CC BY
22
Н. Н. Старикова (Москва)
Словенский роман 2000-2010 гг. как отражение политических и социокультурных трансформаций
В статье рассматриваются два словенских романа начала XXI в.: «Король грохочущих духов» М. Маццини и «Югославия, моя страна» Г. Войновича, содержание и проблематика которых свидетельствуют о возобновлении интереса прозаиков к таким общественно значимым, резонансным явлениям национальной истории, как эпоха Й. Б. Тито и последствия распада его империи.
Ключевые слова: словенский роман, общественно-политические трансформации, социокультурный контекст, аутентичность.
Первое десятилетие нынешнего тысячелетия стало для Словении важным этапом развития. Страна пережила несколько смен правительств, экономический кризис, вышла на международную арену, стала членом Евросоюза. И, естественно, столкнулась с целым рядом проблем, вызванных коренными изменениями в политической, общественной и социокультурной жизни. Отмена цензуры, давление законов рынка, перестройка отношений государства, общества и культуры, столкновение стремления к национальному самоутверждению с процессами глобализации — все это сказалось как на социокультурной ситуации, так и на бытовании литературы и всей литературной инфраструктуры Словении.
Обретению государственной самостоятельности словенцев предшествовал почти тысячелетний путь, на протяжении которого языку и литературе как главным средствам конституирования национального самосознания придавалось особое значение. После провозглашения независимости в Словении сложилась парадоксальная ситуация: новоиспеченное государство перестало рассматривать художественную печатную продукцию как инструмент национальной самоидентификации и переадресовало эту обязанность частному издателю. Политические и экономические трансформации запустили механизм саморегуляции национальной литературной системы, движимой необходимостью приспособиться к новым условиям, «встро-
Исследование выполнено при поддержке гранта РГНФ 15-04-00161а.
иться» в глобализированную западную культуру, что способствовало возникновению в стране новой литературной ситуации, развивающейся по законам рынка. Утверждение в общественной жизни принципа плюрализма привело к сосуществованию в словенском культурном пространстве множества эстетических систем. В результате для современной литературной практики Словении характерен небывалый эклектизм, в ней сочетаются самые разнообразные поэтики и дискурсы. При этом литература, с одной стороны, внутренне «демократизировалась», открылась для нового уровня развития, существенно расширила свой репертуар. С другой — в определенной степени утратила свой некогда привилегированный общественный статус и энергетический заряд.
Важные изменения коснулись романного жанра. В ХХ в. в словенском литературоведении сформировалось представление о художественном каноне словенского романа, в основе которого были две главные составляющие — национальная идея и лиризм — и действовал «канонизированный» тип героя, тоскующего по недостижимому. Накануне провозглашения государственности видный литературовед Я. Кос высказал гипотезу о том, что с изменением «социокультурных основ словенства можно ожидать и изменения типичных образцов словенского романа»1, которая оказалась провидческой. Как отмечает в своих работах 2000-х гг. профессор Люблянского университета А. Зупан-Сосич, едва ли не главной особенностью современного словенского романа становится жанровый синкретизм, сочетание разных стилевых потоков, наличие разнообразных жанровых структур внутри отдельного произведения2.
Другой знаковой для словенского романа 2000-2010-х гг. приметой становится возобновление интереса к общественно значимым, резонансным явлениям национальной истории, например, к эпохе Й. Б. Тито и последствий распада его империи, причем с привлечением автобиографического и документального материала. Попытки осмыслить это время делают М. Маццини в романах «Король грохочущих духов» (2001) и «Вычеркнутая» (2014), Г. Войнович в романах «Чефуры — вон!» (2008) и «Югославия, моя страна» (2011), М. Кресе в романе «Страшно ли мне...?» (2012).
Самым популярным у читателя стал, о чем свидетельствует его неоднократное переиздание (2001, 2008, 2011), автобиографический роман Михи Маццини (род. 1961) «Король грохочущих духов». В основу этой книги лег созданный Маццини сценарий фильма «Сладкие сны», удостоенный «Золотой пальмы» на XXII кинофестивале
в Валенсии в 2001 г. Роман получил известность за рубежом, он переведен на английский, хорватский, чешский, итальянский и польский языки. Название произведения отсылает к альбому английской глэм-рок-группы «T.Rex» «King of the Rumbling Spires», пик славы которой пришелся на конец 1960-х — начало 1970-х гг. Быт и реалии социалистической эпохи СФРЮ представлены автором с помощью детской перспективы, одного из традиционных для современных словенских прозаиков художественных приемов, — глазами двенадцатилетнего школьника Эгона Виттори, живущего в Есеницах, в описываемое время крупнейшем центре металлургической промышленности Словении и страны в целом. Выбор повествователя обуславливает юмористическую интонацию повествования, лишенного трагизма и патетики. «Как мы жили при коммунизме и даже смеялись» — именно это заглавие нашумевшей книги 1991 г. хорватской писательницы и публицистки С. Дракулич (род. 1949), по мнению критика Г. Трохи, отражает главную мысль романа Маццини3. Однако сам автор не вполне с ним согласен: в статье «Словению может спасти только смех» он изменяет смысловой акцент приведенного высказывания: «Мы пережили коммунизм, потому что смеялись»4. Такая формулировка более точно передает авторский замысел. Благодаря комизму характеров и ситуаций многие проблемы, с которыми герой сталкивается в семье и школе, выглядят менее устрашающе. Хотя проблемы эти весьма серьезны. Не случайно в качестве эпиграфа к роману выбраны известные строки британского поэта Ф. Ларкина «Они тебя затрахали, твои отец и мать». Мальчик из неполной семьи (в графе «отец» стоит прочерк) испытывает серьезное давление со стороны властной и одновременно инфантильной матери, страстной поклонницы звезд Голливуда Ланы Тёрнер и Пола Ньюмана, и бабушки, из которой страх пережитого в Первую мировую войну сделал религиозную фанатичку. Мать и дочь не слишком ладят между собой, американские фильмы для одной и Священное писание для другой — единственный способ уйти от безысходной и нищей повседневности. Настоящим ударом для госпожи Виттори становится на первый взгляд смешной случай: на уроке биологии ее сын, сидящий дома на одной картошке, нечаянно съедает учебное пособие — кусочки мяса из чашки Петри. Впрочем, не слишком сытое детство не мешает Эгону жить нормальной жизнью подростка: он влюбляется в одноклассницу Майю и пытается, как может, защитить ее от грязных посягательств учителя физкультуры. Как у многих тинейджеров, главным его увлечением становятся пластин-
ки, а главной мечтой — настоящий проигрыватель. Днем парнишка читает газету «Коммунист», а ночью слушает «радио Люксембург» и восхищается рок-группами «T.Rex», «Slade», «Steppenwolf», «Pen-tagle», «Increadible Sting Band». Атмосферу 1970-х в романе создает широко представленный визуальный ряд — фотографии из семейного альбома, рекламные плакаты кинофильмов и эстрадных исполнителей, обложки пластинок, выдержки из газетных статей, фотографии Й. Б. Тито («Тито после охоты», «Тито читает прессу», «Тито с фотоаппаратом», «Тито за станком», «Тито за роялем» и т. д.), вырезки из популярного эротического журнала «Адам и Ева», снимки ставшего символом своего времени югославского малолитражного автомобиля «Застава 750» и т. д. Металлургический комбинат в Есе-ницах — градообразующее предприятие, на котором работают выходцы из всех республик и краев федерации, звуку его фабричного гудка подчинен весь уклад жизни горожан. Обстановка многонационального города для мальчика, увлеченного рок-музыкой, ярче всего проявляется в том, какой музыкальный фон сопровождает его каждый день, — пестрая «мешанина из севдалинк*, сербского коло и словенской польки»5. Растиражированный образ «отца нации» — непременный атрибут тогдашней югославской жизни: Тито смотрит на своих подданных с многочисленных плакатов, кино- и телеэкранов, газетных страниц, напоминает о себе огромными надписями «НАШ ТИТО», выложенными вдоль железнодорожного полотна. Впрочем, первая ассоциация с лидером Движения неприсоединения связана у героя с фразой его дядюшки Винко, бывшего партизана, после войны ставшего дальнобойщиком, который хвалился, что у него «по бабе в каждом городе — столько у самого Тито нет»6. У самого Тито! У того, кто «построил столько больших домов и взял столько больших кредитов»7. Поэтому маленький Эгон, глядя на властное бритое лицо, каждый раз с чувством гордости вспоминает своего дядюшку. Еще герою очень нравилось, что глава государства, находясь с официальными визитами на Кубе, в Корее, Нигерии или Мозамбике, никогда не забывал о своих гражданах — на кадрах кинохроники «он всегда оборачивался и махал нам рукой»8. Правда, даже после школьных политинформаций, посвященных двум главным завоеваниям югославского социализма: самоуправлению и Движению неприсоединения, обуславливающим особое положение Югославии на мировой арене, пытливому мальчику не был до конца ясен внеш-
Севдалинка — традиционная боснийская любовная песня.
неполитический курс, избранный Тито: «Я обратил внимание, что неприсоединение делало нас похожими на африканские и латиноамериканские страны, не зря же Тито так нравилось носить белые костюмы и соломенные шляпы»9. Однако титовская Югославия и правда отличалась от большинства других стран социалистического содружества, в частности тем, что ее гражданам разрешалось ездить в соседнюю капиталистическую Италию за покупками. Даже школьникам. Эти поездки всем классом, напоминавшие «легендарные партизанские походы, которые мы проходили на уроках, только без снега и мороза»10, оставили в памяти мальчика неизгладимый след. Заграницы он побаивался. Сразу после войны сестра матери, тетка Юлия, работавшая на вокзале уборщицей, нечаянно оказалась в Западной Германии (не успела вовремя выйти из вагона, который убирала). Через три дня ее благополучно депортировали обратно, но на родине она тут же угодила в объятия тайной полиции и едва не была посажена в тюрьму за шпионаж. Но в итальянской Горице в маленьком магазинчике «Old Swan» можно было найти пластинку «Penta-gle» и с помощью друга Фрица, ибо своих сбережений не хватало, купить ее. И это пересилило страх. Вообще же сценарий шоппинга был продуман до мелочей. Одноклассники Эгона, счастливые обладатели полноценных карманных денег, одетые в разваливающиеся сандалии, допотопные юбки и заштопанные штаны, благополучно миновав таможню, устремлялись в центральный универсам. Посетив первым делом туалет, где из укромных мест извлекалась тщательно спрятанная заначка, молодежь бросалась покупать джинсы, майки и кроссовки, тут же все это надевала, оставляя свои обноски «загнивающим капиталистам». Апофеозом счастья и главным доказательством пребывания гражданина СФРЮ за границей становился пакет с бананами, «чудесными, тающими во рту плодами, которые, к сожалению, не растут при социализме»11.
В финале герой все же становится счастливым обладателем проигрывателя, этого «символа самостоятельности и взрослости»12. И никакие появившиеся позднее кассетные магнитофоны и CD-плееры с ним сравниться не смогут. Успех книги Маццини во многом обусловлен интонацией — одновременно эмпатической и ироничной, — с которой автор рассказывает не только о юности своего героя, но и о стране, в которой эта юность проходила и которой больше нет на карте.
Иной, более трагический взгляд на крах СФРЮ и его последствия характерен для Горана Войновича (род. 1980), выпустившего в 2011 г. свой второй роман «Югославия, моя страна». В прошлом ба-
скетболист, ныне дипломированный кино- и телережиссер боснийского происхождения, снявший несколько документальных фильмов, журналист и кинокритик, в 2008 г. он буквально ворвался в словенскую литературу с острозлободневным романом «Чефуры — вон!». В «Югославии.» едва ли не первым в словенской прозе Войнович обращается к самой «болевой» точке недавней истории — распаду многонациональной империи Тито, сопровождавшемуся военными конфликтами. Уже в самом названии содержится некий провокационный элемент — словосочетание «моя страна» взято автором из словенского рекламного слогана, популярного в 1980-е гг. Желтый рекламный плакат с изображением липового листа — устойчивого архетипа словенской культуры — и словами «Словения, моя страна» служил тогда средством привлечения внимания к туристическим красотам самой северной республики СФРЮ. Прототипами героя романа стали, по признанию автора13, дети военных Югославской народной армии, с которыми он подружился, отдыхая на побережье Хорватии. В июне 1991 г. их семьи внезапно покинули Пулу.
Действие романа развивается в двух временных пластах — в 1991 и 2008 г. Владан Бороевич, живущий в Любляне, из Интернета неожиданно узнает, что его отец, бывший офицер ЮНА, 17 лет считавшийся погибшим, жив и в настоящее время разыскивается гаагским трибуналом как военный преступник. Именно он, Неделько Бороевич, 13 ноября 1991 г. отдал Третьему корпусу приказ уничтожить боснийскую деревню Вишничи со всеми ее жителями. Бо-роевич-младший устремляется на поиски отца. Это путешествие по бывшим республикам СФРЮ, ныне независимым государствам, невольно возвращает его к воспоминаниям детства. До июня 1991 г. семья Бороевич была типичной благополучной югославской семьей — серб из Нови-Сада и словенка из Любляны жили в курортной Пуле в хорошей квартире, отец неплохо зарабатывал, пользовался уважением сослуживцев. Когда внутриполитическая ситуация в стране обострилась, всех кадровых военных срочно вызвали в Белград. Жить там было негде (номер 211 в белградском отеле «Бристоль», хорошо запомнившийся одиннадцатилетнему мальчику, был оплачен командованием только на неделю), и глава семьи отправил жену с сыном к своей дальней родне в Сербию. В тесной новисадской квартире уже толпились другие беженцы, и Душа Бороевич приняла решение вернуться к родителям в Любляну. Югославия распалась, мать и сын стали гражданами независимой Словении, контакты с отцом прервались. Потом ребенку сказали, что он погиб. Одиночество в чу-
жом городе, непонимание и нечуткость матери, которая устраивала свою судьбу, психологическая травма, нанесенная известием о смерти отца, — все это заставило мальчика замкнуться, возвести стену между собой и реальностью. И главные вехи его жизненного пути — учеба на философском факультете Люблянского университета, роман с девушкой Надей — лишь формально привязывают Владана к окружающей действительности, не нарушая его глубокой душевной апатии. Известие об отце застает его врасплох и одновременно выводит из анабиоза.
Странствие по Балканам становится для героя чередой встреч с теми, кто был свидетелем и участником трагических событий первой половины 1990-х гг., обитающими ныне на периферии некогда единого югославского пространства — в боснийской деревне, но-висадской многоэтажке, словенской глубинке. Время для многих из этих людей остановилось: они, плоть от плоти 20-миллионной страны, не могут смириться не столько с самой ее гибелью, сколько с ужасающими подробностями ее трагической агонии, унесшей в братоубийственных конфликтах тысячи жизней. Герой находит своего отца — в Вене он встречается с генералом Бороевичем, скрывающимся там, как и многие другие военные преступники, под чужим именем. Немолодой человек, живущий прошлым («Армия была моей жизнью. Я сам был армия. Я верил в нее, как другие верят в Бога. верил в эту страну.»14), ничем не напоминает Владану того сильного и обаятельного мужчину, который обещал покатать их с мамой на лодке до Бриони, часто напевал хиты Томы Здравковича и покупал сыну бонусные машинки в универмаге. Разговор мучителен для обоих, спасением в этой ситуации становится алкоголь. Выпив, Владан уходит, не оборачиваясь. Через несколько месяцев ему сообщат, что его отец в венской квартире покончил с собой.
В ответе ли сыновья за грехи своих отцов? Внутренний монолог, в котором герой вновь переживает детали последнего свидания, свидетельствует о том, что у Войновича, как и у многих других, начиная с авторов античных трагедий, на этот вопрос нет однозначного ответа. «Генерал Бороевич не защищался от моих нападок, не отвечал ударом на удар. Он играл роль слабой, невинной жертвы, стремясь вызвать у меня незаслуженную жалость [.] Он впивался в меня своими, так похожими на мои, глазами, и в них был немой вопрос: почему я, его сын, не на его стороне, почему не хочу выслушать его версию. Его проклятую, лживую, грёбаную, манипуляторскую версию [.] А мне было стыдно, потому что втайне я желал, чтобы эта версия от перво-
го до последнего слова оказалась правдой, ибо с самого начала мое подсознание стремилось понять и оправдать моего отца»15. Неделько Бороевич, ставший палачом, вырос в семье жертвы — вся семья его отца — 11 человек — была вырезана усташами в 1942 г. Владан Бороевич, сын палача и внук жертвы, не может избавиться от чувства, что он причастен к тому, что случилось с его предками и с его отцом.
Ностальгия героя Войновича по Югославии — ностальгия не по стране, а по детству и его счастливой безмятежности. В этом детстве были веселые размахивания триколорами и титовками в День республики и азартные спортивные эстафеты в День молодежи, были увлекательные игры не знавших национальных различий пацанов из смешанных семей на пляже югославской Адриатики, была атмосфера братства и дружелюбия. Один из персонажей романа, автомеханик Энес, вспоминая былые времена, с юмором рассуждает о «чистоте» расы: «В бывшей Юге* мы, боснийцы, в основном вставляли [...] Вы-то молодые, и понятия не имеете, что половину всех этих янезов, иванов и йованов, что сейчас шляются по Балканам, настрогали какие-нибудь Муйо или Сульо»16. Для передачи колорита речи «балканских» персонажей автор использует легкий «грим» — отдельные сербские, хорватские и боснийские слова, иногда грамматические конструкции и глагольные связки. Ритм и динамика развития сюжета, как и в дебютном произведении, напоминают стилистику киносценария.
В произведении Войновича распад Югославии и распад семьи Бороевич не просто взаимосвязаны, эта параллель показывает, как политические и националистические амбиции ломали жизни простых людей, лишали их родины.
Два представленных выше романа дают некоторую надежду на то, что литература Словении, прошедшая вместе с независимым государством через период преобразований, в XXI века вновь возвращается к осознанию своей гражданской функции, к критическому взгляду на историю и современность.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Kos J. Teze o slovenskem romanu // Literatura. 1991. № 13. S. 50.
2 См.: Zupan Sosic A. Zavetje zgodbe. Ljubljana, 2003.
Юга (разг. словен., серб., хорв.) — Югославия.
3 Troha G. Uvod // Mazzini M. Kralj ropotajocih duhov. Ljubljana, 2001. S. 2.
4 Цит. по: [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.siol. net/priloge/kolumne/miha_mazzini/2013/12/slovenijo_lahko_resi_le_smeh. aspx.
5 Mazzini M. Kralj ropotajocih duhov. S. 46.
6 Ibidem. S. 23.
7 Ibidem. S. 41.
8 Ibidem. S. 94.
9 Ibidem. S. 191.
10 Ibidem. S. 193.
11 Ibidem. S. 261.
12 Zupan Sosie A. Na pomolu sodobnosti ali o knjizevnosti in romanu. Maribor, 2011. S. 176.
13 Bukla. № 72-73. 23.11.2011 [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.bukla.si/?action=clanki&article_id=1642&cat_ id=1&limit=12&page=3
14 Vojnoviс G. Jugoslavija, moja dezela. Ljubljana, 2012. S. 261.
15 Ibidem. S. 264.
16 Ibidem. S. 21.
N. N. Starikova
Slovenian novel of 2000-2010 as reflection of political and socio-cultural
transformations
The article deals with two Slovenian novels of the beginning of the 21st century, namely «The king of rumbling ghosts» by M. Mazzini and «Yugoslavia, My Fatherland» by G. Vojnovic, the content and problematics of which indicate rebirth of the novelists' interest to such important and headline-making events as the epoch of J. B. Tito and the consequences of the break-up of his empire. Key words: Slovenian novel, socio-political transformations, socio-cultural context, authenticity.
