and mythological approach, mysticism, blessing, grace of God, Grace, attraction.

В число первых опытов философского осмысления феномена «харизмы» входит изучение данного понятия мыслителями и философами Древней Греции (от греч. charisma - «божественная милость», «дар свыше», «благодать»), которые трактовали его как нечто «данное богом». Со временем данный термин утратил свой первоначальный смысл, и в дальнейшем харизма стала приписываться прорицателям, мудрецам-исцелителям, толкователям законов, военным предводителям и другим лидерам, имеющим влияние на окружающих их людей.

Основоположником традиции размышлять о власти тех, кто способен вести за собой, можно, прежде всего, назвать Сократа (469-399 до н.э.), хотя он не оставил определенных письменных трудов. Главными источниками сведений о нем и его изречениях являются «Диалоги» Платона (427-347 до н.э.), «Воспоминания о Сократе», «Сократические сочинения», «Апология Сократа и другие сочинения» Ксенофонта (431-355

до н.э.) и комедия Аристофана (446-386 до н.э.) «Облака», в которых описывается первая социально-философская мысль о феномене лидерства и харизмы Сократа.

В работе «Сократические сочинения» Ксено-фонт Афинский затронул тему «Уменье общаться с людьми и повелевать ими», в которой рассматривал типы руководителей, качества, которыми должен обладать лидер, а также феномен обладания харизмой. Харизматика описывал как человека, наделенного некой душевной царственностью, и определил как «любимого богами», одаренного ими милостью или благостью. Например, описывая харизму, он писал: «.я уже не скажу, что этому можно научиться, взглянувши или раз подслушавши; нет, чтобы иметь эту силу, нужно и образование, и природные дарования, и самое главное, милость богов. Да, это благо, как мне кажется, совершенно не зависит от воли человека, но от воли богов, - это искусство властвовать над людьми по их добро-