CC BY
13
С. М. РЯЗАНОВ S. M. RYAZANOV
старший преподаватель кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин ФКОУ ВО Пермский институт ФСИН России, кандидат исторических наук, старший лейтенант внутренней службы
Служащие тюремных учреждений Пермской губернии в начале XX века: штрихи к коллективному портрету
Employees of prison institutions of the Perm province at the beginning of the 20th century: strokes to a collective portrait
Аннотация. В статье рассматривается чиновничий состав тюремного отделения Пермского губернского правления. На основе базы данных тюремных служителей анализируется их социальный облик.
Ключевые слова: коллективный портрет, начальник тюрьмы, просопография, тюремный персонал, Урал.
Annotation. In article the official structure of prison department of the Perm provincial board is considered. On the basis of the database of prison attendants their social image is analyzed.
Key words: collective portrait, chief of prison, prosopography, prison personnel, Urals.
В настоящее время в научной и научно-популярной литературе о тюремной администрации начала XX века можно встретить диаметрально противоположные мнения. Ряд исследователей продолжают линию, заложенную еще дореволюционной либеральной профессурой и нашедшую наиболее рельефное и безапелляционное выражение в классической работе М. Н. Гернета «История царской тюрьмы». «Правительство дало лозунг
„истребить, сокрушить, ломать", - характеризовал советский историк „воспитание" тюремного персонала. - Как из рога изобилия, сыпались награды, чины, ордена, повышения по службе на тех начальников мест заключения, которые проявили наибольшие способности в истреблении заключенных» [1]. Иначе характеризует «воспитание» тюремщиков современная исследовательница Е. А. Брылева: «К преподаванию в школах [для старших тюремных надзира-
58
vedomosti.fsin@list.ru www.or.fsin.su
телей] привлекались ведущие ученые -преподаватели университетов и практические работники. Выбор кандидатов для обучения предписывалось осуществлять с особой тщательностью и осмотрительностью» [2].
Во многом негативная оценка тюремного персонала царской России со стороны либерально и коммунистически настроенных ученых, как, впрочем, и диаметрально противоположные оценки исследователей-консерваторов, проистекает из неосознанного, а порой и намеренного стремления подобрать в источниках факты для подтверждения своей концепции. Таким образом, представляется очевидным, что традиционные (иллюстративные) подходы к вопросу оценки тюремного персонала не способны приблизить нас к истине. Более разумным выглядит использование для исследования тех или иных характеристик статуса пенитенциарных чиновников просопографического метода. Под данным подходом сегодня понимают создание машиночитаемой базы данных представителей определенной социальной или профессиональной группы с целью получения статичного коллективного портрета, отражающего состояние людей, входящих в исследуемую совокупность.
На основе сохранившихся формулярных списков и аттестатов о службе чиновников тюремного отделения Пермского губернского правления (ГАПК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 217-403) была создана база данных «Тюремные служащие Пермской губернии в начале XX века». В настоящий момент просмотрено 76 дел (41 %), в базу внесены биографические данные 40 чиновников. Малое количество выявленных формулярных списков (почти в два раза меньше числа изученных дел) связано с тем, что, как выяснилось, из 187 сохранившихся
Ведомости уголовно-исполнительной системы № 1/2019
дел о службе значительная часть принадлежит вольнонаемным писцам, фельдшерам и медсестрам, которые не являлись государственными служащими. Их личные дела, соответственно, не содержат необходимого объема социально значимых сведений. Нередко в деле - только прошение об устройстве на службу и об увольнении с нее по домашним обстоятельствам. Кроме того, не были занесены в базу обнаруженные формулярные списки тюремных врачей и священников в связи с тем, что духовенство и доктора относятся к принципиально иным социальным группам.
Настоящая база данных, несмотря на сравнительно небольшой охват персоналий, вполне подходит для того, чтобы нарисовать первые штрихи коллектив -ного портрета чиновника пенитенциарного ведомства в провинции. Разумеется, количественные методы не являются панацеей и выводы, полученные в ходе исследования, не будут исчерпывающими и объективными. Более того, они окажутся трижды субъективными. Во-первых, выводы зависят от структуры формулярного списка (аттестата), который разрабатывался для практических нужд, а вовсе не как специальный статистический инструментарий. Во-вторых, какие-то сведения намеренно или по невнимательности делопроизводителя в список не вносились. И в-третьих, сам исследователь, формируя графы базы данных, может упустить какие-то значимые элементы. В то же время метод просопографического исследования более аргументирован и точен, чем традиционный подход к источнику.
В просопографической базе данных «Тюремные служащие Пермской губернии в начале XX века» подавляющее большинство чиновников (74 %) относятся к руководству тюремных учреждений: начальники (17 %), смотри-
59
тели (17 %), помощники начальников пенитенциарных учреждений (40 %). На втором месте - сотрудники канцелярий (26 %): секретарь (3 %), заведующий делопроизводством (3 %), помощники делопроизводителя (6 %), канцелярские служители (14 %). У 13 % чиновников последняя достигнутая должность в формулярном списке не указана.
Один из обязательных пунктов любого формулярного списка - сословное происхождение, тем не менее у 10 % тюремных служителей оно в список не занесено либо указано слишком расплывчато - из податного сословия (5 %). Самым многочисленным сословием, из которого происходила пенитенциарная администрация, являлось крестьянство (31 %), на втором месте шло дворянство (22 %), причем у 11 % тюремных чиновников уточнялось происхождение из потомственных дворян. Большинство потомственных дворян заняли должности начальников и смотрителей, лишь один остался помощником начальника. Среди канцелярских чиновников потомственных дворян нет. Таким образом, можно предположить, что в начале XX века, несмотря на модернизацию страны, для занятия руководящей должности в полиции привилегированное сословное положение по-прежнему играло определенную роль. В то же время в силу недостаточного престижа тюремной службы даже среди начальников и смотрителей тюрем дворянство и обер-офицерство составляло чуть менее половины чиновников. 55 % руководителей тюрем происходили из податных сословий.
Кроме дворянства и крестьянства среди тюремных чиновников была велика доля мещан (22 %), обер-офицер-ских детей и почетных граждан (11 %). Вместе с высоким процентом дворян это явно говорит о преобладании сре-
ди чиновников выходцев из городской среды. И наконец, 8 % тюремных чиновников составляли дети священнослужителей.
Рассуждая о социальном аспекте тюремной администрации, нельзя ограничиться сословным происхождением. Начиная с 1861 года в стране активизировались модернизационные процессы, и все сословия, включая дворянство, к началу XX века сильно маргинализи-ровались. Так, пролетарий, в том числе потомственный, продолжал числиться крестьянином, а мещанин, напротив, купив недвижимость в городе, мог продолжать заниматься земледелием. Привилегии дворянства были существенно урезаны. В этой ситуации одного сословия явно недостаточно, чтобы в полной мере раскрыть социальный облик чиновника.
В качестве другого показателя для понимания социальной страты, которую занимали служители тюремного отделения, может быть использовано образование. На его низком уровне настаивают многие авторы. Лучшее образование (среднее) имел лишь один чиновник - П. И. Ильин-Адаев, начальник Пермской тюрьмы. Он окончил не только Казанскую училищную семинарию, но и миссионерские курсы при Казанской духовной академии. 8 % служащих имели не оконченное в реальных училищах среднее образование. Городские, уездные и юнкерские училища, которые, как и шесть классов среднего учебного заведения, давали право для поступления на государственную службу, окончили 39 % руководителей. 11 % учились в таких заведениях, но не сумели окончить курс. 19 % чиновников имели за плечами только начальное образование. Наконец, 19 % и вовсе нигде не учились, ограничившись домашним воспитанием. Таким образом, учитывая, что прак-
60
vedomosti.fsin@list.ru www.or.fsin.su
тически половина чиновников, даже по меркам своего времени, не имели образования для производства в первый классный чин без экзамена, не говоря уже о среднем или высшем образовании, образовательный уровень тюремных чиновников приходится признать достаточно низким.
Из архивных данных мы также имеем сведения о вероисповедании тюремных чиновников, среди которых лишь один католик и у одного вероисповедание не указано. Остальные - православные (97 %). Обращает на себя внимание, что, несмотря на значительное число мусульманского населения (5,6 % мужчин в губернии по переписи 1897 года) [3], ни одного представителя этой конфессии среди чиновников обнаружено не было. Можно предположить, что мусульманская община находилась в несколько напряженных отношениях с официальной властью.
Известно семейное положение 38 чиновников тюремного отделения. Подавляющее большинство (76 %) были женаты. В среднем на каждого женатого чиновника приходилось 1,4 ребенка. Почти половина женатых тюремных служителей были бездетны. Однако нужно иметь в виду, что в дела о службе сведения о детях вносились достаточно халатно. Вполне вероятно, что в действительности детей у чиновников было больше. Только 14 % женатых служащих имели четверых и более детей. В остальных семьях было один-два ребенка.
25 % тюремных служителей начали свою карьеру за пределами Пермской губернии: в Варшавской, Волынской, Вятской, Санкт-Петербургской Семипалатинской, Томской, Уфимской и Харьковской губерниях. Данная ситуация свидетельствует о возросшей горизонтальной мобильности российского чиновничества, которое в поисках луч-
Ведомости уголовно-исполнительной системы № 1/2019
шей карьеры мигрировало из западных губерний на Урал, где опытных кадров всегда не хватало.
Подавляющая часть чиновников (63 %) начинали свою службу в иной сфере, нежели тюремное ведомство. Это сильно отличает тюремную администрацию от полиции, где большинство сразу же поступали в полицейские управления. Вообще, согласно формулярам, 35 % сотрудников тюрем чередовали службу в тюремном ведомстве и полиции. В действительности этот показатель был еще выше, так как некоторые, как, например, пермский уездный исправник Г. В. Кадомцев, могли переходить в полицию уже после службы по тюремному ведомству, что не находило отражения в формулярном списке, оставшемся в тюремном отделении. Кроме этого, будущие пенитенциарные чиновники начинали свою карьеру в окружном суде, губернских присутствиях, почтовых отделениях, казенных палатах, экспедиции о ссыльных, гарнизонном батальоне и даже в родовспомогательном отделении.
Средний возраст начала службы в Пермской губернии, по сведениям 27 формулярных списков, где указаны даты рождения и начала службы, составлял 28 лет. При этом 30 % тюремных служителей начали свою службу в возрасте до 21 года включительно. Самым старым «новобранцем» был 56-летний канцелярский служитель тюремного отделения Пермского губернского правления Н. Г. Бахарев.
Показателем эффективности работы чиновника в некоторой степени могли бы служить благодарности губернатора. Однако всего ее были удостоены пятеро (13 %) тюремных служителей. Причем двое из них имели по две благодарности за свою службу в полиции. А служивший всю жизнь по тюремному ведом-
61
ству В. П. Гумберт имел благодарность губернатора не за выполнение прямых обязанностей, а за задержание вора. Лишь двое тюремных руководителей, К. И. Иванов и П. И. Ильин-Адаев, удостоились благодарности за свою службу в местах лишения свободы. Таким образом, в отличие от полицейских тюремные чиновники были практически лишены подобного рода поощрений. Это, разумеется, не значит, что они работали в несколько раз хуже, просто их работа менее обращала на себя внимание администрации.
Чиновники относительно часто продвигались по карьерной лестнице. В среднем на каждого из них приходилось 1,4 перемещения. Помимо продвижения по вертикали чиновники перемещались географически, в пределах губернии. Среднее количество горизонтальных переводов для чиновников составило 0,8. При этом большинство тюремных служителей (78 %) совершенно не переводились в другие города и уезды Пермской губернии.
Отражением вклада в тюремное дело могут выступать также ордена, медали и другие знаки отличия. Большинство (80 %) орденов не имели, 18 % были удостоены всего одного ордена - Святого Станислава 3-й степени. И лишь начальник Пермского исправительного арестантского отделения В. П. Гумберт имел два ордена.
Из всех тюремных чиновников точная дата оставления службы в Пермской губернии известна лишь у 73 %. Большинство из них оставили ее по собственному желанию (27 %). В связи с переводом в другие губернии и в МВД службу оставили 24 %. По болезни
вышли в отставку 13 %. Среди причин увольнения также фигурирует оставление за штатом, смерть, преступления. При этом в связи с нахождением под следствием было уволено всего 7 % чиновников.
Можно сделать вывод, что тюремный чиновник конца XIX - начала XX века - это человек, происходивший, как правило, из податных слоев городского населения. В большинстве случаев он имел лишь начальное или домашнее образование. Не имел опыта работы, так как в тюремные учреждения государственные служащие рекрутировались из других институтов, подведомственных МВД и Минюсту, прежде всего из полиции. Провинциальный чиновник принадлежал к православной конфессии, был женат, но либо не имел детей вообще, либо имел одного-двух. Хотя тюремная служба часто не позволяла получать благодарности и премии, она, в отличие от полицейской, предоставляла представителям всех сословий простор для карьерного роста вплоть до начальника тюрьмы. Число правонарушителей или уволенных по другим неблаговидным поводам из тюремного ведомства было невелико. Ф
1. Гернет М. Н. История царской тюрьмы. Т. 4. М., 1962.
2. Брылева Е. А. Особенности правового статуса пенитенциарных служащих в конце XIX - начале XX века // Вестник Пермского института ФСИН России. 2017. № 4. С. 10.
3. Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. / под. ред. Н. А. Тройницкого. Вып. 31. Пермская губерния. СПб., 1904. С. 93.
62
vedomosti.fsin@list.ru www.or.fsin.su
